Лекция: Шпилька 2 страница

— Со второго этажа есть выход на задний двор. Он так же в вашем распоряжении, — любезно просветил меня Джозеф и скрылся окончательно. Примерно с полчаса я ждала, что он догадается принести мне матрас, но, увы, надежды не оправдались. Что ж, придется сегодня обойтись тем, что есть. Тем более, что часть ночи мне все равно придется провести у Джозефа. При этой мысли меня слегка передернуло — не от отвращения, просто от предстоящих унижений.

В завещании был пункт 'Супруг леди Спайры Стилл берет имя, честь и фамилию леди' Та часть фразы, в которой говорится про честь, подразумевала под собой не что иное, как первую брачную ночь. А у меня было стойкое подозрение, что новоиспеченный супруг вовсе не горит желанием вступать в свои права. Соответственно, мне придется его уговаривать, иначе брак не будет признан действительным, а я не увижу ни копейки из завещания и ни крупицы Силы от наследства. Последний момент меня и огорчал больше всего — заработать деньги я смогу в любом случае.

Меня снова передернуло, и я отправилась на поиски ванной комнаты или просто бадьи побольше. Благо, камин, в котором можно было нагреть воду, я уже заприметила. Мне повезло со второй попытки — нашлась старая ванная. Порядком заплесневевшая и при этом пыльная. Я снова скривилась — приводить это все в порядок сейчас у меня не было ни сил, ни Силы.

Воду, разумеется, предполагалось таскать ведрами снизу, но на такой подвиг я была не готова. Начиная закипать бешенством, я злобно пнула ни в чем неповинную дверь и как фурия подлетела к своим дорожным чемоданам. Я терпеть не могу пользоваться бытовыми артефактами — во-первых, почти всегда есть возможность обойтись своими силами. Во-вторых, при их использовании выбрасывается такое количество бесхозной Силы, что ей-богу, можно ремонт во всем здании сделать!

Почти рыча от злости на себя, обстоятельства и Джозефа (хотя он, по большому счету, был ни при чем, равно как и я), я откопала в дорожном сундуке плотный бурый клубок и в сердцах швырнула его на пол. Тут же пришлось зажмуриться — от злости удар вышел более сильным, чем хотелось, и вспышка залила весь этаж. Я торопливо закрыла дверь, ведущую на лестницу вниз, и прислушалась. Как будто, тихо, никто не спешил ко мне выяснять, чего тут происходит. Вот и хорошо.

Второй клубок я распустила гораздо бережнее — неизвестно еще, когда у меня будет реальная возможность обойтись без бытовых артефактов. В ванне появилась горячая вода нужной температуры, на полках возникли флаконы с солями, пенами, мылом и прочими притирками. Настроение мое немного улучшилось — мысль о том, что я сейчас опущусь в горячую воду, согрела не только тело, но и душу. Откопав во втором чемодане некое подобие ночной рубашки и полотенца (нормальное, большое полотенце упорно пряталось от меня), я надежно закрылась в ванне и быстро разделась. Постанывая от счастья, залезла в горячую воду и щедро насыпала из трех бутылей сразу. Отмокнуть, отдохнуть, немного набраться бодрости духа и сил — вот, что мне надо. Потом уже можно идти поражать воображение Джозефа.

Безумно хотелось снять личину, но привычная осторожность взяла верх, и я осталась в более привычном виде, хотя видит бог, он изрядно мне надоел.

В ванне я провела часа два, по меньшей мере. За это время я успела наспех залечить ссадину на голове — она мешала больше всего. Желваки тоже мешали, но меньше. Вылезать из горячей воды не хотелось совершенно, но внутренние часы подсказывали, что времени уже много, и стоит спускаться вниз, к Джозефу. Растеревшись полотенцем и закутавшись в длинный и просторный балахон, сверху накинула капор, и поспешила вниз — пока не растаяла моя последняя решительность.

