Лекция: ПРАВОСЛАВНЫЙ СВЯТО-ТИХОНОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ 4 страница

универсальной социо-онтогенетическои типизации — теории жизни, единой для всех людей — (детство, выбор профессии, создание семьи, пик карьеры, старость и т. д.) [14].

В концепции субъекта жизни личность рассматривается как источник и движущая сила жизненной динамики, позволяя рас­крыть зависимость динамики, пролонгированности жизненных тенденций, зависимости качества и ценностного уровня жизни от личности. Таким подходом, с одной стороны, преодолевает­ся обособление личности от онто- и жизнегенеза, с другой — без­личный подход к изучению жизненных структур, событий, пе­риодов.Субъекта характеризует способ реализации ценностей в жизни, борьба за них, готовность платить личностную цену за их достижение [188].

Единство сознания и деятельности — механизм которого был раскрыт Рубинштейном еще в 20-30х годах, осуществляется лич­ностью как субъектом. Прослеживая связь сознания и деятель­ности, Рубинштейн показал, что сознание есть такой высший психический процесс, который является способом личностной регуляции складывающихся в деятельности отношений.Созна­ние не просто высшее личностное образование; оно осуществляет по крайней мере три взаимосвязанных функции: регуляцию пси­хических процессов, регуляцию отношений и, наконец, регуля­цию деятельности и всей жизни субъекта [188].

Радикальное отличие Рубинштейновской концепции сознания от многих других, особенно интенсивно развивавшихся в 40-50-х годах на стыке с гносеологией, заключается в том, что он не сводит сознание к отражению, к познанию (хотя в гносеологии признавалась целеполагающая функция сознания, к отражению, казалось бы, никак не сводимая). Он всегда рассматривал созна­ние как выражение отношения субъекта к миру и возможность его самоопределения. Характеризуя личность как субъекта, Ру­бинштейн выделил три ее основные отношения — к миру, к дру­гим людям и к себе. Последнее отношение образует основу ее самосознания и идентичности. Для Рубинштейна принципиаль­ным является вопрос о соотношении сознания и самосознания: не сознание, по его мнению, развивается из самосознания, лич­ностного «я», а самосознание возникает в ходе развития созна­ния личности, по мере того, как она становится самостоятель­но действующим субъектом. Этапы развития самосознания он рассматривает в связи с этапами обособления, выделения субъек­та из непосредственных связей и отношений с окружающим его

миром и овладения этими связями. Из такого понимания соот­ношения сознания и самосознания Рубинштейном выводится его концепция поступка: «при этом человек осознает свою самосто­ятельность,—пишет он, — свое выделение в качестве самосто­ятельного субъекта из окружения лишь через свои отношения с окружающими людьми, и он приходит к самосознанию, к по­знанию собственного «я» через познание других людей [185, ч.2, с. 239-240].

Каждый поступок человека изменяет и «расстановку сил» в его жизни, в его взаимоотношениях с людьми и в нем самом, по­скольку он есть акт самоопределения по отношению к самому себе. «Поэтому для человека как личности такое фундаменталь­ное значение имеет сознание не только как знание, но и как отношение.Без сознания, без способности занять определенную позицию нет личности»,- так продолжает он эту мысль в пяти­десятые годы. [186, с. 32]. С этой способностью субъекта занять определенную позицию в жизни он связывает и определение воли. «Воля в этой связи означает, собственно, специфическую для человека как общественного существа закономерность созна­тельной (курсив мой — КЛ..) регуляции его действий» [там же, с. 267]. Он вносит ясность в разноголосицу определений воли отечественными психологами, одни из которых связывали ее с преодолением внешних, другие — внутренних противоречий [14, 62, 104, 182 и др]. Рубинштейн определяет последние не как проявление воли, а как борьбу мотивов, требующую ее приме­нения. «Сильная воля может быть лишь у человека с четкой и прочной иерархической организацией побуждений или тенден­ций, участвующих в регуляции его поведения: только при этом условии сила побуждения не расходуется на преодоление внут­ренних трений, а полностью переходит в решительное действие. Иерархическая организация всей системы тенденций или побуж­дений с типичным для данного человека господством одних и подчинением других определяет волевой облик человека, волю как характеристику личности, ее характер» [там же, с. 268]. От­мечая важность для психологов раскрытия борьбы мотивов — в особенности в период «господства теории бесконфликтности»-Рубинштейн подчеркивает еще более важное положение — о на­личии внутренних противоречий в многоплановой совокупнос­ти тенденций, составляющих психический склад человека. Здесь, по нашему мнению, источник не только его устойчивос­ти, но изменчивости, развития. Таким образом, Рубинштейн ди-

