Лекция: Черновики 2 страница

— Не хочешь смотаться со мной за компанию?

Он вскинул брови:

— В Нью-Йорк?

— На Манхэттен, — ответила она таким тоном, как будто это были совершенно разные вещи. — Согласись, классно было бы вырваться отсюда.

К его удивлению, эта мысль не вызвала у него отторжения, в особенности после многих дней одиночества, и он задался вопросом, пошутила она или нет. Он покосился на нее, пытаясь понять, была ли эта фраза брошена ради красного словца, или она в самом деле рассчитывала, что он может к ней присоединиться. Неужели это все не ради пиара и он в самом деле ей нравится?

Но прежде чем он успел что-либо ответить, Оливия улыбнулась.

— Это, конечно, не Лос-Анджелес, но и там тоже незамеченными мы не останемся, — сказала она, замедляя шаг, поскольку они уже подошли к ее вагончику. — Так как, у тебя уже есть какие-то планы?

Грэм вновь подумал о том Четвертом июля, какое он рисовал в своем воображении: параде и салюте, бенгальских огнях и оркестрах, атмосфере праздника в маленьком городке и шансе провести время с родителями. Он так и не ответил на то мамино письмо, и они тоже не делали никаких попыток связаться с ним, пока на прошлой неделе она не позвонила ему. Минут десять они обсуждали погоду в Калифорнии и книгу, которую она читала в своем книжном клубе. Когда она спросила, как идут съемки, Грэм сменил тему, как делал каждый раз, когда родители поднимали ее, остро чувствуя, что они делают это только из вежливости. Но когда она упомянула барбекю, которое их соседи собирались устраивать на День независимости, Грэм вообще никак это не прокомментировал.

«Милый?» — забеспокоилась мама на том конце провода.

«Наверное, это будет здорово», — отрывисто произнес он, и она вздохнула.

«Прости, что мы не смогли приехать, — сказала она, помолчав. — Ты же знаешь, как папа не любит куда-то выбираться из дому, и потом...»

«Ничего страшного, мама».

«Чем собираешься заниматься?»

«Судя по всему, придется работать», — соврал он, зная, что, скорее всего, будет делать то, чем занимался здесь практически каждый день: отправится на прогулку по городу, будет смотреть на рыбацкие лодки, входящие в бухту, а потом, вернувшись к себе в номер, включит какой-нибудь фильм и будет рисовать или терзать вопросами парня, который приглядывал за Уилбуром (тому это, видимо, так надоело, что в своих ответах он теперь ограничивался исключительно саркастическим «Свин на свободе» или «Свин покинул здание»).

Когда он только приехал сюда, ему так не терпелось вырваться из Лос-Анджелеса, что четыре недели казались ничтожно малым сроком. Но теперь он понимал, что все ожидания, которые он связывал с этим местом, были целиком и полностью завязаны на Элли, и, когда она оказалась вынесена в этом уравнении за скобки, ему внезапно стало совершенно нечего здесь делать. Можно было ехать домой.

Тем не менее работы еще оставалось на несколько дней, и он вдруг осознал, что просто не перенесет еще одного обеда в своем вагончике в компании Гарри.

— Я не смогу, — сказал он Оливии, которая по-прежнему ждала его ответа относительно поездки в Нью-Йорк. — Так что тебе заказать?

Пока они ели — хотя на самом деле ел один Грэм, Оливия привередливо ковыряла вилкой индейку с салатом, — он изо всех сил пытался поддерживать разговор, но это было нелегко. Оливия постоянно поглядывала по сторонам, как будто они находились в одном из модных клубов в Голливуде и в любую минуту на пороге мог по явиться кто-нибудь сногсшибательный. Он пытался задавать ей вопросы, которые казались ему настоящими, — где она выросла, кто ее родители, в общем, не обычную протокольную муть, вроде того, где она собирается сниматься дальше и как пришла в киноиндустрию, — но все время помнил о людях, которые сидели вокруг слишком близко, чтобы можно было говорить о чем-то сколько-нибудь важном. И потом, Оливия все равно слушала его вполуха, то и дело заглядывая в свой телефон.

