Лекция: Отец Иоанникий со вздохом положил ладонь на голову слепой сестры.

 

Утром, улучив момент, когда Стас мыл посуду — на этот раз после завтрака — Лена набрала, наконец, номер телефона друзей и сказала:

— Олег! Книга закончена! Приходи с Иришкой, как только сможешь. Надо снять последний звуковой файл и полностью переключиться на издание книги. Мне тебе звонить не просто — Стасик почти все время рядом. Поэтому сам сообщи обо всем Владимиру Всеволодовичу. Ой, прости — звонят в дверь. Наверное, соседка или Зоя пришла!

Но это была не соседка и не Зоя.

Стас, опередив хотя уже и привычно помогавшую ощупывать себе тростью дорогу, но все же еще медленно продвигавшуюся по квартире Лену, открыл дверь.

И ахнул.

На пороге, в черной расстегнутой куртке — священнический крест на груди — стоял, улыбаясь… Ваня!

— Отец Иоанникий! — сразу предупредил он.

— Так ты уже священник? — изумилась Лена.

— Да, иеромонах! — подтвердил гость.

— И у тебя можно взять благословение, как у священника? — не зная, правда пока, как будет целовать руку Ваньки, но, к счастью, вовремя вспомнив, что он будет целовать не руку друга, и даже отца Иоанникия — а невидимую руку самого Христа, уточнил Стас.

— Не можно, а должно!

Стас с Леной благословились, как положено.

Отец Иоанникий со вздохом положил ладонь на голову слепой сестры.

Но тут же взял себя в руки.

И деловито сказал:

— У вас всего полчаса на сборы!

— Как? Куда?! — в один голос воскликнули Стас с Леной.

— Крестить ребенка!

Только тут молодые супруги вспомнили, что мама, позвонив из Покровского, настойчиво просила не крестить Тишу, пока не приедет Ваня.

И вот он приехал.

Более того, чтобы совершить это вводящее в Вечную жизнь таинство — самому!

— На московском подворье нашего монастыря все уже готово! — тем временем сообщал отец Иоанникий. — Купель, хор. Все, как положено!

— Крестик, тесемочку и все, что нужно для крещения, мы заранее приготовили! — с готовностью вставил Стас.

— Погодите! А крестными кто будет? — остановила их Лена.

— Вот те раз! А вот об этом я как-то и не подумал. Молодой еще, неопытный! — засмеялся гость. — Но, думаю, за этим дело не станет!

И он не ошибся.

Прямо за ним пришла Зоя, которая тут же согласилась стать крестной матерью.

Лена, подумав-подумав, позвонила прямо Владимиру Всеволодовичу и, объяснив суть дела, спросила, не очень ли он сейчас занят.

— Очень, — отозвался тот. — Но ради такого дела… Простите за каламбур — оставляю все свои дела!

И тут же попросил назвать адрес, куда ему выезжать, чтобы не опоздать…

— Ну тогда у нас еще двадцать минут, — командным голосом подытожил отец Иоанникий и робко попросил:. — Дайте же мне, наконец, хоть поглядеть на своего племянника! Тезку нашего приснопамятного отца Тихона…

Тиша сразу признал его за своего.

Так и потянулся к нему ручонками.

Отец Иоанникий, как некое бесценное сокровище, взял его на руки, немного подержал.

Сказал, что успеет еще надержаться во время таинства.

Да и потом.

А сейчас пора собираться.

Зоя умело приготовила малыша в дорогу.

Стас заботливо помог Лене одеться.

И на том самом «Лексусе», который Стас с Леной подарили Ване, несмотря на все московские пробки, они относительно быстро добрались до места.

 

 

С Леной творилось что-то странное…

 

Крещение в храме монастырского подворья прошло так, как оно совершалось миллионы и миллионы раз над нашими предками — после того, как Русь крестилась в водах седого Днепра…

Отец Иоанникий все делал с необычайным тщанием.

Не спеша.

Каждое слово, каждое действие строго по совсем еще новенькой книге — требнику.

Монашеский хор пел тоже старательно.

Словом, все прошло, как нельзя лучше.

Небольшая заминка произошла только перед началом таинства.

Сначала из-за московских пробок немного опоздал, по старинке решивший, что быстрей доберется на такси Владимир Всеволодович.

Потом Зоя что-то шепнула отце Иоанникию, показывая на свою одежду — хотя на ней были длинная юбка и строгая кофта.

Но тот успокоил ее.

Как удалось расслышать Лене, словами, что дело спасения монаха или монахини не столько в облачении, сколько в том, чтобы быть им на деле, в душе.

И когда писали записки о здравии, где первым упоминался младенец Тихон, Стас тоже обратил внимание на имена восприемников

Владимир Всеволодович был записан правильно.

