Реферат: Социология и история

Введение

История — одна из самых древних наук. Своимразвитием на протяжении столетии она обеспечивала возможность становления ипрогресса практически всех социальных наук. И неслучайнокаждая наука имеет свою историческую “главу”. Именно благодаря историисоциология раскрывает общие тенденции современного развития общества. Историянакапливает огромный фактический материал; его обобщение позволяет видетьнепрерывность исторического процесса, преемственность и повторяемость вглавном, основном. Непрерывность имеет своей основой деятельность людей,которая в актуальном бытии выступает как социальные действия и социальныепроцессы в их взаимосвязи. Преемственность означает, что новое вырастает изстарого, а это в “современности” выступает как целостность, системность.Повторяемость позволяет устанавливать специфические ритмы функционированияобщества, его динамику и направление эволюции.

Но история идет за событиями и описывает их. Она неболее того, что случилось в прошлом. История всякий раз заканчивается сегодня,постоянно “обращаясь” в социологию.

Историк идет за событиями и описывает их как“пространственно-временные целостности”. “Историческое время” — это “эпоха,схваченная мыслью” (Гегель). Оно схватывает сущность событий. Социальное время(время наличного общества — хронологическое или совокупное — конхроническое)аккумулирует в себе содержание свершившегося.

Социологи используют данные, которые поставляетистория (естественно, и другие науки), выявляют общие свойства конкретныхсоциальных явлений, дают этим явлениям типологическую характеристику (скажем,государству, семье, трудовым сообществам и пр.). Естественно, социологияпредставляет собой более высокий уровень абстракции, чем история. В этой частисоциология тесно связана с социальной философией и философией истории (которыеинтерпретируют исторический процесс), вырабатывает общие методологическиепринципы познания прошлого и будущего человечества, его движущих сил, прогрессаи регтюсса в истории.

Итак, социология использует описание конкретных общественныхявлений, которые дает ей история, для выработки общих категорий социальнойнауки. История же исходит (скажем сильнее, должна исходить) из знаний иобобщений, вырабатываемых социологией, т.е. из общих категорий, концентрирующихсущность социального целого. Налицо взаимная связь и выгода.

ИсследованияМ.Вебера в области причинности

Исторические науки и социология не только являются понимающимиинтерпретациями субъективных смыслов поведения, но и науками, изучающимипричинные связи. Социолог не ограничивается тем, что делает попятной системуверований и социального поведения человеческих общностей; он стремитсяустановить, как все происходило, как некая вера, образ мыслей обусловливаютманеру поведения, как определенная, организация политической структурывоздействует на организацию экономики. Другими словами, цель исторических науки социологии — дать объяснение с точки зрения причинных связей и одновременно — понимающую интерпретацию. Анализ каузальных определений — одна из процедургарантирующих общезначимость результатов научных исследований.

Исследование в области причинности, по мнению Вебера, можетбыть ориентировано в двух направлениях которые мы для упрощения назовемисторической причинностью и причинностью социологической. Первая определяетединственные в своем роде обстоятельства, которые вызвали определенное событие.Вторая предполагает установление закономерной взаимосвязи между двумяявлениями. Эта связь не обязательно принимает форму: явление А неизбежновызывает явление В. Она может выражаться формулой: явление А в той или инойстепени благоприятствует явлению В. Например, посылка, (она может быть вернойили ошибочной), «деспотический режим способствует вмешательству государства вуправление экономикой» относится к такому типу причинной связи.

Проблема исторической причинности заключается в определениироли различных предшествующих фактов, вызывавших события. Оно предполагаетследующие действия.