Лестница под моими осторожными шагами не скрипела. В кухне было темно и пусто — наверное, дед Джером пошел спать. На улице одурело орали цикады и из-за них ничего не было слышно, хотя я старалась прислушиваться. Из-под одной из дверей пробивался свет. Я почти прижалась ухом к ней и различила стук костыля — значит, это комната деда, и он еще не спит.

Комната Джозефа нашлась в другом конце коридора, и самого Джозефа в ней не было. Однако, знакомая шляпа и куртка висели на гвозде, на полу валялись сапоги и штаны, и я понадеялась, что их хозяин в ванне. Быстро вывернулась из балахона, плотнее запахнула капор. Села на заправленную кровать и принялась ждать. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Возглас за моей спиной был полон недоумения, раздражения и искреннего негодования:

— Что вы тут делаете, интересно мне узнать, леди!

— Поезд жду, — мрачно буркнула я, не поворачиваясь. Полы капора начали разъезжаться, и я мучительно соображала — придерживать их, или как?

— Леди, расписание поездов уточните на вокзале, и я все же сомневаюсь, что они делают тут остановку. Я бы заметил. Повторяю свой вопрос — что вы тут делаете?

Я тяжело вздохнула. Начинается.

***

Увидеть ее в своей спальне было неожиданно. И это еще мягко сказано. Он растерялся и тут же начал хамить, хотя и слепому пьяному пустынному ежу было ясно, что здесь может делать леди в капоре на голое тело. Капор, кстати, разъезжался, обнажая худенькие, какие-то птичьи плечи мраморной белизны. Неожиданно пересохло во рту, и Джозеф замолчал на половине какой-то очень вычурной и ехидной фразы. Потом рассмотрел судорожно выпрямленную спину, напряженные руки и обругал себя скотиной. С чего он вообще, взял, что леди приятно здесь находиться?

Вздохнул и сел на кровать спиной к ней. Потер лицо. Что делать дальше, он решительно не знал. Обычно все происходило по-другому. Женщину либо приходилось добиваться, либо же платить за услуги. Такого, чтобы придти и обнаружить в своей постели почти незнакомую женщину (леди к тому же!), готовую отдать ему все… Такого в его жизни не случалось.

— Я надеюсь, вы знаете, что нужно делать? — в ее голосе не было ехидства, скорее, усталость и напряженность. Он кашлянул.

— Имею представление.

— Так, может быть, имеет смысл начать? — не очень-то решительно это прозвучало.

— Я погашу свет, — озарило его дельной мыслью. Леди энергично кивнула, кажется, ободренная этим предложением. Он задул свечи, затушил лампу и принялся разматывать с бедер полотенце. Леди по-прежнему сидела, не шевелясь, только капор окончательно съехал с плеч, обнажив красивую белую спину.

— Я думаю, нам будет удобнее, если мы ляжем под одеяло, — продолжил он, кляня все на свете, начиная от собственной глупости и заканчивая ее молчаливой покорностью. Стали зреть подозрения, что если все продолжиться в том же духе, он либо потерпит полное мужское фиаско, либо же… совсем наоборот. Он проследил взглядом, как она встала, по-прежнему, не поворачиваясь к нему. Джозеф поспешно сдернул покрывало с кровати, откинул край одеяла.

-Я не смотрю. Ложитесь, — во рту снова пересохло, и он опять облизал губы. Кровь бежала по венам быстрее с каждым толчком сердца, приливала к щекам и… к паху. Отчего-то. Фигура леди не вызывала у него ни малейшего воодушевления за весь день, а теперь с его головой что-то приключилось. Вернее, не совсем с головой.

Под огромным одеялом она совсем потерялась, и какое-то время он потратил на то, чтобы найти ее. Наткнувшись на прохладную сухую кожу, он поспешно отдернул руку и извинился, вызвав у нее нервный смешок.

— Джозеф, я не хочу показаться вам невежливой, но может быть, вы перейдете к решительным действиям? — не самым приятным тоном сказала она. А он разозлился.

— Я имел глупость щадить ваши нежные чувства, — раздраженно пояснил он. — Но раз вы настаиваете...

