Реферат: Джордано Бруно и его философские идеи

Министерствообразования Российской Федерации  Тамбовский Государственный Технический Университет

<img src="/cache/referats/15480/image001.gif" v:shapes="_x0000_s1026">


Джордано Бруно и его философские идеи

<img src="/cache/referats/15480/image003.jpg" v:shapes="_x0000_i1025">

Студентки:Цыгулевой Ольги факультета АХП/группа Л-21.

Преподаватель:Чуфистова Лидия Ивановна.

Тамбов2001

                              Содержание:

 “Земной шовинизм” и звездные миры Джордано  Бруно

1.Введение…………………………………………………………….3

2.Современныйкризис древней идеи……………………………….4

3.Непонятныйприговор……………………………………………...5

4.Зачто же, в конце концов, сожгли Джордано Бруно?……………8

5.Звездныемиры Бруно и Вселенная христианской церкви……….14

6.Звездныемиры или земное зеркало? Уроки процесса Бруно…………………………………………………………………...20

7.Заключение…………………………………………………………..24

 

                               

<span Times New Roman",«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-fareast-theme-font:minor-fareast; color:black;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">

<img src="/cache/referats/15480/image004.gif" " v:shapes="_x0000_s1027">


      Воззрения  Джордано Бруно (1548-1600),являющегося философом и поэтом, характеризуются как пантеизм (pan–Все и   theos — Бог) – философское учение, согласно которому Боготождествляется с мировым целым. В этом мировом целом мировая душа и мировойбожественный разум совпадают. Оформлению пантеистической натурфилософии вомногом способствовало знакомство Джордано Бруно с воззрениями НиколаяКузанского: Бруно усматривал цели философии в познании не сверхприродного Бога,а природы, являющейся «Богом в вещах». Разделяя космологическую теорию Николая Коперника, оказавшую на негоогромное влияние, Бруно развивал идеи о бесконечности природы и бесконечноммножестве миров Вселенной. Он рассматривал диалектические идеи о  внутреннем родстве и совпадениипротивоположностей. В бесконечности, согласно Бруно, отождествляясь, сливаютсяпрямая и окружность, центр и периферия, форма и материя. Основной единицейсущего является монада, в деятельности которой оказываются слиянными телесное идуховное, объект и субъект. Высшую субстанцию составляет «монада монад», или Бог. Как целое она проявляется вовсем  единичном по принципу «все во всем».

Этическоевоззрение Бруно заключаются в утверждении «героического энтузиазма»,безграничной любви к бесконечному.  Этоуподобляет людей божеству, отличает их как подлинных мыслителей, поэтов,героев, которые возвышаются над размерной повседневностью. Идеи Бруно оказаливлияние на таких мыслителей, как Б.Спиноза, Г.Лейбниц,  Ф.В.Шеллинг и др.
«ЗЕМНОЙШОВИНИЗМ» И ЗВЕЗДНЫЕ МИРЫ
Джордано БРУНО

<table cellpadding=«0» ">

Историк должен ясно ответить на вопрос:
за что же, в конце концов, сожгли  Джордано Бруно?

А. Ф. Лосев. «Эстетика Возрождения „

Не нужно нам других миров. Нам нужно зеркало.
Мы не знаем, что делать с иными мирами.

Ст. Лем. “Солярис „

Современный кризисдревней идеи

Более тридцати лет назад,когда только начались космические полеты и резко возросли связанные с ниминадежды на близкую встречу с “братьями по разуму», Станислав Лем вгениальном, на мой взгляд, романе «Солярис» писал, что, отправляясь вКосмос, мы должны быть готовыми к встрече с Неизвестным, т. е. к встрече спринципиально новыми ситуациями, не имеющими никаких земных аналогов. Мы должныпонимать, что развитие иных миров, скорее всего, шло путями, радикальноотличавшимися от земного, поэтому контакт с обитателями таких миров или можетоказаться невозможным, или будет происходить в формах, недоступных анализунашего разума.

