Лекция: Стас! — словно очнувшись, нетерпеливо показал на часы Ник.
Без Лены Стасу сразу стало скучно и одиноко.
Своя машина — даже «Лексус», вокруг которого сбилась стайка восхищенной местной детворы, парней и взрослых мужчин, которые видели такое только по телевизору, — его особо не интересовала.
Он вообще был равнодушен к машинам.
Поэтому, пока Ник о чем-то еще беседовал с Будко-родителями, забрался в «Мерседес».
И… сразу же узнал его водителя.
Судя по тонкому ремешку от кобуры с пистолетом под распахнутым пальто — по совместительству и — охранника.
Это был тот самый Саша, как говорил когда-то о нем Игорь Игоревич, олимпийский чемпион по чему-то, и которого по его, Стаса, наущению однажды чуть ли не до смерти избил бывший кик-боксер Макс, уже потом ставший отцом Михаилом…
Но ничего — выжил Саша.
По виду еще крепче стал.
Только седина запорошила всю голову.
Стас поздоровался с ним.
И спросил:
— Что, так и не удалось воплотить в жизни свою мечту?
— О чем это вы? — не понял водитель.
— Ну, лет десять назад вы говорили мне на этом самом месте, что хотите собрать первоначальный капитал и завести свое собственное дело!
— А… это ты… вы? — припоминающе сощурившись, узнал в свою очередь Стаса — и Саша. — Надо же, как изменились…
И ответил:
— Да нет, зачем? Насмотрелся я на этих бизнесменов и понял: разве это жизнь? Ни выходных, ни проходных. Огромная ответственность, нечеловеческое напряжение и сплошные нервы. То ли дело моя работа. Сиди себе за баранкой. Ходи вслед за шефом или впереди него да внимательно смотри вокруг. Опыт есть. Пистолет пристрелян. Глаз наметан. Никакого риска.
— Это заслонять его своим телом, если вдруг что — никого риска? — не поверил Стас. — А в живого человека стрелять?
Саша-водитель пожал плечами:
— Первое — что было, то было. И не раз. Но ничего, привыкаешь, как и к любой другой работе. А вот в человека, слава Богу, ни разу не доводилось стрелять. И, дай Бог, чтоб никогда не пришлось!
Тут в машину сел Ник.
Следом за ним Будко-мама.
И — рядом со Стасом — Рита.
Решившая поехать на машине Ника, — с ее красной иномаркой что-то случилось, и над ней хлопотал водитель-инструктор — она машинально кивнула ему, и вдруг глаза ее изменились.
Они дрогнули.
И в них появилось что-то едва уловимо радостное, светлое.
«Тоже узнала», — понял Стас.
Но почему-то Рита не стала говорить ничего…
— На коттеджи! — коротко приказал Ник.
Они без единого слова доехали до красно-кирпичного поселка, окруженного такой же каменной высокой стеной.
Раньше здесь был шлагбаум с большим замком, и в застекленной будке-сторожке днем и ночью находился охранник.
Теперь от этого не осталось ни следа.
Заезжай — не хочу!
Войдя следом за Ритой, отключившей сигнализацию и затем неумело открывшей замки дверей, они оказались в огромном зале.
Здесь все было так, как в то время, когда Стас был в гостях у бывшего министра Соколова.
И лечил ему ноги.
Камин.
Массивные столы и кресла под старину.
На стенах — охотничьи трофеи.
Оскаленные морды медведей…
Рогатых оленей.
Клыкастых кабанов…
Ник быстро прошелся по всему, напоминавшему рыцарский замок, коттеджу.
Отдал распоряжение водителям разгружать продукты и посуду.
А поварам — начать готовить.
Казалось, больше всего его интересует, как будет проходить здесь свадьба.
За каким столом будут сидеть обе пары молодоженов.
Куда его лучше поставить.
Где будет сцена.
Как разместить столы для остальных гостей.
В три ряда или отдельными столиками на 8-10 человек.
На всех, конечно, мебели не хватит, поэтому он попросил Риму обойти соседей и попросить на время недостающие лавки, столы, стулья…
Все расходы, разумеется, он берет на себя.
— Да зачем так много? — попыталась остановить Ника мама ребят. — Из Покровского сюда придут человек двести, самое большее, триста!
— А из Кругов? Других соседних деревень? — напомнил Ник. — Кстати, нужно будет написать большое красочное объявление и повесить его на магазине! К тому же, еще и городские приедут.
— А они-то откуда узнают?!
