Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка

отрывок 1

Самюэль Хантингтон.

Самюэль Филлип Хантингтон родился 18 апреля 1927 года в Нью-Йорке. Степень бакалавра политических наук получил в Йельском университете в 1945 году,степень магистра — в Чикагском университете в 1948 году и степень доктора философии — в Гарварде в 1951 году.

Ступени карьеры С.Хантингтона включали многочисленные посты в университетах, исследовательских учреждениях и правительственных структурах. Начав свою научную деятельность в Гарвардском унив рситете в 1950 году, он получил звание профессора политологии того же университета в 1962-м. С тех пор большая часть его деятельности была связана с Гарвардом; при этом он занимал посты заместителя директора Института исследования войны и мира при Колумбийском университете (1958—195 ), координатора в области плани ования при Совете национальной безопасности в администрации президента Дж. Картера (1977—1978) исполнительного директора и д ректора Центра международных исследований при Гарвардском университете (1975—1976, 1978— 1989) а также директора Института стратегических исследований имени Дж.Олина (с 1989 по настоящее время).

Профессор Хантингтон является автором множества научных статей и докладов; го перу принадлежат шесть книг, среди которых «Политический ст ой в изменяющихся обществах» [1 68], «Американская политика: гр дущая дисгармония» [1981], «Третья волна: демократизация в конце 20-го века» [1991], «Столкнонение цивилизаций и преобразование мирового порядка» [1996]. С.Хантингтон выступил также соавтором пяти книг, опубликованных с 1964 по 1976 год, и редактором емы коллективных монографий. Его творчество отмечено рядом наград в области журналистики и политических исследований. С.Хантингтон избирался членом совета Американской ассоциации политических наук в 1969—1971 годах, ее вице-президентом в 1984 — 1985 годах и президентом с 1985 по 1987 год. Он является также действительным членом Американской академии наук и искусств. Профессор Хантингтон женат и имеет двоих сыновей. Он живет в Бостоне, штат Массачусетс.

В книге «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» (1996) в развернутой и аргументированной форме изложены те взгляды автора на соотношение сил современном мире, которые впервые были представлены им в статье «Столкновение цивилизаций?», опубликованной в 1993 году в журнале «Foreign Affairs». Ни одна из публикаций этого журнала за все послевоенные десятилетия не вызвала столь активных дискусси в научных кругах. Книга, выше шая спустя три года, несет зачастую более четкие и конкретные формулировки, что вполне объяснимо, так как целый ряд прогнозов автора, и в первую очередь относительно роста влияния на мирову политику этнических, религиозных, языковых и других различий, основанных на следовании устоявшимся традициям, получил за это короткий срок весьма впечатляющие подтверждения. Сегодня гораздо более выпукло, нежели когда-либо ранее, проявляются границы, разделяющие различные цивилизационные типы, и возникают конфликты по этим, как их называет автор, «демаркационным линиям». Учитывая, что одна из наиболее важных, по мнению С.Хантингтона, «линий» отчасти пролегла и внутри отдельных стран СНГ, предлагаемый в книге анализ крайне актуален для российского читателя.

Книга построена в класс ческой академической манере и состоит из пяти относительно равных по объему частей. В первой автор знакомит читателя со своим пониманием цивилизации как объекта исследования исторических и политических наук; во второй изменения в балансе сил между различными цивилизациями рассматриваются с исторической точки зрения; в четвертой в центре внимания оказываются драматические события последних десятилетий. Однако третья часть вновь возвращает нас к теоретическим проблемам возникновения цивилизаций, их развития и сплочения вокруг своих центральных элементов (core status). Заключительная, пятая, часть работы посвящена некоторым прогнозам, касающимся будущего отдельных цивилизаций.

Цивилизационный подход, в том в де, как он представлен в книге, существенно отличается от того «цивилизационного» метода, который активно проповедовался в российском обществоведении конца 80-х — первой половины 90-х годов Автор не противопоставляет св й подход исследованию фаз экономической эволюции хозяйственных систем, а скорее пытается изучить взаимодействие экономических и социокультурных составляющих общественной жизни, что придает содержащимся в работе гипотезам и выводам глубоко взвешенный и аргументированный характер.

Представляя работу профессора Хантингтона российскому читателю, мы сочли возможным обратить особое внимание на отрывки из главы 1, где автор дает определение современного многополюсного мира, первый параграф главы 8, где исследуются истоки и современное состояние феномена, определяющегося им как «западный универсализм», и на первые два параграфа главы 9, в которых дается определение конфликтов по «демаркационным линиям» между цивилизациями и исследуются история и перспективы взаимоотношений между западной культурой и миром ислама (все данные отрывки соответствуют стр. 21, 28-29, 183-18 и 207— 218 в издании Simon&am ;Schuster). Выбор данных фрагментов для их публикации в России был согласован с профессором Хантингтоном в ходе личной встречи с ним в Кембридже в марте 1998 года.


Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка

В мире, который сформировался после окончания «холодной войны», глобальная политика впервые в истории обрела многополюсный характер и одновременно стала учитывать взаимодействие многих цивилизаций. На протяжении всей человеческой истории контакты ежду цивилизациями если и имели место, то носили эпизодический характер. С начала современной эпохи (примерно 1500 года от Р.Х ) глобальная политика существует в двух измерениях. На протяжении более чем четырехсот лет национальные государства Запада — Англия, Франция, Испания, Австрия, Пруссия, Германия, Соединенные Штаты и другие страны — составляли многополюсную международную систему в рамках западной цивилизации, взаимодействуя друг с другом, дополняя друг друга, воюя друг с другом. В то же время западные нации осуществляли экспансию, вели колониальные войны, иными способами оказывали решающее воздействие на все другие цивилизации. В ходе «холодной войны» определились два полюса глобальной политики, и мир оказался расколот на три части. Группа наиболее богатых и демократических обществ, возглавляемых Соединенными Штатами Америки, вступила в повсеместное соперничество идеологического, политического, экономического, а подчас и военного характера с группой более бедных коммунистических режимов, сруппировавшихся вокруг Советского Союза. В значительной мере этот конфликт развивался в пространстве «третьего мира», состоящего из стран, зачастую весьма бедных и политически несстабильных, недавно получивших независимость и заявлявших о своей политике неприсоединения.

В конце 1980-х годов коммунистический мир потерпел крах, и международная система времен «холодной войны» стала достоянием истории. В новом мире основные различия между людьми и между народами носят не идеологический, не политический, не экономический, а культурный характер. Люди и нации пытаются ответить на самый главный вопрос из всех, что могут стоять перед человеком: кто мы такие? Но поиск ответа идет все теми же, неизменными, традиционными путями, когда точкой отсчета служит то, что наиболее дорого человеку. Люди самоопределяются, отсталкиваясь от истории своих предков, религии, языка, ценностей, обычаев, институтов. Они стремятся идентифицировать себя с такими культурными сообществами, как племена, этнические группы, религиозные общины, нации и, в самом широком плане, цивилизации. Люди используют политические средст а не только для того, чтобы отстаивать свои интересы, но и чтобы определить свое «я». Кто мы такие? — на этот вопрос можно ответить только в тех случаях, когда мы четко знаем, кем мы не являемся, а зачастую лишь тогда, когда нам известно, против кого мы выступаем.

