Реферат: Правосознание судей
ВВЕДЕНИЕ
Насколько тернист, унизителен путь людей по коридорам уголовного процесса, зависит от тяжести незаконно предъявленного обвинения, а также от человеческих качеств тех юристов, которые встречаются на этом пути.
Жалобы на присущий отечественным судам обвинительный уклон давно уже сделались общим местом. Причины такого уклона виделись, во-первых, в генетической природе советского суда, искони призванного сажать и только сажать, во-вторых, в приниженном положении судей, не желающих ссориться с МВД и прокуратурой, — оправдательный приговор означает, что органы недоработали, а каким же органам приятно, когда их уличают в неудовлетворительной работе. То есть в обвинительном уклоне виновен кто угодно — сами суды, органы, начальство с телефонным правом, но только не общество, которое спит и видит, когда же у нас появится настоящий цивилизованный суд, строго руководствующийся презумпцией невиновности, толкующий всякое сомнение в пользу подсудимого и вслед за матушкой-Екатериной исходящий из того, что лучше оправдать десять виноватых, нежели осудить одного невинного.
Сложные дела — реальный факт правоприменительной практики, чаще всего обусловленный недостаточностью данных для твердого и определенного вывода по наиболее важным вопросам обвинения. И хотя постижение истины предела не имеет, в конкретных случаях возникает такой момент, когда кажется, что все возможности для получения данных исчерпаны, я полной ясности по делу нет. На практике выйти из создавшейся ситуации можно двумя путями: обратив оставшиеся сомнения либо в Пользу утверждения обвинения (его усиления), либо в пользу отрицания обвинений (его смягчения). Избрание того или иного из этих подходов обусловливает или обвинительный, или оправдательный уклон в следственно-судебной деятельности.
Конечно, самый желаемый вариант-это отсутствие всякого уклона, решение каждого дела по справедливости на основе объективной истины. Однако подобный расчет свидетельствовал бы только об идеализации действительности. В реальной жизни приходится делать выбор и, как свидетельствуют приведенные статистические данные, не так уж редко. Возникает вопрос: какому выбору отдать предпочтение? Попытка ответа на него была сделана в 1969 г. Пленумом Верховного Суда СССР в постановлении «О судебном приговоре», п. 2 которого гласит: «Все сомнения в отношении доказанности обвинения, если их не представляется возможным устранить, толкуются в пользу подсудимого».
Не смотря на то, что Конституция РФ провозглашает принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную, каждая из которой является самостоятельной и независимой, на практике их полноценное разделение отсутствует.
Поэтому основной целью судебной реформы было создание самостоятельной и независимой судебной власти. Поскольку только суд, независимый и беспристрастный, может гарантировать гражданам право на справедливое судебное разбирательство, защиту их прав и свобод, создание равных условий для конкуренции независимо от того, какие политические силы находятся у власти в тот или иной период.
Прошло 14 лет с того дня, когда Верховный Совет РСФСР одобрил Концепцию судебной реформы. Нельзя отрицать, что в ходе ее проведения проделана большая работа. Создан Конституционный суд, возрожден институт присяжных заседателей, мировых судей, введен судебный контроль над правомерностью заключения граждан под стражу, существенному реформированию подверглось законодательство.
Но стал ли наш суд независимым? Стал ли он защитником прав и свобод граждан и законных интересов организаций в этот острейший период развития нашего государства, когда одновременно проводятся политическая, экономическая, социальная, жилищно-коммунальная и другие реформы?
К сожалению, для большинства населения России суды так и не стали источником их защиты и справедливости.
По данным фонда «Общественное мнение-2007» 87% граждан России считают, что их права нарушаются часто, и доля таких людей за последние два года выросла с 26 до 32 процентов. При этом только 5% из них обращается в суд. 70% опрошенных считают, что суд в России не является независимым и в своих решениях руководствуется не только законом, но и другими обстоятельствами. Главным бичом судебной системы граждане называют коррупцию.
Как свидетельствуют многочисленные социологические исследования, доверие граждан к судебной власти падает.
Если в 1999г. судам доверяло 35 % опрошенных граждан, то к 2001 г. этот показатель снизился до 27%. В 2003 г. этот показатель составил уже 25%, а в 2004 г. — был чуть выше 10 %, а по некоторым опросам — и того ниже. 80% опрошенных граждан крупных городов России убеждены в том, что суды коррумпированы.
Самым распространенным представлением граждан о судьях является: их оторванность от народа, забота о собственных интересах, беспринципность, готовность послушно выполнять указания и распоряжения начальства, коррумпированность, высокомерие.
1 ПРАВОВОЕ СОЗНАНИЕ И ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ УКЛОН РОССИЙСКОГО СУДЕЙСТВА
1.1 Понятие правосознания
Право как социальное явление вызывает то или иное отношение к нему людей, которое может быть положительным (человек понимает необходимость и ценность права) или отрицательным (человек считает право бесполезным и ненужным). Люди в той или иной форме выражают свое отношение ко всему, что охватывается правовым регулированием, что связано с представлениями о праве (к законам и другим правовым актам, к деятельности суда и других правоприменительных органов, к поведению членов общества в сфере действия права). Человек как-то относится к прошлому праву, к праву, существующему сейчас, и к праву, которое он хотел бы видеть в будущем. Это отношение может быть рациональным, разумным и эмоциональным, на уровне чувств, настроений. То или иное отношение к праву и правовым явлениям в обществе может быть у одного человека и у группы людей, человеческого сообщества.
Если признать право объективной реальностью, то надо признать и наличие субъективной реакции людей на право, именуемой правосознанием. Правосознание — неизбежный спутник права. Это обусловлено тем, что право — регулятор отношений людей, наделенных волей и сознанием. Достаточно очевидно, что процесс создания права (правотворчество) связан с сознательной деятельностью людей, что право есть продукт этой деятельности. Ясно и то, что процесс воплощения права в жизнь есть обычно осознанная, волевая деятельность людей.
Иллюстрацией работы сознания как на рациональном, так и на эмоциональном уровне может служить правотворческая деятельность российского парламента (Совета Федерации и Государственной Думы). Примером работы сознания в процессе реализации права выступает жизнь любого из нас, когда мы при совершении юридически значимых действий руководствуемся не текстом нормативных актов, а теми представлениями о них, которые сложились в нашем сознании.
Правосознание есть совокупность представлений и чувств, выражающих отношение людей к праву и правовым явлениям в общественной жизни.
Правосознание обычно не существует в «чистом» виде, оно взаимосвязано с другими видами и формами осознания реальности и действительности. Так, достаточно часто правосознание переплетается с моральными воззрениями. Люди оценивают право и правовые явления с точки зрения моральных категорий добра и зла, справедливости и несправедливости, совести, чести и др. Отношение к праву часто определяется политическими взглядами. Это особенно характерно для марксистско-ленинского отношения к праву. Марксизм-ленинизм понимает право как возведенную в закон волю господствующего класса, а закон — как меру политическую. Односторонний политический подход к праву не дает возможности полностью понять его сущность и роль в жизни общества. В нашей юридической науке и юридическом образовании необходимо стремиться к деполитизации права и правосознания. Классово-политический подход к правопониманию надо рассматривать как один из множества исследовательских подходов к правовым вопросам жизни общества.
Правосознание теснейшим образом сопряжено с философскими теориями, идеологическими воззрениями, религиозными доктринами. Некоторые мыслители считали, что нормы права, их обязательность и принудительность живут лишь в сознании людей, поэтому право — явление психологическое (Л. Петражицкий). Другие подчеркивали внешнюю принудительность права как внешнего средства регулирования свободы человека (И. Кант, Г. Гегель). Третьи считали право классовым регулятором общественных отношений (К. Маркс, В.И.Ленин). Четвертые признавали за правом роль оформителя и гаранта естественных прав человека (Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо).
Русский правовед И.А. Ильин рассматривал правосознание как совокупность воззрений на право, на государство, на всю организацию общественной жизни. Например, он считал, что форма правления в государстве определяется прежде всего монархическим или республиканским правосознанием народа. И.А. Ильин подчеркивал, что человек без правосознания будет жить собственным произволом и терпеть произвол от других.
Влияние правосознания на организацию общественной жизни достаточно велико, ощутимо. Этим объясняется включение его в механизм правового регулирования как одного из средств воздействия на общественные отношения. Специфическая черта правосознания как составной части механизма правового регулирования состоит в том, что его роль не ограничена какой-либо одной стадией правового воздействия. Правосознание включается в работу и на стадии правотворчества, и на стадии реализации права. В той или иной степени оно присутствует во всех элементах механизма правового регулирования — нормах права, правоотношениях, актах реализации права.
Наиболее зримую роль играет правосознание на стадии реализации права, в процессе воплощения в жизнь юридических прав и обязанностей. Жизнь человека ясно демонстрирует, что сознание, мысль, образ, волевое усилие действительно управляют поведением людей, инициируют и регулируют их действия и поступки во всех сферах жизнедеятельности, в том числе правовой.
От уровня, качества, характера, содержания правосознания в значительной степени зависит то, каким будет поведение человека в обществе — правомерным, социально полезным или неправомерным, социально вредным и опасным.