Он резким движением перекатился, и оказался сверху, опираясь на локти, заглядывая ей в лицо. Лицо оказалось бледным и с выражением легкой скуки на лице. Это разозлило его еще больше, и он не совсем вежливо прижался к твердым, сжатым губам. Губы под его напором дрогнули, раскрываясь, тонкая рука легла ему на плечо — то ли оттолкнуть, то ли обнять — разобраться у него уже не было желания, он был занят. Изучал гибкое тонкое тело под своим — оно вздрагивало от его прикосновений, сжималось. Он смутно понимал, что ей вряд ли приятны его прикосновения, но остановиться уже не мог. Даже если бы она попросила. Гладкий бархатный живот привел его в совершенный восторг, и он, не выдержав, прижался к нему губами, согревая прохладную кожу своим дыханием, поднимаясь выше. Она вся была прохладная — прохладнее, чем полагалось бы здоровому человеку, но это неожиданно нравилось ему. Ему почему-то все сейчас нравилось — и ее прерывистое дыхание, и прохлада кожи, и тонкие пальцы, сжившие простынь. Маленькая грудь, осиная талия, худые бедра, острые локти, острые коленки, тонкие запястья и щиколотки, аккуратные маленькие пальчики на ногах… Он боялся смотреть ей в лицо — боялся, потому что боялся увидеть там отвращение, боялся своей реакции — не вполне цивилизованное существо, живущее в каждом мужчине, и так ворочалось, проснувшись. Оно требовало одного — мять, сжимать, вжимать в себя, поставить свою метку, свое клеймо на этой женщине, которая слабо цепляется острыми ноготками за плечо и хрипло дышит! Ее разметавшиеся по подушке волосы казались ему шелковыми лентами, мраморная белизна обнаженного тела — чем-то потусторонним, нереально красивым. Жар ее тела, впустившего его, обжег, опалил контрастом. Он услышал ее прерывистый, судорожный вдох и заставил ее остановиться, понимая, что ей больно. Прижался щекой к ее виску, запустил руку в мягкие влажные волосы. Нужно было что-то сказать, что-нибудь нежное, ласковое, что бы успокоило ее, но все шедшие на ум слова казались глупыми и пошлыми, и тогда он просто прижался губами к ее зажмуренным векам, собирая соленые капли. Огонь в теле немного притих, уступая место безграничной щемящей нежности и какой-то непонятной жалости, желанию уберечь от всего и вся, даже от себя самого.

Заставил себя двигаться медленно, мягко, стискивая зубы — больше всего хотелось сделать судорожный рывок вперед, заполнить ее собой без остатка… и так и вышло, но спустя долгих несколько минут. Вспышка удовольствия была настолько острой, что выбила из него дыхание и силы. Последние силы он потратил на то, чтобы не придавить ее своим телом, лечь рядом и уткнуться лицом в мягкие пушистые волосы.

Уснул — как в Черный Омут с головой нырнул. Проснулся, когда уже светало. Потянулся, недоумевая, с чего бы вдруг ему приснился такой сон. Потом взгляд наткнулся на смятую подушку. Рывком откинув одеяло, смог убедиться, что случившееся было не сном, а самой что ни на есть, правдой. Содрав с кровати смятую простынь с красным пятном посередине, Джозеф кое-как натянул брюки и пошел на второй этаж. Ни в одной комнате ее не было, и он уже начал беспокоиться, когда наткнулся на запертую дверь в ванну. Откликнуться она не пожелала, и беспокойство усилилось. Покачав головой, он спустился вниз за ключами и сам отпер дверь. От увиденного у него выбило дыхание из груди. Спайра спала. Спала, откинув голову на бортик ванны, по-детски приоткрыв рот. Длинные волосы свешивались за борт, безвольные руки лежали на широких краях. Наверное, она добавила что-то в воду, потому что белая кожа под водой переливалась, как русалочья чешуя. Он деликатно откашлялся. Потом тронул ее за руку. Леди упорно продолжала спать, игнорируя его намерения вытащить ее из воды. Хмыкнув не без некоторого самодовольства, Джозеф нашел полотенце, разложил его на лавке. Потом примерился, и рывком вытащил Спайру из воды. Она по-прежнему спала, даже дыхание не сбилось. Стараясь не ударить ею ни обо что, он аккуратно завернул легкое безвольное тело в полотенце, перехватил удобнее и понес вниз, к себе.