В первую очередь следует выстроить идеально-типическуюконструкцию индивидуального исторического события, причины которого условнонайдены. Это может быть такое отдельное событие, как война 1914г. или революция1917г.; это может быть и такое широкомасштабное историческое индивидуальноеобразование, как капитализм конструкция исторической индивидуальности помогаетопределить характеристики того события, причины которого исследуются. Искатьпричины войны 1914г. означает найти причины с начала европейской войны вавгусте 1914г. Причины этого индивидуального события нельзя объяснить ничастыми войнами В Европе, ни явлением, которое имеет место во всех цивилизацияхи называется «война». Иначе говоря, первое правило причинной методологии висторическом и социологическом смысле слова требует с точностью определитьхарактеристики той исторической индивидуальности, которую хотят исследовать.

Во-вторых, необходимо проанализировать элементыисторического события по принципу: от сложного целого к частному. Причиннаясвязь никогда не может быть связью аналогичной существующей между суммоймомента t и суммой предыдущего момента t-l. Причинные взаимосвязи — это всегда частичныевзаимосвязи, построенные на связях между отдельными элементами историческойиндивидуальности и некоторыми данными предшествующего ей периода.

На третьем этапе, в случае если мы рассматриваем некуюединичную последовательность во времени (которая имела место только один раз) вцелях найти причинную обусловленность, нам необходимо после проведения анализаиндивидуального исторического события и предшествовавших ему событий мысленно,чисто условно предположить, что одно из предшествовавших событий не произошлоили произошло иначе. Грубо говоря, нужно задать себе вопрос: а что было бы, еслибы… В пример с войной <st1:metricconverter ProductID=«1914 г» w:st=«on»>1914 г</st1:metricconverter>.: что бы произошло, если бы Пуанкаре не былпрезидентом Французской республики или если бы царь Николай IIне подписал указ о мобилизации за несколько часов дотого, как сделал то же самое австрийский император, если бы Сербия принялаавстрийский ультиматум и т.д. Каузальный анализ, примененный к единичнойисторической последовательности во времени должен пройти через нереальноевидоизменение одного из элементов и дать ответ на вопрос: что произошло бы еслибы этого элемента не существовало или если бы он был иным?

Наконец, следует сопоставить нереальный, мысленный ходсобытий (построенный на гипотезе, что один из предшествовавших элементовизменен) с реальным их развитием, чтобы иметь возможность сделать вывод, чтомысленно измененный элемент был одной из причин проявления характерного признакав том историческом индивидуальном, на котором мы остановились в самом началеисследования.

Этот логический анализ, представленный в абстрактной иупрощенной форме, поднимает очевидную проблему: как можно познать, чтопроизошло бы, если бы не произошло то, что произошло? Это логическое построениечасто подвергалось критике и даже осмеивалось профессиональными историкамиименно потому, что этот прием, казалось, требовал знания того, что суверенностью познать невозможно, иначе говоря, знания нереального.

Макс Вебер отвечал, что историки сколько угодно могутутверждать, будто они не задают себе таких вопросов, но на деле они их не могутне задавать. Нет исторических трудов, которые подспудно не содержали бы такихвопросов и ответов, какие мы только что привели. Если не задавать вопросовтакого порядка, то в исторических трудах останется описание в чистом виде:такого-то числа такой-то сказал или сделал то-то. Чтобы труд был действительнопричинно-аналитическим, необходимо косвенно выразить мысль, что безопределенного акта ход событий был бы иным. Только это и предлагает даннаяметодология.

«И тем не менее, невзирая на все сказанное, вопрос,что могло бы случиться, если бы Бисмарк, например, не принял решения начатьвойну, отнюдь не «праздный». Ведь именно в этой постановке вопроса кроетсярешающий момент исторического формирования действительности, и сводится он кследующему: какое каузальное значение следует придавать индивидуальному решениюво всей совокупности бесконечного множества «моментов», которые должны были быбыть именно в таком, а не ином соотношении, для того чтобы получился именноэтот результат, и какое место оно, следовательно, должно занимать висторическом изложении событий. Если история хочет подняться над уровнемпростой хроники, повествующей о значительных событиях и людях, ей не остаетсяничего другого, как ставить такого рода вопросы. Именно так она и поступает стой поры, как стала наукой» [М. Вебер. Избранные произведения. М., 1990, с. 465].