алектически определяет личность и как интегративную систе­му (что особенно подчеркнул Ананьев в рубинштейновской кон­цепции) и как проективную, открытую, содержащую в себе и противоречие и нереализованные возможности систему.

Переходя к изложению взглядов на личность Ананьева, сле­дует прокомментировать его суждения по поводу концепции личности Рубинштейна. Ананьев считает, что Рубинштейн иден­тифицирует понятия личности и человека. По этому поводу можно сказать, что, во-первых, в последней работе «Человек и мир» Рубинштейн, так же как Ананьев, выходит за рамки про­блемы личности как психологической и рассматривает ее в кон­тексте философской антропологии (а Ананьев — человекозна-ния). Во-вторых, когда Рубинштейн действительно максималь­но сближает понятия «человек» и «личность», он имеет в виду высший уровень ее развития, особое качество последней — лич­ность в высшем смысле этого слова (а не, скажем, личность ал­коголика, девианта и т. д.). Наконец, в-третьих, отстаивая, осо­бенно в тридцатые годы, необходимость объективного подхода к личности, он в пятидесятых отстаивал право личности на са­моопределение, ее качество как субъекта и именно это качество связывал с понятием человека в его этическом значении.

Ананьев, далее, отмечает как важное звено в концепции Ру­бинштейна проведенное там различение ее индивидуальных осо­бенностей и собственно личностных свойств [15, с. 238]. Это по­ложение Рубинштейна процитировано практически всеми психо­логами: «Индивидуальные свойства личности это не одно и то же, что личностные свойства индивида, т. е. свойства, характеризу­ющие его как личность». Заметим, что это различение было не постулатом, а проблемой, которая стала дискуссионной основой различия разных концепций личности в отечественной психоло­гии. А именно, Б.М.Теплов, теорию которого квалифицируют и как концепцию личности, в основном рассматривал проблему индивидуальных особенностей психических состояний и процес­сов [214] (так же как К.Н.Корнилов, который ограничивал про­блематику личности индивидуально-типическими особенностя­ми). Если отвлечься от этого тезиса, можно сказать по-существу, что теория характера и способностей, разрабатывающаяся Рубин­штейном на протяжении десятилетий, раскрывает его понимание индивидуальных особенностей личности. Совершенно нетрадици­онно Рубинштейн определяет и характер и способности через механизм обобщения. Характер — это обобщение способов пове-

дения и деятельности, можно добавить, типизация способов са­мовыражения личности и ее отношений к миру. Способности — обобщение психических способов осуществления деятельности. Таким образом, в этих личностных образованиях, можно сказать, воплощена квинтэссенция индивидуальных особенностей самой личности. Они одновременно устойчивы и изменчивы: устойчи­вы в смысле того, что они присущи данной личности, составля­ют ее ярко выраженную определенность, изменчивы потому, что открыты в систему взаимодействий личности с миром. Иными словами, этим личностным образованиям дается не субстациаль-ное, а функциональное определение.

Как может быть поставлена эта проблема сегодня? Остается в силе рубинштейновский личностный подход к пониманию пси­хических процессов, состояний и свойств, во-первых. Во-вторых, и это главное, личность представляет собой, на наш взгляд, не иерархию деятельностей, а иерархию разных уровней ее орга­низации, в число которых входит индивидуальный, природный. Но отказ от натуралистического понимания личности, против которого вполне справедливо возражает Леонтьев, заключает­ся не в том, чтобы исключить этот уровень из личности, а в том, чтобы понять, что высшие уровни личностной организации вы­ступают как ведущие по отношению к системе психических про­цессов, состояний, свойств, в том числе природных, темперамен-тальных и т. д. Поэтому глава о личности должна открываться не вопросом о влиянии, скажем, темперамента на сущность лич­ности, а обратным — о личности как регуляторе системы всех уровней своей, в том числе, природной организации.