1.2 Взгляд на феномен “обвинительный уклон” глазами судьи
В ходе реформ судопроизводства в Российской Федерации предполагались изменения в разных его областях: в организации судебной системы (например, введение суда присяжных), в профессиональном статусе судей (институт мировых судей, пожизненное избрание), в процедуре вынесения приговора (“двухэтапного” формирования приговора — присяжными и судей) и т.п. Эти и другие новации не могли не затрагивать систему профессиональных (ценностных) ориентации судей, или на языке психологии — систему психологических установок. Изменение системы профессиональных психологических установок судей (их позиций, взглядов, отношений, мнений, оценок) в ходе судебной реформы предполагает приближение к идеалу — беспристрастному и объективному рассмотрению дел, принятию решений (приговора, постановления) независимо не только от внешних, но и от внутренних воздействий — от собственных симпатий или антипатий. Но может ли судья уберечь себя, свое сознание от этого “внутреннего” влияния, и в частности от возникновения антипатии к подсудимому? К сожалению, практика свидетельствует, что не только следователь, который составляет обвинительный акт, не только прокурор, обвиняющий подсудимого в совершении преступления, но и судьи не свободны от такого “внутреннего” влияния.
Большинство из опрошенных судей (83% из 340 человек) полагают, что они могут без особых проблем отбросить свои симпатии — антипатии и быть беспристрастными, рассматривая то или иное дело1. Не будем спорить, легко ли можно подавлять установки, которые часто не поддаются контролю сознания человека (особенно фиксированные оценочные установки). У психологов на этот вопрос есть вполне однозначный ответ. Важно другое: и среди юристов, и среди широкой общественности бытует мнение, что в судебной практике существует феномен “обвинительный уклон”, заключающийся во взгляде на подсудимого (чья вина еще не доказана судом) как на человека, безусловно свершившего данное преступление. При этом одни полагают, что это явление в судейской практике достаточно распространенное, другие — что менее частое. Этому феномену посвящены монографии, в которых авторы-ученые высказывают собственное мнение по данному вопросу. Но каково мнение на этот счет самих судей? Насколько, по их представлению, выражен обвинительный уклон в их практике?
--PAGE_BREAK--Для выявления позиций судей в отношении к обвинительному уклону в их практике были исследованы 74 судьи (члены Верховных, краевых, областных судов, т.е. стоящие по своему статусу выше народных судей). На вопрос анкеты, считают ли они, что в практике народных судей встречается обвинительный уклон, 2/3 испытуемых выразили убеждение, что в профессиональной деятельности большинства народных судей это явление очень заметно. На вопрос, встречается ли в практике вышестоящих судей обвинительный уклон, 34% испытуемых (фактически относящихся к этой категории судей) утверждали, что обвинительный уклон не свойственен такой категории судей, и только 8% опрошенных ответили, что это явление у судей вышестоящих судов встречается часто. В ответ на вопрос: наблюдается ли в их собственной практике обвинительный уклон, 85% полностью его отрицали или отметили, что данное явление в их практике встречается чрезвычайно редко2.
Таким образом, формально признавая существование обвинительного уклона с судебной практике, судьи отрицали его в собственной профессиональной деятельности.
Если же эти данные сопоставить с мнением судей о том, что при рассмотрении дела они могут быть объективными, то возникает вопрос; действительно ли существует обвинительный уклон в практике судей, если сами судьи за собой это не замечают? Может быть, это миф, рожденный позицией тех людей, которые оказались неудовлетворенными решением суда? Предположение такого рода имеет основание, хотя бы по той причине, что до сих пор не было проведено специально организованных экспериментов, которые объективно зафиксировали бы этот феномен и показали (с математической точностью) степень его выраженности и распространенности.
1.3 Экспериментальное измерение обвинительного уклона
Исходя из важности и значимости ответа на поставленные выше вопросы с точки зрения как оценки правосознания судей, так и позиции тех, кто указывает на наличие у судей обвинительного уклона, поставлена задача исследовать эту область правосознания судей (их психологические установки на подсудимого) с использованием специального инструментария. Его выбор зависит от сущности анализируемого феномена.
Обвинительный уклон (“презумпция виновности”) есть проявление позиции: данный подсудимый вероятнее всего совершил вменяемое ему преступление. поскольку “позиция”, как и “мнение”, “отношение”, “оценка” суть психологическая установка, то для выявления “презумпции виновности”, ее наличия или степени выраженности необходим психологический инструментарий. Таким инструментом является тест СОУЛ (“система оценочных установок личности”), представляющий модификацию известного на Западе теста “симантический дифференциал”. Тест СОУЛ разработан в соответствии с основными международными требованиями тестологии, прошел профессиональную экспертизу в ходе подготовки к публикации в “Психологическом журнале” материалов о структуре, надежности и валидности (обоснованности использования его при исследовании психологических установок типа “обвинительный уклон”). Данный тест позволяет выявить не те позиции, взгляды (установки), которые субъект хотел бы показать экспериментатору, но — с помощью специальной процедуры — те, которые фактически влияют на его поведение, хотя и не обязательно осознаются им. Поступки человека определяются не только теми мотивами, которые осознаются им, но и его собственными мотивами, которые находятся в сфере подсознания и о существовании которых человек может не знать, хотя они определяют поступки людей. В аналитической психологии К. Юнга это положение общепринято, а юридическая практика знает множество примеров неосознаваемых мотивов, которые получили название неопределенного умысла. При этом следует иметь ввиду, что установка на какой-то объект на уровне сознания может иметь один знак (например, отрицательный), а на уровне подсознания — другой. И тогда человек искренне говорит: “Я это осуждаю, считаю, что это плохо”, а фактическое его поведение строится так, что проявляет его позитивное отношение к этому объекту. Возможно также одинаковое отношение к объекту и на уровне сознания и на уровне подсознания (обычно это объекты, относящиеся к общепринятым ценностям типа “друг”, “любовь” или общепринятым антиценностям типа “враг”, “преступник”), Но поскольку профессиональное поведение опытного специалиста во многом стереотипно (знакомые операции осуществляются “механически”, “автоматически”), оно в значительно большей степени, чем мы полагаем, регулируется подсознанием. сознание же в этом случае лишь “объясняет” отличие поведения от сознаваемой установки. Следовательно, для выявления истинных детерминант того или иного акта поведения следует выявлять не только осознаваемые самим субъектом установки, но и прежде всего те, которые определяют его поведение помимо его воли и желания (например, помимо желания быть “объективным”). Вот почему приведенные выше данные опроса судей следует рассматривать весьма критично: испытуемые предъявляли экспериментатору свои осознаваемые установки (в случае отсутствия умышленного обмана), которые не всегда совпадают с неосознаваемыми. Именно поэтому для исследования выбран инструмент, позволяющий выявить у испытуемого те установки, которые определяют его поведение и не обязательно им осознаются, по этим же причинам испытуемым при тестировании было сообщено, что изучается их ассоциативное мышление, что в прочем, в определенной мере тоже соответствует действительности.
Все исследование состояло из трех этапов: на первом исследовались судьи (257 человек), на втором — по аналогичной программе — их коллеги (прокуроры, адвокаты), а также неюристы. Поскольку эти исследования проводились в 1989-1990 г.г., то на третьем этапе, в конце 1992 г., была исследована еще одна группа судей в 115 человек3.
При исследовании первой выборки судей (257 человек) определялась установка (знак — положительное или отрицательное отношение — и степень выраженности) на объекты разной категории: на те, к которым у большинства людей одинаковое отношение — либо положительное (“друг”, “солнце”), либо отрицательное (“враг”,”тяжелая болезнь”, ”слякоть”); ко второй категории были отнесены те объекты с которыми испытуемые должны были себя отождествлять: “судья”, “зональный судья”, “я”, “человек”, “народный заседатель”; к третьей — объекты, связанные с судебным процессом (профессиональной деятельностью испытуемых): “адвокат”, “прокурор”, “подсудимый”, “потерпевший”, “свидетель”; к четвертой — объекты, обозначающие должностных лиц, с которыми судья вступает в общение менее часто: “начальник отдела юстиции”, “начальник милиции”, а также объекты “власть” и “преступник”.
В ходе тестирования — выявления действительных установок на эти объекты — по специальной программе, заложенной в ЭВМ, определялось:
1) каково знак установки у данного испытуемого на каждый из этих объектов, т.е. каково фактическое отношение — положительное или отрицательное;
2) каково степень выраженности этого отношения — в 36-бальной шкале: от +18 (максимально положительная установка на данный объект) до -18 (максимально отрицательная установка).
Структура профессиональных установок судей (иерархия ценностей).
Таблица 1
Иерархия профессиональных и общепринятых ценностей у судей (в баллах)
Группы
Исследуемые объекты
Баллы
I
Солнце
15,64
Друг
15,26
II
Человек
12,09
Судья
9,96
Я
9,47
Народный заседатель
8,37
Зональный судья
8,31
III
Адвокат
5,84
Свидетель
5,09
Следователь
5,07
Прокурор
4,34
Потерпевший
3,39
Хозяйственный руководитель
2,87
IV
Власть
1,74
Начальник отдела юстиции
1,36
Начальник милиции
1,04
V
Подсудимый
-6,71
VI
продолжение--PAGE_BREAK--
Враг
-8,91
Преступник
-9,21
Слякоть
-12,40
VII
Тяжелая болезнь
-15,53
В табл. 14представлены данные, полученные в первой группе судей. Объекты расположены иерархично: от тех, к которым самое положительное (по сравнению с другими) отношение, до объектов, к которым самое отрицательное отношение.
Методом составления вариационного ряда представленный в табл.1 иерархический ряд ценностей разделился на 7 групп.
