Лекция: Рождение страны
Вестготский король Родерик, Родриго испанских романсеро, стяжал в истории печальную славу: он был последним правителем Толедской монархии, при котором она не только утратила былое могущество, но и совсем перестала существовать. В 711 г. от Рождества Христова, или, по испанской эре, в 749 г., переправившись через Гибралтар, на Европейский континент ступили войска арабов, распространивших к тому времени свою власть от Багдада до крайнего запада Африки. Легенда возлагает вину за это и на Родерика. Рассказывают, будто он надругался над дочерью правителя Сеуты графа Юлиана, и тот, дождавшись, когда король двинулся с войском на север против непокорных басков, предложил арабским отрядам под предводительством Тарика захватить земли и богатства своего врага. Следом за воинами Тарика хлынули и другие. Судьба самого Юлиана не известна: может быть, он занял высокое положение при халифе, а может быть, и бесславно исчез. Как бы то ни было, а к 713 г. большая часть полуострова оказалась в руках арабов и халиф был объявлен правителем испанских земель, в том числе и Лузитании.
Как ни оскорбителен поступок Родерика, вряд ли вина его перед монархией была столь велика.
Силы арабов, и главное, жажда завоеваний далеко не были исчерпаны африканскими походами. С ними еще предстояло биться не только вестготским, но и франкским рыцарям. Молодое, бурно растущее исламское общество выплеснулось бы на Пиренейский полуостров и без мести Юлиана.
Непокоренными остались лишь северные области. Сюда и устремились те, кто смог уцелеть и уйти из южных районов полуострова. Отсюда через некоторое время началось медленное, но упорное, с победами и отступлениями, продвижение на юг возникших здесь христианских государств, называемое Реконкистой. Подробнее мы еще о ней расскажем, а пока заметим, что в ее ходе возникли королевство Овьедское, затем Астуро‑Леонская монархия с центром в Леоне. Монархия дробилась, от нее отпадали то королевство Наварра, то королевство Галисия, то графство Кастильское, а через некоторое время их объединяла опять рука сильного правителя. Именно в этом непостоянном мире возникающих и исчезающих королевств на землях к югу от реки Лима появилось графство Португальское.
Территория Португалии в более или менее окончательном виде сложилась к середине XIII в. Начало же отвоевания португальских земель относится еще к VIII в. Уже Альфонсо I, король Астурии и Леона совершал туда походы и, по свидетельству хроник, овладел древними городами Брагой, Порту, Визеу, Шавишем.[2]Однако столетие спустя при Ординьо I пришлось вновь осваивать эти земли. Трудно говорить о действительном контроле христианских королей в то время над землями между реками Мииью и Мондегу, так как они не имели сил закрепиться на этих территориях. Населенные пункты переходили из рук в руки, арабы совершали глубокие рейды на север, гибли люди, опустошались земли.
Продвижение Реконкисты на юг, за Дору, захват Альфонсо III в 878 г. Коимбры принесли относительнее спокойствие северным районам. По Дору прошла более или менее стабильная граница сфер влияния христиан и мусульман. Еще в 868 г. граф Вимарано Перес по повелению Альфонсо III начал заселение местечка Портукале (будущий Порту). Отсюда и пошло название земли и будущего графства Португальского. По указу того же короля были определены границы округи Браги, заселялись Визеу, Ламегу.
Альфонсо III (866–910) разделил свое королевство между сыновьями, и после этого стоило правителю одной из областей подчинить себе другие, как он тут же по завещанию делил их между тремя‑четырьмя наследниками, что вызывало бесконечные войны, в которых активно участвовала сепаратистски настроенная местная знать. В X– начале XI в. христианские королевства захлестнула волна междоусобных войн и битв за престол. Поэтому, а также с усилением Кордовского халифата Реконкиста приостановилась. Лишь с середины XI в., после распада халифата в 1031 г. и объединения Леона и Кастилии в 1037 г., Фернандо I снова начал продвигаться на юг и в португальских лемлях вновь обрел захваченные арабами Коимбру, Визеу, Ламегу. В этих действиях принимал участие легендарный Сид Кампеадор. Однако и Фернандо I разделил королевство между детьми, один из которых, Альфонсо VI, только через семь лет смог объединить его.
