Реферат: Тема рыцарства в лирике А Блока в ее связи с творчеством Р Вагнера

КриницынА.Б.

Глубоко закономернымвыглядит увлечениеБлока искусствомВагнера, чутьли не все творчествокоторого быловдохновленотемами и образамидревнегерманскоймифологии.Близок Блокубыл и общийтрагическийпафос композиторасо столь типичнойдля русскогодекадансамифологемойконца мира и«гибели богов», соответствующеймотивам страшногомира" и «возмездия»в творчествеБлока.

Но мы, не останавливаясьна многочисленныхи уже подробноисследованныхфактах обращенияБлока к вагнеровскомутворчеству1, рассмотримтолько однуочевиднуювагнеровскуюаллюзию — образРыцаря, в чьигероическиелаты облекаетсязачастую лирическое«я» Блока.Видоизменениеэтого образана протяжениивсего творчестваБлока такжеможно рассматриватькак некиймифопоэтическийсюжет, позволяющийпроследитьэволюциюхудожественногомировоззренияБлока в целом.

Необходимосразу оговорить, что Блок воспринялобраз рыцаря, достаточноредко встречающийсяв русской литературе, не только отВагнера, но ииз баллад Жуковского(см. его «Поэму»о рыцаре и розе1898 г., явно навеянную«Ундиной»), атакже из пушкинскогознаменитогостихотворения«Жил на светерыцарь бедный...».Затем рыцарскийобраз неразрывносочетался всознании Блокас личностьюВ. Соловьева, который тоже«имел одновиденье, непостижноеуму» — созерцаниевечной женственности, Софии, и всюсвою жизньпосвятил поклонениюей.

Позже, в 1910 г., Блокнапишет статьюпамяти В. Соловьева«Рыцарь-монах», где прямо назоветего «рыцарембедным»:

… перед намиуже не здешнийСоловьев. Это- рыцарь-монах…Что щит и меч, добрые делаи земная диалектикадля того, кто«сгорел душою»? Только средство: для рыцаря — бороться сдраконом, длямонаха — с хаосом, для философа- с безумием иизменчивостьюжизни.… «Бедныйрыцарь» отизбытка земнойвлюбленностикладет его кногам плененнойЦаревны." (5; 451)2

Весь раннийпериод творчестваБлока проходитпод знакоммистики Соловьева, и потому рыцарскийоблик, закрепившийсяза ним в сознаниипоэта, крайневажен для нашейтемы. Однакоздесь мы имеемобраз рыцаряименно в пушкинскойинтерпретации.

В самих же стихахБлока образрыцаря впервыевстречаетсяв стихотворении«На мотив изВагнера»(«Валькирия»), являющемсявольным пересказомпервой сценыодноименнойвагнеровскойоперы. Как разк этому, 1900-му годуи относитсяпервое знакомствопоэта с творчествомнемецкогокомпозитора.(Мы не будемподробно описыватьхронологическуюпоследовательностьзнакомстваБлока с творчествомВагнера, ибоее можно найтив вышеуказанныхмонографиях, а также в статьеAnnete Hainze из данногосборника).

В дальнейшемобраз рыцарястановитсяодним из воплощенийлирического«я» в раннейблоковскойлирике. («Завтра, с первым лучом…- I; 70, 1900 г., „Я укрытдо времени вприделе...“ I;161,1902г., „Religio“-I; 230, 1902г., „Вотона — в налетевшейволне...“- I; 251, 1902г.).Если даже самослово „рыцарь“не звучит впоэтическомконтексте, тоуказанием на»рыцарскоедостоинство"героя служаттакие атрибутысредневековоговоина, как шлем, меч, латы, копье, щит, крест, несущиена себе примерноодинаковуюсигнификативнуюфункцию (Приведемв частноститакие строки, указывающиена рыцарскийоблик лирическогогероя: "… Загорелсямой тяжелыйщит… — I; 161, «Полюбуйсяна светлыелаты… — I; 251, „В щитемоем каменьзеленый зажжен./ Зажжен не мной- господнейрукой… — I; 268, “Ноя вблизи — стоюс мечом, /Спустивдо временизабрало… — I; 289, „Ягрущу, как заоблачныйвоин, / Уронившийпанцирь наземлю“ — I;318, „Я куюмой меч у порога...“- I; 540. Курсив вездемой — А. К.) Наиболееважным в этомряду оказываетсясимвол меча, особенномногозначный, но разобратьего подробнонам, к сожалению, не позволяетограниченныйобъем статьи.

