Лекция: История России с древнейших времен до 1861 года 37 страница
Основную массу непривилегированных (податных) сословий составляли крестьяне трех основных категорий: государственные (или казенные), владельческие (помещичьи) и удельные (принадлежавшие царской фамилии).
Помещичьи крестьяне были самой многочисленной категорией. Перед отменой крепостного права их насчитывалось 23,1 млн. человек обоего пола, в том числе 1467 тыс. дворовых и 543 тыс. приписанных к частным заводам и фабрикам. Удельный вес крепостных крестьян составлял в то время 37% ко всему населению империи. Основная масса крепостных крестьян проживала в центральных губерниях, а также в Литве, Белоруссии и на Украине, где они составляли от 50 до 70% населения. Совсем не было крепостных крестьян в Архангельской губернии, а в Сибири их насчитывалось всего 4,3 тыс. чел., в основном дворовых. Крепостные крестьяне фактически находились в полной зависимости от владельцев, которые могли сдавать их без очереди в рекруты, ссылать в Сибирь, наказывать («без увечья»), отнять у них все их достояние, а самих крестьян продавать, дарить, закладывать в кредитные учреждения, передавать по наследству. Словом, крепостное право в России превратилось в вещное право и достигло такого развития, что мало чем отличалось от рабства.
Положение государственных крестьян было несколько лучше, чем помещичьих. Они принадлежали казне и назывались «свободными сельскими обывателями». В составе государственных крестьян находились и однодворцы потомки служилых людей, размещенных главным образом в Курской, Орловской и Воронежской губерниях, где находились охраняемые ими засечные черты. Уже при Петре I на них наложили подушную подать и заставляли отбывать рекрутскую повинность, а при Николае I у них отобрали принадлежавшие им 23 тыс. д. м. п. крепостных крестьян, но своими земельными участками они продолжали владеть на правах собственности. Всех категорий государственных крестьян по 10-й ревизии (1857) насчитывалось около 19 млн. человек обоего пола. Основная масса государственных крестьян была сосредоточена в северных и центральных губерниях России, на Левобережной и Степной Украине, в Поволжье и Приуралье. Помимо подушной подати государственные крестьяне платили еще и денежный оброк в казну. Ранее их могли путем «пожалований» перевести в разряд помещичьих. Александр I хотя и прекратил с 1801 г. практику раздачи казенных крестьян в частные руки, но не оградил от других форм закрепощения: перевода в военные поселяне, передачи в удельное ведомство. В Литве, Белоруссии и на Правобережной Украине сотни тысяч государственных крестьян были сданы в аренду. Арендаторы широко практиковали в своих имениях барщину и эксплуатировали этих крестьян не менее жестоко, чем помещики своих крепостных.
«Промежуточное» положение между государственными и владельческими занимали удельные крестьяне. Это бывшие дворцовые крестьяне, которые с 1797 г. получили название удельных, когда был создан для управления ими Департамент уделов. С 1800 по 1858 г. численность удельных крестьян возросла с 467 тыс. до 838 тыс. д. м. п. «Удельные крестьяне, — говорилось в законе, — находятся в том же отношении к императорской фамилии, как помещичьи к помещикам». Помимо уплаты подушной подати, отбывания рекрутчины и других государственных повинностей, удельные крестьяне платили также оброк в пользу императорской фамилии за предоставленные им в пользование наделы.
Другим податным сословием были мещане — лично свободное (бывшее посадское) население городов, обязанное платить подушную подать, отбывать рекрутчину и прочие денежные и натуральные повинности. Сам термин «мещане» официально был принят в 1775 г. и произошел от польского слова «място» (город). В 1811 г. мещан числилось 703 тыс., а в 1858 г. — 1890 тыс. обоего пола. Не все принадлежавшие к этому сословию жили в городе. Выкупившиеся на волю крестьяне, желавшие перейти в сословие мещан, обязывались приписаться к какому-либо уездному городу, но обычно они продолжали проживать в своем прежнем селении.