При Фернандо I Португалия упоминается в документах наряду с территориями, временно получавшими статус отдельных королевств, – Леон, Галисия, Астурия.[3]К 1071 г. относится событие, известное в португальской истории как битва при Педрозу (неподалеку от Браги), – сражение между братом Альфонсо VI, Гарсией, правившим тогда в Галисии, и португальской знатью во главе с графом Нуно Мендесом. Эту битву многие португальские историки расценивали как проявление тенденции к автономии, но она, надо полагать, была не более чем феодальной распрей.[4]
На небольшой территории Португалии уже в XI в. существовали города «всепиренейского» значения: Брага, Порту, Коимбра. Брага еще при вестготах была крупным религиозным и ремесленным центром. При Альфонсо III в ней и в других городах были восстановлены епископские кафедры, что дало Португалии самостоятельную церковную организацию. В конце XI в. наряду со старыми возникали и новые города – Виланова‑де‑Гайа, Гимарайнш и др.
Португальская земля управлялась графами, которых назначали леонские короли. Позже их власть все чаще стала передаваться по наследству. Эти земли не считались самостоятельной административной единицей, но правители их, находясь достаточно далеко от Леона, чувствовали себя относительно независимыми. В португальских землях в это время графами были представители пяти семейств – потомков Вимарано Переса; иногда они носили даже титул герцога. К концу XI в. гибель в сражениях и физическая деградация привели к тому, что семьи эти захирели и выродились. После битвы при Педрозу Португальское графство потеряло на время былую вольность. Однако уже приближались новые времена – времена Энрике и Афонсу Энрикеша.
Конец XI в. опять угрожал христианским королевствам мусульманским натиском. На помощь бывшему халифату, распавшемуся на отдельные тайфы, пришли из Африки берберские племена альморавидов. Вновь земля Португалии и Галисии, Леона и Кастилии заклубилась пылью под копытами арабских скакунов. Альфонсо VI бросил клич всем христианским воинам. В ответ к Леонскому двору прибыли франкские рыцари, среди них и Раймунд Бургундский с племянником Анри. Раймунд за храбростьи верную службу получил в жены дочь Альфопсо – Урраку, а в ленное владение – Галисию. Племянник же около 1096 г. заслужил руку внебрачной дочери Альфонсо – Терезы, которой было в то время всего пять лет, и графство Португальское. Так он стал графом Энрике и родоначальником Бургундской династии правителей Португалии. На протяжении столетий ученые – историки и юристы – спорили о том, на каких условиях Энрике получил Португалию – в приданое, в дар или в лен,[5]и порой эти споры были очень ожесточенными, ибо касались самых острых и болезненных политических проблем. Что же до научной стороны вопроса, то трудно судить о возможности ого разрешения, ибо текст жалованной грамоты не сохранился и имеются лишь позднейшие ссылки на него Терезы и ее сына Афоису Эприкеша. Нам представляется, что юридическая сторона дола не столь уж важна для оценки факта отделения Португалии. Каковы бы ни были эти условия, они не помешали наследникам Энрике достичь автономии, тем более что настоящей самостоятельности Португалия добилась не на юридической основе.
Энрике правил графством в течение 16 лет в трудное для христианских государств полуострова время. Альморавиды теснили христиан. В этих условиях Энрике сумел защитить свое графство и отвоевать обратно ряд городов и территорий.
Граф Энрике выполнял по отношению к Альфонсо VI положенные феодальные обязанности вплоть до смерти своего сюзерена в 1109 г. Однако он не признал себя вассалом наследницы Альфонсо – Урраки. Более открытое неповиновение позволила себе Тереза, после смерти мужа став на путь усобиц и военных конфликтов со своей сестрой Урракой.
