Реферат: Психология труда юриста

--PAGE_BREAK--2. морально-этические основы работы юриста 2.1. Место морали в юридическом труде
Специалисты, имеющие по роду занятий дело с людьми, воспринимаются учениками, студентами, больными, обвиняемыми, подсудимыми, свидетелями не только как исполнители определенных ролей, но и со стороны их привлекательности, положительных или отталкивающих человеческих качеств. В частности, каждый, кто силой обстоятельств вовлекается в ролевое общение с юристом, ожидает от него не только квалифицированного (профессионального) исполнения обязанностей, но и уважительного отно­шения, что налагает на работника особую меру моральной ответственнос­ти, предъявляет к нему повышенные требования как к личности. Уже одно это становится основанием для возникновения специфических норм поведения, регулирующих выполнение людьми профессиональных обязанностей и стимулирующих их внимание к самовоспитанию.[6]

Профессиональная этика — так принято называть кодекс поведения — обеспечивает нравственный характер тех взаимоотношений между людь­ми, которые вытекают из их профессиональной деятельности. Несмотря на всеобщий характер моральных требований и наличие единой трудовой морали класса или общества, существуют еще и специальные нормы поведения для некоторых видов профессиональной деятельности. Возникновение и развитие таких кодексов представляет собой одну из линий нравственного прогресса человечества, поскольку они отражают возрастание ценности личности и утверждают гуманность в межличностиых отношениях. Достоинство и интересы представителей той или иной профессии в конечном счете утверждаются тем, насколько последовательно в своей деятельнос­ти они воплощают общие принципы нравственности, Конкретизированные применительно к специфике их труда. Повышенная мера моральной ответственнос­ти, обостренное чувство долга, соблюдение некоторых дополнительных норм поведения, как свидетель­ствует исторический опыт, необходимы прежде всего во врачебной, юридической, педагогической, научной и журналистской деятельности, т. е. в тех сферах, где труд специалиста не умещается в строгие фор­мальные схемы и где от качества и эффективности этого труда зависят состояние здоровья, духовный мир и положение человека в обществе. Успешное выполнение профессиональных обязанностей в этих сферах предполагает соединение квалифицированности специалистов с глубоким осознанием ответственности, готовностью безукоризненно исполнять свой профессио­нальный долг.[7]

Профессиональная мораль не изолирована от общей морали, господст­вующей в конкретной социально-экономической формации. Господствую­щая мораль является доминирующей по отношению к профессиональной, но она не содержит в себе специфических норм по­ведения. Поэтому лишь на основе учета общеморальных требований невозможно правильное понимание нравственных проблем той или иной профессиональ­ной деятельности.

. Необходимо отметить важность профессиональной квалификации работника, которая, с одной стороны, дает право заниматься избранной деятельностью, а с другой — определяет отношение к нему как коллег, так и людей, на благо которых направлен его труд.

Вместе с тем практика показывает, что формаль­ная, юридически засвидетельствованная квалифика­ция сама по себе не в состоянии обеспечить успех дела. Возможность вхождения в духовный мир человека представителей таких профессий, как врач, педагог, юрист, обусловливает необходимость существования для подобных специальностей специфических норм морали, которые, кроме содействия успешному осуществлению профессиональных функций, служат охране интересов личности.[8]

Указанные нормы являются профессионально-этическими, потому что их возникновение и усвоение не определяются непосредственно какими-либо институциональными условиями (образованием, должностным положением), а овладение ими обеспечивается главным образом культурой личности, ее воспитанностью.[9]

Под этикой понимается и практическая реализация указанных норм, определение поведения людей как этическое либо как неэтическое. Отсю­да необходимо различать этику как идеал и этику как действие. Сейчас мы говорим не только об этике, но и о профессиональной этике/Наличие в обществе особой профессиональной этики или морали является одним из следствий исторически сложившегося профессионального разделения труда. Для целого ряда профессий оказалось недостаточным, чтобы их представители обладали теми или иными трудовыми навыками. Наряду с этим они должны обладать и известными нравственно-волевыми каче­ствами, практиковать в своей среде определенные принципы и правила поведения, которые, с одной стороны, регулировали бы отношения внутри профессиональной группы, с другой — отношения самой профессиональ­ной группы к лицам, использующим ее услуги. В ряде случаев это требо­вало даже выработки особых кодексов поведения, включавших в себя правила, нормы, заповеди, клятвы. Все это имело своей целью поддержание высокого профессионального уровня деятельности, престижа, социальной ценности профессии как таковой, внушение к ней доверия со стороны общества. Нельзя считать случайным, что едва ли не самая первая клятва на верность профессиональному долгу появилась еще в древности в сре­де людей, призванных служить людям.