По правде говоря, он и сам не особенно вникал в разговор — так сильно выбила его из колеи встреча с Элли.

По пути к выходу они дали несколько автографов, и Грэм бросил чаевые в специальную баночку. Едва они переступили порог, как в лицо им немедленно ударили вспышки фотокамер, и Грэм, по обыкновению, надвинул на глаза солнцезащитные очки, опустил голову и торопливо зашагал к съемочной площадке. Оливия же ухватила его под руку, вынуждая замедлить шаг, и он понял, что она искренне всем этим наслаждается. Интересно, она решила воспользоваться тем обстоятельством, что их застали вдвоем, или в самом деле не возражала против внимания? Стиснув зубы, он постарался отойти как можно дальше, прежде чем прошептать:

— Нам пора возвращаться.

— Без нас все равно не начнут, — бросила она вполголоса. — Преимущество звездного статуса.

— Вы теперь вместе? — выкрикнул один из фотографов, подмигнув, и Оливия вместо ответа вскинула брови и одарила его загадочной улыбкой.

Казалось, это не кончится никогда. Подходя к площадке, Грэм неожиданно для себя обрадовался при виде Гарри и поспешил отцепиться от Оливии. Увидев их вдвоем, толстяк прямо-таки засиял.

— Идемте, — сказал он, увлекая их за металлические стойки ограждения, отделявшие съемочную площадку от остальной улицы и толпы репортеров с камерами. Когда они подошли к вагончикам, он с ухмылкой обернулся к ним: — Ну, как обед?

— Просто ресторан высокой кухни, — закатила глаза Оливия.

— А мне понравилось, — сказал Грэм.

Ему почему-то хотелось сказать слово в защиту этого места.

— Не сомневаюсь, — хмыкнула Оливия и повернулась к Гарри. — Когда я туда пришла, он практически ел с полу.

— Одна девушка перевернула стойку с конфетами, — пояснил Грэм. — Я только помог их собрать.

— Сомневаюсь, что ты бы так же бросился ей помогать, не будь она такая горячая штучка, — лениво протянула Оливия и рассмеялась. — Кто бы мог подумать, что ты западаешь на рыжих.

Грэм скрипнул зубами, а когда взглянул на Гарри, то, к своему удивлению, увидел, что тот мрачнее тучи. Впрочем, его неудовольствие вызвала явно не Оливия. Это был он.

— Я, пожалуй, пойду, — произнес он неожиданно, и Оливия оторвалась от своего телефона. — Спасибо за обед.

Гарри молча последовал за ним в его вагончик. На виске у него взбухла вена. Едва за ним захлопнулась дверь, как он скрестил на груди руки:

— Это что, та самая рыженькая?

— Из-за чего весь сыр-бор? — поинтересовался Грэм, отодвигая стул. — Я думал, ты будешь рад моему выходу с Оливией. Можешь быть уверен, она позаботилась о том, чтобы снимков получилось более чем достаточно.

— Послушай, — Гарри взял с дивана портфель и принялся рыться в его содержимом, — ты же знаешь, я просто хочу, чтобы ты был счастлив...

Грэм фыркнул.

— Но тебя не должны видеть с этой девицей.

— С Оливией? — уточнил Грэм, прикидываясь дурачком, и Гарри метнул в его сторону испепеляющий взгляд:

— С Элли О'Нил.

Услышав ее имя, Грэм вздрогнул от неожиданности:

— Откуда ты знаешь...

— Я провел небольшое расследование, — ответил менеджер, вскидывая ладони в умиротворяющем жесте. — Это ведь моя работа, не забыл? — Он вытащил из портфеля плотный коричневый конверт. — Я не собирался нагружать тебя всем этим, поскольку нам здесь осталось находиться всего ничего. Но поскольку ты, как выясняется, до сих пор по ней сохнешь...

— Я не сохну, — возразил Грэм чересчур поспешно.

— … и до сих пор не оставил в прошлом то, что было между вами...

— Ничего между нами не...

