Лекция: Предварительные замечания. 4 страница

IX

Тем не менее не вызывает сомнения, что наше понимание понятия куль­туры родственно морфологической точке зрения. Для нас все эманации культуры, также лишь символы, неповторимые, не движущиеся к общей цели развития, несравнимые друг с другом и исключительные образы выражения душевного, «души» каждого исторического тела, которая бро­сает их в мир. Правда, символы, получающие свою форму и в значитель­ной степени содержание своего выражения и от сложившейся в своем синтезе жизненной субстанции, общественной и цивилизационной ма­териальности, в которой эта «душа» пребывает в различных историчес­ких телах в различное время, — которую она стремится превратить по­средством символизации, посредством придания им формы культуры в свое «тело». Общественный и цивилизационный материал окружает душу различных исторических тел самим по себе чуждым душе матери­алом, материальным слоем, которому она в каждое мгновение истории пытается придать свой «лик», или, если это не удается, с которым она, отвращаясь от жизни (великие отрицающие жизнь религии), прощается. Или если предпочтительнее другая картина, — некий материал, материал жизни, проникает по собственным неотвратимым законам в душу и тре­бует от нее, чтобы она воспламенила его и придала ему культурный об­раз. Это — задача культуры каждого времени и сущность движения его культуры, которое, мы вновь повторяем это, зависит главным образом не от «самораскрытия души исторических тел», а от совсем иных факторов. И по этому воззрению может происходить самораскрытие души различ­ных исторических тел, рост, расцвет и старение. Однако все это нельзя рассматривать как происходящее само по себе, беспричинное. Оно зави­сит от созданного процессом цивилизации последовательного озарения человечества субъективной стороной процесса цивилизации, прояснения сознания жизненной субстанции различных народов, от в ходе их следу­ющего друг за другом вхождения в него. Это вхождение в процесс цивилизации предоставляет народам различных исторических тел периоды молодости, непроясненности, неведения очень различного характера и различной длительности в зависимости от типа, места и времени их вхождения в этот космос. Оно устанавливает для них периоды их душев­ного пробуждения при совершенно различных условиях в окружении совершенно различных предоставленных уже космосом цивилизации психических и физических объектов. Оно совершенно различным обра­зом ведет их в периоды расцвета сознательного продуктивно формирую­щего душевного господства над существованием и совсем не везде к оди­наковому или вообще каким-либо образом определяемому старению. Напротив: так же, как этот процесс развития сознания и душевного ро­ста обусловлен характером, местом и временем вхождения в общечело­веческий космос цивилизации, как он получает в зависимости от этого темп своего развития, возникновение его начальных и средних ступеней, он и в своем дальнейшем развитии (как покажет наше культурно-соци­ологическое исследование различных исторических тел) одновременно обусловлен также совершенно различным продвижением и совершенно различной структурой общественного процесса; тем, остаются ли сначала в данном историческом теле полностью или частично не обладающие со­знанием слои, которые поднимаются лишь в процессе роста и в них вновь совершается развитие сознания (как последовательно поднимав­шиеся на Западе слои клириков, рыцарей, бюргеров, рабочих и т. д.); наступает ли одновременное общее прояснение вообще принимаемого во внимание населения, как в классической древности (одноступенное развитие!); или фиксированное общественное и духовное членение сто­ящих друг над другом слоев следует из динамики общественного, цивилизационного и культурного процессов, как в Индии и т. д. Душевный процесс просветления, роста и старения со всеми проявлениями его культуры и возможностями находится, следовательно, для нашего иссле­дования как и все остальное, в рамках упомянутой обоюдной динамики общественного, цивилизационного и культурного процессов. Поэтому в различных исторических телах точки его отправления совершенно раз­ные. (Арабская историческая сфера началась вследствие типа своего вхождения в космос цивилизации на совсем другой ступени сознания, чем античная, и у нее никогда не было своей мифологии). Этот процесс обладает также совершенно различными возможностями развития (одноступенность, многоступенность развития и т. д.). И вследствие различ­ной переплетенности исторических тел он входит в общий исторический процесс (более или менее изолированное существование, как в Китае и Индии, или связь с различными телами и в конце концов, быть может, мировая экспансия, как в античности, у арабов и сегодняшнего Запада) в совершенно различном, абсолютно не допускающем схематизации ко­нечном состоянии. Все это, следовательно, «судьбу» культур, как и фазы и формы выражения «движения» культуры в различных телах, следует объяснять в рамках рассмотрения, никогда не теряющего из поля зрения общий процесс исторического развития человечества, посредством толко­вания, которое, как теперь следует без дальнейших объяснений понять, должно происходить в трех плоскостях и тщательно разделяться на три части.

