Реферат: Федор Волков - отец русского театра

Сколько надо отваги,

Чтоб играть на века...

Б. Пастернак

1752год Зимний Дворец встретил пышными празднествами. Знатным дамам, фрейлинам икавалерам были посланы объявления: «Ея императорское величество изволилауказать: наступающего l-го числа генваря, то есть в Новый год, при ВысочайшемДворе ея императорского величества быть торжеству против прежнего».

Дежурныйкамер-фурьер едва успевал записывать в «церемониальный, банкетный и походныйжурнал» развлечения императрицы. Банкетный стол, бал-маскарад, французскаякомедия, итальянская интермедия сменяли друг друга. Среди всевозможныхувеселений не было одного — представлений профессиональных русских актеров.

Вэто время Елизавета Петровна узнала, что, оказывается, на Руси уже существуеттеатр, значительно отличающийся от обычных, так называемых партикулярных,театров, не имеющих определенного репертуара и постоянных актеров. Существуеттакой театр в Ярославле. Руководит же тем театром местный заводчик ФедорВолков, на фабриках которого производятся купоросные и серные изделия, а такжекраска «мумия».

УслышалаЕлизавета Петровна о ярославском театре от своего ближайшего советника – обер-прокуроракнязя Трубецкого. А ему сообщил о ярославцах сенатский экзекутор Игнатьев,который незадолго до этого посетил их город по делам винного откупа.

ЕлизаветаПетровна тотчас приказала доставить в Петербург Федора Волкова с товарищами. Воисполнение ее указа срочно снарядили сенатской роты подпоручика Дашкова, выдалиему подводы на прогонные деньги и послали в Ярославль.

***

… ВЯрославль Федор Волков приехал в 1735 году, лет семи от роду. Родился Ф. Г. Волков9 февраля 1728 (по другим источникам – 1729) года. Был он старшим сыномкостромского купца Григория Ивановича Волкова, незадолго до этого умершего.Всего у Григория Ивановича было пять сыновей: Федор, Алексей, Гаврила, Иван иГригорий. Трех старших из них и привезла вначале с собой вдова покойногоМатрена Яковлевна в Ярославль.

ЗдесьМатрена Яковлевна нашла свое второе счастье: вышла замуж за вдового купцаФедора Васильевича Полушкина.

Принеслали она в приданое своему второму мужу какой-либо капитал или нет – неизвестно.Но сам ее новый муж к тому времени уже имел состояние. Вместе скупцом ТимофеемШабуниным, а затем Иваном Мякушкиным содержал он серные и купоросные заводы «близгорода Ярославля и Волги-реки да близ Макарьевского Унженского монастыря наберегу Унжи-реки». По тем временам дело его считалось значительным.

СамФедор Васильевич был уже немолод. Имел двух детей. Сын вскоре умер, а на дочьнадежда плоха. И тогда устремил старый купец все свои помыслы на пасынков, иособенно на старшего – Федора.

Принялон-де еще «с самого их малолетства сыновне, — сообщал Полушкин в 1745 годуярославскому магистрату о своих отношениях с пасынками.- И, не щадя собственногосвоего капитала, содержа для обучения их при доме на своем коште учителей, иобучал грамоте, и писать, и другим наукам, також и заводским произвождениям икупечеству».

Кромеграмоты и знания заводского дела славился старший полушкинский пасынок иумением вырезать по дереву. Деревянные фигурки на царских вратахНиколо-Надеинской церкви, по преданию, были созданы его руками, а иконостассооружен по нарисованному им рисунку. Видно, с детства давала о себе знать вФедоре Волкове душа артиста, художника, страстного почитателя разного родаискусств, в том числе и театрального.

ВЯрославле Федор Волков имел возможность познакомиться с так называемым школьнымтеатром, на котором семинаристы разыгрывали представления «комедий» на сюжетыиз Священного писания.

Ниодин из братьев Волковых в семинариях не учился. Но, по всей видимости,спектакли школьного театра они видели. Во всяком случае, слышали о нихнепременно: многие приятели их были семинаристами. И когда Федору Волковупришло в голову устроить театр у себя дома, то вначале он, конечно,ориентировался и на школьный театр, и на любительские представления «охочих»людей, и на народные гулянья, с их ряжеными и незамысловатыми играми во времяторгов и праздников.

Врядли степенный купец Федор Васильевич Полушкин с одобрением отнесся бы к желаниюсвоих пасынков стать комедиантами. Праздничные же потехи были привычны, они невыходили за пределы старого купеческого быта.

