Реферат: Сталин - культ личности

Сталин — культличности

МГЭИ, 02.98.

История(от historia). Комплекс общественных наук,

изучающихпрошлое человечества во всей его

конкретностии многообразии.Для установления

закономерностейисторического развития исследуют

факты, события и процессы на базеисторических

источников.

(БСЭ)

Оглавление

Введение

2

Сталинизм. «Общественное мнение»

5

Заключение. Другой взгляд.

11

Список использованной литературы

17

Введение

Врядли могут привести к  истине  попытки понять  сущность сталинского культаличности путем привязки всего, произошедшего во времена правления Сталина, к одному лишь этому  имени. Точно так же невозможно объяснить культ личности «исконно русской  любовью к монархизму».

Висторических аналогиях между сталинизмом и русским  абсолютизмом пропадает самое главное  и существенное,  а  именно - представление об исторической уникальности того, что произошло у насво времена Сталина, в Италии — во времена Муссолини, в  Германии — во времена Гитлера, а в Камбодже — во времена Пол  Пота: жестокая изоляция иуничтожение миллионов людей,  геноцид,  осуществляемый либо по классовому, либо понациональному признаку.

Ужесамо по себе такое количество жертв, ликвидация целых классов или наций,свидетельствует о возникновении совершенно новой ситуации. Для того, чтобы содержать в заключении иуничтожать миллионы людей, нужен огромный аппарат, начиная от соответствующегонаркомата или министерства и кончая низшими его чиновниками — чиновникамиохраны, опиравшимися, в  свою  очередь, на негласных чиновников из среды самих заключенных.

Причемречь шла не о единичном акте упразднения  миллионов людей, но оего перманентном характере, о растягивании этого акта во времени, превращении вэлемент образа жизни. Речь идет  обопределенной постоянно действующей системе уничтожения, на которую, как на свою«идеальную модель», ориентируется вся остальная бюрократия. Именно с главнойзадачи — постоянного упразднения огромных человеческих масс — начинаетсякачественное отличие административной системы тоталитарных режимов -  тоталитарной бюрократии — от авторитарной бюрократии традиционных обществ ирациональной бюрократии индустриальных капиталистических  обществ. Принципиально важно и то, что упразднениеосуществлялось по проявлениям человека не только в политике, экономике,идеологии, но и в науке, в общей культуре, в повседневной жизни. Это и  делало новую бюрократию совершенно универсальным  инструментом управления, инструментом прямого насилия, опирающегося на  силу оружия.

Но иэто еще не все. Не было  такой  области, включая  быт (главный объектнападок со стороны «левых» писателей и публицистов, превращавших быт в предметофициального манипулирования  со стороны«пролетарской диктатуры»), семейные отношения (вспомним Павлика Морозова), наконец, даже отношения человека к самомусебе, к своим сокровенным мыслям (образ Вождя, непременно  присутствующий даже при самых задушевныхразмышлениях), на право  распоряжатьсякоторой не претендовала бы эта бюрократия. Ей, например, принадлежало окончательноерешение относительно того, каким должен, а каким не должен быть замыселочередного  литературного произведения.Сталин пользовался этим правом в отношении  самых крупныххудожников, чтобы дать пример своим подчиненным, как  им руководить художниками помельче. Причем ив искусстве отказ подчиниться был чреват репрессиями точно так же, как  и  в  области политики или экономики. Под дуломпистолета людей заставляли делать то, что в корне противоречило их природе.

Но длятого, чтобы стать тотальной, то есть всеобщей, охватывающей общество,бюрократия должна была осуществлять сплошную перековку народа и делать каждого бюрократом, чиновником,  пусть даже мелким, мельчайшим, но все-таки находящимсяу нее на  службе. В отличие отавторитарной бюрократии, опирающейся на традиционные структуры общественной жизни, в отличие от  рациональной буржуазной бюрократии,пекущейся  об  обеспечении эффективности производства, тоталитарная бюрократия фактическиопределяет свою высшую роль как самоукрепление, самовозвышение, абсолютное  подчинение Вождю, волей которого власть  бюрократии получает  свое развитие иуглубление.