Но, несмотряна то что образрыцаря впервыевозникает уБлока в вагнеровскомконтексте, поначалу онобрисован вявно пушкинско-соловьевскомключе. Главныеего черты — беззаветноеслужение своейДаме, подобноемолитвенномупреклонениюперед религиознымидеалом, ибоПрекраснаяДама для Блока- мистическоевоплощениевечной женственности.Именно служениеявляется главнойчертой, характеризующейэтот образ.(»Со мной всюжизнь одинЗавет — Заветслуженья Непостижной"- I; 230)

Рыцарь ПрекраснойДамы одновременнои священникв ее храме(знаменательнобыло определениеСоловьева как«рыцаря-монаха»), поэтому егоатрибутомоказываетсякак меч, так икадило: «Воскурюя кадило, опояшусьмечом...» (I; 170). Тоесть Блок обращаетсяк традициисредневековыхмонашескихрыцарскихорденов, напримеррыцарей Храма- Темплиэров.Верность ПрекраснойДаме придаютрыцарю небывалуюсилу: «Я укрытдо времени вприделе, /Норастут всемощныекрыла… (I; 161). Весьоблик рыцаряпросветлен, идеалы еговысоки и сближаютего с Небом:

… И просветленныедуховно,

Полны небеснойчистоты,

Постигнем мысоюз любовный

Добра, меча икрасоты. (»Послебитвы" — I; 464)

У Вагнера жетрактовкарыцарствасовершеннодругая: рыцаряхарактеризуютв первую очередьтакие категории, как «Ehre und Ruhm»(честьи слава), «Kraft undTreue»(мощь и верность- эти два понятиявполне тождественныблоковскойконцепциирыцарства), атакже «Hehr» — величие, благородство, возвышенность.Рыцарь у Вагнерапризван совершитьвеличайшийподвиг: спастистрану, мир илибогов. Он избрани заранеепредназначенбогами на этотподвиг — этознаменуютвсегда чудесныеобстоятельстваего рождения- вспомним Тристана, Зигмунда, Зигфридаили Парсифаля.Сила такогогероя — нечеловеческогопроисхождения.И они совершаютто деяние, ккоторомупредназначены.То есть они нестолько являютсяносителямивозвышеннойидеи, скольковоплощают еесобой и своимподвигом. СлужениеДаме и беззаветнаявлюбленностьв нее отходиту них на второйплан. Их Дама, в отличие отаналогичногоблоковскогообраза, несмотряна ее исключительныедостоинстваи иногда дажебожественноепроисхождение, вполне конкретнаи реальна, и сней возможносоединение.Вагнеровскимгероям в корнечужды созерцательностьи гамлетизмблоковскихгероев. Приэтом в поэтикеВагнера рольлейтмотивовпрактическитождественнароли символов-атрибутовв поэзии Блока.Например, уВагнера в «Зигфриде»особым символическимзначениемнаделен образмеча (Нотунга), что и предопределиловажное местоэтого образав лирике Блока.

У Блока же рыцарьтолько готовитсяк подвигу, пребываяв созерцательностии бездействии.Обобщая, можносформулировать, что «рыцарю-монаху»у Блока противопостоитдеятельный, с явно дохристианским, античным пониманиемподвига рыцарь-геройВагнера.

