Реферат: Личность Ивана IV в историографии, литературе, искусстве
<span Times New Roman",«serif»; color:black"><span Times New Roman",«serif»; color:black">ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ<span Times New Roman",«serif»;color:black">Рефератпо курсу «Отечественная история»Темареферата:
ЛичностьИвана IV в историографии,литературе, искусстве.
<span Times New Roman",«serif»;color:black; font-style:normal">Автор:<span Times New Roman",«serif»;color:black;font-style:normal">Лавринович Роман Михайлович Факультет: физическая культура1-ый курс, 3-я группа
Научныйруководитель:
Островский Николай Михайлович
2003
<span Times New Roman",«serif»; color:black"><span Times New Roman",«serif»;color:black">СОДЕРЖАНИЕ<span Times New Roman",«serif»;color:black">Введение……………………………………………………………3 <span Times New Roman",«serif»;color:black">ИванГрозный в историографии, литературе и искусстве……… 4 <span Times New Roman",«serif»;color:black">1.Представление верховной власти о себе самой………………. 12 <span Times New Roman",«serif»;color:black">2.Верховная власть и Ливонская война…………………………. 15<span Times New Roman",«serif»;color:black">3.Устройство Опричного двора, организация и функционированиеопричины……………………………………. 16<span Times New Roman",«serif»;color:black">Вывод……………………………………………………………….18<span Times New Roman",«serif»;color:black">Литература………………………………………………………….20<span Times New Roman",«serif»;color:black">ВВЕДЕНИЕ
Жизнь и деяния первого русского царя Ивана ВасильевичаГрозного уже на протяжении не одного десятка лет, вызывает не ослабляемыйинтерес историков, писателей и других исследователей. Личность, обладавшаянесомненными организаторскими и административными талантами, сумевшая на делесоединить формально единое, но на самом деле раздробленное государство, которое,после ряда реформ и преобразований, смогло активно и некоторое время дажеуспешно противостоять объединенной коалиции ряда европейских держав во времяЛивонской войны. Только благодаря его личным заслугам и стремлениям кМосковскому государству были присоединены Казанское и Астраханское ханства, тоесть южные границы русских земель отодвинулись на значительное расстояние отвнутренних районов страны. Это положительно сказалось на экономическом развитииМосковии, способствовало быстрому росту торговых городов, связанных странзитной куплей-продажей в волжском бассейне.
К середине XVI века политический строй России переживалпроцесс обновления. В ходе объединения страны власть московских государейчрезвычайно усилилась. Могущественная аристократия была живой носительницейтрадиций раздробленности. Монарх делил власть с аристократией. “Царь указал, абояре приговорили” — по этой формуле принимались законы.
Бояре получали в “кормление” крупнейшие города и уезды страны.Название “кормление” произошло от того, что областные правители собиралипошлины в свой карман, т.е. в буквальном смысле кормились за счет населения.
Боярская аристократия старалась оградить свои привилегии спомощью местнических порядков. В соответствии с этими порядками служебныеназначения определялись не пригодностью и опытностью человека, а его знатностьюи положением родни, т.е. “местом”, которое занимает этот род в боярскойиерархии. Местничество закрепляло за узким кругом знатнейших семейисключительное право на замещение высших постов в государстве.
Местничество, кормление и другие традиции раздробленностиобременяли страну и после того, как разобщенные феодальные княжестваобъединились в единое государство.
После образования единого государства феодальная иерархическаяструктура претерпела значительные изменения. Некогда однородная масса боярствараспалась. Старое название “бояре” сохранили за собой лишь крупныеземлевладельцы, верхний слой феодального класса. Низшую и более многочисленнуюпрослойку составляли измельчавшие землевладельцы (дети боярские) и служилыелюди,, которых со временем стали называть дворяне. Служилые люди владели землейпо большей части на поместном праве, т.е. пока несли службу для царя. В XVIвеке поместье стало ведущей формой феодального землевладения. Через поместнуюсистему царь тесно привязывал к себе служилое сословие. В лице помещиковмонархия получила массовую и прочную опору.
