И.М. Докучаев.
СМЕХ, ИДЕОЛОГИЯ, ВЛАСТЬ
Смех – чисто человеческий феномен и одна из высших ценностей с точки зрения эстетики, морали и этики. Но не только. Он всегда был под пристальным вниманием сильных мира сего: над кем смеются, не над ними ли? Вопрос не праздный и часто очень болезненный для всех тиранов, сатрапов и эксплуататоров. Не мудрено, ибо смех – проявление духовной силы народа, а к силе и отношение иное… Каждый человек знает на практике, как тягостно переживается оскорбление, унижение и тому подобное. Но быть осмеянным – вдвойне тяжко. Почему?
Известно и другое отношение правителей к смеху. Когда общество уж очень задавлено объективными трудностями, и народ перестает смеяться, ему нужно дать смех, и побольше. Иначе, быть беде…
Одним словом, смех – дело серьезное. Власть всегда была чутка ко всем его проявлениям, к тому, на что и на кого он нацелен. В ХХ веке – веке информационных технологий – в диспозиции власть и смех ничего не изменилось по существу. Однако, некоторые важнейшие нововведения все же произошли. Власть учла потенциал смеха, была изучена его природа и создана целая технология возбуждения смеха тогда и по поводу того, когда и по поводу чего власть считает нужным. В век информационных технологий смех был «поставлен на службу» в качестве орудия манипуляции сознанием, причем орудия отнюдь не последнего «калибра».ПРИРОДА СМЕХА
О природе смеха, комического, смешного написан колоссальный объем литературы. Однако, все многообразие определений и описаний базируется на прозрении Аристотеля, заметившего, что смешное всегда связано с обнаружением некоторого безобразия, известной меры зла. Человеческий смех это всегда отклик на нечто отрицательное.Определение удивительное, ибо получается, что смех, как реакция, не соответствует предмету, который его вызывает. В самом деле, злоба и агрессия, тревога и страх, печаль и грусть и прочие чувства вполне адекватны событиям или объектам, их вызвавшим. Смех же – парадоксален! Смех противоречит породившему его объекту! Зло негативно, тягостно и неприятно, тогда как смех, вызываемый им – радостен, положителен и приятен.
Это и интересно: почему смех «ненормален», почему биологическая и культурная эволюция подарила нам столь удивительный способ оценки существующего в мире зла?
Однако, вдумчивый читатель может усомниться в парадоксальной природе смеха. Разве недавно родившийся ребенок, еще только-только научившийся улыбаться, усматривает некое зло, когда улыбается своей матери? Здесь мы должны провести важную констатацию, открывающую еще одно необычное свойство смеха: на ранних стадиях своего развития человек еще не способен к истинно человеческому смеху и своей улыбчивой реакцией он проявляет тот щедрый аванс, который получил от природы и предшествующего развития культуры. Эта первичная улыбка и последующий первичный смех в значительной степени формальны, они еще не содержат в себе той интеллектуальной и духовной глубины, которая свойственна смеху настоящему. Это – простое проявление потенции, заложенной в человека при рождении, так же, как заложена в него потенция речи, которой еще только предстоит оформиться из нечленораздельного «гуления» через весьма продолжительное время. Пусть каждый вспомнит, как необычно и удивительно появление первой улыбки, в отличие от прочих эмоциональных проявлений у ребенка. Она по-настоящему волнует взрослых, - «смотрите, он улыбается!». Это – этап.
Из чего же происходит смех, из какого чувства он эволюционно вырастает? Истинно человеческий смех потому и является реакцией на зло, что его ближайшим родственником-предшественником является комплекс агрессивных чувств – злости и ярости. Вглядитесь в мимику смеющегося: с напряженным выдохом приоткрывается рот, сощурились глаза, поползли в длину и в ширину щеки и губы, являя вашему взору два ряда зубов. Эти зубы – самая заметная, бросающаяся в глаза примета лица смеющегося. Перед нами осклаб, оскал рта, удивительным образом совпадающий с внешней формой проявления чувств совсем иного рода, находящих свое выражение в гримасах ярости и гнева. Обнажение верхних зубов, столь характерное для проявлений ярости и злости, оказывается одной из существенных черт смеха и даже спокойной улыбки. Это обстоятельство заметили и изучали еще Леонардо да Винчи и Чарлз Дарвин. А задолго до них оно было отражено во многих языках. Так, в латинском, «оскал» – rictus, тогда как «улыбка» – risus; в немецком соответственно Rachen и Lachen, да и в русском глаголы «оскалиться» и «осклабиться» (улыбнуться) синонимично совпадают. Каков же смысл этой удивительной схожести?
