Лекция: Активизм и взаимовыручка превыше всего
Ни одна акция прямого действия, то есть несанкционированный перформанс в общественном месте, не проходит без документаторов – журналистов и блогеров, которые ее снимают. Обычно у каждой организации – и у арт‑группы «Война», и у политического движения «Солидарность», и у Pussy Riot – есть свой журналистский пул. Это репортеры, которые уже привыкли снимать неразрешенные акции.
Их не удивит требование выключить и разобрать мобильный телефон на репетиции. Их не рассмешит условный язык, с помощью которого участники сообщают друг другу место и время, и не смутят разные другие меры предосторожности, которые кому‑то показались бы симптомами паранойи. Журналисты‑документаторы ходят на репетиции. Их предупреждают, что говорить, чтобы не подставить участников, если акцию спалят.
Обычно это молодые репортеры, сами в прошлом (а то и в настоящем) политические активисты, которые и с полицией общаться умеют, и бегают быстро. Они часто работают за идею, то есть соглашаются задокументировать акцию не для своего издания, а для организаторов – тем же надо каким‑то образом все снять на фото и на видео. После акции они отдают все отснятые материалы организаторам – тоже с предосторожностями. Так, заливать видео в интернет обычно просят человека, который находится за границей, чтобы не засветить IP‑адрес. Если акция провалилась, документаторы первые оказываются под подозрением как стукачи: кто‑то же слил информацию полиции – не блогеры, случайно?
«Когда тебе грозит опасность со стороны органов, самое умное, что можно сделать, – как можно скорее обрубить абсолютно все каналы связи, о существовании которых хоть кто‑то мог подозревать, – делятся опытом арестантки в письме журналисту Ксении Леоновой. – Потому что любой телефон, почта, фейсбук, твиттер, компьютер, любое самое мимолетное появление в самой малой сети или самый жалкий сигнал от самого ничтожного прибора – надежный путеводный маяк для опытных техподразделений чекистов и полицейских, которые могут быть брошены на вашу поимку. Пока будете в подполье осваивать азы активистской безопасности, нужно забыть про вечерний фейсбук или эсэмэски любимой бабушке – все это можно будет делать, но особенно изощренным образом, который начинающему подпольщику сразу не осилить. Дальше нужно избежать всех предсказуемых контактов с людьми: связи с родственничками и дорогими друзьями исключаются полностью – это верный путь к провалу. Для общения и помощи вам теперь подойдут только надежные товарищи, с которыми вы последний раз общались несколько лет назад. На них нужно внезапно выходить с телефона, одолженного, например, у торговца шаурмой на вокзале. За местом вашей встречи нужно наблюдать из надежного укрытия и, убедившись, что все чисто, резко воссоединиться с забытым органами другом, растворившись в безбрежном русском подполье. Мы однажды практически сорвали свадьбу одного нашего друга – он был так рад услышать голос контактировавшей с ним солистки Pussy Riot, что забыл про невесту и срочно уехал со своей собственной свадьбы встречать всю команду и располагать ее в надежном укрытии. Невеста так и не дождалась до конца вечера продолжения брачного обряда, и свадьба сорвалась. Активизм и взаимовыручка превыше всего!»
С документаторами девушки из Pussy Riot всегда встречались заранее и дату акции по телефону никогда не обсуждали. «У нас были условные названия для мест, которые мы хотим использовать, а если мы назначали встречу в три, это означало на два часа раньше – в час. Такой простой шифр», – говорит Тюря. Помогало не всегда: в храме, по ее словам, оперативный сотрудник присутствовал, а в фильме Аркадия Мамонтова о Pussy Riot, который показали по НТВ, есть запись с профессиональной камеры – то есть кто‑то помимо документаторов стоял в сторонке и снимал.
Исполнять панк‑молебен в храме Христа Спасителя 21 февраля 2012 года должны были не пять, а восемь человек – именно в таком составе репетировали акцию. Но в последний момент несколько участниц оказались заняты. Акцию обкатали в Богоявленском соборе – красивой бирюзовой церкви в стиле ампир в Басманном районе Москвы, в которой крестили Александра Пушкина. Одна из штаб‑квартир группы «Война» находилась как раз поблизости. В Елоховском соборе документаторы снимали для видеоклипа игру на гитарах – этот эпизод впоследствии войдет в видео из храма Христа Спасителя, потому что там достать гитары помешает охрана. «Мы очень аккуратно, никого не тревожа, поставили осветительные приборы, быстро сыграли, спели, нас быстро вывели оттуда», – вспоминает Блонди опыт в Елоховском.
Потом в суде свидетель обвинения Этери Гонашвили, казначей Елоховского собора, пожилая женщина в шали и с зонтиком от солнца, будет вспоминать:
«Поворачиваюсь я и вижу девушку в таком светлом пальтишке и в этом колпаке с прорезями, и вот так вот она в такт музыке извивалась. Я ей говорю: ну что ж вы, неужели нельзя было спокойно войти в храм? Значит, что‑то хотели против нас сделать. И мы без ожесточения, значит, их проводили, нам удалось быстро это сделать. Наверно, храм просто не допустил. Ну, и потом я пошла к батюшке. Сами понимаете, я служу в храме, много чего видела, но это, конечно, было потрясением. Пошла делами заниматься, а потом, по‑моему, даже не осталась на службу, потому что себя плохо чувствовала. Я даже дома не могла сказать об этом – настолько это было страшно…»