Однако непосредственное влияние дворянства на дела управленияне соответствовало его удельному весу. Дворяне не имели постоянных представителейв Боярской думе. Местнические порядки прочно закрывали им пути к высшимгосударственным постам. Дворянство не желало мириться с таким положением дел.Оно требовало привести систему управления в соответствие с новыми историческимиусловиями.
Реформами первых лет правления царя Ивана Грозного,общепризнанно носившими прогрессивный и положительный характер, было положеноначало превращению Русского государства из феодально-местнической раздробленнойстраны в сильную абсолютистскую державу. Были проведены реформы, которыеположили конец засилью на местам феодальной знати, ограничили влияние церкви иимели положительное влияние на общее развитие государства. Была преобразованаармия, которая стала приобретать цивилизованные европейские черты регулярного войска,которое пришло на смену дворянскому ополчению, в которое каждый дворянин долженбыл являться «конно, людно и оружно»…Именно это изменение общего характераформирования войска позволило русской армии одерживать победы над дикими ордамикочевников, который в течении нескольких веков терзали южные границы Русскогогосударства… Был положен конец дворянско –боярской оппозиции, котораядлительное время служила сдерживающим фактором в развитии государства. Поинициативе царя и его окружения были установлены дипломатические отношения сомногими странами, в том числе и с Англией, королева которой Елизавета даженекоторое время рассматривалась в Московии как возможная претендентка в жены«грозного царя» Ивана Васильевича. Все эти действия привлекали внимание нетолько историков, но и писателей, психологов и др. исследователей, они вызывалижаркие дискуссии и научные диспуты. Каждое следующее поколение исследователейпроизводило переоценку достижений своих предшественников по данному вопросу.Данная научная работа имеет своей целью проследить постепенное изменение втрактовке жизни и деятельности этого поистине великого царя в работах историков и исследователей, начинаяс дореволюционного периода и завершая современными трактовками событий…
<span Times New Roman",«serif»; color:black">Иван Грозный в историографии, литературе и искусствеВисториографическом предисловии к “Исследованиям по истории опричнины”С.Б.Веселовский писал: “В нашей историографии нет, кажется, вопроса, которыйвызывал бы большие разногласия, чем личность царя Ивана Васильевича, егополитика и, в частности, его пресловутая опричнина. И замечательно, что по мерепрогресса исторической науки разногласия, казалось бы, должны были уменьшиться,но в действительности наблюдается обратное” (1)
Русскаядореволюционная историография от Татищева до В.О.Ключеского, посвященнаяистории царствования Ивана Грозного и одному из центральных событий этогоцарствования — опричнине, чрезвычайно обширна. Почти все крупные историкивторой половины XVIII-XIX вв. в той или иной степени затрагивали в своих трудахцарствование Ивана Грозного и оставили множество разнообразных, причем подчасвзаимоисключающих концепций его правления. Н.К.Михайловский в своей работе “Иван Грозный в русской литературе” писал, что при чтении литературы,посвященной Грозному, “ выходит такая длинная галерея его портретов, чтопрогулка по ней в конце концов утомляет. Утомление тем более понятное, что хотясо всех сторон галереи на вас смотрит изображение одного и того жеисторического лица, но вместе с тем лицо это “ в столь разных видахпредставляется, что часто не единым человеком является”. И далее: “ Одни и теже внешние черты, одни и те же рамки ипри всем том совершенно-таки разные лица: то падший ангел, то просто злодей, товозвышенный и проницательный ум, то ограниченный человек, то самостоятельныйдеятель, сознательно и систематически преследующий великие цели, то какая-тоутлая ладья “без руля и ветрил”, то личность, недосягаемо высоко стоящая надвсей Русью, то, напротив, низменная натура, чуждая лучшим стремлениям своеговремени”(2).
Прихарактеристике историографии Ивана Грозного также важно отметить, что взглядотдельных историков на время его правления был столь же противоречив, как и всяисториография, а также то, что все новые концепции, выдвигаемые на протяжениикак XIX, так и XX вв., по большей части не базировались на привлечении новыхматериалов, а являлись интерпретацией уже введенного в оборот корпусаисточников.