К сожалению, предостережения польского фантаста и философапрактически не были услышаны ни многочисленными поклонниками НЛО, ни вполнесерьезными учеными, пытающимися вот уже несколько десятилетий обнаружитьрадиосигналы из других миров, обитатели которых явно мыслятся полными подобиямисовременных научных сотрудников, сидящих у телескопов. Эту разновидность гео — или, скорее, «НИИ-центризма» В. Ф. Шварцман очень удачно назвал«естественнонаучным шовинизмом», отметив, что, не зная, во имя чегодолжны вестись передачи, мы, тем не менее, считаем оптимальным способомкосмических посланий именно радиоволны. В результате проблему контактов с инымимирами мы постоянно сводим к проблеме создания все более крупныхрадиотелескопов, не задумываясь всерьез о целях, возможном содержании и, какследствие, способах передачи подобных посланий.

Пытаясь обнаружить какие-либо сигналы от внеземныхцивилизаций, мы должны, прежде всего, учитывать то, что уже сами понятия«сигнал», «цивилизация» и т. п. слишком земные иантропоморфные, чтобы служить надежной основой для наших космических поисков.Не исключено, впрочем, что слишком земными являются даже такиефундаментальнейшие понятия, как «жизнь» и «разум», и чтоони не приложимы к тем формам бытия, с которыми мы можем столкнуться воВселенной. Но это значит, что в наших поисках главной задачей должно стать ненаращивание мощности телескопов, не фантазирование о возможных путях развитиягипотетических обитателей других миров, а радикальное преодолениеантропоморфизма нашего мышления — постоянного стремления видеть в Неизвестномлишь подобие нас самих.

Исключительно важным и поучительным примером попыткипреодоления этого «земного шовинизма» является трагическая и вомногом загадочная судьба  Джордано Бруно  (1548 — 1600).Историки уже очень давно спорят о том, почему, собственно, учение итальянскогофилософа о бесконечности Вселенной и множественности в ней обитаемых мировпоказалось инквизиции настолько опасным, что для его искоренения 17 февраля1600 г. в Риме на Площади цветов был разведен костер. Однако толькосейчас, приступив к активным поискам сигналов от внеземных цивилизаций иперестав воспринимать как само собой разумеющееся идею о том, что если жизньвозникла на Земле, то почему она не может возникнуть вблизи других звезд, мыначинаем в полной мере осознавать, насколько глубоким был разрыв междувоззрениями  Бруно и распространенными тогда взглядами на устройство мираи насколько все-таки земными остались его гениальные прозрения.

В этой статье я попытаюсь показать, во-первых, чтоосновные причины осуждения  Бруно были обусловлены тем, что, развиваяучение о множественности миров, он пошел гораздо дальше своих предшественникови, в частности, сумел выявить антихристианский потенциал этой древней идеи;во-вторых, что философская концепция  Бруно принципиально не допускаладальнейшего развития. Поэтому ее автор стал заложником собственных взглядов, нежелая отказываться от них совсем и не имея возможности разрабатывать их (какэто сделал Галилей после вынужденного покаяния) в какой-то более приемлемойформе. Отсюда несговорчивость философа, ставшая причиной трагедии.

                    

                           Непонятный приговор

           Причины осуждения  Джордано Бруно были не очень ясны даже очевидцамказни, так как перед народом зачитали лишь приговор без обвинительногозаключения. В. С. Рожицын, автор фундаментального труда о процессе по делу Бруно , пишет, что в тексте приговора отсутствовала важнейшая деталь- причины осуждения. Упоминалось только о восьми еретических положениях, давшихоснование объявить  Бруно  нераскаявшимся, упорным и непреклоннымеретиком. Но в чем именно состояли эти положения, не разъяснялось.