Однакотакая власть может быть осуществлена лишь при условии, что все, с чем она имеет дело, превращено в  аморфный, совершенно пластичный материал. Возвращение общества  в аморфное, бесструктурное состояние — принципиальное условие  самоутверждения и саморазвития тоталитарнойбюрократии. И поэтому  все,  что обеспечивает самостоятельность человека,не говоря уже о той или иной общественной группе, подлежит беспощадномуискоренению.

Идеальным  материалом тоталитарно-бюрократической воли  к власти оказывается люмпен- человек без корней, не имеющий ничего за душой, а потому представляющий собойту самую «чистую доску», на которой, как говорил Мао  Цзэдун во  времена  китайской «культурной революции», можнописать любые письмена. Для тоталитарной бюрократии люмпен  становится не  только  основной «моделью», по образу и подобию которой перековываются люди, превращаясьв бесструктурную и безличную «социальную  массу».  Люмпен становится и главным орудием всеобщейуравниловки и нивелировки, ударной силой социальной энтропии. Так  было, в  частности,  во времена насильственной коллективизации,разрушения сельских  общественныхструктур. Так было во времена всех последующих больших и малых «чисток», целью которых в конечном счете всегдаоказывалось искоренение стихийно возникавших структур общества.

Единственнойформой структурирования общества, допускаемой в условиях тоталитаризма, могли быть лишь организации,  насаждаемые сверху, а потому с самого  начала имеющие  бюрократический характер.Все естественные способы социального структурирования оказывались на  подозрении,  так  как  тоталитарная бюрократия склонна рассматривать любой личный и общественный, то  есть самостоятельный, негосударственный интерес как антигосударственный. Апосему такой интерес должен быть наказан  устрашающей  статьей закона, лучше всего статьей оконтрреволюционной деятельности.

Самымприскорбным, самым пагубным для нравственного состояния народа оказывалось то, что любой,  даже самый  благородный виднеформальной социальной связи становился на один  уровень с действительно антиобщественными, криминальными явлениями.  Более того, последние получали перед закономпреимущество, так  как  в них тоталитарная бюрократия видела большуюблизость к своим нормам. Во всяком случае, в лагерях, где уголовники содержалисьбок о бок с политическими, мельчайшее начальство  назначалось,  как правило, из уголовников.

Вовсем этом безумии разрушения общества, в безумии, проистекающем из тотально-бюрократическоймании  величия,  вдохновляемой манией величия Вождя, была своялогика.

Аморфное,бесструктурное общество  превращало  бюрократа в необходимейшую фигуру. Ибо там, где упразднялись  как сложившиеся, традиционные, так и общественно-необходимые (экономические,товарно-денежные) связи между людьми, там  возникала  необходимость в бюрократе, который предложилбы хоть  некоторое  подобие таких связей — их эрзац, как-тосопрягающий людей друг с другом.

Нужнабыла только «личность», котораяосознала бы фантастические, невиданные, немыслимые даже в далеком  рабовладельческом прошлом перспективыконцентрации власти в руках одного человека, сумевшего возглавить тоталитарно-бюрократическийаппарат. Аппарат искал Вождя, без которого тоталитарно-бюрократическая системаостается незавершенной, Вождя, который не  знал  бы никакой другой ценности, кроме власти, и был бы готов уложить за неелюбое количество народа, доказывая, что эти жертвы приносятся  исключительно ради народного блага.

Сталинизм. «Общественное мнение»

Врядли вообще стоит вычлениять начало этого сложного  процесса, пытаться выяснить, что именносчитать началом сталинизиа: самого Сталина, внесшего наибольший вклад всоздании бюрократии тоталитарного типа, или эту бюрократию, по мере своегоразвития утверждающую абсолютную власть Вождя.

Значительноважнее другое: не зная  никаких  ограничений в своем стремлении к власти, бюрократия тоталитарного типа не имеет иникаких гарантий своего существования, независимых от  воли Вождя. Между тем, для него единственнымспособом утверждения абсолютной власти над бюрократией было постоянное ее  перетряхивание, чистка бюрократическокоаппарата. Это, если хотите, предупредительная мера самозащиты: верхушкабюрократического  аппарата тоталитарноготипа точно так же склонна к пожиранию Вождя,  как он сам — к истреблениюсвоих возможных конкурентов и преемников. А это создает внутри  аппарата ситуацию  постоянной  предельной напряженности — перманентного ЧП,- которая с помощью этого  самогоаппарата создавалась внутри общества в целом, когда  в  нем«срезали» один слой за другим.

