Реферат: Сциентизм и антисциентизм

Дилеммасциентизма и антисциентизма — одна из ключевых в современной культуре, когда, содной стороны, наука и технология переживают небывалый расцвет, а с другой —все более очевидной становится оборотная сторона прогресса.

Сциентизм— представление о науке как ключевом явлении человеческой цивилизации иединственном пути познания мира. Он не представляет собой оформленногонаправления в философии и проявляется во многих философских течениях Новоговремени, а также в мировоззрении людей этой эпохи. В наибольшей степенисциентистские идеи свойственны философии эпохи Просвещения, позитивизму имарксизму.

Сторонникиантисциентизма, напротив, не рассматривает науку как основополагающую область, отдаваядолжное другим сторонам культурной жизни — религии, искусству, философии, которыеневозможно свести к научному познанию.

Снекоторой долей условности можно выделить две стороны дискуссии сциентизма иантисциентизма — «практическую» и «философскую». Под сциентизмом часто имеют ввиду преклонение перед плодами технического прогресса, значительно облегчившимижизнь людей, способствовавшим социальному равенству и преодолению рядаобщественных проблем. Антисциентисты указывают на оборотную сторонутехнического прогресса — развитие военных технологий, которые теперь могутугрожать жизни всего человечества, вызванный промышленным ростом экологическийкризис, биоэтические проблемы. Наиболее радикальные представители высказываютсядаже за необходимость полной остановки технического развития. Это«практическая» сторона диллемы, которая связана с технологическими приложенияминауки. Наука, однако, не сводится к технологии и представляет собой совершенноиную сторону человеческой деятельности. Технология направлена на решение техили иных практических задач, стоящих перед человеком. Наука направлена на поискнового знания о материальном мире вне зависимости от его практической важности.Безусловно, научное знание о природных явлениях способствует развитиютехнологии, и наоборот, технологические инструменты открывают новые возможностидля научных изысканий. Но все же, технология возникла куда раньше науки и досих пор развивается во многом благодаря методу проб и ошибок, не требующемунаучного понимания происходящего. Вопрос о том, насколько ученые ответственныза технологические применения их открытий, остается дискуссионным, но различиянауки и технологии очевидны. Поэтому практическую сторону (анти)сциентизма былобы правильней назвать (анти)техницизмом. Тогда как собственно сциентизм — этовыход научного метода за рамки исследования природы и его вторжение в области, традиционноосваиваемые гуманитарными дисциплинами и вненаучными способами познания. Инымисловами, это выход науки за присущие ей границы.

Представлениео том, что наука не имеет (или не должна иметь) каких-либо границ, верно лишьотчасти. Действительно, любые явления и природы, и культурной жизни человекамогут быть подвергнуты научному изучению — систематизации, классификации, поискупричин и т.п. Это изучение позволяет создать более или менее полные моделиявлений, с помощью которых можно делать проверяемые предсказания иупорядочивать поступающие факты. Однако эти модели не исчерпывают реальности вовсей ее полноте. Дело в том, что сами принципы научного исследованиянакладывают определенные ограничения на познание, попытка преодолеть которыеозначает отказ от науки в строгом смысле этого слова и переход к вере или мифу.

Слово«миф» в обиходной речи обозначает фальсификацию или выдумку. Однако вкультурологи миф — система представлений, призванная ответить на вопрос опроисхождении мира в целом и месте человека в нем. Попытки разграничить сферыразума и веры предпринимались уже в Средние Века и были продолжены в НовоеВремя. На заре науки основной задачей было разграничить области объективногознания и богословия. Так, Г. Галилей, оправдывая свои гелиоцентрическиепредставления, ввел ряд принципов для такого разграничения:

«1.Ошибаются те, кто считает, что следует всегда придерживаться «буквальногозначения слов», поскольку тогда в Писании, пишет Галилей в письме донуБенедетто Кастелли в 1613 г., обнаружились бы не только различные противоречия,но и страшная ересь и даже богохульство; пришлось бы наделить Бога ногами, руками,глазами, телесными и человеческими эмоциями — такими, как гнев, раскаяние, ненависть,а также иногда забвением прошлого и незнанием будущего.

