Реферат: Древняя Русь IX-первая ТРЕТЬ XIII в.

--PAGE_BREAK--
Прародина славян бронзового века размещена в полосе Центральной и Восточной Европы, протяженность с Севера на Юг около <metricconverter productid=«400 км» w:st=«on»>400 км., а Запада на Восток около <metricconverter productid=«1500 км» w:st=«on»>1500 км.: западная половина ограничивалась с севера Припятью, с юга верховьями Днестра и Южного Буга и бассейном Росси. Восточные границы охватывали Средний Днепр и низовья Десны и Сейма.

Жили славяне небольшими деревнями, расположенными в два порядка. Хозяйство велось на основе: земледелия, скотоводства,  рыболовства и охоты. Племена из «Повести временных лет» Нестора являются не первичными, а союзами нескольких безымянных племен: поляне, радимичи, висляне и др.Славяне не рубеже нашей эры начали расселение из прародины. Имя народа «Русь» или «Рос» впервые появилось в источниках в середине VI века, в самй разгар великого расселения славян. Две формы наименования народа (РОС и РУС) существуют с древнейших времен: византийцы применяли форму РОС, а арабо – персидские авторы IX-XI  веков — форму РУС. В русской средневековой письменности употреблялись обе формы: «Русьская земля» и «Правда Росьская». Обе формы дожили до наших дней: мы говорим Россия, но жителей называем Русскими.

Совершенно ясно определение первичного географического значения понятия «Русская земля» и широкое значение в смысле совокупности всех восточнославянских племен от Балтики до Черного моря могло появиться только тогда, когда это пространство было охвачено каким – то единством. 

Вглядываясь в географическую терминологию летописей XI-XIII веков заметно, что словосочетание «Русская земля» употребляется то для обозначения всей Киевской Руси  или всей древнерусской народности в таких же широких пределах, то для обозначения несравненно меньшей области в лесостепи, ни разу не представлявшей политического единства в X-XII веках.

Поиски того времени, когда «Русская земля» в узком смылсе могла отражать какое- то реальное единство, приводит к одному-единственному историческому периоду,VI-VII  векам к культуре русско-полянско-северяноского союза лесостепных   славянских племен, обозовавшегося в эпоху византийских походов, в эпоху строительства Киева. Неудивительно, что о народе РОС прослышали в VI столетии в Сирии, что князя этого мощного союза племен одаривал византийский цесарь, что именно с этого времени киевский летописец эпохи Мономаха начинал историю Киевской Руси.

Далее  «русью», «руссами», «росами» называли славян, жителей этой земли, и тех иноземцев, которые оказывались в Киеве или служили киевскому князю.

Первичные племена  народа РОС находилась, на территории славянской прародины. В VI веке нашей эры союз жителей Росси с полянским Киевом и северянским Посемьем (по реке Сейм) стал ядром зарождающегося государства Русь с центром в Киеве.
Образование государства Руси
Первый этап сложения Киевской Руси (на основании «Повести временных лет») рисуется как сложение мощного союза славянских племен в Среднем Поднепровье в VI  веке н.э., союза, принявшего имя одного их объединившихся племен – народа РОС или РУС, известного в VI  векеза рубежами славянского мира в качестве «народа богатырей».

Вторым этапом исторической жизни Киевской Руси было превращение приднепровского союза лесостепных славянских племен в «суперсоюз», включивший границы несколько десятков отдельных мелких славянских племен, объединенных в четыре крупных союза. Что представлял собою союз племен в IX в., мы уже видели на примере Вятичей: здесь самостоятельно, изнутри, рождались отношения господства и подчинения, создавалась иерархия власти, установилась такая форма взимания дани, как полюдье, сопряженная с внешней торговлей, происходило накопление сокровищ. Примерно такими же были и другие союзы славянских племен, имевших «свои княжения». Процесс классообразования, шедший в каждом из племенных союзов, опережался процессом дальнейшей интеграции, когда под властью единого князя оказывалось уже не «княжение», объединявшее около десятка первичных племен, а несколько таких союзов-княжений.