ДРЕВНЕЙШИЕ ПРОЗРЕНИЯ
В культурном наследии человечества есть удивительный пласт знаний – древнейшая китайская философия (дожившая, в неизменном виде, до наших дней), в рамках которой была разработана уникальная методика анализа и познания вещей и явлений, нацеленная не столько на уяснение сущности вещей, сколько на установление их связей и отношений друг с другом (откуда, впрочем, до сущности – «рукой подать»).Небольшой экскурс в китайскую «функциональную анатомию» человеческих эмоций (к особенностям их взаимоотношений) даст нам богатый материал для подтверждения и осмысления уже высказанных идей.
Мир чувственно-эмоциональных проявлений богат разнообразием и при этом весьма «своенравен». Может показаться, на первый взгляд, что это – царство хаоса, чувства и эмоции сменяют друг друга калейдоскопически бессистемно. В какой-то мере это так и есть. Окружающая нас действительность меняется самым причудливым образом, и это, сплошь и рядом, никак не зависит от нашей воли. На эти изменения мы и реагируем соответствующей эмоционально-чувственной оценкой происходящего. И все же, есть в этой области и свой порядок, и своя закономерность. Они присущи самой иерархии чувств и эмоций, в рамках которой они сменяются, как бы вырастая друг из друга, и образуя строгий замкнутый цикл.Одно из величайших достижений китайской культуры как раз и состоит в установлении общей схемы этой цикличности, свойственной бытию всех без исключения вещей и явлений. Что касается эмоций и чувств, то для них этот цикл выглядит следующим образом.
Самым низшим уровнем эмоциональных проявлений, сопутствующих любой деятельности человека и лежащих в ее начале, является состояние тревоги-страха-ужаса. Две последние градации соответствуют экстремальным ситуациям, когда наблюдается «паралич» деятельности («оцепенел» от страха) или хаотичная паника. Нормальным же состоянием для начального этапа деятельности является именно тревога, понимаемая предельно широко. То есть речь идет о прикидке возможностей, составлении планов, наметке путей и т.п. Разве это обходится без волнения, - получится или не получится; удастся или нет?
Обдуманный план подлежит реализации, и это – следующий этап деятельности, ее развитие. Развивается, делая следующий шаг, и эмоционально-чувственный цикл, надстраивая над тревожным основанием начального этапа чувства совсем иного рода. Помните? – так волновался, так боялся, а приступил к делу, - и забыл о страхе! Этап развития, как правило, не обходится без каких-либо накладок и препятствий. Преодоление этих препятствий требует напористости, боевитости и целеустремленности. В широком смысле слова, это соответствует чувствам и эмоциям злости-ярости-агрессии (с сопутствующей мимикой!). Эта, иногда не замечаемая, особенность воплощения наших планов в жизнь довольно точно отражена в одном из замечательных стихотворений Глеба Горбовского: «/С утра сражался: /Рыл картошку, /Колол дрова… /Ругал беременную кошку /Хоть та была уже вдова/»…Но вот, наконец, свершилось! Дело сделано! Это – победа, высшая точка деятельности, и она сопровождается законным ощущением радости-эйфории-экстаза. Не без улыбки, естественно, или торжествующего смеха.
Однако, все проходит, и радость трансформируется незаметно в светлую печаль. Этому этапу циклических трансформаций чувственно-эмоциональной сферы, этапу упадка и деградации, помимо печали соответствуют уныние, тоска, чувство безысходности.
Наконец, самым естественным образом это продвигает человека к последнему этапу, к тому, с чего все начиналось – к составлению новых планов, т.е. к новым тревогам и волнениям и так далее по описанному кругу: начало – развитие – апогей – упадок – и снова начало. Кстати, древнекитайские мудрецы уверяли, что именно регулярное продвижение состояния души через указанные этапы и есть основа душевного равновесия и здоровья.
Но нам важно другое: эта система взглядов совсем уж недвусмысленно указывает на происхождение радости и смеха из агрессивных чувств ярости и злости. Смех как бы вырастает из них, и становится понятным, почему он иногда «подменяет» их. Если зло – «небольшое», ничтожное, что тогда? Тогда оценочная реакция делает ненужной саму агрессию и в динамике развития эмоционального состояния наблюдается скачок: буквально мгновение человек серьезно созерцает зло как зло, собираясь сражаться, но вот, - оно осознано как несущественное, - и человека сотрясает внезапно накативший смех. Так могучий воин извергает громовой хохот при виде слабого и ничтожного противника. Это – трансформированный эмоционально-чувственный след несостоявшейся борьбы. По сути то же переживаем мы, когда после ужасного события, которое едва нас не погубило , - но, к счастью, все обошлось, - нас разбирает «истеричный» смех. Тут временная дистанция позволяет выплеснуться несостоявшейся защитной контрагрессии в свою естественную надстроечную форму. Особенно если выяснилось, что степень зла была преувеличена
(«у страха глаза велики»).