В I группу вошли объекты, являющие собой для судей наибольшую ценность (по сравнению с другими), к которым у испытуемых наиболее положительное отношение. Тот факт, что в эту группу вошли только общепринятые ценности (“солнце”, “друг”), указывает лишь на их доминирование у наших испытуемых над профессиональными ценностями.
В последнюю (самую “отрицательную”) VII группу вошел только один объект — “тяжелая болезнь”. По степени выраженности у испытуемых негативной установки на этот объект он заметно превосходит все остальные.
Общепринятые антиценности “слякоть”, “враг”, а также “преступник” составили в иерархии ценностей VI группу. Ко всем этим объектам у судей выражено негативное отношение, что также естественно.
Как и можно было ожидать, второе место по значимости у испытуемых заняли объекты, с которыми судьи себя отождествляют: “судья”, “зональный судья”, “народный заседатель”, “я”, “человек”. Подобного рода эгоцентризм, вероятно, можно и объяснить, и оправдать.
III группу составили в основном участники судебного процесса: “адвокат”, “прокурор”, “свидетель”, “потерпевший”, а также “следователь” и “хозяйственный руководитель”, который в иерархии ценностей судей оказался на границе между III и IV группами.
IV группу составили объекты, к которым у судей практически нейтральное или слабое положительное отношение. Диапазон оценок здесь — от 1,74(“власть”) до 1,04 (“начальник милиции”).
Итак, в I и VII группы вошли общепринятые ценности и антиценности; во II группу — объекты, которые отождествляются с личностью испытуемых, с их статусом; В III группу — объекты с которыми у испытуемых тесные профессиональные контакты; в IV группу — лица, с которыми профессиональное воздействие для судьи менее актуально, чем с перечисленными выше. Все это соответствует выдвинутой гипотезе и еще раз дает весомое подтверждение тому, что разработанный вариант оценочных шкал теста СОУЛ позволяет исследовать иерархию ценностных ориентаций. И лишь один объект в полученной иерархии ценностей и антиценностей судей занял место, которое не соответствует ожидаемому, — “подсудимый”.
Не только профессионалы-юристы, но и неспециалисты в этой области знают, что подсудимый — это лицо, чья вина еще не доказана. Поэтому ожидалось, что судьи для которых данное положение — азбучная истина, в оценке своего отношения к подсудимому должны быть нейтральны. Иначе говоря, на шкале отношений от +18 до -18 баллов этот объект с точки зрения здравого смысла и закона должен занимать нейтральное положение или близкое к такому (как, например, положение, которое занимает “начальник милиции” 1,04).
Однако фактически негативное отношение судей к подсудимому (-6,7) настолько отличается от их отношения к нейтральному для них субъекту — “начальнику милиции” статистически достоверно: с вероятностью более 0,999 можно утверждать, что в данной выборке различие в отношении судей к этим двум объектам не случайное, а высокодостоверное.
Следовательно, полученные данные о том, что судьи оценивают подсудимого не как лицо, чья вина еще не доказана, т.е. нейтрально, а близко к оценке “врага” или “преступника” (разность оценок “подсудимого” с “врагом” — 2,2 балла, с “преступником” — 2,5, а с объектом, отношение к которому нейтрально, — более 6 баллов), — это результат не случайно подобранной выборки, а закономерное проявление системы их отношений.
В конце 1992 г. было проведено еще одно тестирование по аналогичной программе. Средняя степень выраженности установки у судей этой группы (115 человек) на “подсудимого” — (-4,0), на “преступника” — (-8,0), при этом у 24 испытуемых негативизм на подсудимого более выражен, чем на “преступника”5.
Таким образом, результаты дополнительных исследований, где были иные испытуемые (судьи), с иным набором объектов (при сохранении ключевых для нашего исследования) с интервалом почти в 3 года подтверждают результаты, полученные в ходе основного эксперимента: у обследованных судей доминирует негативное отношение к субъекту, подозреваемому в совершении преступления, виновность которого не установлена в порядке, предусмотренном законом.
Выводы, полученные на репрезентативной выборке (более 370 испытуемых) при помощи инструмента, высокая надежность которого обоснована специальным исследованием, разумеется, является усредненными. Вероятно, у какой-то части испытуемых негативизм к подсудимому выражен весьма сильно, а какой-то части — слабо либо вовсе отсутствует. В табл.2 представлено распределение испытуемых (в процентах) в зависимости от выраженности их установки на подсудимого — от весьма положительного (+18 баллов, но таковых не оказалось), до весьма отрицательного (-18 баллов). В целом только 16% судей 9372) не относятся к любому подсудимому негативно. Следовательно, априорная отрицательная установка на подсудимого характерна для 84% судей.
Таблица 26
Распределение оценок по отношению к объекту “подсудимый”
Диапазон оценок
Весьма позитивное +18..+13
Позитивное
+12..+7
Слабо позитивное +6..0
Слабо негативное
-1..-6
Негативное
-7..-12
Весьма негатив
-13..-18
количество испытуемых
0%
5%
11%
27%
40%
17%
Таким образом, примерно у исследованных 4/5 судей, выражено негативное отношение к подсудимому. При этом подсудимый оказался единственным среди других участников процесса, по отношению к которому у судей именно такая установка.
Обращает на себя внимание и следующее: 33% испытуемых относятся к подсудимому более негативно, чем к врагу и преступнику одновременно, т.е. установки на слово “подсудимый” у них более отрицательные, чем установки на слова “враг” и “преступник”.
Чем может быть детерминирована негативная установка на подсудимого (ибо одно упоминание слова “подсудимый” вызывает у них негативные ассоциации, равно как и упоминание слова “судья” — позитивные)? Поскольку при тестировании испытуемые (судьи) проэктивно выявляли свое отношение не к какому-либо конкретному подсудимому, к которому у судьи, как у любого человека, может быть личная неприязнь, а к любому подсудимому, то негативное отношение судей к нему может быть детерминировано только одним фактором — процессуальным положением лица, которого следствие обвиняет в преступлении. Это дает основание утверждать, что выявленная негативная установка судей на подсудимых по своему содержанию должна рассматриваться как побуждение к обвинительному уклону, ибо другие мотивы, по которым более 80% судей негативно относились бы к любому подсудимому, неочивидны.
В юридической практике этот феномен известен; более того, юристы рассматривают его как явление, мешающее правосудию.
Если сопоставить юридический термин “обвинительный уклон” и психологический термин “обвинительная установка”, то можно заключить, что выявленное в ходе исследования негативное отношение судей к подсудимому не имеет иной детерминанты, кроме факта обвинения следствием подсудимого.
1.4 Сопоставление установок судей с установками прокуроров и адвокатов
Является ли феномен “презумпция виновности” характерным только для судей или же эта установка присуща также иным работникам юстиции? Иначе говоря, обвинительный уклон — это следствие профессиональной деформации личности судьи как результат судебной практики (большинство испытуемых имели достаточный стаж работы судьей) или же следствие общей установки на подсудимого среди юристов?
Для ответа на поставленные вопросы проведено исследование еще двух дополнительных групп испытуемых — прокуроров (43 человека) и адвокатов (28 человек) по той же программе, что и исследование группы судей7. В табл. 3 представлены фрагменты шкал иерархии исследуемых ценностей и антиценностей у прокуроров и адвокатов.
Таблица 38
Сравнительная иерархия ценностей у юристов разных специальностей и у неюристов
Исследуемые об-ты
Судьи
Прокуроры
Адвокаты
Неюристы
Солнце
15,6
16,2
10,0
15,5
Друг
15,3
15,2
9,6
15,1
Человек
12,1
13,3
6,6
12,0
Адвокат
5,8
5,3
8,1
7,8
Судья
10,0
8,2
4,0
3,1
Прокурор
4,3
10,7
0,7
—
Подсудимый
-6,7
-9,4
-4,5
-7,8
Враг
-8,9
-12,0
-6,5
-12,0
Тяжелая болезнь
-15,5
-15,4
-8,4
-13,8
Преступник
-9,2
-9,9
-6,7
-14,8
Сумма(å)
разностей(d)
d=23,8
d=21,7
d=40,1
—
2-5
3-5
4-5
--PAGE_BREAK--
В принципе тот факт, что у прокуроров отношение к подсудимому резко негативное (-9,44), не вступает противоречие с официальным статусом прокурора в судебном процессе; если эту установку и можно назвать обвинительным уклоном, то ее существование объясняется официальным положением прокурора (хотя он и должен руководствоваться законом о том, что никто не может быть признан виновным иначе как по приговору суда). Поэтому признаем естественным, что прокурор имеет более выраженную негативную установку на подсудимого, чем судья.
Большее удивление вызывает негативная установка на подсудимого у адвокатов. Хотя она выражена слабее (-4,54), чем у судей (-6,71) и тем более прокуроров (-9,44), результаты таковы: у большинства исследуемых нами адвокатов также наблюдается негативная установка на подсудимого. Юристы, с которыми консультировались по данному факту, нашли практически однозначное объяснение этому. Однако нас больше интересует тот факт, что обвинительный уклон, установка на подсудимого, как на преступника — это характерное только для судей, но и для других юристов, участвующих в судебном разбирательстве. Причем судьи по этой характеристике занимают промежуточное положение между прокурорами, имеющими более выраженную установку на обвинение, и адвокатами, у которых эта установка слабее.