Такое обилиеконцепций невольно наводит на мысль, что основная ценность работ, посвященныхИвану Грозному, лежит не сфере истории России XVI века, а в той непроизвольнойавтохарактеристике русской историографии, для которой они дают богатейшийматериал.
С.Б.Веселовскийв уже цитированной работе по опричнине писал о связи историографии Грозного свнутриполитической атмосферой страны: “Дней Александровых прекрасное начало”породило поучительную для государственных деятелей концепцию личности игосударственной деятельности царя Ивана, данную Карамзиным. Суровая реакцияцарствования императора Николая 1 вызвала ряд попыток писателей разного калибраи различной степени осведомленности реабилитировать царя Ивана в противовесотрицательной характеристике Карамзина”(3).
И далее: “Итак, можно сказать, что царь Иван предполагал при помощи опричнины открытьдорогу безродным талантам, в интересах государства оттеснить на второй план бездарныхпредставителей родовой знати. Нет надобности много говорить, что и этовысказывание Кавелина голословно и не подтверждается фактами. Но в эпоху реформАлександра II и нарождения “мыслящего пролетариата” Писарева эта идея широкойдороги, открытой талантам, независимо от происхождения, оказалась как нельзяболее кстати и обеспечила успех мнению Кавелина в кругах либеральной иреволюционной интеллигенции. С другой стороны, кавелинское восхвалениесамодержавия находило самый благожелательный прием в кругах консерваторов иреакционеров”(4).
Такая теснаясвязь внутриполитического положения в стране с историографией царствованияИвана Грозного лишь усугубилась после 1917 года. Эпоха правления Сталина — время безудержной апологии Ивана IV(5). Хрущевская либерализация конца 50 — начала 60 годов сделала возможной публикацию написанной за двадцать лет до тогоработы С.Б. Веселовского “Исследования по истории опричнины” (М., 1963 ), причемпоявление этой монографии было для русской интеллигенции одним из наиболеепоказательных примеров десталинизации. Частичная реабилитация Сталина исталинизма в годы правления Л.И. Брежнева привела к куда более“сбалансированной” трактовке как самой опричнины, так и всего времени правленияИвана IV. Резко отрицательная оценка роли Грозного в русской истории ( С.Б.Веселовский ) была отставлена и победил взгляд, считавший, что несмотря намногие издержки, политика Грозно ( в частности, репрессии, которые он обрушилна знать) была разумной и необходимой (6).
В наше время,начавшаяся “перестройка” позволила возродить тот высказанный еще Н.М.Карамзиным, а впоследствии детально разработанный С.Б. Веселовским взгляд направление Ивана IV как на одну из величайших катастроф в истории России (7).
Безпреувеличения можно сказать, что историография царствования Ивана IV позволяетбез труда реконструировать все важнейшие повороты внутренней политики России иуж совсем точно увидеть то, как смотрит и на Россию, и на себя саму верховнаявласть.
Не занимаясьразбором всех взглядов историков на правление Ивана Грозного (8), мы все жехотим выделить некоторые ключевые черты посвященной ему историографии.
Первое: вовсех концепциях правления Ивана Грозного личность, безусловно, довлеет надсобытиями его царствования, которые выступают чаще всего как материализованноевоплощение черт Ивана. Психологизм в русской историографии удержался долеевсего именно при изучении этой темы, поэтому для историографии Ивана Грозноготак характерны блестящие портретные зарисовки ( Белинский, Аксаков,Ключевский). Н.К. Михайловский заметил, что “если историки, как Костомаров(роман “Кудеяр”), превращались ради Грозного в беллетристов, то и поэты, как г.Майков, превращались ради него в историков и приводили в восторг настоящихисториков (г. Бестужев-Рюмин)”(9) и что на концепцию Костомарова большоевлияние оказали известные публицисты К.Аксаков и Ю.Самарин ( см. Егодиссертацию “Стефан Яворский и Феофан Прокопович”). Эта особенность историографииИвана Грозного легко объяснима. Неудачи в собственно историческом объяснениицарствования Ивана Грозного и его эпохи привели к попытке понимания иосмысления его личности как героя литературного произведения. Отсюда иопределенная концептуальная зависимость историков от литераторов ипублицистов(10) и стремление привнести в историческое исследование совсем иную- назовем ее литературной — методику.