Быстро найдя еще пару подушек и одеяло побольше, Джозеф блаженно вытянулся рядом с леди и закрыл глаза. Дед дуется, поэтому беспокоить их никто не будет. Как знать, может быть, когда она проснется, она будет чуточку веселее, чем вчера, и удастся поговорить спокойно....

Проснулся он ближе к обеду. Дед и, правда, не заходил в комнату. Спайра по-прежнему спала. Не проснулась она и к вечеру. К обеду следующего дня Джозеф забеспокоился, а к вечеру вызвал старину Джека.

— Она спит, — сообщил он Джозефу и Джерому. Дед стоял сердитый, но пока молчал, и Джозеф не знал, к добру это или нет.

— Это и без тебя понятно, старая ты образина! Она спит уже вторые сутки, и разбудить ее невозможно!

— Это плохой симптом, — покачал Джек головой, собрал свой чемоданчик и отбыл восвояси.

— Что ты с ней сделал? — дед, наконец, соизволил открыть рот. Джозеф поморщился — посвящать деда в детали не хотелось категорически.

— Дед, ну ты как я не знаю, — вздохнул Джозеф. — А то ты не знаешь, что люди в первую брачную ночь делают!

— Я-то знаю, — язвительно откликнулся дед. — А вот ты что с ней сделал? В жизни не поверю, что ты мог так уработать бабу, чтоб она двое суток спала!

— ДЕД!

— Не ори на меня, — с достоинством велел дед и огрел костылем по спине. — Думай, что делать. От старого Джека толку вышло мало.

— Может, поспит и проснется? — понадеялся Джозеф и толкнул дверь в спальню.

— Держи карман шире, — хмыкнул дед, оставаясь на пороге. — Думалку свою включи, олух! — с этим добрым пожеланием дед уковылял на кухню и загремел посудой.

— Жоз, позови Законников, — услышал он еле различимый шепот. Вскинулся — она уже снова прикрыла глаза. Как ошпаренный, он пулей вылетел во двор, сиганул на лошадь и воткнул ей каблуки в бока.

— Куда, оглашенный, — заорал дед, появляясь на крыльце.

— Скоро вернусь!

Законников найти труда не составило — любой в городе знал, где их община. Трудно было объяснить, что именно требуется от крылатых. Ему повезло через минут пятнадцать — в зал зашел тот самый, который поженил их со Спайрой. Крылатый оказался сообразительным, живо втолковал своим собратьям, что требуется сделать, и они отправились обратно. Вернее, отправился один Джозеф, Законники перемещались каким-то своим способом, но в итоге, к дому они прибыли одновременно. Дед, по традиции, встречал их с костылем. Завидев внука в компании трех крылатых, подавился возмущением, потом посерьезнел и слава богу, не стал устраивать концерт.

Полумрак, царивший в доме, как будто сгустился, когда крылатые вступили внутрь. Ведомые своим собственным чутьем, они сразу пошли в спальню. Один не очень вежливо захлопнул дверь перед носом у Джозефа:

— Тебе нельзя. Смертный, человек. Нельзя.

Нельзя — так нельзя. Джозеф пришел на кухню к деду и стал ждать. Дед какое-то время сидел, не шевелясь, потом встал и начал что-то смешивать в кастрюле.

— Ты чего, дед, — устало спросил Джозеф.

— Чего-чего, — проворчал дед. — Поди, проснется, голодная. Третьи сутки не жрамши! Мясо ей вяленое, что ли, давать?

— Ты суп варишь, что ли, дед? — не поверил Джозеф.

— Кашу, — буркнул дед, отворачиваясь к печке. — И только вякни что-нибудь!

