Реферат: Зайцев Борис Константинович

/>

ЗАЙЦЕВ Борис Константинович (1881 — 1972), прозаик.

Родился 29 января (10 февраля н.с.) в Орле в семье горного инженера. Детские годы прошли в селе Усты Калужской губернии «в атмосфере приволья и самого доброго к себе отношения со стороны родителей». С этого времени он испытывает «колдовскую власть», каковую всю жизнь радостно испытывает — власть книги.

В Калуге он заканчивает классическую гимназию и реальное училище. В 1898 «не без внушений любимого отца» выдерживает экзамены в Императорское техническое училище. Учится только год: его отчисляют за участие в студенческих волнениях. Едет в Петербург, поступает в Горный институт, но скоро его оставляет, возвращается в Москву и, снова успешно сдав экзамены, становится студентом юридического факультета университета, но, проучившись три года, бросает университет. Увлечение литературой становится делом всей жизни.

Свои первые литературные опыты Зайцев отдает на суд патриарха критики и публицистики Н.Михайловского, редактора журнала народничества «Русское богатство» и получает его благосклонное напутствие. В 1900 он встречается в Ялте с Чеховым, благоговейное отношение к которому сохраняет на всю жизнь. Чехов отметил талант молодого писателя. Леонид Андреев опубликовал в «Курьере» рассказ Зайцева «В дороге», который возвестил; о рождении самобытного прозаика. В 1902 входит в московский литературный кружок «Среда», объединявший Н.Телешова, В.Вересаева, И.Бунина, Л.Андреева, М.Горького и др.

Первые успешные публикации открывают Зайцеву дорогу в любые журналы. О нем заговорили, появились первые рецензии и очерки творчества. Главным достоинством его рассказов, повестей, романов, пьес была радость жизни, светлое оптимистическое начало его мировидения.

В 1906 его знакомство с Буниным переходит в близкую дружбу, которая сохранится до последних дней их жизней, хотя временами они ссорились, впрочем, очень быстро мирясь.

В Москве в 1912 образуется кооператив «Книгоиздательство писателей», в которое входят Бунин и Зайцев, Телешов и Шмелев и др.; здесь в сборниках «Слово» Зайцев печатает такие значительные произведения, как «Голубая звезда», «Мать и Катя», «Путники». Здесь же начинается публикация его первого собрания сочинений в семи томах.

В 1912 он женится, рождается дочь Наташа. Среди этих событий личной жизни он завершает работу над романом «Дальний край» и приступает к переводу «Божественной комедии» Данте.

Зайцев подолгу живет и работает в отцовском доме в Притыкино Тульской губернии. Здесь получает весть о начале первой мировой воины и повестку о мобилизации. Тридцатипятилетний писатель в 1916 становится курсантом военного училища в Москве, а в 1917 — офицером запаса пехотного полка. Воевать ему не пришлось — началась революция. Зайцев пытается найти в этом разрушающемся мире место для себя, что дается с большим трудом, многое возмущает, оказывается неприемлемым.

Участвует в работе Московской просветительской комиссии. Далее радостные события (публикации книг) сменяются трагическими: арестован и расстрелян сын жены (от первого брака), умирает отец. В 1921 его выбирают председателем Союза писателей, в этом же году деятели культуры вступают в комитет помощи голодающим, а через месяц их арестовывают и отвозят на Лубянку. Зайцева через несколько дней освобождают, он уезжает в Притыкино и возвращается весной 1922 в Москву, где заболевает тифом. После выздоровления решает с семьей ехать за границу для поправки здоровья. Благодаря содействию Луначарского получает визу и покидает Россию. Сначала живет в Берлине, много работает, затем в 1924 приезжает в Париж, встречается с Буниным, Куприным, Мережковским и навсегда остается в столице эмигрантского зарубежья. Зайцев до конца своих дней активно работает, много пишет, печатается. Осуществляет давно задуманное — пишет художественные биографии дорогих ему людей, писателей: «Жизнь Тургенева» (1932), «Жуковский» (1951), «Чехов»(1954).

В 1964 пишет последний свой рассказ «Река времен», который даст название и последней его книге.

21 января 1972 в возрасте 91 года Зайцев скончался в Париже. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.


Началоформы

БОРИСЗАЙЦЕВ: СУДЬБАИ ТВОРЧЕСТВО


***************************************************************************

Изкниги " ЗайцевБ. К. Осеннийсвет: Повести, рассказы. М.: Советский

писатель.1990.- 544 с.

ISBN5-265-00960-4. (Составление, вступительнаястатья и примечанияТ.

Ф.ПРОКОПОВА

ХудожникАЛЕКСЕЙ ТОМИЛИН)"

***************************************************************************


Если земная любовьи смерть предстаютв поэ-зии у Зайцевапрекрасными

отражениямивечного духалюбви, то нетрудно понять, какойвеликой любовью

оделон жизнь. Мы незнаем поэта, ко-торый бы такпламенно любилжизнь и все

ее проявления.Для Зайцева не существует выбора, он незнает высшегои

низшегов человеческихдействи-ях и желаниях. Унего вы не встретитетак

назы-ваемыхотрицательныхтипов, потомучто он слишкомлюбит все живущее.Он

следуетза своими героямипо пятам, он трепещет отвосторга, видя, как они

вбираютв себя то илидругое из рассыпанныхв жизни наслаждений.Петр Коган


БорисЗайцев открываетвсе те же пленительныестраны своеголирического

сознания: тихие и про-зрачные.Александр Блок Зайцев исходитот Тургенева,

онвесь гармони-ческий, целостный.Корней Чуковский.


Основаи двигательзайцевскоголиризма — бескорыстие.Не думаю, чтобы

ошибкойбыло ска-зать, что это вообще- духовная основаи двигательвсякого

истинноголиризма, и даже больше: всякого творчества. Эгоист, стяжатель

всегда антипоэтичен, антидуховен, какие бы позы ни принимал: правило,

кажется, не допускающее исключений. Зайцев со-страдателен к миру,

пассивно-печаленпри виде егожестоких икровавых неурядиц, но и грусть, и

со-страданиеобращены у него к миру, а не самомусебе. Большей частью

обращенык России. ГеоргинАдамович


«Легкий ветер времени», сметая все, неприкосно-венными оставляет

некоторыеслова. Пролетаянад Россией, он, несомненно, среди других, более

мощных и жгучих слов пощадит и прекрасныев своей ти-хости печальные,

хрустальные, лирическиеслова БорисаЗайцева. ЮлийАйхенвальд


*****************************************************************************


Звездойпылающей, потиром

Земныхскорбей, небесныхслез

Зачем, о господи, надмиром

Тыбытие мое вознес?


Ив.Бунин


Сменилось несколько поколенийчитателей внашей стране, никогда не

слышавших такого писательского имени: Борис Зайцев. Лишь узкий круг

исследователей да книгочеизнали: рядом с Буниным и Леонидом Андреевым,

Куприным и Сергеевым-Ценским, Ремизовым и Сологубом росла, крепла,

утверждаласьслава этого самобытного художника -• поэта прозы, тонкого

лирика, нашедшего своюнегромкуюдорогу в ли-тературеначала векаи уверенно

прошедшегоею до нашихдней. Он издалцелую библиотеку книг, восхищавших

самых взыскательных ценителей искусства слова. «ВесьЗайцев»-это около

семисот (!) названий произведений различныхжанров — романов, повестей,

рассказов, пьес, эссе, беллетризованных биографий, мемуарных очерков,

статей… Только часть огромного литературногонаследия Зайцевавошла в

книги, хотя изданоих немало — более семидесятитомов. Самая первая -

«Расска-зы»-появилась вноябре 1906 годаи мгновеннобыла раскуплена.что

по тем временамслучалось не часто. (Кстати, обложку ее выполнил уже

знаменитый в ту пору Мстислав Добужинский.) Санкт-петербургско-му

издательству«Шиповник»пришлось выпуститькнигу повторнымиизданиями в1907

и1908 годах. В нееавтор включилдевятьлирико-импрессионистическихэтюдов

ирассказов(поэм, как называлих сам Зайцеви его критики). О сборнике

дебютанта с похвалойотозвалисьА. Блок, В. Брюсов, И. Бунин, М. Горький.

Для начинающегописателя — немалая честь получитьодобрение и напутствие

такихлитературныхметров!


Иснова вопрос: почему же мыпочти ничегоне знаем о нем? Почему только

сейчас- после без малогосеми десятилетий забвения — его первая книга

приходит к советскомучитателю? Обратимсяза ответом ксудьбе и творчеству

этого, по словам егомногочисленныхкритиков-современников,«барда вечного

духалюбви», «поэтакосмическойжизни», «певцарадости».


29января 1881 года[Здесь и далеедаты дореволюционногопериода даются

по старому стилю]в городе Орле в семье горногоинженера Константина

Николаевича Зайцева и Татьяны Васильевны Рыбалкиной(Зайцевой) появился

третийребенок: последвух дочерей- Татьяны и Надежды- сын Борис. Детские

годы будущего писателя прошли в селеУсты Жиздринскогоуезда Калужской

губернии, где его отецуправлял руднойконторой. Этосчастливое, беззаботное

времямного лет спустябудет поэтическиописано им врассказе «Заря».А вот

типичныйсемейный вечертой поры, о которомвспоминает Зайцев неза-долгодо

своей смерти: «Столовая в барском доме, в деревне. Висячая лампа над

обеденнымстолом, сейчасеще не накрытым.В узком конце его отец, веселый,

причесанный на боковойпробор, читаетдетям вслух.По временам, когда очень

смешно (ему), останавливается, вытирает платком негорькие слезы,

увеселяющие, читает, читает дальше. Мы, дети, тоже хохочем, из-за чего,

собственно? Но веселый ток идет от книги, и от отца. Написал всеэто

какой-тоДиккенс. Вдопотопном рыдване (у нас тоже есть в этом роде),

неведомыймистер Пиквик, с товари-щами-учениками- разные Топманы, Снодграсы

— куда-то едут, чего-то ищут. Собственно, трудно понять, почему это так

забавляетнас (милый, смешной и забавный мир приоткрывается). Благодушный

фантасмагористПиквик, черезлюбимого отца, входит в домнаш, разливаетсвое

при-ветное веяние» («Русская мысль», No2784, 1970, 2 апреля). Затем,

продолжаетэкскурс в детствоБорис Константинович,«капитана Немождешь, как

подарка, каждую субботу (приложение к „Задушевному слову“ — какое

название!). „Ребенкомдержал в руках книжечку впере-плете — перелистаешь,

тамкакие-то мельницыветряные, рыцарьна коне с копьемлетит на них...