2.Из этого следует, что, поскольку Писание «обращено к простому народу»,его «повествования должны вызывать истинные чувства и размышления, так, чтобычувства не тонули в словах».

3.Писание «не только может, но и действительно должно открывать за внешнимзначением слов нечто более глубокое». Ведь авторы обращались к«грубым и неорганизованным народам».

4.«И поскольку очевидно, что две истины никогда не могут противоречить однадругой, задача комментаторов Священного Писания найти истинный смысл текстов, согласующийсяс естественными заключениями, к которым нас привели очевидный смысл илинеобходимые доказательства».

5.Таким образом, наука становится одним из инструментов интерпретации СвященногоПисания. Действительно, «уверившись в некоторых суждениях, мы должнывоспользоваться ими как удобнейшим средством для истинного истолкованияПисания».

6.С другой стороны, Галилей утверждает в письме к монсеньору Пьеру Дини в 1615 г., что нужно очень осторожно подходить к «естественным заключениям, не связанным с верой, ккоторым могут привести опыт и необходимые доказательства». «Было быопасно приписывать Священному Писанию какое-либо суждение, хотя бы один разоспоренное опытом». Действительно, «кто сможет положить предел человеческоймысли? кто посмеет утверждать, что нам уже известно все, что можно узнать омире?»

7.Писание не могут толковать не сведущие в науке люди. Наука идет вперед ипоэтому опасно навязывать Священному Писанию идеи (например, Птолемея), которыевпоследствии могут быть опровергнуты. Так что «для всего, связанного соспасением и утверждением веры, как можно с уверенностью сказать, по надежностимы никогда не найдем никакого другого значимого и эффективного учения. И, возможно,было бы лучшим советом не добавлять без необходимости другие; явилось большимбеспорядком вводить их по требованию лиц, которые, даже если говорят по наитиюсвыше, совершенно лишены понимания, необходимого для того, чтобы пусть неопровергнуть, но хотя бы понять доказательства, с помощью которых точные наукивыводят некоторые заключения».»

Итак,согласно Галилею, Священное Писание может выступать в качестве авторитета лишьв моральной и религиозной сферах, тогда как описание устройства природы явно невходит в его задачи. Как известно, Галилею не удалось убедить в этом верхаКатолической церкви того времени. Во многом недоверие богословов кгелиоцентрической системой было связано с тем, что она ассоциировалась соккультно-магической традицией герметизма, ярким представителем которой был Д.Бруно. В герметизме солнцу придавался божественный статус, с чем и связановосторженное принятие сторонниками этого течения гелиоцентризма; едва ли Брунои его последователи были способны понять и оценить его научный смысл. Кстати, потем же причинам гелиоцентризм не принял и такой выдающийся естествоиспытатель, какР. Бэкон: стремясь очистить науку от магических пережитков, он отвергнул и этуполюбившуюся герметистам концепцию.

Современем ситуация изменилась на противоположную. Именно с Р. Бэкона, а также Р.Декарта, берет исток сциентизм эпохи модерна. Их эпоха — XVII в. — былатрагичной для истории Европы. Религиозные войны, длящиеся к тому времени ужеболее столетия, и безуспешные попытки примирения враждующих конфессий привели квсеобщему разочарованию в религии. Тем самым она перестала играть рольвсеобщего объединяющего начала, и эта роль постепенно перешла к науке, направленнойна обустройство земной жизни людей с помощью техники. Идеи «научно-техническогорая» прослеживаются со времен «Новой Атлантиды» Ф. Бэкона. Но Бэкон и Декартвидели в науке не только познавательную и практическую ценность: они видели вней орудия морального и нравственного совершенствования человека, которые ранеерассматривались как прерогатива религии. По их мнению, в конечном итоге наукаможет обеспечить не только освоение природы в интересах человека, но дажепреодоление его смертной природы.