Наряду с требованиями, обращенными вовне, к другим людям, профессиональные группы стремились выработать и закрепить моральные нормы, регулирующие отношения их членов друг к другу (цеховые уставы средневековых городов Западной Европы: мастер не имел права расхваливать свой товар и таким путем зазывать к себе покупателя, нельзя было переманивать покупателя, когда он останавливался перед лавкой соседнего мастера и т. п.).[10]

Таким образом, возникновение и развитие профессиональной морали напрямую связано со становлением той или иной профессии, в ряде слу­чаев является необходимым элементом профессионального обучения и профессиональной деятельности. В силу этого профессиональная мораль имеет и большое общественное значение. Конечно, не каждая профессия имеет свою особую мораль. Можно говорить о профессиональной морали врача, юриста, учителя, но не токаря, ткача, рыбака, сталевара и т. п. Несом­ненно, и для этих профессий существуют известные нравственные предпо­сылки, как минимум трудолюбие, яо тем не менее мы не можем в данном случае вести речь об особой профессиональной морали, а только о трудо­вой морали вообще.

И мораль, и право представляют собой совокупность относительно ус­тойчивых норм (правил, предписаний и т. д.), выражающих в определен­ной мере некоторые общечеловеческие представления о справедливом и должном. Эти нормы имеют всеобщий характер, распространяются на всех членов общества. Несмотря на то что нормы права, за редким исключением, написаны, опубликованы, т. е. официально провозглашены государст­вом, а нормы морали в основном живут в общественном сознании, и мораль и право представляют собой развернутые системы правил поведе­ния, охватывающие практически всю совокупность общественных отноше­ний. Право подразделяется на отрасли (уголовное, гражданское, трудовое, брачно-семейное, международное и т. д.) и нормы каждой из этих отрас­лей принято сводить в своды законов. Мораль, в свою очередь, включает разделы, регулирующие ту или иную сферу общественных отношений, хотя здесь нет столь четкого разграничения. Самое важное различие между моралью и правом касается способа регулирования поведения людей. Ис­полнение норм права обеспечивается при необходимости мерами принуж­дения с помощью специального аппарата правосудия, которое осуществля­ется должностными лицами. Требования морали поддерживаются силой общепринятых обычаев, общественного мнения или личной убежденностью индивидов. Моральная санкция осуществляется мерами духовного воздей­ствия, причем не отдельными людьми, наделенными какими-либо особыми полномочиями, а всем коллективом, социальной группой, обществом в це­лом. Большая часть общественных отношений регулируется одновременно нормами как права, так и морали.[11]

'Как было уже сказано, этика влияет на все стороны нашей жизни. Она оказывает на нас благотворное влияние, потому что заставляет анализиро­вать свои поступки, брать на себя ответственность за них, оценивать соб­ственные действия, самосовершенствоваться.

Нравственная культура— это качественная характеристика этическо­го развития и моральной зрелости личности, проявляющаяся на трех уров­нях.

Во-первых, это культура нравственного сознания, выражающаяся в зна­нии моральных требований общества, в способности человека сознатель­но обосновывать цели и средства деятельности. Этот уровень зависит от мировоззрения личности, этических знаний и убеждений.

Во-вторых, исключительно важным уровнем, обеспечивающим внутрен­нее принятие моральных целей и средств, внутреннюю готовность к их реализации, является культура нравственных чувств. Нравственная куль­тура предполагает не только различие «добра» и «зла», но и богатство эмоциональной сферы, способность к моральному резонансу, к сочувствию и сопереживанию.И наконец, уровень, на котором реализуются поставленные и принятые нравственные цели, а правила превращаются в активную жизненную позицию, — это культура поведения. Культура поведения характеризует способность к выбору и к практической деятельности.

Независимо от вида юридической деятельности стержневым принципом профессиональной морали юриста является справедливость. Без этого нравственного качества деятельность в правовой области теряет свой смысл. От юристов требуются наряду с этим: объективность, беспристрастность, не­зависимость, соблюдение прав человека и «презумпции невиновности».

Обозначенные выше принципы занимают исключительно важное мес­то в структуре профессиональной деятельности юриста. Выражая сущ­ность профессиональной деятельности, эти принципы являются стратеги­ей его поведения.[12]

В отличие от норм общественной морали, императивность которых должна рассматриваться с учетом конкретных обстоятельств, принципы юридической этики — справедливость, беспристрастность, объективность, независимость и соблюдение прав человека — выражают безусловные нравственные требования, следование которым обязательно для юриста во всех ситуациях.