Существенное место в социально-сословной структуре населения России занимали казачество и разночинцы. Казачество составляло военизированную категорию, в которой все мужское население в возрасте с 18 до 50 лет считалось военнообязанным, составляя иррегулярную конницу. Несение военной службы освобождало казачество от рекрутчины, подушной подати и других повинностей. По закону каждая «ревизская душа» (м. п.) получала надел в размере 30 десятин. Однако эта норма, особенно в старых, более густо заселенных казачьих округах, не соблюдалась. В первой половине XIX в. казачество состояло из Донского, Черноморского, Терского, Оренбургского, Уральского и Сибирского войсковых округов.
Термин «разночинец» появился в начале XVIII в. Тогда к таковым относили «разных чинов» людей, составляющих особую служилую группу населения, лично свободную, но не принадлежавшую ни к податным, ни к привилегированным сословиям. В первой половине XIX в. разночинец — это в первую очередь образованный интеллигент, выходец из мещанства, духовенства, деятель науки, литературы и искусства. К середине XIX в. разночинцев в России насчитывалось 24 тыс. человек м. п. Отметим, что не все разночинцы — «деятели передового общественного движения». Подавляющая их часть верно служила престолу.
2. КРИЗИС КРЕПОСТНИЧЕСТВА
В первой половине XIX в. Россия продолжала оставаться преимущественно аграрной страной с экстенсивным характером развития земледелия. С 1802 по 1860 г. посевная площадь возросла с 38 до 58 млн. десятин (на 53%), а валовые сборы хлебов — со 155 до 220 млн. четвертей (на 42%, в одной четверти насчитывалось от 7 до 10 пудов). Если учесть и естественный прирост населения, то в расчете на 1 душу количество производимых хлебов оставалось почти на одном уровне.
Господствующей системой земледелия было традиционное трехполье яровые, озимые, пар. В северных губерниях страны при обилии лесных угодий и недостатке пахотных земель существовала подсечно-огневая система земледелия в соединении с трехпольем. Трудоемкость работ при подсеке вознаграждалась высокой урожайностью без внесения удобрений в течение 3 6 лет: она была в 7 раз выше, чем на обычных землях. Затем по мере истощения отведенного под подсеку участка он использовался для сенокоса, а позже снова запускался под лес. В южных степных районах с обширными земельными пространствами и относительно редким населением применялась залежно-переложная система, когда земля в течение нескольких лет подряд использовалась под пашню без внесения удобрений, а затем «запускалась» под залежь на 15 — 20 лет.
Среди сельскохозяйственных культур преобладали «серые» хлеба: рожь, ячмень, овес. В центрально-черноземных губерниях, в Среднем Поволжье и в южной степной полосе значительный удельный вес составляли посевы пшеницы, которая в большей своей части шла на продажу. С 40-х годов XIX в. в центральных губерниях расширяются посевы картофеля, а в южных — посевы сахарной свеклы, использовавшейся на сахарных заводах.
Важнейшей отраслью сельского хозяйства являлось животноводство. Оно носило преимущественно «натуральный» характер, т. е. скот разводился главным образом «для домашнего употребления», а не на продажу. Товарное животноводство имело место в Ярославской, Костромской, Тверской, Вологодской и Новгородской губерниях.
В первой половине XIX в. расширяются посевы технических культур (льна, конопли, табака и пр.), вводится плодосменная система с травосеянием, заменяющая традиционное трехполье. Внедряются технически более совершенные сельскохозяйственные орудия и механизмы — молотилки, веялки, сеялки, жатки. Некоторые нередко конструировали крестьяне-самоучки. Государство через общества сельского хозяйства, устройство выставок, издание агрономической литературы поощряло введение этих новшеств.
Применялся и наемный труд в земледелии. По данным статистики 50-х годов XIX в., на сельскохозяйственные работы уходило 700 тыс. человек, преимущественно в южную степь, в Заволжье, частью в Прибалтику.
Расширялись аренда и покупка земли крестьянами. К середине XIX в. среди государственных крестьян насчитывалось 268 тыс. земельных собственников, в среднем на каждого приходилось по 4 дес. купленной земли. Помещичьими крестьянами только в девяти центральных губерниях было приобретено (на имя помещиков) до 270 тыс. десятин. Около 140 тыс. десятин купленной земли принадлежало 17 тысячам удельных крестьян.