Давало ли внутреннее развитие Португальского графства основания для попыток обособления? Правление Энрико ознаменовалось пожалованием городам и деревням форалов.[6]Так, в 1095–1096 гг. были дарованы форалы Гимарайншу, селению Константин де Паноайш, в 1108 г. – Тентугалу и т. д.[7]Они написаны для людей, пришедших жить в эти места, и тех кто еще придет в будущем. В форалах зафиксированы, как обычно в таких документах, определенные права и привилегии жителей поселения. Содержание документов свидетельствует как о стремлении графа привлечь на свои земли поселенцев, так и о том, что заселение уже началось. Рост населения, освоение и закрепление земель за графством дали возможность Энрике вести себя более независимо по отношению к сюзерену. Но тем важнее для него был мир в графстве.
Именно этим, вероятно, объясняется возникновение форалов Коимбры и Соуре. Они пожалованы Энрике и Терезой в 1111 г. после восстания в Коимбре, когда жители этого города вынудили Энрике пойти на значительные уступки. Заселение новых земель, дарование привилегий и форалов городам и местечкам продолжалось и после смерти Эприке в 1112 г., в правление Терезы.[8]
Политика укрепления португальскими правителями своей власти находила выражение в раздаче земельных пожалований, в основании новых и восстановлении старых монастырей, что было типично и для Энрике и для Терезы.
Смерть Альфонсо VI вызвала новые междоусобицы в Кастилии. Уррака, сочетавшаяся вторым браком с Альфонсо I Арагонским, выделила своему сыну, будущему Альфонсо VII, в качестве королевства Галисию. Столкновение леоно‑кастильской и арагонской знати, мятежи галисийских магнатов, восстания в городах севера полуострова осложнили ситуацию в Кастилии. Не осталась в стороне от тенденций феодального сепаратизма и Португалия: после раздела страны между Урракой и Альфонсо VII Тереза приняла титул королевы.
В португальской историографии долго придавалось большое значение ранней титулатуре правителей Португалии. На основании появления в документах титулов «королева», «король», историки говорили о попытках создания самой Терезой, а потом и ее сыном Афонсу самостоятельного государства. Однако исследователи в последнее время, сопоставив данные леоно‑кастильских и португальских грамот, выяснили, что этот титул прилагался просто к королевским детям, и принятие его одной стороной и признание другой еще не свидетельствовали о достижении политической самостоятельности.[9]Не случайно, однако, Тереза не чувствовала себя королевой до раздела Леоно‑Кастильской монархии: выделение Галисии как самостоятельного королевства, очевидно, укрепило в португальской знати сепаратистские настроения.
Этим же во многом объясняются дальнейшие события внутри самой Португалии. Тереза, попытавшаяся отказаться от выполнения феодальных обязательств после смерти Урраки в 1126 г. и потерпевшая поражение в борьбе с Лльфонсо VII, была вынуждена в 1127 г. заключить с ним мир и союз против Арагона. Однако часть португальской знати по главе с 18‑летним сыном Терезы Афонсу Энрикошом не сложила оружие и укрылась в замке Гимарайиша. Это были представители самых старинных «семей, в том числе рода Мендеш да Майа, откуда происходил воспитатель Афоису, архиепископ Браги Пайу Мендеш. Их не устраивало и сближение Терезы с галисийской знатью, особенно усиление фаворита Терезы, графа Фернандо Переса.
Сразу после заключения Терезой мира с Альфонсо VII ее сын попытался взять власть в свои руки. Первым его самостоятельным шагом явилось пожалование земель Сан‑Висенте де Фрагозу, подписанное только им, без Терезы. Затем он самолично подтвердил форал Гимарайнша.[10]Дело дошло до вооруженного столкновения между сторонниками Терезы и Афонсу – так называемой битвы при Сан‑Мамеде 24 июля 1128 г. Победа оказалась на стороне Афонсу, и отныне он считался главой Португальского графства. Терезе был выделен замок на севере страны, где она провела оставшиеся два года своей жизни с графом Фернандо.