— Я вообще, молчу, — ошарашено ответил Джозеф.

— Вот и помалкивай! Может, от тебя, беспутного, хоть какая-то польза будет!

— Какая польза? — Джозеф окончательно потерял нить разговора.

— Да такая, — передразнил дед. — Бывает, что опосля долгов супружеских, бабы беременеют!

— Дед, если бы я знал, что ты бредишь правнуками, я бы тебя давно осчастливил, — раздраженно сказал Джозеф. Дед фыркнул и ехидно спросил:

— Как будто бы Шейла за тебя пошла бы! На кой ты сдался приличной женщине? Тебя дома не бывает не то, что днями — месяцами!

— Дед, при чем тут Шейла! — Джозеф начал впадать в бешенство.

— А то я не знаю, к кому ты тут бегал два месяца, — дед всплеснул свободной рукой, продолжая, впрочем, бдительно следить за кастрюлей.

— Господи спаси, какой дурдом! — простонал Джозеф и уткнулся лбом в скрещенные руки.

— Мы больше не нужны, — скрипучий голос вывел его из задумчивости, и он резко развернулся к дверям.

— Она?

— Спит. Потом проснется. Джозеф Стилл, Джером Баггетт, мы возвращаем вам приглашение войти. — Законники исчезли. Дед отложил ложку и потянулся за костылем.

— Внучек, чегой-то у меня уши ослабли. Как тебя этот нелюдь крылатый назвал? — дед щурился и перехватывал костыль ближе к середине.

***

Уши были как будто заложены ватой, но общее самочувствие, в общем и целом, радовало. Больше всего радовало, что удалось справиться с Силой — ее оказалось неожиданно много, больше, чем я представляла в самых смелых мечтах. Слава богу, справиться удалось — пусть и не без помощи Законников, которые тоже были изрядно удивлены. За стенкой громко ругались Джозеф и дед Джером.

Краска неожиданно бросилась мне в лицо, а перед глазами встали картинки прошлой ночи. Кто бы мог подумать, что процесс окажется таким… необычным. По ощущениям. Совершенно не противно, а как-то… непонятно, одним словом.

Дверь тихонько скрипнула и показалась рыжая голова.

— Привет. — Джозеф прошел в комнату и сел на стул рядом с кроватью.

— Привет, — я хрипела с непривычки, и потому пришлось откашляться.

— И что это было?

— Где? — на меня напало желание повалять дурака. Зря, видимо. Джозеф тут же начал злиться и краснеть.

— Мне интересно, почему ты спала беспробудно почти трое суток!

— Так много, — удивилась я, перекатывая голову по подушке.

— Спайра!

— Я вступала в права наследования, — нехотя пояснила я. Раз уж он принимал участие, вполне имеет право знать некоторые вещи.

— Это теперь так называется, да?

— Джозеф, спасибо тебе, что принял горячее участие в моей ситуации и извини за беспокойство. — Почему-то мне вдруг стало обидно, и я начала подниматься с кровати, намереваясь уйти к себе, наверх.

— Ляг ты, Спасителя ради, — проворчал он, легко толкая меня в плечо. Я рухнула обратно на подушки и уставилась в потолок. — Есть, пить — хочешь?

— Нет, — отказалась я. Мне по-прежнему было обидно до слез, только непонятно, отчего. — Я бы ушла наверх, если можно.

— Нельзя, — отрезал он и вышел за дверь. Я удивленно на нее уставилась. Это что такое, интересно?? Не решил ли этот человек после памятной ночи, что имеет какие-либо права на меня?! — обида уступила место возмущению, и я снова стала подниматься с кровати. Дверь снова скрипнула.

— Далеко собралась? — язвительно спросил он, ставя поднос на тумбочку. На стул полетела куртка, следом рубашка. Я немо таращилась на бледную грудь, покрытую жестким курчавым волосом рыжего цвета.

— Что ты делаешь, позволь спросить? — мой голос снова как-то захрипел, пришлось опять откашливаться.