Приблизительно в VIII — начале IX в. начался тот второй этап развития Киевской Руси, который характеризуется подчинением ряда племенных союзов власти Руси, власти киевского князя. В состав Руси вошли еще не все союзы восточнославянских племен; еще были независимы южные Уличи и Тиверцы, Хорваты в Прикарпатье, Вятичи, Радимичи и могущественные Кривичи.
Если внутри отдельных союзов племен существовала и иерархия княжеской власти (князья племен-волостей и «князь князей») и полюдье, которое, как увидим ниже, представляло собой необычайно сложное и громоздкое государственное мероприятие, то создание союза союзов подняло все эти элементы на более высокую ступень. Восточные путешественники, видевшие Русь первой половины IX в. своими глазами, описывают ее как огромпую державу, восточная граница которой доходила до Дона, а северная мыслилась где-то у края «безлюдных пустынь Севера».
Показателем международного положения Руси в первой половине IX в. является, во-первых, то, что глава всего комплекса славянских племенных союзов, стоявший над «князьями князей», обладал титулом, равнявшимся императорскому,— его называли «каганом», как царей Хазарии или главу Аварского каганата (<metricconverter productid=«839 г» w:st=«on»>839 г.). Во-вторых, о размахе внешней торговли Руси (сбыт полюдья).

«Что же касается до русских купцов, а они — вид славян, то они вывозят бобровый мех и мех чернобурой лисы и мечи из самых отдаленных частей страны Славян к Румскому (Черному, называвшемуся тогда и Русским) морю, а с них десятину взимает царь Византии, и если они хотят, то они отправляются по Танаису (?), реке Славян и проезжают проливом столицы Хазар, и десятину с них взимает их правитель»

До столицы Хазарии могли добираться, как показано выше в разделе о Вятичах, и купцы из отдельных племенных союзов, выгодно расположенных на путях, ведших к Нижней Волге. Славяне (вятичи и др.) были полноправными контрагентами хазар в самой их столице, но за пределами Итиля мы славянских купцов не знаем; в более далекие заморские страны попадали лишь славяне, проданные в рабство. О русах же говорится, что они уходили на юг, далеко за пределы Хазарии, преодолевая Каспийское море.

Сбыт полюдья русской знатью производился не только в страны Ближнего Востока, но и в византийские причерноморские владения, о чем бегло говорит Ибн-Хардадбех, упомянув о «десятине» (торговой пошлине), которую русы платят императору. Возможно, что блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо русам для каботажного плавания к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в «Житии Стефана Сурожского».

Появившись в Черном море, вооруженные флотилии русов не ограничились юго-восточным побережьем Тавриды, лежавшим на их обычном пути в Хазарию и на Каспий, но предпринимали морские походы и на южный анатолийский берег Черного моря в первой половине IX в., как об этом свидетельствует «Житие Георгия Амастридского». Черное море, «море Рума» Византии, становилось «Русским морем», как его и именует наш летописец. Каспийское море он называл «Хвалисьским», т. е. Хорез-мийским, намекая тем на связи с Хорезмом, лежащим за Каспием, откуда можно было «на восток дойти в жребий Симов», т. е. в арабские земли Халифата. Черное море, прямо связывает с Киевом.

Сведения VIII — начала IX вв. о русских флотилиях в Черном море, несмотря на их отрывочность, свидетельствуют о большой активности государства Руси на своих южных торговых магистралях. Знаменитый поход русов на Царьград в <metricconverter productid=«860 г» w:st=«on»>860 г. был не первым знакомством греков с русскими, как это риторически изобразил константинопольский патриарх Фотий, а первым мощным десантом русов у стен «Второго Рима». Целью похода русской эскадры к Босфору было стремление утвердить мирный договор с императором71.
Второй этап исторического существования Киевской Руси (VIII — середина IX в.) характеризуется не только огромным территориальным охватом от границы со степью «безлюдных пустынь Севера», до «отдаленнейших частей славянского мира», но и небывалой ранее важнейшей активностью от Русского моря и «Славянской реки» до Византии, Анатолии, Закаспия и Багдада. Государство Русь уже поднялось на значительно большую высоту, чем одновременные ему отдельные союзы племен, имевшие «свои княжения».

Третий этап развития Киевской Руси не связан с каким-либо новым качеством. Продолжалось и развивалось то, что возникло еще на втором этапе: увеличивалось количество восточнославянских племенных союзов, входящих в состав Руси, продолжались и несколько расширялись международные торговые связи Руси, продолжалось противостояние степным кочевникам.
Третий этап жизни Киевской Руси определяется тем, что налаженные регулярные связи со сказочными странами Востока, сведения о которых в той или иной форме достигали отдаленнейших концов славянства (дань у полочан или словен собирали дружинники, только что возвратившиеся из тысячеверстной экспедиции в заморские южные земли), стали известны и тем северным соседям славян, о которых восточным географам IX в. не было известно даже то, что они существуют.