Былобы упрощением считать, что такого рода механизм расширенного воспроизведениябюрократии (через ее перманентное перетряхивание) сперва существовал в головеее создателя в виде «проекта» и только затем был реализован уже вдействительности. Этот механизм отрабатывался по мере роста бюрократии,  сопровождавшегося — уже после смерти В.И.Ленина — все более отчетливым  пожеланиемвидеть во главе «своего человека», плоть от плоти аппарата.

Фракционнаяборьба, ставшая очевидной сразу же после смерти В.И.Ленина, очень скорораскрылась как борьба за власть над аппаратом, борьба, в которой победителя определил сам аппарат. Этосовершенно специфическое социальное  образование.  Оно способно обеспечить  людям,  его составляющим,  определенные  привилегии (имеющие, впрочем, бесконечноечисло градаций), однако неспособно гарантировать им самое главное — личнуюбезопасность и  более или менее продолжительноефункционирование.  Чем  большими были привилегии аппаратчиков высшего эшелона бюрократической  власти, тем более реальным становился риск влюбую минуту  заплатить  за них длительным лагерным заключениемили  даже жизнью.  С  одной стороны, утверждая себя как орудиеполитической  власти,  проникавшей во все поры общества, этот парадоксальныйсоциальный  аппарат увеличивал власть своегоВождя. Однако чем абсолютнее становилась эта власть, тем менее гарантированнымбыло простое  существование каждогонового поколения (точнее, призыва, объявляемого после очередной чистки) тоталитарной бюрократии.

Некоторыефункции тоталитарного аппарата иногда рассматривают как его функциональное оправдание. Прежде всего  имеется в виду «наведение порядка», а также сосредоточение человеческих  и материальных ресурсов на том или иномузком  участке.  При этом почему-то каждый раз забывают о главном критерии оценки социальнойфункции — о цене, которую приходится платить стране и народу за ее исполнение.

Когдасегодня слышишь: «При Сталине был порядок!», то всегда хочется спросить — какойценой был достигнут этот  «порядок». Ибыл ли это действительно «порядок». За десятилетия своего функционированиясталинская  бюрократия доказала, что онаспособна  «наводить  порядок» лишь  одним единственным способом:сначала общество или отдельный его «участок» приводят в социально-аморфноесостояние, разрушают все  его связи, всюсложную структуру, а затем вносят в него «элемент организации», чаще всего взявза образец военную организацию. Причем военную организацию опять-такисовершенно особого типа, где, например, «красноармеец должен  страшиться карательных  органов новой властибольше, чем пуль врага».

Нотакой способ социальной организации можно назвать  наведением порядка  только в  очень  условном смысле.  Как  там  уА.К.Толстого? «Такой навел порядок — хоть покати  шаром».  Там, где все многообразие межчеловеческихвсаимоотношений сводится  к однойединственной  зависимости  казарменного характера,  ценой «порядка»становится беспорядок,  социальная  дезорганизация  не преодолевается, а лишь загоняется вглубь.Во-первых, для поддержания такого «порядка» необходимо искусственно создавать встране обстановку предельной напряженности, обстановку чрезвычайного положения,необъявленной внутренней  либо  даже внешней  войны.

Во-вторых,можно ли, допустимо ли забывать о невообразимом беспорядке, возникающем оттого, что тоталитарная бюрократия  вламывается в тонкие механизмы  общественной и  хозяйственной  жизни страны, некомпетентно подчиняя их  одной-единственной  логике - логике физической силы?

Теперьоб «ускоренной модернизации» промышленности и сельского хозяйства,осуществление которой кое-кто ставит в заслугу нашей тоталитарной бюрократии,считая ее главным героем ликвидации вековой отсталости России. Первоисточникэтой концепции можно найти в докладах И.В.Сталина, который завораживающимицифрами — миллионами тонн угля, чугуна, стали хотел вытеснить из  народного сознания даже повод думать о другихмиллионах — о миллионах изгнанных из родных мест, погибших от голода,расстрелянных  или догнивающих в лагерях.