Книга“Дон Кихот»обладает такимсвойством:

незаметно, но чем дальше, тем больше подымает она, просветляет и

облагораживает.Прочитав несколькостраниц, закрываешьее с улыб-койчистой,

вышеобыденного.Будто ребеноктебя приласкал, но ре-бенокособенный, внем

чистота, музыкальностьи нечто не отмира сего".


Из русских писателей«Тургенев раньше других приходит».Наконец, Лев

Толстой«распростираетсвой шатерогромный… Ипод кровомсвоим держиттебя

этот гигант сколько хочет. Сопротивлятьсябесполезно, да и нет желания.

Напротив, обаяние непрерывно». Достоевскийже «настоящий» приходит всех

позже. Конечно, и вовтором классеКа-лужскойгимназии, тащаутром ранецв

унылые арестантские роты по имени «классическая гимназия»(ante, apud,

adversus… [Перед, около, напротив (лаt.)] собьешься, можно двойку

получить), вспоминаешь «Бедных людей», «Унижен-ныхи оскорбленных», вчера

вечеромчитанных… нодо «Идиота», «Бесов», «Братьев Карамазовых» еще

далеко, еще годы жить, чтобы воистинуродной литературойвозгордиться, ни на

какуюее не променять".


Стой восторженнойдетско-юношескойпоры и начинаетсядля Зайцевасамая

колдовскаявласть, какуюон всю жизньрадостно приемлет,-власть книги.


ВКалуге Борисзаканчивает классическуюгимназию иреальное училище.В

1898году он не без внушений горячолюбимого отца, воз-главившего к тому

времени крупнейшийв Москве завод Гужона (ныне «Серп и молот»), успешно

выдерживаетконкурсныеэкзамены вИмпе-раторскоеТехническоеучилище. Однако

вэтом одном излучших высшихучебных заведенийстраны, готовящихинженерные

кадры, Борису до-велось учиться всеголишь год: егоотчислили заактивное

участиев студенческих волнениях (онбыл членомзабастовочногокомитета).

Опятьтрудные экзамены, на этот раз вГорный институт в Петербурге.Но и

здесь не сужденобыло сбыться мечтаниямотца, прочившегосыну инженерную

карьеру: он оставляетинститут ивозвращается в Москву, где.снова успешно

сдав экзамены по древним языкам (спасибо класси-ческой гимназии!),

становится на три года студентом юридического факультета университета.

Юношескаяодиссея на этомне обрывается: и университет окончить недовелось

— помешало увлечение, ставшее вдохновеннымдеянием всейего жизни.


Кэтой поре относятсяпервые литературные опыты мечтательногоюноши,

которыеон отдает насуд и получаетс такой надеждойожиданноеблагосклонное

напутствие самого патриарха критики ипублицисти-киН. К. Михайловского,

редактировавшего вместе с В. Г.Короленко солидный журнал народничества

«Русскоебогатство».А в августе1900 года состояласьего встреча в Ялте с

А. П. Чеховым, благоговейное отношение ккоторому Зайцевсохранил навсю

жизнь.Через полвека он напишет одну из лучшихсвоих книг — лирическую

повесть о жизни АнтонаПавловичаЧехова. Встречав Ялте имеланемаловажные

послед-ствиядля дальнейшей судьбы несостоявшегося студента-горняка. 19

фев-раля 1901 года он решился обратитьсяк Антону Павловичу: «Пользуясь

Вашимлюбезным разрешением, данным мне вЯлте осенью900-го года, я вместес

этимписьмом отсылаю на Ваш суд свою последнююработу — »Неинтересную

историю".Когда я был тогда в Ялте, так думал, что кончу ее в октябре, а

вышло совсем не так.Как бы то нибыло, я с нетерпением буду ждатьВашего

хотя бы и оченькоро-тенького ответа. Впрочем, об этом распространяться

незачем, потому что человек, написавший Константина Треплева, многое

понимает. Одно толькоусловие, Антон Павлович: радиБога, пишите правду.

Вчера я слу-шал ОДНУ безголосую молодую певицу, которую «похвалил»

знамени-тыйтенор; известно, как хвалят знаменитости- жалеют просто, а не

хвалят.Чувство-то этои хорошее, игуманное, и то, и се, а толькоино-гда

тяжело, когда жалеют. Да и вредно.Я ПОУШЮ, Вы тогдасказали мне:«Если я

скажу, что плохо, Вы тогда два месяцаписать не будете»,-так и не нужноже

писать, коли бездарно. Итак, жду хотьи сурового, но совсем искреннего

ответа".


Пвот ответнаятелеграммаиз Ялты: «Холодно, сухо, длинно, не мо-лодо,

хотяталантливо»[А. II. Чехов. Полн.Собр. Соч. Письма.М., 1984, т. 9. с.

526.]. Последние два слова, адресованные юноше человекоми писателем,

которогоон боготворил,-«хотя талантли-во»,-конечно же, затмили вседругие

оценки: и что холодно, и что СУХО, ичто длинно, ичто не молодо,-ибо все

этопреодолимодля талантли-вого.


--PAGE_BREAK--

Как видим, творческаясудьба Зайцеваначинаетсяблагополучнос первых

шагов. Однажды твердо принятое (очевидно, вопреки волеотца) решениестать

профессиональнымлитератором — решение, котороевозникло какотзвук большой

духовной работы, захватившей ум и сердце молодого человека,- привело к

небезуспешным пробам пера. Они по-казали, что мечта юноши — не плод

восторженной самонадеянности, а готовность к многотрудному творческому

горению.


Удачи и дальше неоставляли Бориса Зайцева. К ним следуетотнести

встречуи дружбу надолгие годыс репортеромгазеты «Курьер»Джемсом Линчем,

ставшим вскоре знаменитым писателемЛеонидом Андреевым.15 июля 1901 года

Андреев опубликовал в «Курьере» «маленький бессюжетный

импрессионистическо-лирический пустячок» [Из письма Б. Зайцева Ариадне

Шиляевоиот 15 апреля 1968 г.Цитирую но кн.: Шиляева Ариадна.Борис Зайцев

иего беллетризованныебиогра-фии. Нью-Йорк, изданиерусского книжногодела

«Волга»,1971, г. 41. В подписипод рассказомбыла допущенаопечатка: вместо

«Б.Зайцев» былонапечатано«П. Зайцев».«Хоть и П., а написалвсе-таки я»,

— писал он А. Шиляевои27 января 1969 г. Тамже. с. 41] своегонового друга

«В дороге», который возвестил о рождении самобытного прозаика. Один за

другим публикуются затем в этойгазете поэтические зарисов-ки и этюды

открытого сперва Чеховым, а затем Леонидом Андреевым талантливого

новеллиста. В 1902 году новичок в литературеудостаи-вается чести быть

принятым в московский литературныйкружок «Среда», в который входили Н.

Телешов, В. Вересаев, И.Бунин, Л. Андреев, наездами вМоскву А. Чехов, М.

Горький, В. Короленко, Ф. Шаляпин и другие. Воткак об этом вспоминает

НиколайДмитриевич Телешов, основатель и главный распорядитель кружка:

«ОднаждыАндреев привезк нам новичка.Как в свое времяего самогопривез к

нам Горький, так теперь он сампривез на „Среду“молоденькогостудента в

серойформеннойтужурке с золоченымипуго-вицами.


Юношаталантливый,-говорил пронего Андреев.- Напечатал в»Курьере"

хотявсего два рассказа"[В газете «Курьер»с 1901 но 1903 годыопубликовано

семьрассказов Б.Зай-цем.], но ясно, что из неговыйдет толк.


Юношавсем понравился.И рассказ его«Волки» тожепонравился, и с того

вечераон стал посетителем «Сред». Вскореиз него вырабо-талсяписатель -

БорисЗайцев" [ТелешовН. Записки писателя.М., «Московскийрабочий», 1980,

с.101.].


"… На «Среде», — вспоминаетчерез двадцать лет Зайцев,-держа-лись

просто, дружественно; дух товарищескойблагожелательностипреоб-ладал. И

дажетогда, когдавещь корили, это делалось необидно. Вообщеже это были

московские, приветливыеи «добрые» вечера. Вечеране бурные по духовной

напряженности, несколько провинциальные, но хорошие своим гуманитарным

тоном, воздухом ясным, дружелюбным(иногда оченьуж покойным).Входя, многие

целовались, большинствобыло на ты (чтоособенно любилАндреев); давалидруг

другупроз-вища, похлопывалино плечам, смеялись, острили; и вконце концов,

постародавнемуобычаю Москвы, обильно ужинали.


Можно сказать: Москва старинная, хлебосольная и благодушная. Можно

сказатьи так, что писателюмолодому хотелосьбольше моло-дости, возбуждения

иновизны. Всеже свой, великорусский, мягкий и воспитывающийвоздух «Среда»

имела. Знаю, что и Андреевлюбил ее. А судьбарешила, чтобыиз членов ееон

ушел первым — один из самых младших"[Зайцев Б. ЛеонидАндреев.- В сб.:

Книгао Леониде АндреевеВоспо-минания.Берлин — Петербург-Москва, изд. 3.

Гржебина,1922].


В этом же 1902 годуучастникителешовских«Сред» осуществилииздание

сборникадля юношествапод названием«Книга рассказов и стихотворений», в

которуювошла и новеллаЗайцева «Волки».Впервые егоимя соседствуетс теми,

которые составили литературную славу России: Горький, Бунин, Куприн,

Андреев, Мамин-Сибиряк...


Первые успешные публикацииоткрываютЗайцеву дорогув любые журналы.

Его охотно печатают«Правда», «Новыйпуть», «Вопросыжизни», «Современная

жизнь», «Золотое руно»,«Перевал»,«Современ-ныймир», «Русскаямысль». И

воткак бы первыйитог дебютантав литературе-еготрижды переизданнаякнига

«Рассказы» (1906, 1907, 1908 гг.). Сразу после ее выхода он проснулся

знаменитым: о нем заговорили, появилисьпервые рецензиии очерки творчества.

Назовеми процитируемнаиболее важныеиз них.