Далее, вопрос об индивидуальных особенностях самих пси­хических процессов как таковой составляет специальный инте­рес дифференциальной психологии [69, 70, 151]. Но это не зна­чит, что индивидуальные особенности присущи только этому уровню, а сама личность есть нечто общее, единое для всех лю­дей. Принцип индивидуализации относится к личности в целом, но он изменяет свое содержание; речь идет уже не об отличиях людей, полученных путем сравнения их друг с другом, а о ти­пичном, удобном, оптимальном способе организации и функци­онирования именно данной личностной системы. Это и имел ввиду Рубинштейн, когда писал о личности как «конкретном, живом, действующем человеке». Это понимание не является си­нонимом натурализма, критикуемого Леонтьевым, а стремлени­ем вобрать в теоретическое определение личности и реальную

личность, которую, на наш взгляд, так или иначе, изучали те­ории среднего уровня. Учет реальной личности позволяет рас­крыть интраиндивидуальную систему ее организации, которая всегда неповторима экзистенциально и типична для данной личности.Без учета этого положения теория личности становит­ся идеальным априорным конструктом, объясняющим, возмож­но, некоторые ее существенные характеристики, но не вбираю­щим в себя всего многообразия реальных личностей.

3.3. Теория личности Б.Г.Ананьева

Специфика ананьевского подхода к личности заключалась, как уже отмечалось, во включении ее в широкий антропологи­ческий контекст, контекст человекознания. Поэтому его заслу­га связана прежде всего со смелостью включения психологии в систему наук о человеке, с возвращением психологии целого комплекса связей, не учитываемых до этого при анализе лич­ности. Можно сказать, что если Ананьев отмечает как заслугу Рубинштейна разработанное им определение интегративной сущ­ности личности, то заслугой Ананьева оказалось включение лич­ности в интегральную систему человекознания.Здесь присутству­ют в единстве и собственно антропологический, и исторический, и онтогенетический, и возрастной, и биографический аспекты рассмотрения проблемы личности. Свой критический пафос он обращает, совершенно справедливо, против характерной для 50-60-х годов тенденции отечественных психологов сосредоточиться (и ограничиться) вокруг проблем структуры личности, «абстра­гированных от реального временного протекания ее жизненно­го цикла». При этом, нужно отметить, что он с необыкновенной скрупулезностью проанализировал практически все взгляды оте­чественных психологов на структуру личности [14, 15, 159]. Он, будучи одним из инициаторов важнейшего симпозиума по про­блеме личности [159], принял активное участие в дискуссии именно о ее структуре. Таким образом, историческое, биографи­ческое и иное измерения в его концепции предстают как времен­ное измерение личности. Несомненно, что приоритет введения проблематики жизненного пути в отечественную теорию лично­сти принадлежит Рубинштейну (1935), но детальная разработ­ка проблем «жизненного цикла человека», его различных пе­риодизаций перерастает у Ананьева в обобщенную постановку проблемы времени в психологии личности. Ананьев проделал детальный критический анализ концепции жизненного пути

Ш.Бюлер и на этой основе показал, что жизнь отвечает иерар­хическому принципу. Желая подчеркнуть это обстоятельство, Ананьев разрабатывает понимание индивидуальности именно как достижения личностью высшего уровня развития своей сущ­ности и всей своей жизни. Однако, в отличие от Рубинштейна, Ананьев связывает понятие субъекта не с жизненным путем, а с деятельностью, общением, познанием.