Основными дейст ующими лицами в мировой политик по-прежнему остаются национал ные государства. Как и в прошлом, их действия определяются погоней за властью и богатством, но также и культурными предпочтениями, всем тем, что сближает или напротив, разобщает их. Основные группировки государств больш не сводятся к трем блокам эпох «холодной войны»; теперь речь идет о семи-восьми основных цивилизациях мира. За пределами Запада, особенно в Восточной Азии, страны наращивают свое собственное богатство, создавая основу для увеличения военного могущества и политического влияния. По мере роста их мощи и уверенности в себе они все больше утверждают собственные культурные ценности, отвергая те, которые «навязываются» им Западом. «В XXI веке — отмечал Генри Киссинджер, — международная система будет включать по крайней мере шесть основных держав: Соединенные Штаты, Европу, Китай, Японию, Россию и возможно, Индию, а также множество стран среднего и малого размера»1. Шесть основных держав, о которых говорит Киcсинджер, принадлежат к пяти резко отличающимся друг от друга цивилизациям, а кроме них существуют и влиятельные исламские государства, чье стратегическое местоположение, большое население, а подчас и нефтяные запасы дают им возможность сказать свое веское слово в мировой политике. В этом новом мире региональная политика осуществляется на уровне этнических отношений, а глобальная — на уровне отношений между цивилизациями. Соперничество супердержав уступает место столкновению цивилизаций.

В этом новом мире самые обширные, серьезные и опасные конфликты будут вспыхивать не между социальными классами, не между богатыми и бедными, не между какими-то иными экономически конкретными группами, а между народами, принадлежащими к разным культурам. Межплеменные войны и этнические конфликты произойдет в рамках цивилизаций, однако насилие, осуществляемое в отношении друг друга государствами и группами, принадлежащими к разным цивилизациям, чревато своей эскалацией, по мере того как эти государства и группы станут находить поддержку «родственных стран». Кровавая схватка различных кланов в Сомали не грозит перерости в более широкий конфликт. Межплеменная бойня в Руанде имеет последствия для Уганды, Заира и Бурунди, но не более того. Жестокие столкновения цивилизаций в Боснии, на Кавказе, в Центральной Азии или в Кашмире могут вылиться в более крупные войны. В ходе конфликта в Югославии Россия оказала дипломатическую поддержку сербам, а Саудовская Арави , Турция, Иран и Ливия предоставили средства и оружие боснийцам и в основе подобных действий лежала не идеология, не политика силы, не экономические интерес , а факторы культурного родства. «Культурные конфликты, — отмечал Вацлав Гавел, — множатся и становятся ныне более опасными, чем когда-либо в истории». Жак Д -лор также отмечает, что «будущие конфликты станут порождением культурных факторов, а не экономических или идеологических» (2). Самые же опасные конфликты культурного характера будут разгораться вдоль демаркационных линий, разграничивающих цивилизации. В мире, где завершилась «холодная война», культура одновременно выступает в качестве и разъединяющей, и объединяющей силы. Люди с разной идеологией, но одно культурой, объединяются, как это произошло с двумя Германиями и начинает происходить с двумя Кореями и несколькими Китаями. Общества, объединенные идеологией или историческими обстоятельствами, но разделенные цивилизациями, либо распадаются, как в Советском Союзе, Югославии и Боснии либо живут в условиях все большего и большего напряжения, как на Украине, в Нигерии, Судане, Индии, Шри-Ланке и многих други государствах. Страны, имеющие общие культурные корни, сотрудничают друг с другом в экономической и политической областях. Международные организации, состоящие из государств, имеющих много общего в сфере культуры, такие, как Европейский союз, развиваются гораздо более успешно, чем те, что пытаются игнорировать культурные факторы. На протяжении 5 лет главной демаркационной линией в Европе служил железный занавес. Эта линия сдвинулась на несколько тысяч километров к востоку. Сейчас главная граница проходит по линии, отделяющей народы, которые представляют западно-христианскую традицию, от мусульман и православных.

Разные цивилизации изначально придерживаются различных философских убеждений, основополагающих ценностей, социальных связей, обычаев, мировоззрения в целом. Эти культурные различия углубляются в результате возрождения религии во многих регионах мира. Культуры поддаются изменениям, и характер их воздействия на политику и экономику в те или иные периоды времени оказывается неодинаковым но основополагающие различия между цивилизациями в сфере политического и экономического развития, бесспорно, уходят своими корнями именно в пласты отличающихся друг от друга культур.

Экономические успехи стран Восточной Азии связаны с культурой этого региона, и именно этой же культурой объясняются те трудности, с которыми местные общества сталкиваются в попытках создать стабильные демократические политические системы. Исламская культура во многом объясняет, почему демократия никак не может укрепиться в большинстве стран мусульманского мира. Развитие посткоммунистических обществ в Восточной Европе и в бывших республиках Советского Союза объясняется той самобытностью, которая присуща их цивилизациям. Страны, имеющие западно-христианское наследие, движутся по пути экономического прогресса и демократизации политики; перспективы экономического и политического развития православных стран остаются неопределенными; перспективы мусульманиких государств в этой области весьма печальны.

Запад как был, так в ближайшем будущем и останется самой могущественной ци илизацией. Однако его могуществ в сравнении с другими цивилизациями уменьшается. По мере того как он стремится утвердить свои ценности и обеспечить защиту своих интересов, незападные общества оказываются перед выбором. Некоторые пытаются идти по западному пути, объединиться с ним и и по крайней мере «примкнуть» к нему. Другие страны, где распространены конфуцианство и ислам, стремятся к расширению собственного экономического и военного могущества, с тем чтобы «сбалансированно» противостоять Западу. Поэтому центральная ось мировой политики в период после окончания «холодной войны» проходит там, где могущество и культура Запада соприкасаются с могуществом и культурой незападных цивилизаций. <...>

В формирующемся сегодня мире отношения между государствами и их группами, представляющими различные цивилизации, близкими быть не могут; напротив, зачастую они обречены носить антагонистический характер. При этом, однако, отношения между определенными цивилизациями в меньшей степени подвержены конфликтам, На микроуровне наиболее горячие точки расположены по демаркационным линиям, разделяющим ислам и его соседей с их православной, индуистской, африканской и западно-христианской традициями. На макроуровне основной водораздел проходит между Западом и «всеми остальными», причем наиболее острые конфликты будут вспыхивать между мусульманскими и азиатскими обществами, с одной стороны, и Западом — с другой. Опасные столкновения могут возникнуть и при соприкосновении западного высокомерия, исламской нетерпимости и китайской напористости.

Запад занимает среди цивилизаций особое место, оказывая на них серьезное и временами разрушительное воздействие. Взаимосвязь между могуществом и культурой Запада и могуществом и культурой других цивилизаций оказывается наиболее примечательной характеристикой сегодняшнего мира. По мере относительного усиления мощи других цивилизаций привлекательность западных ценностей уменьшается, а незападные народы испытывают все большее доверие и приверженность к своим собственным коренным культурам. Поэтому главная проблема взаимоотношений между Западом и остальным миром заключается в том, что его усилия (и в особенности США) по продвижению универсальной западной культуры предпринимаются на фоне объективно сокращающихся возможностей в этой области.