В этой борьбе феодальных группировок большое значение имела позиция других слоев населения. За инфанта Афонсу выступили Гимарайнш, Брага и другие городские центры – от Дору до Мииью. По сообщению хроники, Афонсу призвал «своих друзей и бедняков Португалии, которые предпочитали его правление правлению его матери и недостойных чужаков»[11]выступить под его знаменами. Можно сомневаться в мотивировке и оценках хрониста, но сам факт попытки включения в борьбу более широких, чем дворянство, слоев населения необыкновенно интересен. Эта черта политической жизни Португалии станет характерной и для более поздних эпох, красной нитью пройдет через всю ее средневековую историю, подчас определяя своеобразие социальных движений в Португалии.
Объяснение этому, казалось бы, не свойственному феодальному миру призыву и оказанной Афонсу поддержке, видимо, надо искать в том, что попытки вернуть Португалию в состав Леоно‑Кастильской монархии вели к войне и грабежам на территории Португалии, и Афонсу представал, следовательно, защитником своих подданных.
Правление Афонсу Энрикеша продолжалось до 1185 г., т. е. без малого 60 лет. Маленькое графство Португальское за это время продвинуло свои границы на юге до реки Тежу, городов Эворы и Бежи. Однако первые годы правления взоры Афонсу были обращены на северную границу, на взаимоотношения с Леоно‑Кастильской монархией. С 1132 г. на границе с Галисией не прекращались стычки из‑за спорных земель и замков. В 1135 г. король Леона и Кастилии Альфонсо VII был провозглашен императором Испании. Через два года он заключил с Афонсу мирный договор в Туе. В этом договоре в обмен на неприкосновенность северных границ Афонсу признавал вассальное подчинение императору. Так был найден компромисс.
В 1139 г. Афонсу одержал решительную победу над соединенными силами арабов при Орике. С этого момента он начал именовать себя королем. С этой же победой легенда связала возникновение герба Португалии. Пять синих щитов в серебряном поле символизируют пять поверженных при Орико исламских «королей» (видимо, речь шла о военачальниках). Пять серебряных гвоздей на каждом из синих щитов напоминали о распятии Христа. Такой герб впервые встречается у Афонсу Энрикеша, но трактовка его родилась скорее всего позже, когда геральдические формы пытались осмыслить и найти в них тайное значение. Первоначально герб не имел каймы. Позднее вокруг серебряного поля возник алый бордюр с кастильскими башнями. Таким герб дошел до наших дней.
Корифей португальской истории А. Эркулапу оценивал битву при Орике как обычный незначительный «весенний» набег арабов, а победа, по его мнению, имела скорее моральное значение, подняв престиж Афонсу.[12]В то же время она дала ему возможность собрать силы для похода в Галисию, нарушив договор в Туе. Разбив войска Альфонсо VII, Афонсу захватил Туй и земли в Галисии. Только в 1143 г. в Саморе было заключено новое соглашение между соседями и родственниками. К сожалению, его текст до нас не дошел, а содержание известно лишь по ссылкам в других документах. Вероятно, по этому соглашению Альфонсо VII признавал существование самостоятельной Португалии, не входившей в состав Леона, хотя Афонсу владел городом Асторгой на правах вассальной зависимости от Альфонсо, VII. Фактически был признан и королевский титул Афонсу. Но, с юридической точки зрения, коль скоро Альфонсо VII стал императором, он не должен был иметь особых возражений против вассала‑короля до тех пор, пока не подвергалась сомнению сама вассальная зависимость.
Этот договор па долгие годы урегулировал отношения Португалии с соседними землями. Правда, наследники Альфонсо VII, Санчо и Фернандо, заключив договор в Саагуне о разделе королевства, среди своих земель числили и Португалию без упоминания ее самостоятельности. В 60‑е годы XII в. вновь возникли споры на галисийской границе, а в 1169 г., осаждая мавританскую крепость Бадахос, Афонсу при изменившем военном счастье оказался на два месяца пленником Фернандо Леонского, пришедшего на помощь маврам. Основные же усилия Португалии с 40‑х годов XII столетия были направлены на Реконкисту.