Чем выше профессиональное мастерство, тем выше этические нормы, но и чем выше этические нормы, тем выше профессиональное мастерство юриста.

От представителя права профессиональная этика требует неподкупнос­ти, верности духу и букве закона, соблюдения равенства всех перед зако­ном. Одним из гуманных принципов права является «презумпция неви­новности» — требование считать обвиняемого невиновным до тех пор, пока вина его не доказана судом. С законностью несовместимы нарушаю­щие нормы юридической этики методы дознания— использование ано­нимных доносов в качестве улики против обвиняемого, принуждение к признанию вины угрозами и силой, использование такого вынужденного «признания» в доказательстве виновности. От работника правоохрани­тельных органов профессиональная этика требует гуманного отношения к правонарушителю, предоставления ему максимальных возможностей за­щиты, использование силы закона не только для наказания, но и для пере­воспитания преступника.

Для профессии юриста требования морали имеют особый смысл. С пра­восудием всегда связано представление о высоконравственных принци­пах: справедливости, гуманизме, честности, правдивости и т. д… Профессио­нальную мораль нельзя, однако, сводить лишь к специфическому преломле­нию общих норм нравственности в той или иной деятельности, В любой профессиональной морали не может быть каких-то особых нравственных норм, которые бы не вытекали из общих нравственных принципов. Так, в качестве специфических норм морали юриста часто приводят правила о недопустимости разглашения данных'предварительного следствия, об ад­вокатской тайне и т. д., которые якобы составляют исключение из общих моральных принципов правдивости и искренности. Следует заметить, что эти правила являются правовыми нормами. Правдивость и искренность как нравственные принципы нельзя рассматривать в отрыве от граждан­ского долга, а иногда и правовой обязанности не разглашать определенные сведения. Это касается государственной служебной тайны, а также и опре­деленной тайны при осуществлении правосудия. Все это вытекает из общих принципов морали, а не является исключением изних. В последние годы юристы стали уделять большое внимание вопросам нравственности как в своих монографических работах, научных статьях, выступлениях на конференциях, так и в периодической печати. Это обусловлено расшире­нием сферы действия морального фактора в жизни общества. Однако не­обходимо разделять юридическую деятельность и деятельность должност­ных лиц судопроизводства. Должностные лица судопроизводства наиболее остро ощущают проблемы нравственности своей профессии, так как чаще сталкиваются с нестандартными ситуациями, нежели другие, а также от­ветственность за те или иные принятые решения, ибо последствия зависят от них в большей степени. Да и ставки высоки. Надо сказать, что культура и этика юристов всех отраслей всегда должна быть на «высоте».[13]

Из понимания сущности профессиональной морали вытекает решение вопросов о развитии судебной этики, о расширении нравственных начал в уголовном судопроизводстве. В системе судебной этики выделяют общую и особенную часть. В общей части рассматриваются: общие положения об этике и профессиональной этике, предмет, методы, система и задачи судебной этики, общее значение и специфика нравственных отношений в судопроизводстве и исправительно-трудовой деятельности. В особенную часть должны быть включены такие вопросы, как особенности нравствен­ных начал судебного расследования и этики следователя, особенности нравственных начал судебного разбирательства и этики судьи, особеннос­ти нравственных начал адвокатской деятельности и этики адвоката, осо­бенности нравственных начал экспертного исследования и этики эксперта, особенности нравственных начал исправительно-трудовой деятельности и этики воспитателя ИТУ, нравственное воспитание и самовоспитание следователей, судей, прокуроров, адвокатов, экспертов, воспитателей ИТУ и т. д. Судебная этика теснейшим образом связана с юридическими дисциплинами — уголовным и гражданским процессами — и не только с наукой процессуального права, но и с материально-правовыми науками. Судебная этика призвана содействовать нравственному воспитанию общества и, в частности, должностных лиц, осуществляющих судопроизводство. Задача судебной этики — исследование вопроса о роли нравственных начал в соблюдении процессуальных норм. Нравственные принципы, определяющие отношения участников судопроизводства, несомненно, являются существенной гарантией субъективных прав личности. Судопроизводство касается самого дорогого для человека— его чести и достоинства, а иногда и жизни.[14]