ОбращениеВ.И. Ленина к нэпу говорит о  том,  что он  видел возможность иной, нетоталитарной модернизации экономики дореволюционной России.  Однако эта  возможность  представляла собой вполне реальную угрозу для бюрократического аппарата.  Ибо там, где между хозяйственными звеньями складывались нормальныеэкономические отношения, нужда в специальной фигуре  бюрократического посредника и контролераотпадала. В ходе сосуществования  бюрократических  и экономических  способов  хозяйственного  развития страны последние явно демонстрировалисвои преимущества — как  с точки зрениягибкости, так и с точки зрения рациональности и дешевизны.

Новаябюрократия, развращенная сознанием всевластия и бесконтрольности, яростно сопротивлялась углублению  и  расширению нэпа, нагнетая страхи по поводу«мещанского перерождения».

Выбормежду двумя моделями модернизации экономики, в  особенности же между двумяпутями развития  тяжелой  промышленности (которую новая бюрократиявоспринимала прежде  всего  и главным образом в аспекте усиления своей собственной власти), совершалсясовсем не гладко. Грубо говоря, вопрос стоял так:  за чей  счет будет осуществляться эторазвитие? За счет народа, которому после некоторых послаблений, пришедших  вместе с  нэпом,  придется вновь затягивать пояса? Или засчет  новой  бюрократии, которой предстояло либо поступиться своей политической властью,переквалифицировавшись в рационально функционирующую администрацию, либо вообщеуйти со сцены? Решать и делать выбор предстояло  тем, кто имел власть,то есть все той же бюрократии, присвоившей себе право говорить от имени народа.

Однакосделать выбор было гораздо легче, чем  его  осуществить. Бертольд Брехт как-то сказал:«Если диктатор современного типа замечает, что не пользуется доверием народа,то  первое  же его поползновение — уволить в отставкусам  народ,  заменив его другим, более лояльным». Нечто вроде такой «отставки» предложилиВождь и тоталитарная бюрократия российскому крестьянству,  когда поняли, что народ не примет модельускоренной  индустриализации. Насильственнаяколлективизация была способом тотальной перековки крестьянства, дабы в итогеполучить народ, достаточно  послушныйВождю.

          Проходят годы, тоталитарнаябюрократия торжествует свои победы в коллективизации и индустриализации,призывая признать  их крупными победаминарода, победившим социализмом. Однако, аплодируя своему Вождю, объявившему о победе социализма,  бюрократия плохо представляла, что означаетэта победа  для  нее самой.  В первую очередь, для еевысшего эшелона. Все в стране оказывалось теперь во власти бюрократическогоаппарата, и поэтому  «внутреннего врага»,без которого функционирование этого самого аппарата немыслимо, уже негде было искать,кроме как внутри, в своей среде. Эта тенденция пробивала себе дорогу неотвратимо- борьба с «просо-чившимся» врагом становилась для Вождя основным  средством управления непомерно разросшимся аппаратом.Ему ничего не  оставалось делать, кромекак утверждать власть  средствами  террора, при возрастающих подачках тем, ктоприходил на место репрессированных.

Вчисле обвинений в адрес Сталина можно слышать, что он дошел до края — стал битьсвоих.  Дальнейшее  развитие этой  темы приводит кое-кого крезкому возражению — мол, Сталин в 30-е годы никак не мог бить по своим, таккак сам уже успел переродиться и стать чужим для всех, продолжавших дело социалистическойреволюции. Думается, обе эти крайние точки зрения  далеки от  истины. Сотни тысячфункционеров, репрессированных по распоряжению Сталина (во многих случаях заверенного его личной подписью), не были длянего ни «своими», ни «чужими». Это был аппарат, созданный как инструменттотальной власти. В качестве малых деталей аппарата его функционеры оказывались для Сталина «своими», коль скороэто был «его» аппарат. И они же становились  «чужими»,  коль скоро в этом механизме он начиналобнаруживать тенденцию к «самодвижению», не совпадающему с его волей. А моглоли быть иначе?

ВедьВождь должен был оказаться чужим даже  самому  себе, коль скоро в нем сохранилась хоть капля человеческого, того, что  мешало борьбе за абсолютную власть.

