Лекция: Юрий Цезаревич так и ахнул
«Вот тебе и попросил!..» — с досадой покосился на ослепительно синее, без единого облачка, небо Стас.
Ваня с Леной уже сидели рядом и во все глаза смотрели на Макса.
Тот обвел всех троих пугающим взглядом и раздельно, нажимая на слова, чтобы лучше запомнили, сказал:
— Значит, так! Я всё знаю. С Ленки спроса нет, мала еще! А вот вы… В общем, крест должен быть у меня! Поняли?
— Да!
— А…
— Но… — в один голос, соглашаясь, сомневаясь и споря, ответили друзья: — Как?
— Это уже мои проблемы! — отрезал Макс. – От вас требуется только одно — чтобы я знал о каждом шаге отца Тихона.
— И всё? Хорошо! – охотно согласился Стас, незаметно подмигивая недоуменно взглянувшему на него Ване.
— Сегодня, так уж и быть, отдыхайте, мне все равно некогда! – разрешил Макс. – А с завтрашнего дня, чтоб было всё, как я сказал!
— С завтрашнего не получится! – отрицательно покачал головой Стас.
— Это еще почему?
— Потому что отец Тихон сегодня уезжает!
— Вот те раз! – нахмурился Макс. – Как уезжает? Куда?
— К себе в монастырь!
— Откуда знаешь?
— Сам слышал! Отец ему уже и санавиацию вызвал!
— Он что – даже улетает?!
— Нет, санавиация — это обычная «скорая помощь» на дальние расстояния! – тоном сына врача, пояснил Стас.
— И… где же он сейчас?
— На поминках!
— Тогда, так! – решил Макс, не на шутку озадаченный новостью. – Ты, городской, быстро туда. Одна нога там, а другая, как только он начнет уходить – здесь. Понял? – Вы оба, — повернулся он к Ване с Леной, — бегом в медпункт, куда он может заехать за вещами. А я вас здесь буду ждать!
Макс сбросил с себя футболку и джинсы и в спортивную вразвалочку, засеменил к играющим в волейбол. Что оставалось друзьям? Переглянувшись, они наскоро оделись и отправились выполнять его поручение.
— Вот те раз! – проворчал Стас, пиная в сердцах камешек, лежавший на пути. – Играли, загорали, никому ничего плохого не делали…
— Вот те два! — поправила Лена и, перехватив недоуменный взгляд Стаса, пояснила: — Раз уже у Макса было!
Всю остальную дорогу они прошагали молча.
У медпункта Стас и вовсе остался один.
Стараясь не наступать, из какого-то суеверного страха, на еловые ветки, он прошел к старенькому дому бабы Поли, поднялся на скрипучее крыльцо и взялся за ручку двери.
В лицо ему ударило душным воздухом многолюдного помещения и шумом. Спор между отцом Тихоном и Юрием Цезаревичем, будто и не прекращался. Он был в самом разгаре и, как сразу понял Стас, явно не в пользу директора школы.
— Я вас от имени русского народа спрашиваю – зачем тратить средства на восстановление храмов, когда людям нечего есть? – потрясая большим куском пирога с мясом-капустой, громко вопрошал он. – Когда молодым семьям катастрофически не хватает жилья? Когда вообще жить не на что?
— А я вам, как историк историку, отвечаю, — спокойно говорил отец Тихон. – И, в свою очередь, задаю вопрос: что в первую очередь строили, скажем, Александр Невский и Дмитрий Донской после своих великих побед? Храм! А ведь тогда были разруха и голод, какие нам сегодня и не снились! Или наши предки были глупей нас? Нет! Почитайте любое произведение древнерусской литературы и сравните с лучшими современными книгами. Уверяю вас, сравнение будет далеко не в пользу последних! Взгляните в музее на ручку княжеского посоха, узоры которого уже не доступны для понимания современному человеку, настолько далек он стал от гармонии! Да просто осмотрите посуду – насколько она искусней самых дорогих вещей в модных магазинах! То, что мы зовем прогрессом, в духовном плане давно уже идет, как регресс! — Отец Тихон оглядел согласно кивавших ему людей — они и рта не позволяли открыть, пытавшемуся возражать, Юрию Цезаревичу — и подытожил: — Нет, земляки, наши предки были куда умнее, я бы сказал, мудрее нас. И досталось им столько бед, что нам и не снилось! И, тем не менее, они всегда, в первую очередь, как бы трудно ни было, помнили о подателе всех благ, земных и небесных – о Боге. И Он сам спасал их от голодной смерти, помогал выжженной дотла Руси, словно какое-то чудо, каждый раз восставать из руин, делаясь еще сильнее и краше!
— Так давайте, и мы восстановим наш храм, поднимем его, как верно заметил товарищ отец Тихон, из руин! – предложил Григорий Иванович, и почти все сидевшие за столом дружно поддержали его:
— А что? И поднимем!
— И восстановим!
— Краше прежнего будет!
— А что «мэр» наш молчит?
— Я что? Я – как народ! – развел руками глава местной администрации, лысоватый мужчина в очках. — Денег, правда, не обещаю, но людьми, техникой и материалами – помогу!