В отличие от большинства отечественных психологов Ананьев рассматривает социальную детерминацию личности не абстрак­тно (общественные отношения и Рубинштейном и Леонтьевым трактовались именно так), а с уже сформировавшихся к тому времени социологических позиций. Именно поэтому он, опре­деляя, подобно многим, личность как общественного индивида, конкретизирует это определение через социальные ситуации ее развития, статус, образ жизни, социально-психологические и др. условия, вплоть до демографических проблем. Он справедливо отмечает, что в этом ракурсе личность выступает как объект об­щественного развития [14, с. 276]. В таком случае качество субъекта совпадает с собственно психологическим определени­ем личности как системы отношений, установок, мотивов, цен­ностей и т. д. Но, в свою очередь, для психологической науки личность также является объектом (предметом) познания [там же, с. 291] Кроме того, проведя собственно социологический ана­лиз противоречий капиталистического общества, Ананьев при­ходит к выводу, что они приводят к некоторому «отделению» личности от свойств субъекта, т. е. расширению структуры че­ловека [там же, с. 293-294] (добавим обобщенно, в силу действия отчуждения). Но это уже иное основание для определения сущ­ности субъекта, связанное с возможностью — невозможностью реализации своей творческой сущности в тех или иных событи­ях, ситуациях, при конкретно-исторических (истинно-капита­листических) отношениях. Таким образом, у Ананьева отсут­ствует понимание субъекта как субъекта жизненного пути, ко­торое практически в тех же пятидесятых годах было предложено Рубинштейном. Это понимание предполагает раскрытие зависи­мости жизненного пути от самой личности. Речь в этом случае идет не о биографическом подходе, включающем индивидуаль­ные различия жизненного пути (как вариации) в единую перио­дизацию жизни, а о собственно субъектном, при котором раскры­ваются сущностные характеристики способа жизни личности.

Однако, Ананьев, предложив не традиционно динамическое,

а историческое, биографическое понимание времени жизни, вы­явил важнейшие с точки зрения развития личности характери­стики — старт, кульминационный момент наивысших достиже­ний в избранной деятельности и финиш, показал зависимость кульминации от момента старта, а старта от истории воспита­ния личности. Тем самым была конкретизирована главная идея Ш.Бюлер, стремившейся показать жизнь как не случайную, не­повторимую судьбу человека, а закономерную историю. Но вме­сте с тем эти фазы он связал — в основном — с субъектом дея­тельности (а не жизненного пути в целом), считая, что «опре­делить основные моменты становления, стабилизации и финиша личности можно лишь путем сопоставления сдвигов по многим параметрам социального развития человека: гражданскому со­стоянию, экономическому положению, семейному статусу, со­вмещению, консолидации или разобщению социальных функ­ций (ролей, характера ценностей и их переоценки в определен­ных исторических обстоятельствах), смене среды развития и коммуникации, конфликтным ситуациям и решению жизнен­ных проблем, осуществленности или неосуществленности жиз­ненного плана, успеху или неуспеху — триумфу или поражению в борьбе» [там же, с. 161-162]. Как отмечалось, на наш взгляд, здесь особо сказывается стремление Ананьева конкретизировать понятие жизненного цикла человека в категориях социологии как наиболее прогрессивного в тот период направления и тем са­мым преодолеть абстрактность принципа социальной детерми­нации личности, выразить эту детерминацию в приближенных к личности категориях. Типизацию, свойственную социологи­ческому подходу, он дополняет индивидуализацией. Однако под индивидуализацией в данном случае он имеет в виду онтогене­тическую эволюцию: «весьма важным направлением влияния жизненного пути (биографии) человека на его онтогенетическую эволюцию является все возрастающая индивидуализация этой эволюции» [там же, с. 165]. Таким образом, на наш взгляд, в концепции Ананьева остается не выясненным соотношение жизненного пути 1) как биографии, т. е. собственно индивиду­альной истории, жизненного пути (или цикла) 2) как социаль­но типического процесса, включающего общие для всех людей этапы, и 3) онтогенетического процесса эволюции человека.

Весьма существенной, как отмечалось, является роль Анань­ева в дискуссии по проблеме структуры личности, которая ока­залась основной к концу шестидесятых годов и стала основным

предметом обсуждения на симпозиуме по личности 1969 года. При изложении взглядов на личность представителей грузинской шко­лы мы специально не останавливались на позиции В.Т.Норакид-зе, поскольку именно Ананьев отметил его вклад в проблему структуры личности на основе эмпирических исследований роли фиксированной установки в характерообразовании. Ананьев со­поставляет взгляды на проблему структуры личности А.Г.Кова­лева, В.Н.Мясищева, К.К.Платонова и С.Л.Рубинштейна, выяв­ляя их различия, противоречия и общность. «Противоречивые взгляды отражают объективную сложность взаимопереходов меж­ду интегрированностью и дифференцированностью явлений раз­вития личности» [15, c. 255].