Нопотеха потехой, а дело — делом. Неграмотен был старый заводчик Полушкин, дажепросьб своих в магистрат подписать не умел, и расписывался за него тот жепасынок Федор Волков. Размах же заводского дела требовал и молодой энергии, ифизических сил, и знаний.

5марта 1744 года (когда Федору минуло шестнадцать лет) Полушкин подал прошение введавшую заводами Берг-коллегию: «А ныне вместо оного товарыща своего Мякушкинадля лутчаго заводского произведения и государственной прибыли принимаю я себе втоварыщи пасынков своих, бывшего костромского купца Григорья Волкова детей — Федора, Алексея, Гаврила, Ивана, Григорья Григорьевых детей Волковых же. О чемоные пасынки мои, Волковы, что они со мною в товарищество вступить желают и тотзавод производить обще хотят… подписались своеручно».

Сосвоей стороны, пасынки обязались наблюдать над заводами, работными людьми, служитьпри заводах «и те серные и купоросные заводы производить с прилежным рачением,а не для одного токмо вида, чтоб заводчиком слыть и от купечества отбывать».

Припискабыла существенной. Купцы, ставшие заводчиками, освобождались и от воинскойслужбы, и отряда налогов, и от солдатского постоя.

Таки стали братья Волковы «компанейщиками» отчима. Конечно, помогали Полушкину взаводском деле только старшие — Федор и Алексей. Остальные были малолетними.

Нои Федор еще не во всем, как видно, преуспел. Иначе вряд ли бы не пожалелПолушкин денег, чтобы отправить его «доучиваться» В Москву.

Пособственным словам Федора Григорьевича Волкова, пробыл он в Москве целых семьлет — с 1741 по1748 год. Позже биографы гадали, где же он там учился: вСлавяно-греко-латинской академии, духовном училище или в какой-либо школе призаводе (такие школы стали функционировать еще со времен Петра I)? Вполневозможно, что именно в заводскую школу и направил его отчим.

Семьлет ждал Полушкин своего старшего пасынка, мечтая передать успешно начатоезаводское дело. Да не дождался. В 1748 году он скончался. И полушкинские заводыстали называться по имени их новых содержателей: «Федора Волкова с братьями».Но вместо того чтобы полученное наследство употребить на расширение капитала,двадцатилетний Федор Волков стал заметно охладевать к «произведению серы,купороса и краски мумии». Вокруг него собралась молодежь — беспокойная, ковсему любопытная. Братья за семь лет выросли, возмужали, стараниями отчима былиобучены. Товарищи их тоже были не без образования. Иван Дмитревский и АлексейПопов до этого какое-то время учились в семинарии, Семен Куклин служил писчикомв Ярославской провинциальной канцелярии. Там же дослужились до чинаканцеляриста Иван Иконников с Яковом Поповым.

Всеони и стали актерами театра, который организовал в Ярославле Федор ГригорьевичВолков. Вначале играли в полушкинском каменном амбаре, где построили помост,освещаемый плошками с маслом, и поставили скамейки для «смотрителей». А потом(по-видимому, после указа Елизаветы о разрешении «охотникам» даватьпредставления) Федор Волков открыл и настоящий театр, в который вложил немалособственных средств.

Судяпо всему, построить театральное здание помогли ему и другие состоятельныеярославцы. Во всяком случае, первый биограф Ф. Г Волкова — славный русскийпросветитель Н. И. Новиков на это указывает прямо: «Каждый из них согласилсядать по некоторому числу денег на построение нового театра, который стараниемг. Волкова и построен, и столь был пространен, что мог помещать в себе до 1000человек».

Ксожалению, точных сведений о репертуаре театра Волкова, о том, как играли в немярославцы до нашего времени не дошло. Здесь можно только предполагать, опираясьна не всегда Достоверные источники.

Посвидетельству некоторых биографов, построенный Волковым театр открылся оперойкомпозитора Арайи «Титово милосердие». Потом в нем будто бы ставились трагедииСумарокова, переводные пьесы иностранных авторов, а по уверениям некоторыхмемуаристов,- и комедии самого Федора Григорьевича. Разумеется, исполнялись внем церковные пьесы, и школьные драмы.

Вигре своей новоявленные актеры несомненно опирались на правила школьноготеатра, о которых читатель уже имеет представление. С не меньшей уверенностьюможно утверждать и то, что Федор Григорьевич ориентировался на представления,которые мог посмотреть в Москве: иностранных придворных трупп во времякоронации Елизаветы и партикулярных «охочих комедиантов», нерегулярно, но всеже игравших в старой Москве.