Юрий Цезаревич так и ахнул:
— Вот те раз! – (Три! – хмыкнул про себя Стас). – Школе, сколько я ни просил, нет ничего, а на храм, стало быть, есть?! – Тут он заметил вошедшего отца Стаса, который в дверях подавал знаки отцу Тихону, что машина уже ждет, и, обрадовавшись, стал просить: — Сергей Сергеевич! Вот вы ученый человек, вас уже знают и уважают здесь, хоть вы помогите объяснить им, что религия – это опиум для народа, дурман, мракобесие!
Но отец Стаса неожиданно не стал поддерживать директора школы.
— Не знаю, — пожал он плечами. — Лично я сам не верю, но и другим не мешаю!
— А я мешал, мешаю, и буду мешать! – с пьяным упрямством заявил Юрий Цезаревич.
Он обвел глазами притихших земляков и остановил взгляд на главе местной администрации:
— Завтра же в город поеду на тебя жаловаться! Между прочим, глава района — бывший мой ученик, он мне ни в чем не откажет!
— Да я что, я… — сразу стушевался здешний «мэр». – Я – как народ!
— И с народом тоже поговорю! По-нашенскому, по-деревенски! Каждый двор обойду. В каждом классе первого сентября выступлю. И даю вам слово: пока я жив, храму в Покровке не бывать!
Отец Тихон, услыхав эти слова, остановился в дверях и тоже оглядел сидевших за сдвинутыми столами людей. Все они были либо бывшими учениками Юрия Цезаревича, либо родителями его нынешних учеников. И оставлять его наедине с ними означало погубить то дело, ради которого он приехал.
Этого отец Тихон никак не мог допустить. Он посмотрел на отца Стаса и, виновато развел руками:
— Видите, как всё получается, Сергей Сергеевич? Придется вам отпускать вашу машину. Я никуда не поеду.
— Как это отпускать? – опешил отец Стаса.
— Очень просто. Я никуда не поеду!
— Но…
— И, простите меня, — давая понять, что разговор окончен, ласково улыбнулся отец Тихон. — Как вы сами любите говорить, без всяких «но»!
— Ура! – в один голос закричали Ваня с Леной.
«Отец Тихон не уезжает… торопиться теперь незачем… и если я…» — Стас быстро сообразил, как ему быть, и с легкой душой покинув душное помещение, уже через минуту был около медпункта.
Здесь было все, как в папиной клинике, только в миниатюре. Чисто, уютно, но – не как дома. Во дворе, как и положено для больницы – лавочки, клумба с цветами, асфальтовая дорожка для прогулок больных и даже собака с хромой лапой. Внутри – белые стены, топчан и запах лекарств. Небольшой коридор и несколько комнат. Все они были на замках, и только одна приоткрыта.
Из нее слышались знакомые, азартные голоса:
— Три – два!
— Два – четыре!
— Четыре – четыре!
— Четыре – пусто… Рыба!
Стас открыл дверь и в изумлении замер. Ваня с Леной играли в домино. Но как играли!
Они, строго по правилам этой игры… выкладывали из поставленных на ребро костяшек — рыбу. Он подоспел как раз к тому моменту, когда она была готова.
Выигравшая партию Лена щелкнула пальчиком по крайней костяшке – и счастливо засмеялась, видя, как, приятно щелкая, постепенно стало рушиться всё их сооружение.
Стас подошел и хмыкнул:
— Ну, вы даете! Кто же так в домино играет?
— А как с ней еще играть? – с досадой кивнул на сестру Ваня. – С тобой – другое дело! Хочешь, сыграем? На деньги!
— Не… — Стас не прочь был заработать на выигрыше, но почему-то подумал о Нине и предложил: — Пошли лучше на пруд!
— Ты что? Там же – Макс! – испугался Ваня. — Уйдем отсюда, знаешь, что с нами будет?
— Пошли-пошли! Ничего он не сделает. Я – отвечаю!
— А домино?
— Сыграем как-нибудь другой раз в это твое до… — Стас сгреб костяшки в кучу, — ми…, — бросил их в коробку и, вспомнив, что давно не отрабатывал командный голос, как отец, докончил: — И никаких но!
— Ну ладно… — неуверенно согласился Ваня и принялся закрывать окно и дверь в комнату.
— Это кабинет, где принимает врач, а когда его нет – мама! – объясняла тем временем Лена. – Здесь делают уколы. Тут хранят лекарства. А это палата папы Тихона, — вздохнула она. — А как там вспоминки?
— Что? – не сразу понял Стас.
— Я говорю, бабу Полю – вспоминают? Плачут?
— Да нет уже! Спорят да пьют!
— И дядя Андрей пьет? Он же – буяница!
— Кто?!
— Ну, буянит, когда выпьет!
— Да не слушай ты её, выходите! – деловито проверив, крепко ли заперты все двери, заторопил Стаса с Леной Ваня.
Он запер медпункт на огромный замок и, оглядываясь по сторонам, положил ключ под крыльцо.
— Ты что? – слышным на весь двор шепотом набросилась на него Лена. — Мама же предупреждала, чтоб никто не видел!
— Стасику можно, он – свой! – возразил Ваня. — А больше тут никого нет! Вся деревня на поминках!
Но едва они вышли из калитки, как мимо них на бешеной скорости промчался небольшой черный джип с тонированными стеклами. Ваня едва успел схватить за руку Лену и оттащить назад.