Последнийрубеж защитников «дела Сталина» - победа  нашего народа в ВеликойОтечественной войне.  Однако  и этот  аргумент рассыпается в прах,как только мы задаемся вопросом: а какой ценой была достигнута эта победа? Сталинбыл убежден, что «победителей не судят», а потому  руководствовался  одним-единственным способом ведения войны:«любой ценой». Между тем основным принципом военного искусства всегда считалось:  добиться наибольших результатов с наименьшими потерями. И победителиподлежат  суду, причем не тольконравственному, но и суду военной науки, для которой принцип «любой ценой» неприемлемхотя бы  потому,  что  онпревращает науку в головотяпство, уравнивая гениального  полководца спосредственностью, способной добиться тех же результатов одной лишьбесчеловечностью, готовностью заплатить за них сколь угодно дорогую цену. Поэтому если победа, достигнутая благодарявеличайшему  самопожертвованию народа,была и останется в веках его победой, то астрономическое число жертв, котороеон понес, является  неоспоримым свидетельствомпоражения тоталитарно-бюрократической системы. Это она поставила народ перед необходимостью столь  дорого заплатить за победу и тем самым  обнаружила свою  неспособность вести войнуиначе, чем за счет чудовищного перерасхода  человеческих жизней.Особо трагично, что даже в  военное  время много жертв было принесено не борьбе с врагом, а традиционному  устрашению своих.

Трибунал,который, по словам А. Твардовского, во время войны «в тылу стучал машинкой», нетолько не прекратил своей  деятельности,но, наоборот, даже расширил ее после войны. Ведь  тоталитарно-бюрократический аппарат осталсятем же самым,  а,  значит, должны были существовать и объектыего деятельности — внутренние «враги», которые вновь вышли на первый план  после исчезновения внешних. На них был снова обращен огонь карательныхорганов.

Тягчайшиекары обрушивались на тех, кто «сдался врагу», как бы честно ни воевал он допленения: из немецких лагерей военнопленные перемещались в советские «исправительные».

Различиепослевоенной судьбы тоталитаризма в стране  победившей и в побежденныхстранах свидетельствует о  справедливостиутверждения известного немецкого мыслителя К. Ясперса о том,  что тоталитаризм не обладает внутреннейспособностью к самопреодолению. Но философ оказался не прав, предположив, чтопричиной  крушения тоталитаризма можетбыть  только  его военное  поражение,сопровождающееся оккупацией. Есть, оказывается, и  другая сила, способная создать условия для преодоления тоталитаризма. Вождьтоталитарной бюрократии — это не только ее движущая и направляющая сила, но исамый уязвимый ее пункт. В  руках  Вождя сосредотачивается столько нитей, спомощью которых он приводит в движение необъятный бюрократический аппарат, чтоего смерть грозит разрушением этого аппарата, коль скоро не будет тут же  найдена соответствующая замена.Соответствующая в том  смысле,  что новый Вождь должен быть готов осуществитьновую — и немедленную! — встряску аппарата, очередное кровопускание.

Всвязи с этим после смерти Вождя должна была резко  обостриться конкуренцияпретендентов на его пост, так как проигравший рискует оказаться в числе первых  жертв Преемника.  В  этой связи нужно всегда помнить о смелости ирешительности Н.С. Хрущева, особенно если учесть, какие опытные, коварные,  могущественные претенденты на лидерство ждалимомента, чтобы взять на  себя рольумершего Вождя. Победа Н.С. Хрущева в этом единоборстве имела для страны ни счем ни сравнимое значение, ибо он понял,  и, видимо, уже давно,абсолютную необходимость  уйти  от созданной Вождем жестокой и бессмысленной структуры  тоталитарной власти.

Именнос учетом этого нужно говорить об историческом значении XX съезда КПСС и докладана нем Н.С. Хрущева «О  преодолении  культа личности». Дело не только вразоблачении чудовищных преступлений Сталина, потрясших страну и партию. Дело втом, что,  назвав  их преступлениями, руководство партией игосударством публично  отказывалось отмассовых репрессий, без которых в принципе немыслим тоталитаризм. Даже в том случае, если не сломаны еще тоталитарныеструктуры, опутывающие  своими  щупальцами политическую, хозяйственную и культурную жизнь страны. Тоталитаризмбез  регулярных массовых репрессий — этоуже не тоталитаризм, а авторитаризм, и тоталитарные структуры постепенно перерождаютсяв  авторитарные.