В конце XVIII — начале XIX в. формируются очаги торгового земледелия: в степной части юга России и в Заволжье складываются районы зернового хозяйства и тонкорунного овцеводства, в Крыму и в Закавказье — центры виноградарства и шелководства, в нечерноземных губерниях — районы торгового льноводства, коноплеводства, хмелеводства, а около крупных городов и промышленных центров — торговое огородничество. Крупным центром торгового огородничества являлся Ростовский уезд Ярославской губернии. Пойменные земли около озера Неро вблизи Ростова стали «колыбелью русского огородничества». В Богородском и Бронницком уездах Московской губернии возник район торгового хмелеводства, охватывавший 142 селения. В 40-х годах XIX в. здесь выращивалось до 10 тыс. ц. хмеля, значительная часть которого шла на экспорт. В Московской, Ярославской, Тверской и Нижегородской губерниях возникли центры торгового луководства, табаководства, птицеводства и мясо-молочного хозяйства. Однако удельный вес предпринимательского сельского хозяйства был тогда еще невелик.
Помещичье хозяйство, втягиваясь в товарно-денежные отношения, постепенно теряло свой натуральный характер. С этим было связано и изменение форм феодальной ренты, наметившееся еще в предшествующее время. В центрально-промышленных губерниях накануне отмены крепостного права на оброке находилось 67% помещичьих крестьян, а в губерниях с развитым промысловым отходом (Ярославской и Костромской) на оброк было переведено 80 — 90% крестьян. Наоборот, в земледельческих центрально-черноземных, средне- и нижневолжских губерниях, производивших товарную продукцию, до 80 — 90% находилось на барщине. В целом же за первую половину XIX в. удельный вес барщинных крестьян увеличился с 56 до 71%. Расширение барщины было обусловлено, с одной стороны, ростом производства в помещичьем хозяйстве хлеба на продажу, с другой — еще недостаточным промышленным развитием страны, ее аграрным характером.
Дальнейшее расширение барщинной формы эксплуатации крестьянства в дореформенной России вполне совмещалось с возникновением кризисных явлений в крепостном хозяйстве, что нашло свое выражение в неуклонном падении производительности барщинного труда. По мере превращения крестьянского хозяйства из натурального в мелкотоварное крестьянин, борясь за наиболее благоприятные условия своего хозяйствования, все сильнее тяготился господской работой и откровенно саботировал ее. Помещики постоянно жаловались на «лень» и «нерадение» мужика. Конечно, при трудолюбии русского крестьянина «лень» и «нерадение» он проявлял не к своей, а к господской, подневольной работе. Наиболее дальновидные помещики видели отрицательные стороны подневольного труда, более высокую производительность труда наемного. Но осознание этого еще отнюдь не означало их желания, да и возможности, заменить крепостной труд наемным. На данном этапе, когда рынок рабочей силы был еще узок и наем требовал от помещика значительных затрат, все еще было выгоднее использовать даровой крепостной труд, чем заменить его дорогостоящим наемным.
Помещики изыскивают средства интенсификации барщины: вводят систему «брат на брата» (когда в семье одна половина работников всецело занята на барщине, а другая полностью освобождена от нее), «урочную» систему (т. е. определенные нормы дневной выработки на барщине — «урок»), иногда практикуют частичную оплату барщинных работ или переводят крестьян на «месячину», когда крестьянам, лишенным земельных наделов и обязанным все рабочее время находиться на барщине, выдается плата натурой в виде месячного продовольственного пайка, а также одежда, обувь, необходимая утварь, при этом помещичье поле обрабатывается господским инвентарем. Однако все эти меры интенсификации барщины не могли возместить возраставшие потери от падения производительности барщинного труда.