— Развелось иномарок – пройти негде! – в сердцах ругнулся он и, перехватив насмешливый взгляд Стаса, объяснил:
— Третий раз уже тут проносится! Жучке лапу отдавил. И ты тоже захотела? – набросился она на сестру.
— У меня не лапа, — захныкала та. – А нога, и даже – ножка!
— Всё, хватит! – закричал на нее Ваня. — Если ты сейчас не замолчишь, я попрошу дяденьку-водителя, чтобы он тебе язык отдавил!
Целых пол-улицы после этого Лена шла молча, то ли соображая, как можно отдавить язык машиной, то ли чувствуя вину перед братом.
Наконец, она заискивающе посмотрела на него и спросила:
— Вань, а как эта машина называется?
Тот, явно не зная ответа, с опаской покосился на Стаса и, чтобы не умалить своего авторитета перед сестрой, важно сказал:
— Так и называется – иностранная, сокращенно – иномарка! Правда, Стасик?
— Ну да, — не желая подводить друга, деликатно согласился тот. – А еще мерседес, сокращенно мерс!
На соседней улице раздалось отчаянное кудахтанье кур, гоготанье гусей, и оттуда вылетел, свернув в соседний проулок, всё тот же джип.
— Вот мерсавец! – погрозила ему вслед кулачком Лена.
— Ты это, поосторожнее! – на всякий случай предупредил Ваня. – Вдруг это Макс со своей городской мафией разъезжает…
Но Макс по-прежнему был на пляже.
Заметив друзей, он сразу оставил волейбол и подошел к ним:
— А вы тут откуда?
— Оттуда! – показывая каждый в свою сторону, ответили Ваня со Стасом.
— Я спрашиваю, почему здесь?
Ваня с надеждой покосился на Стаса, и тот, как можно спокойнее, с улыбочкой, стал отвечать:
— Санавиация уже уехала…
— Так… — потерянным голосом протянул Макс.
— Правда, без отца Тихона!
— Та-ак, почему?
— Потому что он остается и никуда не уезжает!
— Ура! – в один голос закричали Ваня с Леной.
— Отлично! – довольно потер ладони Макс. – Тогда сегодня загорайте, а завтра — работать!
— Так мы пошли? – на всякий случай уточнил Стас, победно подмигивая Ване: «Мол, что я вам обещал?».
— Идите! – махнул рукой Макс, но тут же придержал Стаса. – Хотя нет, городской, погоди! Он как сейчас – пьет?
— Кто отец Тихон? Да ты что!
— А чего он тогда там до сих пор делает?
— Ничего! – пожал плечами Стас. – Спорит с вашим директором, будут ли у вас восстанавливать храм.
— Ну и как?
— Что как?
— Будут или нет?
— А я почём знаю?
Макс нахмурился, хотел, наверное, сказать что-то обидное, но вдруг удивленно прищурился и стал смотреть куда-то за спину Стаса.
Стас оглянулся и увидел подъезжающий к пруду знакомый джип. Не доезжая до пляжа, он затормозил. Дверца открылась. Из нее вышел Ник. Увидев Стаса, он обрадовался и знаками стал звать его к себе.
— Это еще что за пальма в наших северных краях? – удивился Макс.
— Ник! – объяснил Стас. — Тот самый сын нового русского, о котором я тебе говорил.
— Чего ему надо?
— Откуда я знаю?
— Да что ты вообще знаешь? – взорвался Макс. – Спроси и передай, что я хочу поговорить с ним!
— Ладно! – охотно согласился Стас. Это входило и в его интересы.
Появление джипа вызвало огромное любопытство всех отдыхавших на пляже. Даже, как он успел заметить краем глаза, Нины. Оставив игру, она вместе со всеми глазела на машину и Ника.
Стараясь ступать как можно небрежнее, он прошел к нему. Поздоровался за руку. Легонько пнул колесо. И спросил:
— Ну, как жизнь?
— Да какая там жизнь! – махнул рукой Ник и дрожащим голосом спросил: — Ты димедрол можешь достать? У твоего отца есть, я знаю… Добудь упаковочку, а? Я… заплачу! По сто долларов за таблетку…
— По сто? За одну?! – не поверил Стас.
— Мало – дам двести!..
— Хорошо, я попробую… — с готовностью пообещал Стас, прикидывая, сколько же это будет, если в упаковке десять таблеток. А если – двадцать?
— Только сегодня! – предупредил Ник, облизывая бледные губы. – До завтра я не доживу…
— Ладно! – глядя на его жалкий вид, Стас дал себе слово, что сам никогда даже не взглянет на наркотики. — А сейчас идем, с тобой Макс поговорить хочет!
— Вот это фокусы без цирка! — присвистнул Макс.
«Бригадир! Сами мы с ним не справимся!»
«Взрывников вызывать надо!»
«Ну, что же вы, товарищи военные? Простой храм взорвать не можете!»
«Да это ж скала, а не храм! Скорей деревню разрушим, чем он шелохнется!»
«По машина-ам!..»
«Ну вот, уехали… Ломами его теперь, что ли?»
«А с иконами, что делать?»
«Как что? Рубить и в костер!»