— … я хочу, чтобы ты, по крайней мере, был в курсе, — закончил Гарри и протянул ему конверт. Грэм не сделал никакой попытки его взять. — Сейчас далеко не самый подходящий момент, чтобы ввязываться в историю, которая может оказаться… с душком. Цена может получиться слишком высока.

— Тебя это не касается, — сердито сверкнул глазами Грэм.

— Это не пойдет тебе на пользу, — продолжал Гарри, как будто не слышал. — Эта история попадет во все газеты. Это плохо скажется на твоем имидже, а мы сейчас действительно не можем себе этого позволить.

Он по-прежнему держал конверт в протянутой руке. Когда он понял, что Грэм не собирается его брать, он с глухим шлепком бросил конверт на столик и поднялся.

— Поверь мне, это все ради твоего же блага, — сказал он и двинулся к выходу из трейлера.

На ковер лег прямоугольник света, потом дверь захлопнулась, и Грэм остался один.

Он долго смотрел на конверт, разрываясь между желанием вскрыть его и отправить в мусорку. Он даже не представлял, что удалось накопать Гарри, понятия не имел, что заставило его взяться за расследование. И не был уверен, что хочет это знать.

Ему вспомнилось самое начало их переписки, ни к чему не обязывающий словесный пинг-понг, все эти сообщения, которые, по сути, были ни о чем, и при этом в них все-таки крылось что-то большее. Практически целый мир.

До сегодняшней встречи они не виделись несколько недель. И хотя Грэм скучал по ней, хотя ему ничего не хотелось так сильно, как постучаться в ее дверь и снова обнять ее, дело было не только в этом. Он не ожидал, что будет так скучать по переписке с ней. Многие месяцы она была адресатом всех его размышлений, а теперь он потерял ее, и его мысли кружили внутри черепной коробки, точно ошалевшие светляки в банке. Он и не подозревал, как много может значить присутствие в твоей жизни человека, с которым можно вот так поговорить; он не подозревал, что этот человек может стать для тебя чем-то вроде спасательного троса, без которого тебя некому будет спасти, если ты начнешь тонуть.

Грэм погладил пальцем уголок конверта, придвигая его ближе к себе, и внезапно понял, как отчаянно хочет узнать, что там, внутри, получить ту крупицу сведений об Элли О'Нил, которая была ему доступна, в чем бы она ни заключалась, что бы ни означала.

Конверт безмолвно смотрел на него, загадочный и официальный.

В нем была заключена какая-то тайна.

Наверное, не стоило этого делать.

Но Грэм протянул руку и взял его.

* * *

От: EONeill22@hotmail.com

Сохранено: среда, 3 июля 2013 13:21

Кому: thisisquinn@gmail.com

Тема: белый флаг

Может, заключим перемирие? Я знаю, ты все еще на меня сердишься, но мне сейчас очень нужна подруга. (И не просто подруга, а именно ты...)

Стояла такая жара, что чем-то заниматься было практически невозможно. Как только они закончили переоформлять витрины, Элли подтащила табуретку к вентилятору и уселась лицом к лопастям, но они лишь гоняли по магазину теплый воздух. Немногочисленные покупатели, у которых хватало мужества заглянуть внутрь, разворачивались и уходили почти сразу же. Духота в зале была еще более невыносимой, чем раскаленное пекло снаружи.

Наконец часа в два мама поднялась со своего места.

— У меня такое чувство, будто я сижу в печке, — сказала она. — Давай закрываться и пойдем отсюда.

— Куда? — отозвалась Элли, по-прежнему глядя на лопасти вентилятора, отчего ее слова странно вибрировали.

Впрочем, она и сама знала ответ. Они пойдут туда, куда ходили всегда.

Полчаса спустя они уже направлялись на пляж. Не на тот пляж в черте города, на котором жарились под солнцем на камнях туристы, похожие на тюленей, и не на детский пляж со спасателями и огороженным местом для купания, и даже не на песчаный пляж у рыболовецкого причала.

Они отправились в бухточку.