Мимическое выражение смеха действительно несет в себе основные черты маски ярости. С небольшими, однако, изменениями: при эмоциях ярости глаза широко раскрыты (что, в свою очередь, досталось «по наследству» от предшествующего, хотя бы мимолетного, страха), чтобы лучше видеть врага. При эмоциях же радости, при смехе - они сощурены, хорошее видение уже неактуально, оно может вообще на время «выйти из строя», если мы смеемся до слез. Тонко ощущающие себя люди отметят, что именно после такого смеха особо отчетливо развивается светлая печаль… Внимательные наблюдатели вспомнят, как легко может расплакаться ребенок после бурного смеха… Сама природа страхует нас от избыточных аффектов. Смех – сильное чувство, он может быть и тягостным, недаром говорят: «чуть не умер со смеху»… Запомним это, в дальнейшем мы многое поймем в том, как можно использовать смех для целей совсем не смешных.
СМЕХ И ИНТЕЛЛЕКТ
Перед нами раскрывается поистине парадоксальная и достойная изумления картина: человек – единственное в мире существо, которое столкнувшись со злом имеет возможность не беситься от злобы и ярости, не рыдать, но, повторяя маску ярости с ее звериным, боевым оскалом, являть радость и ликование, заменяя рык смехом! Исходная биологическая агрессивность впервые умирает, растворяется в смехе.В наборе возможных эмоциональных ответов на факт существования зла смех занимает свое, четко определенное место. Зло, превышающее наши контрвозможности, оценивается набором выраженных отрицательных эмоций, распадающихся на реакции агрессии и реакции пассивного переживания. Тут нам явно «не до смеха». Смех является тогда, когда зло воспринимается как принципиально преодолимое. Когда усмотрев в вещи изъян или враждебность, человек может интеллектуально (хотя бы даже и на уровне интуиции) «достроить» должный образ этой вещи. Обезвреженное таким, в сущности, интеллектуальным путем, зло прощается нами в смехе, сохраняющем, однако, в боевом блеске злых зубов, намек на возможность совсем иного, далеко не безобидного ответа. Но это последнее – уже как рудимент.
Главное в истинном смехе – его несомненная интеллектуальность. Недаром людей, не способных понять над чем смеются остальные, в быту называют не иначе как «тупыми». Для восприятия смешного нужен высокий интеллектуальный уровень. Олигофренам, например, в принципе недоступно смешное, они лишь «гыкают», используя пустую, ничем незаполненную внешнюю форму смеха. Тем более не способны они и к продуцированию смешного. Для этого нужен особо отточенный интеллект, особое свойство его, называемое остроумием.Не менее важным свойством истинного смеха является его несомненная духовность. Для того, чтобы рассмеяться, глядя в глаза злу, необходимо суметь его увидеть взглядом особым, отстраненным. Надо прозреть существо и меру зла и, тем самым, примерившись к нему, осознать свое превосходство и возвыситься над ним, сделав невозможной свою собственную причастность к злу. Смешное – это в общем-то осознанное, побежденное, а потому прощенное зло. Отсюда – победительная и одновременно великодушная позиция смеющегося: он отвечает злу смехом, иначе – добром, так как сумел оценить степень зла и соотнести с ним свои возможности. Он сильнее. И ответ его – не плач и не удар, но улыбка! Потому так мучительно осмеяние для тех, кто ему подвергается, кто ухватывает суть происходящего хотя бы на подсознательном уровне. Смех унижает того, на кого он направлен гораздо сильнее прямого оскорбления. Смех – сильнейшее оружие в психологическом противоборстве. Такое не прощают… Или же, обладая знанием его природы, могут и использовать в своих целях…
СМЕХ И КРУШЕНИЕ ИМПЕРИИ
Вспомним события не столь уж отдаленного прошлого – начало и разгар «перестройки». Ах, как смеялись мы тогда! Как было весело! Какие, выражаясь языком Велемира Хлебникова, «смехачи» нас смешили: Хазанов, Жванецкий, Задорнов, Альтов, Петросян!.. Цех профессиональных юмористов оказался востребован и был задействован на полную мощность. Пародирование шамкающего Брежнева и картавящего Ленина, тема «бревна» и субботников, тема производства и воровства, алкоголизма, нищих «наших» и шикарных «ихних»… Не перечесть всего того, что стало вдруг смешным и потешным. Многие ли поняли тогда, что объект осмеяния, – вся наша предшествующая жизнь,– утверждается в массовом сознании как зло? Утверждается, помимо рациональных доводов (безусловно, многое могло бы быть и лучше), еще и мощнейшим средством подсознательного внушения – смехом. Многие ли задались вопросом: а, собственно, какие ценности дадут нам взамен? Наконец, многие ли заметили, что идет тотальное отрицание предшествующего периода? Что вместе с несомненным злом – политическими репрессиями, затронувшими далеко не только адептов «мировой революции», ГУЛАГом, искусственным дефицитом продуктов и т.п. – нас призывают принять как зло и истинные ценности – всеобщее бесплатное образование, медицинское обслуживание, социальные гарантии, территориальную протяженность и военное могущество страны? То, что на волне гомерического хохота в массовое сознание протащили страшные извращения и «перегибы», заметили лишь единицы, которые, увы, погоды не делали.