«Капитон, начинай!»
«Да что же вы делаете, ироды?! Креста на вас нет!!»
«Окаянные-е-е!..»
Поговорить с Ником Максу так и не удалось.
С улицы, где проходили поминки, вышло множество людей — было даже удивительно, как их мог вместить маленький дом бабы Поли, и направились прямо к церкви.
— Это еще что за Первомай в конце июня? – не понял Макс и, одевшись, вместе со всеми, поспешил к односельчанам. Стас с друзьями тоже не стали долго ждать и первыми прибежали на площадь.
Зрелище впечатляло.
Впереди толпы шел отец Тихон, от которого старались ни на шаг не отставать старушки. Позади – рядом с Андреем, который показывал всем свои огромные кулаки, и задумчивым Григорием Ивановичем, воинственно вышагивал Юлий Цезаревич. Отец Стаса держался в стороне и смотрел на всё это грустными глазами.
Около церкви шествие остановилось.
Отец Тихон поднялся на небольшой пригорок, покачал головой, увидев везде, в зарослях крапивы, груды битого кирпича, осколки бутылок, мусор, и с надеждой посмотрел на ждущих его слова людей:
— Ну что, земляки, решим?
— А чего решать? – перебивая друг дружку, загомонили женщины.
— Восстановим, батюшка!..
— Вам бы только языками молоть! – накинулись на них мужчины.
— Вы что ли восстанавливать будете?
— Тут же – сплошная разруха!
— Конечно, ломать проще было! – не оставались в долгу женщины.
— Теперь стройте!
— Так будем или нет, земляки? – поднял руку, останавливая спор, отец Тихон. – Нужна церковь Покровке?
— А это ты у Бога своего спроси! — с издевкой посоветовал Юлий Цезаревич.
— И спрошу!
Он вдруг стал необычайно серьезен, широко, истово перекрестился, поклонился храму, неслышно шевеля губами…
И тут…
Стас поначалу и не понял, что произошло. Только вдруг кто-то вскричал:
— Смотрите, смотрите!..
Потом толпа разом пришла в движение и все, словно по команде, стали поднимать головы.
Стас проследовал глазами за взглядами людей и увидел – на совершенно чистом, безоблачном небе… радугу! Огромная, от востока до запада, сияя всеми красками, она стояла прямо над храмом!
— Господи, прости нас, грешных! – в испуге перекрестилась старушка, говорившая на поминках о мальчике, который помогал взрослым снимать с храма крест. И все женщины, как одна, заголосили:
— Господи, помилуй!
— Видал? – подтолкнул Стаса Ваня. – Ленка, гляди!
— Ага! – ничего не понимая, кивнул тот.
А Лена и без того стояла, не отводя от радуги восторженных глаз.
— Вот это фокусы без цирка! — присвистнул Макс.
— Ничего особенного! Обычное оптическое явление, ну, может, немного аномальное… — пытался объяснить директор школы.
Но никто его и не слушал.
Старушки крестились и падали на колени.
Женщины плакали и тоже опускались рядом с ними.
Мужчины оставались стоять, но какие-то растерянные, притихшие. Даже дядя Андрей сник и разжал свои огромные кулаки.
И только директор школы обещал принести учебник по физике и доказать всем, что в этом нет никакого чуда.
Он так увлекся, что даже не слышал, как отец Тихон спросил все ли за то, чтобы с завтрашнего же дня приниматься за работу. Поэтому получилось так, что решение было принято единогласно.
— Дело за малым! – обратились к главе деревни мужчины. — Назначай бригадира, «мэр»!
Тот покосился на директора школы и уклончиво ответил:
— Завтра, завтра мужики!
— Ты что, не слыхал, что завтра уже работать? Прямо сейчас назначай!
— Кого?! Нет у меня свободных бригадиров…
Дядя Андрей снова сжал кулак и показал его «мэру»:
— А это – видел?
— Погоди, Андрей! – остановил его Григорий Иванович и так, чтобы его слышали все, спросил: — Нет руководителя, так я могу взяться за это дело!
— Как! И ты Брут?! – заморгал директор школы.
— Нет, я не Брут. Но и ты ведь не Цезарь! – усмехнулся Григорий Ивановичи и повысил голос: — Ну что, земляки, берете бригадиром бывшего вице-губернатора области?
— А что, и возьмем!
— Дело говоришь!
— Ну, вот и порешили! – подытожил отец Тихон и, сходя с пригорка, добавил: — Завтра и начнем! А теперь давайте я благословлю вас на благое дело!
— Это еще зачем? – недоумевая, спросил Стас, глядя, как отец Тихон крестит целующих ему руку людей.
— Так положено! – строго ответил Ваня. — Баба Поля говорила – когда батюшка благословляет, это, считай, Сам Бог благословил! И руку не ему, а как бы Богу целуют!
Все женщины и двое-трое мужчин благословились у отца Тихона, и он заметил ребят.
— А, мои благодетели! – узнавающе кивнул он Максу и Стасу с друзьями. – Что стоите? Подходите!
Ваня с Леной не подошли – подбежали к отцу Тихону.
Стас тоже ткнулся губами в его руку.
Следующим был Макс.