          Юридическая неконкретность приговора породила в Риме слух о казни Бруно «за лютеранство», что было бы вопиющим нарушениемдостигнутого в 1598 г. соглашения о примирении между протестантами икатоликами. Опровергая этот слух, Каспар Шоппе — человек, близкий к папскомудвору, — объяснял в письме к своему другу, что сожженный был не лютеранином, авоинствующим еретиком, который учил в своих книгах таким чудовищным ибессмысленным вещам, как, например, то, что миры бесчисленны, что душа можетпереселяться из одного тела в другое и даже в другой мир, что магия — хорошее идозволенное занятие и т. п. Шоппе писал, что, не раскаявшись в своих грехах, Бруно  жалко погиб, отправившись в другие, измышленные им мирырассказать, что делают римляне с людьми богохульными и нечестивыми.  Шоппе, послание, которого долгое времяоставалось единственным письменным источником, объясняющим причины осуждения  Бруно,несомненно, связывал ересь философа с учением о множественности миров, хотяхарактер этой связи был не совсем ясен. Косвенным же подтверждением такой связислужило то, что запрету и сожжению были подвергнуты книги этого еретика и,наконец, самым важным доказательством существования этой связи явилась танастороженность и враждебность, с какой церковь стала относиться ко всему, чтохоть чем-то напоминало ей идеи  Бруно: запрещение в 1616 г.распространять учение Коперника; сожжение в 1619 г. Ванини, разделявшегонекоторые взгляды  Бруно; осуждение в 1633 г. Галилея

          Авторы статьи считают, что настороженность инквизиции в деле Галилеябыла отчасти обусловлена тем, что в этом ученом она, хотя и совершенноошибочно, заподозрила сторонника бруновских ересей. Неоднократные, хотя ибезуспешные попытки запретить книгу Фонтенеля «Беседы о множествемиров» и др.

          В XIX в., когда учение о бесконечности Вселенной имножественности обитаемых миров получило повсеместное распространение, имя Бруно было занесено в почетный список мучеников за науку, а в1889 г. в Риме на Площади цветов был установлен памятник, на которомнаписано: " Джордано Бруно от столетия, которое он провидел, на томместе, где был зажжен костер". Тем самым справедливость восторжествовала,однако в этом же столетии были обнаружены считавшиеся безвозвратно потеряннымидокументы процесса по делу Бруно.

            Архивы венецианской инквизиции, арестовавшей  Бруно, были найденыЦ. Фукаром в 1848 г. и впервые опубликованы Д. Берти в 1868 г. Крометого, последний в 1876 г. издал несколько документов, осветивших ходримского процесса. Еще 26 декретов римской инквизиции по делу  Бруно былинапечатаны в 1925 г. Основной же массив документов по этому делу погиб в1809 г., когда архивы римской инквизиции были на некоторое время вывезеныв Париж. В 1886 г. в архиве Ватикана обнаружили «Краткое изложениеследственного дела  Джордано Бруно, составленное в 1597 — 1598 гг. пораспоряжению кардиналов-инквизиторов и послужившее основой для вынесенияобвинительного заключения и приговора. Это „Изложение“, однако,удалось опубликовать только в 1942 г., так как папа Лев XIII тайноперенес его в личный архив, где оно было обнаружено лишь в 1940 г.архивариусом А. Меркати, которые стали для историков подлинной сенсацией, таккак заставили по-новому взглянуть на вопрос о причинах осуждения философа. Вчастности, католические историки А. Меркати, Л. Фирпо, Л. Чикуттини пришли ккатегорическому выводу о полной невиновности церкви в этом процессе, где речьшла не о научных и философских проблемах, не о бесконечности и вечностиВселенной, а о проблемах богословия и религии. Джордано Бруно судили не какмыслителя, настаивали эти историки, а как беглого монаха и отступника от веры.По их мнению, церковь могла и должна была вмешаться в его дело. „Способ,которым церковь вмешалась в дело Бруно, — писал Чикуттини, — оправдываетсятой исторической обстановкой, в которой она должна была действовать; но правовмешаться в этом и во всех подобных случаях для любой эпохи являетсяприрожденным правом, которое не подлежит воздействию истории“.