Приэтом, разумеется, сохраняется еще постоянная опасность тоталитаризма, но уже нет особой атмосферы всеобщего  страха, о котором, слава Богу, не имеет представления тот, кому  не пришлось жить во времена сталинского террора.

Н.С. Хрущевсохранял многие  привычки  руководства прежнего типа, он мог принимать непродуманные решения, мог стучать  кулаком, разговаривая с западными дипломатамиили отечественной  интеллигенцией. Но онбыл противником самого главного и основного, что составляло суть тоталитарногоруководства, — он не  допускал расстреловпо политическим мотивам. Это было уже  много,  очень много для страны, еще не успевшейзабыть страшные  времена  сталинского террора. Закончиласьгражданская  война,  которую вела против «своего» народа тоталитарная бюрократия.  Новое руководство отказалось платить за «социалистический прогресс» кошмарнуюцену, какая уплачивалась в предыдущие десятилетия. И все  же  небыло достаточно глубокого понимания, что нельзя  ограничиваться полумерами,что, отказавшись от основного инструмента тоталитарно-бюрократического руководства,нельзя оставить  без  изменения все остальное.

Необходимостьреформ — это слово витало в атмосфере хрущевской оттепели — связывалась восновном лишь с экономической стороной: с их помощью пытались залатать зияющиедыры в  хозяйстве, обнаружившиеся в связис отказом  от  устрашения как  основного стимула к труду.

Нототалитарная экономика, десятилетиями приводимая в  движение посредством устрашения, не моглабыть реформирована  чисто экономическимисредствами,  коль  скоро оставались  неизменными опутавшиеее политические структуры. Даже «чисто экономическое» мероприятие традиционно превращалось  в командное,  волюнтаристское,ориентированное на сохранение власти аппарата любой  ценой. Аппарат продолжалразрастаться, осуществляя свою волю к самомохранению. Он-то и «съел» Н.С. Хрущева,поддержав более  удобную для себя фигуруруководителя авторитарного типа, который был готов «царствовать», не управляя,не вмешиваясь в процесс  саморазвитияаппарата, потерявшего в 1953 году своего «Вождя и  Учителя».

Шлигоды, и вот мы подошли к временам, когда можно наконец называть вещи своими именами, оценивая не только прошлое,  но  инастоящее. Долгие десятилетия тоталитарная бюрократия, ее структуры проникаливо все поры нашего общества, приводя к перерождению его глубинных тканей. Этотяжелейшее заболевание не  излечивается водин день, но с ним необходимо бороться всеми  силами. Болезнь быласлишком долгой и глубокой,  поэтомупотребуется бдительность, терпение и настойчивость, чтобы надежно исключитьвсякую возможность рецидива.

Заключение

Сегодня, когда вульгаризаторское словословие первых лет«перестройки» с ее примитивнейшим подходом кобсуждению самых сложных моментов отечественной истории безвозвратно ушло в про­шлое,можно «без гнева и беспристрастно» рассмот­ретьодну из сложнейших и величественных фигур XXстолетия — Иосифа Виссарионовича Сталина. «Реабилитировать» его нелепо(поскольку не было ни суда, ни приговора), «восхвалять» нет нужды — просто необходимо отдать должное.

Великая и страшная фигура Сталина, вбитая в великое истрашное столетие, до сих пор окутана прямо-таки мистическим ту­маном, и чем даль­ше уходит в прошлое примитивноенытье о «на­рушении Сталиным ленинских норм» и «куль­те личности», темявственнее проступает на обла­ках «по ту сторону» тень великого импе­ратора.