— Уже оповещены. Я поговорил с Григорием Ивановичем и еще кое с кем. Приедут коллективы художественной самодеятельности. Профессиональные артисты, в том числе и всероссийские знаменитости. Разумеется, никакого рока и попсы — все только наше, пристойное. Так что вы, Валентина Андреевна, беспокойтесь лучше не о том, что много места останется, а что может его не хватить.
Все внимание Ника поглощали хозяйственные заботы, в каждую из которых он вникал с необычайным тщанием.
Однако, при этом не забыл он и о проблеме Риты.
— И сколько же ты должна Градову? — проходя мимо нее, словно между делом, спросил он.
Рита с ужасом взглянула на Ника.
Но тот только рукой махнул:
— Да ладно, не темни, здесь все свои, не выдадут. Так сколько?
— Много, Ник…
— Я не понимаю такого слова, когда речь идет о финансах Денег не может быть много, их может быть только мало! И предпочитаю, когда мне называют конкретные цифры!
— Миллион, — вздохнула Рима. — Долларов, разумеется…
— Ну и жук! — покрутил головой Ник. — Этот дом с участком стоит по меньшей мере вдвое больше.
— А монеты? — вдруг вспомнила Рита. — Вдруг они дороже, чем весь этот коттедж? Дедушка ведь не зря так любил и ценил их.
— А это мы сейчас узнаем, неси их скорее сюда! — распорядился Ник.
Рита сходила в другую комнату и принесла красивый ларец.
Стас сразу узнал его.
— Ник, — тихо сказал он. — Эти монеты собирал для Соколова отец Тихон.
— Понял, — коротко ответил Ник.
— Вот, — объявила Рита, ставя ларец на стол. — К счастью, я предпочла хранить их здесь, в сейфе, чем где-то в другом месте.
— И правильно сделала! — одобрил Ник. — А то нарвалась бы на какого-нибудь хитрого антиквара. А так у нас самый что ни на есть — свой. Ну, Станислав Сергеевич, — что скажете?
Стас щелкнул позолоченной защелкой и достал из ларца бархатные планшеты, в ячейках которых находились монеты.
Рита положила рядом с ним листы с их фотографиями.
Трепетное чувство охватило Стаса при виде больших и маленьких золотых, серебряных и медных кружочков.
Еще бы!
Ведь все эти монеты, так или иначе, были связаны с историей христианства.
Их, будучи еще совершенно неверующим учителем истории, собирал для подарка Соколову на юбилей отец Тихон, тогда просто Василий Иванович Голубев.
И пока собирал их с помощью верного друга Владимира Всеволодовича, да описывал, внимательно и беспристрастно изучая первоисточники — сам уверовал во Христа.
Да так, что потом стал монахом.
И даже Старцем!
— Ну? — нетерпеливо спросил Ник.
— Не торопи… — попросил его Стас.
Он взял из ячейки овальную толстую серебряную монету и показал ее всем:
— Вот — это статер греческого острова Эгины, одна из первых монет на Земле. На ней как вы видите, изображена морская черепаха. Земную стали изображать позднее, но не это сейчас важно, — для большей авторитетности добавил он. — Панцирь надежно защищал такую черепаху почти от всех встречных на суше врагов. Но даже он не мог спасти от орла, который поднимал ее высоко в поднебесье и сбрасывал на острые скалы, чтобы разбить о них панцирь и полакомиться нежным черепашьим мясом… У людей тоже — словно панцирь у черепахи — были: надежные крепости, спасающие от дождя дома, укрывающая от ветра и холода одежда, наконец, острое оружие и крепкие воинские доспехи. Но никто и ничто не могло защитить и их от губительного воздействия невидимых злых сил.
Ник, с интересом хмыкнув, потянулся рукой к монете.
Стас отдал ее ему.
Тот — дальше.
— И вот что интересно! — продолжал Стас. — Безвестный резчик словно олицетворил в этой черепахе изгнанное из рая человечество, которое вынуждено было теперь год за годом, век за веком ползти по земле, в поте и труде добывая себе на насущный хлеб. Болея, скорбя и, наконец, умирая… Так как с первородным грехом в мир вошла — смерть… И сколько еще предстояло идти людям, чтобы пришел, наконец, на помощь к ним Тот, Кто мог бы спасти их (и спас!), словно беспомощную черепаху от безжалостного, парившего над землей орла… Господь обещал стереть главу соблазнившего Адама змия, и то, что придет Спаситель. Даже назвал срок, когда это будет. Об этом нам говорит другая монета с изображением персидского царя Дария, так называемый сикль, — Стас достал из планшета монетку поменьше, — при дворе которого жил пророк Даниил. Именно он за пять с лишним веков назвал время прихода Христа, причем, буквально до года. Это возглашенное им время древние иудеи так и называли Данииловы седьмины. Ждали его больше, чем манны небесной! Однако…
Стас вздохнул и указал на совсем крошечную, в зеленой патине, медную монетку, тем не менее, в виду своей особенной значимости, занимавшую отдельную ячейку.