            Следует признать, что у этих историков были серьезные основания длятакого категорического вывода. Из материалов процесса по делу  Бруновидно, что перед инквизицией предстал не мирный философ, а матерый враг церкви.Что же касается хода процесса, то скорее стоит удивляться терпению следователейи судей. По-видимому, они хорошо понимали всю серьезность брошенного церквивызова и бессмысленность „выбивания“ нужных показаний любой ценой.Инквизиции было нужно действительно добровольное и чистосердечное раскаяниеБруно. Именно поэтому он, наверное, и бросил своим судьям ставшие знаменитымислова: „Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваюего“. Но что могло испугать судей Бруно, видевших немало различныхеретиков? Для того чтобы ответить на этот вопрос, а также понять, какуювсе-таки роль в осуждении  Бруно сыграла его философия, рассмотрим вначалеосновные моменты процесса над ним.

       За что же, в конце концов, сожглиДжордано Бруно?

            Вначале многих трагедий были слова. Сначала слова новых, не слыханных ранееучений, а затем старых, как мир, доносов. В ночь с 23 на 24 мая 1592 г.Джордано Бруно был арестован инквизицией Венецианской республики. Основаниемдля ареста послужил донос дворянина Джованни Мочениго. 26 мая начались допросы Бруно, а 2 июня, отвечая на вопрос о сути своей философии,  Бруносказал: „В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная,созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойнымблагости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать,кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало конечный мир. Итак,я провозглашаю существование бесчисленных миров, подобных миру этой Земли.Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другимзвездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляютбесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечномпространстве”.

                  Вряд ли эти взгляды показались следователю Джованни Салюцци бесспорными,однако в тот момент философия  Бруно интересовала его лишь постольку,поскольку о ней упоминал в своем доносе Мочениго, рассказывая при этом о вещах,куда более страшных, чем иные миры. Так, Мочениго утверждал, что  Бруно,живший в его доме в качестве учителя, в разговорах неоднократно отвергалдогматы католической церкви, называл Христа обманщиком, дурачившим народ,издевался над непорочным зачатием, рассуждал о каких-то бесчисленных мирах,заявлял, что хочет стать основателем “новой философии» и т. п.

Все эти обвинения Бруно категорически и «с гневом» отверг, а на первый (иобязательный!) вопрос следователя, знает ли арестованный, кто мог написать нанего донос и нет ли у написавшего каких-либо причин для мести, сразу же назвалМочениго и объяснил, что, хотя он добросовестно выполнил все взятые на себяобязательства по обучению Мочениго так называемому «лиллиевомуискусству» (моделированию логических операций с использованиемсимволических обозначений), последний не желает рассчитаться и стремится всемисилами оставить  Бруно у себя в доме.

Договариваясь об уроках,Мочениго надеялся, что  Бруно станет учить его не логике, а магии, которую Бруно неоднократно расхваливал в разговорах со знакомыми и намекал, чтосведущ в ней. Намеки на тайные учения можно найти и в трудах  Бруно, чтостало предметом детального исследования Ф. Ейтс, полагающей, что важнейшейпричиной осуждения философа была его приверженность магии. Следует, однако,отметить, что в XVI в. интерес к магии был массовым явлением, каралиже не просто за магию, а за колдовство с целью порчи. Между тем, нет никакихсвидетельств, включая протоколы допросов, того, что  Бруно на практике занималсямагией.

Тем самым по закону доносМочениго терял силу, а венецианские знакомые Бруно отказались подтвердитьпредъявленные ему обвинения. В принципе, Бруно мог надеяться на освобождение,но тут на него поступил донос от сокамерников, которые сообщили, что Бруно издевается над их молитвами и проповедует какие-то ужасные вещи,утверждая, в частности, что наш мир — это такая же звезда, как те, которые мывидим на небе Согласно закону этот донос не мог рассматриваться какдополнительная основа для обвинения, так как исходил от лиц, заинтересованных всмягчении своей участи. Однако он был приобщен к делу, а у инквизиции появилисьвесьма серьезные сомнения в искренности арестованного.