Что любопытно, появление Сталина — пусть и не конк­ретизируя — предсказывал еще Гюго: «...первая потреб­ностьнарода после революции — если этот народсо­ставляет часть монархической Европы — это раздобыть себе династию… В сущности, первый одаренный человек или дажепервый удачливый встречный может сойти за короля…каковы же должны быть качества появляющегося после революции нового короля? Онможет — и это даже полезно — быть революционером, иначе говоря, быть лич­нопричастным к революции, приложившим к ней руку, независимо от того, набросил лион на себя тень при этом или прославился… Какими качествами должна обладатьдинастия? Она должна быть приемлемой для нации, то есть казаться на расстоянииреволюционной — не по своим по­ступкам,но по воспринятым ею идеям. Она должна иметь прошлое и быть исторической, иметьбудущее и пользо­ваться расположением народа».

Как показывают последние исследования,Ста­лин, быть может, лучший из русских императоров, всю жизнь лишь казался революционером. Можно вдумчиво прочи­татьвсе 13 томов его сочинений — а можно ипросто вспом­нить, как летом 1917-го Сталин с помощью Молотова факти­ческизахватил «Правду» и, безжалостно правя ленинские статьи, стал проводить курс навхождение большевиков в ко­алиционное правительствоКеренского. Или прямо-таки ге­ниальную идею Сталина 1922 г. об административно-территориальном устройстве будущегоСССР. Нет никаких сомнений:восторжествуй план Сталина (Российская Федерация с гирляндой автономий) — никакого «права на самоопределение» не оказалось бы в «конституциях республик», да и самих «конституций» не было бы. В последующие десятилетия ав­тономии прочно успели быуяснить, что никакого «самоопре­деления» быть не может. Дальнейшее развитиестраны в ком­ментариях не нуждается.

Удачнее всех пока что на сегодняшний день вывел фор­мулуВиктор Суворов — Сталин не более чем«меньшее зло». Любой из его главных соперников, одержи он верх, неминуемо былбы злом большим. Еще иоттого, что субъекты вроде Троцкого или Бухаринавеликолепно уме­ли лишь разрушать. Строить они были решительное неспособны. На гражданской войне, «в грозе и буре»стали  незаменимыми — но ни к чему не пригодны в мирные дни.

Уничтоженные Сталиным фанатики «мировой револю­ции», полное впечатление, так и не поняли, за что конкретно «убирают». Онине понимали, что их«убирают» железной перчаткой старой, как мир, имперской идеи, имевшей лишь внеш­неесходство с «мировым пожаром».

Нельзя всерьез относиться к идее, что предвоенные достижения в науке, технике и военном деледостигнуты вопреки Сталину. Такого просто не бывает.

Имеет смысл послушать известного неприязненным от­ношением кСталину И. Бунина: «...есливдуматься, что оставил ему Ленин, кроме методики построения первого в миресоциалистического государства и туманных проро­честв о неизбежности войн вэпоху империализма — посто­янногодетонатора всемирной пролетарской? Пустую каз­ну, дезорганизованную исовершенно небоеспособную ар­мию, расколотую, разложенную и на глазах деградирующую партию, разоренную, разграбленную ираспятую стра­ну с темным, забитым, деклассированным и, что возмож­но, самоеглавное, неграмотным населением… Разрушен­ная до основания промышленность,приведенная в полный хаос финансовая система, парализованный транспорт, по­чтиполностью уничтоженная квалифицированная рабочая сила и частично уничтоженная,частично рассеянная по всему миру интеллигенция...». Что же потом?

«Прошло 10 лет — микросекунда в масштабе истории — иошеломленный мир с ужасом, смешанным с восхищени­ем, вынужден был признать, чтостал свидетелем чуда. И хотя это чудо было очень милитаризовано, но от этогоотнюдь не становилось менее впечатляющим… 303диви­зии уже находились под ружьем. 23тысячи танков, вклю­чая невиданные еще в мире бронированные чудища с ди­зельными,а не бензиновыми моторами… 17 тысячсамоле­тов… 40 тысяч артиллерийскихстволов и секретные реак­тивные минометы… 220подводных лодок — больше, чем у всехстран в мире, вместе взятых, эскадры новейших эс­минцев и линкоров... заводы, выплавляющие больше всех в мире на душунаселения чугуна и стали, бесчисленные конструкторские бюро, лаборатории, научно-исследова­тельские институты, разрабатывающие новыевиды ору­жия, вплотную подошедшие к ядерному огню и реактивно­му движению".

Но главное, что не может не подчеркнуть Бунич, в дру­гом...