ВалерийБрюсов в числепервых заметилкнигу Б. Зайцеваи опубликовалв

«Золотомруне» рецензию(кстати, окружалоее интерес-ноесоседство — отклики

нановые книгиА. Блока, И. Бунина, В. Брюсова). Стонкой проницательностью

характеризуя творческуюманеру нович-ка, он писал: «Рассказыг. Зайцева -

этолирика в прозе, и, как всегда в лирике, вся их жизненнаясила — в

верностивыражений, в яркости образов. Г. Зайцев, по-видимому, сознает

пределы своего дарования, и все его творческое внимание устремлено на

частности, на отточенностьслога, наизобразительностьслов. Средиобразов,

даваемыхг. Зайцевым, есть новые иудачные, являющие знакомые предметы с

новойсторо-ны,- и вэтом главнаяценность егопоэзии...» И резюме метра:

«Мывправе будемждать от негопрекрасныхобразцов лирическойпрозы, которой

ещетак мало в русскойлитературе»[«Золотое руно»,1907, No 1].


А. Г. Горнфельд: «Его слова умные, наблюдательные, нежные и

определенные,- как то озеро, о котором онговорит в „Тихих зорях“: „Если

пристально смотреть туда, начинает казаться, что выйдешькуда-то насквозь,

глазтонет в этомозере“. Его рассказы полнычего-то не-высказанного, но

важного: как в хорошейкартине естьвоздух, так вего рассказахчувствуется

психическая атмосфера — и подчас кажется, что именно эта воздушная

перспектива настроенияесть самыйважный для него предмет изображения. Он

пишет мелкими мазками, точками незначительных подробностей, легко

брошенными, но вдумчивыми эпите-тами; и часто, часто эти штришкиразом

освещаютнам содержаниеявления, в котороемы еле вдумывались, и переводятв

сознанието, что смутноощущалось заего порогом» [Г о р н ф е л ь дА. Г.

Лирикакосмоса. — В сб.: Книги и люди.Литературныебеседы. I. СПб., изд.

«Жизнь»,1908, с. 20.].


Александр Блок: «Естьсреди „реалистов“ молодой писатель, который

намеками, еще отдаленнымипока, являетживую, весеннююземлю, играющуюкровь

и летучий воздух.Это — Борис Зайцев»[Блок А. О реалистах.-Собр. соч. в

8-мит. М., 1967, т. 5, с. 124.]. А в«Записныхкнижках» 20 апреля1907 года

Блок отмечает: «Зайцев остается еще пока приготовляющимфон — матовые

видения, а когда на солнце — так прозрачные.Если он действительно творец

новогореализма (какимсчитала егокритика тоговремени.- Т. П.), то пусть

онразошьет поэтому фонупестроту свою»[Блок А. Собр.соч. в 6-ти т. М.,

1982, т. 5, с. 115.]. И наконец, в статье «Литературные итоги 1907 го-да»

заключает:«Борис Зайцевоткрывает всете же пленительные стра-ны своего

лирическогосознания: тихиеи прозрачные»[Блок А. Собр.соч. в 8-ми т., т.

5, с. 224.].


М. Горький, прочитав книгу рассказовЗайцева, называетего в пись-ме

ЛеонидуАндрееву (вавгусте 1907 г.)первым в числетех, с кото-рымитот мог

бы делать хорошие сборники «Знание», ибо такие, какон, «любят литературу

искренно и горячо, а неодеваются внее для того, чтобы обратитьвнимание

читателяна ничтожествои нищенствосвоего „я“.Однако в другомписьме А. Н.

Тихонову(А. Сереброву), написан-номв это же время,-Горький выражаетсвое

неприятие творческойманеры Зайцева: „Вам, кажется, знаком Б. Зайцев, и Вы

немногопод-дались егоманере выражатьсвою истерическуюрадость жизни? Это

— бросьте, советую. Есть такое состояниепсихики, коемедицина именует:

“надеждойфтизиков» — уЗайцева источник вдохновения- именно этанадежда"

[ГорькийМ. Собр. соч. в30-ти т. М., 1955, т. 29, с.85.].


Здесь следует заметить, что большинство критиков, анализировавших

творчествоЗайцева, каки Горький, нобез его злогосарказма, именнорадость

жизни, именно светлое, оптимистическоеначало, столь ярко проявляющеесяв

каждой зайцевской странице, считалиглавным достоин-ствомего рассказов,

повестей, романов, пьес. «Зайцев сумелполюбить эту радость и счастье

человекасильнее, чемкапризы своейдуши, или, вернее, он настроилсвою душу

так, что все ее движениястали откликамиэтой радостии этого счастья»,-

писал П. Коган. Он же: «Зайцев слу-шаеттрепет жизни во всем, егодуша

откликается на радостьвсего живущего.И „вольноезеркальноетело“ реки, и

сераяпыль, и запах дегтя -все одинаковоговорит емуо радости жизни,

разлитойв природе. Онтак любит этурадость, онтак ясно ощущаетее, что

трагическое жизни не можетнарушить ее светлого течения.Печальное-только

спутниксчастья, а смысли цель в этомпоследнем. Икто владеетэтим великим

уменьемлюбить радость, пред тем бессильноскорбное ибольное. Этимсветлым

взглядомсмотрит Зайцевна все чувствалюдей» [ КоганП. Очерки но историю

новейшейрусской.литературы.Современ-ники.Зайцев. Т. 3, вып.1. М., 1910,

с.177, 181- 182.]


К. И. Чуковский, выступивший еще в начале века как острый,

взыска-тельныйкритик, имеющий зоркое эстетическоезрение, ноувлекающийся

сверхмеры и потомусубъективный, отчаянно спорилс Зайцевым, отвер-гая его

проповедь «стихийности», поглотившей человека, надмирности, жертвенности,

признавал, однако, высокую, покоряющую власть его жизнеутверждающего

поэтическогодара. Его поэзия, писал он, «такщемяще прекрасна, и Зайцев

восхитительныйпоэт, но нашенесчастье, наше проклятие втом, что мы все-

такиеже Зайцевы! Вытолько пред-ставьтесебе на минутуогромную толпу, всю

Россию, из одних толькоБорисов Зайцевых, Зайцевы сеюти жнут, Зайцевысидят

вдепартамен-тах, Зайцевы продают, Зайцевы покупают, да ведь этовеличайшее

наше страданье и величайшаяслабость! Тают, вянут, никнут, блек-нут -

хлипкие, восковые фигурки,-ни одна не стоитна ногах! Ипожа-луйста, не

подносите к огню, так изакаплет воск.И при этом ещеулы-баются: ах, как

приятно таять!» [ЧуковскийК. И. Собр. соч.в б-тн т. М., !969, т. 6, с.

324.]


В истории литературы совсем немногопримеров, когда издавший всего

толькопервую книгусразу становился в один ряд стеми, чья литературная

репутациядавно утвердилась.О Борисе Зайцевеузнала всячитающая публика,

еговключают всписки предполагаемыхсотруд-никови авторов новыхжурналов и

издательств, о нем обмениваютсявпечатлениямив письмах истатьях А. Белыйи

И. Бунин, А. Луначар-ский и Ю. Айхенвальд, А. Куприн и Ф. Сологуб, Е.

Колтоновская и Эллис (Л. Л. Кобылинский), Г. Чулков и Л. Андреев.

Начинающеголитератора приглашает на обед и самГорький, которыйтут же

заказы-ваетему перевод драмы Флобера«Искушение святого Антония».Заказ

БорисуЗайцеву пришелсяпо душе, и онвыполняет егос воодушевле-нием.Новая

работапубликуетсяв 1907 году в 16-й книгегорьковскихсборников«Знание» и

вэтом же годувыходит отдельнымизданием. Луначарскийоценил этот перевод

как«большое достижение»[Л у н а ч а р с к и и А. В. Статьио литературе.

М., 1957, с. 640.]. Под прямым воздействиемфлоберовской драмы Леонид

Андреев пишет своего «Елеазара», вызвавшегобурные споры, но за высокие

литера-турныедостоинстваполучившегоодобрениеГорького.


В1906 году Зайцеввместе с С. Глаголем, П.Ярцевым, Эллисом, С. Муни

(Кисейным) основывает литературную группу «Зори», и вскоре под таким

названием начинает выходить журнал, просуществовавший, однако, всеготри

месяца: ведь это был год революционный, когда новыеиздания жили очень

недолго. В «Зорях»сотрудничали А. Белый, А. Блок, С. Городецкий, П.

Муратов, А. Ремизов, В.Ходасевич…Московскаяквартира Б. К.Зайцева и В.

А.Орешниковой(Зайцевой) «вдоме Армян-ских, кораблемвоздымавшемсяна углу

Спиридоновки к Гранатного»[3 а и ц е в Б. Москва, Мюнхен, 1960, с. 46.],

служит в эту пору местом литературных встреч, в которых участвуют К.

Бальмонт, С. Городецкий, С. Кречетов, П. Муратов, Ф.Сологуб, В. Стражев.

Здесьже «четвертогоноября 1906 года,- вспоминаетВ. Н. Муромцева-Бунина,-

я познакомилась по-настоящему с Иваном Алексеевичем Буниным»[

Муромцева-Бунина В. Н. Жизнь Бунина. Париж, 1958, с. 170.]. Ивану

Алексеевичу и Вере Николаевне Буни-ным, Борису Константиновичу и Вере

Алексеевне Зайцевым суждено будет с этойпоры по-семейному сблизиться,

подружиться и пройти рука об руку допоследних днейсвоих большихжизней,

деля друг с другом радости и невзгоды, временами ссорясь и быстро

примиряясь.Бунин, рассказывалмного лет спустяБорис Константинович, «под

знакомпоэзии и литературывходил в моюжизнь: с этойстороны и осталсяв

памяти.Всегда в нембыло обаяниехудожника — немогло это недейство-вать»[

ЗайцевБ. Москва, с. 44.]


В1907 году Горький предпринимает попытки укрепить состав, улуч-шить

содержаниесборников «Знание». Возглавитьэту работу онпредла-гаетЛ. Н.

Андрееву.


«С осени я переезжаю в СПб,- пишет Леонид Николаевич А. С.

Сера-фимовичу 22 января 1907 года,- и становлюсь редакторомзнаниевских

»Сборников". И Горький, и Пятницкий, после продолжительных со мною

разговоров, почувствовали, наконец, что дело неладно.И хочу я к работе

привлечь всю компанию: тебя, Чирикова, Зайчика

соорудитьтакие сборники, чтобы небужарко стало!(...) В сбор-никебудут

толькошедевры"[«Московский альманах», I, М.-- Л., 1926, с. 299.]. Летом

этого же года Горькийделится с Андреевыммыслями о программе намечаемых

перемен: «Сборники »Зна-ние" — сборникилитературыдемократическойи для

демократии- толь-ко с нейи ее силою человекбудет освобожден.Истинный,

достойныйчеловека индивидуализм, единственноспособныйосвободитьличность

отзависимости и плена общества, государства, будет достигнут лишь через

социализм, то есть — черездемократию. Ей и должны мыслужить, вооружаяее

нашейдерзостьюдумать обо всембез страха, говорить безбоязни...