А вместо Зои почему-то — стояла…

Евфросиния.

Он заметил, что перед именем есть написанное мелким почерком слово.

Вгляделся внимательней и прочитал:

«Монахиня».

Вот это да!

Стас хотел тут же поделиться этой новостью с Леной, вместе с которой, как это и положено они стояли далеко позади отца Иоанникия, Тиши и его восприемников от купели.

Но с ней творилось что-то странное.

Непонятное…

Она пристально всматривалась куда-то впереди себя — и то ли ужасалась, то ли восторгалась чему-то…

Если не сообщить новость про Зою, то тогда бы спросить у нее, в чем дело!

Но Стас вовремя прикусил язык.

В храме ведь не то, что говорить — думать о постороннем неблагочестиво для истинно верующего человека!

Ибо здесь совершается самое великое, что только может быть на Земле — Божественная Литургия и приносится бескровная Жертва.

Пусть сейчас не Литургия, когда вообще во время на некоторых моментах, например, при чтении Евангелии, пении Херувимской песни и когда совершается Евхаристический канон — дышать и то страшно!

Но все равно — совершается таинство.

И в храме невидимо присутствует Сам Господь, Пресвятая Богородица, шестокрылатые Херувимы и пламенные Серафимы, которые не смеют даже взглянуть на Бога, а также сонмы ангелов и целые соборы святых.

Мы, за редчайшими исключениями, когда Господь для укрепления в вере человека и для назидания других показывает, что на самом деле происходит в храме, ничего этого не видим…

Но это ведь не означает того, что всего этого нет!

«Вон, Ленка, — покосился на уже искавшую с разочарованным видом по сторонам что-то жену Стас, — не видит сейчас как трижды окунает в купель их сына ее брат-иеромонах.

Но ведь все это же — есть!

И все дело в том, что все мы тоже слепы.

Только — духовно!»

После окончания крещения и всего, что положено после него — воцерковления новокрещенного, то есть внесения его в алтарь, чтение матери молитв сорокового дня и причащения нового члена Церкви Святых Таин Тела и Крови Христа и Бога нашего — отец Иоанникий — ох, как трудно было Стасу с Леной на первых порах не назвать его Ваней! — встал с крестом в руках перед всеми, кто был в храме.

И сказал, обращаясь к мирно посапывающему Тише:

— С днем рождения!

— Ваня… отец Иоанникий, Тише уже скоро полгода! — шепотом напомнила Лена.

Но иеромонах и глазом не повел в ее сторону.

— Да-да, я не оговорился! — сказал он. — Крещение — это духовное рождение человека. Именно с него и начинается христианская, то есть настоящая, ведущая ко спасению жизнь. Горе, когда люди крестятся только потому, что на это сейчас такая мода, а также просто так, на всякий случай, или потому что их уговорили подруги, друзья или родители, а потом — напрочь забывают про все. И живут так, словно они сами или, как в нашем случае, восприемники не отреклись за них от сатаны и не дали Богу обет вести христианский образ жизни. И счастье — если после крещения, то есть, после своего нового — духовного — рождения человек начинает жить церковной жизнью. Ходить в храм, каяться, исповедоваться, причащаться, что в итоге дарует ему возможность достичь того, ради чего, собственно, мы и появились на свет — сподобиться Царствия Небесного и вечно быть с Богом!

Уже в машине, когда все удобно разместились в ней, отец Иоанникий сказал:

— Простите, если что было не так. Ведь это было первое крещение, которое я совершил. И — моя первая проповедь.

 

 

Лена стала оживать прямо на глазах…

 

Узнав о крестинах, на торжественный обед, который неугомонная во всем, что касается готовки, соседка превратила в настоящий пир, не то, что примчались, а словно прилетели Рита и Ник.

Стас сразу отметил то, что они стояли в прихожей, держа друг друга за руку.

Словно боясь расстаться даже на мгновенье.

— Я, конечно, уважаю Владимира Всеволодовича, — первым делом сказал Ник, но тут же с легкой обидой добавил: — Только мы с тобой раньше знакомы! Почему ты нас с Ритой не сделал крестными Тиши? Породнились бы!

— Да мы и так с тобой старые друзья! Что может быть роднее? — обнял Ника Стас. — К тому же — тогда вы с Ритой никогда не смогли бы стать мужем и женой.

— Это еще почему?

— А потому что духовное родство выше обычного и после этого вас никто уже не повенчает!

— Ой, нет! — испугались Ник с Ритой.

И теперь даже Лена поняла, что у них, кажется, все сладилось.

Всерьез и надолго.

Дай Бог, чтобы, как и у них со Стасиком — навсегда!