Это несоответствие устремлений Запада его возможностям еще более усугубил крах коммунизма, укрепивший мнение о том, что идеология демократического либерализма восторжествовала повсеместно и, следовательно, она обладает универсальной ценностью. Запад, и в особенности Соединенные Штаты Америки, которые всегда брали на себя миссионерскую роль, верит в то, что незападные народы сами должны примкнуть к ценностям демократии, свободного рынка, ограниченной власти правительства, прав человека, индивидуализма, верховенства закона, воплотив эти ценности в своих институтах. Действительно, определенные (составляющие меньшинство) представители других цивилизаций принимают и продвигают эти ценности, однако отношение к ним в незападных культурах лежит где-то в диапазоне, простирающемся от широкого скептицизма до яростного неприятия. То, что Западу кажется универсализмом, другие воспринимают как империализм.

Запад пытается (и впредь будет пытаться) сохранить свое ведущее положение и отстоять собственные интересы, определяя их как интересы «мирового сообщества». Эта фраза превратилась в нечто вроде коллективного эвфемизма (заменив собой выражение «свободный мир»), задачей которого является обеспечить глобальную легитимность той деятельности, которая служит достижению интересов Соединенных Штатов и других западных держав. Запад, например, стремится интегрировать экономику незападных обществ в глобальную экономическую систему, в которой он сам занимает ведущее место. Посредством вмешательства МВФ и других международных экономических институтов он продвигает свои хозяйственные интересы и навязывает другим нациям ту экономическую политику, которую считает нужной. Однако если в незападных странах провести опрос общественного мнения, МВФ, вне всякого сомнения, получит поддержку со стороны министров финансов и еще нескольких человек, однако в глазах подавляющего большинства населения его рейтинг окажется крайне низким. Это большинство, таким образом, выразит точку зрения Георгия Арбато-ва, охарактеризовавшего представителей МВФ как «необольшевиков, которым нравится экспроприировать чужие деньги, навязывать недемократические и чуждые правила хозяйственной и политической деятельности и тем самым душить экономическую свободу».

Живущим за пределами Запада очевиден также тот разрыв, который существует между провозглашаемыми принципами Запада и его действиями. Лицемерие, двойная мораль, игра в «да и нет» — вот цена его претензий на универсализм. Да, демократию следует развивать, но нет, не следует, если это приводит к власти исламских фундаменталистов; да, нераспространение ядерного оружия очень правильная вещь, если речь идет об Иране и Ираке, но нет, когда дело доходит до Израиля; да, свободная торговля является эликсиром экономического роста, но нет, дело обстоит не так, если говорить о сельском хозяйстве; вопрос прав человека касается Китая, но не Саудовской Аравии; агрессия против богатых нефтью кувейтцев встречает массовый отпор, но совсем иное дело, если речь идет об агрессии против боснийцев, нефтью, увы, не владеющих. Двойная мораль стала на практике неизбежной ценой универсальных норм и принципов.

Незападные общества, обретя независимость, стремятся освободиться от западного экономического, военного и культурного господства. Восточная Азия уверенно догоняет Запад в экономической сфере. Азиатские и исламские страны ищут коротких путей, чтобы обеспечить баланс в военной сфере. Универсалистские устремления западной цивилизации, уменьшение ее относительного могущества, все большая культурная независимость других цивилизаций служат факторами, которые постоянно и неизбежно осложняют отношения между Западом и остальным миром. Однако природа этих отношений и мера антагонистичности их характера, однако, далеко не однозначны. Их можно разделить на три категории. Что касается исламских стран и Китая, то есть цивилизации, которые бросают вызов Западу, и отношения здесь будут, скорее всего, постоянно напряженными и зачастую в высшей степени антагонистическими. В отношениях с Латинской Америкой и Африкой, то есть с более слабыми цивилизациями, в определенной мере зависящами от Запада, конфликты будут гораздо менее острыми (прежде всего это касается Латинской Америки). Отношения с Россией, Японией и Индией будут, вероятнее всего, занимать промежуточное положение между двумя другими категориями, включая одновременно элементы и сотрудничества, и конфликта, в зависимости от того, к кому время от времени будут примыкать эти государства — к цивилизациям, бросающим вызов Западу, или же к нему самому. <...>

Исламские государства и Китай служат воплощением великих культурных традиций, которые коренным образом отличаются от западных и, в их собственных глазах, неизмеримо их превосходят. Могущество и напористость этих стран возрастают по сравнению с Западом, а конфликты интересов и ценностей множатся и становятся все более и более острыми. В исламском мире нет государства, которое могло бы выступать в качестве лидера, поэтому отношение к Западу в разных мусульманских странах весьма различно. Однако начиная с 1970 года в исламском мире сложилась весьма последовательная тенденция, которую характеризуют расцвет фундаментализма, переход власти от прозападных к антизападным правительствам, ведение необъявленной войны между рядом исламских групп и Западом, а также ослабление режима безопасности, существовавшего в эпоху «холодной войны» в отношениях между рядом мусульманских государств и Соединенными Штатами Америки. В основе различий, наблюдающихся по ряду конкретных проблем, лежит важнейший вопрос: какую роль в перспективе эти цивилизации будут играть по сравнению с Западом? Будут ли в XXI веке глобальные институты, распределение власти, политика и экономика наций прежде всего отражать западные ценности и интересы или же они станут главным образом формироваться под-воздействием интересов и ценностей исламских стран и Китая?

Реалистический подход к развитию международных отношений позволяет предположить, что в рамках незападных цивилизаций ведущие государства должны сплотиться, чтобы противостоять господству Запада. В ряде областей это уже произошло. Однако в ближайшем будущем широкая антизападная коалиция представляется маловероятной. Исламская и китайская цивилизации коренным образом от- личаются друг от друга с точки зрения религии, культуры, социальной структуры, традиций, политики, базовых предпосылок, лежащих в основе образа жизни. Можно говорить о том, что каждая из них изначально имеет меньше общего друг с другом, чем с западной цивилизацией. Тем не менее, в политике общий враг ведет к появлению общих интересов. Поэтому исламская и китайская цивилизации, рассматривающие Запад в качестве своего антагониста, имеют все основания для взаимного сотрудничества, направленного против него, подобно тому, как союзники и Сталин вступили в коалицию против Гитлера. Это сотрудничество охватывает целый ряд вопросов, включая права человека, экономику и, прежде всего, усилия обеих цивилизаций по развитию своих военных потенциалов, в особенности оружия массового поражения и средств его доставки, с тем чтобы противостоять превосходству Запада в обычных видах вооружения. К началу 1990-х годов антизападный «конфуцианско-исламский альянс» наметился между Китаем и Северной Кореей, с одной стороны, и, в различной степени, между Пакистаном, Ираном, Ираком, Сирией, Ливией и Алжиром — с другой.