Зайцев, Башкин, Муйжель, Ценский, Лансьер (очевидно, имеется в виду

художникЕ. Е. Лансере.-Т. П.), Л. Семенови еще некоторые из недавних-

вот, на мой взгляд, люди, с которымиты мог бы сделать хорошие сборники"[

ПерепискаМ. Горького в2-х т. М., 1986, т. 1, с. 345.]


ОднакоГорькому иАндрееву неудалось найтиобщую, приемлемуюдля обоих

идейную платформу, и Андреев от редактирования знаньевских сборников

отказался.Борис Зайцев в 1907 году принялпредло-жениестать со второго

номера соредактором (вместе с Л. Андреевым) альманахов издательства

«Шиповник», возглавляемого3. И. Гржебиными С. Ю. Копельманом.


Совсем недавно, весной1902 года, о «своем» журнале мечтал А. П.

Че-хов.Вот что вспоминаетСкиталец: — Надожурнал издавать! Хороший новый

журнал, чтобы всем тамсобраться! Наэтот раз Чеховне в шутку, а всерьез

заговорило созданиинового журналаили периодическивыходящихальманахов.

Мысль эта всем понравилась. — Хорошо бы без буржуя обойтись! Без

редактора-издателя!- Самим дело повести, напаях! Товариществописателей

учредить!"[Скиталец. Повестии рассказы.Воспоминания.М., I960, с. 363.]


«Чтобы всем там собраться»- с этой чеховской мечтой и повели дело в

«Шиповнике» его новые редакторы Леонид Андрееви Борис Зайцев. В этих

альманахах удалось объединить лучшие писательские силы того времени: и

«знаньевцев» (в лице Андреева, Бунина, Гарина-Михайловского, Куприна,

Серафимовича), и тех, кто далеконе во всем разделял их позиции(Блок,

Брюсов, Городецкий, Зайцев, Муижель, Сергеев-Ценский, Сологуб, Чулков). Об

этом новом, по существу бес-программном писательском объединении Андрей

Белый сказал так: «Полуимпрессионизм, полуреализм, полуэстетство,

полутенденциозность характеризуютправый фланг писателей, сгруппированных

вокруг»Ши-повника".Самым левымэтого крыла, конечно, являетсяЛ. Андреев.

Ле-вый фланг образуют откровенные и часто талантливые писатели, даже

типичные символисты. Все же идейным«credo» этой левой группы явля-ется

мистический анархизм" [Белый Андрей. Символизм и современное русское

искусство.«Весы», 1908, No 10, с. 44.].


    продолжение
--PAGE_BREAK--

Беспрограммность, попытку конгломератно объединить практически

несоединимое осуждает и Блок: «Шиповник»высказывает свое располо-жение

Андрееву и Куприну с одной стороны, Сологубу иЗайцеву с другой, Гарину,

Серафимовичу, Сергееву-Ценскомуи Муйжелю стретьей, Баксту, Рериху, Бенуаи

Добужинскому с четвертой, русским поэтам-симво-листамс пятой, французским

мистическим анархистам с шестой, Метерлинкус седьмой и т. д. Нечего и

говорить, как мало все это вяжется между собою: как будто нарочно

представляешьвсе несогласия русскогоинтеллигентногоискусства предлицом

незнакомого ему многомиллион-ногои в чем-то тайно, нерушимо, от века

согласногомежду собою — народа" [Блок А… Литературныеитоги 1907 года.

Собр.соч. в 8-ми т., т. 5, с. 224.]. Вместе стем и альманаху«Шиповник»и

знаньевским сборникам, соревнуясь и соперничая, существоватьсуждено было

долго. Они сыграливидную роль в консолидации литературногодвижения в

период между двумя революциями. В «Шиповнике» и Борис Зайцев публикует

лучшиесвои вещи этогопериода: рассказы«Полковник Розов», «Сны», «Заря»,

повесть«Аграфена», а также пьесы«Верность»,«Усадьба Ланиных»,«Пощада».


В 1912 году Зайцев вступает в литераторский кооператив

«Книго-издательство писателей в Москве». Некоторые отнеслись

настороженно-критически к идее создания нового писательскогопредприятия.

Одному из них (Муйжелю) Горький вынужден был пояснить:«А по поводу

московскогокнигоиздательства, в члены коегоя, вероятно, вступлю, вы, как

мнедумается, осведомленыневерно. Махалов- это Разумовский, автор книгио

Гамлетеи несколькихпьес. К» — Телешов, Бунин, Найденов, Зайцев, Вересаев,

Юшкевичи т. д. Все они- члены-вкладчики, компа-ния, каквидите, не дурная"

[АрхивА. М. Горького.Письмо Муйжелю, датированноеавгустом 1912 года.15].


А вот интервью, данное 6 сентября 1912 года Буниным «Одесским

новостям»: «Гостящий теперь в Одессе академик И. А. Бунин сообщает

небезынтересные новости. В Москве недавно организовался кооператив под

названием „Книгоиздательство писателей“, предполагающийвыпуск рядакниг

отдельныхписателей, атакже сборников. В издательствоэто вошли Бунин,

Телешов, Шмелев, Карзинкин, Зайцев, Юшкевичи др. Редакторомиздательства

назначен Вересаев. Ставясебе задачей работу вневсяких партийных уз,

издательствоотмежевываетсялишь от модер-низма, предполагаяпридерживаться

исключительнореалистическогонаправления».


Вэтом книгоиздательстве, в сборниках «Слово», Зайцевпечатает такие

произведения, ставшие в его творчестве веховыми, как повесть «Голубая

звезда», рассказы «Матьи Катя», «СтудентБенедиктов»,«Путники». Здесь же

начинаетвыходить его первое Собраниесочинений в семи томах, а также

продолжаютиздаватьсяоднотомникиего расска-зов, повестей, пьес.


8апреля 1912 годаЗайцев принялучастие вблаготворительномспектакле

«Ревизор», поставленномчленамилитературно-художественно-гокружка (сборв

пользу пострадавших от неурожая). Почти все ролиисполняли журналисты и

литераторы, в их числе: Брюсов (Коробкин), Телешов (Держиморда), Зайцев

(купец).В журнале «Рампаи жизнь» затемв трех номерахпоявилисьрецензия

наэтот спектакль, фото-снимки, рисунки, шаржи.


В этом же году, наконец, официально оформляется его брак с Верой

Алексеевной: ей удалось добиться разводасо своим первыммужем, от которого

у нее был сынАлексей. А 16августа рождается дочь Наташа.На фоне этих

событийличной жизни Зайцев завершаетнапряженную работу надпервым своим

романом «Дальний край» — итог многолет-них раздумий над судьбами

романтически-восторженныхмолодых лю-дей, загоревшихся идеей революционного

переустройстважизни Рос-сии.


К этому времени относится вспыхнувшее в нем под влиянием

много-численныхпоездок в Италиюувлечение «Божественнойкомедией»Дан-те,-

увлечение, захватившееего на всю жизнь.Он начинает переводить«Ад». В

дальнейшемЗайцев напишето великом флорентийцеи его поэмекнигу, которая

выйдет в 1922 ГОДУ в московскомиздательстве «Вега» и в 1929году в

парижском журнале «Современныезаписки». Впарижскойгазете «Возрождение»в

1928году будут опубликованыего переводытретьей и пятойпесен «Ада», а в

парижскомсбор-нике «Числа»(1931) — песнь восьмая.В 1961 ГОДУ Зайцев

издаст свой перевод «Ада» и статью — размышлениео гениальнойпоэме Данте

отдельнойкнигой.


К1913 году относитсяодна из серьезныхразмолвокЗайцева с Буни-ным, в

которой каждый былпо-своему прав, поскольку исходил изприня-тых длясебя

эстетических канонов. Едва ли не самыйкрупный художник начала века,

названного в русской литературе«серебря-ным», Бунин до концасвоих дней

оставался убежденным приверженцем того пути, который был утвержден

достиженияминаших классиков«золотого»XIX столетия: емучуждо было то, что

создавали, напри-мер, его великие современники Блок и Андрей Белый, не

говоряуж о Леониде Андрееве, Бальмонте, Брюсове, Сологубе и других ярких

предста-вителях литературы поиска и эксперимента. Скандал разразился 6

октяб-ря1913 года, когдаБунин на юбилее«Русских ведомостей»выступил нес

традиционной- юбилейно-елейной-- речью, какихнемало успелипроизнеститут

донего, а заявил, что за последниедвадцать лет«не созданоникаких новых

ценностей, напротив, произошлоневероятноеобнищание, оглупение иомертвение

русской литературы»,«дошли до самого плоского хулиганства, называемого

нелепым словом „футуризм“.Это ли не Вальпургиева ночь!» [Бунин Иван.

Литературноенаследство.М., 1983, т. 84, кн. I, с. 319--320.]


«Правли Бунин?» — подтаким заголовком газета «ГолосМосквы» провела

среди писателей анкетный опрос. Вот ответ — возражениеБо-риса Зайцева,

опубликованное13 октября: «Привсем моем глубокомуважении к И.А. Бунину,

решительноне могу согласитьсяс его оценкойлитературы(и культуры)нашего

времени…Для того, ктоосведомлен и не предубежден, ясно, что настоящая

твердыня современной русской литературы — именно ее лирическаяпоэзия,

давшаяв лице Бальмонта, Бунина, Блока, Сологуба, Андрея Белого и некоторых

другихобразцы искусства, очень далекиеот улицы ихулиганства»[Там же. с.

324.]. Эта же газета опуб-ликовала решительные несогласия с Буниным

Бальмонта, Балтрушайти-са, Брюсова, Арцыбашева.


В.Брюсов заявил, что речи неслышал, так какв этот моментвы-ходил из

зала, но в изложении газет «речь была просто вздорной, потому что

обнаруживала полное незнакомствос задачамилитературывообще и с развитием

русскойлитературыза последнеевремя. По этомуизложе-ниювыходит, будтоИ.

Бунин смешал в одно все то, чтосоставляетгордость нашейлитературы за

последнеедесятилетие, чем обусловлен, например, давно небывалый унас (с

эпохи Пушкина) расцвет лирики, с явлениями действительно уродливыми и

случайными.Но, зная И. А. Бу-нина какчеловека умного и следящегоза

литературой, я не могу допус-тить, чтобы его речьбыла переданаправильно».