Поуверениям ряда биографов, Федор Григорьевич побывал не только в Москве.Ярославцам мог он рассказать и о Петербурге, куда, по имеющимся свидетельствам,послал его отчим. Там будто бы он свел знакомство с немецкими актерами — «вольным комедиантом» Гильфердингом и «балаганщиком» Сколярием, труппы которыхвыступали в России 50-х годов. От них якобы получил немало указаний потеатральному искусству, которые тщательно записывал, зарисовывал, запоминал.Вместе с ними будто бы удалось ему попасть и на представление кадет Шляхетскогокорпуса, разыгрывающих сумароковскую трагедию «Синав и Трувор».

«УвидяНикиту Афанасьевича Бекетова в роли Синава, я пришел в такое восхищение, что незнал, где был — на земле или на небесах. Тут родилась во мне мысль завести свойтеатр в Ярославле»,- якобы признавался он позже Ивану Дмитревскому.

Всеэто в какой-то степени предположения, правда опирающиеся на достаточноавторитетные источники: биографические, мемуарные. С полной же уверенностьюможно сказать лишь об одном: не получившие никакой специальной подготовки,ярославские актеры свое «умение строить комедии» должны были показать вПетербурге.

ПодпоручикДашков 12 января 1752 года прибыл в Ярославль. И предъявил в магистрат указ сповелением императрицы, чтобы «ярославских купцов Федора Григорьева сынаВолкова он же Полушкин с братьями Гаврилою и Григорием, которые в Ярославлесодержат театр и играют комедии и кто им для того еще потребны будут, привестьв Санкт-Петербург… и что надлежать будет для скорейшего оных людей ипринадлежащего им платья сюда привозу под оное дать ямские подводы и из казныпрогонные деньги...».

Поприбытии Дашкова в Ярославль Федора Григорьевича срочно вызвали вПровинциальную канцелярию и объявили повеление императрицы. Предложили немедленносообщить, кого он возьмет с собой в Петербург и сколько «ему потребно ямскихподвод». Времени раздумывать у него не было. Он сразу сообщил Провинциальнойканцелярии, что «ко отправлению-де с ним в Санкт-Питербурх, сверх братей его,Гаврила и Григорья, потребны к комедии… канцеляристы Иван Иконников, Яков Попов,писчик Семен Куклин, присланные из Ростовской консистории… из церковниковИван Дмитревской, Алексей Попов, ярославец, посадской человек Семен Скочков дажительствующие в Ярославле из малороссийцев Демьян Галик, Яков Шумской. А подсвозде их платья надлежит ямских 19 подвод, шестеры сани, болковни, 6 рогож,веревок 50 сажен».

Ипока канцеляристы Иван Иконников и Яков Попов торопливо передавали денежные,«секретные и другие нужные дела» копиисту Маложенкову и канцеляристу НиколаюДьяконову, товарищи их спешно готовились к отъезду. Актеров обязали собратьсяза один день.

ПодпоручикДашков получил от ярославской канцелярии на всю актерскую братию 123 рубляпрогонных до Петербурга, и ярославцы, погрузившись на подводы, отправились вдальний путь, сопровождаемые любопытными взглядами встречных горожан икрестьян.

***

ВПетербург ярославцы попали не сразу. Как только они приехали на последнюю передПетербургом станцию Славянку, их встретил там сенаторской роты сержантЛодыженский. Ему приказал туда выехать князь Трубецкой и «смотреть тамнедреманным оком», «дабы не проехали комедианты». Лодыженский передал Дашковуповеление везти ярославских актеров не в Петербург, а в Царское Село, где имследовало дожидаться приезда императрицы. «И ежели е.и.в. в Село Царское прибытьеще не изволит, то ему, Дашкову, объявя сей приказ, чтоб он и с ними,комедиантами, в Царском Селе, не ездя из оного, дожидался приказу...»

Черездень после того, как отдано было приказание Лодыженскому, 21 января, ЕлизаветаПетровна отправилась в Царское Село. Но пробыла там недолго. Вскоре, вернувшисьв Петербург, она снова собралась туда и осталась там на три дня.

По-видимому,именно тогда и предстали перед ней впервые ярославцы, сыграв поставленные имитрагедии Сумарокова «Хорев», «Синав и Трувор», «Гамлет» и одну из пьесшкольного театра.