Вебер говорил, что историки склонны одновременносчитать, что прошлое было фатальным, а будущее — неопределенно. Но эти дватезиса противоречивы. Время неоднозначно. То, что для нас прошлое, для другихбудущее. Если бы будущее как таковое было неопределенным, то в истории не былобы никаких детерминистских объяснений. Теоретически возможность причинногообъяснения аналогична как для прошлого, так и для будущего. Будущее невозможнознать с уверенностью по той же причине, по которой невозможно добиться необходимогообъяснения, когда предпринимается причинный анализ прошлого. Сложное событие всегдабыло результатом одновременного воздействия большого числа обстоятельств. Врешающие моменты истории один человек принимал решение. Таким же образом завтрапримет решение другой. И эти решения под воздействием обстоятельств всегда содержатв себе значительную долю неопределенности в том самом смысле, что иной человекна том же месте мог бы принять иное решение. Каждому моменту присущиопределенные тенденции, которые, однако, оставляют людям некоторую свободудействий. И кроме того, возникают многочисленные факторы, оказывающие разноевлияние.

Цель причинного исторического анализа — установить,насколько сильным было влияние обстоятельств общего порядка, каковаэффективность воздействия случайности или личности в данный момент истории.Именно потому что, личности и случайности имеют свою роль в истории, именнопотому что судьба заранее не определена, представляет интерес проводитьпричинный анализ прошлого, чтобы вычленить ответственность, которую брали насебя люди, которые потом сталкивались с превратностями судьбы, поскольку вмомент, когда они принимали то или иное решение, история шла в том или иномнаправлении. Такое представление о ходе истории позволяло Веберу сохранятьощущение величия человека действия. Если бы люди были лишь соучастниками заранеерасписанной судьбы, то политика была бы жалкой рутиной. Именно потому что,будущее неопределенно, что его могут ковать отдельные люди, политика являетсяодной из благородных профессий человечества.

Итак, ретроспективный причинный анализ связан с концепциейисторического развития, а такая абстрактная методология — с философией истории.В свою очередь, эта философия есть философия позитивной истории иограничивается тем, что стремится облечь в соответствующую форму то, о чем всемы непосредственно думаем и чем живем. Нет ни одного человека действия, которыйсчитал бы, что его поступок «все равно ничего не изменит»; нет ни одногочеловека действия, который думал бы, что любой другой на его месте сделал бы тоже самое или, если бы даже тот поступил иначе, результат был бы тот же. То, чтоВебер облекает в логическую форму, это непосредственный и, по моему мнению,подлинный опыт исторического человека, т.е. опыт живого человека, делающегоисторию прежде, чем ее восстанавливают в памяти.

Научный прием, посредством которого достигаетсяисторическая причинность, содержит в качестве главного элемента мысленноепостроение того, что могло бы произойти, если бы один из элементовпредшествовавших событий не имел места или был бы иным, чем он был. То есть мыслительноеобразование нереального — это средство, необходимое для понимания того, какдействительно развивались события.

Каким образом можно построить мысленную конструкциюнереального хода событий? Ответ на этот вопрос заключается в том, что нетнеобходимости выстраивать детально то, что могло бы произойти. Достаточно,исходя из подлинной исторической реальности, показать, что если бы то или иноеединичное предшествующее событие не произошло или произошло иначе, то иисследуемое историческое событие было бы иным.

Тот, кто утверждает, будто индивидуальное историческоесобытие не было бы иным, если бы даже один из предшествующих элементов не былтем, чем он в действительности был, должен доказать это утверждение. Рольличностей и случайностей в исторических событиях является первым инепосредственным элементом; тем же, кто отрицает такую роль, нужно доказать,что это не так.