Повесив на двери магазина табличку «Окончательно изжарились, вернемся завтра», они забежали домой, чтобы переодеться в купальники, захватить полотенца и взять пса, и теперь направлялись к небольшой отмели поблизости от их дома, на пляж, который был таким уединенным, что они привыкли считать его своим личным. С самого детства Элли они сбегали сюда вдвоем от всех, летом с полотенцами и солнцезащитным кремом, зимой — с сидром и пледами. Они часами бродили по воде, собирали камешки и подглядывали за птицами. Это было их место, и, до того как несколько недель назад она назначила здесь встречу Грэму, она ни разу никого сюда не приводила. Даже Квинн.

Теперь, спускаясь к воде, она поймала себя на том, что разглядывает голыши под ногами: а вдруг найдется второе такое же сердечко? Мама уже разложила на всегдашнем месте полотенца, и Бублик опрометью понесся в воду, смелый, отважный и полный удали, но тут же с позором ретировался, напуганный кротчайшей из волн.

Элли сбросила шлепанцы и зашла по колено в воду, блаженно дрожа от прохлады. Ноги у нее заледенели, а плечам было тепло, она запрокинула голову и закрыла глаза. Утренние события начали подергиваться дымкой и таять в лучах солнца.

— Целых три недели, — произнесла мама, приближаясь к ней. — Мне будет этого не хватать.

Элли не нужно было уточнять, о чем она говорит. За всю жизнь они с мамой не разлучались дольше чем на несколько дней, а мама до сих пор считала, что она скоро уедет в Гарвард на стипендию, которой не существовало. Но дело было не только в этом. Таким образом она готовила себя к куда более длительному расставанию. Когда она отвезет Элли в Бостон и оставит ее там в пустой комнате студенческого общежития, это будет репетицией следующего лета, когда ей придется уехать в колледж по-настоящему. Эта августовская поездка была началом конца. Она знаменовала начало их последнего года вместе.

Поэтому она понимала, что́ мама имела в виду, когда сказала «целых три недели», и понимала, что нужно подойти к ней и взять ее соленую руку и сказать: «Я знаю» или «Я тоже буду по всему этому скучать». Но какая-то крохотная очерствевшая частичка ее сердца не давала ей перестать смотреть прямо перед собой на ту незримую границу, где море перетекает в небо.

— Три недели — это совсем недолго, — сказала она наконец, сдержанно и отчужденно.

Мама кивнула, устремив взгляд куда-то вдаль. Она не могла знать, о чем Элли сейчас на самом деле думает. А думала она о том, что три недели — это целая жизнь и что, может, еще ничего не выйдет. Пока что ей удалось скопить шестьсот двадцать четыре доллара и восемь центов, и если она продолжит работать такими же темпами, то к августу наберется почти тысяча долларов. Но этого было совершенно недостаточно, а при одной мысли о том, чтобы отказаться — упустить такой шанс, или, того хуже, попросить о помощи, — внутри у нее что-то сжималось и на нее накатывала жалость к себе, безысходность и злость.

Бублик носился по берегу туда-сюда, возмущенный тем, что его бросили. Когда Элли свистнула ему, он, поскуливая, плюхнулся в воду и поплыл, высоко держа морду над волнами.

— Послушай, — начала мама, — я знаю...

Но Элли не хотела ничего слышать; она набрала полную грудь воздуха и бросилась в воду. Холод обжег ее, пронизав до костей, так что по всему телу разбежалась дрожь. Сквозь прищуренные глаза она увидела, как Бублик отчаянно работает лапками, кружа вокруг нее в страшном беспокойстве, и несколькими сильными гребками вытолкнула себя из глубины на поверхность воды.

К ее удивлению, мама вынырнула рядом, вытряхивая воду из уха.

— Тебе не удастся так легко от меня отделаться, — сказала она.

Элли ладонью протерла глаза. Дно под ними рез ко пошло под откос, и они обе заработали ногами, взбивая воду.

— Я и не пыталась, — сказала Элли и улеглась на спину. В ушах у нее шумели волны, на губах чувствовалась соль.