— Спать собираюсь, — доходчиво пояснил Джозеф.

— А я тут тогда зачем? — третья попытка встать с кровати снова провалилась с треском — тяжелая рука придавила меня к кровати, а прозрачные голубые глаза оказались совсем рядом.

— А где ты должна быть?

— Предполагалось, что у себя, наверху!

— Нечего тебе там делать.

— Кажется, ты сам сказал, что второй этаж в моем распоряжении!

— Он по-прежнему в твоем распоряжении. Но спать ты будешь в этой кровати.

— С чего это вдруг?!

— Я так решил.

— А я не хочу!

— А я хочу! — обороты нарастали, я уже кипела как дедов чайник, Джозеф же только довольно щурился.

— Хоти чего-нибудь другого!

— Например?

— Джозеф!

— Что, Спайра?

— Мне показалось, или ты был не слишком доволен фактом нашей женитьбы?!

— Тебе показалось, — благостно кивнул он и закрыл глаза. Я только немо открывала и закрывала рот. Спорить дальше было бы просто глупо — во-первых, этот нахал делает вид, что спит — даже похрапывать начал. Во-вторых, я, пардон, голышом под одеялом, а спорить с мужчиной, будучи голой… Как-то глупо. Поэтому мне осталось только закрыть рот, а потом и глаза. Но мысленно я себе галочку поставила.

Сна не было ни в одном глазу — за трое неполных суток я выспалась преотлично. По телу гуляла шальная Сила, применять ее ближайшие несколько дней не стоит — неизвестно, как она может исказить связки заклинаний. Экспериментировать с дикой Силой мне не хотелось совершенно.

Зато теперь можно разложить все по полочкам в голове. Выявить плюсы и минусы сложившегося положения, сделать выводы, составить план действий и выбрать линию поведения. Нда. Не зря дядюшка говорил, что вычислительная машина — мне ближайшая родственница. Итак, по порядку. Перед мысленным взглядом привычно возник школьный линованный листок, поделенный на две графы.

Плюсы.

1. Я жива, здорова и замужем.

2. При мне моя передвижная лаборатория, то есть, все необходимое для дальнейшей работы.

3. В четырех милях от меня — замечательнейший, прекраснейший полигон для испытаний — пустыня Слез, в народе именуемая Сковородкой.

4. Я получила наследную Силу.

Минусы.

1. Стационарная лаборатория утеряна безвозвратно. Жаль, там были почти готовые образцы последнего заказа.

2. Я в новом, незнакомом городе, и местные жители не подозревают об ожидающих их потрясениях.

3. Вмешательство мирного населения может негативно сказаться на качестве заказа.

4. Я совершенно не знаю местных представителей власти, шерифа в частности.

5. Желательно сохранить в секрете свое финансовое положение, то есть, не пользоваться местным отделением почты. Это не очень-то удобно.

Не скажу, что мне сильно полегчало, но как-то взбодрило. Я приоткрыла один глаз и скосила его на Джозефа. Тот продолжал делать вид, что спит. Я перевела взгляд ниже. Крепкая мужская рука, поросшая светлыми волосами, спокойно лежала поперек моей груди. Я поспешно перевела взгляд на потолок. Джозеф длинно вздохнул и придвинулся ближе, обдавая жаром тела. Как печка, ей-богу.

— Ты выспалась, да?- совершенно бодрым голосом спросил он.

— Да, — не стала я удивляться.

— Понятно.

— Джозеф, ты хорошо знаешь местного шерифа?

— Я с ним знаком, — мне показалось, или ему не понравился мой вопрос? — Зачем тебе этот прохиндей?

— Мне нужно зарегистрировать здесь свою лицензию, — задумчиво ответила я. Джозеф приподнялся на одном локте и взъерошил бороду. Я сдержала смешок.

— Можно будет завтра прогуляться к нему. Мне тоже нужно… подтвердить лицензию.

— Да? — оживилась я. — А чем ты занимаешься?

— Проводник я, — как-то помрачнел он.