Из «безлюдных пустынь Севера» стали появляться в юго-восточной Прибалтике «находники» варяги, привлеченные слухами о том, что из Оковского леса «потечеть Волга на восток и вътечеть седмиюдесят жерел в море Хвалисьское», что есть где-то далеко за лесами Русь, совершающая ежегодные торговые экспедиции и в Византию и в страны Хвалынского моря, откуда шел на север поток восточных серебряных монет.

Норманны-мореходы проложили морской путь вокруг Европы, грабя побережье Франции, Англии, Испании, Сицилии и добираясь до Константинополя; у народов Запада сложилась специальная молитва: «Господи! Избави нас от норманнов!»

Просачивание варягов в восточнославянские земли началось значительно позже, чем к берегам европейских морей. В поисках путей на Восток норманны далеко не всегда пользовались так называемым путем «из Варяг в Греки», а, огибая с северо-востока дальние владения Руси, проникали на Волгу и Волгой шли на юг к Каспию. Путь же «из Варяг в Греки», будто бы шедший из Балтики в Ладогу, из Ладоги в Ильмень, а далее по Днепру в Черное море, является домыслом норманистов, настолько убедивших всех ученых людей XIX и XX вв. в своей правоте, что описание это стало хрестоматийным. Обратимся к единственному источнику, где употреблено это словосочетание, к «Повести временных лет». В начале помещен общий заголовок, говорящий о том, что автор собирается описать круговой путь через Русь и вокруг всего европейского континента. Самое же описание пути он начинает с пути «из Грек» на север, вверх по Днепру.

детально, со знанием дела описан путь из Византии, через всю Русь на север, к шведам. Это — путь «из Грек в Варяги». Летописцем он намечен только в одном направлении, с юга на север. Это не означает, что никто никогда не проходил этим путем в обратном направлении: вверх по Неве, вверх по Волхову, вверх по Ловати и затем по Днепру, но русский книжник обозначил путь связей южных земель со скандинавским Севером, а не путь варягов.

Действительный путь «из Варяг в Греки» оказывается не имел никакого отношения к Руси и славянским землям. Он отражал реальные маршруты норманнов из Балтики и Северного моря (оба они могли объединяться под именем Варяжского моря) вокруг Европы в Средиземное море, к Риму (и норманским владениям в Сицилии и Неаполе), далее на восток «по тому же морю» — к Константинополю, а затем и в Черное море. Круг замкнут. Норманские набеги на северные земли в конце IX и в X в. не подлежат сомнению.

Отождествлению русов с варягами может быть только одно обстоятельство: в руках редактора был извлеченный из княжеского архива договор Руси с Византией <metricconverter productid=«911 г» w:st=«on»>911 г., начинающийся словами: «Мы от рода русьскаго...» Далее идет перечисление имей членов посольства, уполномоченных заключить договор. В составе посольства были и несомненные варяги: Иньгелд, Фарлоф,. Руалд и др. Однако начальная фраза договора означала не национальное происхождение дипломатов, а ту юридическую сторону, ту державу, от имени которой договор заключался с другой державой: «Мы от рода (народа) русьского… послани от Ольга великого кънязя русьского и от всех, иже суть под рукою его светьлых и великых кънязь и его великых бояр к вам, Львови и Александру и Костяитину...» Юридически необходимая фраза «Мы от рода русского» присутствует и в договоре 944 гг., где среди послов было много славян, не имевших никакого отношения к варягам: Улеб, Прастен, Воист, Синко Борич и др. Если Ладожанин знал варяжский именослов, то он мог сделать вывод о том, что «русский род» есть варяжский род. Но дело в том, что во всем тексте договора слово «русский» означает русского человека вообще, русских князей, русские города, граждан государства Руси, а само слово «род» означало «народ» в широком смысле слова, в переводных памятниках оно соответствовало широкому понятию. Текст договора — прекрасная иллюстрация к рассказу о том, что, попав в Киев, варяги «оттоле» стали называться русью, став подданными государства Руси. К моменту заключения договора с императорами Львом и Александром от появления варягов в Киеве прошло три десятка лет.

