Доклад: Православие язычество Иконопочитание

Православие, Язычество, Иконопочитание. «Икона» в переводе с греческого означает «образ». Когданекоторая реальность отражается в другом материале — это об-раз. Отпечаток, оставленный перстнем в сургуче или воске -это образ. Моя память о каком-то событии — это образ. Отра-жение другого человека в моем сознании и моих глазах — этообраз. Слово, которым обозначается предмет — это образ: лю-бое слово есть не вещь, но символ вещи, ее отображение вмоей речи. Человек неизбежно живет в мире образов. Дажестол, который я вижу перед собой, дан мне как образ (моесознание непосредственно работает с образом стола на сетчат-ке моего глаза). И вся культура — от музыки до скульптуры, от литературы до живописи, есть образ. Тем самым всякультурная деятельность человека есть научение жить в миренеизбежных образов. В этой школе у человека должно раз-виться ожидание того, что реальность многомернее и сложнеесвоих образов, и в тоже время смирение с тем, что познаниемира без посредства образов вообще невозможно. Как же тогда понять четвертую из десяти Моисеевых запове-дей — «не делай себе кумира и никакого изображения того, чтона небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже зем-ли»? Именно напоминая эту ветхозаветную заповедь, протестан-ты укоряют православные иконы. То, что я сказала абзацем вы-ше — философия. Они-же приводят цитату Писания. Как совмес-тить философию и богословие? Какой сделать выбор? Так вот, философски очевидно, что человек не может не соз-давать образов — суть же заповедей не в запрете на созда-ние образов, а в том, чтобы из этих неизбежных образов неделать себе кумиров. И Моисей ясно понимает смысл запрета:«не поклоняйся им и не служи им». Изображение не должно вос-приниматься в качестве Бога — это верно. В частности, чело-век должен помнить, что и тот образ Бога, который он имеет всвоем уме, не есть Сам Бог. Можно не иметь икон и быть идо-лопоклонником — ибо кумир будет всажен в сердце человека, Можно спутать реальность текста Писания и реальность тогоБога, о котором оно говорит. Верно, в православном мире мож-но встретить людей, которые относятся к иконе, как к куми-ру — но разве в мире протестантском нет людей, которые Биб-лию превратили в предмет своего профессионального изучения, а живого Бога забыли? Кстати, Библия тоже есть икона. Просто образ Творца онапередает не красками, а словами. Любая проповедь предлагаетнекоторый образ Бога, некоторое представление о Боге, длятого, чтобы человек обратил свой сердечный взор к самомуСоздателю. Но тоже делает и икона. Седьмой Вселенский Собор, установивший иконопочитание, ясно сказал: глазами взирая наобраз, умом восходим к Первообразу. Более того, Ветхий За-вет есть икона Нового Завета — «образ настоящего времени»,«тень будущих благ». События Священной истории иконичны. Первым же иконописцем был сам Бог. Его Сын — «образ ипос-таси Его». Бог же создал человека как свой образ в мире (в греческомпереводе — как икону). Тайну иконы раскрывает такой литургический обряд, как каж-дение: в храме священник при каждении кланяется и кадит илюдям и иконам. Это два вида образов. В человеке образ Божийесть личность, разум, способность к творчеству и свободе.Почитая в другом образ Бога-я почитаю его свободу и Богосы-новнее достоинство, те Дары, которые Господь дал моему бра-ту. Я могу не видеть этих даров, могу с осуждением или през-рением, с холодным равнодушием относиться — на уровне эмо-ций — к этому человеку. Но догмат напоминает моему разуму: вэтом человеке, в каждом человеке, не меньше тайны, чем в те-бе самом. Почти же не его дела в мире, почти Божие дело внем — образ, подаренный ему Богом. Или если я поклонился привстрече человеку, я тоже совершил языческий обряд? Но тог-да Соломон был язычником, ибо даже будучи царем, кланялсясвоим гостям. И Авраам — ибо