Реферат: Философия и искусство

     Вопрос осоотношении  искусства и философии  сложен  не

только потому, что онсложен по своему смыслу, но еще и потому,

что это соотношениеисторически менялось. Для эпохи Возрожде-

ния не было ничего эпатирующего в том, что Леонардо да Винчи

называл живопись«истинной философией», поскольку живопись, по

егословам, самостоятельно обнимает первую истину.Аналогичная

миссия признаваласьза поэзией и за архитектурой.Искусство в

эпоху Возрождения вмещалов себя весь состав фундаментальных

мыслей о мире, ипоэтому оно шло рука об руку с философией.

     Обособлениеэстетики, с одной стороны, и эмансипация фило-

софии от теологии — с другой, привели к необходимости установ-

ления более четкогосоотношения между этими формами духовной

деятельности, так жекак это происходило и в сфере  соотноше-

ния  исскуства инауки. Для ХЎХ века на первый  план выдвину-

лась проблемаиерархического  строения  здания  гуманитарных

наук. Так, Шеллинг иромантизм вообще, ставя искусство (особен-

но музыку) выше науки, провозглашали  его  главенство и над

философией, аГегель, наоборот, при всей признаваемой им зна-

чимостиэстетического  венчал здание самопознания абсолютной

идеи его высшейформой — философией.

     Однако скризисом рационализма изменился и тот смысл, ко-

торый привносилсязападной философией в вопрос о соотношении

искусства ифилософии. Стремление отчетливо развести эти фор-

мы и установитьмежду ними иерархическую  субординацию смени-

лось как бывозвратившейся  исторической тенденцией к их сов-

мещению или даже почти  отождествлению. Однако в отличие от

ушедших исторических эпох это очередное сближение исскуства

и философиипроисходило уже на иных основаниях.Уже не поэзия,

не живопись и немузыка, а художественная проза признавалась

естественной сферой  этого  содружества, и уже не искусство

уподоблялось философии, что предполагает где-то в своей глу-

бине большуюзначимость философии, но философия стала уподоб-

лятьсяхудожественной прозе, что, напротив, предполагает исход-

ное  превосходство искусства (продолжение линии романтиков).

Сначала А.Шопенгауэри Ф.Ницше, затем Г.Риккерт и А.Бергсон

объединили философию и искусство на том  основании, что они

одинаково далекоотстоят от практики и что  то и другое есть

целостное «созерцающее» постижение  жизни, использующее  не

столько логикупонятий, сколько иррациональную интуицию. Пло-

дом этого совмещения стал новый жанр литературы — «интеллек-

туальнаяроманистика» (Т.Манн и другие). Естественно, что та-

кое сближениеосуществлялось только в рамках тех направлений

философии, которые строились  на  тезисе о бессилии  логико-

понятийныхпознавательных средств и потому неизбежно  должны

были ориентироватьсяна «сверхпонятийные» — художественные -

способы постиженияистины.Таково было, например, направление

экзистенциализма, врусле которого творили А.Камю, Г.Марсель,

и Ж.П.Сартр; ихфилософские сочинения были насквозь художест-

венны, ахудожественные — насквозь философичны.

     Вопрос осоотношении искусства и философии  действитель-

но является оченьсложным и многоплановым. Между этими двумя

видами духовнойдеятельности  человека, несомненно, есть глу-

бокое родство, но нетполного внутреннего тождества.Философия

и искусство, какговорил М.М.Бахтин,«нераздельны, но и неслия-

нны».Совместно  противостоя на современном  этапе  развития

культуры  наукеблагодаря отсутствию у них конкретного объек-

та познания, этиформы духовной  деятельности все же противо-

поставимы с точкизрения своих познавательных средств, конеч-

ной  цели и своего языка. Философия  в  этом смысле ближе к

науке — она тяготеетк логико-понятийному  аппарату, к систе-

матичности, к тому,чтобы  высветить свои выводы в рациональ-

но-воспроизводимыхформах рассуждения. Исскуство же в принци-

пе ориентировано наобразно-символические формы  познания  и

выражения, которые не  предполагают  своей  рассудочной вос-

производимости.Раскрыть и прокоментировать смысл образа или

символа можно толькос помощью другого (изоморфного) символа

или образа.Растворить  смысл  образа в понятиях  невозможно,

как невозможно илишить его индивидуально-личностной окраски

путем обобщающейабстракции. Возможна лишь  относительная ра-

ционализация смыслаобраза или символа, но при этом сразу же

изменится ипознавательная  парадигма: из  сферы  искусства

данный смысл,подвергшийся рационализации, сразу же перейдет

в область науки ифилософии.