Идеио могуществе человеческого разума получили бурное развитие в XVIII в., в эпохуПросвещения. Философы Просвещения были склонны рассматривать религию какпережиток прошлого, средство управления невежественным народом и т.п. Но тогдаже появляются и мыслители, предостерегающие от необоснованных надежд, связанныхс научным прогрессом: так, Ж.-Ж. Руссо отмечал, что науке свойственен долгийпуть ошибок, прежде чем она находит истину. Еще больше этот пессимистическийнастрой заметен у Дж. Беркли: «Если люди взвесят те великие труды, — писалон, — прилежание и способности, которые употреблены в течение стольких лет наразработку и развитие наук, и сообразят, что, несмотря на это, значительная, большаячасть наук остается исполненной темноты и сомнительности, а также примут вовнимание споры, которым, по-видимому, не предвидится конца, и то обстоятельство,что даже те науки, которые считаются основанными на самых ясных и убедительныхдоказательствах, содержат парадоксы, совершенно неразрешимые для человеческогопонимания, и что в конце концов лишь незначительная их часть приноситчеловечеству кроме невинного развлечения и забавы истинную пользу, если, говорюя, люди все это взвесят, то они легко придут к полной безнадежности и ксовершенному презрению всякой учености». В том же духе высказывался и Д.Юм: «Не требуется даже особенно глубокого знания для того, чтобы заметитьнесовершенное состояние наук в настоящее время; ведь и толпа, стоящая вне храманауки, может судить по тому шуму и тем крикам, которые она слышит, что не всеобстоит благополучно внутри его. Нет ничего такого, что не было бы предметомспора и относительно чего люди науки не держались бы противоречивых мнений.Самые незначительные вопросы не избегают наших прений, а на самые важные мы нев состоянии дать какого-либо достоверного ответа».

Темне менее, именно научный разум в эпоху Просвещения занял место отвергнутогоБога, и понятия «знание» и «научное знание» стали рассматриваться как синонимы.Поэтому И. Канту пришлось проделывать работу, обратную той, что проделывалГалилей, а именно — выделить области, в которых научный разум не можетсчитаться авторитетом.

Границынаучного разума были обозначены Кантом в ряде антиномий — противоположныхутверждений, из которых нельзя сделать объективный выбор. Одна из них — оначале мира в целом: мир имеет начало — мир не имеет начала. Понятно, чтопредположение о вечности мира не может быть проверено путем научногоисследования: мы можем изучать мир лишь тогда, когда он уже существует. Сейчасвозраст Вселенной считается достаточно четко установленным. Однако Вселенная, впредставлении современной космологии, не тождественна всему материальному миру:ее «окружает» физический вакуум, в котором потенциально могут возникать идругие вселенные. Поэтому материальный мир «старше» нашей Вселенной, и вопрос оего возникновении остается открытым. Существовал ли он вечно? Научного ответана этот вопрос нет. Важнейшие критерии научности — верифицируемость, возможностьдоказательства (Л. Витгенштейн), и фальсифицирумость, принципиальнаявозможность опровержения (К. Поппер). В данном случае ни тот, ни другойкритерий использован быть не может.

Научноеисследование предполагает оппозицию (противопоставление) изучающего субъекта иизучаемого объекта — этот принцип был осознан еще Р. Декартом, противопоставившем«вещь мыслящую» «вещи протяженной». Понятно, что субъект (исследователь) самявляется частью мира, и он не способен взглянуть на него «извне». Именнопоэтому «мир в целом» не может быть объектом научного изучения. Мы можемизучать лишь части, отдельные явления мира, но не вопрос о его возникновении, возрастеили причинах существования.

Таже оппозиция не позволяет сделать объектом исследования человека в целом — ведьисследование тоже ведется человеком, который поэтому не может смотреть на«человека» со стороны. Недоступным для исследования оказывается субъективныйполюс личности, ее «Я». Поэтому категоричные суждения о природе внутреннегомира человека не могут считаться научными. Например, утверждение «психика имеетматериальную природу» невозможно проверить научным методом. Допустим, исследовательустановил соответствия между изменениями, происходящими в мозге, иопределенными формами мыслительной деятельности испытуемого. Можно ли наосновании таких наблюдений делать утверждения о материальности психики? Нет:ведь и сам исследователь обладает психикой, которая в данном наблюденииостается «за кадром». Чтобы проверить ее на «материальность», нужен еще одиннаблюдатель, и так до бесконечности. Это т.н. психофизическая проблема — прямоеследствие противопоставления объекта и субъекта. Она оставляет суждения оприроде человека (например, наличии или отсутствии бессмертной души) свободнымиот вмешательства науки. Поэтому сфера свободной воли человека также остаетсявне круга познаваемой наукой естественной причинности. На этом основании И.Кант отделил «науки о свободе» от естественных наук: область свободы волиостается прерогативой веры и вненаучных форм познания.