Проблемы, определяющие водораздел между Западом и другими обществами, играют все более важную роль в международной политике. Три такие проблемы связаны с усилиями Запада по поддержанию своего военного превосходства на основе политики нераспространения и сокращения ядерного, биологического и химического оружия и средств его доставки; продвижению западных политических ценностей и институтов, заставляющему другие общества уважать права человека, как их понимают на Западе, и идти по пути демократизации, отвечающей западному образцу; защите культурной, социальной и этнической целостности западных обществ, ограничивая при этом прием незападных иммигрантов и беженцев. Отстаивая свои интересы, Запад испытывает и, судя по всему, будет впредь испытывать трудности по всем этим трем проблемам.

Цивилизация представляет собой человеческий род в его высшей форме, а столкновение цивилизаций выступает в качестве межродового конфликта глобального масштаба. В формирующемся сегод- ня мире государства и группировки, относящиеся к двум различным цивилизациям, могут создавать ограниченные, временные тактические альянсы и коалиции для продвижения своих интересов против интересов групп, представляющих третью цивилизацию, либо же для достижения общих целей. Отношения между группами, относящимися к различным цивилизациям, тем не менее никогда не будут достаточно тесными; напротив, они, как правило, будут оставаться холодными, а зачастую и враждебными. Связи между государствами, принадлежащими к разным цивилизациям, которые достались в наследство от прошлого, например, военные союзы времен «холодной войны», скорее всего, либо утратят свое значение, либо просто исчезнут. Надеждам на тесное «партнерство» в рамках различных цивилизаций, подобно тем, что некогда выражали лидеры России и Америки, сбыться не суждено. Возникающие сегодня отношения будут, как правило, иметь то независимый, то насильственный характер, в большинстве своем находясь где-то посередине между этими двумя категориями. Во многих случаях они будут приближаться к состоянию «холодного мира», который, как предупреждал Борис Ельцин, может стать нормой будущих отношений между Россией и Западом. Другие отношения между цивилизациями могут выйти на уровень «холодной войны». Термин la guerra fria появился в XIII веке: именно так испанцы охарактеризовали свое «нелегкое сосуществование» с мусульманами в регионе Средиземноморья, а в 1990-х годах многие увидели новое развертывание «холодной войны» между цивилизациями, имея в виду ислам и Запад. В мире различных цивилизаций отношения будут характеризоваться не только этим термином. «Холодный мир», «холодная война», торговая война, необъявленная война, трудный мир, непростые отношения, острое соперничество, сосуществование в условиях конкуренции, гонка вооружений — именно эти понятия, скорее всего, будут использоваться для характеристики отношений между группами, представляющими разные цивилизации. Доверие и дружба окажутся не в ходу.

Межцивилизационный конфликт может иметь две формы. На локальном, или микроуровне, конфликты по демаркационной линии будут вспыхивать между соседними государствами, представляющими различные цивилизации, группами, представляющими различные цивилизации в рамках одного государства, а также группами, которые, как в бывшем Советском Союзе или Югославии, стремятся к созданию новых государств на руинах прежних государственных образований. Конфликты по демаркационной линии особенно часто происходят между мусульманским и немусульманским миром. На глобальном, или макроуровне, конфликты происходят между ведущими государствами, относящимися к различным цивилизациям. В основе таких конфликтов лежат классические проблемы международной политики, включая следующие:

1. Проблема влияния на формирование глобальной политики и на деятельность таких международных организаций, как ООН, МВФ и Всемирный банк.

2. Проблема военного могущества, проявляющаяся в противоречивых подходах к вопросам нераспространения оружия и контроля за вооружениями, а также в гонке вооружений.

3. Проблема экономического могущества и богатства, проявляющаяся в разногласиях по вопросам торговли, инвестиций и т.п.

4. Проблема людей; речь идет, в том числе, о попытках государства, представляющего одну цивилизацию, защитить родственное ему население в рамках другой цивилизации, о дискриминационном отношении к людям, представляющим другую цивилизацию, о попытках изгнать со своей территории таких людей.

5. Проблема ценностей и культуры, конфликты по поводу которых возникают тогда, когда государство пытается продвигать или навязывать свои ценности народу, относящемуся к другой цивилизации.

6. Эпизодические территориальные проблемы, когда ведущие государства становятся главными участниками конфликтов по демаркационной линии.

Нельзя не согласиться с тем, что на протяжении всей истории человечества эти проблемы были источником конфликтов. Однако культурные различия способны их обострять, когда в них вовлекаются целые государства. В соперничестве друг с другом каждая страна стремится сплотить вокруг себя всех представителей своей цивилизации, опереться на поддержку государств, относящихся к третьим цивилизациям, внести сумятицу и раскол в лагерь противника, использовать всю гамму дипломатических, политических и экономических средств наряду с подрывной и пропагандистской деятельностью, с тем чтобы достичь своих целей. Ведущие державы не склонны, однако, к прямому использованию военной силы друг против друга, разве что в ситуациях, сложившихся на Ближнем Востоке и на субконтиненте, где они имеют общую границу. В иных случаях вооруженные конфликты возникают, как правило, в следующих двух ситуациях.

Во-первых, в войну может вылиться эскалация конфликта по демаркационной линии между местными группами, когда их открыто поддерживают «родственные» державы. Однако сама такая возможность настойчиво подсталкивает ведущие государства, относящиеся к противоборствующим цивилизациям, к тому, чтобы пойти по пути локализации или мирного разрешения конфликтов, возникающих по демаркационной линии.

Во-вторых, война может разразиться в результате изменения глобального баланса сил между цивилизациями. Как утверждал Фукидид, усиление могущества Афин в рамках греческой цивилизации привело к Пелопоннесской войне. Аналогичным образом, история западной цивилизации является историей «гегемонистс-ких войн» между крепнущими и слабеющими державами. Та степень, в которой аналогичные факторы способны вести к конфликту между укрепляющимися и слабеющими государствами, представляющими разные цивилизации, отчасти зависит от того, какую позицию — поддержать равновесие или примкнуть к сильному — предпочитают в данных цивилизациях те страны, которые адаптируются к возникновению новой державы. Если в свете усиления Китая азиатские государства могут избрать характерный для этой цивилизации путь и примкнуть к сильной державе, то страны, представляющие другие цивилизации, такие, как США, Индия и Россия, могут избрать путь сохранения баланса сил. Западная история не знала войны за гегемонию между Великобританией и Соединенными Штатами; мирный переход от «Pax Britannica» к «Pax Americana» во многом может объясняться тесным культурным родством этих двух обществ. Отсутствие подобного родства на фоне изменения баланса сил между Западом и Китаем делает вооруженный конфликт отнюдь не неизбежным. Активность ислама служит сегодня источником многих сравнительно ограниченных войн, ведущихся по демаркационной линии; что же касается усиления Китая, то оно выступает в качестве потенциального источника крупной войны между ведущими государствами, относящимися к разным цивилизациям.