Возьмем мелкий пример. Все помнят фразу из фильма «Дежавю»: «Секса у нас нет!». Над этим смеялась вся страна! Какова «механика» возбуждения смеха в данном случае? Она проста, однако, не многие осознали, что они смеются, - искренне и обоснованно, - над откровенной ложью. Эта ложь была очевидна для каждого половозрелого гражданина страны. Над злом этой лжи он возвышался автоматически вследствие своей обычной и привычной для него сексуальной практики. Однако, смысловой контекст этой «великой фразы» гораздо глубже и шире. Конечно же, имелось ввиду, что в нашей стране тогда не было публичной пропаганды секса, общественная мораль не поощряла «свободу секса». Именно поэтому, получалось, что секс вообще-то есть, но одновременно, его как бы и нет! Из того же контекста следовало, что Запад-то живет несколько по-другому…
Совсем не факт, что «это есть хорошо», это еще подлежало тщательному осмыслению, здесь надобно было и «мозг употребить». Тогда это не было сделано никем, и сегодня многие реально ощутили на себе все прелести пропаганды секса по-западному. Людей откровенно мутит от обилия обнаженных «задниц» на обложках слишком уж многочисленных журналов. Мутит от крупных заголовков, вроде: «Певицу такую-то изнасиловали там-то». Людям тошно и от понимания того, что это, на самом-то деле, всего лишь реклама! Замечу, речь идет о людях, отнюдь не чурающихся секса как такового. Что теперь, в условиях столь мощной пропаганды, делать с молодежью? Должны ли быть у нее хоть какие-то «тормоза» относительно личности партнера, места осуществления интимной связи, наконец, возраста, до достижения которого просто не следует этим увлекаться? Как разговаривать с ними, не рискуя выставить себя ханжой? А что делать с детьми, которые под патронажем госпожи Лаховой (движение «Женщины России») подверглись «сексуальному просвещению» в школе вопреки воле своих родителей? Однако, тогда первичная смеховая реакция буквально затмила разум, нам было просто смешно, и мы приняли: наша страна – воистину «империя зла», даже секса у нас нет!
Подобных примеров множество. Последовательно нам всем внушили, что наше отнюдь не ничтожное прошлое, подлежит осмеянию, то есть является злом и заслуживает уничтожения. Поскольку смех возвышает человека, постольку мы все ощутили «себя сегодняшних» выше «себя вчерашних». Нас дистанцировали от самих себя, прервав единую линию эволюционного развития нашего общества.Надо отдать должное уму «тяжеловесов» от юмора – Хазанову и Жванецкому, явным и неявным капитанам «Клуба Веселых и Находчивых». Они сделали невозможное – заставили нас смеяться над собственной историей! Тревожный симптом, - в огромной стране, в среде лидеров общества, не нашлось позитивно настроенного ума, который громыхнул бы словами классика: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!».