Отец Тихон не стал дожидаться, когда тот переборет себя, чтобы поцеловать у него руку и просто осенил его сверху крестным знамением, даже не касаясь головы.
Макс неожиданно покачнулся и непременно бы упал, если бы не могучие руки дяди Андрея который вовремя подхватил и встряхнул его.
— Пить уже начал? Смотри у меня! – показал он Максу свой огромный кулак.
— Нет… что ты, дядя Андрей! – заплетающимся голосом стал возражать тот, и Стас расслышал, как, отходя, он пробормотал: — Вот это да… ну и ударчик!
То и дело, оглядываясь на отца Тихона, Макс взобрался на мотоцикл, посадил на заднее сиденье Нину и, действительно, виляя, как пьяный, поехал по дороге.
Без Нины, Стасу сразу же стало скучно.
Радуга вскоре исчезла.
Люди, возбужденно переговариваясь, начали постепенно расходиться.
Отец Тихон, хотя было заметно, как он устал, терпеливо отвечал на все вопросы.
К Стасу неслышно подкрался Ник и умоляющим голосом напомнил о своей просьбе.
Стас, оживившись, заверил его, что до вечера всё сделает в лучшем виде. Только бы отец поскорей освободился!
А тот, вместо того, чтобы уходить, дождавшись, когда отец Тихон, наконец, остался один, подошел к нему, пощупал пульс и тоже стал о чем-то разговаривать. Заметив Ника, он нахмурился, и, кивая на него, судя по всему, стал жаловаться на то, что уже ничем нельзя помочь этому парню.
А Ник, тем временем, не замечая никого на свете, торопил Стаса достать димедрол, обещая за таблетку уже двести, триста, пятьсот долларов!
И когда он потерянно шел к своей роскошной машине, его неожиданно догнал голос отца Тихона:
— Никита! Да-да, это я тебе говорю! Ты не мог бы довезти меня до медпункта?..
Глава вторая
— Крапивница… — медленно повторил Стас и задумался.
— Па! А от чего дают анальгин?
— От боли.
— А валидол?
— От сердца.
— А… димедрол?
— По показаниям врача. Чаще всего, от аллергии.
— А как определить, что у человека аллергия?
— Очень просто: у него насморк, кашель, слезятся глаза, а еще красная сыпь по телу, как при ожоге крапивой. Она так и называется – крапивница!
— Крапивница?!
Стас так и замер, услышав последнее слово, а родители зашептались:
— Что это с нашим?
— Как что? Неужели ты не понимаешь? Это у него — генетически! В меня! Врачом будет!!
— О, Господи! Два врача в одном доме — это выше моих сил… Тогда уж пусть сразу на психиатра идет!
— Крапивница… — медленно повторил Стас и задумался: «Нику нужен димедрол… мне — доллары… крапивы во дворе сколько угодно… и, если я…»
Он, не колеблясь ни секунды, соскочил со стула.
Со стены за ним внимательно наблюдали министры и генералы. Они смотрели на него с уважением и интересом. Только Деций, став опять отцом медицины – Гиппократом, казалось, качал головой, не одобряя задуманного.
Стас, с самым невинным видом, прошел через родительскую комнату. Отец с мамой, сразу прервали разговор о нем, и стали беседовать о чем-то своем. На кухне он увидел резиновые перчатки, в которых убиралась по дому мама, и сразу понял, что это именно то, что ему нужно.
— Ма! Тебе перчатки не нужны? — закричал он.
— Нет, а… что?
— Я возьму, ладно?
— Зачем?
— Да так, поубираюсь немного… во дворе!
— Конечно, бери, сынок!.. – послышался радостный мамин голос, который тут же сменил озадаченный — папин:
— Чего это с ним?
— А ты не понимаешь? Это у него – генетически, но только – в меня!
— Горе ты мое, городское! – подбежав к сыну, заохала мама.
Спор родителей, в кого больше уродился их сын, разгорелся с новой силой. Прихватив перчатки, Стас с улыбкой прикрыл за собой дверь и торопливо вышел из дома. Оглядевшись с крыльца, он с удовольствием отметил, что крапивы во дворе – сколько угодно! Чтобы не вызвать подозрений родителей, удивленные лица которых поочередно появлялись в окне, Стас принялся старательно выдергивать сорняки, все больше и больше приближаясь к вожделенной крапиве.
Издалека ее листья казались ему долларовыми бумажками. Но когда он, уже изнемогая от усталости, вспотевший, в одних шортах, подошел к ним совсем близко, крошечные иголочки на них, выросли до величины игл самых больших шприцов… Стас озадаченно покачал головой и, прикидывая, с чего начать, посмотрел на крапиву.
Особенно много ее было у забора, за которым виднелась соседская банька. Здесь, даже в такую жару, стояла лужа. Осторожно, чтобы не поскользнуться, Стас подошел к самым зарослям крапивы. Сняв перчатку, он пугливо дотронулся до самого маленького листка и ойкнул.
— Д-да… — Стас осмотрел быстро краснеющее пятно на пальце и озадаченно покачал головой. – За такое отец больше таблетки не даст… Надо сделать веник и пару раз хлестнуть себя по плечам!.. Заодно, как говорил Григорий Иванович, и волю потренируем!