В последнейчасти первойкниги стихов(«Распутья»)образ рыцаряу Блока усложняетсяи начинаетпретерпеватьразнообразныемодификации.То он приобретаетрусский средневековыйколорит («Вотона — в набежавшейволне...», гдепоявляетсяобраз девы-обидыиз «Слова ополку Игореве»- I; 251), то он становитсярыцарем зла, антихристом:

Я облачилсяперед битвой

В доспехи черногослуги.

Вам не спастисебя молитвой,

Остервенелыевраги!

Клинок мойдьяволом отточен,

Вам не погибель, вам на зло!.. (I;514)

К силе у рыцаряявно присоединяетсяжестокость:

Я кую мой мечу порога

И опять бесконечнолюблю.

Предо мноювьется дорога.

Кто пройдет- того я убью.(I; 540).

Начиная совторой книгистихов у лирическогогероя Блокапроисходитвнутреннийнадлом. Он утрачиваетверу в Софию, а вместе с этойверой и смыслсуществования.Его служениеи его рыцарствооказываетсяникому ненужным.В стихах появляютсянастроениеобреченности, ощущение зависимостиот злого рока.Тема рыцарстванеразрывносвязываетсяс темой смерти:

«Кто там встанетс мертвым глазом

И серебряныммечом?»( 1905г. — II; 60)

"… Ветер мечмой колыхал,

И позванивалилаты,

И стоял я мертволик..."(1905г. — II; 317)

Трагизм этогопереживанияв корне переосмысляетобраз и ведетк сближениюего с образомрыцаря у Вагнера.Как мы знаем, в операх Вагнерарыцари такжебыли обреченыв конце на смертьили поражение(за исключениемсамой последнейоперы — «Парсифаль»).Нод ними тожедовлеет трагическийрок, их сверхччеловеческаямощь не принадлежитим до конца, посколькувраждебныесилы способныпарализоватьих волю. Тристани Зигфрид оказываютсяво власти волшебногонапитка, надЛоэнгриномтяготеет заклятье, трагическийисход поединкаЗигмунда предрешенволей Вотана.

Переживаниевнезапноготрагическогообессиливаниягероев Вагнеранаходит отклики прямое соответствиев лирике Блокаэтого периода.И поэт опятьпрямо обращаетсяк творчествуВагнера, представляясвоего лирическогогероя в видеЗигфрида, кующегосвой меч подруководствомМиме:

«Поет, краснея, медь. Над горном

Стою — и карликслужит мне;

Согбенныйкарлик в платьечерном,

Какой являлсямне во сне.»(1904г. — II; 42)

Но вместо мечагерой кует себегроб: "… Сбылосьнемного — слишкоммного, /И в гробпереплавляюмедь… ". Блоктолько отталкиваетсяот вагнеровскогообраза, ставяего в совершеннодругой, собственныйконтекст, врезультатечего наглядновыявляетсяразница междухудожественнымисознаниямиобоих авторов.

В это же времяпоявляетсяи еще одностихотворениена вагнеровскийсюжет — о смертиЗигфрида, когдаон, наконец, вспоминаетсвое прошлоеи, уже умирая, в бреду, мучаетсятем, что погубилсвою жену — валькириюБрунгильду.

«Я белую Девуискал —

Ты слышишь? Тыверишь? Ты спишь?..

… О, слушай предсмертныйзавет!..

Я Белую Девубужу!..

… Как страненмой траурныйбред!

То — бред обнищалойдуши…

… Мы были, — но мыотошли,

И помню я звукпохорон:

Как гроб мойтяжелый несли,

Как сыпалиськомья земли.(II; 87)

Белая Дева — валькирия — становитсяв контекстеБлока ПрекраснойДамой, и потеряэтого идеаларавносильнасмерти героя.