Серьезные трудности в предреформенные десятилетия переживали и оброчные помещичьи имения. Распространение с конца XVIII в. в нечерноземных губерниях крестьянских неземледельческих промыслов, которые вначале, еще при недостаточном их развитии, оплачивались сравнительно сносно, явилось определяющим фактором перевода крестьян на оброк и стремительного роста его размеров. Возросли тогда и доходы оброчных помещичьих имений. Это было время возведения роскошных помещичьих усадеб. Однако дальнейшее развитие этих промыслов, породившее конкурентную борьбу между ремесленниками, а также рост фабричной промышленности, подорвавшей многие традиционные крестьянские промыслы, привели к сокращению заработков крестьян, что отразилось на их платежеспособности, а следовательно, и доходности помещичьих имений. Дальнейший нажим помещиков на крестьян еще более подрывал платежные возможности оброчной деревни. С 20-х годов XIX в. повсеместно растут недоимки по уплате крестьянами оброка, превышающие в два-три и более раз годовые оброчные оклады.
Некоторые помещики стремятся повысить доходность своих имений, применяя новые методы ведения сельского хозяйства: вводят многопольный севооборот, приглашают из-за границы специалистов-фермеров, выписывают дорогостоящие сельскохозяйственные машины, удобрения, новые сорта семян, улучшенные породы скота и пр. Но это было по плечу только богатым помещикам. Бум «рационализаторства» приходится на 20 — 30-е годы XIX в., когда проявился кризис крепостного хозяйства и «рационализация» его была одной из попыток преодолеть этот кризис. Однако рационализаторские опыты терпели неудачу и еще более разоряли помещиков-«новаторов». Даже прославившееся своими достижениями калужское имение помещика Полторацкого Авчурино, куда другие помещики ездили знакомиться с новыми методами ведения хозяйства, не окупало себя и могло существовать как опытное только потому, что у его владельца были другие имения, работавшие на Авчурино. Но и это «показательное» хозяйство, по словам одного из современников, «исчезло как блестящий феномен в сельскохозяйственном мире, оставив по себе грустные развалины напрасно затраченных трудов и капитала». Попытка помещиков ввести новую агротехнику при сохранении старых, феодальных основ была бесперспективной. Для крестьян это выливалось в усиление феодальной эксплуатации, что обостряло социальные отношения в деревне.
Показателем кризисного состояния помещичьего хозяйства в предреформенные десятилетия явился и рост задолженности помещичьих имений. Еще в конце XVIII в. помещики стали влезать в долги, закладывая свои «крепостные души» в кредитных учреждениях. К началу XIX в. в залоге находилось не более 5% крепостных крестьян, к 30-м годам — уже 42%, а к 1859 г. — 65%. Основная масса помещиков тратила полученные ссуды непроизводительно. К моменту отмены крепостного права долги помещиков государственным кредитным учреждениям составили свыше 425 млн. руб. Они в два раза превысили годовой доход в государственном бюджете.
Кризис помещичьего хозяйства во второй четверти XIX в. в России выражался в том, что дальнейшее его развитие на крепостной основе становилось уже невозможным. Кризис феодализма в России не следует рассматривать как проявление упадка и регресса. Регрессировало и приходило в упадок помещичье хозяйство, базировавшееся на крепостном труде. В целом же и в экономике, и в социальных отношениях несомненны были важные прогрессивные сдвиги, но они происходили на базе не крепостного, а мелкотоварного и капиталистического производства. Чем сильнее разлагалась феодально-крепостническая система хозяйства, тем больше условий создавалось для развития новых производственных отношений. В этом смысле разложение и кризис феодализма следует признать явлением не только закономерным, но и прогрессивным.
3. НАЧАЛО ПРОМЫШЛЕННОГО ПЕРЕВОРОТА
Новый, капиталистический способ производства формировался прежде всего в промышленности. Для России первой половины XIX в. было характерно широкое распространение мелкой, преимущественно крестьянской, промышленности. В сфере обрабатывающей промышленности, изготавливавшей главным образом предметы массового потребления, мелкие крестьянские промыслы по объему продукции в стоимостном выражении занимали господствующее положение. В 50-х годах XIX в. на долю мелких крестьянских промыслов приходилось 4/5 обрабатывающей промышленности.