Стас решительно надел перчатки, крепко ухватился за самый большой куст крапивы, что было сил рванул на себя и… потеряв равновесие, полетел в самую гущу крапивы…
Словно миллион искр от огромного, обжигающего костра сверкнуло перед его глазами.
Ослепленный Стас, уже не обращая внимания, на то, что стебли крапивы хлещут его по спине и животу, всхлипывая, выполз из зарослей.
Встав у сарая на ноги, он посмотрел на себя – грязного, с животом и руками, краснеющими прямо на глазах и, уже не радуясь мысли, что заработал больше, намного больше двуста долларов, заковылял к дому.
Родители встретили его хвалебными голосами. Однако, тон их сразу же угас, а благоговейное выражение лиц сменилось неподдельным ужасом. Стас, следуя за их взглядами, перевел глаза на свой, весь покрытый красными пузырями живот и едва не взвыл от страха и жалости к самому себе.
— Таблетки дайте… — протягивая дрожащую руку, слабым голосом жалобно попросил он.
— Что?! – не понял отец.
— Димедрол…
— Какой димедрол? Какие таблетки?!
Отец бросился к себе и в родительской комнате остро запахло лекарствами.
— Горе ты мое, городское! – подбежав к сыну, заохала мама. – Ты что, крапивы от сорняков отличить не мог?
Стас захныкал, пытаясь оправдаться и замер, глядя на появившегося с огромным шприцом отца.
— От такой аллергии одно только средство – укол! Причем – горячий! – заявил он, приближаясь к сыну.
Димедрол, доллары и недавнее падение в крапиву были мгновенно забыты Стасом. Все ее жала не стоили одного этого папиного шприца!
После укола, страдая от боли и разочарования, он лежал в кровати, вновь и вновь переживая весь ужас случившегося.
— Добегался! – ворчал за стеной отец. – Куда спокойнее было, когда сидел дома и читал.
— Читал? — переспросила мама, и послышались ее быстрые, удаляющиеся шаги.
— Ты куда?
— Я сейчас!
Шаги мамы вернулись и осторожно приблизились. Стас открыл глаза и увидел, как она положила что-то на подоконник.
— Ч-что это? – вяло поинтересовался он
— Твоя тетрадь!
— Откуда?.. где ты ее нашла?..
— В кустах под окном лежала. Ветер, наверное, сдул!
«Ага! Этот ветер – Максом называется… — невесело усмехнулся про себя Стас. Подумав о Максе, он вспомнил, весь сегодняшний день, пруд, и удивился, что Ник до сих пор еще не пришел за димедролом.
«И хорошо, что не пришел! – с облегчением подумал он. – Мои знают, что Ник – наркоман… я просил димедрол… что бы тогда я сказал?..»
Ник оглянулся и услышал то, чего меньше всего мог ожидать…
А Ник, тем временем, сидел рядом с лежащим на постели отцом Тихоном и, в свою очередь, тоже думал о Стасе.
Он лихорадочно прикидывал, успел уже тот выпросить у отца димедрол, или еще нет. Всего через стену от него был процедурный кабинет, где этого лекарства было, более, чем достаточно, да и не только его, но и кое-чего покрепче, чего он жаждал сейчас больше всего на свете. Но крепкие решетки на окне и огромный замок на двери, лишали его всяких надежд.
Была, правда одна идея – но настолько безумная, что Ник боялся даже думать о ней. И он ерзал на табуретке, не зная, куда себя деть. И к Стасу было уже пора… и эта комната притягивала его, словно магнит…
Из далекой Америки или Англии, ему позвонил по мобильному телефону отец. Ник ответил, но долгого разговора не получилось. Игорь Игоревич сразу понял, что у сына ломка, и быстро прекратил разговор.
Отец Тихон, искоса поглядывая на парня, что-то ловко вырезал ножичком из небольшого кусочка дерева. Наконец, он закончил работу и положил на тумбочку, где стояла, прислоненная к стакану с букетом ромашек, картонная иконка – аккуратный маленький крестик…
— Не могу без дела сидеть! – пожаловался он, пряча нож в ящик тумбочки, в котором, как успел заметить Ник, лежало еще несколько заготовок. — Нравится?
— Ничего! – пожал плечами Ник.
— Хочешь, подарю?
— Зачем? Надо будет – мне отец золотой купит! А то, как и у вас, в рубинах!
Ник кивнул на крест отца Тихона и, осторожно спросил:
— А вам сейчас больно?
— Сейчас нет.
— А вообще – бывает?
— Если честно, то да!
— И обезболивающее вам, дают?
— Да не без этого.
— А… успокаивающее?
— Тоже несколько раз предлагали!
— Сильное?
— Куда уж сильней – почти наркотик!
— А… вы?
— Отказался! – улыбнулся отец Тихон.
— Почему?! – во все глаза уставился на него Ник.
— Боюсь привыкнуть!
— А вы не отказывайтесь!
И тут Ник, путаясь в словах, стал говорить о том, на что все это время надеялся без всяких шансов на успех:
— Вы попросите, вам дадут! А вы — мне! Я… сейчас же съезжу за фельдшерицей, она приедет, и… Ну, что вам стоит? Мне плохо… очень…понимаете? Я больше так не могу! Я этого не выдержу!!! Да что вы можете понимать?! А-аа… – обречено махнул он рукой, направился к двери и вдруг услышал за спиной:
— Постой!