Вместе с концомслужения ПрекраснойДаме пропадаетсмысл и в самойидее рыцарства, которую Блокподвергаетнеожиданнойпрофанациив стихотворении»Балаганчик", в котором тожеможно обнаружитьвагнеровскиеаллюзии. В«балаганчике»звучит «адскаямузыка, завываетунылый смычок», что можно понятькак ироническийнамек на музыкуВагнера. Сам«балаганчик»в этом контекстеоказываетсяпародией навагнеровскийGesamtkunstwerk, посколькув нем тожеприсутствуютвсе виды искусств(музыка, драматургия, поэзия, пластика, и декоративнаяживопись). Нашипредположенияподкрепляютследующиестроки:

Вдруг паяцперегнулсяза рампу

И кричит: «Помогите!

Истекаю я клюквеннымсоком!

Забинтовантряпицей!

На голове моей- картонныйшлем!

А в руке — деревянныймеч!»(1905г. — II; 67, курсивмой — А.Б.)

Этот отрывокпрочитываетсякак пародияна смертьвагнеровскогоТристана, сорвавшегоповязку с раныи истекшегокровью. Куклойиз балаганчикапредставленав стихотворениии ПрекраснаяДама — королева, шлейф которой«носит, мечамизвеня, вздыхающихрыцарей свита».

После этогототальногоотрицания образрыцаря неожиданновозрождаетсяи наполняетсяновым смыслом.В 1906 году в стихотворенияхнамечаетсяновое продолжениемифа о рыцаре, который вновьоблачаетсяв латы, выковывает«меч духу» иотправляетсяв поход, чтобыпринести «огненнуювесну» на «остриекопья». Он долженодержать победу, но при этомпогибнуть (см.II; 108, 115).

Но с ним случаетсядругое. Егосбивает с пути, закручиваетколдовскаяземная страсть, изображеннаяв стихах каквихрь метели, из котороговозникаетдемоническийобраз “СнежнойМаски”, пленяющейгероя и уносящейего на крыльяхвьюги в бескрайниезвездные просторызимней ночи.Вьюжный холодсимволизируетнеземную, стихийнуюприроду героини.В ее плену, завораживающеми опьяняющем, рвутся всесвязи человекас жизнью. Приэтом в цикле“Снежная маска”лирическийгерой такжемифологизируетсяи стабильноизображаетсярыцарем с ужезнакомыми наматрибутами.

Взор твой ясныйк выси звездной

Обрати.

И в руке твоймеч железный

Опусти.…

… Вихри снежныенад бездной

Закрути. (II; 220)

Рыцарь обессиливаетсястихийнойдевой. Меч — символдолга и верностиидеалам — опускаетсяв его руке иливообще исчезает(«Меч мой железный/Утонул в серебрянойвьюге… /Где мечмой? Где мечмой!.. (II; 238)

В цикле „Маски“образ рыцарястановится»темным" ипризрачным, как тень, теряяпрежнюю идентичностьсамому себе.Попав в пленк маскам («злая»,«звездная»маска — дальнейшаятрансформация«снежной девы»), он начинаетприслуживатьим, играя унизительнуюдля его рыцарскогодостоинствароль: "… Темныйрыцарь вкругдевицы /Заплетаетвязь", "… Темныйрыцарь — толькомнится...", "… Снитсямаске, снитсярыцарь… /- Темныйрыцарь, улыбнись…/ Он рассказываетсказки, опершисьна меч" (II; 237).

«Рыцарь с темнымицепями на стальныхруках» оказываетсясреди «тенейна стене», и надним маски потешаются, как над ненастоящим, призрачным:

«Ах, к походкевашей, рыцарь,

Шел бы длинныймеч!

Под забраломвашим, рыцарь,

Нежный взоржеланных встреч!

Ах, петушийгребень, рыцарь,

Ваш украсилшлем!