1.5 Обвинительный уклон у судей: “норма” или “патология”
Как следует из полученных на репрезентативной выборке судей валидным методом данных, подавляющее большинство судей априори смотрят на подсудимого как на лицо, совершившее вменяемое ему следователем преступление. Иначе говоря, более 80% судей “заражены” обвинительным уклоном. И сразу же возникает законный вопрос: как с этим бороться, как “лечить”?
Однако прежде чем “прописывать” лекарство (а психологическая наука обладает большим арсеналом средств психотерапевтического воздействия на психологические установки), вероятно, следует выявить причины этого явления, с тем, чтобы воздействовать не на следствие, а на детерминанты.
“В этом безусловно виноваты сами судьи”; “все определяется позицией самого судьи, его отношением к участникам процесса”; “если судья будет объективным, то не будет и обвинительного уклона” — таков взгляд многих юристов (судей в том числе) и неюристов на фактор “необъективности” судей. отсюда и традиционные “рецепты”: необходимо формировать правосознание судей, убеждать судей быть беспристрастными объективными. Но это — паллиатив, поскольку возникновение обвинительной тенденции у судей не зависит от их воли, желания или нежелания быть объективным! Для подобного утверждения есть все основания: механизм формирования фиксированных установок (аттитюда), как правило, не поддается контролю сознания субъекта.
Опуская теоретический анализ этого механизма, проиллюстрируем его действие на практике. Предположим, что контакт с такой-то категорией людей (определенной профессии, или социального положения, или возраста, или пола, или определенного имиджа) всегда (практически всегда, за редким исключением) приводил к таким-то результатам (приятно, или неприятно, или с выгодой, или с ущербом, или...). В результате таких многочисленных совпадений (собственного опыта, нередко подтверждаемого и опытом наших знакомых) у нас вырабатывается как бы условнорефлекторная связь (реакция на таких людей): человек данной категории — такой-то результат (ощущение). Со временем эта связь вырабатывает у нас определенный стереотип в отношении людей данной категории, что позволяет реже ошибаться в прогнозировании, допустим, их поведения. И тогда при встрече с представителями данной категории мы знаем, как себя вести, ибо мы уже “привыкли” к появлению таких-то результатов. И мы готовы к ним, готовы действовать определенным образом. “Готовы” — это и есть сущностная характеристика (фиксированной) установки, которая формируется по этому механизму: частое совпадение двух явлений — условно рефлекторная связь — стереотипная реакция — готовность реагировать при очередном возникновении одного изъявлений. Теперь перенесем этот алгоритм формирования любой психологической (фиксированной) установки на возникновение ее частного вида — обвинительной установки.
Судья видит подсудимого (или пока — обвиняемого). О чем говорит личный профессиональный опыт судьи (и плюс опыт его коллег, его знакомых)? Он свидетельствует: в подавляющем большинстве случаев люди, которых следствие обвиняло в преступлении (т.е. люди из категории “подсудимые”), оказывались преступниками на самом деле. Исключение может быть в одном случае из 100 (или реже). Следовательно, в сознании судьи (а может быть, в подсознании?) вырабатывается условнорефлекторная связь между двумя явлениями: появление подсудимого — появление преступника. Эта условнорефлекторная связь, формируемая помимо воли человека, образует определенные стереотипные реакции судьи на любого подсудимого. Поэтому при встрече с очередным представителем данной категории людей (“подсудимыми”) у судьи уже есть стереотипная реакция, которая возникла вполне естественно, по всем законам психологии, независимо от его “морально облика”, независимо от того, холерик он или сангвиник, мужчина или женщина, член какой-либо партии или беспартийный и т.п.
Стереотипы формируются как реакции на условный рефлекс, который в свою очередь формируется в зависимости от частоты совпадений явлений. Частота же зависит от опыта самого субъекта и интериоризированного им опыта людей из ближайшего окружения.
Следовательно, обвинение судьи в том, что его психика функционирует по законам психологии, психофизиологии, нейрофизиологии, необоснованно. Не следует винить его в том, что у него выработалась стереотипная негативная реакция на подсудимого, в том, что у него обвинительный уклон. Только у людей с нарушенной психикой их личный опыт не ведет к формированию стереотипных реакций. И еще у одной категории людей, о чем речь ниже.
Кроме фактора “частота совпадения явлений”(личного опыта), включающего механизм образования обвинительной установки, на возникновение последней влияет психогенный фактор — закон.
Современное законодательство построено таким образом, что следование ему не может не сформировать у судей обвинительной установки до начала рассмотрения дела по существу. Основание для подобного утверждения — в психологическом анализе ряда уголовно-процессуальных норм.
Закон обязывает судью предварительно знакомиться с делом. И в этом есть практическая необходимость. Но поступившее в суд дело содержит односторонний взгляд на обвиняемого — только со стороны обвинения. Процесс же чтения аргументов только одной стороны формирует помимо воли читающего соответствующую установку. Сказанное или прочитанное слово влияет не только на сознание воспринимающего субъекта, но и на его подсознание (этим объясняется фактическое положение печати как “четвертой власти”).
Закон обязывает судью оценить, “содержит ли деяние, вменяемое в вину обвиняемому, состав преступления” (ст. 222 УПК РСФСР), т.е. имеет ли деяние признаки конкретного вида преступления. Ответив положительно: “да, в деянии обвиняемого есть признаки данного конкретного преступления”, судья уже не может быть беспристрастным. Это — презумпция виновности. Безусловно, судья понимает, что в ходе судебного разбирательства все это может быть опровергнуто. Но сейчас — “да, по всем признакам это деяние преступно”. Анонимный опрос судей показал, что большинство из них подтверждают формирование этой установки на этапе знакомства с делом (раньше — “на этапе предания суду”).
Закон обязывает судью до рассмотрения дела по существу сделать “вывод о достаточности доказательства для рассмотрения...” ( ст. 230 УПК РСФСР). Доказательства чего (не только “для чего?”, но и “чего”?)? Очевидно, доказательства виновности. Следовательно, закон требует от судьи сделать вывод о достаточности доказательства виновности (для рассмотрения по существу) еще до рассмотрения дела в судебном разбирании. Следовательно, сам закон требует, чтобы у судьи уже на этом этапе сформировалось мнение о достаточности или недостаточности доказательств виновности обвиняемого. И не важно — для каких целей. Важно, что закон требует формирования четкой позиции, т.е. формирования установки на виновность или невиновность еще до рассмотрения дела по существу.
Закон обязывает до судебного разбирательства оценить пункты обвинения, с тем, чтобы “исключить из обвинительного заключения отдельные пункты”, а также “применить уголовный закон о менее тяжком преступлении” (ст. 227 УПК РСФСР). И здесь — требование предварительной оценки содеянного (тяжкое или легкое), требование иметь мнение (установку) в отношении содеянного подсудимым.
Закон обязывает судью получить предварительную информацию о личности подсудимого. При негативной характеристике обвиняемого он обязывает судью быть более суровым независимо от обстоятельств дела (ст. 39 УК). Иначе говоря, закон обязывает судью формировать у себя заранее обстановку на подсудимого и оценивать его деяние, в том числе и через призму “личности виновного” (ст. 37 УК РСФСР).
И последнее. По сложившейся практике обвинительное заключение оглашает не обвинитель (условно — “автор” этого документа), а судья. Сохранить в этом случае нейтральность и избежать персонификации с читаемым документом психологически весьма трудно.
В итоге психологический анализ нормативных текстов показал: нормы УПК выступают в качестве психологического фактора, детерминирующего возникновения у судьи (еще до выяснения всех обстоятельств в ходе состязания сторон) определенной позиции, мнения, точки зрения, т.е. оценочной установки. И такая позиция должна сложиться при анализе материалов только одной стороны. Избежать ее возникновения можно лишь одним способом, читая эти материалы, иметь заранее негативную установку на результаты, представленные в обвинительном акте. Так и поступают многие из тех 20% судей, у которых не выявлена при тестировании обвинительная установка. Они сообщали психологу, что изначально “скептически”, “с недоверием” относятся к аргументам, представленным в обвинительном акте (заключении). Правда, при этом они не выполняют требования указанных выше статей УПК.
И еще один фактор способствует формированию у судьи негативизма к подсудимому. Его следовало бы назвать “социальным”, поскольку судья является не только профессионалом-юристом, но и членом общества. В этой связи представляется интересный вопрос: как относятся к подсудимому нюристы?
По описанной выше программе проведено тестирование 30 испытуемых (бухгалтеров, библиотекарей, других неюристов) с предварительным информированием их о правовом статусе обвиняемых, подсудимых, преступников и т.п. Полученные результаты показали (табл. 3), что и у неюристов также выражена негативная установка на любого подсудимого (-7,8 балла).
Подобная оценка подсудимого неюристами в данном случае базируется не столько наличном опыте, наблюдениях за трансформацией “подсудимого” в “преступника” (как у судей), сколько на укоренившейся в обыденном сознании членов нашего общества установке типа: “если взяли — значит за дело”. Подобная установка имеет глубокие корни в общественном сознании, происхождение ее тесно связано с историей становления нашего государства.
Большой интерес представляет сопоставление иерархических структур всех четырех категорий испытуемых. Оказалось, что неюристы меньше всего отличаются по своим установкам от прокуроров (сумма разностей равна 21,7), а больше всего — от адвокатов (d=40,1). Иначе говоря, по своему отношению к перечисленным объектам они ближе к прокурорам, чем к адвокатам.