— Я знаю, что ты до сих пор злишься на меня из-за Грэма, — сказала мама, и Элли покосилась на нее. На ресницах у мамы повисли бисеринки капель, и лицо на фоне воды казалось очень бледным. — Ты такая молчаливая последние недели, и я понимаю, как ты расстроена. Просто я хотела сказать, что мне очень жаль.

Набежавшая волна мягко всколыхнула их и вновь опустила. В вышине вились чайки. Солнечные блики на воде слепили, и Элли прищурилась, не зная, что сказать. Она в самом деле была расстроена из-за Грэма. Пока она не сталкивалась с ним, ей казалось, что она хорошо держится. Но их сегодняшняя встреча, его близость — это было точно притяжение магнита, могущественное и неотвратимое. Даже сейчас, барахтаясь в воде под висящим в зените солнечным диском, она чувствовала себя выбитой из колеи. С их случайной встречи прошло уже несколько часов, но бо́льшая часть ее души — слишком важная часть, чтобы ее потерять, — осталась там, с ним.

— Все нормально, — произнесла Элли в конце концов севшим голосом. — Ты не виновата.

Мама вздохнула. Ее руки, бледные и призрачные, энергично заработали под водой.

— Все равно он скоро уедет, — сказала она. — Тебе станет легче.

Элли открыла было рот, чтобы ответить, но не смогла выдавить из себя ни звука. Она понимала, что мама хотела ее утешить, но от этих слов ей только захотелось плакать.

«Целых три недели», — снова и снова звучали в голове мамины слова. Именно столько времени было потеряно зря. Именно столько времени прошло с их с Грэмом поцелуя.

Целых три недели.

Далеко в море белела роскошная яхта, неторопливо скользившая на фоне ослепительной небесной синевы, и Элли вспомнилась газетная статья о ее отце и о том, что он приедет на эти выходные в Кеннебанкпорт вместе со своей семьей, возможно, даже на такой же яхте. Наверное, он будет жить на какой-нибудь вилле с видом на океан. По вечерам будет ходить на модные вечеринки с коктейлями, а днем — рыбачить со своими двумя голубоглазыми сыновьями, которые выглядели так, как будто сошли со страниц рекламного каталога, но, судя по тому, что Элли о них читала, едва ли попали бы на Гарвардский курс поэзии, даже если бы попытались.

Она сглотнула, уязвленная такой несправедливостью. И дело было не в том, что она вкалывала как проклятая, чтобы наскрести денег на курс, на который, видимо, все равно не сможет поехать. Дело было в том, что это было только начало. Дальше будет колледж: все эти заявления на ссуду, мама, допоздна сидящая с калькулятором, подбивая цифры. Вечные волнения по поводу дома и магазина, нескончаемые разговоры о том, хватит им денег в этом месяце или нет, ящики, забитые купонами на скидки, все то, что не было бы для них проблемой, если бы Пол Уитмен по-прежнему был в их жизни.

Когда Грэм в тот вечер спросил, сколько денег ей не хватает до нужной суммы, этот вопрос прозвучал как выстрел. Для него, наверное, эта тысяча была суммой, которую он раздавал персоналу гостиницы, прожив неделю на курорте. Он небось за день зарабатывал столько на одних только процентах. Для него это были гроши. Мелочовка. Не деньги.

Для нее же это по-прежнему была заоблачная сумма. С таким же успехом это могли быть и десять тысяч долларов, и миллион. Для нее это было то же самое.

Элли отвела взгляд от яхты, чувствуя, что в горле стоит ком. Бублик поплыл к берегу, смешно загребая лапками, и они проводили его взглядами. Шерстка на голове, покачивающейся в волнах, блестела от солнца.

— Пожалуй, он прав, — сказала мама, слегка махнув ногой в направлении берега. — Я уже слегка поджарилась. Не хочешь на берег?

Элли приподняла голову над водой и помотала ею, потом снова вытянулась в струнку на поверхности воды. Волосы золотистым нимбом плавали вокруг.