И Реконкиста и защита от притязаний Кастилии требовали того, что сейчас мы бы назвали экономической самостоятельностью страны. Стремясь обеспечить процветание городов, Афонсу жалует форалы Лиссабону, Сантарену, Визеу и другим поселениям. Уже при Терезе существовал ежегодный торг в Орензе, около 1125 г. упоминается ярмарка в Понте‑де‑Лима. К этому же времени относится появление и других многодневных ярмарок. В Коимбре, Гимарайнше, Сантарене, Лиссабоне и других городах процветали городские рынки. С середины столетия документы говорят не только о горожанах, но и о ремесленниках.[13]
Как ни сложно нам ныне сквозь толщу веков проникнуть в тайные замыслы властителей, несомненно одно: в своем стремлении расширить границы страны и укрепить ее португальские графы и короли хотели видеть своих подданных‑горожан богатыми и деятельными и всемерно поддерживали их. Но просторы Португалии требовали и крестьянских рук – ведь продолжалось освоение старых и заселение новых земель. Нужда в рабочей силе стала причиной того, что в многочисленных королевских грамотах и форалах были записаны твердо установленные – «отныне и вовек» – повинности крестьян. Иногда король этими же грамотами уничтожал личную зависимость земледельцев, а на новых землях, где жизнь была особенно трудна и опасна.
Этому же способствовали и щедрые милости королей – жалования и дарения – церквам и монастырям, орденам рыцарям.[14]Непосредственная связь с португальской короной, возможность получать от нее земли, доходы, пользоваться плодами Реконкисты без вмешательства или санкции далекого императора Испании, конечно, устраивали Португальскую знать и духовенство и подталкивали их на Рто, чтобы поддерживать Афонсу в его жажде независимости.
До арабского вторжения па Пиренейском полуострове у христианской церкви существовало пять метрополий – в Браге, Мериде, Таррагоне, Толедо и Севилье. Первой из них была в 1070–1071 гг. восстановлена Брага, знаменитая мастерством литья колоколов. Через некоторое время, после отвоевания Толедо, в 1088 г. епископу толедскому была пожалована примасия над всеми церквами полуострова. Схизма католической церкви повлияла и на положение португальского клира: около 1118 г. епископ Браги согласился стать аптииапой Григорием VIII, войдя в союз с императором «священной римской империи» Генрихом V. Прага была лишена его противником статуса митрополии, а вскоре статус епископства получил Сантьяго‑де‑Компостелла, расположенный на землях диоцеза[15]Браги. Оба эти факта вызвали естественное недовольство и сопротивление епископа Браги и португальского клира.
В начале XII в. постоянно сталкивались интересы Сантьяго, Толедо и Браги из‑за прав и привилегий, из‑за подчинения тех или иных епископств, из‑за главенства Толедо. Большую роль в них играло епископство Сантьяго, которое начало заметно выделяться как общехристианское место поклонения со святыней европейского масштаба. Этому соперничеству сопутствовали поездки в Рим, подкуп пап, наказание непокорных, открытое неповиновение внутри церковной иерархии. Так, епископы Браги, Коимбры, Порту отказались прибыть на Вальядолидский собор 1143 г., объясняя это тем, что они не подчиняются Толедо. Представители пиренейского духовенства, умело используя раскол в римской церкви, старались перетянуть очередного папу на свою сторону, а папы искусно вмешивались в эту борьбу для укрепления своих позиций.
Возникновение тенденции к автономии в Португальском графстве дало событиям новый поворот. Ведь именно епископ Браги был воспитателем и долгое время оставался первым советчиком Афонсу. Стремления к церковной и политической самостоятельности совпали. Видимо, отчасти этим можно объяснить то, что Афонсу, провозгласив себя королем, в поисках возможного гаранта действительной независимости Португалии обратил свой взор к римскому престолу. Афонсу просил папу Люция II (1144–1145) принять Португалию под свое покровительство как вассала с условием выплаты ежегодного взноса в размере 4 унций золота.[16]Это произошло сразу после договора с Альфонсо VII в Саморе, что выявляет непосредственную связь двух событий и стремление срочно закрепить достигнутый успех. Как писал А. Эркулану, Португалия могла избежать зависимости от Кастилии, только сменив ее трон на тень папского престола.[17]
Каково же было отношение папства к этому предложению и чем оно объяснялось? Чтобы ответить на этот вопрос, надо учитывать два условия: военно‑политическую обстановку на полуострове и положение папского престола в то время. Под первым из них разумеется собственно Реконкиста, понимаемая как война с арабами. Папская власть была весьма заинтересована в ее успехе, как с точки зрения чисто религиозной, так и с точки зрения расширения христианского мира со всеми – идеологическими, политическими и экономическими – последствиями. Папы не раз благословляли войны с мусульманами, подчеркивая религиозное противостояние исламу, на первом этапе Реконкисты зачастую отсутствовавшее в феодальных войнах на Пиренейском полуострове.