Ах, скажите, милый рыцарь,

Вы пришли зачем?(II; 242)

Однако такоесостояние неможет продолжатьсядолго, пленстрасти невечен, и в сердцегероя рождаетсяответноепротиводействие.В его разговорес мистическойдевой появляютсяновые интонации:»Не будь и тысо мною строгой/И маской недразни меня,/И в темной памятине трогай /Иного- страшногоогня"(II; 245).

Здесь надосразу отметить, что разныестихотворениядают противоположныевариантысимволическойборьбы рыцаряс героиней, строя каждоесвой миф. В однихстихотворенияхпредрешенагибель героя.Рыцарь сгораетна костре страсти:

В снежной маске, рыцарь милый,

В снежной маскеты гори!

Я ль не пела, не любила,

Поцелуев недарила

От зари и дозари?..

… Так гори, и яри светел,

Я же — легкоюрукой

Размету твойлегкий пепел

По равнинеснеговой. (II; 252)

В стихотворенииже «Снежнаядева» страстьперерастаетв единоборство, любовь-враждусо СнежнойДевой, и рыцарьснова предстаетперед нами вовсеоружии, «каквождь враждебнойрати, всегдазакованныйв броню.» На его«стальнойкольчуге» — «строгий крест», и он побеждает, высвобождаясьиз плена и отстаиваясвои идеалы:

… Она дарит мнеперстень вьюги

За то, что плащмой полон звезд,

За то, что я встальной кольчуге,

И на кольчуге- строгий крест.

Она глядит мнепрямо в очи,

Хваля неробкоговрага.

С полей ее холоднойночи

В мой дух врываютсяснега… (II; 268)

Прежнее соединениетеперь становитсяневозможным:«Но сердцеСнежной Девынемо /И никогдане примет меч.»

В другом стихотворениитого же времениСнежная Деваприобретаетчерты вагнеровскойвалькирии, которая вступаетс героем втаинственныйсоюз, возносящийего до боговв сверхчеловеческойстрасти, и затемгубит его всилу невозможностидля человеческойприроды выдержатьэтот роковойопыт. Вагнеровскиемотивы вновьвоскресаютв сознанииБлока, вместес мотивамизаколдованногоплена и смертиза причастностьк тайнам божественнойлюбви. Теперьгерой оказываетсяв роли Зигмунда, который долженумереть в неравномпоединке сбогами.

За холмом отзвенелиупругие латы,

И копье потерялосьво мгле.

Не сияет и шлем- золотой и пернатый-

Все, что былосо мной на земле.

Но волшебнаяподруга героя- Валькирия — мстит за егосмерть и уноситв Валгаллу длявечного соединенияв пламеннойлюбви:

Воротясь, тынаправишь копьеполуночи

Солнцебогувеселому вгрудь.

Я увижу в змеиныхкудрях твоиочи,

Я услышу твойголос: «Забудь».

И потом, на холмыпосылая туманы,

Ты — Валькирия, Дева, Змея,

Будешь страстьюлечить моизнойные раны

Под неверныммерцаньемкопья! (II; 260) 3

Затем, в 1910 г., ужев третьем томестихов, у Блокапоявляетсяеще одно стихотворениена вагнеровскийсюжет: «Идутчасы, и дни, игоды...», котороепри соотнесениис образнымрядом «Снежноймаски» и приучете новогообращения Блокавагнеровскиммотивам прочитываетсякак воспоминаниео пережитойстрасти героем, изведавшимтеперь нечтоболее ужасное- хаос окружающего«страшногомира». В светеэтого новогоопыта прошедшаястрасть представляетсятеперь тяжелым, странным сном, лишь на времяспособнымотсрочитьпознание страшнойреальности:

«Идут часы, идни, и годы.

Хочу стряхнутькакой-то сон,

Взглянуть влицо людей, природы,

Рассеять сумракивремен…

… Вот меч. Он — был. Но он — ненужен.