— Нет пока, — сказала она. — Ты выходи, если хочешь, а я попозже.

— Ладно, — сказала мама и начала грести в сторону берега. — Не заплывай далеко.

Элли лежала на воде, слушая шелест волн. В вышине перекрикивались друг с другом чайки, солнце клонилось к пляжу. Она давно потеряла счет времени, покачиваясь на волнах и чувствуя себя практически невесомой, несмотря на тяжесть на сердце.

Потом она перевернулась и поплыла к берегу. Выбравшись из воды, она завернулась в полотенце и устроилась на своей любимой скале — плоском камне, который возвышался над бухточкой, точно миниатюрный утес, чувствуя, как, высыхая, на лице проступает соль, как пригревает полусмеженные веки солнце. Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, вглядываясь в толщу воды. Ее внимание привлек маленький кружок, застрявший между камнями. Достав его из воды, она почувствовала, как из горла рвется смех.

Это был песчаный доллар[6]. Ей бы сейчас не помешали несколько другие доллары.

Держа его на ладони, она принялась рассматривать скругленные края, смутно угадываемый контур в виде звезды посередине. На горизонте показалась еще одна роскошная яхта, и Элли прищурилась, глядя на нее. В голове у нее зародилась одна идея, мало-помалу принимая четкие очертания. Она распрямилась; затуманенный после купания ум вновь заработал, перебирая возможные варианты, в то время как пальцы продолжали рассеянно крутить песчаный доллар.

Завтра ее отец окажется всего в часе езды от нее.

Весь замысел вдруг показался ей абсолютно простым, как нечто совершенно очевидное. Внутри, точно цемент, начало крепнуть ощущение какой-то уверенности, даже неизбежности, и она так погрузилась в свои расчеты, что не услышала, как кто-то вышел из-за деревьев. Однако когда под ногами у пришельца захрустели камни, она стремительно обернулась, и сердце у нее подскочило при виде Грэма.

Он улыбнулся ей издалека. На нем были шорты цвета хаки и синяя футболка поло, под цвет глаз, а в руке он держал что-то такое, что — она вдруг с уверенностью это поняла — не могло быть ничем иным, кроме камня в виде сердца.

— У тебя задумчивый вид, — произнес он, по-прежнему стоя на краю пляжа.

Элли почувствовала, как ее губы неудержимо растягиваются в улыбке.

— Привет, — сказала она, и он склонил голову набок, весело глядя на нее.

— Ты просто замечталась или что-то замышляла?

— Замышляла, — ответила она, и он, казалось, обдумал ее ответ, прежде чем сделать еще несколько шагов по направлению к ней.

— Что ж, — сказал он, — что бы ты ни затеяла, я тоже в этом участвую.

* * *

От: GDL824@yahoo.com

Отправлено: среда, 3 июля 2013 16:48

Кому: harry@fentonmanagement.com

Тема: (без темы)

Гарри, спасибо за информацию. Она мне очень кстати.

Грэм

Он вернулся к ней, это правда. Это он вышел из леса на пляж, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние. Но он не был в этом одинок. Он сразу же увидел это в ее взгляде: она тоже возвращалась к нему.

Едва он распечатал конверт, как все его сомнения растаяли. Гарри явно намеревался предостеречь его, однако эффект оказался противоположный. Сидя в своем вагончике, Грэм разложил перед собой на столе распечатки поисковых запросов в Интернете и статей из старых газет и узнал все о ее прошлом. Но после этого у него не возникло желания держаться от нее подальше. Его не волновало, что она может быть незаконной дочерью того надутого сенатора — а может и не быть. Его не волновало, что вся эта история может отрицательно сказаться на его имидже или повредить его карьере.

Главное было то, что это объясняло все. И выражение ее лица, когда она уходила от него прочь тогда, в бухте, и его оставленные без ответа письма, и то, как она старательно избегала с ним встреч последние несколько недель.

Это все произошло не потому, что он ей был не нужен. Она просто пыталась защитить себя.