Некоторые представители Запада, включая президента США Клинтона, утверждают, что у них нет проблем с исламом, а есть лишь проблемы с исламскими экстремистами, прибегающими к насилию. Однако четырнадцать веков истории демонстрируют обратное. Отношения между исламом и христианством, как восточным, так и западным, всегда были более чем непростыми. Каждый для другого был чужаком. Конфликт XX века между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом представляет собой не более чем мимолетный и противоестественный исторический феномен по сравнению с постоянными антагонистическими отношениями между исламом и христианством. Временами они развивались в условиях мирного сосуществования, однако гораздо чаще верх брало острое соперничество, выливавшееся в войны, которые отличались одна от другой только степенью ожесточенности. На протяжении столетий то у одной, то у другой религии расцвет сменялся упадком, затем он преодолевался, и она снова оказывалась на подъеме.

Первоначальная арабо-исламская экспансия, длившаяся с начала седьмого по середину восьмого столетия, привела к укреплению мусульманства в Северной Африке, на Иберийском полуострове, на Ближнем Востоке, в Персии и на севере Индии. Демаркационная линия между исламом и христианством сстабилизировалась примерно на два столетия. Затем, в конце XI века, христиане вернули себе контроль над восточной частью Средиземноморья, завоевали Сицилию и захватили Толедо. В 1095 году начались крестовые походы, и на протяжении 150 лет христианские владыки все с меньшей долей успеха пытались укрепиться в Святой земле и прилегающих к ней районах Ближнего Востока, пока в 1291 году не потеряли свой последний плацдарм в этом регионе. Тем временем на сцену вышли оттоманские турки. Сначала они ослабили могущество Византии, затем покорили значительную часть Балкан и Северной Африки, в 1453 году захватили Константинополь, а в 1529 году осадили Вену. «На протяжении более чем тысячи лет, — писал Бернард Льюис, — начиная с первой высадки мавров в Испании и кончая второй осадой Вены турками, Европа жила в условиях постоянной угрозы со стороны ислама». Ислам — это единственная цивилизация, которая ставила под вопрос судьбу Запада, причем делала это по крайней мере дважды.

К пятнадцатому столетию, однако, исторические процессы стали поворачиваться в иную сторону. Христиане постепенно вернули себе Иберийский полуостров, одержав в 1492 году под Гранадой окончательную победу. Тем временем достижения европейцев в мореплавании привели к тому, что сначала португальцы, а потом и другие обогнули земли, населенные мусульманами, и проникли в Индийский океан, а затем и далее. Одновременно русские сбросили с себя двухсотлетнее татарское иго. Затем Оттоманская империя сделала последнюю попытку, вновь осадив в 1683 году Вену. Неудача турок послужила сигналом к началу их длительного отступления, ознаменованного борьбой православных народов на Балканах за свое освобождение от оттоманского правления, расширением империи Габсбургов и историческим продвижением русских к Черному морю и на Кавказ. На протяжении одного столетия «бич христианского мира» превратился в «больного человека Европы»5. По завершении первой мировой войны Британия, Франция и Италия нанесли исламу последний удар, установив свой прямой или косвенный контроль за оставшимися землями Оттоманской империи, за исключением территории Турецкой республики. К 1920 году независимость от той или иной формы немусульманского правления сохраняли только четыре мусульманские страны - Турция, Саудовская Аравия, Иран и Афганистан.

Отступление западного колониализма, в свою очередь, началось постепенно в 20-х и 30-х годах и резко усилилось после окончания второй мировой войны. Целый ряд мусульманских обществ обрел независимость с крушением Советского Союза. Согласно одному из подсчетов, в период с 1757 по 1919 год произошло 92 захвата мусульманских территорий немусульманскими правительствами. К 1995 году 69 из них вновь оказались под мусульманским владычеством, а 45 независимых государств имели преобладающее мусульманское население. О насильственном характере всех этих изменений говорит следующий факт: половина всех войн, которые в период с 1820 по 1929 год шли между государствами с различными религиями, были войнами между мусульманами и христианами.

Причина сохранения такой структуры конфликтов отнюдь не сводится к таким явлениям временного характера, как христианское рвение XII столетия или мусульманский фундаментализм XX века. Они оба проистекают из самой природы этих двух религий и основывающихся на них цивилизаций. Конфликт между ними, с одной стороны, является продуктом различий, в особенности между мусульманской концепцией ислама как образа жизни, выходящего за пределы религии и политики и одновременно их объединяющего, и концепцией западного христианства, гласящей, что Богу Богово, а кесарю кесарево. Конфликт, однако, обусловлен и схожими их чертами. И в том, и в другом случае речь идет о монотеистических религиях, которые, в отличие от политеистических, неспособны к безболезненной ассимиляции чужих богов и которые смотрят на мир через призму понятия «мы — они». Обе они имеют универсалистский характер, претендуя на роль единственной истинной веры, которой должны следовать все живущие на Земле. Обе являются миссионерскими по своему духу, возлагая на своих последователей обязанность прозелитизма. С первых лет существования ислама его экспансия осуществлялась путем завоеваний, и христианство тоже не упускало такую возможность. Параллельные понятия «джихад» и «крестовый поход» не только схожи друг с другом, но и выделяют эти две религии среди других ведущих религий мира. Ислам и христианство, наряду с иудаизмом, придерживаются также телеологического взгляда на историю, в отличие от циклических или статических подходов, принятых в других цивилизациях.

На протяжении столетий степень ожесточенности конфликтов между исламом и христианством испытывала на себе влияние таких факторов, как демографический рост и упадок, экономическое развитие, технологические преобразования, бескомпромиссность религиозного рвения. Распространение ислама в VII веке сопровождалось массовыми миграциями (беспрецедентными по своему масштабу и стремительности) арабских народов, вторгшихся на территорию Византии и империи Сассанидов. Несколько веков спустя начались крестовые походы, которые отчасти стали результатом экономического роста, увеличения народонаселения и «возрождения духа рыцарства» в Европе XI века, что позволило мобилизовать большое число рыцарей и крестьян для похода в Святую землю. Как писал один византийский летописец, когда волна первого крестового похода достигла стен Константинополя, казалось, что «весь Запад, включая племена варваров, живущих за Адриатическим морем вплоть до Геркулесовых столбов, одновременно снялся с насиженных мест и двинулся в путь вместе со скарбом, всей своей огромной массой вторгнувшись в Азию»6. Резкое увеличение численности населения в XIX веке повлекло за собой очередную европейскую экспансию, ставшую причиной самых крупных миграций в истории, волны которых хлынули не только в мусульманские, но и в другие земли.