Кто обессилилруку мне? —

Я помню: мелкийряд жемчужин

Однажды ночью, при луне,

Больная, жалобнаястужа,

И моря снеговаягладь…

Из-под ресницсверкнувшийужас —

Старинный ужас(дай понять)...»(III; 29)

В «больной, жалобной стуже»с трудом узнаютсяпрежние всесильныевихри метели.Только «из-подресниц сверкнувшийужас» напоминаетнам о прежнемобразе героини, распавшемсятеперь наразрозненныеосколки: «мелкийряд жемчужин»,«тень чья-тоглянет силуэтом»,«слова? — Их небыло...» Сохранилосьв воспоминаниилишь состояниебессилия:

… Меч выпал.Дрогнула рука…

И перевязаншелком душным

(Чтоб кровь нешла из черныхжил),

Я был веселыми послушным,

Обезоруженный- служил.

Пробуждениеиз этого снаравняетсясмерти:

Но час настал.Припоминая,

Я вспомнил: нет, я не слуга.

Так падай, перевязьцветная!

Хлынь, кровь, и обагри снега!(III; 30)

С третьим томомстихов в поэзиюБлока вновьпрочно входиттема смерти.У героя появляютсямертвые рыцари-двойники:

… И той же тропою,

С мечом на плече,

Идет он за мною

В туманномплаще…

Тоскуя смертельно,

Помочь не могу.

Он розы бесцельно

Затопчет вснегу. (III; 171)

Блок начинаетощущать себяв страшном, катастрофическоммире ХХ века.XIX век отрицаетсяпоэтом как«железный», непоэтическийи жестокий, век«матерьялистскихмалых дел»,«бескровныхдуш и слабыхтел» — век наступленияцивилизациина культуру.«ХХ век — ещебездомней, ещестрашнее жизнимгла». Поэтомуон вызываетв сознанииБлока миф оконце мира, ипотому, как этони парадоксольно, в противовесбездушномуXIX веку он вновьпоэтизируетсяи мифологизируется, приобретаяявственныеапокалиптическиечерты: «Ещечернее и огромней/Тень люциферовакрыла. /Пожарыдымные заката/(Пророчествао нашем дне),/Кометы грознойи хвостатой/Ужасный призракв вышине...»(III;305). Демонизируютсядаже машины,«кующие гибельдень и ночь».Зловеще мистическимкажется и разгулвырвавшихсяиз-под властиразума губительныхстихийных силв душе людей:«И черная, земнаякровь /Сулитнам, раздуваявены, /Все разрушаярубежи, /Неслыханныеперемены, /Невиданныемятежи» (тамже). Надвигающаясявойна уподобляется«нависшемунад Европойдракону,» который«разинув пасть, томится жаждой.»Чтобы победитьего, нужен рыцарь, подобный Тристануили Зигфриду.В мифологическомпрологе к поэме«Возмездие»опять появляетсяобраз Вагнера- Зигфрид, кующийволшебный меч.Он должен совершитьподвиг — поразитьдракона и спастимир:

Так Зигфридправит меч надгорном:

То в красныйуголь обратит,

То бвстро вводу погрузит…

Удар — он блещет, Нотунг верный,

И Миме, карликлицемерный,

В смятеньипадает у ног!(III; 301)

С ЗигфридомсравниваетБлок Поэта — творца, от лицакоторого написанпролог к «Возмездию».Он должен сохранитьбесстрашиеперед миром, измерить еговесь «бесстрастной»мерой и сотворитьиз его хаосакрасоту. Но дляэтого подвиганужен геройпрежних, рыцарскихвремен — Зигфрид:

Кто меч скует?- Не знавшийстраха.