Однако оправдательныессылки на неточностигазетногоизложения никому

непомогли: Бунинв следующемже номере «Голоса Москвы» категорично отвел

критикув свой адрескаждого извысказавшихсяо его речи. Спор о ценностях

истинных и мнимых влитературетого време-ни, вспыхнувший по конкретному

поводу, не погас. Емусуждено былопродолжатьсяеще долго. Болеетого, волны

его докатилисьи до наших дней, разделяя также решительно сторонникови

противниковтого нового, что рождалосьв искусственачала века.


Поддесяткамипроизведений Зайцева стоитпометка: «Притыкино».Начиная

с1905 года, если неранее, до 1922 годав этом живописномприокском краю-

вКаширском уездеТульской губернии, в отцовскомдоме, Зайцевподолгу живет

и работает. Здесь застала его весть о начав-шейся первой мировойвойне,

здесь через два года, летом 1916-го, полу-чает повестку омобилизации.

Тридцатипятилетнийписатель, спервых своих рассказов выступивший против

жестокостии насилия, гуманист, боровшийсяза торжествосветлого иразумного

вчеловеке, поприхоти судьбынадевает вместе с безусыми юнцами погоны

курсантаАлек-сандровскоговоенного училищав Москве, а вапреле 1917-го он

офицерзапаса 192-гопехотного полкаМосковскогогарнизона.


Революционный1917 год Зайцев, наряду, впрочем, с многими и многими

сотнями литераторов, людей искусства, воспринял как«конец всеготого и

зыбкогои промежуточно-изящно-романтического, что и был нашсклад душевный».

Этофраза из очеркаЗайцева «Побежденный» о встречах сАлександром Блоком.

Нет, не Блок, а Зайцев, хотя и не высту-павшийпротив революции, оказался ею

побежденным, ею поверженным. Он по инерции продолжает заниматься

литературной работой, присталь-но, но отстраненновглядываетсяв события,

перестраивающиепри-вычный длянего мир, пытаетсянайти в нем место для

себя.Дается ему все это с трудом, многое в свершающемся его возмущает,

оказы-ваетсянеприемлемым.


«Годы же трагедий,- напишет Зайцев четверть века спустя,- все

перевернули, удивительно „перетрясли“. Писание (в ближайшем време-ни)

направилось по двум линиям, довольно разным: лирический отзыв на

современность, проникнутыймистицизмоми острой напряженностью (»Улица св.

Николая") -и полный отходот современности: новеллы «Рафаэль»,«Карл V»,

«Дон Жуан», «Души чистилища». Ни в них, ни в одновременно писавшейся

«Италии» нет ни деревенской России, ни поме-щичьейжизни, ни русских

довоенныхлюдей, внуковтургеневскихи детей чеховских.Да и вообщерусского

почти нет. В самый разгар террора, крови автор уходит, отходит от

окружающего — сознательноэто не дела-лось, это просто некотораяevasion

[Бегство(франц.).], вызванная таким «реализмом»вокруг, от которогонадо

былокуда-то спастись"[Зайцев Б. С) себе.Литературно-политическиететради

«Возрождение! Париж, октябрь1957. No 70.].


С июня по декабрь Зайцев сотрудничает в еженедельнике

»Народо-правство", редактировавшемся его давним другом и соратникомпо

другим изданиям Г. И. Чулковым. Вместе с Н. А. Бердяевым, Б. П.

Вы-шеславцевым и Г. И. Чулковым участвует в работе Московской

просветительской комиссии, котораяиздавала сериюпопулярных брошюр (в их

числе вышла и «Беседа о войне» Зайцева). В однодневной газете

«Сло-ву-свобода»Клуба московскихписателей 10декабря 1917 годаон печатает

политическийочерк «Гнетдушит свободноеслово. Старая, старая история...».


1918год для Зайцеваначинаетсярадостнымсобытием:«Книго-издательство

писателейв Москве» пятымизданием выпускаетего книгу «Тихиезори», которая

становится первым томом его нового собрания сочинений. В этом же году

выходятвторой том(«Полковник Розов») и третий том («Сны»). Вместе с Б.

Грифцовым, А. Дживелеговым, II. Муратовым, И. Новиковым, М. Осоргиным

участвует в Studio Jtaliano («Итальянскомобществе») — кружке, занимавшемся

изучением и по-пуляризацией великого наследияв литературеи искусстве,

«нечтовроде самодельнойакадемии гуманитарных знаний» [Зайце в Борис.

Далекое.Вашингтон,1965, с. 92.].


«Одиниз самых ужасныхгодов моейжизни»-так о1919 годе ска-жетчерез

много лет Зайцев. 19 января умирает в Притыкино его отец. 1 октября

арестованАлексей Смирнов, сын Веры АлексеевныЗайцевой от первого мужа,

которыйобвинен в участиив заговоре ирасстрелян.Рушится мир, в котором

Зайцев полнокровно и деятельно жил и к которому он привык. Борис

Константинович, похоронив отца, остается в Притыки-но, пишет здесь

очерки-воспоминанияо своих поездкахеще в довоеннуюпору в полюбившуюсяему

Италию.


«Книгоиздательство писателей в Москве» в этом году выпускаетего

седьмуюкнигу рассказов«Путники», вкоторую вошлолучшее изнаписан-ногоим

впоследнеедвухлетие. Здесь его превосходные новеллы «Осен-нийсвет» и

«Путники», эссе о деревенскихдурачках, юродивых и бла-женных«Люди Божие»,

пьеса «Ариадна», стихотворение в прозе — раздумье о человеческойсудьбе

«Призраки»и, наконец, повесть«Голу-бая звезда», которую он считал «самой

полнойи выразительной»из первой половины своего пути, «это завершение

целой полосы, в некоторомсмысле и прощание с прежним. Эту вещь могла

породитьлишь Москва, мирная и покойная, послечеховская, артистическаяи

отчастибогемная, Москвадрузей Италиии поэзии..» («Осебе»).


В 1921 году происходит важное в его жизни событие: московские

литераторыизбирают егопредседателем Союза писателей(вице-предсе-дателями

сталиНиколай Бердяеви Михаил Осоргин).В этом же году он активноработает

вКнижной лавкеписателей, торгуя старыми и новыми книгами вместе с А.

Белым, Н. Бердяевым, Б. Грифцовым, М. Осоргиными другими. 21 июляЗайцев,

Осоргин, Муратов, Дживелегов и другие деятели культуры вступают во

Всероссийский комитет помощи голодаю-щим (Помгол), а через месяц их

арестовывают и отвозят на Лубянку. Однако ввиду несуразности обвинений

Зайцеваи Муратова ужечерез несколькодней освобождают.Вконец расстроенный

иобескураженныйарестом, БорисКонстантинович уезжает в своеспасительное

Притыкино, понимая, чтоза первым арестомв эти временанеминуем ивторой,

кото-рый, кто знает, можетстать последним: ведь толькочто безвинноаресто

вани расстрелянпоэт Николай Гумилев и сним еще шестьдесят один

человек.


В Москву Зайцеввозвращается лишь весной 1922 года и здесь тяжело

заболеваетсыпным тифом.Двенадцатьизнурительных дней и ночейпроходят для

него между жизнью и смертью. Наконец наступает перелом в болезни и

выздоровление.Обессиленныйи изнемогший Борис Констан-тиновичрешает хотя

бы на короткий срок для поправкиздоровья вы-ехатьс семьей заграницу -

подальше от голода ижитейскойнеустроен-ности.Необходимуюдля этого визу

он получает благодарявмешательст-вуА. В. Луначарского, Л. Б. Каменева и

содействиюЮ. К. Балтрушайти-са.Но фактическиэто была визана добровольную

высылку из Рос-сии. В 1922 году такуюже визу — «дляпоправки здоровья»-

получи-лимногие сотни: высылка интеллигенцииприобреламассовый характер, и

этооказалосьспасением: большинствооставшихсявскоре попалипод сталинскую

гильотину.Зайцев впоследствииоб этом вспоминал: «Осенью 1922 г. почтивсе

правление нашего Союза (московского Союза писате-лей.-Т. П.) выслализа

границу, вместе с группойпрофессоров и писате-лей из Петрограда.Высылка

этабыла делом рукТроцкого. Занее выслан-ныедолжны бытьему благодарны:

этодало им возможностьдожить свои жизни в условиях свободы и культуры.

Бердяевуже открылодорогу к мировойизвестности»[Зайцев Борис.Далекое, с.

115.].


Будучиисконно русским человеком, любившим Россию, Зайцев не безболи

покинулее. Но не осталосьуже ни физических, ни духовныхсил боротьсяза

хотябы простейшиеусловия дляжизни, для работы.Он был в числетех, кто не

понял революцию, кого устрашилее размах, драматизмсобытий, нахлынувших и

нанего.


Первое лето на чужбине Зайцев проводит в Берлине ив курортной

местностиблиз Штеттина, поправляяздоровье, приходя в себя послетифа и

житейскихтреволнений.Здесь он встречаетсяс А. Н. Толстым, начинает писать

свой второй лирический роман «Золотой узор», который частями сразу же

публикуется в парижском ежемесячномжурнале «Современные записки». Вскоре

емудают понять, что его возвращение в Россию иневозможно, и нежелательно.

Такпришло и егопожизненное изгнанничество.Однако «годы оторванностиот

Россииоказалисьгодами особеннотесной с нейсвязи в писании.За ничтожными

исключениями,-вспоминаетмного лет спустя Борис Константинович в одной из

авто-биографий,-все написанноездесь мноювыросло изРоссии, лишьРос-сией

идышит» [ЗайцевБорис. О себе.].Осенью 1922 годапокинуть страну- вслед

за Б. Зайцевым, но теперь уже не добровольно, а принудительно --

предлагаетсяЮ. Айхенвальду, Н. Бердяеву, Б. Вышеславцеву, М. Осоргину, Ф.

Степуну… Все они приезжают в Берлин, ставшийпервым пристанищем для

русской эмиграции, «неким русско-интеллигентскимцентром» [Зайцев Борис.

Далекое, с. 115.]. Здесь же по раз-ным причинам и обстоятельствам

оказываютсяА. Белый, Н. Берберо-ва, П. Муратов, Б. Пастернак, А.Ремизов,

А.Толстой, В.Ходасевич, М.Цветаева, В.Шкловский, И.Шмелев, сотнидругих

деятелейкуль-туры и науки. Одним рано или поздноудастся вернуться на

родину, другие так и окончат свои дни на чужбине, преданные полному

забве-нию в России. Лишьтеперь некоторыеиз них приходятк нам из небытия

своимикнигами, музыкой, живописнымиполотнами, научными трудами.