Многие традиционные крестьянские промыслы, имевшие многовековую историю (ткачество, обработка кож, изготовление домашней утвари, посуды, несложных орудий крестьянского труда, дерево- и металлообрабатывающие), стали интенсивно развиваться в конце XVIII — первой половине XIX в., что обусловливалось ростом общественного разделения труда, углублением хозяйственной специализации отдельных регионов страны и усилением обмена между ними. Крестьянское хозяйство все более утрачивало свой натуральный характер и укрепляло связи с рынком: если раньше предметы домашнего обихода крестьянин изготовлял в своем хозяйстве, то теперь он их стал приобретать на рынке. Возникли и новые виды промыслов: шелкоткачество, изготовление галунов и позументов, орденских лент, кружевное дело во многих селениях Подмосковья, ювелирное дело в селах Красном и Сидоровском Костромской губернии, литографирование лубочных картин в известном владимирском центре иконописания — слободе Мстёра.
Наиболее широкое распространение мелкая крестьянская промышленность получила в центрально-промышленных губерниях России — Московской, Владимирской, Калужской, Костромской, Ярославской, Тверской и Нижегородской, где крестьяне сочетали занятие земледелием с какими-нибудь промысловыми, как местными, так и отхожими. Существовало немало селений и целых промысловых округов, в которых эти занятия играли главную роль в крестьянском хозяйстве, а в крупных торгово-промышленных селах земледелием практически вообще не занимались. В данный период сложилась и промышленная география центрального района России. Такие известные промысловые селения, как Иваново и Тейково Владимирской губернии, Павлово, Ворсма, Богородское, Мурашкино и Городец Нижегородской, Вичуга, Середа, Сидоровское и Красное Костромской, Великое Ярославской, Кимры Тверской, Улома Новгородской, превращались в центры текстильной, ювелирной, металлообрабатывающей и деревообрабатывающей промышленности, формируя вокруг себя промысловые округа. Впоследствии некоторые из них стали центрами крупной фабричной промышленности, в основном текстильной. Характерно, что крестьянские промыслы, равно как и торговое земледелие, возникли главным образом в помещичьей, а не в относительно «свободной» государственной деревне. Все названные здесь торгово-промышленные селения принадлежали крупным помещикам, привилегии и влияние которых обеспечивали их крестьянам защиту от вмешательства государства и своеобразное «покровительство» в промыслах, чего была лишена государственная деревня. Таким образом, феодальный иммунитет служил защитой для крестьянского предпринимательства.
Мелкая крестьянская промышленность являлось базой для становления крупного капиталистического производства в форме мануфактуры: накапливались у посредников-скупщиков (выходцев из той же крестьянской среды) капиталы в результате скупки и перепродажи изделий крестьянских промыслов, готовились кадры обученных рабочих-надомников для мануфактурной промышленности. Из мелких товаропроизводителей-кустарей выделялись представители будущей промышленной буржуазии. Династии известных фабрикантов — Морозовых, Гучковых, Гарелиных, Гандуриных, Рябушинских вышли из крепостных крестьян-кустарей.
Развитие крестьянской промышленности преобразовывало экономический облик деревни и сам быт крестьянина. В промысловых селах интенсивнее шли процессы социального расслоения крестьянства — выделение, с одной стороны, предпринимателей, а с другой — работавших у них по найму односельчан. Крестьяне все более отвлекались от земледелия на промысловые занятия. Об этом свидетельствовал их массовый уход на заработки. В 1826 г. в целом по стране только по долгосрочным паспортам (на срок от полугода до трех лет) уходило 756 тыс. человек, а в середине XIX в. — уже 1,3 млн. Но еще большее число крестьян уходило на заработки по краткосрочным билетам, выдававшимся на срок до четырех месяцев. Промысловый отход служил важным фактором в складывании рынка рабочей силы для промышленности.
Крупная промышленность в первой половине XIX в. в России росла за счет распространения капиталистической мануфактуры, возникавшей на базе мелкой промышленности. Количество предприятий в обрабатывающей промышленности России увеличилось за 1799 — 1825 гг. с 2094 до 5261, а к 1860 г. — до 15 338. В среднем на одно предприятие приходилось по 40 рабочих, хотя некоторые мануфактуры насчитывали сотни и даже тысячи человек. Удельный вес наемных рабочих возрос с 1799 по 1860 г. с 41 до 82%.