Следует сделать одну оговорку — Ладожанин нигде не говорит о власти варягов над славянами; он только утверждает, что славяне получили свое имя от придуманных им варягов-руси. Это не столько историческая концепция, сколько попутные этнонимические замечания, не являвшиеся странными в XII в. для той среды, где варяги-шведы были и торговыми соседями, и частью княжеского придворного окружения (двор княгини Христины), и некоторой частью жителей города.
Утверждать на основании единственной фразы (правда, повторяемой как рефрен) «от варяг прозвася Русская земля», что норманны явились создателями Киевской Руси, можно было только тогда, когда история еще не стала наукой, а находилась на одном уровне с алхимией.

В <metricconverter productid=«875 г» w:st=«on»>875 г. князь Осколд «избиша множество печенег». Печенеги в это время уже начали движение из Приазовья на запад, вслед за ушедшими к Карпатам мадьярами. Войны приднепровских славян с кочевниками (в данном случае с болгарами и печенегами) были давней и важной функцией как Русского союза племен в VI—VII вв., так и государства Руси в IX в. Последняя четверть IX в. прибавила еще одну заботу Киевскому государству — на крайнем севере славянского мира появились заморские на-ходники-варяги. Никоновские записи, несмотря на их предельную лаконичность, рисуют нам три группы интересных событий: во-первых, новгородцы ведут в своем городе активную борьбу с Рюриком, не желая быть его рабами. Имя Вадима Храброго возбуждает некоторые сомнения, но факт антиваряжских выступлений заслуживает доверия, так как у него уже был прецедент — изгнание варягов за море. Вторая группа событий — бегство новгородцев в Киев от Рюрика. Киев дает убежище эмигрантам. Третья группа событий наиболее интересна. Киевская Русь организует отпор варягам на северных окраинах своих владений. Под одним годом поставлены: посылка Рюриком своего мужа в Полоцк и ответная акция Киева—«воеваше Асколд… Полочан и много зла сотвориша». Вероятно, с этим связана и война Киева против Кривичей, упоминаемая Татищевым под <metricconverter productid=«875 г» w:st=«on»>875 г. («Ходи же (Осколд) и на Кривичи и тех победи»), Полочане уже входили ранее в состав Руси, и война с ними после принятия ими рюри-кова мужа была продиктована стремлением Киева вернуть свои владения на Западной Двине. Война с союзом Кривичей была обусловлена стратегической важностью Смоленска, стоявшего на том месте, где начинались волоки из Днепра в Ловать. Это была война за Днепр, за то, чтобы путь «из Грек в Варяги» не стал путем «из Варяг в Греки».

Стратегическая задача киевских князей состояла в том, чтобы воспрепятствовать по мере сил проникновению заморских находников на юг или, по крайней мере, поставить их движение под контроль Киева, давнего хозяина Днепра. Обезопасить себя от вторжения варяжских отрядов можно было только, поставив прочные военные заставы на важнейших путях. Первой такой заставой у Руси был до прихода Рюрика Полоцк, перекрывавший Двину. Второй заставой мог быть Смоленск, запиравший самое начало днепровского пути. Такой заставой было, по всей вероятности, Гнездовское городище с огромным могильником, возникшее в IX в.

Третьей заставой, запиравшей на севере подход к Смоленску и Днепру, могла быть Руса (Старая Руса) на южном берегу из. Ильменя у устья Ловати, вытекавшей из смоленских краев. Само название города — Руса — могло быть связано с исконной Русью. Связь Русы с киевским князем, с его личным доменом хорошо прослеживается по позднейшим договорам Новгорода с князьями. Четвертой и самой важной заставой был несомненно Новгород, построенный или самими словеыами во время войны с варягами или киевским князем как крепостица, запиравшая варягам выход в Ильмень, т. е. на оба трансевропейских пути: волжский в «жребий Симов» (в Халифат) и днепровский в Византию. Новгород в своей дальнейшей истории довольно долго рассматривался Киевом как младший город, княжеский домен, удел старших сыновей киевских князей.
По всей вероятности, дополнение к перечню славянских народов в составе государства Руси («се бо токмо словенск язык в Руси...»), сделанное не в форме имени племенного союза («Поляне», «Дреговичи» и др.), а по имени города — новгородцы, появилось в первоначальном тексте после постройки города, ставшего центром разноплеменной федерации. К этому кругу событий следует относить и замечание, сохраненное в варианте Сильвестра: «И от тех варяг (т. е. от времени борьбы с варягами) прозва-ся Русская земля Новгород», что может означать только: «Со времени тех варягов Новгород стал называться Русской землей», т. е. вошел в состав Руси, о чем и была сделана дополнительная приписка в перечне союзов племен, входивших в Русь.