кланялся и он народу. И значит, опять нам нужно вспомнить то, что сказал Седьмой Собор обиконе: есть поклонение, как всецелое служение — и оно надле-жит только Богу, и есть поклонение, как почитание, как воз-дание чести — и оно возможно по отношению к образу. Иначечетвертая заповедь Моисея войдет в прямое противоречие с пя-той: «Чти отца твоего и матерь твою». И в четвертой запове-ди: «Чти день субботний». Итак, все, что вышло из рук Бога ивсе, что напоминает нам о Нем — достойно благодарения и по-читания. И если человек творит себе памятные знаки, образы, для того, чтобы свой ум чаще обращать к Единому Творцу — гдеже здесь язычество? То же ли самое — Бог и те заповеди, ко-торые Он дал Моисею? Нет. Но как же пророк Исаия воскли-цает — «И на закон Его буду уповать». Не язычник ли Исайя, раз уповает на закон Божий, а не на Бога? А вот Давид приз-нается — «как люблю закон Твой». Как же смеет он религиознолюбить что-то, помимо Бога? И уж не нарушает ли заповедь«Богу одному поклоняйся» тот же Давид, когда говорит: «пок-лоняюсь святому храму Твоему». Конечно, нет, ибо все, чтонапоминает о Боге, достойно благоговейного Отношения. Свой образ благочестия нельзя навязывать другим — но и по-дозревать в других худшее без всякой попытки понять мотивыих действия является ничем иным как фарисейством. Можнобыть христианином и жить по Евангелию, не почитая живопис-ных изображений (православные, молясь в лагерных бараках, где небыло икон Христа, не переставали быть православными).Нос главной заповедью Евангелия — заповедь любви — трудносовместима практика обвинений других христиан в язычестветолько за то, что они иным путем выражают свое благоговениеперед Единым Господом. Можно ли, глядя на звезды, славитьТворца? Можно ли, глазами взирая на земное, умом воспеватьНебесное? Вопрос риторический, и всякий верующий ответит нанего решительным «да». А раз можно — значит творение можетбыть посредником между Богом и Человеком. И природа можетбыть посредником в религиозном становлении человека, когдасвоей красотой и величием исторгает из его сердца молитву кСоздателю. Но если человек будет почитать космические силы истихии за Бога, тогда он превратиться в язычника, ибо тварьдля него встанет на место Творца. Другое дело, что в ветхо-заветные времена зримая икона Бога была невозможна. Но воХресте Бог стал един с человеком — и если Христос есть Бог, и Христос был виден, то значит он стал изобразим. Евангилиесловами описывает жизнь Христа, художник — красками. До тех пор, пока вопрос о почитании икон не был теснейшимобразом связан с вопросом о воплощении Бога во Христе — Цер-ковь допускала разное отношение к иконам. Она не запрещалаиспользовать образ для проповеди и для молитвы тем, кто какполучал духовную пользу, и она же не понуждала к этому теххристиан, которые боялись, что языческие предрассудки в на-роде еще слишком сильны, чтобы можно было безопасно предла-гать художественные изображения священных событий. До 8 ве-ка мы не видим повсеместного и обязательного употребленияикон. Но и сказать, что иконопочитание появляется лишь пос-ле XII Вселенского Собора время, тоже неверно.Этот Собор лишьбогословски обосновал иконопочитание — но не он его ввел вцерковную жизнь. Икона существовала и раньше. Всем известно, например, что итальянские Помпеи погибли в 79 году. Даже попротестантским меркам это врему опостольской, неискаженнойЦеркви. не все апостолы уже ушли к этому году из нашего ми-ра. Так вот, при раскопках в этом засыпанном пеплом городебыли найдены стенные росписи на библейские сюжеты, и изобра-жения креста. Находки следов христианского присутствия вПомпеях тем интереснее, что, как известно апостол Павел про-поведовал в Путеоле, в 10 километрах от Помпей. На другомкраю Римской империи — Междуречье (Катакомбы Доура-Европус)от начала второго века до наш дошли другие фрески катаком-бных христиан (кстати, с изображением Девы Марии). Но в эпоху иконоборческого кризиса вопрос об иконе оказал-ся поставлен в догматический, христологический контекст.