Ник, не оборачиваясь, взялся за ручку двери.
Стой, тебе говорят! – уже громче повторил отец Тихон.
Ник оглянулся и услышал то, чего меньше всего мог ожидать:
— Хорошо, я согласен.
— Вы? – веря и не веря, бросился он к отцу Тихону. — Согласны?!
— Да. Но – только при одном условии.
— Да я… я… все, что угодно! – забормотал Ник, доставая трясущимися руками доллары. – Вот!.. вот!.. берите…
— Нет, деньги оставь себе! – остановил его отец Тихон. – Я просто хочу помочь тебе…
— Тогда я поехал? – снова рванулся к двери Ник.
— Куда? Ты забыл про условие! – напомнил отец Тихон.
— Нет! Почему? Я помню! И… что же я должен делать?
— Ты должен дать мне слово…
— Что это в последний раз? – перебил отца Тихона Ник. – Конечно, дам! — Он поймал на себе пристальный взгляд священника и опустил голову: — Но вы же сами понимаете, что я не сдержу его…
— Ты дашь слово, — словно не слыша его, повторил отец Тихон, — что, просто побудешь здесь полчаса.
— И все?!
— Нет. И по честному откажешься от своей просьбы, если тебе станет легче.
— А если не станет?
— Тогда я сам поеду с тобой к фельдшеру и попрошу сделать тебе укол. Ты прав, она мне не откажет!
— Ага, я все понял! – нахмурился Ник, и уголки его губ задергались. — Вы думаете, что я успокоюсь за это время? Но это же ломка! Как вы не понимаете? Она не пройдет, пока не принять дозы!..
— Пройдет, — тихо, но твердо сказал отец Тихон. — И прошу тебя потерпеть всего полчаса.
— А не обманете?
— Ну, чем мне тебе доказать… — покачал головой отец Тихон и вдруг улыбнулся: — А хочешь, я тебе свою тайну открою?
— Тайну? – распахнул глаза Ник.
— Да, почему я приехал в Покровскую? А ты, если я не сдержу своего слова, вправе будешь рассказать ее всем!
— Да не надо мне вашей тайны… — проворчал Ник, сникая под открытым взглядом отца Тихона.
— И, тем не менее, я расскажу. У нас ведь целых полчаса. Но только ты сделаешь все, что я попрошу!
— Ну, хорошо!
Ник взглянул на свой мобильный телефон, засекая время, и послушно опустился на табуретку.
— И что я же должен делать?
— Перво-наперво, надеть крест!
— Не может быть! – не поверил Ник…
Отец Тихон достал из сумки бутылочку, на которой было написано «Святая вода», намочил в ней бахрому своих четок и покропил деревянный крестик. Затем стал вдевать в небольшое отверстие шнурок.
— А приехал я в Покровку потому, — говорил он, проделывая все это, — что много-много лет назад сделал здесь одно очень плохое дело.
— Вы? – не поверил Ник.
— Видишь за окном храм?
— Ну, да!
— Купол без креста? Так вот это я, когда был таким, как ты, снял его с церкви!
— Вы?!
— Ну, не сам, конечно, но прикрепил к нему трос, чтобы можно было стянуть его трактором. И вот теперь я здесь, чтобы исправить ту давнюю ошибку, свой тягчайший грех перед Богом.
— Но ведь вы тогда не знали, что это плохо.
— Да, сам не ведал, что творил. Но, даже в земных делах, как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности перед законом. А уж в небесных…
Не договорив, отец Тихон завязал кончики шнурка в крепкий узел и сам надел крестик на шею, то и дело поглядывавшего на часы, Ника.
— Так-то оно лучше будет… — полюбовавшись на свою работу, одобрил он. — А теперь…
Отец Тихон достал на этот раз маленький флакончик и кончиком свечи крестообразно помазал маслом лоб Ника.
Все это было столь необычно, и масло пахло так притягивающе вкусно, что Ник не удержался от вопроса:
— Что это? Зачем?
— Это – масло из лампадки перед чудотворной иконой, – ответил отец Тихон, показывая глазами на образок на тумбочке.
— Такой маленькой? – удивился Ник.
— Нет, это типографская копия с нее. А сама икона – очень большая. Ее писали монахи на Афоне, и она славится тем, что перед ней исцелилось множество людей. Даже болевших раком в последней степени! И не только раком…
Отец Тихон говорил Нику, а сам неотрывно смотрел на икону:
— Я знаю женщину, которая молилась перед ней, чтобы ее сын избавился от наркомании.
— А он как – травкой баловался, или сидел на игле? – тоном знатока, уточнил Ник.
— Колол себе что-то, причем самое сильное, — поморщился отец Тихон. – И, как ты говоришь, уже ничто не могло помочь ему… Так вот, она помолилась. Принесла домой вот такой же образок, и… — отец Тихон замолчал и прижал руку к левой половине руку.
— И… — заторопил его Ник.- Что дальше?
— А дальше случилось чудо, – улыбнулся отец Тихон. — Наутро ее сын сам попросил отвести его к наркологу…
— Толку-то! – хмыкнул Ник.