какова же действительная роль варягов в ранней истории Руси? 1. Варяжские отряды были привлечены в труднопроходимые русские земли сведениями об оживленной торговле Руси со странами Востока, что доказывается нумизматическими данными. Варяги во второй половине IX в. начали совершать набеги и брать дань с северных славянских и финских племен.
2. Киевские князья в 870-е годы предприняли ряд серьезных мер (походы на Кривичей и Полочан) для противодействия варягам. Вероятно, в это же время строятся на севере такие опорные пункты Руси, как Руса и Новгород.
3. Олег (швед? норвежец?) базировался в Ладоге, но на короткий срок овладел киевским столом. Его победоносный поход на Византию был совершен как поход многих племен; после похода (удостоверенного текстом договора <metricconverter productid=«911 г» w:st=«on»>911 г.) Олег исчез с горизонта русских людей и умер неизвестно где. Легенды указывали его могилы в самых разных местах. К строительству русских городов варяги никакого отношения не имели.
4. Новгород долгое время уплачивал варягам дань-откуп, чтобы избе-жать новых набегов. Такую же дань Византия платила русским «мира деля».
5. Наличие сухопутных преград-волоков на речных путях Восточной Европы не позволяло варягам использовать свое преимущество мореходов (как это было в Западной Европе). Контрмеры киевских князей содействовали повороту основных варяжских путей в сторону Волги, а не на Днепр. Путь «из Варяг в Греки» — это путь вокруг европейского континента. Путь же из Киева к Новгороду и в Балтику назывался путем «из Грек в Варяги».
6. Киевские князья (как и византийские императоры) широко использовали варяжские наемные отряды, специально посылая за ними в Северную Прибалтику, «за море». Уже Осколд «совокуплял» варягов (если верить тексту «Повести временных лет»). Игорь, задумав повторный поход на Византию в <metricconverter productid=«941 г» w:st=«on»>941 г., «посъла по варяги за море, вабя я на Грькы». Одновременно с варягами нанимали и печенегов. Варяжские дружинники выполняли дипломатические поручения киевских князей и участвовали в заключении договоров. Варягов нанимали и для войны и для политических убийств: наемные варяги закололи князя Ярополка в <metricconverter productid=«980 г» w:st=«on»>980 г. Варяги убили князя Глеба в <metricconverter productid=«1015 г» w:st=«on»>1015 г.
7. Часть варяжской знати влилась в состав русского боярства. Некоторые варяги, вроде Свенельда, добивались высокого положения, но крайне жестоко относились к славянскому паселению (Свенельд и «умучива-ние» уличей). Жестокость, нередко бессмысленная, часто проявлялась и у варяжских отрядов, воевавших под русским флагом и в силу этого отождествляемых с русами, с населением того государства (Руси), которому они служили. Так, торговля русов со странами Каспийского побережья долгое время была мирной, и местные писатели говорили о том, что русы выходят на любое побережье и торгуют там или па верблюдах едут в Багдад. Но в самом начале X в. (время Олега), когда можно предполагать бескоптрольное увеличение числа варягов в киевском войске, мы узнаем о чудовищных зверствах «русов» на том же самом побережье Каспия. Настоящие русы-славяне в походах этого десятилетия (903—913 гг.) оказались, очевидно, сильно разбавленными неуправляемыми отрядами варягов, принимаемых местным населением за русов. О жестокости норманнов рассказывает французский хронист из Нормандии Дудон Квинти-нианский:
«Выполняя свои изгнания и выселения они (норманны) сначала совершали жертвоприношения в честь своего бога Тора. Ему жертвуют не скот или какое-нибудь животное, не дары отца Вакха или Цереры, по человеческую кровь… Поэтому жрец по жребию назначает людей для жертвы. Они (приносимые в жертву люди) оглушаются одним ударом бычьего ярма по голове. Особым приемом у каждого, на которого пал жребий, выбивают мозг, сваливают на землю и, перевернув его, отыскивают сердечную железу, т. е. вену. Извлекши из него всю кровь, они, согласно своему обычаю, смазывают ею свои головы и быстро развертывают паруса своих судов...» .
Воины вещего Олега проявляли такую же жестокость в походе против греков:
«Много убийств сътвори грьком… а их же имаху пленники — овы по-секаху другыя же мучаху… и ина миога зла творяху»
8. К концу X — началу XI в. одной из важных задач русского государства стало противодействие буйным ватагам наемников. Их селили не в городах, а за пределами городских стен (например, Шестовицы под Черниговом). В <metricconverter productid=«980 г» w:st=«on»>980 г., когда князь Владимир ездил за море для найма варягов и с их помощью отбил Киев у своего брата, варяги потребовали очень высокой оплаты своих услуг. Владимир выслал варягов в Византию, попросив императора не возвращать их: «а семо не пущай ни единого».
Острые конфликты возникли в Новгороде в <metricconverter productid=«1015 г» w:st=«on»>1015 г., когда Ярослав нанял много варягов, предполагая пачать войну против своего отца. Новгородцы с оружием в руках отстаивали честь своих жен и дочерей.
9. Второй этап развития Киевской Руси, обозначенный появлением варягов, не внес никаких существенных изменений в ход русского исторического процесса. Расширение территории Руси за счет северных племен было результатом консолидации этих племен в ходе борьбы с находни-ками и включения Киева в эту борьбу.