Второе: привсем разнообразии историографических концепций правления Ивана Грозного все онисводимы к двум основным направлениям — дискредитирующему и апологетическому.Такое деление не случайно: в основекаждого из этих направлений лежит наиболее общее представление историков осущности и смысле русской истории и соответственно о критериях оценки историческихличностей; соответственно, и аксиоматика каждого из этих направлений глубокоразлична.
В основепервого взгляда — оценка Ивана Грозного с точки зрения общечеловеческойнравственности и морали, в основе второй — оценки его и его правления с точкизрения государственных успехов, достигнутых при нем. Вторая точка зрения нетолько неизбежно приписывает успехи, достигнутые Россией, личности ее монарха,но, что более важно, сводима к другой нравственной системе — этнической. УспехиРоссии являются абсолютным благом вне зависимости от тех средств, коими онидостигнуты.
Первый взгляднаиболее рельефно выразил М.П.Погодин.Характеризуя Ивана IV и его дела, он писал: “ Что есть в них высокого,благородного, прозорливого, государственного? Злодей, зверь, говорун-начетчик сподъяческим умом, — и только. Надо же ведь, чтобы такое существо, потерявшеедаже образ человеческий, не только высокий лик царский, нашло себепрославителей” (11). Второй — у К.Д.Кавелина:“ Все то, что защищали современники Иоанна, уничтожилось, исчезло; все то, чтозащищал Иоанн IV, развилось и осуществлено; его мысль так была живуча, чтопережила не только его самого, но века, и с каждым возрастала и захватывалабольше и больше места. Неужели он был не прав?.. От ужасов того времени нам осталосьдело Иоанна; оно-то показывает, насколько он был выше своих противников” (12).
Каждое изэтих двух направлений не столько пыталось опровергнуть те или иные положенияпротивного, сколько ставило под сомнение саму их основу — систему аксиом. К.Д.Кавелин считал, что историки не могутрассматривать исторического деятеля с точки зрения современной имнравственности, такой подход — ничем не оправданная модернизация истории.Защищая Грозного, он писал: “ Иоанн IV есть целая эпоха русской истории, полноеи верное выражение нравственной физиономии народа в данное время”, он был “вполне народным деятелем в России” (13).
Однако иаксиоматика, построенная на “государственной пользе”, находила у Погодина неменее веские возражения. Он отвергал саму возможность деятельного участия ИванаIV в составлении нового судебника и других важнейших государственных преобразований 50-х годов, а также в победах России надосколками многовекового врага — Золотой Орды — Казанским и Астраханскимханствами. “ В царствование Грозного бесспорно совершено много великого; но, — спрашивает Погодин, — мог ли такой человек, как Иоанн, проведший свое детство иотрочество так, как он, никогда ничем серьезно не занимавшийся, мог ли он в17-20 лет вдруг превратиться в просвещенного законодателя?”. Он мог оставитьпрежний бурный образ жизни, мог утихнуть, остепениться, заняться делом, могохотно соглашаться на предлагаемые меры, утверждать их, — вот и все; но чтобыон мог вдруг понять необходимость в единстве богослужения, отгадать нужды ипотребности народные, узнать местные злоупотребления, найти противодействующиемеры, дать нужные правила касательно суда, например, об избрании целовальникови старост в городах и т.д. — это ни с чем не сообразно”. Иоанн был вполне вруках своих советников, Сильвестра и Адашева, и их партии, что подтверждается исвидетельством современников, и собственным негодующим признанием Грозного вписьмах к Курбскому. А затем, когда влияние этой партии было парализовано, впоследние двадцать пять лет жизни Иоанна нельзя указать никаких законов,постановлений, распоряжений, вообще никаких действий, из которых был бы виденего государственный ум и то понимание требований народной жизни, какоепроявлялось в первой половине его царствования. В продолжение всего этого времени“ нет ничего, кроме казней, пыток, опал, действий разъяренного гнева,взволнованной крови, необузданной страсти” (14).