Представленияярославских комедиантов не понравились избалованной театральными зрелищамиимператрице. В отличие от «благородной» манеры кадет игра ярославцев, каквпоследствии скажет Н. И. Новиков, «была только что природная и не весьмаукрашенная искусством». Да и сами ярославские актеры — заводчики да приказные,а то и просто «посадские» люди лишенные внешнего лоска и богатой одежды,разительно отличались от ее изнеженного и манерного двора.

Ивсе-таки она приказала им готовиться к выступлениям в Петербурге.

Тамв это время помимо сценических помещений в Зимнем и Летнем дворцах существовалоуже три театра: только что построенный на Царицыном лугу, у Аничкова дворца, атакже «дом Немецких комедиантов» на Большой Морской улице. Есть предположения,что первое выступление ярославцев в Петербурге состоялось в одном из такихимператорских Оперных домов 4 февраля 1752 года. Достоверно же известно, что онидважды выступали в «доме Немецких комедиантов». Об этом свидетельствуетподписанный императрицей указ, в котором говорится, что, когда там будут игратьярославские жители, использовать лишь «свечи сальные, так и плошки с салом же»,а более дорогие восковые свечи и масляные плошки зажечь лишь в случае «ееимператорского величества присутствия», получив их от «обретающегося приОперном е.и.в. доме майора Степана Рам бура», с давних времен ведавшегокостюмами, декорациями и бутафорией придворного театра.

Восковыесвечи потребовались довольно скоро. Приведенный указ был подписан 4 февраля, ачерез два дня, по записи дежурного генерал-адъютанта, Елизавета Петровна«соизволила иметь выход на немецкую комедию, где представлена была нароссийском языке ярославцами трагедия, которая началась пополудни в восьмомчасу и продолжалась пополудни в восьмом часа». 9 февраля она вторично посетилав Немецком театре спектакль ярославских актеров, которые опять представлялитрагедию.

Вскоренаступил великий пост, во время которого всякие светские развлечения былизапрещены. И тут снова вспомнили о ярославских актерах. В их репертуаре имеласьпьеса митрополита Дмитрия Ростовского «О покаянии грешного человека», смотретькоторую даже во время поста Елизавета не сочла грехом.

Этопредставление оказалось последним спектаклем ярославской труппы. Во время постаиграть им больше не разрешили. А после поста кто-то из ярославцев заболелгорячкой, и актерам, поселенным в отдаленной части города — Смольном дворе, неразрешено было его покидать.

ЕлизаветаПетровна панически боялась каких бы то ни было заболеваний. Она приказала своимпридворным всячески оградиться от «заразного» места и не поставлять из еебывшей резиденции — Смольного, где все еще находились принадлежащие ей огороды,«ко двору ее величества огурцов и прочего… пока болезнующие горячкойярославские комедианты совершенно от той болезни освободятся». «Освободиться отболезни» ярославцам оказалось не так-то просто, и уже в конце мая императрицаприказала своему лейб-медику Бургаве на всякий случай еще раз осмотретьярославских комедиантов.

Нои после выздоровления положение ярославцев оставалось неопределенным. Лишь 18июля императрица «соизволила указать взятых из Ераславля актеров заводчикаФедора Волкова, писчиков Ивана Дмитревского, Алексея Попова оставить здесь, аканцеляристов Ивана Иконникова, Якова Попова, заводчиков Гаврилу да ГригорьяВолковых, писчика Семена Куклина, малороссийцев Демьяна Галика, Якова Шумского,ежели похотят, отправить обратно в Ераславль».

***

Оставшисьв Петербурге, Федор Волков, Иван Дмитревский и Алексей Попов еще некотороевремя былине у дел. Жили они по-прежнему в Смольном. Вместе с ними пребывали иГригорий Волков с Яковом Шумским, не захотевшие вернуться в Ярославль.

24августа 1752 года «всемилостивейшая государыня… указать соизволилаПравительствующему Сенату двор бывшего Михаила Головкина, что на Васильевскомострову, каменной со всем строением, состоящий ныне под ведением Канцелярииконфискации, отдать немедленно в ведомство Канцелярии от строений».

«Тогоже 1752 года,- сообщал А. Богданов в «Дополнении к описанию Петербурга»,-учрежден на Васильевском острове в Третьей линии на берегу, в доме Головкином,Оперный дом, в котором отправляются действия новых опер на пробу черезоперлетов, из российских людей производимых, опробовав все в доме, действуют напубличном театре в присутствии самой императорской особы». В нем и нашли себепристанище Федор и Григорий Волковы, а также, по всей видимости, Яков Шумский.