Таким образом, возникновение обвинительной установки судей опирается как бы на три основания: одно — генетически более раннее (как результат воспитательного воздействия общества тоталитарного режима), объединяющее юристов и неюристов. Два других — более позднее: одно — на студенческой скамье (при формировании уважения к закону), а другое — в кресле председательствующего.
Из сказанного следует: нельзя винить судей в существовании у них (в их подсознании, а иногда и в сознании) негативного отношения к подсудимому, которое возникает часто помимо их воли. Более того, примерно половина из этих судей искренне не подозревала у них наличия у них такой психологической установки и убеждалась в этом только после беседы с психологом. Но подсудимому от этого не легче. Снять обвинение с судьи — не значит оправдать его стереотипные реакции на подсудимого. Отсюда третья проблема — после диагностики (установления факта распространенности “болезни”), после определения генезиса (установление причин, независимых от самих судей) — проблема нейтрализации (не предупреждения!), инактивации (не уничтожения!) обвинительной установки. Нельзя сознанием подавить то, что действует помимо сознания (кроме психоанализа — вида психотерапии).
продолжение--PAGE_BREAK--
2 НЕЗАВИСИМОСТЬ СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ
Сущность теории разделения властей очевидна: обособление по функциональному признаку отдельных ветвей власти и их независимое осуществление, что в целом обеспечивает, с одной стороны, постоянное противоборство законодателя, исполнителя и судьи, с другой стороны, ограничение их произвола, а в конечном счете в этом постоянном «борении сил* — залог поступательного развития общества и государства. Казалось бы, в таких условиях признание независимости судебной власти должно быть столь же очевидным. Однако на практике, причем не только в России, именно эта ветвь власти сталкивается с отказом признать ее „равной среди первых“. Тем не менее, принцип независимости судебной власти, несомненно, является отправным, определяющим положение суда в современном государстве.
Наиболее полно он был сформулирован в Основных принципах, касающихся независимости судебных органов9, разработанных и принятых VIIКонгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, одобренных в 1985 г. Генеральной Ассамблеей ООН, и Эффективных процедурах осуществления Основных принципов, касающихся независимости судебных органов10, принятых ЭКОСОС в 1990 г., а также в Европейской Хартии о статусе судей, принятой 10 июля 1998 г. в Страсбурге. Так, принцип 1 Основных принципов предопределяет необходимость существования независимых судебных органов и обязанность всех государственных и других учреждений уважать и соблюдать эту независимость. В принципе 3 содержится правило, согласно которому судебные органы обладают компетенцией в отношении всех вопросов судебного характера и имеют исключительное право решать, входит ли переданное им дело в их установленную законом компетенцию. Принцип 4 Основных принципов содержит запрет на неправомерное или несанкционированное вмешательство в процесс правосудия или пересмотр судебного решения каким-либо иным органом, кроме суда. А принцип 7 закрепляет обязанность государства предоставлять соответствующие средства, позволяющие суду надлежащим образом выполнить свои функции. Наконец, в принципе 5 сформулированы собственно принцип беспристрастности: обязанность судебных органов решать переданные им дела беспристрастно, на основе фактов и в соответствии с законом, без каких-либо ограничений, неправомерного влияния, побуждения, давления, угроз или вмешательства, прямого или косвенного, с чьей бы то ни было стороны и по каким бы то ни было причинам.
В Российской Федерации принцип независимости суда и судей провозглашен как на конституционном (ст. 10, 119 и 120), так и на законодательном уровнях (например, ст. 1 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. „О судебной системе Российской Федерации“11и ст. 1 Закона РФ от 26 июня 1992 г. „О статусе судей в Российской Федерации“12. Формулы российского конституционного законодательства «более лаконичны, текущего — более детальны.
Обратим внимание, что и авторы международных документов. и российский законодатель, с одной стороны, различают, а с другой — связывают в неразрывное единство независимость в институциональном аспекте этого понятия или самостоятельность судебных учреждений и отдельных судей по отношению к другим государственным или общественным органам) и независимость судебной власти и ее носителей в содержательном значение этого термина, или беспристрастность (принципы 1, 3-5, 7 Основных принципов, процедуры 2-3, 5 Эффективных процедур, ст. 10, ч. 1 ст. 118, ч. 1 ст. 120 Конституции РФ, ст. 1 и 5 Федерального конституционного закона „О судебной системе Российской Федерации“).
Рассмотрим оба аспекта принципа независимости судебной власти последовательно. Реализация идеи обособленного от других органов государства, ветвей власти, общественных объединений и т. д. существования судебной власти предполагает, во-первых, рецепцию соответствующим государством принципа разделения властей со всеми вытекающими последствиями13. Во-вторых ее закрепление на конституционном и законодательном уровнях. В-третьих, формирование самостоятельной, автономной и самоуправляющейся судебной системы или систем вне структур законодательной или исполнительной ветвей власти, вне каких-то иных органов и институтов гражданского общества. Весь рассмотренный выше (равно как и последующий) материал свидетельствует о том факте, что в современной России этот принцип очевиден. Суд сегодня — самостоятельный орган в организационном смысле этого слова, он не входит в качестве элемента ни в какой другой орган государства, общественного объединения или какой-либо системы органов, за исключением собственной. Суд самостоятелен и в части ресурсного обеспечения -собственно организационного, кадрового, материально-технического, финансового и т. д. И, наконец, суд имеет абсолютно обособленную, обладающую явно выраженной спецификой компетенцию, как предметную, так и территориальную.
Кроме того, реализация идеи автономности суда требует формирования на конституционном уровне и обеспечения на практике ряда дополнительных гарантий: 1) запрет иным государственным органам осуществлять судебную деятельность (ч. 1 ст. 119 Конституции РФ) и 2) запрет на создание чрезвычайных судов и трибуналов (ч. 3 ст. 119 Конституции РФ).
В то же время в России созданы условия для осуществления независимой судебной власти в смысле содержательном или, иными словами, беспристрастной судебной власти. Так же как в первом случае, здесь необходимы создание законодательных правил и формирование соответствующей практики.
К числу первых относятся:
формирование принципа беспристрастности или подчинения судей и судов во время отправления правосудия только закону (ч. 1 ст. 120 Конституции РФ);
создание гарантий беспристрастности, в том числе формирование законодательного запрета государственным органам и иным субъектам права вмешиваться в осуществление правосудия судами (ч. 5 ст. 5 Федерального конституционного закона „О судебной системе Российской Федерации“);
формирование соответствующих правовых институтов ответственности за вмешательство в осуществление правосудия в уголовном законе (указанная норма).
Говоря о принципе независимости судебной власти в ее содержательном аспекте, нельзя не остановиться на проблемах, связанных с конституционно-правовым статусом ее конкретных носителей — судей. Ведь именно в нем фактически реализуется эта идея. Так же как и основные принципы статуса судебной власти, принципы статуса судей исходят из представлений о естественном или должном правосудии и также нашли свое выражение в международных документах: „Статус судей означает обеспечение компетентности, независимости и беспристрастности, которых любой человек законно ожидает от судебных органов и от каждого судьи, которому доверена защита его прав. Он исключает любое положение и любую процедуру, способные поколебать доверие к этой компетентности, независимости и беспристрастности“ (п. 1.1 Европейской Хартии статуса судей)14.
Независимость судьи в институциональном смысле этого понятия или его самостоятельность, так же как и самостоятельность судебной власти, сегодня признаны в нашей стране. Судьи составляют самостоятельную часть публичной или государственной службы, выделяются в обособленную категорию носителей политической власти (категория „А“)15. Обеспечение судей осуществляется через специальный орган — Судебный Департамент при Верховном Суде РФ в отношении судей судов общей юрисдикции, через соответствующие подразделения Верховного Суда — в отношении самого Верховного Суда, через соответствующие подразделения Высшего Арбитражного Суда РФ — в отношении судей федеральных арбитражных судов, через соответствующие подразделения конституционных (уставных) судов — в отношении судей этого вида судебных органов. Бюджет судебной системы сегодня — самостоятельные строки 8 федеральном бюджете каждого года. И, наконец, судьи обладают четко определенной законом компетенцией — рассматривать административные, гражданские и уголовные дела, дела о конституционности в соответствующем суде.
Значительно большее внимание необходимо уделить второму аспекту принципа независимости — беспристрастности, или подчинения судьи только закону. Российское законодательство содержит сложную систему гарантий, призванных обеспечить как объективную, так и субъективную16беспристрастность судьи в процессе рассмотрения им дела.
Объективную беспристрастность судьи призваны обеспечить следующие меры:
Во-первых, формирование такого порядка отбора, назначения судьи, который не вызывал бы сомнений в его приверженности только интересам правосудия но не политическим, корпоративным или иным интересам, и исключал бы какие бы то ни было формы дискриминации (принцип 10 Основных принципов). Процесс формирования судейского корпуса включает в себя две основные стадии: стадию предварительного отбора и собственно формирования. Учитывая, что отдельные аспекты этого процесса были раскрыты выше применительно к проблемам существования судов в механизме разделения властей (роль председателей Верховного и Высшего Арбитражного судов РФ, роль законодательных (представительных) органов субъектов Федерации, характер полномочий Президента и парламента России), а иные аспекты, напротив, будут детально рассмотрены ниже (порядок проведения квалификационных экзаменов, порядок формирования экзаменационной комиссии, роль квалификационных коллегий судей и их председателей в данном процессе)17, остановимся здесь более подробно на возможных организационных моделях процесса формирования судейского корпуса, позволяющих минимизировать отмеченные и иные недостатки, создать в конкретном государстве механизм, в наибольшей степени отвечающий требованиям международных стандартов.