Сходноеограничение научного метода — невозможность познания единичного. Начальнаяустановка науки на поиск закономерностей в природе предполагает, что онаизучает повторяющиеся явления. Поэтому невозможны, например, научные суждения ореальности сверхъестественных явлений (чудес). Чудо, по определению, единичное,неповторимое событие, в отличие от обычных явлений природы. К примеру, будучиподброшены, камни обыкновенно падают на землю, и можно установитьзакономерности их падения (скорость, ускорение и т.п.). Однако утверждение отом, что один камень не упал, а, скажем, завис в воздухе, не может быть нидоказано, ни опровергнуто, коль скоро это явление более не повторяется. Снаучной точки зрения можно только констатировать, что это явление неопределяется известными естественными законами, но нельзя судить о том, могутли существовать законы помимо естественных (например, Божественная воля).

Всеэти ограничения научного метода хорошо известны методологам науки, но обычнопрактически не осознаются самими исследователями. Примером такого игнорированиямогут служить высказывания современного сциентиста, проповедника атеизма Р.Докинза: «Наличие или отсутствие мыслящего сверхъестественного творца однозначноявляется научным вопросом, даже если практически на него нет — или пока ещёнет— ответа. И это также касается подлинности или ложности всех историй очудесах, при помощи которых религии поражают воображение верующих толп». В этойфразе ясно выражено кредо сциентизма, которое было сформулировано Б. Расселом:«Любое достижимое знание должно обретаться научным методом; то, что не можетбыть открыто наукой, не может быть известно человечеству». Этот тезис выражаетбезграничную веру в науку, однако сам он не может быть проверен научным методоми, следовательно, относится к сфере мифа (в указанном выше смысле слова).

Мифсциентистов заключается в вере в вечно существующую, саморазвивающуюся материю,продуктом в конечном счете случайных изменений которой являются всесуществующее, в том числе и человеческое сознание. Поэтому постулируетсяотсутствие принципиальных различий между человеком и другими животными. Такиепредставления о мире имеют ряд следствий в областях морали и политики, которыеявно проявились в XX в. С точки зрения сциентизма мораль не имеет каких-либонепреложных оснований: это лишь продукт эволюции и общественного развития.Традиционно мораль трактуется с точки зрения оппозиции добра и зла: моральноеповедение — это следование добру. Для сциентиста не существует объективнойприроды морали, и она объясняется в рамках противопоставления «полезного» и«вредного»: моральное поведение должно приносить пользу индивидууму, коллективуили человечеству в целом. Тем самым категорический императив о моральном долгезаменяется гипотетическим — «ты должен поступать так, если хочешь получить туили иную выгоду». При этом, в зависимости от того, какая из выгод будетрассматриваться человеком в качестве главной, могут иметь место различныепоследствия. Если человек стремится к достижению лишь своей личной выгоды — этобудет эгоистический моральный релятивизм. Но и утверждение общественной илигосударственной пользы в качестве высшего морального авторитета также чреватомалоприятными результатами — в этом случае мы приходим к тоталитаризму в тойили иной форме (коммунизм, социал-дарвинизм, нацизм). И действительно, сциентизм,ставя человеческую личность в один ряд с явлениями природы, рассматривает еекак подчиняющуюся природным законам, и поэтому доступную «разумному»регулированию сверху. Примером построения подобного общества на началахнаучного разума служит история СССР.