Комплекс факторов сопоставимого характера послужил обострению конфликта между исламом и Западом и в конце XX века. Во-первых, рост мусульманского народонаселения привел к всплеску безработицы и недовольству молодежи, примыкающей к исламским движениям, оказывающей влияние на соседние общества и мигрирующей на Запад. Во-вторых, возрождение ислама дало мусульманам возможность вновь поверить в особый характер и особую миссию своей цивилизации и своих ценностей. В-третьих, острое недовольство среди мусульман вызвали усилия Запада по обеспечению универсализации своих ценностей и институтов, по сохранению своего военного и экономического превосходства наряду с попытками вмешательства в конфликты в мусульманском мире. В-четвертых, крушение коммунизма привело к исчезновению общего врага, имевшегося у Запада и у ислама, в результате чего главную угрозу для себя они стали усматривать друг в друге. В-пятых, все более тесные контакты и смешение мусульман и представителей Запада заставляют и тех, и других переосмысливать свою самобытность и характер своего отличия от других, обостряют вопрос о том, насколько ограниченными правами пользуются представители меньшинства в тех странах, большинство жителей которых относятся к другой цивилизации. В 80-х и в 90-х годах в рамках как мусульманской, так и христианской цивилизации взаимная терпимость резко пошла на убыль.

Таким образом, причина в очередной раз обострившегося конфликта между исламом и Западом коренится в основополагающих вопросах культуры и власти. Кто кого?* Этот основной вопрос политики, сформулированный Лениным, лежит в основе соперничества между исламом и Западом. У конфликта, правда, существует еще один аспект, который Ленин счел бы бессмысленным; он заключается в столкновении двух различных мнений о том, что истинно, а что ложно, и, следовательно, кто прав и кто неправ. Пока ислам останется исламом (а он им останется), а Запад Западом (что более сомнительно), этот изначальный конфликт между двумя великими цивилизациями, между различными образами жизни по-прежнему будет определять их отношения в будущем, так же, как он определял их на протяжении последних четырнадцати столетий.

Эти отношения еще больше осложняются в результате расхождений или даже столкновений по целому ряду серьезных проблем. В историческом плане одним из основных вопросов был контроль над территорией, однако сегодня он во многом потерял свое значение. Из двадцати восьми конфликтов по демаркационной линии, вспыхнувших в середине 90-х годов между мусульманами и немусульманами, девятнадцать имели место между мусульманами и христианами. Из них одиннадцать произошли с православными христианами, семь — с приверженцами западного христианства в Африке и Юго-Восточной Азии, и только один из всех этих конфликтов, характеризующихся применением или возможностью применения насилия, а именно между хорватами и боснийцами, вспыхнул непосредственно на демаркационной линии, разделяющей Запад и ислам. Фактическое сведение на нет западного территориального империализма и прекращение на сегодняшний день мусульманских территориальных экспансий привело к определенной географической сегрегации, в результате которой западные и мусульманские общины непосредственно граничат друг с другом лишь в нескольких точках на Балканах. Таким образом, конфликты между Западом и исламом имеют сегодня в своей основе не столько территориальные проблемы, сколько более широкие вопросы: распространение оружия, права человека и демократия, контроль за добычей нефти, миграция, исламский терроризм и западное вмешательство.

После окончания «холодной войны» обострение этого исторического антагонизма получило широкое признание со стороны представителей обеих цивилизаций. Например, в 1991 году Барри Бью-зен писал, что существует целый ряд причин, чтобы социетар-ная холодная война, в которой Европа окажется на линии фронта, развертывалась между Западом и исламом. «Такое развитие событий, — указывал он, — частично связано с противостоянием светских и религиозных ценностей, частично — с историческим соперничеством между христианским миром и исламом, частично — с завистливостью западных держав, частично — с недовольством господством Запада над постколониальной политической структурой на Ближнем Востоке, и частично — с ядовитым и оскорбительным характером сопоставлений достижений исламской и западной цивилизаций за последние два века». Помимо этого, отмечает Б.Бью-зен, складывающаяся ситуация послужит делу всеобщего укрепления европейской самобытности, причем в такое важное время, когда формируется Европейский союз. Поэтому «влиятельные круги на Западе могут не только поддержать социетарную "холодную войну" с исламом, но и пойти по пути такой политики, которая будет к ней подсталкивать»7. В 1990 году Бернард Льюис, один из ведущих западных специалистов в области ислама, осуществил анализ «корней мусульманской нетерпимости» и пришел к следующему выводу: «В настоящее время, — писал он, — стало совершенно очевидно, что мы являемся свидетелями таких настроений и таких движений, которые далеко выходят за уровень проблематики и политики, контролируемых правительствами. Речь идет ни много ни мало как о столкновении цивилизаций, об этой, может быть, иррациональной, но, вне всякого сомнения, исторической реакции извечного соперника на наше иудейско-христианское наследие, на наше сегодняшнее нерелигиозное бытие, на общемировую экспансию и этого наследия, и этого бытия. Чрезвычайно важно, чтобы мы, со своей стороны, не поддались на столь же историческую, но и столь же иррациональную реакцию по отношению к этому сопернику».

К таким же выводам приходят и представители исламской цивилизации. «Есть бесспорные признаки того, — утверждал в 1994 году Мохаммед Сид-Ахмед, один из ведущих египетских журналистов, — что усиливается столкновение между иудейско-христианс-кой западной этикой и исламским движением возрождения, которое сегодня разворачивается от берегов Атлантического океана на Западе до Китая на Востоке». Видный индийский деятель, исповедующий ислам, в 1992 году предсказывал, что Западу «следующее столкновение придется пережить с исламским миром, причем это совершенно бесспорно. Борьба за новый мировой порядок начнется именно с исламскими нациями, протянувшимися от Магриба до Пакистана». А для одного из ведущих юристов Туниса эта борьба уже началась: «Колониализм пытался извратить все культурные традиции ислама. Я не отношусь к числу исламистов и не думаю, что речь идет о конфликте между религиями. Речь идет о конфликте между цивилизациями».

В 80-е и 90-е годы для ислама в целом была характерна антизападная тенденция. Отчасти это является естественным следствием исламского возрождения и реакцией на то, в чем усматривают «гхар-бзадеги», то есть «вестоксикацию», отравление мусульманских обществ Западом. «Возрождение и утверждение ислама, формы какой бы специфической секты он ни обретал, означает отвержение европейского и американского влияния на местное общество, политику и мораль»10. Было время, когда в тех или иных случаях мусульманские лидеры говорили своему народу: «Мы должны пойти по западному пути». Если бы какой-нибудь мусульманский лидер в последнюю четверть XX века заявил нечто подобное, он растерял бы всех своих сторонников. Вряд ли от какого-нибудь мусульманина, будь то политик, официальное лицо, ученый, бизнесмен или журналист, можно услышать что-нибудь хорошее в адрес западных ценностей и институтов. Вместо это постоянно подчеркиваются различия между их и западной цивилизациями, превосходство их культуры и необходимость сохранения ее целостности в условиях натиска со стороны Запада. Мусульмане испытывают страх и отвращение перед могуществом Запада, перед лицом той опасности, которой она грозит их обществу и их вере. Западную культуру они считают материалистической, продажной, упаднической и безнравственной. Одновременно они уверены, что она полна соблазнов, и поэтому еще больше подчеркивают необходимость противостоять ее влиянию на их образ жизни. Мусульмане все больше поносят Запад не за то, что он придерживается неправильной, ошибочной религии, которая как-никак является «религией Книги», а за то, что он вообще не следует никакой религии. В глазах мусульман западный антиклерикализм, нерелигиозность и, следовательно, безнравственность являются еще большим злом, чем западное христианство, которое их породило. В ходе «холодной войны» Запад клеймил «безбожников-коммунистов»; в конфликте цивилизаций, последовавшем за «холодной войной», мусульмане клеймят «безбожный Запад».