                 Предвосхищая вероятный вопрос о возможности провокаций со стороныинквизиции или просто ложных доносов, отмечу, что стремление лезть на рожонвсегда было отличительной чертой характера  Бруно. В воспоминанияхсовременников он сохранился как человек импульсивный, хвастливый, не желавший впылу полемики считаться ни с чувством собственного достоинства противника, ни стребованиями элементарной осторожности, ни даже с законами логики. Причем всеэти, безусловно, не украшавшие философа черты характера легко обнаружить и вего всегда ярких, полемически заостренных сочинениях. Поэтому у нас нет особыхпричин полагать, что доносчики — люди в основном малограмотные и богобоязненные- что-то специально выдумывали, чтобы опорочить  Бруно. К сожалению, сэтой задачей он справлялся сам. Вот лишь один из ответов Бруно следователям,зафиксированный в «Кратком изложении»: «Обвиняемый отрицал,что высказывался о девственности (Богоматери): „Да поможет мне Бог,я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, чтосвятая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа“ — и пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физическизачать».

Сходным образом  Бруноотвечал и на многие другие вопросы. Обвинения в ересях и кощунствах онкатегорически отвергал, либо говорил, что его неверно поняли и исказили егослова, либо выкручивался и утверждал, что, имея сомнения и неправильныевзгляды, держал их при себе и никогда не проповедовал. Понятно, что такоеповедение  Бруно вряд ли могло убедить следователей и судей в егоискренности и набожности.

Скорее они моглипредположить, что обвиняемый просто издевается над символами веры, и сделать изэтого соответствующие выводы. Тем более что Бруно был беглым доминиканскиммонахом, уже судимым в молодые годы как еретик.

Последнее обстоятельство позволило римской инквизициидобиться выдачи Бруно Риму вскоре после начала следствия в Венеции.

«Ты, брат  Джордано Бруно… еще 8 летназад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшейнелепостью говорить, будто хлеб превращается в тело (Господне.)» Так начинался приговор, в которомБруно был публично объявлен нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком, ипосле знакомства с материалами процесса нам трудно не согласиться с темиисториками, которые утверждают, что согласно законам того времени казнь Бруно не была расправой над невиновным.

                  Другой, однако, вопрос, в чем конкретно виновен  Бруно? Публичнобыли перечислены кощунства, способные поразить чувства верующих, но ничего неговорилось об обстоятельствах, при которых они произносились. Между тем длявынесения приговора крайне важно было знать, являлись ли эти слова частьюеретической проповеди, или они произносились в частной беседе, или вообще былириторическими оборотами в богословском диспуте о святотатцах. К сожалению, всеэти тонкости в приговоре не разъяснялись, а сам он напоминал скорее донос, чемюридический документ, содержащий четко выделенные причины осуждения.

                  Немало вопросов вызывает и то, что инквизиция, занимаясь делом отпетогоеретика и святотатца, тянула следствие восемь лет, хотя в приговоре специальноотмечалось «похвальное рвение инквизиторов» Но разве для того, чтобыразобраться с кощунствами, требовалось столько времени и разве у святой службыне было соответствующих специалистов, в присутствии которых  Бруно вряд лисмог пускаться во фривольные рассуждения о непорочном зачатии? Далее. Неужелидля осуждения всех богохульств  Бруно понадобилось созывать конгрегацию издевяти кардиналов во главе с папой? Нельзя ли в связи с этим предположить, чтоцерковь, публично обвиняя  Бруно в грехах, понятных толпе, на самом деле наказывала его за грехи иные?

                Обращает внимание то, что уже в самом начале процесса люди, решавшиесудьбу  Бруно, прекрасно понимали, что имеют дело с человекомнеординарным. Так, папский посланник, требуя от властей Венеции выдачи  Бруно  римской инквизиции, — а это требование было серьезным посягательством на независимость республики, — подчеркивал, что Бруно  — это «заведомый ересиарх», судитькоторого следует в Риме, под надзором папы. В свою очередь прокураторреспублики Контарини настаивал на том, что Бруно  необходимо оставить вВенеции. В докладе Совету мудрых Венеции Контарини отмечал, что Бруно  «совершилтягчайшие преступления в том, что касается ереси, но это — один из самыхвыдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, и обладаетнеобычайными познаниями, и создал замечательное учение». 