Нравственные принципы представляют собой форму нравственного сознания, наиболее обобщенно и существенно выражающую моральные требования, предъявляемые обществом или отдельным классом к поведению людей. Только что родившийся человек уже застает сложившиеся нравственные принципы, носителем которых он становится, иногда и не осознавая этого. Такие прин­ципы, превращаясь в ведущие мотивы, определяют поведение человека и в общественной жизни, и в личной. Нравственные принципы находят свое непосредственное отражение в профессиональной этике юриста.[15]
    продолжение
--PAGE_BREAK--2.1. Основные принципы профессиональной этики юриста
Основателем судебной этики как науки о нравственных принципах судо­производства по праву можно считать Анатолия Федоровича Кони, 150-ле­тие со дня рождения которого отмечалось в 1994 году. Пройдя славный путь от помощника секретаря Петербургской судебной палаты до обер-прокурора кассационного департамента Сената и члена Государственного Совета, имея громадный опыт судейской и прокурорской работы, А. Ф. Кони был твердым и убежденным сторонником изучения и преподавания этических начал в деле уголовного правосудия.Он считал необходимым ввести курс «Судебной этики» в юридических учебных заведениях как дополнение к догматическим положениям уголовного процесса в надеж­де на то, Что «зрелый судебный деятель в Минуты колебания перед тем, какого образа действий надо держаться в том или другом вопросе, вспом­нит нравственные указания, услышанные им с кафедры, и, устыдясь ржав­чины незаметно подкравшейся рутины, воспрянет духом».

А. Ф. Кони полагал, что чтение подобного курса будет способствовать нравственному совершенствованию будущих юристов. Одной из основных его работ в этой области является статья «Нравственные начала в уголовном процессе».О том, какое значение придавал А. Ф. Кони этой работе, свидетельствует следующий факт: при выходе в свет (впервые она была опубликована в 1902 году в первом номере «Журнала Министерства юстиции») он обратился к Л. Н. Толстому с просьбой ознакомиться с ней.[16]

К сожалению, осуществить свое намерение -—издать специальный курс судебной этики—А. Ф. Кони не удалось.    .

На протяжении длительного времени решение насущных проблем, каса­ющихся судебной этики, считалось неправомерным. Известно отрицатель­ное Отношение А. Я. Вышинского к профессиональной этике. В течение десятилетий игнорировалось решение этических вопросов культуры пра­восудия, а также развития соответствующих дисциплин. В юридической литературе предпринимались попытки поставить под сомнение обоснован­ность профессиональной этики и ее научный статус, в частности, извест­ный советский процессуалист М. С. Строгович писал: «Концепция судебной этики практически означала бы допущение нарушения нравственности в тех или иных пределах под предлогом особенностей тех или иных профес­сий, специфики той или иной государственной или общественной деятель­ности»'.[17]

'В настоящее время ни у кого не вызывает сомнения не только суще­ствование профессиональной этики, но и возрастание ее роли в регулиро­вании различных видов специализированного труда. Постоянно расширя­ется круг профессий, претендующих на собственные моральные кодексы, вместе с тем растет стремление еще больше конкретизировать професси­ональные нормы, кодексы поведения.

Судебная этика требует от юриста честности, справедливости, бескоры­стия, внимательности. Эти моральные качества являются первостепенным условием профессионального общения работников данной сферы. К со­жалению, еще нередко наблюдается нарушение моральных норм, что тре­бует усиления социального контроля, ужесточения внешних санкций.[18]

Однако каким бы ни был строгим социальный контроль, формирование указанных нравственных качеств зависит от самого человека, его понимания высокой ответственности, проистекающей от доверия граждан и госу­дарства, оказываемого работникам правоохранительных органов.

Профессионально-нравственное сознание должно не задаваться извне, а быть выражением и обобщением идейно-нравственной позиции юриста. Использование в корыстных целях знаний, положения, возможностей на­ходится в полном противоречии с профессиональной честью юриста. От­сюда следует, что высшим судом для тех, кого влечет на путь вымогатель­ства, взяточничества, протекционизма должен стать публичный суд чести, что, разумеется не отменяет санкции государства. Юридическая общест­венность давно высказывается за систематизацию всей совокупности мо­ральных императивов профессии. С удовлетворением были восприняты тексты «Обязательств работника прокуратуры», «Присяги судей и народ­ных заседателей», установление порядка принесения присяги. Все это мож­но рассматривать в качестве определенных шагов на пути создания ко­декса чести и достоинства юриста. Здесь важно соблюсти главное — кодекс должен быть кратким, четким, простым для исполнения и трудным для^искажения его смысла. Вместе с тем.лаконичность должна не исклю­чать, а учитывать специфичность юридической профессии и ее структуру:[19]

одно дело судья, следователь, прокурор, а другое — адвокат. Отсюда необ­ходимость сделать Кодекс чести юриста из двух частей: общей и особен­ной. При этом важно учесть весь положительный опыт, накопленный оте­чественной юридической наукой.