Вместе с тем можно иногда найти способ — нереконструируя детали ирреального течения событий — сделать путем сравнениявероятным иной вариант возможного развития событий. Сам Вебер приводит примергреко-персидских войн. Мысленно представим себе, что афиняне проиграли битвупри Марафоне или при Саламине и Персия завоевала Грецию. При реализации такойгипотезы, как изменилось бы дальнейшее развитие Греции? Если бы можно былосчесть правдоподобным (при условии завоевания Греции Персией) существенноеизменение значительных элементов греческой культуры, то можно было бы высветитькаузальную эффективность военной победы. Такое ирреальное развитие событий можно,пишет Вебер, сконструировать двумя способами: либо изучить, что произошло врегионах, действительно завоеванных персами, либо проанализировать состояниеГреции в момент битв при Марафоне и Саламине. В Греции той эпохи появилисьзачатки культуры и религии, отличной от той, которая процветала в гopoдaх –государствах. В тот период начали развиваться религии дионисийского типа,схожие с восточными религиями. Путем сравнения с другими регионами можемполучить правдоподобную картину того, как победа персов могла бы задушитьпрогресс рациональной мысли, которая оказалась значительнейшим вкладомгреческой культуры, общее развитие всего человечества в этом смысле можно сказатьчто битва при Марафоне, явившаяся гарантом независимости греческих городов,была одной из причин, необходимых для развития рациональной культуры.

«Никто не излагал так пластично и ясно, как он (Э.Майер), «значение» персидских войн мя мировой истории и культурного развития Запада.Однако как же это выглядит в логическом аспекте? Прежде всего сопоставляются две«возможности»: 1) распространение теократически-религиозной культуры, уходящейсвоими корнями в мистерии и пророчества оракулов; под эгидой и протекторатомперсов, повсюду стремившихся использовать национальную религию как орудие господства(примером может служить их политика по отношению к иудеям), и 2) победапосюстороннего, свободного духовного мира эллинов, который подарил намкультурные ценности, вдохновляющее нас по сей день. Дело «решило» сражение,небольшая по своим масштабам «битва» при Марафоне, которая представляла собойнеобходимую «предпосылку» создания аттического флота и, следовательно,дальнейшей борьбы за свободу и сохранение независимости эллинской культуры,позитивных стимулов возникновения специфической западной историографии,развитие драмы и всей той неповторимой духовной жизни, сложившейся на этой, вчисто количественном отношении более чем второстепенной арене мировой истории» [тамже, с. 470-471].

По-видимому, в определенных исторических ситуацияхбывает достаточно одного события, например победы в войне или поражения, чтобырешить судьбу развития целой культуры — в одном или другом направлении. Заслугатакого рода интерпретации истории заключается в том, что она отдает должноероли личности и событий, показывает, что история не предопределена заранее идеятельные люди могут изменить ее течение.

Аналогичный по характеру анализ можно применить и кдругой исторической ситуации. Например, что могло бы произойти во Франции ЛуиФилиппа, если бы герцог Орлеанский не разбился в своей карете и династическаяоппозиция объединилась бы вокруг наследника престола, слывшего либералом? Чтопроизошло бы, если бы после первых волнений в феврале 1848г. восстание невспыхнуло бы вновь от нескольких случайных выстрелов на бульварах и трон ЛуиФилиппа именно в этот день был бы спасен?

Показать, как отдельные факты могут определить значимостьцелого движения, не значит отрицать глобальный детерминизм экономических илидемографических факторов (назовем абстрактными терминами — факторов массовогохарактера), а значит, придать событиям прошлого то состояние неопределенностиили вероятности, которое характеризует события такими, какими мы их переживаем,или такими, какими их себе представляет любой человек действия.

Наконец, анализ исторической причинности тем более точен,чем большим числом предпосылок общего характера располагает историк, чтопозволяет ему конструировать мысленные нереальные образования либо уточнятьвероятность того или иного события в зависимости от того или иного предшествующегоэлемента.