— Ты слушай! – посоветовал ему отец Тихон. – Мать повела его в тот же день в клинику, там сделали анализ крови, и — в ней не оказалось даже следа наркотиков.
— Не может быть! – не поверил Ник.
— Почему? — удивился отец Тихон. — Тому есть многие доказательства: протоколы его прежних допросов в милиции, медицинская карточка у нарколога с заключением, что он совершенно здоров, справка с анализом крови. Женщина до сих пор хранит ее, как святыню. А главное свидетельство – ее сын. С тех пор он забыл, что такое наркотики. Если хочешь, я даже могу тебя познакомить с ним!
— Этого не может быть… — глядя во все глаза на иконку, повторил Ник.
— Как видишь, может. И это ответ на твой второй вопрос – зачем я помазал тебя маслом.
— И… … вы… думаете, мне тоже… может… помочь? – замирая на каждом слове, спросил Ник.
— Да, только для этого тебе надо бы помолиться.
— Но я не умею…это же, наверное, молитвы надо знать?
— Конечно, и не одну, которые ты выучишь в свое время. А пока с тебя достаточно и одной. Научить?
— Я все равно не запомню…
— Запомнишь, она всего из двух слов «Господи, помилуй». А то и вовсе из одного – «Господи!» Но только сказать ее надо с верой и от всего сердца. Молитва – это ведь разговор человека с Богом. И ты должен попросить Его помочь тебе.
— И Он – поможет?
— Конечно!
— Но это – невозможно! – словно спохватившись, возразил Ник.
— Правильно, — согласился отец Тихон и тут же уточнил: — Самому человеку невозможно. Но Бог сказал: невозможное человеку, возможно Богу! И еще Он сказал: по вере вашей дано будет.
— Тогда… я… попробую? – робко спросил Ник, и, не дожидаясь ответа, трудно, словно первое слово в жизни, как больной после тяжелой болезни, выдавил из себя: — Господи…
Сказал, и все остальные слова, будто застряли у него в горле. Слезы стали душить его, сами собой литься из глаз...
— Вы думаете, я хочу? — простонал он, закатывая рукав рубашки и показывая следы уколов на вене. — Я просто не могу!
— Бедный ты, бедный! – подойдя, обнял его отец Тихон.
И тут уже Ник, не сдерживая себя, заплакал навзрыд, давясь бессвязными словами:
— Да! Бедный… все считают меня счастливым, потому что у моего отца много денег…знакомятся, дружат со мной из-за этого…завидуют мне … а я – самый несчастный человек на свете… и только вы… один вы поняли это! Вы знаете, о чем мы мечтаем с друзьями, когда соберемся и примем дозу? О том, как завяжем! И завязываем! До следующей ломки… А потом – опять всё по-старому! Ищем денег на новую дозу, воруем у своих, грабим чужих… Меня и отец-то сюда привез, чтобы спрятать от следствия. Цепочку я золотую сорвал с женщины… Так что и у меня есть своя тайна…
— Ничего, как-нибудь обойдется! Всё хорошо… всё хорошо будет! – слушая, Ника, то и дело повторял отец Тихон.
Наконец, он отпустил его и спросил:
— Ну, как?
— Что как?
— Отпустило? Полчаса прошло!
— Да… — машинально кивнул Ник, прислушался к самому себе и, боясь даже дышать, зашептал: — Легче! Честное слово, легче!!! Нет, правда, ей-Богу!
Он вскочил с табуретки и сам стал обнимать отца Тихона:
— Отпустило! Без ломки переломался!
— Что, надо теперь к фельдшеру ехать?
— Нет! Нет! Я же ведь слово дал!!! Нет!!!
— Вот видишь! – улыбнулся отец Тихон. – И дальше всё хорошо будет. Я буду молиться, чтобы Господь укрепил тебя и отвел все соблазны на твоем пути и тех, кто сеет эти соблазны. Ты только сам теперь не сглупи. Ходи, дыши, радуйся жизни! Уклоняйся на первых порах от прежних друзей, ненужных разговоров, неприятностей, которые могут спровоцировать тягу к наркотикам. А потянет на старое – сразу молись! Вот, перед ней! – протянул он иконку Нику.
— А как же вы? – испугался Ник, пряча за спину руки.
— Ничего, — успокоил его отец Тихон. – Как говорил один древний поэт, что ты спрятал, то пропало, что ты отдал – то твое!
— Вам же она самому нужна! — напомнил Ник.
Но желание, чтобы копия с чудотворного образа была у него, пересилило, и он принял этот бесценный для него подарок.
— А теперь иди. Иди-иди, Никита! — с усталой улыбкой отпустил его отец Тихон. — Приходи завтра с утра к храму. Поработаешь, вместе со всеми, отблагодаришь Бога за эту помощь!
— Приду! Конечно, приду!
Ник выскочил из палаты, и, с запоздалым изумлением – откуда отец Тихон мог знать его полное имя? – сел в машину.
Здесь он вновь прислушался к себе, тихо засмеялся и помчался по деревне, проехав на радостях мимо дома Стаса, даже не обратив внимания на то, что там светилось окно, за которым Стас, в свою очередь, тоже забыв про Ника, читал о том, как на палубе императорского курьерского судна, со страхом и надеждой во взгляде, стоял Крисп…