Введение в России с 1994 года суда присяжных заседателей, учитывая новизну этого судебного института, требует внимательного изучения поло­жительного опыта, накопленного в этой области, как зарубежного, так и дореволюционной России.[20]

Вторая половина XIX века, отмеченная таким важнейшим событием в правовой жизни, как Судебная реформа 1864 года, открыла замечательную плеяду прогрессивных русских юристов — выразителей общественной со­вести, подлинных гуманистов, обладавших энциклопедической эрудицией, высоким профессиональным уровнем, великолепной ораторской подготов­кой. Это П. А. Александров, С. А. Андреевский, М. Ф. Громницкий, В. П. Гаевский, Н. П. Карабчевский, А. Ф. Кони, А. В. Лохвицкий, Ф. Н. Плевако, В. Д. Спасович, А. И. Урусов и многие другие.[21]

О себе они с гордостью говорили: «Мы не искали крестов, мы не полу­чали медалей за храбрость, но мы кое-что сделали, не щадя живота. Мы пришлись не по нраву всей фарисейской синагоге, мы стали костью в горле не одной высокопоставленной особе. Эти особы охотно съели бы нас, но не лезет — удавишься»'. Эти слова принадлежат В. Д. Спасовичу, который, по оценке профессора Н. А. Троицкого, «в 70—90 годы был едва ли не самой влиятельной фигурой в русском судебном мире»2. Ему при­надлежит Первый в России учебник уголовного права, о котором А. Ф. Ко­ни писал: «Книга Спасовича представила собой светлое и отрадное явле­ние… Рядом с подробным и ярким изложением теории наказания в этой книге были талантливые страницы, посвященные общим положениям уго­ловного права, истории и практическому осуществлению наказания, пол­ные настойчивого призыва к справедливости, слагающиеся из примирения начал общежительности и свободного самоопределения воли, и к отказу от тех карательных мер, которые бесчеловечны, потому что не необходимы».[22]

Защитив в 34 года докторскую диссертацию, будучи, по оценке С. А. Ан­дреевского, «королем русской адвокатуры», В. Д. Спасович не искал гром­ких дел в поисках славы, а считал долгом юриста согласовывать свою позицию с требованиями нравственности, поэтому закономерны его сме­лое выступление на политическом процессе в защиту революционеров, уход в 1861 году из Петербургского университета в знак протеста про­тив расправы над студентами.

За отказ поддерживать обвинение по делу В. Засулич был уволен из прокуратуры С. А. Андреевский. Лишь благодаря принципу несменяемости судей, несмотря на желание императора уволить непокорного в отставку, сохранил за собой пост председателя Петербургского окружного суда А. Ф. Кони, вынесший оправдательный приговор'й0 делу В. Засулич.

Подобных примеров можно привести множество, и каждый из них убедительно свидетельствует о высоком гражданском мужестве, стойкой нравственной позиции этих людей. Поэтомуих взгляды на проблемы судеб­ной этики нельзя отнести к категории общетеоретических рассуждений. Для них судебная мораль — страницы собственной жизни, посвященной вели­кому и благородному делу служения своему народу во имя добра и спра­ведливости.[23]

С этой точки зрения изучение нравственных проблем в трудах рус­ских юристов конца XIX — начала XX вв. дает богатый материал для размышлений, осмысления нравственной позиции юриста в обществе.

Большое внимание в трудах русских юристов исследуемого периода уделено нравственной позиции прокурора. И сегодня полны жизни слова А. Ф. Кони, отдавшего девять лет неустанного труда прокурорской дея­тельности: «Основными чертами русского типа обвинителя были спокой­ствие, отсутствие личной озлобленности против под­судимого, опрятность приемов обвинения, чуждая и возбуждению страстей, и искажению данных дела, и, наконец, что весьма важно, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и в способе держать себя на суде».

Судебный процесс, проходящий в условиях гласности, требует от его участников, особенно от прокурора, поддерживающего обвинение от имени государства, сдержанности, подтянутости, корректного и вежливого отношения к каждому, кто предстает перед судом и сообщает какие-либо сведения.[24]

Поддерживая обвинение по делу о клубе «Червонных валетов», Н. В. Муравьев говорил: «Не жертвы нужны обвинению; оно требует, чтобы каждый получил по заслугам, и пусть осмелится кто-либо сказать, что такие требования лишены основания. Вооруженное страшным оружием правды и очевидности, глубоко убежденное в чистоте и правоте своего дела, обвинение твердо и уверенно возвышает перед вами свой глас: оно знает, что против него — преступление, а за него — закон, справедливость, нравственность, совесть и честь».[25]