Домсына важного сподвижника Петра — Головкина, когда-то роскошный и богатый,пришел в ветхость. Хозяин его за приверженность бывшим императрицам АннеИоанновне и Анне Леопольдовне был при воцарении Елизаветы Петровны сослан вСибирь. За ним добровольно последовала навечно в ссылку и его жена. Имуществоих было конфисковано. Особняк на Васильевском острове на берегу Невы (там потомбудет построено здание Академии художеств) отдан интендантству от строений иприспособлен под склады. Затем поселили туда русских певчих, увеселявшихимператрицу на ее куртагах и иных зрелищах. За это время дом отсырел. Он кишелкрысами. И когда поселились в нем певчие, пришлось Елизавете издать указ оботправке туда из Зимнего дворца трехсот кошек.

Невеселойи нелегкой была жизнь братьев Волковых в этом доме. Постоянного жалованья онине получали. Театральный зал в бывшем головкинском доме был небольшой: <st1:metricconverter ProductID=«250 метров» w:st=«on»>250 метров</st1:metricconverter> площадипредназначалось для зрителей и столько же для сцены. Никаких специальных приспособленийон не имел, играть в нем было неудобно. Местоположение его тоже оставляложелать лучшего.

Став«комедиальным», головкинский дом, когда-то гордо стоявший рядом с палатамипервого градоначальника Петербурга Меншикова, оказался в невыгодном положении.Он был отделен Невой от центральных улиц и не мог собирать много зрителей.Когда же Нева начинала замерзать и понтонный мост, соединявший Васильевскийостров с Адмиралтейской стороной, переставал действовать, доступ к«комедиальному дому» с более населенной части Петербурга еще более затруднялся.

Русскаятруппа, не имевшая ни постоянного руководителя, ни определенного состава (кромеФедора и Григория Волковых да Якова Шумского в спектаклях принимали участие ипевчие), бедствовала и успеха достигнуть не сумела. Вместе со всей труппойбедствовали и братья Волковы.

Чтоже касается их товарищей, оставленных императрицей в Петербурге,- ИванаДмитревского и Алексея Попова, то они, вслед за «спавшими С голосу» певчими,были определены в Сухопутный Шляхетский корпус. Там надлежало им обучатьсяфранцузскому и немецкому языкам, танцевать и рисовать, а также получать знания,«смотря из них кто к которой науке охоту и понятие оказывать будет, кромеэкзерциций воинских».

Черезкакое-то время туда попадут и Волковы. Но пока что им предстояло пробыть двагода в Москве, куда в 1752 году отправился двор Елизаветы Петровны всопровождении всех театральных трупп, которые имелись в Петербурге.

***

8февраля 1754 года Елизавета приказала Федора и Григория Волковых определить дляобучения в Kaдeтский корпус «и во всем как содержать, так и обучать противнаходящихся ныне при том корпусе певчих и комедиантов» (то есть товарищейВолковых — Дмитревского и Попова). Причем, в отличие от последних, Волковымопределялось жалованье: Федору — 100 рублей в год, а Григорию — 50. Изимператорского Кабинета в канцелярию Кадетского корпуса последовало сообщение,что на выдачу их жалованья «из Соляной конторы в Санкт-Петербургскоекомиссарство» посылается вексель, по которому «выдачу производить сколько в то число,когда по усмотрению ее надлежит», и приказано, «когда они явятся, прислать вКабинет известие».

Приказаниебыло выполнено, и 21 марта 1754 годаведавшие обучением кадет фон Зихгейм, Недерштетер и Панов отрапортовалиКабинету и стоявшему во главе Шляхетского кадетского корпуса князю Юсупову(находившемуся еще, как и весь двор Елизаветы, в Москве), что братья Волковы вканцелярию Кадетского корпуса из старой столицы явились: Григорий — «минувшегофевраля 26, Федор — сего марта 21».

Стех пор и стали ярославский заводчик Федор Волков со своим меньшим братомГригорием числиться учениками Сухопутного Шляхетского корпуса, выпустившего насвоем веку немало образованных людей.

Впрочем,именоваться заводчиками Волковы вскоре перестали. В середине 1754 года сводная их сестраМатрена Кирпичева подала прошение в Берг-коллегию, чтобы полученное Волковыминаследство Полушкина передать ей, родной его дочери.

Установив,что «оные Волковы те серные и купоросные заводы нерадением своим… привели воистощение», Берг-коллегия определила: отдать их законной наследнице ПолушкинаМатрене Кирпичевой, а «объявленных Волковых из заводчиков выключить и впредь ихзаводчиками не считать, а быть им наряду с купечеством».