— … когда Спаситель пришел к ним, они не узнали его. И больше того — распяли на Голгофском Кресте. При Понтии Пилате. Именно в этом году, когда ходила в Иерусалиме эта монета. Видите дату в венке и буквы LIZ, то есть 17 — год правления императора Тиберия. Наверняка ее держали в руках те, кто кричал Пилату «Распни Его, распни» и те, которые слушали Христовы проповеди, исцелялись от множества болезней и потом в итоге последовали за ним до конца…
— Стас! — словно очнувшись, нетерпеливо показал на часы Ник.
Но тот словно не слышал его.
Стараясь даже не притрагиваться к крупной серебряной монете с изображением богатырского профиля, он с упоением продолжал:
— А это — образец одного из тех самых тридцати сребреников, которым могли расплатиться за предательство с Иудой. Тетрадрахма финикийского города Тира. На лицевой стороне аналог Геракла — Мелькарт. На оборотной — орел. Если быть совершенно точным, то их могло быть четыре разных вида. Но этот ученые считают наиболее вероятным. Очевидно, хозяин этой коллекции держал его у себя, чтобы она своим блеском жгла его взгляд…
Давила своею серебряной тяжестью…
Колола своими острыми зазубринами и трещинами, сделанными во время ручной чеканки…
Уязвляла следами ударов и царапинами, которые появились на ней за время хождения по многим городам и странам…
Будила совесть…
Звала к покаянию…
И постоянно напоминала, что, совершая любой грех, мы тоже предаем Христа, а значит, получаем свои сребреники.
Правда, не монетами, как Иуда, а в виде удовольствия или различных земных благ.
Иными словами — современные сребреники Иуды…
Стас немного помолчал, прижав ладонь к груди, пообещал Нику, что будет теперь предельно краток.
Хотя тот уже, задумавшись, и не торопил его.
И стал показывать:
— Вот это — лепта Ирода Великого. Главное ее достоинство в том, что она ходила в Иудее, когда родился Христос. Это — монета римского императора Клавдия, во время которого началась апостольская проповедь. Самое интересное, что она отчеканена в Антиохии, где именно в это время христиан впервые стали называть христианами.
Стас готов был говорить без конца.[16]
И даже Ник уже слушать его, не перебивая.
Но тут не выдержала Рита.
— А где же — денарий Тиберия? — дождавшись очередной паузы, спросила она, все время по ходу рассказа сверявшая образцы монет с их копиями на фотографиях. – Я что-то нигде не вижу его… Вот тут он должен лежать, — показала она на единственную пустую ячейку, — но его почему-то нет…
— А его и не может быть здесь! — усмехнулся Стас.
— Почему? — в один голос спросили Рита и Ник.
— А потому….
Стас опустил руку в нагрудный карман пиджака, достал крепкий прозрачный пакетик, в котором была бумажка, развернул ее и театральным жестом показал небольшую серебряную монету.
— … что он — вот!
— И правда — он самый! — сверившись с листом, так и ахнула Рита. — Но… почему он у тебя? Откуда?!
— Отсюда! — кивнул на ларец Стас и, наконец, объяснил: — Все дело в том, что мне подарил его твой… простите, ваш дед. Ну, в тот вечер, когда он встал с коляски.
— Точно. Он что-то рассказывал мне об этом, но я не придала значения… — сказала Рита и вопросительно посмотрела на Ника:
«Мол, что же теперь делать? Ведь Градов поставил обязательным условием, чтобы этот денарий был в коллекции! А коллекция, в свою очередь, вошла во все то, что отойдет ему с этим домом».
— Стас! — уже деловым тоном сказал Ник. — Во сколько можно оценить эту коллекцию? Я понимаю, что это дело не одной минуты и даже часа. Но — хотя бы приблизительно. Плюс-минус тысяча долларов.
— Хорошо, я попробую… — согласился Стас.
И, благодаря калькулятору в телефоне привычно принялся за дело.
Пока он подсчитывал, в дом вошла Анастасия Семеновна.
Градова…
Затем — Голубева, по фамилии спасавшего её от бывшего мужа Василия Ивановича Голубева, ставшего после отцом Тихоном...