Итак,основываясь на представлении о границах науки и подчеркивая дегуманизирующиеследствия сциентизма, антисциентисты предлагают альтернативную оценку ролинауки. У них можно выделить два типа интерпретации взаимоотношения науки ивненаучных форм знания. Первый тип восходит к концепциям Ф.Ницше и О.Шпенглера,которые, говоря языком методологии науки, отрицали у науки особыйэпистемологический статус. То есть они считали, что наука — это мифсовременности, который не может претендовать на абсолютное познание истины дажео материальном мире. Ведь научные парадигмы постепенно сменяют одна другую, иневыводимы друг из друга: переход к новой парадигме связан с прозрением, интуицией,сменой базовых установок, а не с накоплением фактов. Последователями даннойточки зрения в русле постпозитивизма являются П.Фейерабенд, М.Хессе и др.

Ковторому типу интерпретации этой проблемы можно отнести точку зрения, согласнокоторой наука, с одной стороны, и религия, мифология, искусство, с другойстороны, существенно различаются и составляют как бы два полюса в современнойкультуре. Но в то же время между ними нет непроходимой грани. Более того, ониимеют тенденцию к сближению. Эта точка зрения восходит к идеям Ф.М.Достоевского,Н.Рериха, П.Тейяра де Шардена, А.Н.Уайтхера и др.

Ф.М.Достоевскийговорил о необходимости движения человечества к целостной гармоничной культуре,к доброму разуму. Если, по его словам, истина (наука) и Иисус Христос (добро)разойдутся, то он предпочитал остаться с добром, а не с истиной. Он критиковалнауку (или как он выразился «полунауку») именно за то, что в ней нередкоотсутствует гуманизм, добро. Разум без добра его настораживал. Такой рационализмон не принимал, так как уловил зарождавшуюся тенденцию сциентизацииобщественной жизни и выступил против нее, то есть против того, чтобы видеть внауке единственную систему понимания мира и человека.

П.Тейярде Шарден исследовал вопрос о необходимости сближения и слияния науки ирелигии. Причем сам использовал достижения науки в своей христианской доктрине,создавая эволюционное христианство. По сути дела христианство принимает у него«онаученный» вид. Это христианский модернизм, который ищет новый образ религии,новый образы веры и знания, новый синтез религии, науки, искусства, морали.Религия превращается у Тейяра де Шардена в иную систему знания. Это знание осмысле универсума, о совершенстве, об абсолюте, о прогрессе, об идеале, о добре,о единстве мира. В книге «Феномен человека» Тейяр де Шарден назвал этотнарождающийся синтез науки, этики и религии «конвенцией духа».

Близкиепо смыслу идеи развивал и А.Н.Уайтхед. По его мнению, науке и религии присущдавний конфликт. Но он должен быть преодолен, так как от этого зависитдальнейший ход истории, потому что наука и религия – это две самые мощные силы,оказывающие влияние на людей. Уайтхед, будучи сам крупным ученым – математикоми философом, отвергает тезис, что религия всегда заблуждалась, а наука всегдабыла права. Религия, утверждает он, существенно модернизирована к 20-му веку.Наука еще более изменилась. И в религии, и в науке имеют место уточнения, изменения,модификации, то есть им присуща внутренняя динамика. Рассматривая некоторыепримеры из истории науки, Уайтхед считает, что научная и религиозная картинымира не до такой степени противоречат друг другу, как это всегда считалось.Поэтому им нужно отказаться от взаимных анафем. Он пишет, что существуют болееполные истины и более благоприятные перспективы, в рамках которых можетпроизойти примирение между сокровенными религиозными взглядами и более тонкимнаучным видением. Исходя из этого, Уайтхед считает, что наука и религия могуточень удачно дополнять друг друга, так как наука изучает общие закономерностифизических явлений, а религия «погружена в созерцание моральных и эстетическихценностей».

Вправославном богословии задачу примирения науки и религии решали многиеапологеты XX в., например В.Н. Ильин, В.В. Зеньковский, Н.И. Иванов, Л. Цыпин идругие.