В самом концеXIX века, в 1899 году, концепция правления Ивана Грозного пополнилась ещеодной, принадлежащей перу С.Ф.Платоноваи изложенной в первой части его “ Очерков по истории смуты в Московскомгосударстве XIV-XVII вв.”. Концепция эта имела исключительный успех.Впоследствии она с некоторыми изменениями воспроизводилась и в его лекционномкурсе (15) и в книге “ Иван Грозный” (16).
Прежде чемперейти к разбору взглядов Платонова на правление Ивана Грозного и наопричнину, нам представляется уместным привести здесь оценку его концепциинекоторыми советскими историками.
С.Б.Веселовский: “Последним словомдореволюционной историографической науки считалась сложная и замысловатаяконцепция С.Ф.Платонова”(17). Идалее: “ В погоне за эффектностью и выразительностью изложения лекций С.Ф.Платонов отказался от присущей емуосторожности мысли и языка и дал концепцию политики царя Ивана, столькопереполненную промахами и фактически неверными положениями, что поставилкритиков его построений в весьма неловкое положение...”(18).
Следующимобразом оценивал концепцию С.Ф.ПлатоноваА.А.Зимин: “Наиболее продуманнуюи развернутую оценку опричнины с буржуазных позиций мы находим в трудах С.Ф.Платонова”(19).
Оценка работыПлатонова С.Б.Веселовским со всехточек зрения парадоксальна. Концепция, “переполненная промахами и невернымиположениями”, объявлена последним словом дореволюционной исторической науки. Вкакой-то степени эта негативная оценка Веселовским Платонова связана спопулярностью концепции последнего в 30-е — 40-е годы. В то время в советскойисториографии, как уже говорилось, апологетическое отношение к Грозному,противником которого был С.Б.Веселовский,безраздельно господствовало. Однако, даже учитывая эту поправку, необходимопризнать, что мнение С.Б.Веселовскоговыглядит достаточно странно.
Парадоксальностьоценки концепции С.Ф.Платоновакак последнего слова буржуазной исторической науки советскими историками, — а сними были солидарны и крупнейшие русские буржуазные ученые предреволюционныхлет ( П.Н.Милюков ) — в том, чтосам С.Ф.Платонов — во всякомслучае, вначале — не считал свои взгляды на опричнину оригинальными. В предисловиик первому изданию “ Очерков по истории смуты в Московском государстве XVI-XVIIвв.” он писал о той части работы, где было изложено его понимание опричнины: “Если автору дозволено будет назвать свой труд самостоятельным исследованием, тоон не отнесет такого определения, в его точном смысле, к первой части “Очерков”. Многообразие сюжетов и изобилие материалов, входящих в тему этойчасти, требовало бы не сжатого очерка, а многостороннего специальногоисследования. Автор не имел времени для такого исследования и не чувствовал внем надобности. Ученая литература давала ему возможность собрать достаточныйдля его цели материал из монографий и общеизвестных сборников историческихдокументов”(20).
Не толькопредисловие, но и само содержание первой части монографии внешне подтверждаетэту несамостоятельность. В общей оценке кризиса России середины XVI века С.Ф.Платонов солидарен с В.О.Ключевским. Так же, как и он, причинукризиса С.Ф.Платонов видит впротиворечиях, заложенных в основании Московского государственного иобщественного порядка.
“Первое изэтих противоречий, — пишет С.Ф.Платонов,- можно назвать политическим и определить словами В.О.Ключесвского: “Это противоречие состояло в том, что московскийгосударь, которого код истории вел к демократическому полновластию, должен былдействовать посредством очень аристократической администрации”. Такой порядоквещей привел к открытому столкновению московской власти с родовитым боярствомво второй половине XVI века. Второе противоречие было социальным и состояло втом, что под давлением военных нужд государства, с целью лучшего устройствагосударственной обороны, интересы промышленного и земледельческого класса, трудкоторого служил основанием народного хозяйства, систематически приносились вжертву интересам служилых землевладельцев, не участвовавших непосредственно впроизводительной деятельности страны”(21).