— В Сковородку? — подпрыгнула я, тоже приподнимаясь на локте и возясь с одеялом — как-то надо было в него замотаться.

— Туда, — еще более неохотно согласился Джозеф, мрачнея на глазах.

— А у тебя есть карты? — с замиранием сердца спросила я. Замужество теперь вырисовывалось мне в гораздо более радужном свете, чем ранее.

— Есть у меня карты, — он сердито подернул одеяло на мне наверх, до носа. — Тебе они зачем, скажи на милость?!

— Ээээ… Надо.

— Тааак, — протянул он, на этот раз, стягивая одеяло с моего лица. — Скажи мне, милая жена, чем это ты занимаешься, согласно лицензии? А?

— Джозеф, это совершенно скучная и неинтересная работа, — честно ответила я, отводя глаза и подтягивая одеяло обратно. Тщетно.

— А поподробнее? — Он навис надо мной, сверля сердитым взглядом. Я вздохнула и дернула плечом.

— Алхимия, изготовление боевых амулетов, охранных систем, сигнальных систем и оружия. — Скороговоркой проговорила я, ожидая реакции. Реакция не заставила себя ждать. Взгляд его остекленел, ненадолго, правда. Потом лицо приобрело более осмысленное выражение. Он не торопясь встал с кровати — совершенно не смущаясь своей наготы, между прочим. Я воровато отвела взгляд от его спины и поджарой задницы. Ужас просто, что делается!

— Поправь меня, если я ошибаюсь. Компания 'Стилл и Стилл'...

— Это теперь я, — грустно подтвердила я. — Менять название смысла нет, хотя Стиллов теперь не двое, а один. Одна. — Поправилась я. — Действующих в концепции компании, разумеется, — уточнила я, поймав его быстрый взгляд.

— А второй Стилл кто… был? — медленно спросил Джозеф.

— Мой дядя. Большой выдумщик, — хмыкнула я.

— Это который завещание оставил? — уточнил Джозеф быстро. Я кивнула.

— Ну да. Сайл Стилл.

— Отчего он умер?

— От старости. В сто с лишним лет.

— Надо полагать, в инвалидном кресле, с грелкой на ногах?

— Нет. В своей лаборатории с реактивами на плитке. — Хмыкнула я.

— Я что-то слышал о пожаре на прошлой неделе....

— Да-да-да. Это наша лаборатория и сгорела. Счастье, что удалось отстоять верхний этаж. — Я вздохнула, вспоминая, как выглядел родной дом после пожара. — Как только огласили завещание, нарисовался Сайрес. Я быстро собрала уцелевшие вещи и дала деру. Дальше ты знаешь.

— Ты не похожа на убитую горем племянницу, — как-то невпопад заметил Джозеф. Я медленно подняла на него глаза. Кивнула.

— Я ношу траур. У нашего рода траурный цвет — серый. Цвет пепла, пыли и праха. То, что творится у меня в душе не узнать никому. — Наверное, у меня на редкость неприятное лицо стало, потому что Джозеф отвел глаза. Я подтянула колени к груди и взяла стакан с водой.

— Я не хотел тебя обидеть.

— И не обидел. Меня очень тяжело обидеть, почти невозможно.

— Почему?

— Потому что обидеть могут только близкие и любимые. А таких нет. Остальные — не стоят внимания.

— Зато обижать ты умеешь, — криво усмехнулся Джозеф. Я неопределенно дернула плечом. Разговор зашел неизвестно куда.

— Во сколько мы завтра пойдем к шерифу?

— С утра, если хотим застать его, — легко сменили мы тему.

— Тогда, пожалуй, надо поспать.

— Неплохо было бы.

***

За завтраком царило молчание. Я молча давилась горелой кашей, Джозеф с дедом молча сверлили друг друга взглядами.

— Будете чай, леди? — спросил дед. Я проглотила последнюю ложку, и кивнула.

— Мне будет приятно, если вы будете обращаться ко мне по имени, сэр, — мягко попросила я. Дед фыркнул в желтые прокуренные усы и кивнул.