Опираясь на мысль Рубинштейна, что основным для разви­тия личности является принцип интеграции, Ананьев приходит к выводу, что «развитие действительно есть возрастающая по масштабам и уровням интеграция — образование крупных «бло­ков», систем или структур, синтез которых в определенный мо­мент жизни человека выступает как наиболее общая структура его личности» (там же). Но одновременно, по его мнению, раз­витие личности есть и «все возрастающая дифференциация ее психофизиологических функций, процессов, состояний и лично­стных свойств, соразмерная прогрессирующей интеграции» (там же), т. е. существуют конвергентные и дивергентные отношения между дифференциацией и интеграцией.

Существенно то, что Ананьев, незаметно переходит от вопроса о структуре личности (пусть даже, по Платонову, функциональ­ной) к вопросу о развитии личности и тем самым выходит в со­вершенно иную плоскость. Мы полагаем, что дискуссия по структуре личности была мало плодотворной именно потому, что во всех точках зрения (кроме Мясищева, как мы увидим далее), сама структура рассматривалась как абстракция интраиндиви-дуальной организации личности.Не акцентируя проблемы соот­ношения интра- и интериндивидуального, Ананьев тем не ме­нее фактически выводит дискуссию за рамки вопроса о струк­туре интраиндивидуального. Исключительность и преимущество мясищевской концепции также состояло в том, что понятие «от­ношения», на основе которого он определил личность, представ­ляло собой неразрывную связь интра- и интериндивидуального. В концепции Мясищева личность сразу определена как систе­ма, а не только структура, причем, несущая в себе не только интегрирующие и дифференцирующие тенденции, на что обра-

тил внимание Ананьев, но интегрирующие и дезинтегрирующие (т. е. противоречивые) тенденции.

На наличие внутренних противоречий обратил внимание и А.Г.Ковалев, связав их с неравномерностью развития отдельных структур личности — между притязаниями и объективными возможностями, между чувственным и логическим в процессе отражения (чувством и разумом), между природными данными и приобретенными свойствами личности [104]. Ограниченность же ананьевского понимания личности проявилась, на наш взгляд, в том, что он не обратил внимания на этот аспект кон­цепций Ковалева и Мясищева, стремившихся выявить противо­речия в личностной организации (хотя и отметил важность ана­лиза явлений паники, стресса, фрустрации, жизненных конф­ликтов). Предприняв грандиозные эмпирические исследования взаимосвязи разных психических свойств и новообразований, он в основном оказался в рамках корреляционного принципа. (Хотя он сам в теоретическом плане отметил, что структура личности строится по двум — субординационному(или иерархическому) и координационному принципам).

Резюмируя, можно сказать, что концепция личности Анань­ева в силу его науковедческого комплексного подхода в целом оказалась наиболее многогранной, многоаспектной, позволив­шей соединить множество частных или не сопоставимых кон­цепций. Он проработал понятийный аспект проблемы личнос­ти в континууме понятий «субъект», «личность», «индивид», «индивидуальность». Личность предстала и как включенная в социум, и как развивающаяся в онтогенетическом цикле и жиз­ненном пути и как современница своей эпохи и т. д. Благодаря этому концепция личности Ананьева до сегодняшнего дня не по­теряла своего эвристического значения.