Вряд ли, конечно, прокуратор стал бы беспокоитьсяиз-за простого святотатца, а ссылка на «замечательное учение» Бруно заставляет нас вспомнить, что и в доносах на него, и в письме Шоппенечестивость Бруно связывалась с идеей множественности миров, о которых стольчасто любил рассуждать философ. Кроме того, известно, что решающую роль ввыявлении ересей  Бруно сыграл многолетний анализ инквизиторами еготрудов, начало которому положил своеобразный донос. В декабре 1593 г.,когда  Бруно уже несколько месяцев находился в тюрьме римской инквизиции,следователи получили книгу  Бруно  «Изгнаниеторжествующего зверя» с множеством комментариев на полях. (Автор«подарка» остался неизвестным.) Эта книга, представлявшая собойаллегорическую пародию на христианскую церковь, не была философским трактатом,однако она заставила римских инквизиторов обратить внимание на те сочинения, вкоторых  Бруно развивал свое учение.

              В«Кратком изложении» мы находим большой раздел, посвященный по поводумножественности миров, вечности мира, движения Земли и других допросам Бруно   философских вопросов, содержащихся в его книгах.

             То, что материалы этих допросов были включены в «Краткоеизложение» и при этом выделены в специальный раздел, дает, на мой взгляд,серьезное основание полагать, что как минимум одним из восьми неназванныхеретических положений, приведших к осуждению  Бруно, было положение,касающееся его философского учения.

               Причем видно, что на допросах, касающихся философских проблем,Бруно  уже не ерничает, не выкручивается, а излагает взгляды, адекватныетем, которые он развивал в своих трудах. Однако, судя по всему, его ответы неудовлетворяют следователей. Так, следователь в Риме неоднократно возвращается кответам  Бруно, включая изложение его учения о множественности миров,данное на допросе еще в Венеции. Новые ответы либо остаются без комментариев состороны следователя, либо сопровождаются примечаниями типа: «На XIVдопросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров исказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, иприводил доказательства». Или: «Относительно этого ответа (омножественности миров. ) опрошен на XVII допросе, но не ответилутвердительно, ибо вернулся к тем же показаниям».

               И все же попытки утверждать, что  Бруно сожгли за идеюмножественности миров и бесконечности Вселенной, за коперниканство или задругие философские воззрения, наталкиваются на очень серьезные возражения. Так,А. Ф. Лосев вполне резонно указывал, что многое в учении  Бруно былосозвучно взглядам его предшественников и последователей: Николая Кузанского,Фичино, Коперника, Галилея, Кеплера и других, но инквизиция почему-то отправилана костер только  Бруно. Анализируя причины этой селективности, Лосевписал, что роковую роль в судьбе Бруно сыграло то, что он развивал оченьпоследовательную, без каких-либо оглядок на «христианскую совесть»версию пантеизма — философско-религиозного учения, как бы растворяющего Бога вприроде, отождествляющего Бога с миром. Это было характерно для языческогонеоплатонизма античных философов и вело к фактическому отрицанию Творца миракак надмировой абсолютной личности, а значит, к антихристианству иантицерковности. Вот за этот языческий неоплатонизм, писал Лосев, Бруно  и пострадал.

                Следует подчеркнуть, что выявление в учении  Бруно неоплатонизма(пусть даже языческого) или пантеизма еще не объясняет ни антихристианствоБруно, ни того, почему именно он был сожжен.

               Пантеизм  Бруно к тому же далеко не бесспорен. Л. П. Карсавин, например,писал, что многочисленные попытки истолковать систему  Бруно  впантеистическом смысле наталкиваются на совершенно определенные заявленияфилософа о надмирности Бога. Сам Лосев отмечал, что во времена Бруно неоплатонизм был весьма распространен даже среди церковных деятелей. Однаколюди, развивавшие эту философию, каялись затем в своих нехристианских чувствах,причем «каялись безо всякого принуждения, в глубине своей собственнойдуховной жизни и перед своей собственной совестью. Совсем другое дело — Джордано Бруно, который был антихристианским неоплатоником и антицерковником впоследней глубине своего духа и совести».