Несмотря на рост удельного веса наемного труда, крепостной труд на предприятиях обрабатывающей промышленности вырос в 2,5 раза. Особенно показателен рост числа крепостных рабочих на вотчинных мануфактурах — с 14,7 тыс. до 91 тыс. (в 6 раз). Впрочем, на вотчинных предприятиях применялся и наемный труд на работах, требовавших высокой квалификации. Вотчинная мануфактура проявила способность к адаптации в новых условиях, вызванных изменениями в экономике страны.
Вотчинные мануфактуры основывались в первую очередь там, где существовала возможность использования бесплатных ресурсов собственных имений (сельскохозяйственное сырье, лес, руда и пр.). Помещик в силу менявшейся конъюнктуры мог сокращать производство, сажая своих крепостных рабочих на землю. Кроме того, действовала система покровительственных мер правительства, стремившегося поддержать помещичье предпринимательство: предоставление дешевого кредита и выгодных заказов казны. В вотчинных мануфактурах практиковалась частичная денежная оплата крепостным рабочим (помимо оплаты натурой, предоставления усадьбы и сенокосов).
Горнодобывающая промышленность базировалась преимущественно на принудительном труде как вотчинных, так и посессионных рабочих. В этой сфере промышленности накануне отмены крепостного права было занято более 540 тыс. д. м. п. В конце XVIII — начале XIX в. значительная часть выплавляемого в России металла шла на экспорт (главным образом, в Англию). Быстрый рост английской металлургической промышленности и падение в связи с этим экспорта металла из России сказались и на резком снижении темпов роста русской металлургии.
В целом же в России в первой половине XIX в. промышленное развитие существенно опережало сельскохозяйственное. Рост промышленности в значительной степени стимулировался и тем, что в то время не было кризиса перепроизводства, ибо потребности рынка превышали возможности промышленности.
Первая треть XIX в. характеризуется дальнейшим ростом капиталистической мануфактуры, а вторая треть — началом перехода от мануфактуры к фабрике. Этот переход связан с промышленным переворотом, воздействующим на техническую (применение системы машин) и социальную (формирование промышленного пролетариата и промышленной буржуазии) сферы. Обе эти сферы находились в процессе постоянного взаимодействия. Начальная фаза промышленного переворота характеризуется созданием материально-технической базы, завершающая — глубокими изменениями в социальных отношениях.
Большинство историков и экономистов относит начало промышленного переворота в России примерно к рубежу 30 — 40-х годов XIX в., а завершение его к рубежу 80 — 90-х годов. Раньше всего этот процесс начался в текстильной промышленности (в первую очередь, хлопчатобумажной), позднее в горнодобывающей. В связи с переходом к машинной технике производительность труда к середине 50-х годов XIX в., по сравнению с началом века, выросла в 3 раза, и на долю промышленного производства приходилось уже свыше 2/3 продукции крупной промышленности.
Важным показателем развития капиталистических отношений являлось формирование новых социальных групп — наемных рабочих и буржуазии. Однако наемные рабочие начала XIX в. существенно отличались от пролетариата конца века. Они были представлены преимущественно помещичьими и государственными крестьянами, ушедшими на оброк, но находившимися в феодальной зависимости и связанными с сельским хозяйством. Такие рабочие подвергались двойной эксплуатации — феодальной (со стороны своего помещика) и капиталистической (со стороны нанявшего его предпринимателя). Помещик в любое время мог вернуть отпущенного на фабрику крестьянина в деревню, посадить его на барщину, перевести в дворовые. Не мог свободно распоряжаться собой и государственный крестьянин, прикрепленный к своему наделу и связанный с общиной. В заработную плату такого рабочего входила оплата не только его прожиточного минимума, но и феодальных повинностей, что удорожало стоимость наемного труда.