Нобыть «наряду с купечеством» Федору Григорьевичу и его брату не пришлось.

Прибывв Петербург, братья Волковы поселились в одной из пристроек бывшегоМеншиковского дворца, в котором по-прежнему помещался Шляхетский корпус и гдепродолжали обучаться их товарищи — Иван Дмитревский и Алексей Попов. Теперьсреди учащихся в корпусе было уже двенадцать человек, которым предназначаласьактерская стезя.

Всеони — четверка ярославцев и восемь певчих по внешнему виду отличались от«благородных» питомцев корпуса. Одеты были актеры и певчие в казенное платье:кафтан, камзол и штаны одного и того же – серого (или, как тогда говорили,«дикого») с «ыскрами» — цвета. Выдали им шляпы с узким золотым позументом,черные гарусные чулки и круглоносые башмаки. «Каморы» им отвели при Первойроте, размещавшейся на нынешней Съездовской линии. Kpомe верхней одеждыполучили они и нижнюю: «… белье на каждого по три полрубашки с рукавчиками,галстуков по четыре, исподних рубашек по четыре». А кроме того, простынь«каждому по три, кои даются до износу». Питались комедианты в общей корпуснойстоловой. Имели служителей, на содержание которых им выдавали деньги.

Вставалибез четверти пять утра. С половины шестого до шести молились. С шести до десятизанимались в общеобразовательных классах. С десяти до двенадцати — актерскиммастерством. В двенадцать обедали. С двух до четырех снова обучались. Вполовине восьмого ужинали. В девять тушили свет и ложились спать.

Режимбыл напряженный. За нарушение его полагалось строгое наказание — вплоть до заключенияпод караул.

Также как и остальные комедианты, Федор Григорьевич изучал по ускоренной программе«немецкое и латинское письмо», немецкий и французский разговорный языки,занимался рисованием, музыкой и фехтованием.

«Переднекоторым временем,- сообщал он в сентябре 1756 года в канцелярию Кадетского корпуса,-выписал я, Федор Волков, из-за моря потребных для меня несколько книгтеатральных и проспективических, но как я не имел заплатить за оные готовых усебя тогда денег, то принужден был, некоторые свои вещи… заложив, занять и нато употребить».

Наскудные свои средства приобретал он французские лексиконы, русские учебники,печатные трагедии Сумарокова и Ломоносова, клавикорды и струны к ним, зеркало — словом, все, что могло помочь ему овладеть актерским мастерством.

«Чтож касается до самого г. Волкова,- скажет о нем Н. И. Новиков,- то он, будучиуже обучен, упражнялся более в чтении полезных книг для его искусства, врисованье, музыке и в просвещении своего знания всем тем, чего ему ещенедоставало… Одним словом, в бытность свою в Кадетском корпусе употреблял онвсе старания выйти из онаго просвещеннейшим; в чем и успел совершенно».

Пробыв Шляхетском корпусе Федор Григорьевич недолго. С января 1755 года, то естьчерез год после своего поступления туда, он и его товарищи снова начали игратьна придворной сцене. 20 марта того же года Юсупов отдал распоряжение: двухпевчих – Петра Власьева и Евстафия Григорьева, «та кож и четырех комедиантов,которые тражедии и протчее на театре уже представляют, в классы ходить непринуждать, а когда оне свободу иметь будут и в классы для обучения наук ходитьпожелают, то им в том не препятствовать».

Некотороевремя — до января 1755 года — Федор Григорьевич продолжает совершенствоваться внемецком языке, танцах, музыке и фехтовании. И по всем предметам, кромефехтования, преуспевает. По отзывам преподавателей, Федор Волков «начинаетпереводить с российского на немецкий язык нарочито», «танцует минаветпосредственно и впредь надежда есть», «на клавикордах играет разные оперныеарии и поет итальянские арии».

Одновременноон выступает в каких-то спектаклях, которые идут, по всей видимости, на сценевсе того же головкинского дома.

Ещедо приезда ярославцев в Петербург Елизавета, по-видимому, собиралась превратитьв русских комедиантов «спавших с голосу» певчих. Через некоторое время послепоступления в корпус их стали обучать «тражедии» и даже приказали подготовитьпредставление сумароковского «Синава И Трувора». Но из этого ничего не получилось:актерскими способностями большинство из них не обладало. После присоединения кним Дмитревского с Поповым, то есть к декабрю 1753 года, какая-то сумароковскаятрагедия была «изготовлена», а в начале следующего года сыграна. Когда же вкорпусе появились братья Волковы, двое певчих и четверо ярославцев начинают придворе выступать постоянно.