Надо отдать должное и идеологам общего процесса разрушения смехом. Они чутко следили за настроениями в народе и очень своевременно меняли дозы, состав и пропорции «смехового наркотика». Когда созрели первые реальные плоды «перестройки», и смех народа стал печальным и горьким, - «Я знаю, куда вложить свой ваучер…», - именно тогда вдруг как-то потускнел Хазанов и куда-то вовсе исчез Жванецкий. Взошла звезда Задорнова…
Ах, этот Задорнов! Как «поддержал» он наш народ своим открытием: «Они – тупые!». «Они», - те, кто в это время искусно дергал за ниточки «наших» марионеток-демократов, - оказывается, против нас – ничто! Смех воистину «многоэтажен» по содержанию смысловых пластов: опять лишь единицы заметили, что в задорновских опусах, «они» уступают «нам» по склонности к мошенничеству и воровству, по способности к обману! Высокий смех был незаметно подменен злорадством прохиндеев, в процессе утверждения криминального сознания масс был преодолен крупный этап. Помните, во что это вылилось? – «Наша мафия – самая мафия в мире!», «Наши хакеры – лучшие в мире!». Это, конечно, шутка. Но в каждой шутке – лишь доля шутки…Смех, как оружие, вдвойне опасен, когда всяческими манипуляциями ослабляется интеллект людей и их духовный уровень. Из чисто человеческой, высокоинтеллектуальной формы эмоционально-чувственной оценки зла, он превращается в свою выхолощенную и пустую биологическую форму злорадства и самодовольства, сродни «гыканью». Он превращается в своеобразную форму гебефрении, - этим термином в психиатрии обозначают бессмысленное и немотивированное похохатывание умственно неполноценных людей.
Рассмотрим пример посерьезнее. Вспомним творчество группы «Маски-шоу»: перед нами произведения отчаянного примитивизма, вызывающие именно низшие формы смеха. Сами творцы, что примечательно, называют их даже не «хохмами», а именно «гэгами», подчеркивая смену человеческого «ха-ха-ха» на полу-животное «гы-гы-гы». Согласитесь, что именно такая «творческая» находка позволяет легко, под маской облагораживающего смеха, пропагандировать оголтелый индивидуализм, секс без границ, всевозможную дурость, в целом профанировать социальное бытие как таковое. Это – отнюдь не чаплинский юмор, который, вроде бы, тоже строится на бесконечных «пинках под зад» и попадании «мордой в торт». В чем разница? Она неуловима и сводится к изначальной позиции творца смешного: с кем он, против кого он, что олицетворяет собой – добро или зло? Это улавливается подкоркой, при условии неомраченности разума. Только богатейший интеллектуальный потенциал предшествующей русской и советской культуры пока еще препятствует слишком быстрому оскотиниванию нации. Однако, не следует обольщаться. В странах «западной демократии», этот процесс уже развился до уровня «проектной мощности», даже в Англии, с ее традиционно интеллектуальным тонким английским юмором.
Темой специального исследования могло бы стать изучение «феномена американской улыбки». Не следует думать, что перед нами, - нечто, развившееся «само собой», так сказать, в ходе «естественного процесса развития вещей». Знаменитую американскую улыбку мир увидел совсем недавно – после второй мировой войны. Именно тогда, когда в США был окончательно поставлен вопрос о реализации мировой гегемонии этой страны.Такого рода доктрины не обходятся без идеологической работы в направлении массового производства «человека соответствующего типа». Примеры, обладающие безусловной силой убедительности, хорошо известны, - как отрицательные, так и положительные. Так, гитлеровская Германия много поработала над воспитанием «белокурой бестии», взяв за основу тезисы Ницше о природе «сверхчеловека». Бедный Ницше! Его имя, не имеющее никакого отношения к идеологии фашизма («Я люблю людей!», - так говорил его Заратустра), пришлось потом долго оттирать от коричневой краски.
Можно вспомнить и бывший Советский Союз, вплотную подошедший к реализации проекта «человека нового типа», - не приемлющего стяжательство и неограниченное личное обогащение, подлость и обман. Действительно, было: люди ехали не за деньгами, но «за туманом и за запахом тайги».На что же делает ставку «самая великая демократия мира», то есть США? На улыбку, - всегда, везде, всем… Огромной нации навязали систематическое проявление радости без внутреннего, побуждающего на то мотива. Естественно, это привело к моментальному выхолащиванию не только интеллектуального и духовного, но даже и собственно эмоционального содержания такой улыбки. Осталась лишь голая форма оскала-осклаба, что и раздражает безмерно всю Европу и весь остальной просвещенный мир.