В большинстве современных государств в процессе формирования судейского корпуса участвуют все три ветви государственной власти. Причем этот признак проявляется как на стадии предварительного отбора, так и собственно формирования. Обратим внимание, что обычно стадия предварительного отбора начинается с дополнительного обучения в специальных заведениях и прохождения специальных стажировок (практик), в организации и проведении которых активно участвуют как судебная, так и исполнительная ветви власти. Так, во Франции, например, претендент на судейскую (и прокурорскую) должность должен успешно закончить Национальную школу магистратов (28 месяцев). К поступающему в нее предъявляются серьезные требования:
наличие высшего юридического образования;
состояние во французском гражданстве не менее 5 лет;
обладание полным объемом гражданских прав;
безупречная репутация;
наличие и исполнение военной обязанности;
отсутствие заболеваний, препятствующих выполнять судейские обязанности;
для поступающих по конкурсу (имеется также и такая форма, как направление от суда, министерства юстиции и т. д.) установлен также предельный возраст 27 лет.
Для нашей страны наиболее актуальным (имея в виду, что остальные в той или иной мере им восприняты) представляются ограничения, содержащиеся во французском законе, связанные с запретом назначения на должность судьи юриста, который в течение последних (перед назначением) 5 лет работал в качестве адвоката, нотариуса или судебного исполнителя в пределах округа апелляционного суда, хотя бы назначение и происходило в суд первой инстанции18.
продолжение--PAGE_BREAK--
В Австрии19обязательным требованием, предъявляемым к претенденту на судейское место, является получение специального образования (продолжительностью 5 лет), но не в некой школе, а под руководством судьи-наставника. Претендент должен быть дееспособным австрийским гражданином, обладать безупречной репутацией, получить диплом о юридическом образовании (полном). В процессе работы с судьей-наставником кандидат на должность судьи усваивает программу семи самостоятельных этапов: судебную практику с одновременными занятиями на подготовительных курсах; практику в качестве судьи-стажера; обучение в течение 2 лет при суде, прокуратуре, адвокатуре, Министерстве юстиции, органах, исполняющих судебные решения, и некоторых других; обучение в судебной академии; судебную практику; экзамен на должность судьи при высшем суде земли; собственно назначение на должность. К последнему, седьмому этапу претендент должен соответствовать еще более высоким требованиям: успешно завершить четвертый и шестой этапы; получить степень доктора права. В состав экзаменационных комиссий, принимающих упомянутый экзамен, как правило, входят судьи, в том числе и пребывающие в отставке, работники правоохранительных органов, работники парламентов (обычно юридических служб), профессора университетов.
Процедура отбора кандидатов на должности судей в разных странах различна, но в настоящий момент наиболее широко распространено формирование органов типа высшего совета магистратуры, на заседаниях которого обсуждаются имеющиеся кандидатуры, как правило, представляемые министром юстиции. В состав такого совета обычно входят (по пропорциональным квотам при условии, что представительство судей — более половины членов совета) представители всех трех ветвей власти, а также независимые члены, назначаемые (избираемые) в состав совета исходя из их авторитетности и компетентности в данной сфере. Обычно члены совета назначаются (избираются) на определенный срок (3-5 лет). Достаточно показателен состав Всепольского судебного совета: первый заместитель Верховного Суда Польши, председатель военной коллегии этого суда, 9 судей судов общей юрисдикции, один судья низшего военного суда, 4 депутата Сейма, 2 сенатора, министр юстиции, представитель, назначенный Президентом Польши (всего 21 человек). Процедуры формирования соответствующей квоты очевидны: выборы в парламенте и судах, назначение со стороны Президента Республики. В Высшем Совете Магистратуры Франции в большей степени представлен судейский корпус: три судьи кассационного суда Франции, три судьи судов иных инстанций, один член Государственного Совета Франции20, министр юстиции Франции. Все 9 членов Высшего Совета Магистратуры назначаются Президентом Республики, который председательствует в Совете.
Судебные советы обладают не только полномочиями по рассмотрению и отбору кандидатур на должности судей, они играют существенную роль в руководстве судебной системой в широком смысле этого слова, осуществляя рассмотрение заявлений о переводах судей, их продвижении по службе, определяя общее количество судей в судах различного вида и уровня, давая заключения по вопросам, связанным с судейской этикой и дисциплинарной ответственностью, рассматривая вопросы обучения судей и работы академий правосудия и им подобных учреждений. Иными словами, эти органы выступают и в качестве самостоятельных гарантов независимости судей и судебной власти.
Завершающая стадия процесса формирования судейского корпуса — процедура назначения или избрания судьи. Наиболее распространенным способом формирования сегодня является назначение. Выборы — относительно редкое явление, характерное, скорее, для порядка формирования низших судов типа мировых. Нередко избираются и судьи высших судов страны, например судьи Конституционного Суда ФРГ (половина — Бундестагом, половина — Бундесратом). Судьи чаще назначаются на свои посты президентами (Австрия, США, Польша) или монархами (Великобритания), судьи низших судов могут назначаться министрами юстиции или иными профильными министрами (Австрия, Германия). В Великобритании назначение в низшие суды обычно осуществляет лорд-канцлер или по его поручению лорд — главный судья апелляционного суда.
В Российской Федерации, как уже было показано выше, существует иная процедура формирования судейского корпуса. Думается, что для того чтобы избежать излишнего давления со стороны самого судейского сообщества (квалификационные коллегии, их председатели и председатели Верховного и Высшего Арбитражного судов РФ), Президента РФ, Совета Федерации Федерального Собрания на процесс формирования федерального судейского корпуса, а со стороны законодательных (представительных) органов субъектов Федерации — на процесс формирования судейского корпуса субъектных судов, сбалансировать эти взаимовлияния, следовало бы учесть опыт ряда стран развитой демократии.
Во-первых, представляется необходимым изменить квалификационные требования, предъявляемые к кандидатам на должности судей (естественно, с учетом норм ст. 119 Конституции России), дополнив перечень обязательностью успешного завершения обучения в Российской академии правосудия, с одной стороны. С другой стороны, было бы полезным дифференцировать по меньшей мере две группы претендентов — тех, кто не имеет никакого стажа государственной службы (причем специального, например в органах судебной власти или в юридических службах органов законодательной и исполнительной властей на государственных должностях, для замещения которых требуется наличие высшего юридического образования), и тех, кто уже прошел «проверку государственной службой и рекомендуется к новой деятельности руководителями соответствующих органов государственной власти. Следовало бы также подумать о выработке принципиально новых критериев отнесения тех или иных видов деятельности к „юридической профессии“. Весьма сомнительным представляется оправдание как неизбежноформирующейся тенденции “перетекания” кадров из органов внутренних дел (дознаватели, следователи и др.) и прокуратуры (следователи и прокуроры) в состав судейского корпуса. По роду своей деятельности представителей этих административных ведомств, равно как и службы безопасности, можно назвать „слугами обвинения“: вся их профессиональная деятельность имеет именно обвинительный характер. В этих условиях приход данной категории юристов в суды влечет сохранение (а точнее даже усиление) обвинительной традиции, как в рамках уголовного, так и гражданского процессов, что вряд ли, тем более в условиях постсоветского судебного процесса, можно признать желательным. Может быть, решением стало бы правило, предполагающее существование между названными двумя видами деятельности третьего — периода занятия адвокатской деятельностью.
Во-вторых, необходимо изменить состав не только квалификационных коллегий, но и экзаменационных комиссий, включив в последние представителей научной общественности21, адвокатов и т.п. Сегодня экзаменационные комиссии формируются по институционально-предметному принципу, т. е. претендент на должность судьи в суде общей юрисдикции сдает экзамен комиссии в рамках будущей специализации (гражданско-правового или уголовно-правового циклов) (ч. 2 и 3 п. 3.1 Положения об экзаменационных комиссиях по приему квалификационного экзамена на должность судьи). Правильнее, на наш взгляд, было бы проведение комплексного экзамена, результаты которого позволили бы судить не только о профессиональной подготовке в конкретной отрасли права, но и о менталитете претендента, о широте или узости его профессионального сознания. Имеется в виду, что экзамен должен содержать две относительно самостоятельные части — устную и письменную. Можно было бы также получить более полное представление о наличии или отсутствии необходимых коммуникативных навыков. Естественно, в этих условиях должен претерпеть изменения и сам процесс сдачи квалификационного экзамена, его программа.
В-третьих, было бы полезным на базе Совета при Президенте РФ по вопросам совершенствования правосудия (органа консультативного типа) создать орган типа высшего совета магистратуры или высший совет судебной власти РФ, передав ему полномочия по отбору кандидатов на должности судей федеральных судов. Желательно было бы также существенно сократить численный состав указанного совета, одновременно изменив порядок его формирования: три представителя подсистемы судов общей юрисдикции (избираются на Всероссийском съезде судей), три представителя судов арбитражной юрисдикции (также избираются на Съезде), по одному представителю от Конституционного, Верховного и Высшего Арбитражного судов (избираются на собраниях этих судов), три представителя от законодательной власти (по одному от двух палат парламента и парламентский Уполномоченный по правам человека, три представителя от исполнительной ветви власти. Возглавляет совет Президент РФ, который пользуется правом назначения своего заместителя (заместителей) из числа авторитетных и независимых юристов. Соответственно характер полномочий такого совета должен измениться: от консультативных к решающим. Обратим внимание на существенное обстоятельство: число представителей судейского корпуса в таком совете должно превышать половину.