Вавгусте 1756 года Елизавета издала указ об официальном создании на Руси театра:«Повелели мы ныне учредить русский для представления трагедий и комедий театр,для которого отдать головкинский каменный дом… А для оного повелено набратьактеров и актрис: актеров из обучающихся певчих и ярославцев в Кадетском корпусе,которые к тому будут надобны, а в дополнение еще к ним актеров из другихнеслужащих людей, также и актрис приличное число...»

То было знаменательное для русской культуры событие. Сэтой даты, 30 августа 1756 года, и ведет точку отсчета наше профессиональноеискусство театра.

Поначалувсе казалось радужным. Директором Российского театра был назначен АлександрПетрович Сумароков. На содержание труппы отпускали деньги. Для наблюдения затеатральным зданием был определен специальный надзиратель — бывший копиистДьяков, получивший в связи с новым назначением (как об этом сообщал указ) чинармейского подпоручика.

Спектакли должны были быть платными, общедоступными.

Труппаопределялась небольшая — всего двенадцать человек, но разрешалось набиратьновых актеров и даже актрис.

Вскорепо городу стали рассылаться афиши, которые сообщали, что труппа Российскоготеатра начинает свои выступления и что пропуск будет по билетам; «в партер и внижние ложи билетам цена 2 рубли, а в верхние ложи рубль. Билеты будут выдаваныв доме, где Русский театр, на Васильевском острову в Третьей линии на берегубольшой Невы в головкинском доме. Выдача билетов прежде представления кончитсяв четыре часа пополудни, а представление начнется в шесть часов, о чемжелателям оное видеть объявляется. Господские и протчие гражданские служители вливрее ни без билетов ни с билетами впущены не будут».

Нопрошли первые спектакли, и радужное настроение начало постепенно рассеиваться.Из восьми предназначенных к театральной деятельности певчих способнымиоказалось всего четверо. Под предлогом «неимения места» их пришлось отпустить,и они вынуждены были бить челом императрице о «всещедром» ее призрении. Изчетверых же других один, по-видимому самый способный,- Петр Сухомлиновнезадолго до организации театра попал под караул. Он украл из покоев А. Г. Разумовскогозолотую табакерку, осыпанную бриллиантами, разломал ее, часть бриллиантовпоменял на клавикорды, несколько других продал «да отдал долгу два рубля, купилдвое чулки нитяные, а протчия на булки, на яблоки» издержал. Кражу обнаружили,ион не только (как хотел просить о том Разумовского) обратно ко двору не попал,но и не был на первых порах взят в труппу Российского театра.

Такимобразом, вначале под руководством Сумарокова актеров оказалось всего семеро:Федор и Григорий Волковы, Дмитревский, Попов, Уманов, Сичкарев и Татищев.Набрать же новых комедиантов и комедианток удалось не сразу. Да и на содержаниеновых актеров понадобились бы дополнительные средства. А денег явно не хватало.

Императрицаприказала выдавать на содержание театра всего 5000 рублей в год. Из них 1000рублей предназначалась на жалованье директору, а 250 — надзирателю. Выручка жеот продажи билетов шла в казну. Впрочем, выручка от спектаклей была небольшая.Театр на Васильевском острове посещался плохо. Да и билеты по тем временам былидорогие. Те же, кому они были по карману, предпочитали попадать на при­дворныезрелища во дворцовых театрах, которыми по-прежнему были заполнены вечера«веселой Елисавет».

Русскимактерам ни о каком соревновании с подвизающимися при дворе иностраннымитруппами, получавшими плату по 20-25 тысяч рублей в год, и думать не приходилось.Русский театр не имел даже постоянных музыкантов и вынужден былдовольствоваться оркестром, обслуживавшим придворные маскарады.

Положениеактеров тоже было не из лучших. Скудное жалованье, которое они получали,выдавали им с перебоями. Положение в обществе они занимали низкое. Жили в томже, сыром и темном, головинском доме. Денег на мало-мальски приличные еду иодежду им не хватало. Тутбыло на что сетовать Сумарокову.

Прошловсего четыре месяца после учреждения Российского театра, а он уже с отчаяниемписал всесильному фавориту Елизаветы И. И. Шувалову: «… Я сижу, не имея платьяактерам, будто бы театра не было… Помилуйте меня и сделайте конец, милостивыйгосударь, или постарайтесь меня от моего поста освободить...»