В размышлении Вебера проходит мысль о некой своегорода тесной солидарности между исторической и социологической причинностью,поскольку и та и другая изъясняются посредством терминологии вероятности.Историческая причинность позволяет, например, допустить, что с учетом общейвнутренней обстановки во Франции в 1848г. революция была вероятна. Этоозначает, что ее могло вызвать большое число всякого рода случайностей.Сказать, что война 1914г. была вероятна, означает, что многочисленных случайныхфакторов при общей политической обстановке в Европе было вполне достаточно,чтобы привести к взрыву. Причинная связь между ситуацией и событием, сталобыть, адекватна в том случае, если мы полагаем, что такая-то ситуация делала,если не неизбежным, то по меньшей мере вероятным событие. Степень вероятноститакой связи варьируется, кстати, в зависимости от обстоятельств.

В более широком плане мысль Вебера о причинностивыражается в терминах вероятности и шансов. Типичным представляется примервзаимосвязи между определенным экономическим строем и организацией политическойвласти. Многие либеральные авторы писали, что экономическое планирование делалоневозможным существование демократического строя в то время, как марксистыутверждали, что режим основанный на частной собственности на средства производства,неизбежно ведет к захвату политической власти меньшинством, владеющим этимисредствами производства все эти утверждения, касающиеся обусловленности одногоэлемента общества другим, должны, по мнению Вебера, выражаться в терминах,связанных с понятием вероятности. Экономическая система, основанная на всеобщемпланировании, ведет к тому, что определенный тип политической организации становитсяболее чем вероятным. Мысленно представив себе определенное экономическое устройство,мы ограничиваем рамки, в которых располагается организация соответствующейполитической власти, и пределы этих рамок можно более или менее точноопределить.

Итак, односторонней обусловленности целого общества однимэлементом — будь то элемент экономический, политический или религиозный — несуществует. Причинные связи социологии Вебер представляет себе как связичастичные и вероятные. Эти связи частичны в том смысле, что какой-то фрагментсовокупной реальности делает вероятным или невозможным иной элемент реальнойдействительности. Например, абсолютистская политическая власть способствуетвмешательству государства в функции экономики. Но можно с таким же успехомпредставить себе и установить обратные связи: т.е. идти от экономическойхарактеристики, как, например, планирование, частная или общественнаясобственность, и показать, в какой мере этот элемент экономики способствует илине способствует такому-то образу мышления или такой-то форме организациивласти. Причинные связи частичны, а не целостны; они носят характервероятности, а не необходимой обусловленности.

Эта теория частичной и аналитической причинностислужит и намерена быть опровержением той интерпретации, которую дает причиннымсвязям вульгарный исторический материализм. Она исключает возможность детерминирующеговлияния одного элемента действительности на другие ее аспекты без ответноговлияния на него с их стороны.

Это неприятие детерминирующего влияния единичногоэлемента на общество в его целостности исключает также детерминирующее влияниесуществующего общества через какие-либо его характерные элементы на будущееобщество в его целостности. Будучи аналитической и частичной, философия Вебераотказывается представить в деталях капиталистическое общество будущего или посткапиталистическое общество. Однако это не связано с тем, что Вебер считает невозможнымпредвидеть некоторые характерные черты будущего общества. Он был убежден, чтопроцесс рационализации и бюрократизации неизбежен. Но сами по себе эти процессыне определяют с точностью ни характера политических режимов, ни образа жизни,ни образа мысли и веры людей будущего.

Другими словами, больше всего нас интересует то, чтоостается неопределенным. Рационализированное и бюрократизированное обществоможет, как сказал бы Токвиль, быть и деспотическим, и либеральным. Оно может,как сказал бы Вебер, состоять только из бездушных людей или, наоборот датьприют истинным религиозным чувствам и позволить людям — пусть они будут вменьшинстве — жить по-человечески.