Отъявленным наглецом, материалистом, угнетателем, носителем животного и упаднического начала Запад предстает в глазах не только имамов-фундаменталистов, но и тех, кого хотелось бы здесь считать своими естественными союзниками и сторонниками. Немногие из книг мусульманских авторов, изданных на Западе в 90-е годы, удостоились такой хвалы, как книга Фатимы Мернисси «Ислам и демократия», которую превозносят как смелый шаг современной, либерально настроенной мусульманки. Однако Запад в этой книге изображен далеко не лестным для него образом. Он является «милитаристским» и «империалистическим», он «травматизировал» другие нации путем «колониального террора». Индивидуализм, являющийся отличительной чертой западной культуры, служит «источником всех несчастий». Западное могущество вызывает страх. Запад «один принимает решения о том, как использовать космические спутники: чтобы служить делу образования арабов или чтобы сбрасывать бомбы на их головы... Он выхолащивает наши возможности, он активно вторгается в наши жизни при помощи своих импортных продуктов и телевизионных фильмов, заполонивших эфир... Это та сила, которая ломает нас, осаждает наши рынки, контролирует наши и без того скудные ресурсы, сдерживает наши инициативы, лишает нас последних возможностей. Именно так мы воспринимали сложившуюся ситуацию, а война в Персидском заливе окончательно убедила нас в этом». Запад «обеспечивает свое могущество при помощи исследований в военной области», а затем продает результаты этих исследований менее развитым странам, которые выступают в качестве его «пассивных потребителей». Чтобы выйти из этого подчинения, исламская цивилизация должна готовить своих собственных инженеров и ученых, создавать свое собственное оружие (ядерное или обычное, она не уточняет) и «сбросить с себя военную зависимость от Запада». Напомним, эти слова принадлежат отнюдь не какому-нибудь седобородому аятолле в чалме.

Вне зависимости от своих политических или религиозных убеждений мусульмане сходятся в том, что между их культурой и культурой Запада существуют различия коренного свойства. «Суть состоит в том, — заявил шейх Гхануши, ~ что наши общества основываются на иных ценностях, нежели западные». Американцы «приходят сюда», как выразился один из представителей египетского правительства, «и хотят, чтобы мы на них были похожи. Они ничего не понимают ни в наших ценностях, ни в нашей культуре». «Мы совсем иные, — соглашается египетский журналист. — У нас иные основы, иная история, поэтому мы имеем право на иное будущее». И в рассчитанных на широкого читателя, и в претендующих на интеллектуальную серьезность публикациях в мусульманской печати постоянно присутствуют сюжеты, подаваемые как западные заговоры и замыслы, направленные на подрыв, унижение и подчинение исламских институтов и исламской культуры.

Антизападная реакция просматривается не только в основной тенденции исламского возрождения, но и в изменении отношения к Западу со стороны правительств мусульманских стран. В первые годы постколониальной эпохи они, как правило, придерживались западной ориентации в своих внутриполитических и экономических доктринах и практике и прозападной — во внешней политике (отдельными исключениями были Алжир и Индонезия, получившие независимость в результате национальной революции). Прозападные правительства, однако, одно за другим уступили место правительствам, которые в меньшей степени идентифицировали себя с Западом или выражали явный антизападный настрой: речь идет об Ираке, Ливии, Йемене, Сирии, Иране, Судане, Ливане и Афганистане. Менее радикальные изменения, но в том же направлении, произошли в ориентации и политических пристрастиях иных государств, включая Тунис, Индонезию и Малайзию. Два самых стойких мусульманских военных союзника Соединенных Штатов по «холодной войне» — Турция и Пакистан — находятся под сильным внутренним политическим давлением со стороны исламистов, и судьба их связей с Западом все больше оказывается под вопросом.

В 1995 году только одно мусульманское государство занимало откровенно более прозападную позицию, чем десять лет назад: Кувейт. Близкими друзьями Запада в мусульманском мире являются сегодня страны, подобные либо Кувейту, Саудовской Аравии и эмиратам Персидского залива, зависящим от него в военном отношении, либо Египту и Алжиру, зависящим в экономическом плане. В конце 80-х годов, когда стало очевидно, что Советский Союз больше не может обеспечивать экономической и военной поддержки странам Восточной Европы, коммунистические режимы рухнули. Если бы выяснилось, что Запад больше не в состоянии поддерживать своих сателлитов в мусульманском мире, их правительства ждала бы похожая участь.

Рост антизападных настроений в исламском мире сопровождается все большей обеспокоенностью Запада перед лицом «исламской угрозы», исходящей прежде всего от мусульманских экстремистов. На ислам смотрят как на источник расползания ядерного оружия, терроризма и—в Европе — незваных иммигрантов. Эту озабоченность разделяют как широкая общественность, так и государственные деятели. В ходе опроса, состоявшегося в 1994 году, из 35 тысяч американцев, относящих себя к числу тех, кто интересуется внешней политикой, в ответ на вопрос о том, представляет ли «исламское возрождение» угрозу для интересов США на Ближнем Востоке, утвердительно ответили 61%, а отрицательно — только 28%. Год ом ранее, во время произвольного опроса общественного мнения, на вопрос о том, какие три страны представляют наибольшую угрозу для Соединенных Штатов, большинство опрошенных назвали Иран, Китай и Ирак. Аналогичным образом, в 1994 году в ответ на просьбу назвать «главную угрозу» для Соединенных Штатов 72% граждан и 61 % государственных деятелей, работающих в области внешней политики, назвали распространение ядерного оружия, а 69% граждан и 33% государственных деятелей — международный терроризм, то есть

те две проблемы, которые тесно связаны с исламом. Помимо этого, 33% граждан и 39% видных деятелей усматривали угрозу в возможной экспансии исламского фундаментализма. Аналогичного отношения придерживаются и европейцы. Например, весной 1991 года 51% французов считали, что главная угроза Франции исходит с Юга, и только 8% видели ее на Востоке. Четыре страны, которых французы опасались больше всего, относились к мусульманскому миру: 52% опрошенных назвали Ирак, 35% - Иран, 26% - Ливию и 22% - Алжир. Аналогичные опасения выражали западные политические лидеры, включая канцлера Германии и премьер-министра Франции, а Генеральный секретарь НАТО в 1995 году заявил, что исламский фундамен-тализм «по крайней мере так же опасен для Запада, как был для него опасен коммунизм»13. <...>

После того, как угроза военной опасности с Востока практически свелась к нулю, деятельность НАТО все больше ориентируется на отражение потенциальной опасности с Юга. «Южный пояс», как отметил в 1992 году один из американских военных теоретиков, приходит на смену Центральному фронту и «быстро превращается в новую фронтовую линию НАТО». Для того, чтобы противостоять этой угрозе, южные члены НАТО — Италия, Франция, Испания и Португалия — приступили к совместным военным операциям и планированию, одновременно начав процесс консультаций с правительствами Магриба относительно возможных путей борьбы с исламскими экстремистами. Наличие такой теоретической опасности также используется в качестве обоснования для дальнейшего заметного военного присутствия США в Европе. «Пусть даже американские силы в Европе не являются панацеей для решения проблем, создаваемых исламскими фундаменталиста-ми, — отметил один из бывших ведущих государственных деятелей США, — тем не менее они оказывают внушительное влияние на военное планирование во всем этом районе. Помните успешное развертывание американских, французских и британских вооруженных сил в Персидском заливе в 1990—1991 годах? Население этого региона, по крайней мере, об этом помнит». И вспоминают они об этом, добавим мы от себя, со страхом, отвращением и ненавистью.