А я беспомощени слаб…

… Герой уж неразит свободно,-

Его рука — в рукенародной… (III;302)

Иначе говоря, времена истинныхрыцарей прошли, поэт уже неможет спастимир, но можетлишь постичьи объяснитьего особойсилой художественногопрозренья.Здесь опятьмы видим несходствово взглядахмежду Блокоми Вагнером приих исходе изодной и той жемифологическойсхемы: геройперед лицомконца светапытаетсяпротивопостоятьгибели всехжизненныхценностей. ЕслиВагнер верит, что гениальныйхудожник можетсилой своегоискусстваединоличноспасти мир, тов пониманииБлока времяи роль художникав мире изменились.Теперь сила- только «в рукенародной.» Мечрыцаря поэтготов сменитьна молот рабочего(«дроби, мойгневный ямб, каменья!»).

Миф о концемира соприкасаетсяв сознании какВагнера, таки Блока с мифомо начале мира.Поэтому в творчествеВагнера и появиласьдревняя немецкаямифология. УБлока же образмирового пожара, охватившегов ХХ веке Европусоотноситсясо степнымипожарами наРуси врементатарскихнашествий: «Наднашим станом, как встарь, повита дальтуманом, и пахнетгарью. Там — пожар»- возглашаетон в «Возмездии».Древние пожарытатарскоговремени осознаютсяБлоком какархетип русскойистории, навечноукоренившийсяв прапамятирусской души.

И здесь интереснопроследить, как переосмысляетсяБлокам реальнаяситуация Куликовскойбитвы и ставитсяв вагнеровскийконтекст — контекст«Гибели богов».В обоих случаяхречь идет обапокалиптическомвидении последней, решающей, страшнойбитвы, в которойгерою сужденопогибнуть, ноперед смертьюсовершитьвеликий подвиг, к которому онпредназначенсудьбой.

И у Блока, и уВагнера происходитмифологизацияпрошлого ихстраны. Привоссозданиисредневековогомышлениямифологизируетсятакже природавокруг героев.Особую рольпри этом и уБлока и у Вагнераиграет мифологемареки — истокажизни страны, ее родовогобожества. Неслучайно «Наполе Куликовом»начинаетсяс символическогопейзажа Руси, главной составляющейкоторого являетсяобраз реки(«Река раскинулась.Течет, груститлениво /И моетберега» — III; 249). МестовагнеровскогоРейна у Блокаберет на себяДон, и отчастиНепрядва («АНепрядва убраласьтуманом, чтокняжна фатой»- III; 251). Столь женственныечерты образареки вызываютв памяти вагнеровскихдочерей Рейна.

Очень близкоВагнеру пониманиежизни как «вечногобоя» у Блока(«И вечный бой- покой нам толькоснится /Сквозькровь и пыль.»- III; 249) Вспомним, что как раз вэто время О.Шпенглер писало неудержимойи неостановимойэкспансии вбесконечностькак о сущностнойчерте западногофаустовскогодуха.

Герой предстаетперед нами какдревнерусскийвоин, однакоу Блока он именноздесь, болеечем где бы тони было, наделентипическимичертами вагнеровскогорыцаря. Сохраняютсяего прежниерыцарскиеатрибуты (меч, кольчуга, доспех)с тем же смысловымнаполнением.Описание последнейночи передсражениемсоздает ощущениеневероятноготрагическогонапряжения, которое геройиспытываетперед подвигоми смертью, аописание суровойи мрачной природы(«перед Дономтемным и зловещим, средь ночныхполей...») удивительнородственнамрачной атмосфере«Кольца Нибелунгов»Вагнера. Мыощущаем в героетеперь силуна подвиг («Доспехтяжел, как передбоем. Теперьтвой час настал.- Молись!» — III; 253).

Герой предчувствуеттрагическийисход сражения(«Светлый стягнад нашимиполками /Невзыграет большеникогда» — III; 250,«я вижу надРусью далече/Широкий и тихийпожар» — III; 252). Важноотметить, чтоэпиграф к третьейчасти цикла«И мглою беднеотразимых/Грядущий деньзаволокло»– Блок взял изстихотворенияВ.Соловьева«Дракон (Зигфриду)», что опять-такидоказываето постоянномприсутствиив его сознанииапокалиптическихвидений «КольцаНибелунгов»Вагнера. Такимобразом, Блокпренебрегаетреальным историческимсмыслом Куликовскойбитвы, осмысляяее как последнююбитву мировойистории.