А. Ф. Кони считал совершенно недопустимыми в деятельности проку­рора подмену объективности при рассмотрении уголовного дела ложным чувством корпоративной солидарности, оправдание им упущений предва­рительного следствия искаженным пониманием заботы о благе общества, и приводил следующий пример: «Товарищ прокурор одного из больших поволжских судов сказал в обвинительной речи: «Я согласен, что улики, представленные против подсудимых, малы и ничтожны, скажу даже более, что будь я вместе с вами, господа присяжные, в вашей совещательной комнате, то я, конечно, как судья, должен был бы признать эти улик» недостаточными для обвинения. Но, как представитель общества и государства, я поддерживаю тем не менее обвинение против подсудимых и гром­ко заявляю, что и в будущее время при столь же малых уликах я буду составлять обвинительные акты: слишком уж много краж развелось в последнее время, и мы будем оберегать от них общество, засаживая в предварительное заключение заподозренных воров-рецидивистов, хотя бы и по таким уликам»*.[26]

Прокурор не должен превращать судебные прения в запальчивую травлю подсудимого, возбуждать к нему неприязненные чувства, представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, преувеличивать значение доказательств или важ­ность преступления. Прокурор, исполняя свой долг, служит обществу. Но это служение только тогда будет полезным, когда в него будет внесена строгая Нравственная дисциплина и когда интересы общества и человеческого достоинства будут ограждены с одинаковой чуткостью и достоинством.

О величайшей нравственной ответственности обвинителя известный судебный деятель начала XX века П. С. Пороховщиков (П. Сергеич) в своей книге «Искусство речи на суде» писал: «Если преступление совер­шено негодяем, обвинение может быть сурово, защите остаётся заботиться о смягчении ответственности. Если преступник, хотя бы убийца — добрый, честный человек, все трудности на стороне прокурора. Но в обоих случаях оратор, находящийся в невыгодных условиях, должен держаться действительности. Это крайне трудно, особенно для обвинителя. Сказать: да, я знаю, что это хороший человек, уверен, что, будучи оправдан, он станет заботиться о детях убитого, как о собственных; я знаю, что каторга не будет для него большим наказанием, чем сознание своего преступления и веч­ные укоры совести; знаю, что вдова убитого простила его, и все-таки требую каторги,— сказать это нелегко. Обвинять в таком деле неимовер­но трудно, и охотно послушал бы всякого, кто мог бы научить меня этому, но утверждаю, что обвинитель должен признавать нравственные достоин­ства подсудимого».[27]

Касаться наружности подсудимого или копаться в его прошлом, не име­ющем прямого отношения к рассматриваемому делу, — это значит зло­употреблять своим положением.[28]

О последствиях, к которым может привести поспешность в выводах прокурора, может свидетельствовать такой факт из жизни А. Ф. Кони. Во время обвинительной речи он заметил, что подсудимый все время улыбается. Возмущенный, А. Ф. Кони обратился к присяжным, утверждая, что преступник потерял совесть: «Он смеется над судом, над вами, господа присяжные заседатели, надо мной; над всем правосудием». К подсудимому была применена суровая мера наказания. Но и тут он смеялся. «Анатолий Федорович, — воскликнул в кулуарах один из его коллег, — как вы могли так поступить? Ведь обвиняемый и не думал смеяться. Он плакал...». Надо ли говорить, что этот урок запомнился Кони на всю жизнь.[29]

Отношение к подсудимому как к врагу, с которым, роясь в его прошлом, можно не. стесняться в приемах и в подборе доказательств, — крайне опасная позиция обвинителя, граничащая и с безнравственностью, и с нару­шением закона. М. Ф. Громницкий, поддерживая обвинение по делу Дани­лова, говорил: «Обвинение должно быть искренним и добросовестным, а можно ли назвать добросовестным обвинение, когда обвинитель сознательно обходит факты, говорящие в пользу подсудимого?».[30]

«Долг каждого прокурора, которому государство доверяет выразить от­ношение общества к совершенному преступлению, помнить, что как бы низко ни пал человек, все же хотя и падший, но наш собрат, что если, быть может, и померкла в нем искра человеческого достоинства, то никогда она не может совсем погаснуть в человеке. Без злобы и увлечения судите это дело, и тогда суд ваш станет судом правды в полном значении этого слова, когда вы без ошибки, насколько это возможно суду человеческому, отделите правое от неправого, истину от лжи, и мы с уважением прекло­нимся перед вашим приговором, каков бы он ни был», — с такими слова­ми обратился к суду адвокат Превальский по делу Либермана.