На протяжении всего IX в. и первой по-ловипы X в. шел один и тот же процесс формирования и укрепления государственного начала Руси. Ни набеги мадьяр или Внутренних болгар, ни наезды варягов или удары печенегов не могли ни остановить, ни существенным образом видоизменить ход этого процесса. Нам необходимо лишь приглядеться к тому, что происходило в славянских землях вообще и в «суперсоюзе» Русь, в частности.
    продолжение
--PAGE_BREAK--Полюдье
Ключом к пониманию ранней русской государственности является полюдье. Для нас чрезвычайно важно установление существования полюдья на уровне одного союза племен, т. е. на более низкой ступени развития, чем «союз союзов» — Русь. Для племенного союза Вятичей мы получили сведения о полном круговороте полюдья — ежегодный объезд «светлым князем» всей подвластной территории, сбор «одежд» (очевидно — пушнины) и сбыт собранных ценностей вниз по Дону в Итиль, взамен чего вяти-ческая знать получала в IX в. и большое количество восточного серебра в монетах и восточные украшения, повлиявшие на местное племенное ремесло.

Рядом с племенным союзом Вятичей («славян») существовал одновременно с ним суперсоюз Русь, объединивший 5—6 отдельных племенных союзов, аналогичных вятическому. Здесь тоже существовало полюдье (русы везли свои меха «из отдаленнейших концов славянства»), но оно существенно отличалось от вятического прежде всего размерами подвластной территории, а следовательно, должно было отличаться и иной, более высокой организацией сбора дани. У Руси, как и у Вятичей, второй задачей был сбыт результатов полюдья

Русы сбывали свои товары и в Византию и в земли Халифата, доходя до Рея, Багдада и Балха (!) Одни и те же явления, происходившие в каждом из самостоятельных племенных союзов и в синхронном им «суперсоюзе» Руси при всем их сходстве отличаются тем, что происходившее в «союзе союзов» было на порядок выше того, что делалось внутри отдельных союзов, еще не достигших высшей степени интеграции.

Союз племен был высшей ступенью развития первобытнообщинного строя, подготовившей отдельные племена к предстоящей исторической жизни в больших объединениях, в которых неизбежно и быстро исчезали древние патриархальные формы связи, заменяясь новыми, более широкими. Создание союза племен было уже подготовкой к переходу к государственности. «Глава глав», возглавлявший десяток племен и называвшийся «светлым государем» или в передаче иноземцев «царем», был уже не столько повелителем первобытных племен, сколько главой рождающегося государства.
Когда же общество поднимается на порядок выше и создает из союзов племен новое (и количественно и качественно) объединение, «союз союзов» племен, то вопрос о государственности может решаться только однозначно — там, где интеграция племен достигла такого высочайшего уровня, государство уже сложилось.