Такое толкование должно, во-первых, просто принимать нечто, не пытаясь как-то расчленить или объяснить его; а именно специфичность душевного, «живущего» во всех больших исторических телах и все вре­мя стремящегося к выражению в рамках их общей судьбы. Это душевное в его специфике может быть постигнуто только «вчувствованием» в об­ласти культуры тем, кто способен к такому вчувствованию, может быть схвачено, постигнуто в своей сущности, истолковано и выявлено как специфическое «ядро» данной культуры в каждой объективации. Для со­циолога, во всяком случае применительно к здесь преследуемым целям, это — нечто, чего ему касаться не следует, толкование и передачу чего он предоставляет более тонким исследователям; так же как толкование и передачу глубочайшего смысла и сущности всех великих объективации культуры вообще.

Для него важно второе, совершенно противоположное, а именно «движение на поверхности», которое это «ядро» создает в своей борьбе с внешним жизненным материалом. В этом движении на поверхности со­циолог должен констатировать типическое и повторяющееся, следование эманации друг за другом, распад сторон и форм выражений, типичную периодичность, характер и форму стадий, следовательно, «ритм движе­ния культуры»; причем, конечно, по возможности во всех допускающих анализ телах истории и культуры. В своем анализе он должен всегда за­даваться вопросом, в какой степени констатируемая типика связана с развитием материального и интеллектуально-цивилизационного слоев, окружающих душевное «ядро», с общественным процессом и процессом цивилизации, т. е. следует из ситуаций, из характера жизненного синте­за, в который они вводят душевное ядро. Социолог должен индуктивно представить здесь, руководствуясь данной нами динамикой различных сфер, общую формальную типику движения культуры в качестве социо­логически объясненного поверхностного движения в развитии культуры.

Затем он может попытаться, в-третьих, проникнуть глубже и задать вопрос о подлинной судьбе «душевного ядра» в этом движении. Он мо­жет проследить душевное ядро различных исторических тел в его разви­тии внутри общественного процесса и процесса цивилизации. Может рассмотреть содержательные «повороты», в которых оно «борется» со своей «судьбой», предопределенной ему в общественном процессе и про­цессе цивилизации. Социолог может, пожалуй, пролить свет на то, как в этой борьбе и этих «поворотах» появляются великие люди, возникают великие «эпохи», течения культуры и течения, идущие в противополож­ном направлении, становятся отчетливыми великие вещные линии исто­рии культуры. Быть может! Социологу следует по крайней мере сделать такую попытку. Этим он наполнит формальную социологическую повер­хностную типику движения культуры социологически объясненным вещ­ным содержанием и одновременно проложит мост к толкованию содержа­т/и и понимающему схватыванию сущности великих объективации куль­туры и тех явлений, толковать которые в их глубочайшем смысле не есть, как было сказано, его задача. Однако он может таким образом по-свое­му создать для их понимающего схватывания среду, создать социологи­ческую решетку и чаши, в которых будут лежать золотые шары истории культуры; в них они могут быть лучше увидены и, быть может, в своей сущности легче поняты, чем посредством «вчувствования» в них «в пустом пространстве». Этим он уже почти выйдет за пределы чисто социологического исследования. Однако, если он достигнет этого, он, в свою очередь, поможет нам найти то, к чему мы главным образом стремимся в познающем понимании культур: их душевное возрождение в нас.

К этой задаче автор попытается подойти в дальнейших работах с по­мощью тех ограниченных средств, которыми он располагает, не будучи честолюбиво уверен в том, что ему удастся дать в каком-либо решающем пункте окончательный результат.