— Тогда я чтобы этого твоего 'сэр' тоже больше не слышал.

— Договорились, — от чая в желудке как будто стало легче и я повеселела.

— Так куда вы со с ранья пораньше собрались? — дед разговаривал исключительно со мной, игнорируя Джозефа. Я заелозила на стуле, бросая на Джозефа взгляды.

— К шерифу. Лицензию мою зарегистрировать. И брак.

— Что, опять на Сковородку собрался? — с подозрением уточнил дед.

— Есть такое намерение, — ухмыльнулся Джозеф. — А что?

— А медовый месяц? — это не я, это дед.

— У меня аллергия на сладкое, — снова усмехнулся Джозеф и вышел из-за стола. Я поднялась следом и поблагодарила за завтрак.

— Завтра твоя очередь, — поставил меня в известность дед. Я ошалело кивнула и вышла.

— Ты не будешь возражать, если я найму кухарку? — спросила я. Джозеф осматривал копыта у лошадей.

— Делай, что хочешь, — дернул он плечом. Я тоже дернула плечом и пошла за своими документами.

В участок мы приехали быстро. Шерифом оказался долговязый худой тип, неясной наружности. Метнув на меня острый взгляд, он въедливо изучил все мои документы, поставил все отметки, печати и росписи, сделал записи в своих документах и лишь потом обратился к Джозефу:

— Тебе чего надо, рыжая борода? — Джозеф даже бровью не повел. Протянул шерифу папку с документами и откинулся на спинку стула. Я поправляла перчатки. Все-таки, нужно сварить нормальную мазь и убрать эти ожоги....

— Хитрый ход, — шериф тоже откинулся на стуле и теперь переводил взгляд с меня на Джозефа и обратно. — Умно. Одного взять в толк не могу — вам, леди, зачем это?

— А я взять в толк не могу, зачем бы вам этим интересоваться? — довольно прохладно ответила я. Джозеф закашлялся. Шериф посверлил меня взглядом, потом кивнул.

— И то верно, леди. — И стал заполнять какие-то бумаги. Заполнял долго, больше получаса точно. Я изучала вид из окна. Он представлял собой живописную толпу возле водокачки — в основном, женщины и дети. Напротив водокачки помещался трактир, к столбу которого была привязана лошадь. На трактир облокачивалось ветхое здание с потертой вывеской 'Аптека'. Тоска.

— Мои поздравления молодоженам, — ехидно сказал он, протягивая Джозефу бумаги. Тот аккуратно их прочитал, кивнул и убрал в карман.

— Шериф, я бы хотела вас предупредить, — начала я. Шериф обратил на меня заинтересованный взгляд. — Если общественность начнет удивляться световым и шумовым эффектам, доносящихся от нашего дома — не стоит мчаться к нам во весь опор с пожарной командой.

— Вы собрались нарушать общественный порядок и покой? — осведомился шериф. Я вежливо улыбнулась.

— Нет. Я собралась работать на благо нашей страны, обороны и безопасности.

— Похвально и достойно. Рыжий, ты чуешь, как тебе повезло?

— Ага. То-то я от счастья сам не свой, — кисло улыбнулся Джозеф и утянул меня на улицу.

Там пришлось знакомиться со всеми подряд. Джозеф приподнимал свою шляпу, здоровался и представлял меня. Я приветливо улыбалась и вежливо спрашивала: 'Как поживаете'? Таким вот образом мы добрались до почтового отделения, где я смогла отбить телеграмму в банк. Наличные, которые у меня были, я оставила в лавке. Первым делом купила нормальную посуду. Есть с золота, конечно, в мои планы не входило, но и та посуда, которая была, меня не радовала. Джозеф незаметно ретировался в соседний магазин — оружейную лавку, которая была через дорогу. Я с беспокойством туда посматривала — еще не хватало, чтобы он что-то там покупал! Так я ему и сказала, оставив продавца посуды в легком недоумении. Джозеф нехорошо прищурился, и мы тут же порадовали широкую общественность милым семейным скандалом.