Лекция: Лебяжий остров

Молодой казак Петро Сероштан первый раз шел в разведку. Утром заметили девчата турецкий челн в плавнях, сообщили атаману, а тот велел Сероштану высмотреть врага. Жутко и радостно стало молодому казаку, когда камыши желтой стеной окружили его, а товарищи, приготовив длинные ружья, притаились сзади на холме. Петро саблей раздвигал камыши и осторожно продвигался вперед к протоке. Длинный пистолет он бережно держал в правой руке, чтобы не стряхнуть пороховую затравку.

— Берегись, — шептали камыши.

— Не ходи, — чавкала под ногами земля.

Впереди, у протоки, тревожно хлопая крыльями, вспорхнули утки. Они быстро поднялись вверх и улетели.

«Там враги!» — решил Петро.

Дальше можно было не идти. Птицы выдали турецкую засаду. Если ленивые утки быстро взлетают в высоту и уносятся вдаль, значит, в плавнях неспокойно.

«А что, если подкрасться да захватить языка?! — подумал Петро. — Казаки сразу уважать начнут… И для родной земли нужное дело сделаю!»

Тихо раздвигая камыши, он двинулся вперед. Вот уже скоро и протока будет.

— Берегис-с-сь! — шептали камыши.

Вдруг что-то тяжелое обрушилось на голову казака. От удара яркие вспышки блеснули перед глазами, а потом черная стена мрака скрыла и яркое небо, и солнце, и камыши.

— …Ну что, казак! Скажешь, где ваши залоги?! Расскажешь — получишь много золота. Будешь молчать — останешься висеть на дереве и тебя съедят комары!

Толстый важный турок сидел на коврике, играл костяной рукояткой пистолета и смотрел на казака зелеными злыми глазами. Петро Сероштан висел перед ним, прикрученный арканом к вербе.

Молча смотрел молодой казак на врага. Тоска и презрение горели в его синих очах. Он знал, что не миновать ему лютой смерти. Но даже и мысли у него не было, чтобы покориться туркам, предать товарищей-казаков. Когда требует Родина, становятся русские сердца тверже стали булатной и никакие муки не могут размягчить их.

Взглянул казак вдаль, туда, где опускалось в лиман багровое солнце. Где-то в той стороне была родная станица. Там сейчас стоят на страже браты-казаки, оберегающие родную землю. Там, в маленькой хатке, — старик отец и седоволосая мать. Там ясноглазая дивчина Маруся, краше которой нет никого на свете… Там — все близкое, родное, что дороже любого золота. Там — Родина. Разве можно показать врагу дорогу в родной край, который вскормил и вскохал тебя!

— Кто может идти против воли аллаха, — вкрадчиво заговорил турок. — Аллах отдал тебя в наши руки, и ты должен покориться! Если б я видел, что аллах хочет твоей победы — я не стал бы противиться ему!

Турок достал из-за широкого пояса кожаный мешочек и высыпал на руку десяток золотых монет.

— Вот, смотри! Эти деньги будут твоими, если ты скажешь, где стоят ваши залоги… А с деньгами ты сразу из простых казаков станешь важным пашой…

Турок подбросил монеты на ладони, и они зазвенели.

— Ну, скажешь? Или, клянусь аллахом, я развяжу твой аркан только тогда, когда в воздухе замелькают белые мухи и первые льдинки заскользят по воде… Я тогда буду плыть обратно в Трапезонд… И к этому времени от тебя, казак, останутся одни кости.

У Петра болела голова, ему хотелось пить, руки затекли от тугого перехвата волосяной веревки. Гурок поправил красную феску и снова сказал по-русски:

— Ну, говори, казак!

Сероштан провел сухим шершавым языком по губам, взглянул на солнце, утопающее в лимане, закрыл глаза и молча покачал головой.

— Ты заговоришь, казак! Утром все скажешь! Комары тебя заставят говорить! — прошипел турок и ушел в шалаш.

Солнце все ниже спускалось в розовые воды лимана. Камыши, казалось, горели в закатных лучах. В воздухе тонко, как балалаечные струны, зазвенели комары. Все больше их садилось на лицо казака, на обнаженное тело, на открытые руки и босые ноги. Тело горело и чесалось от бесчисленных укусов.

— О, хоть бы сразу убили меня… проклятые вороги! — прошептал казак.

Турки уже спали в своем шалаше, прикрывшись парусом.

— О, хоть бы дождик хлынул и освежил меня! — просил казак.

Но чисто и ясно было вечернее небо. Только далеко-далеко синела темная тучка.

— О, Кубань-река! Помоги своему защитнику, — молил казак.

Тихо и пустынно было на лимане. Солнце ушло на покой, белые туманы ползли от камышей.

Казак устало закрыл тяжелые веки. То ли забытье, то ли дремота потушила мысли и ослабила боль.

…Это не комариное жужжание, а шелест кубанских волн. Вот она близко-близко, светлоглазая девушка — красавица Кубань. Почему-то похожа она на Марусю, только косы струятся, как речные волны…

— Слышишь ли ты меня, моя любимая? — спрашивает ее казак.

— Слышу, милый! — шепчут речные струи.

Прохладные руки ласкают разгоряченное лицо казака. Месяц запутался у любимой в косах.

— Слышу, милый! Слышу, коханый! — звучит девичий голос. — Не бойся, коханый! Защитник родной земли не умрет никогда!

Свежая влага струится по лицу, и казак жадно ловит ее пересохшим ртом…

Холодный предрассветный ветерок разогнал дремоту. Над лиманом ползли хмурые тучи и капал мелкий дождь. Его бодрящая свежесть оживила казака.

Утром из шалаша, откинув парус, вылезли турки.

— Ну, как, казак, заговоришь или будешь ждать первого снега? — ухмыляясь, спросил толстый турок, натягивая плотнее феску.

Он захохотал, подошел ближе, взглянул под береговой откос. И вдруг в смертельном страхе упал на землю.

— О, аллах, откуда же здесь снег! Почему ты, аллах, покровительствуешь гяурам и караешь правоверных?! Но я не пойду против твоей воли! — испуганно прошептал турок и трясущимися руками перерезал волосяную веревку, стягивающую тело казака. — Я покорен твоей воле, аллах! И я, и мои слуги сдаются тебе, казак!

Затем он и его товарищи покорно сложили к ногам Петра Сероштана пистоли, кривые сабли, ятаганы.

«Что такое? Или други-товарищи спешат к острову на быстрых челнах? Чего испугались турки?» — удивился казак, связывая обрывками аркана трясущиеся руки врагов.

Потом Петро повернулся к откосу и вскрикнул от удивления: внизу весь берег был покрыт белой пеленой снега.

— Это ты, Кубань, заступилась за своего сына! — прошептал казак. — Никогда не бывало, чтобы в наших краях в это время снег выпадал…

Тучи умчались. Солнце выплыло из-за камышей и залило ярким светом лиман. Снежная пелена дрогнула. Белые льдинки у берега двинулись, заскользили по воде. И вдруг, взмахнув крыльями, вытянув длинные стройные шеи, тысячи гордых белоснежных птиц поднялись в воздух, навстречу солнцу.

— Это не снег! Это лебеди! — вскрикнул казак.

Потом он подобрал турецкое оружие и повел своих пленников вниз к лодке, чтобы отвезти их на казачий пикет…

С тех пор маленький островок на лимане зовется Лебяжьим островом. И много лет спустя, когда на берегах лимана раскинулись казачьи станицы и хутора, пугливые и гордые птицы по-прежнему гнездились на маленьком островке. Казаки помнили историю Петра Сероштана и не трогали лебедей на их гнездовьях.