Снова Градова…
И вот теперь, после окончательного избавления от него — сама по себе…
Стас покосился на нее и удивился: она совсем не постарела за это время. Наоборот, похудела и от этого стала словно моложе.
— Вот, — сказала она, — зашла, увидев здесь, наконец, огонек. К тому же, ко мне только что заходили, мебель просили. Берите, конечно, сколько вам надо. А ты, Риточка, что теперь будет здесь жить?
— Да нет, я надеюсь, что сегодня продам этом дом, — призналась Рита.
— Везет тебе. Вот бы и мне свой продать… — со вздохом сказала Анастасия Семеновна.
— Что так? – насторожился Ник.
— Да есть одно серьезное обстоятельство.
Анастасия Семеновна подошла к Нику и что-то прошептала ему на ухо.
— А-а, — с уважением протянул Ник. — Это дело благое. А вы хорошо все обдумали?
Анастасия Семеновна молча кивнула.
— Ну, тогда сейчас же решим и ваш вопрос. Стас! Долго тебя еще ждать?
—Нет, все! — отозвался Стас.
И, показывая цифры на калькуляторе, сказал:
— Все монеты подлинные и отменного качества. Если продавать эту коллекцию оптом и в разумных пределах, то она стоит приблизительно 30, ну, максимум 40 тысяч долларов. Если покупать, то, разумеется, будет дороже.
— Все, достаточно! — остановил его Ник. — Это — капля в море, по сравнению с общей стоимостью.
Он перевел взгляд на Анастасию Семеновну и спросил:
— А вы сколько хотите за свой дом? Он, насколько я помню, у вас раза в полтора меньше этого?
— Да что вы — раза в три. И мне, то есть сыну — я ведь для него все это делаю — вполне достаточно полумиллиона долларов.
— Понял, — кивнул Ник и, поочередно показывая один и три пальца, приказал стоявшему в дверях Саше: — Два моих дипломата сюда.
Саша понимающе кивнул и выбежал из зала.
Вернулся он с двумя кожаными дипломатами.
Один был небольшой, второй гораздо крупнее и толще.
Ник открыл его — он был до отказа заполнен зеленоватыми долларовыми пачками — и сказал:
— Рита, это тебе за твой дом вместе со всем, что в нем. Здесь ровно три миллиона долларов! Можешь не пересчитывать.
— Но это же очень много… — даже отшатнулась после таких слов от дипломата Рита.
— Бери-и! Отдашь миллион… — Ник, чуть было не сказав «Градову», но вовремя вспомнив, что здесь находится Анастасия Семеновна, которая тоже больше всего на земле боится этого страшного человека, уведшего ее в свое время от отца Тихона, проговорил: — … сама знаешь кому. На одну половину оставшегося — будешь жить. На другую можешь открыть свое дело. Но только, прошу, сначала посоветовавшись со мной. Тогда оно будет выгодным и безопасным!
— Спаси тебя Господь… Ник… — только и смогла вымолвить Рита, может, впервые за долгие годы упомянув имя Бога.
— Вот это другое дело, — кивнул ей Ник. — Во славу Божию.
И открыл другой дипломат.
— А это вам, — пододвинул он его Анастасии Семеновне. — Миллион долларов. Все расходы по продаже-покупке — за мой счет!
— Ни-ик! — с укоризной протянула та.
— Все нормально! Будете теперь там за меня молиться! — остановил ее Ник и, с облегчением выдохнув, огляделся по сторонам: — Ну, что там еще? Ах, да, эти монеты… Стас, ты, кажется, больше всех из нас любишь старину. Вот и забирай ее себе! Вместе с ларцом. Как говорили купцы в древности, коня — так с уздечкой!
— Ну, Ник, вот спасибо, вот удружил! — обрадовался — куда больше, чем «Лексусу», Стас, не зная даже, как и благодарить за это друга, и тут только вспомнил: — Спаси Господи!
— Во славу Божию! — серьезно ответил Ник и ему.
Разрешил робко попросившей об этом Рите немедленно уехать в Москву — покупку они оформят потом.
И, услышав какой-то шум за дверью, спросил у Саши:
— Что там еще?
— Да люди пришли — объяснил тот.
— Какие еще люди?
— Хозяева соседних коттеджей. И тоже хотят за любую цену продать их…
— Да что тут эпидемия какая на это, что ли? — удивился Ник.
— С тех пор, как умер Соколов-старший, все здесь пришло в запустение, — объяснила Анастасия Семеновна. — И многие с радостью уехали бы отсюда…
— Да я бы, конечно, их тоже выручил, — сказал на это Ник, но подумал-подумал, да и развел руками. — Только зачем мне весь этот поселок?..