«Чему вы кланяетесь?» — выпытывали у православных иконобор-цы. Божеству Христову? Но оно — неизобразимо, и, значит, ва-ши картинки не достигают цели. Или вы кланяетесь Его челове-честву — но тогда вы поклоняетесь чему-то, что не есть Бог, и вы, во-первых, язычники, а, во-вторых, несториане, разде-ляющие Христа на две части. Православные же отвечали: «Мы некланяемся ни тому, ни другому». Мы кланяемся Единой Богоче-ловеческой Личности Христа. В молитве мы обращаемся не к«чему», а к «Кому», к Личности, а не к безличной природе, кживому и личному Богу. И в той мере, в какой икона помогаетнам обращаться к Личности Богочеловека — мы и приемлим ее.Что общего у портрета и человека? То, что при встрече с са-мим человеком и при взгляде на его портрет мы называем оюд-но и тоже имя: «Это — Петр». Образ един с Первообразом вимени, в именовании Личности Того, Кто изображен на ней.Поэтому, кстати, на каноничной православной иконе обяза-тельно должна присутствовать надпись — имя изображенного.Итак, икона существует для молитвы, и именно в молитве, ко-торую человек обращает к Богу и резует свое духовное пред-назначение. Ход этих рассуждений можно вполне понять лишьпри некотором опыте богословской мысли. Но даже не очень бо-гословски искушенный христианин может понять, что нельзя ав-томатически переносить ветхозаветные установления в новоза-ветный мир. Даже «10 заповедей» уже не безусловны. Они ужес-точегны в их нравственном содержании (в Нагорной проповедиХриста) и ослаблены в своей национально-религиозной исключи-тельности. Апстольский собор в Иерусалиме, обсуждая вопрос отом, что из Израильского Закона должен исполнять не-еврей, принявший Новый Завет, оставил в силе лишь три установления:«Угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бре-мени, кроме сего необходимого: воздерживайтесь от идоложер-твенного и крови и удавленины и блуда, и не делайте другимтого, чего себе не хотите». Заповедь о субботе здесь по су-ти отменена — ибо не подтверждена. То, что отделяло Израильот языческого мира во времена ожидания Мессии, не должно бо-лее служить преградой после пришествия «Желаемого всеми на-родами». Предупреждение о неизобразимости Бога естественноне упоминается после того, как Иеизобразимый стал видимым иБестелесый воплотился. В конце концов и у протестантов естьизображение Христа. Значит, вопрос не в изобразимости — а впочитании. Станет ли протестант Евангелие держать непотреб-ном месте? Будет ли он в страницы Библии заворачивать бутер-броды, а саму Библию использовать в качестве подставки длякаких-нибудь домашних нужд? И осудит ли он желание человека, который, прочитав Евангелие, от сердечной радости и благо-дарности поцелует дорогую страницу? Почему же эти чувстванельзя проявить перед ликом Христа, написанным иным спосо-бом? Или критики православия всерьез считают, что мы кла-няемся дереву и краскам? И ждем помощи не от Бога, а от де-ревянной доски? Приведу житейское сравнение. Муж, находясьдолгое время в дали от дома, достает фотокарточку жены и це-лует ее. Имеет ли право жена подозревать его в нечистойстрасти к фотобумаге и в измене, и подавать на развод за этожест своего мужа? И если это так — то не вспомнить ли словаБлаженного Августина, который так описывает в своей «Испове-ди» свои перживания в тот момент, когда он понял, что егопрежние нападки на Церковь безосновательны: «я покраснел отстыда и обрадовался, что столько лет лаял не на Православ-ную Церковь, а на выдумки плотского воображения. Я был дер-зким нечестивцем: я должен был спрашивать и учиться, а я об-винял и утверждал… Учит ли Церковь Твоя истине, я еще незнал, но уже видел, что она учит не тому, за что я осыпал еетяжкими обвинениями». __