Сказанное Лосевым означает,что для понимания трагической судьбы  Бруно   мы должны как минимумпопытаться понять, почему у человека, воспитанного в рамках христианскойкультуры, отсутствовала «христианская совесть». Ниже показано, какуюроль в этом сыграла развиваемая философом концепция множественности миров. Приэтом, однако, важно учитывать, что осуждение  Бруно вообще нельзя однозначнообъяснить какими-либо «измами» или ересями. Конечно, церковь бороласьс ересями, язычеством и тем более антихристианством (например, со всевозможнымисектами «сатанистов»), но само по себе наличие в учении какого-либопрегрешения, пусть даже очень серьезного, еще не означало, что автора этогоучения следует отправить на костер. Церковные иерархи нередко закрывали глазана многие ереси, а папа Климент VIII, например, приблизил к себе обвинявшегосяв атеизме философа Чезальпино. Тем не менее, этот же папа возглавил конгрегациюкардиналов, осудивших Бруно, хотя справедливости ради следует отметить, что оннеоднократно использовал свой решающий голос для того, чтобы оттянуть вынесениеокончательного приговора, надеясь на раскаяние подсудимого.

                        Мне кажется, что при анализепроцесса  Бруно резоннее спросить, не за что (причины для расправы можнонайти всегда), а для чего сожгли философа? Ведь, в принципе, подсудимого можнобыло без всякого шума «сгноить» в тюрьме инквизиции, где он ужепросидел несколько лет. Однако церковь почему-то устроила публичную казнь, необъяснив толком, за что сжигают человека, точнее, обвинив философа впримитивных кощунствах. Впрочем, может именно в такой дискредитации мыслителя исостояла основная цель судей? Но это значит, что основную опасность представлялуже не сам Бруно , а его учение, которое могло распространиться благодарятому, что ряд книг философа был издан. Это учение (а идеи о бесконечностиВселенной и множественности миров занимали в нем доминирующее место) итребовалось как-то дискредитировать, продемонстрировав, что из себяпредставляет его автор — «нераскаявшийся, упорный и непреклонныйеретик». Другой вопрос, удалась ли и могла ли вообще удастся затея судей?Но сейчас нам важнее понять, почему учение  Бруно  представляло (ипредставляло ли) опасность для церкви?

Звездные миры  Бруно и Вселеннаяхристианской      церкви

                        Выше  уже написано, что и в доносах на  Бруно,и в письме Шоппе нечестивость философа как-то связывалась с учением омножественности миров. Однако это учение до  Бруно, вообще-то говоря, несчиталось еретическим и даже активно обсуждалось средневековыми теологами,полагавшими, что создание только одного мира недостойно бесконечного могуществаБога. В конце XIII в. архиепископ Парижа даже осудил, как еретическийтезис о невозможности для Бога создать множество миров. Что же в таком случаетак пугало всех в учении Бруно?

В фундаментальной монографии «Идеямножественности миров», само появление которой во многом обусловленосовременными поисками внеземных форм жизни и разума, автор этогоисторико-философского исследования В. П. Визгин пишет, что принципиальнымотличием учения  Бруно  от других концепций множественности мировбыло радикальное переосмысление взглядов на наш мир и его место во Вселенной.Визгин объясняет, что, допуская существование каких-либо иных миров, мыслителиАнтичности и Средневековья представляли эти миры как сугубо геоцентрические идаже геоморфные, т. е. для них в каждом из этих миров сохранялось жесткоепротивопоставление Земли и Неба, зачастую представления о плоскостности Земли ит. п. Эти миры — а их могло быть и бесконечное множество — находились вкаких-то абстрактных пространствах и не имели ничего общего с видимыми намизвездами и планетами, так как звездное небо считалось неотъемлемой частьюнашего мира. Поэтому, например, допускалось существование миров, на небекоторых могли бы быть иные светила или вообще не быть никаких светил. Однакогде и как расположены такие миры, каждый из которых, как и наш, мыслилсяконечным, разделенным на небо и землю, было совершенно не ясно.