    продолжение
--PAGE_BREAK--

Русская колония в Берлине живет хотя итрудно, бедно, но дружно.

Встречаются почти ежедневно на литературных собраниях в кафе Ланд-граф,

называвшемся Русским клубом или Домом Искусств, одним из организаторов

которого стал Зайцев.Борис Константинович некоторое время сотрудничает,

зарабатывая на жизнь, вежедневной газете А. Ф.Ке-ренского «Дни» и в

журналах«Жар-птица»и «Воля России». Кстати, в «Днях» Зайцев публикует

первые очерки своего писательского днев-ника под названием «Странник»

(переименованноговпоследствиив «Дни»).


Первыйгод пребыванияна чужбине завершаетсявыходом трехтомов его

новогосемитомногособрания сочинений(последние тритома выйдутв следующем

году).Это издание- поистине царскийподарок егодавнего другаи соратника

ещепо «Шиповнику»3. И. Гржебина, который поинициативеГорького здесь, в

Берлине, печатает и высылает вРоссию книги лучших русских и советских

писателей. Кроме того, берлинским издательством «Слово» переиздается его

роман«Дальний край» (в гржебинскомСобрании сочинений- четвертымтомом -

онтак и не вы-шел).


В марте 1923 года Зайцева избираютвице-председателемберлин-ского

Союзарусских писателейи журналистов(возглавлялСоюз И. В. Гессен).В то

же время начинается его многолетнее сотруд-ничество в парижском

общественно-политическоми литературномжурна-ле «Современныезаписки», что

было, как утверждает Н. Берберова, «своего рода знаком эмигрантского

отличия».«Это издание,- вспоми-нает она,- несмотряна его редакторов,

которыеничего в литературене понимали, и, может быть, благодарядавлению

наредакцию самихсотрудниковстало значительнымименно в своейлитературной

части»[Берберова Н.Курсив мои.-«Октябрь»,1988, No 12. с. 191.]


Здесь за семнадцать лет (в 1940 году, в дни оккупации Парижа

фашис-тами, журнал перестал выходить) напечатано несколько десятков

произ-веденийЗайцева, в том числе романы «Золотой узор»и «Дом в Пасси»,

повесть «Анна», новеллы «Рафаэль», «Улица св. Николая», «Странное

путешествие», первые главы тетралогии«с автобиографическимоттен-ком» (по

характеристике автора) «Путешествие Глеба» и перваяиз его литературных

биографий«Жизнь Тургенева». Кроме того, здесь мы впер-выевстречаем его

воспоминанияо Блоке, Бальмонте, Юшкевиче, статьи«Жизнь с Гоголем»,«Данте

иего поэмы», рецензии на книги и новыепроизведенияИ. Бунина («Солнечный

удар»), П. Муратова(«Образы Италии», трехтомныйтруд, посвященныйЗайцеву),

Н.Тэффи («Горо-док»), Мих. Осоргина(«Сивцев Вражек»).


Вканун Нового,1924 года Зайцевприезжает вПариж, встречаетсяздесь с

И. Буниным, Д. Мережковским, 3. Гиппиус, А.Куприным, И.Шмелевым, А.

Ремизовым, К. Бальмонтом, Тэффи, М. Алдановым.А через две недели Борис

Константинович с женой Верой Алексеевнойи дочерью Натальейпоселяетсяв

столицеэмигрантскогозарубежьятеперь уженадолго-безмалого на полвека.13

августа Зайцевых навещают Иван Алексеевич и Вера Николаевна Бунины,

приглашают к себе на виллу Бельведер в Грассе. С этого времени

возобновляются, укрепляются, становятсяболее искреннимии доверительнымиих

друже-скиевстречи и переписка.Зайцев внимательноследит за всем, что пишет

и публикует его великий друг. В свою очередь и Бунин заинтересованно

расспрашиваетЗайцева, кактот воспринялту или иную еговещь, сове-туетсяс

ним.


«Напиши: был ли ты когда-нибудьна „Капустнике“Художествен-ноготеатра

и не наврал ли я чего про этот»Капустник"в «Чистомпоне-дельнике»? -

сомневается Иван Алексеевич.-Я на этих «Капустниках» никогда небыл..."

[БунинИ. А. Собр. соч.в б-ти т. М., 1988, т. 5, с. 626.]


Вот Зайцев прочитал бунинский рассказ «Поздний час» и сразу же

отправляетписьмо на виллуБельведер:«Сколько развсе писалилунные ночи, а

тутвсе свежо, богато, сильно — и общий дух превосходен — и смерть, и

вечность, и спиритуальность: одним словом(...) высокая поэзия»[Там же, с.

614.].


«Друг,- снова пишет Зайцев Бунину,- „Мистраль“ — великолепно!

Принадлежитк лучшим партиям гроссмейстера (так пишут ошахматах). Нет,

серьезно,- словно бы извиняется Борис Константинович за возмож-ную

неумеренность своих похвал,- это даже выше»Холодной осени". Какая-то

совершенно особенная, твоя линия, необыкновенно тебе удаю-щаяся (в ней

считаю:«Воды многие»,«Цикады», «Позднейночью» [Там же, с. 632.] («Поздний

час».-Т. П.).


«Дорогой, милый Борис,- отвечает Бунин на письмо Зайцевао романе

»Жизнь Арсеньева",- прости, чтопоздно благодарю тебя и за услугу и за

добрыеслова насчетмоего писания.Я сейчас отношусь к себе такболезненно,

такунижаю себя, что это былабольшая радость- услыхать — даеще от тебя -

одобрение"[Цитирую поизд.: Б а б ор еко Александр. Златое древо жизни.

«Альма-нахбиблиофила», выпуск 12. М., «Книга»,1982, с. 83.].


А вот Иван Алексеевичделится с Зайцевымпосетившимиего сомнениямив

прежних оценках творчества их давнего общего друга — Леонида Андреева:

«Дорогойбратишка, целуютебя и Веру, сообщаю, чтовчера началперечитывать

Андреева, прочел покатри четверти»Моих записок"и вот: не знаю, что дальше

будет, но сейчас думаю, что напрасно мы так уж егоразвенчали: редко

талантливыйчеловек..." [Тамже.]


Историяполувековойдружбы этихдвух верныхрыцарей русской литературы

— тема для особогоисследования, тема благодарная и зна-чительная как

высокий нравственныйурок, как примерподвижнического служения великому

искусствуслова. Многосветлых страницэтой дружбыоткрывает также большая

переписка их верных подруг, двух Вер. Уже в конце жизни своей Борис

Константинович предпринимает попытки издатьэту переписку, даже публикует

часть ее в «Русскоймысли» («Повесть о Вере») и в «Новом журнале» под

названием «Другая Вера», но пол-ностью замысел так и остался

неосуществленным. В творческихисканиях БорисаЗайцева едвали не основное

местовсегда занималохудожественноеи философское постижение духовности,

егоидейно-нравственногосмысла и истоков.«Для внутреннегоже моего мира,

егороста,- вспоминаетон, например, о днях своейюности,- ВладимирСоловьев

былочень важен.Тут не литература, а приоткрытиенового в философии и

религии. Соловьевымзачитывалсяя в русскойдеревне, в имении моего отца,

короткимилетними ночами.И случалось, косари на утреннейзаре шли напокос,

а я тушил лампунад „Чтениемо Богочеловечестве“.Соловьев первыйпробивал

пантеистическое одея-ние моейюности и давалтолчок к вере»['Зайцев Бор и

с.О себе.]. Вот откудау Зайцева ореолмистичности, присутствующийпочти во

всехего вещах как необходимейший орнамент, окрашивающий и во мно-гом

объясняющий поступки и размышления его героев. Эта мистич-ность как

проявление одухотворенностиподнимает, возвышаетсоздавае-мые им образы и

картиныжизни до уровнянадмирности, космичности, общезначимости(что Андрей

Белыйназвал «переживаниемпре-вознесенности над миром»,«ощущениемгорней

озаренности», когда «мистическаянота топитсяв экстазе образности»[Б е лый

Андрей. Стихотворения. Берлин-Петербург--Москва, изд-во 3. И. Гржебина.

1923.с. 13.] ). Этот художественныйприем, точнее- способ художественного

познаниямира и человекав соче-таниис поэтическимимпрессионизмомоткрыт и

разработан Зайцевым глубокои всесторонне, проиллюстрирован им в самых

разнообразных жанрах — от эссе, новеллы, очерка до романа, пьесы,

художественного жизнеописания. В 1924 году Зайцев снова увлекается

художественными философ-ским исследованием духовности, его корней исути,

на примеревысоко-нравственногожития лесного отшельника, одного из самых

страстных в нашей истории патриотов земли русскойСергия Радонежского,

вооду-шевившего русское воинствово главе с ДмитриемДонским на сверше-ние

великого подвига вКуликовскойбитве — предвестницеосвобожде-нияРуси от

трехвекового монголо-татарскогоига. 8 октябряглава из рождающейся книги

публикуетсяв парижскойгазете «Последниеновос-ти», а в1925 году выходити

самакнига.


"… Сергий одинаково велик для всякого. Подвиг его всечеловечен,-

утверждает на первой жестранице своего житийного повествова-ния Борис

Зайцев.- Но для русскогов нем есть как раз и нас волную-щее: глубокое

созвучие народу, великаятипичность — сочетание в одном рассеянных черт

русских. Отсюда та особая любовь и поклонениеему в России, безмолвная

канонизацияв народногосвятого, чтонавряд ли выпаладругому".


К сожалению, невсе поняли иприняли этихудожественные и философские

исканияЗайцева. В ихчисле был иГорький. 3 июня1925 года он изСорренто

пишетК. А. Федину: «Сизумлением, почти с ужасомслежу, какотвратительно

разлагаютсялюди, еще вчера „культурные“.Б. Зайцев пишетжития святых.

Шмелев — нечто невыно-симо истерическое. Куприн не пишет — пьет. Бунин

переписывает»Крейцеровусонату" подтитулом «Митиналюбовь». Алданов- тоже

списыва-етЛ. Толстого. ОМережковскоми Гиппиус не говорю. Выпредставить

неможете, как тяжко видетьвсе это" [ГорькийМ. Собр. соч. в 30-ти т., т.

29, с. 431.].