Что раздражает больше всего? Самодовольство американской нации: раз постоянно улыбаются, значит, – постоянно пребывают в иллюзии своего мнимого превосходства. Что еще раздражает? Назойливое экспортирование этой гнусной манеры во внешние пределы, стремление к установлению эдакого «глобального американского гэга». Человеку свойственно разнообразие чувств, постоянная улыбка же деформирует чувственно-эмоциональный мир. И, прежде всего, у самих американцев! На кого похож Билл Клинтон, со своей неизменной «приветливо доброй улыбкой»? О том, как улыбается госпожа Олбрайт, комментируя «гуманитарные бомбардировки», стоит ли вообще говорить? Человек имеет право быть собой, в частности, быть серьезным. Примерьте американскую улыбку к одухотворенным лицам Георга Вильгельма Фридриха Гегеля или Людвига ван Бетховена – и вы поймете сущность этой улыбки, поймете на чувственном уровне, который не знает компромиссов…
Наконец, совсем о серьезном. Высшей формой «социальной гебефрении» является великое изобретение Запада – смех за кадром. Зрителю подсказывают, когда надо смеяться, ибо сам он уже вполне «тупой», и самостоятельно ему смешное недоступно. Кто интересовался тем, насколько это действительно так в зрительских аудиториях западных стран? Во всяком случае, на наших экранах появляется все больше «юмористических» сериалов такого сорта. Зачем-то это делают и видно неспроста.Надо думать, наши кукловоды полагают, что наступает именно этот, последний деградационный этап в динамике состояния массового сознания. Из профессиональных юмористов все больший вес приобретает Петросян, специализирующийся преимущественно на «гебефреническом смехе», презренном «гыканье». Поразительно, как личное несовершенство мастера может вдруг возвысить его до уровня «старшого» в своем цехе.
Такие этапы, в аспекте разрушения смехом, прошла новейшая история нашей страны. Сначала было осмеяно-оплевано прошлое, затем смех лишили ителлектуально-духовной компоненты и, наконец, начали культивировать его примитивные формы. Этот процесс не пошел бы столь успешно, если бы обработка мозгов не проводилась комплексно, - с использованием, помимо смеха, еще и воздействия на его двойника-антипода.
СМЕХ И ЕГО АНТИПОД
Вернемся, ненадолго, к «сухой теории». Что является прямой противоположностью смеха, его двойником-антиподом? Опрос людей, никогда не задумывавшихся над этим вопросом, выявит, скорее всего, следующие мнения.Противоположностью смеха и радости являются плач, горе, грусть, печаль. Это мнение наиболее широко распространено в быту. «Что так не весел?» – такой вопрос задают опечаленному человеку.
Иногда указывают, что противоположностью радости и смеха является скука. «Что так не весело у вас?» – так вопрошают скучную компанию.
Однако, если сослаться на данные о чувственно-эмоциональном «обеспечении» человеческой деятельности, то нужно признать, что радости и смеху, – как положительным эмоциям высшей точки человеческой деятельности, наиболее противоположны отрицательные эмоции низшей точки, - тревога, страх и ужас. Это абсолютно справедливо относительно именно радости, которая все же не совсем смех, хотя и сопутствует ему. Полный антипод смеха находится в этом же семействе «низших» чувств и отрицательных эмоций, но, интриги ради, мы пока не назовем его. Укажем лишь, что в современных СМИ он подвергается очень «плотной» обработке в целях выхолащивания его морально-этического и интеллектуального содержания.
Что наиболее бросается в глаза в политике средств массовой информации на западе, а теперь и у нас? Какие чувства и эмоции культивируются в СМИ, особенно на телевидении? Я не оговорился: не вызываются у Вас (Вы лично, быть может, устойчивы к промыванию мозгов), а именно культивируются ими (это культивирование обязательно найдет миллионы своих жертв)…Итак, чем «кормят плебс»? Не нужно особой наблюдательности, чтобы назвать, например, чувство азарта, подогреваемое многочисленными викторинами, лотереями, «угадайками» и конкурсами. Азарт – сложное чувство. По сути – это конгломерат тревоги-страха и злости-ярости. Количество выигравших что-либо значительное, и переживших положительное чувство радости в результате общения с этими «лохотронами», фантастически мало относительно общего количества участников. То есть основная масса людей-участников регулярно пребывают во власти чувств весьма низменных. В масштабе все еще огромной страны – это не мелочь!
Положение усугубляется упорным культивированием собственно страха, тревоги и ужаса. Сие настолько явно, что также не требует каких-либо особых усилий для констатации. Обилие боевиков и фильмов-ужасов – тупых и иррациональных – это вторая отличительная черта современного ТВ. Поскольку выбора у телезрителей нет и смотреть особо нечего, люди смотрят то, что им предлагают. Обилие документальных репортажей из горячих точек, а также с мест катастроф и трагических происшествий, прекрасно дополняет и усиливает эффект. Собственные жизненные неудачи людей, их многочисленные трудности и потери довершают общую картину коррозии психики.