Войдя в зал, Ник увидел отца Иоанникия.

Даже не удивился.

Смиренно подошел.

И тоже привычно благословился у него.

Он вообще сильно изменился за это время, Ник.

Следом за ним благословилась и Рита.

После этого Ник поздоровался с Сергеем Сергеевичем, Владимиром Всеволодовичем, Олегом с Ириной, познакомился с Зоей.

И, наконец, попросив разрешения, подержал на руках виновника торжества, вернул его Зое.

И протянул Стасу толстый конверт.

— Вы получите — когда тоже родите! — предупредил он Олега с Ириной. — Тем более что это с моего первого контракта. Но, надеюсь, Тише хватит здесь на подарок, скажем — на новую кроватку. А вам пока желаю безбедно прожить до моего нового удачного проекта!

В чем-в чем, а в этом Ник оставался прежним!

Относя конверт в кабинет, Стас не утерпел и заглянул в него.

В нем лежали три пачки пятитысячных купюр.

Полтора миллиона рублей…

Он тут же сообщил об этом Лене.

Но та словно не услышала его.

Как-то рассеянно кивнула и словно отсутствующая заняла свое место за большим столом, рядом с мужем.

«Неужели даже крестины сына не помогли?» — с болью подумал Стас.

Владимир Всеволодович сам догадался, что Ник подарил большую сумму и, как показалось, с легким сожалением тихонько спросил:

— Что, будешь теперь забирать свою коллекцию обратно?

Стас подумал и отрицательно покачал головой:

— Нет, отдавайте уж лучше в церковный музей! В вашем храме ежедневно столько паломнических групп. Не денег жалко. А людей, которые мало верят. Или не верят вообще. Которые, как бы это правильнее назвать — духовно слепоглухонемые. Вот! Что может быть страшнее этого? А такой земной материал поможет им наглядно и на ощупь убедиться в Небесном, убедиться, что все это действительно было на нашей земле и — соответственно лишний раз укрепиться в вере.

До начала обеда оставалось еще несколько минут — соседка вносила все новые и новые кушанья.

И Стас, улучив момент, подойдя к отцу Иоанникию, спросил:

— Ну как ты там?

— Слава Богу за все! — коротко ответил он.

— Вика… была?

Отец Иоанникий, совсем как в детстве, с хитрецой в глазах, ответил на этот вопрос вопросом:

— Что там сказал Юлий Цезарь после победы… не помню над кем там: «Пришел… увидел…»

— Не сказал, а написал сенату, — уточнил Стас. — После того как практически без сражения разгромил Фарнака: «Пришел, увидел, победил!»

— Вот так и Вика… Пришла, увидела и… ушла. В смысле, увидела не меня, а — монастырь. Я ведь к ней так и не вышел. Как говорится, себе дороже…

Стас взглянул на своего друга детства и — ну, кто лучше мог знать его? — сразу понял, что эта победа над собой, этот подвиг не выйти из кельи к женщине, которую он продолжал любить, и с которой мир готов был осыпать его всеми благами и удовольствиями, досталась ему намного труднее, чем Цезарю, причем, во всех его многочисленных битвах…

Отец Иоанникий тоже умел понимать Стаса с полуслова, сразу догадался, что от того ничего не укрылось.

И заторопился:

— Давай начинать, а то мне еще на вечернюю службу успеть надо!

Помолившись, все принялись за праздничную трапезу.

И Ник, со знанием дела попробовав одно, другое, изумленно спросил:

— А… кто все это готовил?

— Что, ищешь репетитора для своей будущей жены? — подмигнул ему Стас и показал на зардевшуюся соседку: — Вот! Одна постаралась, пока мы в храме были.

— С духовной точки зрения, конечно, лучше было бы наоборот, чтобы и вы в первую очередь были в храме, а уж потом все остальное! — монашеским тоном заметил отец Иоанникий.

— Ну, не все сразу! — попросила снисхождения соседка. — Я уж и так насмотрелась на Стасика с Леночкой и, глядишь, тоже скоро молиться начну! Крещена-то с детства. Только божественному никто не учил!

— А вы, собственно, где работаете? — снова спросил Ник.

— Да нигде… — пожала плечами соседка. — Перебиваюсь на пенсии. Здоровье ведь уже не то, чтобы не то, чтобы в большом ресторане, но даже в самом маленьком кафе готовить!

— А и не надо ничего готовить, — остановил ее Ник. — Вы — мастер. Причем, выше, чем международного уровня.

— Между прочим, таких мастеров, то есть поваров, которые вкусно готовили, в Древней Спарте сразу казнили! — заметил Стас.

— Да, — подтвердил Владимир Всеволодович. — Поднимали на заснеженную гору Тайгет и сбрасывали ее.