Экзистенциалистыво всеуслышание заявляют об ограниченности идеи гносеологическойисключительности науки. В частности, Серен Кьеркегор противопоставляет науку, какнеподлинную экзистенцию, вере, как подлинной экзистенции, и, совершенно обесцениваянауку, засыпает ее каверзными вопросами. Какие открытия сделала наука в областиэтики? И меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращаетсявокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий изгазет и журналов? «Суть сократовского незнания, – резюмирует подобный ход мыслиС. Кьеркегор, – в том, чтобы отвергнуть со всей силой страсти любопытствовсякого рода, чтобы смиренно предстать перед лицом Бога». Изобретения науки нерешают человеческих проблем и не заменяют собой столь необходимую человекудуховность. Даже когда мир будет объят пламенем и разлагаться на элементы, духостанется при своем, с призывами веры. Трактовать изобретение микроскопа какнебольшое развлечение – куда ни шло, но приписывать ему серьезность было быслишком… Претенциозные натуралисты делают из «законов» «религию». Главноевозражение, выдвигаемое Кьеркегором против естественных наук (а вдействительности против позитивистского сциентизма), состоит в следующем:«Возможно ли, чтобы человек, воспринимая себя как духовное существо, могувлечься мечтой об естественных науках (эмпирических по содержанию)?Естествоиспытатель – человек, наделенный талантом, чувством иизобретательностью, но при этом не постигающий самого себя. Если наука становитсяформой жизни, то это великолепный способ воспевать мир, восхищаться открытием имастерством. Но при этом остается открытой проблема, как понимать свою духовнуюсуть».

Антисциентистыуверены, что вторжение науки во все сферы человеческой жизни делает еебездуховной, лишенной человеческого лица и романтики. Дух технократизмаотрицает жизненный мир подлинности, высоких чувств и красивых отношений.Возникает неподлинный мир, который сливается со сферой производства инеобходимости постоянного удовлетворения все возрастающих вещистскихпотребностей. М. Андре призывает «хорошо осознать, что население мира иособенно та часть молодежи, которая желает расцвета мысли, которая хочет во чтобы то ни стало «мочь со всей свободой любить мудрость», без упущения, раздраженатем, что, видит науку, превращенную в сциентизм и завладевающую областями, гдеона может служить линией поведений». Адепты сциентизма исказили жизнь духа, отказываяему в аутентичности. Сциентизм, делая из науки капитал, коммерциализировалнауку, представил ее заменителем морали. Только наивные и неосторожныецепляются за науку как за безликого спасителя.

Яркийантисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование против сциентизма в концепции«одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем ииндивидуального в человеке сводит многообразие всех его проявлений лишь кодному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которыевыпадают на долю современного человека, говорят о ненормальности самогообщества, его глубоко болезненном состоянии. К тому же ситуация осложняется тем,что узкий частичный специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизовани не принадлежит себе, – это не только представитель технических профессий. Вподобном измерении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленностьбудет сдавлена тисками нормативности и долженствования.

БертранРассел, ставший в 1950 г. лауреатом Нобелевской премии по литературе, в позднийпериод своей деятельности склонился на сторону антисциентизма. Он виделосновной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело кутрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов. Майкл Полани – авторконцепции личностного знания – подчеркивал, что «современный сциентизмсковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашимважнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепыхи нелепых, неадекватных терминов».

Крайнийантисциентизм приводит к требованиям ограничить и затормозить развитие науки.Однако в этом случае встает насущная проблема обеспечения потребностейпостоянно растущего населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, неговоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются«проекты» будущего развития человечества.

Дилеммасциентизм-антисциентизм предстает извечной проблемой социального и культурноговыбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития, в которомнаучно-технический прогресс оказывается реальностью, а его негативныепоследствия не только отражаются болезненными явлениями в культуре, но иуравновешиваются высшими достижениями в сфере духовности. В связи с этим задачасовременного интеллектуала весьма сложна. По мнению Э. Агацци, она состоит втом, чтобы «одновременно защищать науки и противостоять сциентизму».

Список литературы

Д.Антисери, Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. ОтВозрождения до Канта.

Т.Г.Лешкевич. Философия науки: традиции и новации. Сциентизм и антисциентизм.

А.И.Тихонова. Сциентизм и антисциентизм.

В.П.Визгин. Границы новоевропейской науки: модерн/постмодерн.

С.Л.Худиев.

Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта referat.ru/