Горькийв этом резкомпопреке был далеко не вовсем прав. Да, русские

изгоиза редким исключениемвели в Парижежизнь нелегкую, страдальческую, но

втворчествесвоем не пали, талант многихиз них не тольконе угас, но еще

больше окреп, напитался болью, какою их каждодневно наделяла судьба

изгнанников, судьба людей, неизбывнотоскующих породине, ревностноследящих

за тем, что вершитсятам, в далекойРоссии. По крайнеймере, ни Бунин, ни

Зайцев, ни Шмелев, ни Куприн писатьхуже не стали.Более того, именно в эту

пору они создаютпроизведения, которые станут новым шагомвперед в их

художественномразвитии. УБориса Зайцеваэто роман «Золотойузор», повесть

«Анна», рассказы «Душа»,«Странноепутешествие»,«Авдотья-смерть» и конечно

жежитийная повесть«ПреподобныйСергий Радонежский».


В мае 1926 года Борис Константиновичс паспортомпаломника совершит

путешествиена гору Афон.Здесь он проведетсемнадцатьдней, которыеназовет

незабываемыми.В Париж вернетсяс черновыминаброскамикниги «Афон», которую

завершит и издаст через два года. Она продолжает его художественное и

философскоеосвоение проблемыдуховности, но не с точкизрения религиозной,

а с позиции обще-человеческого познания этого высшего проявления

нравственности, духов-ного каксредоточияэтическогои эстетического опыта

человечества. Без малогочерез десятьлет Зайцев уходит в новоедальнее

странствие, теперь уже наВалаамскиеострова в Карелии, в знаменитыйрусский

монастырь, тогда ещедействовавший.А через год вталлиннском изда-тельстве

«Странник» выходит его книга-раздумье, книга-путешествие «Валаам»,

завершившаяего философско-публицистическийтриптих о русскойдуховности(он

будетиздан посмертнов Нью-Йорке в1973 году).


«Нив одной книгеЗайцева,- справедливоотметит ГеоргийАдамо-вич,- нет

намека на стремлениек иночеству, и было бы досужимдо-мыслом приписывать

ему, как человеку, не как писателю, такие чувстваили намерения. Но тот

»вздох", который в егокнигах слышится, блоковскому восклицанию не совсем

чужд (имеется в видустрофа Блока: «Славой золотеетзаревою монастырский

крестиздалека. Не свернуть лик вечному покою? Да и что за жизньбез

клобука!»- Г. П.},- вероятно, потому, чтоЗайцев, какникто другойв нашей

новейшей литературе, чувствителен к эстетической стороне монастырей,

монашества, отшель-ничества. Ничуть не собираясь«бежать от мира», можно

ведь признать. что есть у такого бегства своеобразная, неотразимая

эстетическая прельстительность..." [Адамович Г. Одиночество и свобода.

Нью-Йорк,1955, с. 201. ].


Во все годы зарубежья Борис Константинович Зайцев ведет жизнь

труженика, преданно служащего русской литературе: много пишет, актив-но

сотрудничает в журналах игазетах, выступает на литературных вечерах,

диспутах, научных конференциях.Русский Париж празднично отметил 25-летие

его литературной деятельности.В «Последних новостях»появляютсястатьи о

немК. Бальмонта, М. Осоргина, П. Милюкова, а в «Литературныхновостях» -

очерк Алексея Ремизовапод многозначи-тельным названием «Юбилей великого

русскогописателя».


Несмотряна славу и признание, живет он, каки друг его Бунин, скромно,

впостояннойнужде. Однакоспокойствие, трудолюбиеи жизне-любиеникогда не

покидаютего. Одну изранних новеллон так и назовет- «Спокойствие», ибо,

каквсем своимтворчествомутверждаетБорис Константинович, это главное для

человекасостояние души. Не случайновещь эта у неговыплеснуласьсловно на

одномдыхании. «Спокойствие», по мнению егокритиков, — настоящийшедевр.

«Его импрессионистиче-ская техника достигаеттут виртуозности...- не без

оснований утверж-дает, например, Е. А. Колтоновскаяи далее объясняет:-

Филосо-фия рассказа-спокойствие, просветленный оптимизм, еще более

законченный, чем в „Аграфене“. Люди тоскуют от неудовлетворенности,

страдают, иногда ослабеваютв борьбе, но непосягают наотрицаниежизни. Они

верятв жизнь и поддерживаютдруг в другеэту веру. Таковообщее настроение»

[''Колтоновская Е. А. Поэт для немногих.- В ее книге: Новая жизнь.

Критическиестатьи. С.-Петербург,1910, с. 82.].


Это «общее настроение» спокойствия, тотальной умиротворенности,

несмотря на житейскиеневзгоды ибури, бушующиевокруг человека, не устает

художественно исследоватьЗайцев, начиная с самых ранних вещей и кончая

своей последнейновеллой «Рекавремен». И вдруг эта, казалосьбы, раз и

навсегдаизбраннаятворческаястезя на какое-товремя обретаетновый поворот

— Зайцев обращается к жанру художественной(беллетризованной) биографии.

Неожиданноли? Борис Константиновичвсю жизнь размышляето судьбе писателяв

обществе и в той или инойформе выражаетсвои художественные позиции,

обнажаетсвои литера-турные пристрастия: им написаныи опубликованы многие

десятки мемуарных илитературно-критическихстатей, эссеи очерков. Только

малаяих часть собрана и издана в двух книгах — «Москва»и «Далекое».

Остальноеостается вподшивках газети журналов — ценнейшиедоку-ментальные

ихудожественно-публицистическиесвидетельстваэпохи, созданныерукою яркого

мастераи глубокогомыслителя.


22декабря 1928 годаГ. Н. Кузнецовав «Грасскомдневнике»записы-вает:

«Илюшанаписал И. А.(Ивану Алексеевичу Бунину.- Т. /7.), чтоони задумали

издаватьхудожественныебиографии, какэто теперь вмоде. И вот Алдановвзял

АлександраII, Зайцев — Тургенева, Ходасевич — Пушкина. И. А. предлагают

Толстогоили Мопассана»[Бунин Иван.Литературноенаследство, т. 84, кн. II,

с.261]. А в 1929 году журнал«Современныезаписки» (в No30) уже официально

известилсвоих читателей, что намеренопубликоватьследующие художественные

биографии: Бунин-о Лермонтове, Алданов-оДостоевском, Ходасе-вич — оПушкине

и Державине, Цетлин — о декабристах.Однако за-думанноеосуществилитолько

Ходасевич, Цетлин и Зайцев.


Зайцевсмог начатьновую работутолько в июне1929 года. Выбор, павший

на его долю, счастливосовпал с тем, о чем он и сам не раз задумывался:

Тургеневбыл всегда емудуховно близок (как и Жуковский, как и Чехов).

Критика многократно отмечала, что истоки творческойманеры Зайцева, его

литературного родословиянадо искатьименно у этихтрех русскихклассиков.

Особенно- у Жуковского.


Вот, к примеру, что говорит обэтом Г. Адамович, один из тонких

ценителей творчества Зайцева: «И меланхолии печать была на нем...»

Вспомнилисьмне эти знаменитые- и чудесные — строки из «Сельскогокладбища»

неслучайно.


Жуковский, как известно, один из любимыхписателей Зайцева, одиниз

тех, с которым у него большевсего духовногородства. Жуковскийведь то же

самое: вздох, порыв, многоточие…Между Державиным, с од-ной стороны, и

Пушкиным, с другой, бесконечноболее мощными, чем он, Жуковскийпрошел как

тень, да, но как тень, которую нельзя не заметитьи нельзя досих пор

забыть. Он полностью был самим собой, голос его нис каким другимне

спутаешь. Пушкин, «ученик, победившийучителя», егоне заслонил.Зайцева

тожени с одним изсовременныхнаших писателейне сме-шаешь.Он как писатель

существует,-в подлинном, углубленномсмысле слова,-потому, чтосуществует,

какличность"[Адамович Г.Одиночествои свобода, с.194.].


Безмалого год ушелу Зайцева наизучение трудови дней Тургенева, на

творческое освоение нового не только для него жанра беллетризованной

биографии. По единодушному мнению критиков, он существенноего обновил:

жанр.испытанныйв литературепока еще немногими(и в их числе- А. Моруа,

С.Цвейг, Ю. Тынянов, В. Вересаев, О.Форш, М. Бул-гаков), предстал воблике

чистозайцевском — как лирическоеповество-ваниео событиях ипроисшествиях

личной,«домашней»жизни крупныххудожниковслова, так илииначе сказавшихся

наих творческойсудьбе.


Вмае 1931 года «ЖизньТургенева»завершена ив 1932 году выхо-дит в

издательстве ИМКА-Пресс. Не скоро, только через двадцатьлет, вернется

Зайцев снова к этому жанру и выразит в нем свою любовьк Жуковскомуи

Чехову.Эти книги, написанные, что называется, кровью сердца, встанут в ряд

еголучших творений.Борис Пастернак, про-читав однуиз них, послал28 мая

1959 года из Переделкинав Париж письмо:«Дорогой БорисКонстантинович! Все

времязачитывалсяВашим „Жуковским“.Как я радовалсяестественности Вашего

всепонимания. Глубина, способная говорить мне, должна быть такою же

естественной, как неосновательность и легко-мыслие. Я не люблю глубины

особой, отделяющейсяот всего другогона свете. Какбыл бы страненвысокий

остроконечныйколпак звездочетав обыкновенной жизни! Помните, как грешили

ложным, навязчивымглубокомыслиемсамые слабыесимволисты.


Замечательнаякнига по истории — вся в красках.И снова доказано, чего

можнодостигнутьсдержанностьюслога. Вашислова текут, как текут Ваширеки

в начале книги; и виды, люди, годы, судьбыложатся ираскидываются по

страницам.Я не могу сказатьбольше, чтобыне повто-ряться»[Цитирую покн.:

ШиляеваА. Борис Зайцеви его беллетризованныебиографии.Нью-Йорк, 1971, с.

132.].


Историялитературыи, в частности, ее биографическогожанра показы-вает

нам, как нередко нивелируется, приукрашивается в угоду тем или иным

исследовательским концепциям так называемая «частная» жизнь писателей.

Зайцевымпредпринятапопытка сказатькак можно болеечест-ную иоткровенную

правдуо жизни близких ему по духувеликих мастеровслова, раскрытьфактами

избиографиикаждого из нихто, что решитель-неевсего воздействовало на их

духовный мир и творчество.Перед чита-телями этих книг Зайцева встают

поэтические, в чем-то дажероманти-ческиестраницы житийныхповествованийо

людях, которых судьба наградила сверхталантами и тем их выделила из

миллионов.


Издав в 1935 году свой третий роман «Дом в Пасси» («где дейст-вие

происходитв Париже, внутренневсе с Россией связано и изнее проистекает»

[ЗайцевБори с. О себе.], Зайцев на двадцатьлет погружаетсяв работу над

созда-нием «самого обширного из писаний своих» — автобиографической

тетра-логии «Путешествие Глеба» (по определению автора, это

«роман-хроника-поэма»).