Зачем это делается? Ведь не деградировали же в самом деле деятели искусств! Они – по роду своего занятия – интеллектуалы. Цель совершенно осознана и одна – создать достаточное напряжение отрицательных, деструктивных чувств.Но людям все же нужна положительная разрядка. Смех становится остро необходимым. Поэтому смех, - очень много смеха, - это третье эмоциональное переживание, усердно культивируемое СМИ. Огромное количество юмористических программ (особенно на западе, тут мы еще «отстаем»), вездесущая реклама с претензией на юмор, избыток публикуемых и экранизируемых анекдотов… Весь вопрос в том, какой это смех. Увы, нынешний - почти весь под знаком пышной «гебефрении». Как образец обратного примера достаточно вспомнить Аркадия Райкина, театр Образцова. Какой это был смех! Высокий, до слез и колик в животе! С последующим катарсисом, чувством очищения. Как бы смотрелось тогда сегодняшнее «гы-гы-гы»?.. Вопрос риторический. Современные «гэги» не прошли бы худсовет даже самой захудалой телерадиокомпании где-нибудь в глубокой провинции. Как образцы низкохудожественной продукции. Это обстоятельство часто трактуют как пример идеологического давления. Совершенно верно, это так и есть. Равно как и то, что допуск «гэгов» на экраны есть пример идеологической диверсии, грубейшего давления на психику человека, разрушения его психического здоровья…
Нынешнее нагнетание низменных чувств на фоне выхолощенного смеха – мощнейшее орудие по разрушению сознания людей. Эффективность его использования усилилась, когда была осознана роль истинного антипода смеха в формировании психической устойчивости человека.Речь идет о чувстве стыда. Это интимнейшее чувство относится к семейству эмоций тревоги-страха-ужаса. В отличие от последних, оно очень умеренно, но все же отрицательное. Все знают на собственном примере, что стыд – тягостен. Он наиболее близок к страху. Когда нам стыдно раздеться – это по сути страх (как это будет воспринято?). Вообще стыд наиболее ярко проявляется именно в области интимных отношений между людьми. Что это, как не страх их разрушить и потерять? Но стыд резко отличается от страха своей высокоинтеллектуальной природой. Страх, как известно, доступен всем, даже умственно неполноценным. А что касается стыда, то еще Чарлз Дарвин отмечал, что не краснеют и не ведают стыда именно идиоты. Этой своей несомненной интеллектуальностью и духовностью стыд родственен смеху, но имеет противоположный знак. Поэтому, именно он в своем мрачном семействе есть абсолютный антипод смеха.
И еще один нюанс. Все чувства имеют стадию некоторого плавного своего развития и накопления интенсивности (например, долго злился, пока вконец не «озверел» и т.п.). Лишь два «ненормальных» чувства накатывают внезапно как волна, - смех и стыд. Этим они, опять же родственны, но, все же, противоположны по знаку. Смех и стыд – абсолютные антиподы!Понятно, что способный к нормальному смеху человек, одновременно способен и к нормальному проявлению чувства стыда, равно как и наоборот. Два полюса психической конструкции человека есть основа его психического здоровья и морально-этического совершенства. Это стало известным довольно давно и всегда учитывается в любых технологиях искореживания души. Так, религии, стремящиеся «придавить» человека, культивируют стыд и страх, одновременно порицая и ограничивая инициативность, веселье и смех. Наоборот, идеологические системы, пестующие один из вариантов «белокурой бестии», культивируют радость, смех и всяческий гедонизм в сложной пропорции с яростью и агрессивностью, при полной нивелировке страха и стыда.
То, что мы наблюдаем в рамках сегодняшнего эксперимента есть попытка формирования «недочеловека». При освобожденном от интеллекта и духовности смехе, очень неплохо еще и лишить человека стыда, - такова технология воспитания "толпы непуганных идиотов", «плебса», «электората».