     Исскуство ифилософия, таким образом — это взаимозависи-

мые, но различныеформы общественного  сознания, которые, не-

смотря на всюблизость (но не тождественность) своих содержа-

тельных областей, насвою равную направленность на предельно

общие вопросы духа ибытия, отличаются методом познания и вы-

ражения. Философия,в сущности, может  быть  (хотя  это и не

всегда так) растворенав понятиях и подана в безличной форме

(хотя бы впедагогических  целях), искусство же не поддается

такому — педагогическому — растворению и обезличиванию.Здесь

схвачены как быразные модусы человеческого сознания, его раз-

ные состояния иразные по форме виды деятельности. Это много-

различие  духовных состояний — одно из самых ценных свойств

человеческогосознания.Унификация смыслов, их сведение к одно-

му знаменателюобедняет как сами смыслы, так и самого унифика-

тора.

     Сказанное,конечно, не значит, что художественная проза

не должна«философствовать», а философия должна  оперировать

только сухими рассудочными схемами. Любое сближение противо-

положностей рождаетновое, третье, качество, не аннулируя ис-

ходную  пару. Так,«интеллектуальная  романистика», обогатив

европейскую культуруименами Т.Манна и Ж.П.Сартра, отнюдь не

«отменила»тем  самым «внероманную» философию  и «внефилософ-

скую»прозу.Культура живет в своих самых разных формах и раз-

новидностях, и онатолько  выигрывает в этом богатстве от пе-

риодически возникающих  скрещений. Искусство и философия по-

разному — в этом исостоит  их  ценность — удовлетворяют выс-

шие потребностидуха.Чем свободней и многоразличней духовная

жизнь общества, тем естественней и органичней оно развивает-

ся.

     В общем планепроблема  соотношения целого и его частей

традиционнопредполагала решение таких вопросов, как :

1).Является ли целоесуммой частей или оно есть нечто качест-

   венно иное.

2).Что чемупредшествует — часть целому или целое части.

3).Какова  связьмежду целым и его частями, а также между са-

   мими этимичастями внутри целого — имеет ли эта связь при-

   чинный характер.

4).Познается лицелое  через  части  или же части могут быть

   познаны  лишь наоснове  знания о включающим  их  в  себя

   целом.

     Вплоть доповсеместного  распостранения  системного под-

хода все эти главныевопросы решались либо механически-сумма-

тивно, либоидеалистически-интегративно.

     Попытаемся ответить  на  четыре поставленных вопроса с

диалектико-материалистическихпозиций.Вопрос первый: как со-

относятся  целое иего части? Целое представляет собой такое

единство своихчастей, которое обладает новыми качественными

свойствами, никак невыводимыми  из  составляющих его частей.

Возьмем молекулуводы. Это пример сравнительно простой систе-

мы. Сам по себеводород, два атома которого образуют эту сис-

тему, горит, акислород, один атом которого входит в нее, под-

держивает  горение.Система же, образуемая из этих элементов,

вызвала к жизнисовсем иное, именно  интегративное  свойство:

вода гасит огонь.Атомы всех химических элементов, образуя мо-

лекулы и входя втакие системы, как органы и другие структуры

организма человека,обретают новые интегративные, то есть за-

висящие от объемлющегоих целого, свойства, которые поднимают

структурнуюорганизацию материи на иной уровень.

     Еще  Сократзаметил, что лицо  связывает в единое целое

свои части: губы,рот, нос, глаза, уши, подбородок, щеки. И

как бы ниразличались по виду и по функциям все части лица, и

как  бы  ни былисходны, сами  по  себе они не образуют лица.

Лицо есть нечтоединое, целое. Оно неразделимо и несводимо к

тем частям, изкоторых состоит, без потери своей качественной

определенности какименно лица. Оно объединяет части, охваты-

вает их все иобразует  уникальное  целое, обладающее новыми

интегративнымисвойствами. В двуполых биологических видах ни

одна отдельная особьне может дать потомства без участия осо-

би другого  пола, иэто не простая  сумма ранее разрозненных

свойств, а следствиеих интегративного, целостного объединения.

     Итак, целое — это такая сущность, которая не сводится к

простой суммесоставляющих ее частей.

     Как  же соотносятся качества целого и частей? Целое ус-

тойчивей своихчастей. По отношению к ним оно выступает в ви-

де своего рода«каркаса», который обладает большой относитель-

ной устойчивостью.Это похоже на костер: дрова подкладывают-

ся, сгорают иулетучиваются, а пламя в целом остается.