Когда летописец детально перечислял, какие из восточнославянских племенных союзов вошли в состав Руси, то он описывал своим читателям государство Русь на одном из этапов своего развития (в первой половине IX в.), когда Русь охватила еще только половину племенных союзов. Полюдье — первая, наиболее обнаженная форма господства и подчинения, осуществления права на землю, установления понятия подданства. Если в союзе племен полюдье еще в какой-то мере может основываться на старых племенных связях, то в «суперсоюзе» оно уже полностью абстрагировано и отделено от всяких патриархальных воспоминаний.

Русское слово «полюдье» мы встречаем и в летописях и в грамотах. Никакого отношения к варягам полюдье не имеет; напротив, в скандинавских землях для обозначения этого явления употреблялось русское, славянское слово. В скандинавской саге о Гаральде при упоминании подобных объездов используется заимствованное славянское слово «poluta» («polutasvarf»). Тем же славянским словом обозначает круговой княжеский объезд и император Константин Багрянородный.

Подробное описание полюдья для середины X в. оставил нам император Константин, а один из трагических эпизодов — убийство князя во время сбора полюдья — подробно описывает летопись под <metricconverter productid=«945 г» w:st=«on»>945 г.
Анализируя полюдье 940-х годов, мы должны распространять представление о нем и на более раннее время (вплоть до рубежа VIII и IX вв.); разница в объеме земель, подвластных Руси, была, но она уже не создавала качественного отличия. Суперсоюз начала IX в. из пяти-шести племенных союзов и суперсоюз середины X в. из 8—10 союзов принципиально не отличались один от другого.
Начнем рассмотрение русского полюдья с описания императора Константина (около <metricconverter productid=«948 г» w:st=«on»>948 г.), переставив некоторые разделы по тематическому принципу.

Константин Багрянородный.
О русах, приезжающих из России на моноксилах в Константинополь
«Зимний и суровый образ жизни этих самых Русов таков. Когда наступает ноябрь месяц, князья их тотчас выходят со всеми Русами из Киева и отправляются в полюдье, т. е. круговой объезд и именно в славянские земли. Вервиаыов (Древлян) Другувитов (Дреговичей) Кривитеинов (Кривичей) Севериев (Север)
и остальпых славян, платящих дань Русам. Прокармливаясь там в течение целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепре, снова возвращаются в Киев. Затем забирают свои однодревки… снаряжаются и отправляются в Византию...» «Однодревками» же они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева (10—15 м длиною), а это позволяло изготовить ладью, пригодную не только для плавания по реке, но и для далеких морских путешествий. Их греческое наименование—«моноксилы».

Весь процесс ежегодного изготовления нескольких сотен кораблей уже говорит о государственном подходе к этому важному делу. Корабли готовились во всем бассейне Днепра («озера», вливающиеся в Днепр) и даже в бассейне Ильменя. Названы обширные земли Кривичей и Полочан, где в течение зимы работали корабелы. Нам уже хорошо знакомо это огромное пространство днепровского бассейна, все реки которого сходятся у Киева — еще в V—VI вв., когда началось стихийное движение северных славянских племен на юг, Киев стал хозяином днепровского судоходства. Теперь во всем этом регионе «данники русов рубят однодревки в своих горах». Правда, Константин пишет о том, что славяне-данники продают в Киеве свои свежеизготовленные ладьи, но не случайно император связал корабельное дело с подданством Руси; очевидно, это было повинностью славян-данников, получавших за ее выполнение какую-то плату.

О применении государственного принципа в деле изготовления торгового флота говорит и то, что Константином указаны областные пункты сбора кораблей на протяжении 900 км: Новгород (бассейн Ильменя), Смоленск (бассейн Верхнего Днепра), Чернигов (бассейн Десны и Сейма), Любеч (бассейн Березины, часть Днепра и Сожа), Вышгород (бассейн Припяти и Тетерева). В Киеве было отведено специальное урочище (очевидно, Почайна?), где окончательно оснащивались все ладьи, доставленные с этих рек.