За этим письмом последовали другие, еще горше и отчаяннее:

«Никто не может требовать, чтобы русский театр основался,ежели толикия трудности не пресекутся» (29 апреля 1757 года).

«Нетни одного дня комедии, в которой не только человек не был возмущен в такихобстоятельствах, ангел бы поколебался… Жаль только тово, что… не можем работать,да и актеров ни актрис сыскать без указу нельзя, а которые и определены…отходом мне стращают» (7 января 1758 года).

«Отначала учреждения театра ни одного представления еще не было, которое быминовалося без превеликих трудностей, не приносящих никому плода» (19 мая 1758года).

Притаких «хлопотных и всем бесполезных обстоятельствах», делал удручающий выводСумароков, он «лишен всех поэтических мыслей» и не может «ничего зачать кудовольствию двора и публики».

Ивероятно, не окажись 8 труппе человека уравновешенного, энергичного, не менееСумарокова любящего театр, но куда более жизнестойкого, умеющего преодолеватьпрепятствия, вряд ли бы Российский театр сумел устоять.

ФедорГригорьевич Boлков стал не только исполнителем главных ролей, но ближайшимпомощником директора Российского театра. Все тяготы, о которых писал Сумароков,ложились прежде всего на него.

Врезультате неустанных хлопот Сумарокова Российскому театру в 1757 гору былоразрешено играть сначала по четвергам, а потом и в те дни, «когда опер,французских комедий и интермедий представлено не будет», не только в головкинскомдоме, но и на придворной сцене — в принадлежащих императрице «городовых»зданиях.

Представленияи здесь были платными, публичными. Об этом извещало объявление, помещенное втот год в «Санкт-Петербургских ведомостях»: «По четверткам будут на Большом театре,что у летнего дому, представляемы русские трагедии и комедии, и будутзачинаться всегда неотменно в шесть часов пополудни. Цена та ж, которая былапрежде».

Русскаятруппа смогла вздохнуть свободнее. Представления давались в благоустроенных театрах,на оживленной Адмиралтейской стороне. Сборы разрешено было не отчислять вказну, а собирать в собственную пользу.

Нотут начались для Сумарокова и возглавлявшего труппу Волкова новые огорчения.Дни, отданные для представлений русских актеров, часто оказывались занятымииностранными. Костюмов для представлений недоставало.

ФедорГригорьевич Волков не был ни дворянином, ни офицером, не почитался он и какстихотворец. Но именно он не дал распасться только что учрежденной русскойтруппе, уверенно ведя ее за собой.

Вскоре пополнил ась труппа женщинами – первыми русскимиактрисами: Аграфеной Мусиной-Пушкиной (ставшей женой Ивана Дмитревского),Марией Волковой (женой брата Федора Григорьевича — Григория), Елизаветой Билау,Анной Тихоновой. Кое-кто из певчих отсеялся. Но вся труппа стараниями Волкова иДмитревского (вначале исполнявшего главные женские роли, а затем ставшегоосновным партнером Федора Григорьевича в мужских) за два года значительнорасширилась.

Получилаона и новое сценическое помещение в придворном театре при деревянном Зимнемдворце, стремительно выросшем на углу набережной реки Мойки и Невскойпершпективы, куда в ожидании еще одной перестройки Зимнего дворца на Невепереехала Елизавета.

Поединодушному мнению современников, деревянный дворец был поистине одним изшедевров Растрелли. Главный фасад его выходил на Мойку и тянулся от Невскогопроспекта до нынешнего Кирпичного переулка, в котором возвели дворцовые пристройки,пересекавшие нынешнюю улицу Герцена. Среди этих построек и был сооруженспециальный театр. Согласно записи дежурного камер-фурьера, в нем 5 мая 1757года состоялось представление «для народа вольной трагедии русской за деньги».

Российскаятруппа выступала перед публикой разноликой. Часть ее с жадным вниманием исочувственным откликом внимала пылким монологам трагедий и насмешливым намекамкомедий. Другая — с наивным любопытством привыкала к непривычному сценическому действу.Третья удостаивала своим посещением театральные «забавы» с высокомернымнедоверием. И все же уроки, которые получали зрители, приносили свои плоды.

Репертуартеатра был серьезный. Ставили главным образом трагедии Сумарокова: «Хорев»,«Синав И Трувор», «Гамлет», «Семира», «Димиза»,

еще рефераты
Еще работы по искусству