Такова общая интерпретация, которую Вебер дает одновременнопричинным связям и в сопоставлении — причинным связям истории и социологии. Этатеория представляет собой синтез двух вариантов толкования специфики гуманитарныхнаук, которые в свое время преподавали немецкие философы. Одни считали, чтоспецифика этих наук заключается в том интересе, который мы проявляем ко всему, историческому,к уникальности происходящего, к тому, что уже больше не повторится. Такой ходрассуждений приводил к теории, по которой науки о человеческой действительности- это прежде всего исторические науки. Другие ученые делали акцент наоригинальности человеческого материала и считали, что подлинные науки — наукигуманитарные, поскольку они понимают осмысленность, свойственную человеческомуповедению.

Макс Вебер сохранил одновременно элементы обоихнаправлений. но отказался согласиться с тем, что науки, имеющие в качествеобъекта исследования человеческую действительность, должны быть непременноприоритетно историческими. Действительно, эти науки больше интересуются единичным,индивидуальным, чем естественные науки. Но было бы ошибкой считать, что онипренебрегают проблемами общего характера. Эти науки только тогда подлинны,когда в состоянии давать обобщенные суждения, даже когда в качестве главногообъекта изучения они рассматривают частные случаи. Имеется, тесная связь междуанализом отдельных событий и обобщающими выводами. История и социология естьдва направления научного интереса, а не две разные дисциплины, которые должныигнорировать друг друга. Категория исторического понимания требуетиспользования обобщающих суждений, которые могут быть выработаны только на основе,анализа и исторических сопоставлений.

Идеальныйтип М.Вебера

Такого рода единство исторической науки и социологииочень ярко проявляется в концепции идеального типа, которая некоторым образомслужит центром научно-исследовательской доктрины Макса Вебера.

Понятие идеального типа — это в целом ряде случаев завершающиймомент в концептуальных тенденциях Веберовой мысли. Идеальный тип связан скатегорией понимания, поскольку всякий идеальный тип — это установление осмысленныхсвязей, свойственных какой-либо исторической целостности или последовательностисобытий. Вместе с тем идеальный тип связан с явлением, характерным для обществаи современной, науки, а именно — с процессом рационализации. Теоретическаяконструкция идеального типа это воплощение усилий всех научных дисциплин,направленных на то, чтобы представить научный материал в осмысленном, понятномвиде, извлечь из него содержащееся в нем рациональное начало, при необходимостипутем создания мысленной конструкции этой рациональности из полубесформенногоматериала. И наконец, идеальный тип связан с аналитической частностнойконцепцией причинности. Действительно, категория реального типа позволяет — выявитьисторические индивидуальности или исторические целостности. В то же времяидеальный тип — это частичное постижение общего целого. Он позволяет любой причиннойсвязи сохранить свой частный, единичный характер, даже когда внешне кажется,будто охватывается все общество в целом.

Сложность Веберовой теории идеального типа связана стем, что это понятие применяется одновременно и для обозначения понятий,используемых в науках о культуре, и некоторых других четко определенных понятий.Разграничим понятия — хотя это разграничение в четкой форме не представлено втворчестве Вебера — идеально-типическую тенденцию всех понятий, используемых внауке о культуре, и четко выраженные идеальные типы, которые он сам выделяет,по меньшей мере косвенно.

Идеально-типической тенденцией всех понятий,используемых наукой о культуре, можно называть наиболее характерные понятияэтой науки (не зависимо от того, относятся ли они к религии, господству,пророчеству или бюрократии), которые содержат элемент стилизации ирационализации. Профессия социолога заключается в том, чтобы подать социальныйили исторический материал более осмысленным, чем он был в опыте реальной жизни.Вся социология есть теоретическая конструкция, стремящаяся к пониманию смутногои не ясного человеческом существовании, того, что также смутно и неясно, каквсе человеческое существование. Нигде капитализм не представляется так ясно,как в понятиях социологов, и было бы ошибкой упрекать их в этом. Цель социологовсделать максимально, до предела понятным то, что не былo таковым в реальности, выявитьсмысл того, что было пережито, даже тогда, когда этот смысл в жизни людей не былосознан.