«Откуда все это началось? Откуда появились сотни ты­сяч,миллионы инженеров, исследователей, конструкторов, летчиков, штурманов,механиков, водителей танков, ко­мандиров кораблей, флотских штурманов,электриков, ми­неров, артиллеристов,инженеров-механиков надводного и подводного флота, специалистов по металлургии сверхпрочных сплавов, сверхпроводимости, плазме, радиотех­никеи радиолокации? Они же не выросли на деревьях. И на 1913 год ни одного из подобной категориивоенных и гражданских специалистов не было и в помине. Почти ни­кого, не считаяединиц, не было и в 1930 году. И вот, всего за 10лет, они появились, и в таком количестве, что составили инфраструктуру мощнойвоенно-индустриаль­ной империи. А всего 10лет назад многие из них даже не знали грамоты. Речь идет не о том, какой ценойвсе это создавалось, а в том, как это возможно было создать за столь короткийсрок!.. Сталин мог с явным удовлетворени­емповерить в свою способность творить чудеса».

Высокие техноло­гии, которыеСталин скупал за границей, сами по себе го­ворят о его организаторском гении. Запад строил Сталину под ключ супер-передовые заводы — тракторные, автомо­бильные, химические,поставлял оборудование для ГЭС и домен, лицензии на производство самолетов.Вряд ли на Западе не понимали, что собственнымируками помогают творить могучего соперника и конкурента, — но там буше­вал экономический кризис,а русский император платил золотом...

Дело даже не в высоких технологиях — а в том, что всего за десять лет возникло новое поколение,обученное со всем этим квалифицированно обращаться — и, исполь­зуя за основу, идти дальше.

Любопытно было бы подсчитать всех людей старой Империи, ктоокружал Красного Монарха. Начальник Ге­нерального штаба Шапошников — бывший полковник царской армии. Генеральныйпрокурор Вышинский — во времена Керенскогоподписывал приказ об аресте Ленина. Много лет прослуживший советским послом вЛондоне Майский — бывший активный член КОМУЧа, белогвар­дейского самарского правительства. Исписок необозрим...

В недавние годы любили упрекать Ста­лина за то, что при еговладычестве «совершенно не разви­валось творческое наследиемарксизма-ленинизма».

Святая правда. А зачем империи марксизм-лени­низм? Это руководство по раздуванию «мировой проле­тарской революции»? Сталинизм — это, скорее, рациона­листическоеобслуживание усеченным до предела идейным пайком текущих потребностей империи,выраженное в форме сухих инженерных инструкций. Чтобы это понять, достаточноизучить труды Сталина… Этот монарх не стремился разжечь мировой пожар,поскольку, нет сомне­ний, безгранично презирал «мировое пролетарское движе­ние» — он просто-напросто услаждал уши возможногопротивника мерным топотом имперских легионов. Не зря те из старой эмиграции, кто был умен и наделен инстинктом державника, быстро угадали в вожде — императора.Генерал Деникин и князьЮсупов вовсе не были белыми ворона­ми… Не зря Черчилль, кремень-бритт, возна­мерившийсябыло встретить императора сидя, вскочил и вытянулсяв струнку, словно юный кадет, под действием «неведомой силы», ударившей изжелтых тигриных глаз — о чем честно вспомнил в мемуарах. Арис­тократпо крови и кости, на уровне подсознания почуял Великого Монарха — и на всю жизнь сохранил к нему почтительноеуважение. Когда окружившие Хрущева одурев от призрака свободы, поливали Сталинагрязью, потомок герцогов Мальборо на торже­ственном заседании британской палатыобщин в честь 90-летия со дня рождения Сталина произносил панегирик покойному.

Сталин был кровав, суров, жесток и ужасен… Но где вывидели других могучих императоров, великих строителей? В начале любой великойстройки — грязь и кровь. Отыщется личеловек, у которого часто щемит сердце и подступает бессонница, когда онвспоминает о десятках тысячах русских мужиков и пленных шведов, уло­женныхПетром 1 в гнилые болота. В «ци­вилизованной»Британии всего двести пятьдесят лет назад шотландские шахтеры работали врабских железныхошейниках, а за кражу вешали детей лет 12-14. Всего сто восемьдесят л