Обвинитель обязан построить свои взаимоотношения с подсудимым так, чтобы тот, подобно игуменье Митрофании, мог сказать: «Прокурор обра­щался со мной, как человек с сердцем, он не глядел на меня как на осужден­ного, он смотрел как на обвиняемого, который может быть и оправдан».[31]

Говоря об этике прокурора, невозможно обойти вниманием и такой воп­рос, как достоинство прокурора при произнесении обвинительной речи. П. С. Пороховщиков писал, что недопустимо, когда прокурор обращается к присяжным: «Я ходатайствую о признании подсудимого виновным, я про-шу.у вас обвинительного приговора. Нищий может просить у имущего о подаянии, влюбленный пусть униженно ищет у хорошенькой женщины благосклонности. Но разве присяжные заседатели по своей прихоти дарят обвинение или отказывают в нем? Не может государственныйобвинитель просить о правосудии. Он требует его»5. От умения прокурора вести (дер­жать) себя на процессе, от его общей и профессиональной Культуры в определенной степени зависит, чтобы судебный процесс оказал предупре­дительное и воспитательное воздействие. Долг чести и достоинства проку­рора всем своим поведением проявлять уважение к суду как к органу правосудия.

Прокурор Московского окружного суда П. Н. Обнйнский с возмущени­ем писал, что «иногда можно видеть такого прокурора, который, произнося обвинительную речь и считая свою задачу законченной, демонстративно не слушает защитника либо даже пренебрежительно выражает свое отно­шение к сказанному защитником. Речь защитника, какой бы критической в отношении речи обвинителя она ни была, должна быть выслушана про­курором со спокойным достоинством. Прокурор от этого только выиграет и в глазах присяжных заседателей и в глазах присутствующих в зале».[32]

А. Ф. Кони об этой стороне этики прокурора писал следующее: «Прокурору не приличествует забывать, что у защиты, теоретически говоря, одна общая с ним цель содействовать, с разных точек зрения, суду в выяснении истины доступными человеческим силам средствами, и что добросовест­ному исполнению этой обязанности, хотя бы и направленной к колебанию и опровержению доводов обвинителя, никоим образом нельзя отказать в уважении».[33]

Негативное отношение отдельных прокуроров к деятельности защит­ника Н. П. Карабчевский видел в том, что «защиту впускают» в храм правосудия, но надолго ли и в какой момент? Разве в самые сокровен­ные и трудные для обвиняемого, а нередко и для истины моменты, она не находится в жалком положении оглашенного, изгнанного, бессильно томя­щегося у преддверия храма? Ее впускают тогда, когда затеянная в глубокой тайне, сотканная в тиши и выполненная в раздумье вся «творческая» 'ра­бота обвинения в сущности «готова» — окончена совершенно. Ей предос­тавлено только критиковать или даже разрушать это «творчество», класть свои мазки на законченную картину, портить ее или рвать холст, на кото­ром она нарисована, но не делать ничего своего законченного и цельного. Она ничего не дает взамен разрушаемого. Ум наш так устроен, что, подоб­но всей природе, боится пустоты. И к защите предъявляют требование на смену разрушаемого создать нечто новое, свое положительное и прочное. Но предъявлять подобное требование — значит издеваться над бессилием стороны в процессе».[34]

Таким образом, в основе отрицательного отношения прокурора к адвокату всегда лежат чувства безнравственные: стремление любыми способа­ми осудить подсудимого, защитить честь мундира, желание подчеркнуть свою власть, угодить начальству.

Вместе с тем адвокат — не слуга своего клиента, а прежде всего служи­тель правосудия. Один из славных представителей этой благородной про­фессии П. А. Александров, о котором современники говорили, что он со­единил в себе колоссальный талант адвоката с неустрашимым мужест­вом воина, презиравшего опасности, прямо заявил об этом в одной из своих речей: «Я желал бы исполнить долг мой не только какзащитника, но и как гражданина, ибо нет сомнения, что на нас, как общественных деятелях, лежит обязанность служить не только интересам защищаемых нами, но и вносить свою лепту, если к тому представляется возможность, по вопросам общественного интереса»'.

Характеризуя общие нравственные принципы, предъявляемые к судеб­ному деятелю, нельзя обойти вниманием и такой вопрос, как уважение к окружающим, участникам судебного процесса. В частности, умение ценить и беречь чужое время, которое достигается на основе знания материалов дела.