Идеальные типы выражаются в терминах, которые несоответствуют определениям Аристотелевой логики. Историческое понятие несодержит в себе всех характеристик, свойственных всем индивидуальностям,входящим в объем этого понятия, и тем более усредненных характеристикрассматриваемых индивидуальностей; оно стремится выявить нечто типичное,сущностное. Когда говорят, что французы недисциплинированны и умны, мы не хотимсказать, что все французы недисциплинированны и умны, это мало вероятно. Можносконструировать мысленно историческую индивидуальность француза, выделивнекоторые характерные черты, которые кажутся типичными и определяют оригинальностьиндивида. Так же, как философ, когда он пишет, что люди проникнутыпрометеевским духом веры в человека, что они определяют свое будущее, осознаваяпрошлое, что человеческое существование строится на взятом на себяобязательстве, он не хочет тем самым сказать, что все люди представляют себесвое существование, постоянно размышляя над тем, что было и что будет. Он лишьвысказывает мысль о том, что человек только тогда действительно человек, когдаон поднимается до такого уровня мышления и принятия решения. Идет ли речь обюрократии или капитализме, о демократическом государстве или такойспецифической стране, как Германия, понятие создается не общими для всех этихисторических индивидуальностей чертами и не усредненными характеристиками. Оносуть стилизованное построение теоретической конструкции, вычленение типичныхпризнаков.

Идеально-типическая тенденция в концепции Макса Веберасвязана с общей его философией и предполагает отнесение к ценностям и категории«понимания». Понимать человека в истории, приверженногo прометеевскому духузначит понимать его в соотнесении с тем, что кажется нам решающим, то есть вотношении самого его предназначения. Чтобы назвать исторического индивида«прометеевским человеком», необходимо предположить, что он задается вопросами осамом себе, о своей системе ценностей, о своем предназначении. Идеальнотипическая тенденция неотделима от осмысленности человеческого поведения и егоcущeствования так же, как от изначального принципа науки о куль, туре — отнесения к ценностям.

Упрощая, можно сказать, что Вебер называет идеальными типамитри вида понятий.

К первому виду он относит идеальные типы индивидуальныхисторических образований, например, «капитализм» или «западный город». Идеальныйтип в этом случае является осмысленной конструкцией исторической реальности одновременнообщего и частного характера. Общего — потому что совокупность экономическогостроя определяется термином «капитализм», и частного — поскольку, с точкизрения Вебера, капитализм, в том смысле, в каком этот термин его определяет, вполной мере был реализован только в современных западных обществах. Идеальныйтип исторической индивидуальности остается вместе с тем частичной еереконструкцией, поскольку социолог выбирает в этой исторической совокупноститолько некоторые признаки, чтобы создать затем осмысленное целое. Эта мысленнаяконструкция — одна из ряда возможных, и действительность в ней не охваченавоображением социолога во всей ее полноте.

Вторым видом идеальных типов, по Веберу, служатпонятия, определяющие абстрактные элементы исторической реальности, которые проявляютсебя при многочисленных обстоятельствах. Эти понятия -позволяют, приопределенных сопоставлениях, охарактеризовать и дать понимающее толкование реальнымисторическим целостностям.

Различие между этими двумя видами идеальных типов обнаруживаетсяособенно явно, если взять в качестве примера первого вида понятие «капитализм»,а второго — «бюрократия». В первом случае называется реальная и единичнаяисторическая целостность. Во втором — определяется один из Признаков политическихинститутов, который не покрывает всего строя в целом и многократно встречаетсяв различные исторические периоды.