Второе условие – возросшее влияние папского престола в жизни западноевропейских стран в конце XI в. и теократические притязания пап. Христианские пиренейские государства в целом вели самостоятельную политику. Усиление Леоно‑Кастильской монархии и титул императора, принятый Альфонсо VI, а затем и Альфонсо VII, особенно на фоне борьбы Священного престола с Германской империей, вызывало беспокойство пап.
Этим объясняется постоянный контроль и вмешательство пап в пиренейские дела. Папские легаты смещают неугодных епископов, мирят королей, отлучают государей, налагают интердикт.[18]Папский легат присутствовал и на переговорах в Саморе.
Эта двойственная заинтересованность определяла и позицию папства по отношению к автономистским претензиям Португалии. С одной стороны, боязнь дробления христианских сил перед лицом мусульманского противника, а порой выступления в союзе с ним, что подтверждают исследования папских документов первых лет существования самостоятельного португальского королевства, с другой – возможность расколоть и подчинить себе пиренейские государства, тем более что Арагон и Барселонское графство уже состояли в даннических отношениях с Римом. Этому второму желанию активно противилось кастильское и леонское духовенство, не видевшее причин отказываться от своего влияния на португальскую церковь.
Поэтому, когда Афонсу, уже именуя себя королем, обратился к папе с предложением ленной присяги, тот принял ее, обещал защиту и покровительство, но не признал Португалию королевством, а Афонсу – королем.
На протяжении долгих лет папская курия продолжала титуловать португальского государя дукс– герцог, правитель.[19]
Большинство португальских историков главной причиной решения папства признать Португалию королевством Считают успехи Португалии в Реконкисте. Не отрицая их важности, нельзя и переоценивать это условие, хотя бы потому, что к моменту признания Португалии королевств 1179 г. папой Александром III (1159–1181) со времени крупнейших побед Афонсу прошло уже 20–30 лет. Более того, альмоадские вторжения нанесли южным владениям Португалии значительный урон. Вероятнее всего, наибольшую роль в этом событии сыграл не денежный, как полагал Эркулану, а политический интерес. Дело в том, что выборы папы Александра III завершились расколом среди кардиналов – часть из них выступила за империю. Схизма продолжалась – при Александре III существовало четыре антипапы. Желание обрести верного союзника, татке возможность помешать осуществлению имперских стремлений Кастилии и побудили в 1179 г. Александра Ш вдать буллу, вручавшую Афонсу «Португальское королевство со всей полнотой королевских почестей и достоинством, которое следует королям», и все земли, которые он завоюет в будущем. Вместе с тем ежегодный взнос повышался почти в 4 раза[20]– с 4 унций до 2 марок золота.[21]Срану же после издания буллы в Рим к папе отправились возмущенные леонские послы с протестом. Но они не преуспели – и с этого момента Португалия как самостоятельное государство фактически получила международное признание.
Условия и формы, в которых протекало отделение Португалии от Леоно‑Кастильской монархии – Реконкиста, заселение новых земель, внутренняя колонизация, миграция населения, сепаратизм знати, сильные местные правители – не были чем‑то исключительным ни для Западной Европы, ни тем более для Пиренейского полуострова. И если рассматривать их изолированно друг от друга, ни одно из них не в состоянии объяснить возникновение Португалии. Временное совпадение всех этих условий при сравнительной удаленности Португалии от сюзеренов и наличие у нее собственных внешних связей через морские порты, иначе говоря – «случайное совпадение закономерных явлений», составило уникальную живую ткань истории, привело к образованию Португалии.