С учетом того, как мусульмане и жители Запада привыкли смотреть друг на друга, а также с учетом расцвета исламского экстремизма, вряд ли можно считать неожиданным, что после иранской революции 1979 года началась необъявленная война между исламской и западной цивилизациями. Необъявленной она остается по трем причинам. Во-первых, далеко не весь ислам сражается с далеко не всем Западом. Два государства, где правят фундаменталисты (Иран, Судан), три государства, где у власти стоят нефундаменталистские правительства (Ирак, Ливия, Сирия), а также множество различных исламских организаций, пользующихся финансовой поддержкой со стороны других мусульманских стран, таких, как Саудовская Аравия, ведут войну с Соединенными Штатами и, временами, с Великобританией, Францией и другими западными государствами и группами, такими, как Израиль и евреи в целом. Во-вторых, война остается необъявленной в силу того, что, за исключением событий 1990—1991 годов в Персидском заливе, она ведется ограниченными средствами: терроризм, с одной стороны, и удары с воздуха, подрывная деятельность и экономические санкции — с другой. В-третьих, война остается необъявленной потому, что, несмотря на продолжающиеся насильственные действия, они не носят непрерывного характера. Они представляют собой эпизодические действия, предпринимаемые одной стороной, которые провоцируют реакцию другой стороны. Однако необъявленная война тем не менее остается войной. Даже если не считать десятки тысяч иракских солдат и мирных жителей, погибших под западными бомбами в январе-феврале 1991 года, жертвы исчисляются многими тысячами, и начиная с 1979 года это длится из года в год. Гораздо больше жителей Запада погибло именно в этой необъявленной войне, чем в «настоящей» войне в Персидском заливе.

Отметим, что обе стороны называют этот конфликт именно войной. В свое время Хомейни с полным основанием заявил, что «Иран практически ведет войну с Америкой»14, а Каддафи то и дело провозглашает священную войну с Западом. Мусульманские лидеры других экстремистских групп и государств пользуются такой же терминологией. Что же касается Запада, то, по классификации Соединенных Штатов, семь стран являются «террористическими государствами». За исключением Кубы и Северной Кореи, пять из них входят в число мусульманских государств (Иран, Ирак, Сирия, Ливия, Судан). Это означает, по сути, что они отнесены к числу врагов, поскольку нападают на Соединенные Штаты и их друзей, используя наиболее эффективное оружие, которое только имеется в их распоряжении; в конечном счете это представляет собой признание состояния войны с этими государствами. В их отношении американские официальные лица то и дело используют такие термины, как «стоящие вне закона», «антиморальные», «преступные», тем самым отводя им место вне международного цивилизованного порядка и рассматривая их в качестве легитимной мишени для контрмер многостороннего или одностороннего характера. Организаторам взрыва во Всемирном торговом центре правительство Соединенных Штатов предъявило обвинение в намерении «развязать войну городского терроризма против Соединенных Штатов» и утверждало, что заговорщики, обвиняемые в планировании последующих взрывов на Манхэттене, являются «солдатами» в борьбе, «включающей войну» против Соединенных Штатов. Если мусульмане утверждают, что Запад воюет с исламом, а представители Запада утверждают, что исламские группы воюют с Западом, то есть все основания говорить о том, что происходит нечто, действительно весьма похожее на войну.

В этой необъявленной войне каждая страна опирается на свою собственную силу и на слабость противника. В военном отношении это в основном антитеррористические акции в виде ударов с воздуха. Исламские фанатики пользуются открытым характером западного общества и атакуют избранные цели при помощи бомб, подложенных в автомобили. Западные военные специалисты пользуются открытым характером исламского воздушного пространства и атакуют избранные цели при помощи «умных» бомб. Исламисты организуют покушения на видных западных деятелей, Соединенные Штаты организуют свержение экстремистских исламских режимов. По данным Пентагона, за пятнадцать лет, с 1980 по 1995 год, Соединенные Штаты приняли участие в семнадцати военных операциях на Ближнем Востоке, причем все они проводились против мусульман. Никакие представители других цивилизаций не были объектом американских военных действий подобного масштаба.

Если не считать войны в Персидском заливе, то ни одна сторона пока что не идет на крайнее обострение конфликта, воздерживаясь от таких актов насилия, которые могут быть расценены как военные действия, требующие полномасштабного ответного удара. «Если бы Ливия приказала одной из своих подводных лодок потопить американский лайнер, —отмечал журнал «Экономист», —Соединенные Штаты расценили бы такую меру как военные действия со стороны правительства, а не ограничились бы требованием выдать командира подводной лодки. Взрыв самолета, организованный ливийской секретной службой, принципиальным образом ничем от этого не отличается». При этом воюющие стороны прибегают в отношении друг друга к гораздо более насильственным действиям, чем Соединенные Штаты и Советский Союз в ходе прямого противостояния во времена «холодной войны». За редкими исключениями, ни одна из супердержав не шла на целенаправленное уничтожение гражданских жителей или даже военнослужащих противной стороны. Что касается сегодняшней необъявленной войны, то это происходит сплошь и рядом.

Американские государственные деятели утверждают, что мусульмане, принимающие участие в этой необъявленной войне, представляют собой немногочисленное меньшинство, а насилие, к которому это меньшинство прибегает, встречает осуждение со стороны основной массы умеренных мусульман. Не исключено, что дело именно так и обстоит, однако доказательства этому отсутствуют. Меры насильственного характера, направленные против Запада, не вызывают в мусульманских странах абсолютно никаких протестов. Мусульманские правительства, даже диктаторские режимы, дружественные Западу и зависящие от него, ведут себя на удивление сдержанно, когда речь доходит до осуждения антизападной террористической деятельности. Европейские правительства и общественность, со своей стороны, в целом поддерживают и редко подвергают критике меры, принимаемые Соединенными Штатами против их противников в мусульманском мире, что представляет собой резкий контраст по сравнению с периодом «холодной войны», когда европейцы нередко решительно осуждали действия Америки, направленные против Советского Союза и коммунизма. В отличие от идеологических распрей в конфликтах между цивилизациями люди одной крови еще больше сплачиваются.

Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of the World Order. N.Y., Simon & Schuster, 1996. Copyright - S.P. Huntington 1996.

http://www.inozemtsev.ru


  |  К началу сайта  |  Архив новостей  |  Авторы  |  Схема сайта  |  О сайте  |  Гостевая книга  |