Эти идеальные типы характерных признаков обществаимеют разную степень абстракции. К более низкому уровню абстракции можноотнести такие понятия, как «бюрократия», «феодализм». К более высокому — тритипа легитимного господства (легальный или рациональный, традиционный ихаризматический). Каждый из трех указанных типов власти определяется мотивамиповиновения или характером легитимности, признанной управляемым индивидом.Рациональное господство осуществляется с помощью законов и правил; традиционное- обусловлено издревле существующими порядками и нравами; харизматическоегосподство основано на экстраординарной, почти магической способности, которойобладает господин и которая дарована ему теми, кто идет за ним и предан ему.Три типа господства служат примерами понятий, которые можно было бы назвать«атомами» социологии. Их используют в качестве элементов, способствующихтеоретическому построению и осмыслению конкретных политических режимов,большинство из которых сочетает в себе элементы присущие всем трем типам легитимногогосподства. Подчеркиваю именно потому, что действительность смутна к ней нужнообращаться с ясными мыслями; именно потому что элементы различных типов — господства в реальной жизни переплетаются между собой, необходимо дать весьмачеткое определение каждому из них; именно потому, что нет чистохаризматического или традиционного господства, необходимо, по нашемупредставлению четко разделить эти два типа. Конструкция идеальных типов — неконечная цель научного исследования, а средство достижения цели.

Используя только четко определенные понятия, можносоизмерить отклонение их содержания от реальности, рассматривая многочисленныеотдельные понятия только в их сочетании; так же можно постигнуть совокупностьреальности. И наконец на последней стадии абстрагирования мы имеем типысоциального поведения: целерациональное, ценностно-рациональное, традиционное иаффективное.

Третий вид идеальных типов составляют рациональныетеоретические конструкции поступков индивидуального характера. Совокупностьпредпосылок экономической теории Макса Вебера представляет собой лишь идеальнотипическую конструкцию характера гипотетического поведения субъект, как если быони были экономически чистыми субъектами. Экономическая теория непременнопредполагает экономическое поведение, соответствующее его сущности и представляющеестрого определенное, однозначное выражение.

Заключение

Междусоциологией и историей немало общего. И та и другая науки изучают всё общество,а не только какую-либо одну его часть или сторону. Обе эти науки особоевнимание уделяют субъективной стороне исторического процесса. Каждая из этихнаук так или иначе базирует своё знание на исследовании конкретных фактовобщественной жизни.

Но между этиминауками и немало существенных различий, идущих по линии прежде всегосвоеобразия их характера, природы. Их соотношение – это соотношение теорииобщественного развития и его истории. История по своей природе и сущности неможет абстрагироваться от конкретно-хронологического хода исторических событий,от чёткого и разностороннего отображения конкретных явлений, событий, процессовобщественной жизни во всей их индивидуальности, неповторимости, своеобразии. Вотличие от этого главное в социологии как в «теоретической» науке – обобщениеисторического опыта прошлого и настоящего, выделение повторяющегося,типического, сущностного, закономерного в данном ряду социальных явлений,событий, процессов.

Можно указать ина ряд других важных отличий социологии от истории. Если история изучает всесферы, стороны, формы проявления общественной жизни, то социология только«социальное» (т.е. касающееся в первую очередь поведения людей в сфере себеподобных) в обществе, т.е. непосредственный объект социологии эже объектаистории. Кроме того, историческая наука изучает не только то, что свершилось ивошло в историю, в то время как социология переносит центр тяжести своихизысканий на современность, включает в себя как необходимый элемент социальноепланирование и прогнозирование.

Взаимоотношениесоциологии и истории определяется прежде всего тем, что социологическиеположения и выводы непосредственно опираются на обобщение исторических фактов,исторического опыта. Поэтому развитие исторических исследований – важноеусловие, предпосылка и фактор новых достижений в социологии, недопущения в нейизлишней абстрактности и отрыва от реальной действительности. С другой стороны,расширение и углубление социологических исследований позволяет историкамуспешнее преодолевать описательно-фактологический подход к отражениюфактологического процесса, глубже анализировать его и подниматься до широких иглубоких исторических обобщений. Одним из проявлений углубления взаимосвязисоциологии и истории может служить возникновение социологии истории, призваннойдать социологический анализ исторического