Любопытным является и опыт США, частично реализовавших в середине прошлого века так называемый Миссурийский план (Миссури был первым штатом, который в основном осуществил этот план), или План американской ассоциации юристов.
Помимо иных составляющих План предусматривал внедрение в практику трехстадийного процесса формирования судейского корпуса: на первой стадии специальная комиссия, не связанная с политическими партиями, состоящая наполовину из юристов, назначается губернатором штата. Она готовит список кандидатов на должности судей (не менее трех на каждое место). В ходе второй стадии губернатор по своему усмотрению выбирает одну из кандидатур и назначает ее на должность. На третьей стадии, через год после того как судья приступил к исполнению своих обязанностей, население соответствующего судебного округа тайным голосованием решает вопрос, может ли судья остаться на своей должности. Похожая схема используется в Японии, причем и в отношении судей Верховного Суда этой страны22.
Ряд конституционных актов содержит еще одну немаловажную гарантию обеспечения объективной беспристрастности (корреспондирующую принципу осуществления правосудия должным судом). Согласно ст. 102 Конституции Италии, ст. 101 Конституции ФРГ, ст. 117 Конституции Испании, ст. 76 Конституции Японии и некоторых других в этих странах осуществление правосудия возможно только судьями, получившими должность в рамках должной законодательной процедуры. Иными словами, нарушение установленного порядка назначения (избрания) судьи является основанием для безусловной отмены любого решения, вынесенного им.
Второй гарантией объективной беспристрастности судей и судебной власти выступает формирование такого механизма приостановления и прекращения полномочий судьи, который также обеспечивал бы независимость судьи и исключал бы возможность угрозы освобождения его от должности, кроме как по причине неспособности выполнять свои обязанности или за поведение, делающее его не соответствующим занимаемой должности (принципы 17-18 Основных принципов).
В настоящий момент в Российской Федерации действует порядок приостановления полномочий судьи и прекращения их, установленный соответственно ст. 13 и 14 Закона РФ „О статусе судей в Российской Федерации“. Решение о приостановлении и о прекращении полномочий в обоих случаях принимает квалификационная коллегия судей. Оно может быть обжаловано в Высшую квалификационную коллегию судей, последнее — в Верховный Суд РФ (ст. 26 Федерального закона от 14 марта 2002 г. и Об органах судейского сообщества в Российской Федерации»23). Основания перечислены исчерпывающим образом. Так, полномочия судьи могут быть приостановлены только в четырех случаях: 1) признание судьи безвестно отсутствующим; 2) возбуждение уголовного дела в отношении судьи либо привлечение его в качестве обвиняемого по другому уголовному делу; 3) участие судьи в предвыборной кампании в качестве кандидата в состав законодательного (представительного) органа как федерального, так и субъектного уровня; 4) избрание судьи по результатам упомянутых выборов.
Прекращение полномочий возможно по 12 основаниям, часть из которых служит базой для почетной отставки, часть имеет порочащий характер.
В первую группу следует включить: 1) письменное заявление судьи об отставке; 2) неспособность по состоянию здоровья или иным уважительным причинам осуществлять обязанности судьи; 3) письменное заявление судьи о прекращении его полномочий в связи с переходом на другую работу или по иным причинам; 4) истечение срока полномочий судьи; 5) увольнение судьи военного суда с военной службы по достижении им предельного возраста пребывания на военной службе24; 6) прекращение гражданства Российской Федерации (за исключением случаев его аннулирования); 7) смерть судьи или объявление его умершим; 8) признание судьи ограниченно дееспособным или недееспособным; 9) отказ судьи от перевода в другой суд в связи с упразднением или реорганизацией суда; 10) достижение предельного возраста пребывания в должности судьи.
Остальные основания служат фактически для лишения судьи его статуса: 1) занятие деятельностью, не совместимой с должностью судьи; 2) вступление в силу обвинительного приговора суда в отношении судьи либо о применении к нему принудительных мер медицинского характера.
продолжение--PAGE_BREAK--
Иными словами, и в этом случае объективная беспристрастность не гарантирована, поскольку вопрос о приостановлении или прекращении полномочий судьи решается фактически корпоративным органом, а такое положение дел вряд ли может быть оценено как соответствующее международным стандартам независимости. Положение усугубляется эластичностью законодательных формул, касающихся оснований для прекращения полномочий судьи, включенных во вторую группу, которые допускают достаточно расширительное толкование в одних и ограничительное — в других случаях. Необходимо, однако, отметить, что соответствующие формулы актов других стран также не отличаются четкостью. Например, п. 2 Канонов судебной этики США содержит правило, согласно которому правосудие не должно осуществляться лицами, которые по характеру своему не совместимы с должностью, а п. 4 предписывает американскому судье избегать не только нарушений закона, но и следить за тем, чтобы его поведение «в должности» и в повседневной жизни было выше всяких упреков.
Ранее уже отмечалось, что органы типа совета магистратуры обычно выполняют функции гаранта независимости судебной власти не только в части обеспечения первого этапа карьеры судьи -процесса формирования судейского корпуса, но и иных, в том числе последнего периода — процесса приостановления или прекращения его полномочий. Вероятно, было бы полезным и в этой части учесть достаточно успешный опыт иностранных государств. Хотя возможны и другие варианты решения проблемы. Например, можно изменить процедуру рассмотрения вопроса о приостановлении или прекращении полномочий судьи: решение по позорящим основаниям принимает Высшая квалификационная коллегия, по остальным — соответствующие; решение может быть обжаловано только судьей, в отношении которого оно вынесено, в Совет судей Российской Федерации и Высшую квалификационную коллегию. Решение Совета судей является окончательным. Последняя стадия этого процесса может осуществляться не Советом судей, а в порядке, сопоставимом назначению, — органом или должностным лицом, осуществившим назначение судьи на должность.
3 УГОЛОВНОЕ ПРАВО СТАЛО МЯГЧЕ, НО СУДЫ НЕ МЕНЯЮТ ОБВИНИТЕЛЬНО-РЕПРЕССИВНЫЙ ХАРАКТЕР
Толковать и применять законы должны люди безупречной репутации, не гонящиеся за чрезмерным богатством и славой, имеющие время и желание размышлять о таком нравственном понятии, как справедливость — так полагал Томас Гобб, английский философ и теоретик государства.
И сегодня, на мой взгляд, главная проблема судебно-правовой реформы — это не те или иные недостатки действующего законодательства (значительная часть их, кстати, в последнее время устранена), а сама правоприменительная практика, во многом сохраняющая обвинительно-репрессивный уклон. В общественном сознании, не говоря уже о сотрудниках правоохранительных органов и работниках прокуратуры, прочно укоренилась мысль о том, что коль скоро уголовное дело возбуждено, оно непременно должно завершиться обвинительным приговором с последующим водворением обвиняемого в места не столь отдаленные. Доходит до абсурда: то же дело Тамары Рохлиной тянется без малого шесть лет, доказательств, естественно, не прибавляется — их как не было, так и нет, а у прокуратуры все не хватает духа отказаться от обвинения.
Иные дела и вовсе — плод проявления «административного восторга» следователей, буквально иллюстрирующий поговорку о превращении мухи в слона. Вот передо мной заурядное уголовное дело, возбужденное в связи с дорожно-транспортным происшествием: две машины столкнулись, водители не сошлись во взглядах на то, кто был виновником случившегося, последовал резкий обмен мнениями, а затем и обращение пострадавшего с заявлением в милицию. По мере того как это дело расследовалось, оно обрастало все новыми эпизодами. Через месяц выяснилось, что виновник ДТП (который, кстати говоря, с лихвой возместил материальный ущерб) якобы еще и оскорбил потерпевшего словом и действием. Еще через месяц обнаружилось, что у потерпевшего в тот день пропали какие-то вещи. Еще через две недели потерпевший внезапно принялся настаивать, что именно это ДТП явилось причиной его последующего расстройства здоровья. В итоге всего ответчик был взят под стражу и теперь ждет, какие еще новые преступные деяния будут вменены ему в вину. Во всем этом явственно ощущается опытная рука следователя, по подсказке которого, судя по всему, потерпевший и сочинял все эти «отягощающие вину» эпизоды.
Все это, конечно же, не что иное, как имитация борьбы с преступностью: стоит ли удивляться, что при такой бурной деятельности по поводу разбитой фары остаются нераскрытыми тысячи убийств, изнасилований, нанесений тяжких телесных повреждений, крупномасштабных хищений государственной собственности и незаконного передела частной. Но едва ли не страшнее другое: человек, еще вчера полагавший себя вполне законопослушным гражданином, находящимся под защитой государства, внезапно на собственном опыте получает возможность убедиться в справедливости поговорки: «От сумы и тюрьмы не зарекайся». И хотя писатель Эдуард Лимонов полагает, что тюрьма возвышает душу и «приближает к Богу», мне больше по вкусу мнение другого писателя — Варлама Шаламова, который рассматривал тюремно-лагерный опыт как переживание сугубо отрицательное, ничего позитивного в душу человека не привносящее.