Стыд, повторюсь, наиболее полно представлен в области интимных отношений. Именно поэтому столь большое внимание сегодня уделяется пропаганде секса, сексуальности, эротичности. Очень трудно понять мотивы публикации в молодежных журналах заметок и статей об «альтернативном сексе», «нетрадиционном сексе», «сексе в автомобиле», о жизни проституток и так далее в том же духе. Очень трудно понять мотивы упорного скатывания к сексуальным темам ведущих многочисленных радиопередач. Помните (вопрос радиовикторины)? – «Кто первым измерил радиус Земли? – Анаксагор, Эратосфен или Эротоман?». Если бы это звучало в контексте некоего умного действа сексуально-эротического характера, то могло бы сойти и за добротную шутку. Но, вне связи с каким-либо контекстом, это - мощный удар по психике, обрушивающийся, к тому же, на все возрастные категории радиослушателей и делающий привычным немотивированное выпячивание интимного, нивелирующий проявления чувства стыда. Заодно это «цепляет» и область смешного: вне интеллектуального контекста это – «гэг». Бог Эрос, не чуждый юмора, здесь и близко не проходил.
Если «проводить эту линию» последовательно, длительно и настойчиво, то результаты будут ошеломляющими. Впрочем именно это и делается. Результаты уже можно наблюдать. Вспомните тот общественный резонанс, который сопровождал выход на экраны фильма «Маленькая Вера». Казалось бы, о чем здесь говорить? Фильм – вполне посредственный, благополучно и безвозвратно канувший в Лету. Говорить стоит именно о том впечатлении, которое оставил единственный сексуально-эротический эпизод этого фильма (первое советское эротическое кино!). На фоне нынешнего разгула такого рода эпизодов, тот, давешний, ничего не стоит, попривыкли уже, видали и «круче»! Значение этого эпизода в том, что именно тогда он выявил все то огромное значение, которое имеет тема эротики в сфере идеологии. Уже потом были «ЧП районного масштаба», упомянутое «Дежавю» и многое, многое другое (если хронологическая последовательность этих событий искажена, то пусть исследователи вопроса меня поправят).Здесь надо учитывать то обстоятельство, что морально-этическая сфера – материя весьма тонкая, и даже небольшие «раскачки» ее могут иметь большие последствия. Мы наблюдали это после публикации кунинской «Интердевочки» и и выхода на экраны одноименного фильма. При всей своей якобы острой «социальности», это были именно попытки еще большей «раскачки» общественной морали, благо, почва уже была подготовлена. Попытки, как известно, небезуспешные: количество молодых женщин, девушек и даже девочек, оценивающих проституцию как некое романтическое и вполне достойное занятие, резко возросло. Многие, «с легким сердцем» (инициированная дефектность чувства стыда), реализовали свои взгляды на практике.
В дальнейшем, начатое дело продолжили, уже без особого сопротивления общественного мнения, господа Фоменко («Империя страсти») и Ханга («Про это»), плюс постоянная демонстрация «Красной туфельки», «Плэйбоя» и прочее, прочее, прочее. Характеризуя тех, кто проводит эту политику, уместно процитировать Ф. Ницше, писавшего о том же много раньше: «Ничто не вызывает большего отвращения к так называемым интеллигентам, исповедующим «современные идеи», как отсутствие у них стыда, спокойная наглость взора и рук, с которой они все трогают, лижут и ощупывают; и возможно, что в народе, среди низших слоев, именно у крестьян, нынче сравнительно гораздо больше благородства, вкуса и такта, чем у читающего газеты умственного полусвета, у образованных людей». Поистине, что есть – то уже было, что было – то и будет; ничто не ново под луной!ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Конечно, старшее поколение наших людей в массе своей устойчиво к манипуляциям «мозговедов», оседлавших информационные потоки. Но, разве мы не наблюдаем истощение этой стойкости и трансформацию личности у очень и очень многих. И потом: старшее поколение постепенно уходит, а «мозговеды» продолжают трудиться над умами молодых. Мы должны констатировать, с печалью в душе, что решающий бой в информационной войне мы безнадежно проиграли. Нас обвели вокруг пальца как малолетних детей! Разве мы не ловим себя, иногда, на мимолетной и вялой мысли, что «да, вроде бы, не все ладно, но, впрочем, - весь мир так живет…»? Аргумент порочный! Весь мир – почти уже не живет, а лишь функционирует в заданном режиме.
«Что делать?» – наш извечный вопрос! Не начать ли с того, чтобы осознать правду: хорошо посмеялись те, кто посмеялся после нас, – над нами, раздавленными и униженными, ничтожными и ограбленными, лишенными достойного будущего…Нам сейчас не до смеха. Может, это и к лучшему? Избавление от гебефрении – начало самоисцеления! Будем серьезны, нам многое предстоит…
Автор выражает глубокую признательность Л.В. Карасеву, - блестящему и тонкому исследователю природы комического, чьи идеи были использованы при написании этой статьи.
© И.М. Докучаев, 2001