При этом блоковскогогероя сопровождаети вдохновляетна битву таинственный, до конца необъясненныйв стихах женскийобраз. То онпредстает переднами как олицетвореннаяРусь, с которойгерой чувствуетособеннуюсвязь, подобноГоголю в «Мертвыхдушах»: «О Русьмоя! Жена моя! До боли /Намясен долгийпуть!»; то онименуется«светлой женой», то начинаетнапоминатьБогородицу(«Был в щитеТвой лик нерукотворный/Светел навсегда»- III; 251). Но нам важноодно: что этотобраз одновременноявляется ибожеством, покровительствующими защищающимгероя, и еговозлюбленной(«И с туманомнад Непрядвойспящей, /Прямона меня/ Ты сошла, в одежде светструящей, /Неспугнув коня./Серебром волныблеснула другу/На стальноммече, / Освежилапыльную кольчугу/На моем плече»-III; 251). Аналогомтакому образуможет служитьтолько валькирияБрунгильда.

Последнимпроявлениемтемы рыцаряв творчествеБлока сталаего символистскаядрама «Розаи крест». Философскийсмысл этойдрамы сконцентрированв песне рыцаряГаэтана, которуюодновременноможно считатьнаиболее полнымвыражениемидеи рыцарствав поздней лирикеБлока. В нейрыцарь предстаетперед нами одинна один со стихией- океаном, которыйзовет его вдаль, в «путь роковойи бесцельный», который представляетсобой фактическивечный поединокс судьбой.

Всюду беда иутраты.

Что тебя ждетвпереди?

Ставь же свойпарус косматый,

Меть свои крепкиелаты

Знаком крестана груди. (IV; 232-233)

Цель пути — обретениев страданиии лишенияхсудьбы единственновозможноесчастье («сердцузакон непреложный- радость-страданьеодно»). Характерно, что в песне уженичего не говоритсяо служениирыцаря идеалувечной женственности- ПрекраснойДаме. Сам главныйгерой — рыцарьБертран — имеетсвою возлюбленнуюгоспожу, но онаоказываетсяв конечномитоге обыкновеннойземной женщиной, недостойнойтех подвигов, которые совершаетво имя ее и поее приказаниюБертран. Смыслрыцарскогопризваниядалеко выходитза рамки поклоненияДаме или вообщекакому-нибудьопределенномуидеалу. Он — ввечном странствии, в единении состихией (в песнефигурирующейкак океан) ивечном поединкес судьбой — «паркой»(«Парка упрямаяв очи /Смотрити судьбы прядет»).Идеал изображенв песне толькокак сон о «блаженномбреге», или«роковая мечта»(«Смотрит чертойогневою /Рыцарюв очи закат,/Да над мечтойроковою /Звездныеночи горят»- IV; 232-233), то есть весмарасплывчатои неопредленно.

То есть длинныйряд трансформацийобраза рыцаряв творчествеБлока, сильнообобщая, можносвести к егоэволюции отпушкинского«рыцаря-монаха»к «рыцарю-герою»в вагнеровскомпонимании, учитывая всесложные перипетииэтого мифопоэтическогосюжета, частьиз которых мыпопыталисьописать в нашейстатье.

1. Это влияниебыло подробноисследованов монорафияхА. ГозенпудаРихард Вагнери русская культура.Л., 1990 и R. Bartlett Wagner and Russia. Cambridge,1995.

2 Все ссылки непроизведенияБлока даютсяпо полн. собр.соч. в 8 т. М.-Л.,1960-1963г., с указаниемсперва номератома, затемстраницы.

3Последняястрофа стихотворениядается мнойв ранней редакции.