И в оценкеопричнины, как государственной реформы, направленной против потомства удельныхкнязей, у С.Ф.Платонова былипредшественники. Он пишет: “ Только К.Н.Бестужев-Рюмин,Е.А.Белов и С.М.Середонин склонны придавать опричнинебольшой политический смысл: они думают, что опричнина направлялась противпотомства удельных князей и имела целью сломить их традиционные права ипреимущества. Однако такой, по нашему мнению, близкий к истине, взгляд нераскрыт с желаемою полнотою, и это заставляет нас остановиться на опричнине длятого, чтобы показать, какими своими последствиями и почему опричнина повлиялана развитие Смуты в московском обществе” (22).
Анализвзглядов С.Ф.Платонова и егопредшественников позволяет объяснить парадоксальность оценок его историческойконцепции.
С.Ф.Платонов не выдвинул в точном смыслеэтого слова новой концепции правления Ивана Грозного — тогда казалось, что всемыслимые точки зрения на его царствование уже высказаны. Платонов сделалбольшее. Он изменил сам подход к теме. До С.Ф.Платонова историков занимала личность Ивана Грозного. И отличности, так или иначе понимая ее, они шли к собственно истории России. С.Ф.Платонов начал с другого конца, систории России. Россия перестала быть простым продолжением Грозного. Онаобособилась и сразу стало ясно, насколько тесно XVI век в русской историисвязан с событиями предшествовавших веков. Время правления Ивана Грозного, самаопричнина, эмансипированная от его личности, легко вписалась в общую канвурусской истории, оказалась связана и с общим направлением и с традициямипредшествующих царствований. “Упразднился старый взгляд на опричнину как набессмысленную затею полоумного тирана. В ней видят применение к крупнойземельной аристократии того “вывода”, который московская власть обычноприменяла к командующим классам покоренных земель. Вывод крупныхземлевладельцев с их вотчин сопровождался дроблением их владений и передачейземли в условное пользование мелкого служилого люда”, — писал С.Ф.Платонов(23).
Полноеизменение подхода, полное изменение методики исследования заставило С.Ф.Платонова обратиться к совсем другомукругу источников и в значительной степени расширить самый его круг. Анализуопричнины Платонов предваряет чрезвычайно емкий обзор социально-экономическогоположения в России второй половины XVI века. Обзор этот написан на основеразрядных, писцовых, дозорных переписныхкниг, Книги Большого Чертежу, а также монастырских грамот и местных источников.
И самопонимание цели и назначения опричнины С.Ф.Платонов выводил не только из политических мотивов ее учреждения, но ина равных основаниях из ее территориального состава и экономических нужд. Всвою очередь, территориальным составом опричнины обосновываются иподтверждаются политические намерения ее организаторов.
Такимобразом, можно сказать, что вклад С.Ф.Платоновав русскую историографию второй половины XVI в. состоял, в первую очередь, вновом подходе к данной теме. Этот подход оказался чрезвычайно продуктивным и, впервую очередь, для опровержения концепции опричнины, предложенной самимПлатоновым. Тщательный анализ источников (отметим, что по большей части тех же,которыми пользовался и Платонов ), проделанный сначала С.Б.Веселовским, и в дальнейшем расширенныйи углубленный А.А.Зиминым, В.Б.Кобриным и Р.Г.Скрынниковым, показал, что опричнину невозможно свести кпопыткам верховной власти подавить сопротивление аристократии и уничтожить еетрадиционные права и привилегии; в разное время опричнина была направлена нетолько против боярства и княжат, но и против верхов церкви, приказнойбюрократии, против рядового дворянства, то есть тех слоев, которые изначальнобыли главными союзниками великокняжеской власти, рука об руку с которымивеликокняжеская власть прошла весь путь своего возвышения. Тем самым методикаПлатонова, ее применение к настоящему времени полностью и окончательноразрушили концепцию опричнины, которая выдела в ней (в опричнине) правильную государственнуюреформу, направленную на слом вотчинного землевладения служилых княжат “вообще, на всем его пространстве”(24). В итоге мы вернулись к тому положению,которое существовало в изучении данной темы (правда, на несколько другомуровне) перед выходом монографии Платонова, и сейчас, так же, как и тогда,остается загадкой, что же все-таки и для чего учреждалось в 1565 и былоуничтожено в 1572 году, уничтожено под страхом наказания кнутом за самоупоминание этого; для чего понадобилось Грозному делить государство на двечасти — земщину и опричнину, для чего понадобилось ему казнями ипреследованиями дворян, приказных, церковных иерархов подрывать главные опорысвоей власти?