3.4. Взгляды А.Г.Ковалева на личность

А.Г.Ковалев, как известно, относится к числу признанных классиков в разработке проблемы личности. Одной из важных особенностей его концепции явилось соотнесение проблемы лич­ности как предмета общей психологии с ее определением как предмета социальной психологии. В структуру личности он включал темперамент, направленность (понятую как система по­требностей, интересов и идеалов), способности (как систему ин­теллектуальных, волевых и эмоциональных свойств). Одним из

первых он выступил против сведения психологии личности к ин­дивидуально-психологическим особенностям человека, приме­нил, опираясь на достижения физиологии активности, это по­нятие к личности, вскрыв лежащие в ее основе потребности и предложив определенную классификацию последних [104]. Ананьев отмечает как наиболее удачный в понимании Ковале­вым структуры личности выделяемый им переход от «психичес­ких процессов к психическим состояниям и от них к психичес­ким свойствам личности», но одновременно считает, что само понимание структуры остается узко психологическим.

Важным, на наш взгляд, явился подход Ковалева к задаткам как основе способностей. Он отметил, что обычно задатки трак­туются как анатомо-физиологические особенности, тогда как реально они представляют собой психофизиологические свойства (например, хорошее цветоразличение, зрительная память, му­зыкальный слух), которые обеспечивают высокую сенсорно-мо­торную чувствительность и составляют основу склонности к занятию определенной деятельностью [104, с. 162-163].

Существенным (отмеченным выше) продуктивным звеном концепции Ковалева была его направленность на выявление в личности противоречий, например, противоречия между харак­тером и способностями. Ограниченность его концепции прояви­лась в низком уровне ее проблемности: он скорее следовал прин­ципу изложения знаний о личности, чем более углубленного исследования его сущности.Философское клише о соотношении общего, особенного и единичного применительно к личности, очень высокая степень советизации ее морального и духовного облика, чрезмерно частое обращение к павловскому учению — все эти идеологические особенности его книги о личности зна­чительно снизили ее научно-исследовательский уровень. На при­мере концепции Ковалева можно увидеть, насколько в опреде­ленный период тенденция объяснить личность преобладает над тенденцией понять, что она собой представляет.

3.5. Взгляды К.К.Платонова на личность

Практически одновременно с теорией Ковалева были разра­ботаны идеи структуры личности К.К.Платоновым. Он шел в своем понимании личности во встречных направлениях — и от методологии и от практической, прикладной психологии. В пер­вом направлении он дал анализ различных — в том числе в то

время прогрессивных философских — пониманий структуры (например, концепции Н.Ф.Овчинникова), в результате чего ото­шел от традиционного понимания структуры только как соот­ношения элементов и целого и дал более сложное понимание, включившее «единство элементов, их связей, целого и связей элементов с целым» [159, с. 54]. Наиболее важным для психо­логии в этом понимании было то, что существуют более или ме­нее существенные для целого подструктуры, но нет несуществен­ных. С этих позиций он вносит определенную ясность, на наш взгляд, в попытки психологов создать единую классификацию групп психических явлений, которые следует включить в струк­туру личности, называя эти группы не подструктурами лично­сти, а категориями психических явлений человека. Сам Плато­нов предложил следующую хорошо известную структуру лич­ности, включившую подструктуры: исключительно социально обусловленная подструктура (направленность, отношения, мо­ральные качества); опыт (знания, навыки, умение и привычки); индивидуальные особенности форм отражения; биологически обусловленная подструктура (темперамент и органические па­тологические особенности). Отличие этой структуры личности от предложенных Мясищевым, Ковалевым и другими психоло­гами в том, что способности и характер рассматриваются не как структурные образования, а общие качества личности, в чем сам Платонов усматривает сходство своей позиции с позицией Ру­бинштейна, считавшего характер и способности обобщенными психическими деятельностями. На наш взгляд, при наличии в концепции Платонова своей своеобразной логики(о свойствах личности как сложной форме проявления ее структурных («под-структурных») особенностей разных уровней), ее значительным изъяном является глобализация принципа отражения [170]. То, что Платонов определяет личность как носителя сознания не противоречит уже упомянутым взглядам и Узнадзе, и Рубинш­тейна, отмечавших ведущую роль сознания в понимании лич­ности. Но объяснение и сознания, и его подструктур только как форм отражения, вплоть до сведения воли и чувств к формам отражения, нам представляется неоправданной гносеологизаци-ей их сущности. (Сознание есть не только отражение мира, но и выражение отношения человека к миру). Здесь исчезает и та динамика связей характера с чувствами и волей, которую по­стоянно постулировал Платонов, называя свою структуру лич­ности (в отличие от других) динамической.