Но теперь все это не важно. Они сидели на большом плоском камне, возвышающемся над водой. Солнце уже начинало садиться, и хотя Элли переоделась в шорты с футболкой, она по-прежнему куталась в полотенце, как в одеяло, и дрожала: несмотря на жару. Ее длинные волосы еще не успели обсохнуть после купания, а нос порозовел от солнца.

Она попыталась что-то ему сказать, в то время как он попытался сделать то же самое, и их слова наталкивались друг на друга, как электрические машинки на детском автодроме. В конце концов Элли усадила его напротив себя, и они оба сделали глубокий вдох и принялись смеяться без всякой причины, если не считать таковой радость оттого, что они снова вместе. И пусть не прозвучало ни объяснений, ни извинений, оба ощущали, что это их второй шанс начать все сначала, с чистого листа. Это был дар судьбы, и Грэм не собирался упускать его. Но кое-что сказать все-таки было надо, и Грэм кашлянул и наклонился вперед.

— Я первый, — сказал он, и Элли кивнула, уже без улыбки. Грэм не очень понимал, с чего лучше начать, и по этому медлил. — Я знаю, что произошло, — произнес он наконец. — Я знаю, что это все не из-за тебя и не из-за меня. Это все из-за твоего отца.

Она отшатнулась:

— Откуда ты...

— Гарри выяснил, — ответил он. — Мой менеджер. Он никому не расскажет. Просто он понял, что ты мне нравишься, и попытался защитить меня...

— Защитить тебя? — переспросила она, сверкнув зелеными глазами.

— Это его работа, — пожал плечами он. — Но суть не в этом. Это все было не из-за тебя и не из-за меня, так? Значит, теперь это все не имеет значения. Ведь я все знаю.

Элли нахмурилась.

— Имеет, и еще какое, — сказала она. — Это ничего не меняет.

— Это меняет все, — возразил Грэм. — Меня не волнует ни твое прошлое, ни кто твой отец. Ты просто не хотела публичности, так ведь? Не хотела, чтобы тебя фотографировали? — Он расправил плечи. — Ну так мы будем держаться подальше от журналистов.

— Грэм, — произнесла она строгим голосом, хотя уголки губ у нее подрагивали в попытке не улыбаться, — ты сам подумай. Держаться от них подальше не так-то легко. Они — часть твоей жизни.

— Никакая они не часть, — сказал он, начиная слегка горячиться.

— Я не это имела в виду, — сказала она и, к изумлению Грэма, протянула руку и погладила его по щеке. Прикосновение ее горячей ладони было невероятно нежным, но, прежде чем он успел как-то на него откликнуться, она со смущенным видом убрала руку. — Я имела в виду, что это слишком рискованно. Я рада, что ты все знаешь. Я никогда никому об этом не рассказывала. Но ты слишком публичный человек. Я просто не могу поступить так с мамой. — Она умолкла и устремила взгляд на воду. — К тому же Гарри, наверное, прав. Для тебя это тоже не лучшая реклама.

— Мне плевать, — отрезал он. — Это не важно.

— Важно, — возразила она, с легкой грустью глядя на него. — И потом, дело не стоит такого риска. Ты все равно через несколько дней уезжаешь.

— Вот именно. — Он придвинулся ближе. — Мы попусту потеряли целых три недели.

Она опустила глаза:

— Я знаю.

— Это очень много, — сказал он. — С тех пор как мы начали переписываться, я трех часов не мог прожить, не зная, чем ты занята.

Элли улыбнулась, но ее улыбка почти сразу же угасла.

— Мы не должны этого делать.

— Из-за репортеров?

Элли кивнула.

— Ты ведь понимаешь, что едва стоит нам вернуться в город...

— Ладно, — сказал Грэм и обвел взглядом пляж. Солнце наконец-то скрылось за верхушками деревьев, и вода казалась подсвеченной изнутри. — Тогда мы просто останемся здесь.

Она рассмеялась:

— Навсегда?

— Разумеется, — ответил он. — Чем не место для жизни?

— Прекрасный вид на воду.

— Много света.

— Близость к пляжу. И никаких репортеров.