— Не слушайте вы этих ученых! — поморщился Ник, обращаясь к соседке. — Сами-то они вашу стряпню за обе щеки уписывают! А у меня к вам серьезное предложение. Вы — мастер, — повторил он, — а подмастерья всегда найдутся. Я как раз открываю сейчас крупный ресторан и предлагаю вам должность шеф-повара. Сразу предупреждаю — у плиты стоять не нужно. Только ваш опыт и вот такая, как сейчас, еда. Оклад — в три… нет, в пять раз выше, чем в любом подобном заведении. Лечение — в лучших клиниках. Отдых на курортах. Которые сами пожелаете. Это, поверьте, я делаю, не из щедрости, а с тщательно продуманным умыслом — чтобы конкуренты потом не сманили!

— Да я и сама от вас никуда не уйду… — прошептала, утирая платочком слезы, внезапно осчастливленная женщина.

Воспользовавшись тем, что все были отвлечены разговором Ника с их соседкой, Стас наклонился к Лене:

— Что с тобой было в храме?

— Сама не пойму, — шепотом отозвалась та. — Мне показалось… Нет — точно! Что я видела…

— Что-о?!

— Ну, не все, конечно. То есть, не храм, не тебя, не нашего Тишеньку… А только — СВЕТ! Но зато такой, который затмевал все, что только могло быть. Такого я еще не видела никогда в жизни. Даже в детстве, когда, помнишь… Мы спорили, кто дольше сможет посмотреть на стоящее в зените солнце?

Стас не помнил этого, но на всякий случай кивнул.

А Лена, которая все равно не могла видеть этого, с упоением продолжала:

— Жаль, что это продолжалось всего лишь несколько мгновений. А может, часов? Я даже потеряла от этого чувство реальности и времени…

— Слу-ушай, — протянул Стас. — А что если это был тот самый Нетварный Свет, который показал избранным апостолам во время Своего Преображения Христос? О котором писал святой Григорий Палама, говорил боголюбивому Николаю Мотовилову Серафим Саровский и который сподобились видеть лишь единицы? То есть, свет, что ждет тех, кто сподобится этого, после Воскресения?

После того, что видела, и этих слов Лена стала оживать прямо на глазах.

И становиться такой же, как прежде.

Когда же она посетовала, что после того, как соседка уйдет работать к Нику, у Стаса опять начнется вегетта-сосудистая — в смысле, от слова вегетта — пояснила она ничего не понявшим поначалу гостям — дистония, у Стаса перехватило дыхание.

И он увидел, что в его тарелку с супом упала одна… другая… третья слезинки.

От счастья!

— Тише, тише! — послышалось вдруг.

— Что — Тиша? — с тревогой привстала Лена.

— Да нет же, просто отец Иоанникий хочет произнести тост! — с улыбкой остановил ее Владимир Всеволодович. — Говорите, батюшка!

Отец Иоанникий встал.

Налил себе полный бокал красного сока.

(Ничего спиртного, разумеется, с предупреждения Стаса и одобрения иеромонаха на столе не было. Да и кому было пить?..)

И сказал:

— У монахов не принято хвалить друг друга, дабы не отнять те венцы, которые уготовил им за какое-нибудь дело или целый подвиг Господь. Это так сказать, Высшая точка, к которой должны стремиться люди и в миру. Как и ко многому другому, что есть в монашестве, являющемся, как всегда на Руси было известно, полнотой Христианской веры. Но вам, во-первых, в виде исключения, а, во-вторых, потому что ваш подвиг далеко еще не окончен, скажу: а и молодцы ж вы ребята! И ребенка спасли. И себя не потеряли. А ты, Ленка, не унывай, за тебя теперь день и ночь весь наш монастырь молиться будет! Зрение — оно словно любая вещь — как потерялось, так и вернуться может. Была бы на то только воля Господня. И сейчас, в вашу честь поднимая этот бокал, я прочитаю то, что до этого адресовал лишь своим боевым друзьям. А теперь вот вам — воинам Христовым.

И он, поправив на груди священнический крест, сам точно солдат встал по стойке смирно, ровным монашеским, оставляющим людям самим добавлять в текст свои эмоции чтением начал:

 

Бывает в людях качество одно,

Оно дано нам или не дано:

Когда строчит в горячке пулемет,

Один лежит, другой бежит вперед!

 

И так во всем, и всюду, и всегда,

Когда на плечи свалится беда,

Когда за горло жизнь тебя возьмет,

Один лежит, другой бежит вперед!

 

 

Мой первый тост и мой последний тост

За тех, кто поднимался в полный рост!

 

 

еще рефераты
Еще работы по истории