Не знаю, как обстоит дело в других странах, но, по-моему, только в России столь распространен и популярен жанр «тюремного шансона» — герои этих сентиментальных песенок неизменно предстают либо как невинные страдальцы, либо как жертвы обстоятельств, но только не как преступники, которые и в самом деле нанесли обществу серьезный вред и заслуживают самого сурового осуждения. Наверное, нам имело бы смысл задуматься: не лежат ли истоки такой психологии в фактах нашей «тюремно-лагерной жизни»? Практика убеждает меня в том, что человек, однажды попавший в тюрьму за малозначительное преступление, нередко уже не в силах противостоять логике вещей, которая раз за разом приводит его во все ту же тюрьму, становящуюся для него «домом родным». В этом плане меня буквально поразила исповедь одного известного гитариста, в прошлом — «вора в законе». Первый срок он получил еще в юности за мелкую кражу. Затем, выйдя на свободу и не имея возможности устроиться на работу, он, поголодав дней десять, отнял у гражданина батон колбасы и сел, кажется, на 10 лет уже за грабеж, как рецидивист. Дальше побег, новый срок, «коронация» на звание «вора в законе» и дальше как в песне — «судьба тюремная моя». Если бы не комиссия по помилованию, неожиданно принявшая решение о его освобождении ввиду искреннего раскаяния, высоких трудовых показателей и обещания начать новую жизнь, так бы и мыкался он по тюрьмам и лагерям — и кому бы была от этого радость?
Мне вполне близка позиция тех юристов и правозащитников, которые ратуют за более широкое внедрение наказаний, не связанных с лишением свободы, особенно если человек совершил противозаконное деяние в первый раз, осознал свою вину, компенсировал материальный и моральный вред. Бывает и так, что человек просто не в силах противостоять складывающимся обстоятельствам. Как, например, та молоденькая продавщица, о которой недавно поведали СМИ: она выдавала под расписку продукты своим месяцами не получающим зарплату землякам, а здесь вдруг — ревизия, суд и обвинительный приговор. Не лучше ли было привлечь к ответственности тех, кто, задерживая зарплату, фактически присваивает себе чужое имущество?
Проблема заключается в том, кто в каждом конкретном случае будет решать, что является не только законным, но еще и справедливым? Для следователя, прокурора, судьи, воспитанного в духе тезиса прокурора Крыленко «суд — это расправа», такая задача зачастую оказывается непосильной. Вот почему на сегодняшний день подготовка не просто квалифицированных, но и высоконравственных юристов должна стать одним из приоритетов государственной политики в сфере образования. Наверное, даже нравственность должна стоять на первом месте: недостаток знаний можно впоследствии пополнить усиленным самообразованием, а вот отсутствие некоего «морального стержня» ничем не компенсировать.
В умелых руках закон должен напоминать скальпель, отсекающий от общественного организма все действительно вредоносное, но при этом не повреждающий здоровых тканей. В руках нынешних правоприменителей он нередко выступает в качестве гильотины, разом губящей у людей веру в справедливость, милосердие и оправданность действующей власти. Как пел в свое время Владимир Высоцкий: «Сколько веры и леса повалено!» А сколько еще будет, если правосознание тех, от кого зависят судьбы людей, не изменятся в соответствии с принципами справедливости и гуманизма.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подведем итоги сказанному. Несмотря на отрицание большинством судей в их практике обвинительного уклона, в настоящем исследовании экспериментально доказано, что более 80% судей априорно рассматривают любого подсудимого как преступника (безотносительно к существу дела). Данный феномен зарегистрирован на репрезентативной выборке инструментарием, надежность и обоснованность которого прошла соответствующую апробацию и экспертизу специалистов.
Возникновение обвинительной установки в структуре ценностных ориентаций личности судьи детерминировано факторами, влияние которых практически не контролируется сознанием судьей. Наличие обвинительного уклона не определяется какими-либо характерологическими (или моральными) особенностями личности судьи. Более того, в сложившейся практике отсутствие обвинительного уклона — исключение из правила.
Объяснение возникновения обвинительной установки у судей не тождественно оправданию существования подобного явления, с которым, безусловно, необходимо бороться, но средствами, которые вытекали бы из психологической сущности феномена. вытекали бы из психологической сущности феномена. Но эти взгляды могут оказаться неэффективными, если сохранять прежние взгляды: обвинительный уклон — это редкое явление, связанное с недобросовестным отношением судьи к своим обязанностям.
Одно из несомненных достижений судебной реформы — создание суда присяжных. Этот суд свободен от стандартов и стереотипов, которыми связан профессиональный судья, он более гуманен и придирчив в оценке доказательств, собранных следствием, в нем наиболее рельефно выражен принцип состязательного построения процесса. Суды присяжных оправдывают около 20 процентов подсудимых, поскольку в них существуют наиболее благоприятные условия для выявления дефектов предварительного следствия (прочие суды, а их подавляющее большинство, выносят лишь 0,4 процента оправдательных приговоров, то есть в 50 раз меньше).
Начавшаяся в России судебная реформа не ограничивается лишь попыткой вернуться к суду присяжных. Принят новый уголовный кодекс, разрабатывается уголовно-процессуальный кодекс, устанавливается четкое разделение на федеральные суды и суды субъектов федерации. Одно из наиболее интересных направлений реформы — введение так называемой административной юстиции. Она еще не вошла в судебную практику, но подготовительная работа активно ведется.
Зачатки административной юстиции существовали еще в царской России, но в советское время о ней было забыто. Хотя, например, в Конституции СССР 1977 года говорилось о том, что граждане могут обжаловать в суде неправомерные действия должностных лиц и органов. На практике же это происходило достаточно редко.
Некоторые предложения по дальнейшему реформированию судебной системы:
Реформирование судебной системы невозможно без проведения всеобъемлющей правовой реформы при максимальной стабильности системы права и устойчивости его применения.
Вместе с тем, существует серьезная проблема качества действующего российского законодательства, и его коррупционность.
Многие нормативно-правовые акты, принятые законодательной и исполнительной властью в различные периоды их деятельности под влиянием борьбы различных политических и идеологических интересов, нередко носят диаметрально противоположный характер. Некоторые из таких актов содержат нормы, противоречащие не только друг другу и Конституции, но и нормам международного права, что является серьезной проблемой их применения.
Такие акты позволяют представителям органов государственной власти и органам местного самоуправления, а также судам манипулировать законодательством, применяя ту или иную норму в разных случаях по своему усмотрению, что ведет к нарушению принципа равенства всех перед законом и судом, и не способствует утверждению авторитета суда.
Нередко российское законодательство содержит всевозможные запреты и ограничения административного характера, ущемляющие права и свободы граждан и интересы организаций, которые охватывают многие сферы их деятельности.
продолжение--PAGE_BREAK--
Поэтому в условиях несовершенства законодательства правосудие может эффективно функционировать и компенсировать его недостатки только тогда, когда оно будет обладать не только правоприменительной, но и правоустанавливающей функцией.
В связи с несовершенством законодательства необходимо также развитие и широкое применение прецедентного права, которое уже действует в России в виде решений Европейского суда по правам человека.
Это потребует от каждого судьи более профессионального и ответственного подхода к осуществлению правосудия, умения самостоятельно толковать законодательство и правильно применять закон и нормы права.
В связи с этим необходимо повысить статус судьи, перестроить структуру судебной системы и органов судейского сообщества, распределить полномочия между судебными органами.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Конституция Российской Федерации
Хомяков Г.А. «Административный суд в Российской Федерации», Бюллетень военной коллегии Верховного Суда РФ.- 2007
Хомяков Г.А. «Сущность, виды и значение процессуальных гарантий достижения социальной справедливости в уголовном судопроизводстве», Бюллетень военной коллегии Верховного Суда РФ.- 1995
«Состязательное правосудие» в 2-х частях, М.: Международный комитет содействия правовой реформе, 2007. Вып. 1.
Хомяков Г.А. «Приговор в уголовном процессе», Бюллетень военной коллегии Верховного Суда РФ.- 2007
Хомяков Г.А. «Рассмотрение жалоб на действия должностных лиц», Казань.- 2006
Новгородцев П.И. Введение в философию права: Кризис современного правосознания. — М., 1966.
Юридический энциклопедический словарь.- М.: Луч,- 1984.
Баглай М.В., Габричидзе Б.Н., Конституционное право Российской Федерации: Учебник. М,. 1996
Книга о судах и судьях. Легенды, сказки, басни и анекдоты разных веков и народов о спорах и тяжбах, о судах и судьях, о хитроумных расследованиях и удивительных приговорах. М., 1975. С.3.
Баренбойм П. Божественная природа судебной власти.// Рос. юстиция. 2007. © 1. С.23.
Цихоцкий А.В. Теоретические проблемы эффективности правосудия по гражданским делам. Новосибирск, 2008. С. 54.
Судебная защита прав и свобод граждан / Под ред.В.П.Кашепова. — М., 2008.
Цихоцкий А.В., Черненко А.К. Судебная власть в условиях действия новой Конституции Российской Федерации. — Новосибирск, 2007.
Божьев В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения. — М., 1975.
Стремухов А.В. Правовая защита человека: Теоретический аспект. Автореф. дис.… д-ра юрид. наук. — Спб., 1997.
О судоустройстве РСФСР; О прокуратуре РФ; О милиции; Об оперативно-розыскной деятельности; О статусе судей в РФ: Законы.-М.: Буквица,2007.-112с.-(Федеральное законодательство. Российская Федерация)
Хомяков Э.Г. Независимость и беспристрастность третьей власти. Вюнсдорф: 2008.