Лекция: Социальные категории
Если вернуться к сравнению модуса со струнным инструментом, то надо сказать, что его струны тянутся в разные стороны: одни к условиям и условностям общения, другие — к действительности, с которой надо соотнести сообщаемое, третьи — к информации и самим событиям, которые надо так или иначе оценить. Всем им соответствуют уже названные категории модуса. Последний пучок струн натягивается между автором и другими участниками общения, в первую очередь собеседником. В звучании этих струн отражаются их социальные отношения, реальные или по крайней мере демонстрируемые. Здесь слышна степень официальности или фамильярности, уважительности или пренебрежения, деликатности или безоглядной категоричности. Звучание этих струн и составляет действие социальных категорий модуса. Как же, по каким приметам мы улавливаем это звучание?
Русский язык не располагает особой системой средств выражения социальных отношений в грамматике (как это делают восточные языки, например, корейский и японский, см.: Алпатов. 1973), да и лексики такого назначения немного — пожалуйста, уважаемый, будьте любезны… Поэтому социальные категории модуса выражаются попутно, вмешиваются, в выбор номинаций, когда такой выбор есть и он социально значим: Леша 35 или Алексей Иваныч, дорогой или глубокоуважаемый, ты или Вы, Какая у Вас интересная шляпка! или Что это ты нахлобучила? Ср. также Вы не могли бы закрыть окно? и Закрой-ка окно / окошко, Мне очень нужен мел и Сгоняй-ка за мелом. Во всех приведенных случаях, список которых мог бы быть гораздо более пространным, сигнал о социальных отношениях между автором предложения и собеседником «вмонтирован» в наименование собеседника или препозитивную номинацию.
Социально значимой может быть и словообразовательная форма. Известно, как широко используются для создания атмосферы повышенной благожелательности деминутивы: Оторвите билетик. Не кладите трубочку, Найдите папочку, Передайте листочек, Чайку не хотите?
Социальные категории модуса, как оценочность, факультативны. Но они проявляются не по желанию автора, а в зависимости от актуализационных характеристик и некоторых условий общения. Высказывания, обращенные к собеседнику, или задевающие его каким-то образом,- адресатно-ориентироьанные высказывания — почти неизбежно включают социальные струны. Газетный текст, адресатно, строго говоря, не ориентированный, эти струны приглушает.
Социальные категории модуса недавно привлекли внимание лингвистов, изучающих русский язык (см.: Храковский. 1980; Шмелева. 1981; Крысин. 1983; Христенко. 1986).
Итак, познакомившись с характеристикой модус-потенциала, мы можем теперь к каждому предложению предъявлять модусную анкету и заполнять ее, анализируя как имеющиеся модусные показатели, так и их значимое отсутствие. Вернувшись к предложению из Чехова, диктум которого был проанализирован на с. 24, завершим его семантическую характеристику, заполнив модусную анкету.
1. Метакатегории: речевой жанр — сообщение, часть нарративного текста — рассказа «Дама с собачкою»; мотив, намерение, цель-все это определено для текста в целом и в предложении никак не проявляется, так же, как и отношение к правилам речевого поведения: по мнению автора, высказывание не выпадает из стандарта общения, заданного для текста.
2. Актуализация: события, о которых идет речь, реальны, предшествуют моменту рассказывания (прошлое), происходят не с автором и не с его читателем (третье лицо).
3. Квалификативные категории: автор излагает свою информацию (авторизация), в достоверности которой он уверен 36 (персуазивность): нет показателей ни того, ни другого, оценочность не выражена.
4. Высказывание адресатно не ориентировано, социальные категории не проявляются.
Можно сказать, обобщая, что модус данного предложения в плане содержания практически не отклоняется от стандарта и потому в плане выражения представлен минимумом показателей — предикативностью.
В известном смысле противоположность этому тексту может составить текст из интервью А. Битова: этот текст субъективно насыщен, здесь автор постоянно говорит о себе, варьируя модусные квалификации. Так, на вопрос, как он себя чувствует, «перешагнув отметку 50», А. Битов отвечает:
— Считают, что для прозаика это золотой возраст. Может быть. Еще не пробовал. Достаточно странное чувство, что я пишу больше половины жизни — тридцать лет из пятидесяти пишу. Больше половины пути пройдено, и то, что сделано,— сделано. Уже никак нельзя сказать: «Подождите, это я только сейчас пробую, а вот потом...» Приходится скорбно уважать свои прошлые годы. Слава богу, что они не хуже, вот что я скажу. Не надо преувеличивать, но можно и не приуменьшать.
Мне кажется, все, что я пишу,— единый дом; я не сразу заметил, что строю именно его, но когда понял, ЧТО я строю, все стало не легче, а труднее. Слишком хорошо знаю, где у меня какая комната недоделана, на каком этаже, куда подтаскивать кирпичи… (Лит. газ. 1987. 22 июля).