Современнаясоветская историография часто предъявляет Грозному обвинение в несоответствиицели и средств, в отсутствии логики и смысла в проводимых им репрессиях. Ноосновано это обвинение по большей части на недоразумении. Дело в том, что узкаяантибоярская направленность его политики была приписана Грозному самимиисториками “из общих соображений” (такая политика считалась разумной иоправданной); впоследствии, не найдя подтверждения этой концепции в документах,историки решили, что в этом виноваты не они, а Грозный. Оказалось как-тозабытым, что в грамоте, доставленной из Александровской слободы в Москву 3января 1565 года и ознаменовавшей собой начало опричнины, царь говорит, что“гнев свой” он “положил” “на архиепископов и епископов и на архимандритов и наигуменов, и на бояр своих и на дворецкого и конюшего и на окольничих и на казначееви на дьяков и на детей боярских и на всех приказных людей”(25).
То есть мыможем констатировать высокую степень совпадения между теми слоями, которые внаибольшей степени вызвали гнев Грозного в период, непосредственнопредшествовавший опричнине, и теми, кто в наибольшей степени от опричниныпострадал. Это совпадение, на наш взгляд, достаточно убедительно опровергаеттезис об отсутствии системы в действиях Грозного и, следовательно, позволяетвновь поставить вопрос, чего же хотел и чего добивался Грозный, вводяопричнину. Ответ на него, как представляется, следует искать не в результатахопричнины, которые на взгляд самого Грозного отнюдь не оправдали его ожиданий,а в тех обстоятельствах, которые предшествовали ее учреждению.
Смыслвышеприведенной цитаты из грамоты Грозного достаточно ясен: он явносвидетельствует о том, что Ивана IV полностью не устраивал весь комплексотношений, сложившихся между ним и другими властями, с которыми он историческипринужден был делить власть и ответственность за судьбы России. В чем жепричина столь острого и глобального по своей сути конфликта (без особогопреувеличения можно говорить о практически полной изоляции Ивана IV) между ними другими властями, традиционно наряду с великокняжеской властью правящими Россией?
По-видимому,главным объяснением его следует считать, с одной стороны, драматическоеизменение самопонимания и самооценки верховной власти, а с другой — меняющийсякуда более медленно и вполне консервативный по своей природе взгляд наверховную власть как церкви, так и всего служилого сословия. Это несовпадениевнутренней и внешней оценки верховной власти было осложнено целым рядомвнешнеполитических неудач, а также глубоким внутренним кризисом в стране.Данные тезисы, безусловно, нуждаются вобосновании.
Результатомпроцессов, происходящих в искусстве периода Ивана Грозного, стала утрататрадиций раннемосковской, рублевской и дионисиевской живописи. Позднеепроизошло обеднение «высокого» содержания, которое исследователи неразрывно связывают со снижением качестварисунка, утратой богатства колорита.
Можно говорить о том, что кризисмосковской живописной школы дает о себе знать не в н.XVII в., а уже в к.XVIв., несмотря на дальнейшие всплескистрогановской и годуновской живописи, так как он обусловлен историческими исоциальными причинами.