Однако, как практический психолог Платонов разработал не­которые бывшие в тот период становления прикладной психо­логии полезными методы и методические средства. С его име­нем связан так называемый метод независимых характеристик и «карта личности», выступавшая неким диагностическим сред­ством. Несомненной заслугой Платонова, на наш взгляд, явля­ется однако не предложенная им структура личности и даже не некоторые методические средства ее диагностики, а постанов­ка проблемы «личность и труд», которая традиционно стояла лишь как проблема личности и деятельности. Несмотря на то, что проблема труда была проинтерпретирована им преимуще­ственно как проблема социалистического труда, тем не менее она открыла новую плоскость изучения реальной личности, плос­кость, которой, можно признать, избегала социологическая мысль, понимавшая социальную опасность проблемы мотивации труда(реально не только высокой, но и нулевой).

3.6. Концепция личности В.Н.Мясищева

Одной из наиболее теоретически разработанных, на наш взгляд, является концепция личности В.Н.Мясищева, постро­енная на основе конкретных исследований нормы и патологии личности. Мясищев определил личность как совокупность от­ношений к миру, тем самым существенным образом дистанци­ровавшись от подходов, которые строили в известном смысле замкнутую структуру личности из конгломерата таких состав­ляющих, как психические процессы, свойства, способности, мо­тивы, воля, характер и т. д. Понятие отношений позволяет пре­одолеть дихотомию субъективного и объективного, интра- и ин­терпсихического, поскольку это не общественные отношения, которые имел в виду К.Маркс и вслед за ним все отечественные психологи, а скорее способы связи внутреннего и внешнего, свя­зи личности с миром [69, с. 67]. Его понимание отношений лич­ности радикально отличалось и от ананьевского, который рас­сматривал скорее способы включения личности в социум как со­вокупность деятельности, общения, познания. Для Мясищева отношения имеют собственно психологические модальности — позитивные или негативные, активные или пассивные, проти­воречиво или гармонично связанные друг с другом. В число от­ношений он включает: 1) оценочные, 2) интерес как особое ин­теллектуальное отношение и, что особо важно, выделяет 3)

отношение к деятельности. (Последнее существенно отличает его концепцию от определения личности, даваемого Леонтьевым, который фактически сводил саму личность к деятельности, по­нимая личность как иерархию деятельностеи.) Существенным является указание Мясищева на объективный необходимый ха­рактер деятельности, а не только отвечающий потребностям и устремлениям самой личности, отсюда отношение к деятельно­сти, по его мнению, может быть как позитивным, так и нега­тивным, как активным, так и пассивным [150].

Отношения, согласно Мясищеву, имеют и потенциальный, т. е. имплицитно значимый характер, и, одновременно, являются итогом индивидуального опыта. С этих позиций Мясищев спра­ведливо критикует теорию свойств личности, полагая, что свой­ства обнаруживаются и в процессах, и в отношениях, и в состоя­ниях человека. Основной же характеристикой отношений оказы­вается значимость, определяющая избирательность личности, причем значимость отличается от установки, носящей, согласно Мясищеву, безличный характер. Характер — «это единство от­ношений и способов их осуществления в переживаниях и поступ­ках человека» [там же, с. 70]. Очень важна, на наш взгляд, по­ставленная Мясищевым проблема устойчивости и неустойчивос­ти отношений, которая (устойчивость) в одних случаях обеспечивается простыми инерционными (консервативными) ме­ханизмами, а в другом основана на принципиальности личности, на некотором осознанном и обобщенном принципе. Его концеп­ция отношений, базировалась и на патологическом материале бо­лезненного их нарушения, вплоть до регресса личности. Тем са­мым общая психология личности оказалась связана с психопато­логией личности, долгое время рассматривавшейся как изолированная область практики. Мясищевская теория личнос­ти относится нами поэтому к так называемым теориям среднего уровня, поскольку она, опираясь на данные о реальных личнос­тях, вбирает в себя и обобщает все многообразие реально суще­ствующих личностей и имеет серьезные перспективы развития [119].