М. Ф. Громницкий писал: «Первая, азбучная истина публичного обвини­теля — изучение дела по предварительному следствию. Изучение это, бе­зусловно, должно быть самое внимательное, всестороннее, от первой стра­ницы до последней, без пропуска самой ничтожной бумаги из полицейского, например, дознания или каких-либо приложений к делу. Самая ничтожная бумага может неожиданно стать на суде материалом в разъяснении об­стоятельств дела, может дать указание на сильные или слабые стороны защиты, может дать, наконец, иное освещение имеющим значение в деле фактам»2.[35]

Заслуживает внимание совет Ф. Н. Плевако: «Как это обыкновенно де­лают защитники, я прочитывал бумаги, беседовал с подсудимым, вызывал его на искреннюю исповедь души, прислушивался к доказательствам и со­ставлял себе программу, заметки о чем, что и зачем говорить, обдумывал и догадывался, о чем будет говорить прокурор, на что будет особенно ударять, где в нашем деле будет иметь место горячий спор, и свои мысли я держал про запас, чтобы на его слово был ответ, а на его удар — отражение ...»3. То есть необходимо прочувствовать материалы дела, уметь представить себе картину преступления, обстановку, в которой оно совершено.

Доскональное знание материалов дела позволяет сократить количество бесцельных вопросов, задаваемых подсудимому, потерпевшему, свидетелям, сосредоточив все усилия на выяснении истины. [36]

Недопустимо использование судебной трибуны для удовлетворения лич­ных амбиций, желаний «порисоваться» перед присутствующими, Один из адвокатов по делу об убийстве в драке говорил: «Драка, господа присяж­ные заседатели, есть такое состояние, субъект которого, выходя из границ дозволенного, совершает вторжение в область охраняемых государством объективных прав личности, стремясь нарушить целостность ее физических покровов повторным нарушением таковых прав. Если одного из этих элементов творения яичных нет налицо, то мы не имеем юридического основания видеть во взаимной коллизии субстанцию драки». А. Ф. Кони был вынужден заметить: «Господа присяжные заседатели, что такое драка, я думаю, каждому из вас известно по собственному опыту из детства. Но если нужно в точности ее определить, то позвольте вместо длинной фор­мулы защитника сказать, что драка есть такое состояние, в котором каждый из участников наносит и получает удары».

В превосходной речи С. А. Андреевского по делу Андреева неожидан­ное крушение семейного благополучия, когда Сарра Левина о своей измене сообщает мужу, сравнивается с землетрясением: «В жизни Андреева произошло нечто вроде землетрясения, совсем как в Помпее или на Мартинике. Чудесный климат, все блага природы, ясное небо. Вдруг показывается слабый дымок, затем черные клубы дыма, копоть, гарь. Все гуще. Вот уже и солнца не видать. Полетели камни. Разливается огненная лава. Гибель гро­зит отовсюду. Наконец, неожиданный удар, треск. И все погибло».[37]

Сравнение сильное, форма безупречная, но, на мой взгляд, лучше бы его упустить: оно сразу отрывается от действительности, напоминает, что перед судьями не подсудимый, полный горя и отчаяния, а его защитник, чарующий игрой старательно отточенных слов.

Одним из элементов культуры судебного деятеля является его внешний вид. Анатолий Федорович Кони советовал; «Следует одеваться просто и прилично. В костюме не должно быть ничего вычурного и кричащего (резкие цвета, необыкновенный фасон). Грязный, неряшливый костюм про­изводит неприятное впечатление. Это важно помнить, так как психологи­ческое воздействие на собравшихся начинается до речи, с момента появле­ния перед публикой»». Это, разумеется, относится к одежде судей, народных заседателей, адво­катов, секретарей судебногозаседания, прокурорских работников и других участников судебного процесса.[38]

В равной мере данные замечания относятся и к работе следователя прокуратуры, которому ежедневно приходится общаться с многими людь­ми. Нередко установить контакт с человеком не удается именно вслед­ствие первоначальной антипатии, вызванной внешней оценкой следователя.

Профессиональная юридическая деятельность отличается сложностью и многогранностью. Ее психологический анализ всегда дает возможность выделить ряд этапов, через которые происходило движение к конечной цели — установлению истины. В той или иной степени в профессиональной юридической деятельности можно выделить следующие стороны: поисковая (познавательная), коммуникативная, удостоверительная, организационная, реконструктивная (конструкционная), социальная.

В каждой из указанных выше сторон реализуются соответствующие личностные качества, обеспечивая успешность деятельности.

Деятельность юриста — многоуровневое, иерар­хическое явление. На каждом уровне достижение свойственных данному уровню целей обеспечивает­ся соответствующими личностными структурами, при­чем их достижение обеспечивает возможность перехода к достижению целей высоких уровней деятель­ности.[39]



    продолжение
--PAGE_BREAK--