В к.XVIв.в иконах и фресках появляются приземистые фигуры с одутловатыми лицами,короткими конечностями, полностью угасшим коричнево-зеленым колоритом. Все этоспособствовало «обмирщению» и обеднению внутреннего содержания образов.
С течением времени меняетсязначение иконных фонов. Все чаще появляются фоны темных зеленоватых тонов.Особенно часто это встречается в работах царских мастеров в 60-е гг.
«Иоанн Предтеча Ангел пустыни» –характерная икона 60х гг. XVI в. Она написана царскими мастерами и является вкладом Ивана Грозного в Стефано-Махрищскиймонастырь, расположенный недалеко от Александровской слободы – резиденции царя.
Живопись этого периода можноотнести к «монастырской».
В период с 70-го года до концацарствования Ивана Грозного резко сокращается объем работ в областиизобразительного искусства, постепенно гаснет напряженность эмоциональногосодержания, ощущение единственности и избранности. Оно заменяется другим, болеесуровым, скорбным, порой даже трагедийным. Былые отзвуки торжества исамоутверждения, которые были характерны для начала царствования ИванаГрозного, теперь только изредка дают о себе знать в отдельных произведениях исовсем угасают в начале 80-х годов.
В конце царствования Грозного напервое место в художественной жизни выдвигается прикладное искусство. Еслистановится невозможным утверждать и прославлять идею единовластия как таковую,то естественно придать пышность дворцовому обиходу.
<span Times New Roman",«serif»; color:black;mso-ansi-language:EN-US">1.<span Times New Roman""> <span Times New Roman",«serif»;color:black">Представлениеверховной власти о себе самой.<span Times New Roman",«serif»;color:black; mso-ansi-language:EN-US">Начиная с правления Василия Темного (1425-1462) великиекнязья Московские все более часто именуются в дошедших до нас источникахцарями, что связано, в первую очередь, с падением Константинополя и быстрымформированием взгляда, видящего в Московском царстве естественного наследника(духовного и политического) Византийской империи. Иван IV в 1547 году первыйвенчается на царство, и с этого времени царский титул становится официальныматрибутом монарха в России. Тем самым завершается сакрализация носителяверховной власти, что означает “непросто уподобление монарха Богу, но усвоение монарху особой харизмы, особыхблагодатных даров, в силу которых он начинает восприниматься каксверхъестественное существо”(26).
Вопрос оМоскве как наследнице Византии нуждается в более подробном рассмотрении. Давнобыло подмечено, что “миссия” Москвы, по представлениям ее идеологов, былагораздо ниже той роли, на которую претендовала Византийская империя. Москвасчитала себя одновременно и вне связи с Византией наследницей первого — античного — Рима (происхождение великих князей Московских от племянникаимператора Августа — Пруса в “Сказании о князьях Владимирских”), а главное — ветхозаветного Израиля (Москва — второй Иерусалим, русское царство — новыйИзраиль).
Этот взглядна свое предназначение подробно рассмотрен в начале нашего века в работе Н.И.Ефимова “Русь — новый Израиль” (27).Выводы, к которым он пришел, следует повторить.
1) Как Новый, так и Ветхий завет были хорошоизвестны и широко употребимы русскими книжниками(28).
2) Убеждение, что Русь находится под “покровомБожиим”, “Господней благодатью” и “великой милостью”, “является землейбогоизбранной”(29), которое сформировалось еще до Ферраро-Флорентийского собора(1438 — 1439 гг.) и падения Константинополя. Еще тогда русские книжники несомневались, что русский народ, единственный сохранивший истинную веру,особенно угоден Богу, дорог Ему и в путях Промысла Русь занимает место древнегонарода Божия(30).
3) Бог на Руси мыслился “не христианским Богом встрогом смысле слова, Богом любви и всепрощения, а ветхо-заветным Богом гнева,грозным мировоздаятелем, с ужасающей справедливостью карающим каждого и весьнарод, все государство за прегрешения вольные и невольные...”(31).
Этосущественное смещение центра тяжести в русском христианстве в сторону Ветхогозавета отразилось и во взглядах на верховную власть. Тем же автором былопоказано, что “вообще каждый популярный,