В определенной степени такиепредставления об иных мирах созвучны идеям современных ученых, предполагающихналичие в каких-то иных измерениях других вселенных, в которых физическиеконстанты и законы могут радикально отличаться от констант и законов нашейВселенной. Конечно, эти идеи достаточно неординарны, но в целом они, например,совершенно не затрагивают «физикоцентризм» современного научногомировоззрения. По сути, учеными допускается существование законов природы ещене известного нам типа, но само, сугубо антропоморфное, понятие«закон» под сомнение при этом не ставится.

                     Эта параллель с современными идеями позволяет, как мне кажется, лучшепонять революционность бруновского учения, не только преодолевавшего гео- игелиоцентризм, но и делавшего бессмысленным вообще какой-либо пространственный«центризм», учения, которое, с одной стороны, низводило Землю до уровнязатерянной в бескрайних просторах песчинки, а с другой стороны, превращало нашзамкнутый мир в бесконечную Вселенную, где привычные звезды уже не простосветила для человека, а миры, подобные нашему.

                    «Кристалл небес мне не преграда боле, рассекши их, подъемлюсь в бесконечность», — писал  Бруно в одном из своихсонетов

                         Я думаю, что дажесовременные люди, с детства привыкшие слышать об иных мирах, были бы немалоудивлены, если бы им стали доказывать, что нечто совершенно привычное, сугубоземное на самом деле является частью иной жизни и иного разума. Вспомним,например, какое чувство внутреннего протеста вызывают, пусть даже в шуткувысказываемые, предположения о том, что земная жизнь и мы сами — это результаткакого-то космического эксперимента. Стоит ли тогда удивляться реакциисокамерников Бруно — людей простых, не искушенных в схоластических дискуссиях?Впрочем, дело не сводилось к научной смелости идей  Бруно, который, повыражению Визгина, «астрономизировал» концепцию множественностимиров, отождествив видимое всеми небо с бесконечной Вселенной, а звезды ипланеты с иными мирами.

                           Безусловно, Бруно не мог совершить такой переворот в одиночку. Многое в этомнаправлении, причем в логическом отношении гораздо глубже, сделал еще всередине XV в. Николай Кузанский, которого Бруно неоднократно называлсвоим учителем. В то же время в учении  Бруно сохранилось немало реликтовсредневековых концепций множественности миров. Полная «астрономизация»этой концепции стала возможной лишь в рамках науки Нового времени, в частности,после введения Ньютоном понятия абсолютного, единого для всей Вселеннойпространства.  «Рассечениенебес» было тесно связано у  Бруно с критикой основ христианскогомировоззрения. Именно поэтому Шоппе называл миры  Бруно нечестивыми, асокамерники вспоминали его философские построения не со скукой, а с ужасом.

                          В литературе,посвященной  Бруно и его эпохе, нередко можно встретить примерно следующееобъяснение причин, по которым учение о множественности миров могло представлятьопасность для церкви. Во-первых, это учение в корне противоречилогосподствовавшему в средние века геоцентризму, которого придерживалась ицерковь, во-вторых, оно не соответствовало догмату о том, что человек — венецтворения, Земля — центр мира, а Христос — спаситель рода человеческого. Следуетотметить, что ко времени этого процесса церковь уже полстолетия мирилась сучением Коперника, и скорее можно предположить, что именно  Бруно в полноймере раскрыл глаза Ватикану на опасность дальнейшего распространения концепциигелиоцентризма. (В отличие от католиков протестанты с самого начала былинастроены антикоперникански.) Далее. Сама по себе идея множественности мировбыла индифферентна и по отношению к учению о гелиоцентризме, и по отношению кдогматам христианской церкви. Каждый из множества миров можно считатьгеоцентрическим, что, собственно, и делалось многими античными и средневековымимыслителями. Эта идея не противоречила и положению об универсальном значенииискупительной жертвы Христа. Ведь можно допустить, что такая жертва приносиласьили должна быть принесена в каждом из миров Вселенной.

                     Это предположение использовалось для критики идеи о множественностимиров протестантским теологом середины XVI в. Филиппом Меланхтоном,который считал, что принятие этой идеи означало бы издевательство над таинствомискупления. Богочеловек, писал Меланхтон, пришел в обличии человека в наш итолько наш мир, здесь он прошел свой крестный путь