Водной из автобиографийон отмечаетважную длясвоего творчествавеху:

«Уже нет раннего моего импрессионизма, молодой „акварельности“, нет и

тургеневско-чеховскогооттенка, сквозившегоиногда в концепредреволюционной

полосы.Ясно и то, чтоот предшествующихзарубежныхписаний это отличается

большимспокойствиемтона и удале-ниемот остро современного.»Путешествие

Глеба" обращено кдав-нему времени России, о нем повествуетсякак об

истории, с желанием чтоможно удержать, зарисовать, ничего не пропускаяиз

того, что было мило сердцу. Это история одной жизни, наполовину

автобиография- со всеми ипреимуществами, и трудностямижанра. Преимущество

— в совершенном знании материала, обладании им изнутри. Трудность — в

«нескромности»: на протяжениитрех книг авторзанят некимГлебом, который,

можетбыть, только ему и интересен, а вовсе не читателю.Но тут у автора

появляетсяи лазейка, инекотороесмягчающееобстоя-тельство: во-первых, сам

Глеб взят не подзнаком восторгаперед ним. Напротив, хотьавтор и любит

своегоподданного, все же покаянныймотив в известнойстепени проходитчерез

все. Второе: внутренне не оказывается ли Россия главным действующим

лицом-тогдашняяее жизнь, склад, люди, пейзажи, безмерностьее, поля, лесаи

т.д.? Будто она ина заднем плане, но фон этот, аккомпанементповествования

чем дальше, тем более приобретает самостоятельности" [Зайцев Борис.О

себе.].


Первый роман тетралогии «Заря» выходит в берлинском издательстве

«Парабола» в 1937 году. Работанад следующим томом время от вре-мени

прерывается: Зайцев публикуетв «Русскихзаписках»воспомина-нияоб Андрее

Белом, готовит текстымногочисленных очерков, опубли-кованных в газетах и

журналах, для мемуарной книги «Москва» (она выйдет вПариже в 1939 годуи

будетпереизданаеще дважды-в1960 и в 1973 годах вМюнхене).


В1939 и 1940 годах вчерне будут завершены второй и третий тома

тетралогии, однако придут они к читателю только через десять лет:

публи-кациипомешала война, началась гитлеровскаяоккупацияФранции.


Вгоды, когдадалекая Россиявела кровавуюборьбу с фашизмом, когда и

воФранции мужественносражались патриотыСопротивления, среди которыхбыло

немалорусских, шестидесятилетнийписатель избралсвою формусопротивления:

онвоздерживаетсяот публикациикаких бы то нибыло текстов.В эти трудные

годыЗайцев снова возвращается к своему любимомуДанте: редактируетсвой

перевод«Ада», готовит комментарийк нему, беретсяза новые тексты.Борис

Константинович и здесь избрал свой собственныйпуть; подсказанный ему

десятилетия-миизучения дантовской«Божественнойкомедии»: перевод, поясняет

он,«сделан ритмическойпрозой, строка в строку сподлинником.Форма эта

избранапотому, что лучше передаетдух и складдантовского произ-ведения,

чем перевод терцинами, всегда уводящий далеко от подлинного текста и

придающий особый оттенок языку. Мне же как раз хотелосьпередать, по

возможности, первозданную простоту и строгость дантов-ской речи», «Я

благодарен,-вспоминаетон через многолет,- за те дни и годы, которые

прошлив общении в Данте в России(1913-1918) и в Париже(1942), когда весь

переводвновь был проверен, строка за строкой, по тексту и комментариям. В

тяжелыевремена войны, революции инашествияиноплеменныхэта работаутешала

иподдерживала».


Крометого, в эти жегоды он возвращаетсяк текстамтетрало-гии, а

такжек своему личномудневнику, тому самому, которыйеще пятнадцатьлет

назадон начал публиковать в газете «Дни»и продол-жилв 1929-1936 годах в

газете«Возрождение».Новые дневниковыезаписи он напечатает, только когда

закончитсявоина. Отдельнойкнигой интереснейшийдневник писателяне издан

досих пор.


В годы оккупации по просьбеБунина, находившегосяв Грассе, Борис

Константинович принимает самоотверженное участие в спасении бунинского

архива(вместе с Е. Ю. Кузьминой-Караваевой, замученнойфашистами, Н.Н.

Берберовой и сотрудниками знаменитой Тургеневской библиотеки, книгами

которой в годы парижскойэмиграциипользовалсяВ. И. Ленин). Впредвоенные

годыЗайцев вместес И. Буниным, А. Ре-мизовым, М. Осоргиныммного сделали

длятого, чтобызначительнопо-полнить еефонды. В 1938 году при библиотеке

былоснован русский литературныйархив. Правлениевозглавил И.Бунин, а в

состав его вошли А.Бенуа, Б. Зайцев, С, Лифарь, А.Ремизов, И. Шмелеви

другие. Трагична судьбаТургеневки, важнейшегоцентра Русскойкультуры в

Париже, созданногонесколькимипоколениямиэмигрантов.По приказуодного из

идеологовфашизма А. Розенбергаее фонды быливывезены вГерманию ипогибли

[Русская библиотекав Париже. РусскаяОбщественнаябиблиотекаимени И. С.

Тургенева: сотрудники, друзья, почитатели.Сб. статей. Париж,1987.].


В1947 году ЗайцеваизбираютпредседателемСоюза русских писате-лей и

журналистовво Франции. Оностается наэтом посту доконца своих, дней. Его

предшественником был П. Милюков. Старейшинарусской интеллигенции Павел

НиколаевичМилюков (1859-1943), возглавляв-шийСоюз и в самые трудные его

годы — годы второймировой войны, оставил о себедобрую памятьтем, что

решительновыступал противсотрудничества русской эмиграции с фашистами,

приветствовалуспехи КраснойАрмии.


Деятельность Союза сводилась в основном к устройству литературных

вечеров, диспутов, юбилейныхмероприятий.Проходили они интересно. Обэтом

частовспоминаетв своих письмахБорис Константинович.«18 декабря 1967 года

нашСоюз писателей (коего я председатель)устроил вечерпамяти Ахматовой,-

пишетон в Москву И.А. Василье-ву,-Зал РусскойКонсерватории»ломился" от

публики.По отзывам, про-шло хорошо".«Наш Союз помаленькудействует,-пишет

онтому же кор-респонденту3 мая 1968 года,- вчисто литературнойобласти -

зимойбыл большойвечер памятиА. М. Ремизова (10 лет кончины),7-го июня -

Тургеневскийвечер, 150-летиярождения. Да, все больше поминки! — сетует

БорисКонстантинович.-Действующейармии остаетсяздесь все меньшеи меньше,

смены почти нет. Молодежь есть хорошая, но уходит больше в религию, к

литературе мало тяготения. Зато французы есть молодые, не только

православные, но и с азартом изучающие русскую литературу и культуру.

Сегоднябудет у меня один такой, пишет обо мнедокторскуюработу (очевидно,

имеется в виду Рене Герра.- Т. П.), писаное обо мне знаетлучше меня,

по-русскиговорит какмы с Вами. Наднях был профессориз Сорбонны(здешний

университет), пригласил вовторник вуниверситет], беседоватьсо студентами

о литературе русской — все говорят и понимают по-нашему. Студент мой -

бородатыйпо-русски, былв России, емутам один приятельсказал: „у тебяи

мордарусская“ (письмав архиве И. А.Васильева).


Впоследние годыжизни БорисКонстантиновичпереписываетсяс десятками

корреспондентов из СоветскогоСоюза, Он искренне рад такой неожиданно

возникшейвозможности, счастлив получатьвесточки из России, ценитвысоко

малейшиезнаки вниманияк его творчеству, к его судьбе, охотно высылаетсвои

книги.Увы, было время, когда не все они доходилидо адресатов, не все

пробивали»железныйзанавес", разделивший не только страны, но и культуры.

«Будувсячески старатьсяпереслать книгуВам,- пишет онИ. А. Васильеву.-Но

все это не так просто… По почте почти все гибнет, или возвращается.А

содержаниевполне безобидное.Что поделать...»


«Дорогой Игорь Анатольевич,-пишет он 12 января1967 года в другом

письметому же москвичуВасильеву,-очень рад былполучить от Вас письмо -

Выведь молодаяРоссия — главнаянаша надежда.Радостно видеть, что связь

существует между приходящими в жизнь и уходящими из нее, связь

душевно-культурная, это самое важное.


»Далекое"постараюсьВам переслать.Отправить — очень просто.По-лучить

— много трудней.В книге нетничего политического(да это и не мояобласть),

ряд зарисовок — воспоминанийо Блоке, Белом, Бальмонте, Вяч.Иванове, Ал.

Бенуа, Бунине, Балтрушайтисе, Цветаевой идр.


… Повторяю, очень был тронутВашим письмоми приму всемеры, что-бы

осведомлять Вас о выходящем (и вышедшем) здесь. А покачто «Здравствуй,

племямолодое, незнакомое...».


С лучшими чувствами и пожеланиями Рождественско-Новогодними. Бор.

Зайцев".


Ив последниегоды своейбольшой жизнион не знает отдыха, про-должает

вести дневник «Дни», готовит к своему восьмидесятилетию антологический

сборник «Тихие зори» (он выйдет в1961 году в Мюнхене), редактирует

журнально-газетныетексты длявторой мемуарнойкниги «Далекое» (она будет

изданав 1965 году в Вашингтоне).В 1964 году пи-шетпоследний свой рассказ

«Река времен», которыйдаст названиеи последней его книге. По просьбе

редколлегии «Литературногонаследст-ва» напишет последние воспоминания о

своемдруге Бунине, которые, однако, постигнет таже участь, чтои мемуарный

очеркГеоргия Адамо-вича,-им в бунинском двухтомнике«Литнаследства»места

неотыщется.ЛитературнаяобщественностьПарижа, друзьяи почитателиталанта

Зайцева устраиваютпраздничный банкет по случаюего 90-летия. ВНью-Йорке

публикуетсяисследовательскийтруд А. Шиляевой, посвященный художественным

биографиямБ. К. Зайцева. А вот факт изобласти курьезов:28 октября 1971

года парижская газета «Аврора» сообщает, чтопатриарх русской литературы

признан опасным — в днипребыванияво Франции Л. И. Брежнева префектура

парижской полиции потребо-валаот престарелогописателя отмечатьсядважды в

деньв комиссариатесвоего квартала.


еще рефераты
Еще работы по иностранным языкам