Буржуазия тогда также отличалась от буржуазии капиталистической эпохи: в ее составе преобладала торговая буржуазия, представленная гильдейским купечеством и «торгующими крестьянами», получавшими специальные свидетельства («билеты») на право торговли. Формирование промышленной буржуазии в России шло двумя путями: либо купец становился мануфактуристом и фабрикантом, вкладывавшим свой капитал в промышленное предпринимательство, либо мануфактурист и фабрикант вырастал из среды мелких товаропроизводителей, главным образом из среды разбогатевшего промыслового крестьянина. Характерным для того времени было соединение торгового капитала с промышленным: купец, став мануфактуристом и фабрикантом, не прекращал своей торговой деятельности, а вышедший из кустарей крупный промышленник обычно соединял промышленное предпринимательство с торговым делом. Нередко предприниматель являлся по своему положению крепостным крестьянином, и на него так же давила крепостная зависимость, как и на работавших у него по найму помещичьих крестьян. Крепостная зависимость и сословная неравноправность таких разбогатевших крестьян-фабрикантов сильно сковывала их торгово-промышленную деятельность. Поэтому они, как и в XVIII в., продолжали идти на большие материальные жертвы, чтобы выкупиться на волю, приписаться в сословия либо мещан, либо купцов.
Известный фабрикант Савва Морозов выкупился на волю у своего помещика Рюмина в 20-х годах XIX в. за 16 тыс. руб., а несколько десятков фабрикантов с. Иванова заплатили графу Шереметеву за свою свободу свыше 1 млн. руб., при этом за помещиком осталась вся ранее купленная ими недвижимость — фабрики, леса, земли, которые помещик оставлял им уже в пользование за высокую арендную плату. Далеко не всегда помещики соглашались отпускать на волю своих крепостных-фабрикантов даже за большой выкуп, ибо они платили им высокие оброки. Например, владелец крупной шелкоткацкой фабрики в селе Щелкове под Москвой Иван Кондрашев вплоть до реформы 1861 г. оставался крепостным князей Голицыных.
4. ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ТОРГОВЛЯ
В связи с ростом промышленности и углублением разделения труда развивался внутренний рынок. Основными товарами, обращавшимися на внутреннем рынке, были сельскохозяйственные и изделия крестьянских промыслов. Постепенно все больший удельный вес стала занимать продукция крупной обрабатывающей промышленности, преимущественно текстильной, ориентированной на массовый спрос. Повысилась роль ярмарок, ежегодно собиравшихся в определенное время и продолжавшихся от нескольких дней до нескольких месяцев. В 40-х годах XIX в. в России насчитывалось до 4 тыс. ярмарок, преимущественно сельских. Всероссийское значение имели ярмарки с крупными суммами торгового оборота. В стране насчитывалось 64 ярмарки с оборотом свыше 1 млн. руб. каждая. Среди них особенно выделялись Нижегородская с оборотом до 70 млн. руб. (в середине XIX в.), Ростовская в Ярославской губернии, Ирбитская в Сибири, Контрактовая в Киеве и Коренная близ Курска. В наиболее крупных городах и промышленных центрах уже с конца XVIII в. стала быстро расти постоянная (магазинная) торговля; в Москве, Петербурге, Ярославле, Калуге и других городах были возведены богатые гостиные дворы. Рост постоянной торговли особенно был заметен в первой половине XIX в. В связи с этим в Центральной России падала роль ярмарок, сокращались их обороты. Вместе с тем на периферии наблюдалось противоположное явление — рост ярмарочной торговли.
Рост ярмарок на окраинах свидетельствовал о включении национальных окраин в общероссийские торговые связи. Широкое развитие получила торговля вразнос. Предприимчивые офени-коробейники закупали на ярмарках ткани, галантерею, мелкие предметы домашнего обихода и разъезжали с этими товарами по всей стране, проникая в самые отдаленные, глухие углы.
Расширялись внешнеторговые связи. Страны Европы покупали в России хлеб и сырье; русская промышленность нуждалась в машинах, инструментах, хлопке, красках и пр. В Россию ввозились также «колониальные» товары и предметы роскоши для состоятельных слоев населения. Для внешней торговли России тогда был характерен активный торговый баланс — превышение вывоза над ввозом. На долю европейских стран приходилось 9/10 внешнеторгового оборота России.
Если для европейских стран Россия выступала в качестве поставщика сырья и полуфабрикатов и покупателя промышленных товаров, то для азиатских стран, наоборот, она была поставщиком изделий промышленности, главным образом тканей и металлических изделий, а из них в Россию ввозились чай, шелк, хлопок, шерсть, кожи.