     Однако и целоене вечно: будучи  выражением момента от-

носительнойустойчивости бытия, оно не является вместе с тем

абсолютно неизменной  сущностью. Принцип развития как раз и

заключает в себеидею качественных сдвигов в области устойчи-

вых целостныхструктур, в то время как текучесть частей цело-

го, их материальная  неустойчивость и постоянное  изменение

своего вещественногосостава не являются атрибутами развития,

но только — показателями постоянно происходящих в природе из-

менений.

     Из вышесказанного уже ясно, что  постановка  вопроса о

том, чтопредшествует: часть — целому или целое — части (воп-

рос второй),метафизична в своей основе, и это  отмечал  уже

Гегель. Опредшествовании  речь  может  идти только в случае,

если целоепонимается идеалистически: как нечто предшествую-

щее возникновениюматерии вообще в качестве  ее  источника и

(или) прообраза. Вслучае же, если  категории части и целого

имеют равноправноеонтологическое толкование как атрибуты са-

мого бытия, то ничасти (в качестве именно частей данного це-

лого) не существуютдо и без целого, ни целое не  существует

до и вне своихчастей. Таким образом, категории целого и час-

ти

с другом, причем это  соотношение носит характер

тей, так и самогоцелого.

     Из такойсоотносительной природы категорий части и цело-

го, подчеркивающей их  одновременность, вытекает и ответ на

третий вопрос — охарактере связи между целым и его  частями,

а также междучастями внутри  самого целого. Известно, что в

системах действуетпринцип симметричной взаимозависимости, на-

зываемый в науке  принципом функциональной корреляции (соот-

ветствия). Ни одначасть не может измениться без того, чтобы

не изменились другиечасти, и это изменение носит синхронный

характер.Действующая в системном целом  обратная связь обес-

печиваетустойчивость целого в пределах данной  качественной

определенности.Наряду с корреляцией  в  системном целом дей-

ствует  также исубординационная  связь, отражающая  сложное

внутреннее устройство  системы, где одни части по своей зна-

чимости  могутуступать другим и подчиняться им в общем деле

сплочения всехэлементов в единое целое. Выражая  тип  связи

междусосуществующими в целом  явлениями, корреляция и субор-

динация отнюдь  не отрицают детерминизма вообще, а вместе с

тем и генетическогопричинного детерминизма, который в данном

случае  выступаеткак опосредствованый иными системными прин-

ципами, в силу чего  действие  может выражаться в форме кор-

релятивныхзависимостей (вуалирующих причинную связь).

     Наконец,ответим на четвертый  вопрос — о гносеологичес-

кой значимости категорий  целого и части. Что через что поз-

нается: целое черезсвои части или части через целое? И здесь

своя диалектика:познание  частей  и  целого  осуществляется

одновременно.Выделяя части, мы сразу же познаем их  не  как

обособленные явления,взятые сами по себе, а как именно части

данного целого. Сдругой  стороны, познавая  целое, мы также

сразу же имеем ввиду и его разделенность  на части. Без час-

тей нет целого, без целого  нет частей. Целое есть

выделяем в немсоответствующие части и выясняем  характер их

связи.Однаконедостаточно изучить части без их связи с целым:

знающий только частиеще не знает целого. Так, отдельный кадр

в кино можно понятьпо-настоящему, лишь как элемент всей кар-

тины в целом. Сдругой стороны, обилие  частностей может зас-

лонить целое. Этохарактерная черта эмпиризма.

     Вопрос огносеологической значимости категорий  части и

целого наиболее важен в методологическом  отношении, ибо он

позволяет адекватноосмыслить эвристическую  значимость прин-

ципа редукции(сведения сложного к более простому) с тем, что-

бы избежатьопасности редукционизма. Редукционизм  далеко не

однозначен, он имеетмногообразные формы, однако во всех слу-

чаях следует видетьего ограниченность и необходимость  пере-

хода  к  интегративности(то есть к системному  подходу) как

способу реконструкции «разрушенной» целостности. Принцип ре-

дукции имеет смыслтолько как  рабочий  инструмент  познания,

применяемый длядостижения сознательно поставленных  промежу-

точных целей. Зрелыйи изощренный ум схватывает события с са-

мого начала в целом,наблюдает  их  как бы сверху, улавливая

общую суть единого,а потом уже вникает в детали, с тем чтобы

осмыслить целое вовсей его внутренне дифференцированной глу-

бине — сущностно.

1.Спиркин А.Г.Основы философии.Учебное пособие.- Москва,1988

2.Введение вфилософию.Учебник для высших заведений.- Москва,

  1989

3.Философия, 100экзаменационных ответов. Экзаменационный

 экспресс-справочник.- Ростов-на-Дону, «Март»,1999