Итак, процесс изготовления флота занимал зимнее время и часть весны (сплав и оснастка) и требовал усилий многих тысяч славянских плотников и корабелов; он был поставлен под контроль пяти областных начальников (из которых один был сыном великого князя) и завершался в самой столице.
К работе мужчин, делавших деревянную основу корабля, мы должны прибавить труд славянских женщин, ткавших паруса для оснастки флотилии. Численность торгового флота нам неизвестна; военные флотилии насчитывали до 2000 судов. Ежегодные торговые экспедиции, вывозившие результаты полюдья, были, очевидно, менее многочисленными, но не могли быть и слишком малы, так как им приходилось пробиваться через земли печенегов, грабивших русские караваны у Порогов. Примем условно численность однодревок в 400—500 судов. На один парус требовалось около <metricconverter productid=«16 кв. м» w:st=«on»>16 кв. м «толстины» (грубой, но прочной парусины), что выражалось примерно в 150 локтях ткани. Это была задача для двух ткачих на всю зиму. Учитывая, что после Порогов ставили запасные паруса, мы получаем такой примерный расчет: для изготовления всех парусов требовалась работа 2000 ткацких станов на протяжении всей зимы, т. е. труд женщин 80—100 тогдашних деревень. Добавим к этому выращивание и прядение льна и конопли и изготовление примерно <metricconverter productid=«20 000 м» w:st=«on»>20 000 м «ужищь» — корабельных канатов. Все эти расчеты, имеющие, разумеется, лишь приблизительные итоги, показывают все же, что за лаконичными строками источника мы можем и должны разгадывать упоминаемые в них явления во всем их реальном жизненном воплощении. И оказывается, что только одна часть того социального комплекса, который кратко именуется полюдьем, представляет собой значительную повинность. Постройка станов, транспортировка дани в Киев, изготовление ладей и парусов к ним, все это — первичная форма отработочпой ренты, тяжесть которой ложилась как на княжескую челядь, так и на крестьян-общинников.

В летописпом рассказе о «реформах» Ольги есть две группы точных географических приурочении: на севере близ Новгорода — Мета и Луга, а на юге близ Киева — Днепр и Десна. Полюдье, отправлявшееся осенью из Киева и возвращавшееся по весне туда же, могло воспользоваться именно этими киевскими реками, образующими почти полное кольцо: сначала путь вверх по Днепру до Смоленска, а затем — вниз по Деспе до Ольгиного города Вышгорода, стоявшего у устья Десны. Проверим это подсчетом: путь от Киева до Смоленска вдоль берега Днепра (или по льду) составлял около <metricconverter productid=«600 км» w:st=«on»>600 км. Заезд к древлянам до Искоростеня, где Игорь собирал дань, увеличивал расстояние на 200—250 км. Путь от Смоленска к Киеву вдоль Десны на Ельню (город упоминается в XII в.), Брянск и Чернигов составлял примерно 700—750 км. Общее расстояние — 1500—1600 км. По протяженности путь Киев — Смоленск — Киев вполне удовлетворяет нас: 1500—1600 км могли быть пройдены с ноября по апрель. Удовлетворяет он нас и в отношении всех четырех упомянутых Константином племенных союзов. Первыми в его перечне стоят Вервианы (Древляне); вероятнее всего, что княжеское полюдье начиналось с ближайшей к Киеву земли Древлян, лежавшей в одном дне пути от Киева на запад. На пути из Киева в столицу Древлянской земли — Искоро-стеиь — лежал городок Малин, не упомянутый летописью, но, вполне вероятно, являвшийся резиденцией древлянского князя Мала, сватавшегося к Ольге 10°. Кроме Искоростеня полюдье могло посетить и Вручий (Овруч), лежащий в <metricconverter productid=«50 км» w:st=«on»>50 км к северу от Искоростеня.
Древлянская дань, собранная в ноябре, когда реки еще не стали, могла быть сплавлена по Ужу в Днепр к Чернобылю и оттуда в Киев, чтобы ие отягощать предстоявшего кругового объезда.
От древлянского Искоростеня (и Овруча) полюдье должно было двигаться в северо-восточном направлении на Любеч, являвшийся как бы северными воротами «Внутренней Руси» Константина Багрянородного. Следуя на север, вверх по Днепру, полюдье попадало в землю Другувитов (Дреговичей), живших на обоих берегах реки и далее на запад. На восточном берегу Днепра Дреговичи соседствовали с Радимичами .
В верхнем течении Днепра княжеский объезд вступал в обширную область Кривичей, проходя по ее южной окраине, и достигал кривичской столицы — Смоленска. Далее путь мог идти на древнюю Ельню на Десне и где-то близ Брянска входил в северо-западную окраину Северской земли (Новгород-Северский, Севск) и через Чернигов, лежавший уже вне Се-верщины, приводил Десною к Киеву.
Этот круговой маршрут не пересекал поперек земли перечисленных племен, а шел по внутренней кромке владений каждого из четырех племен, везде огибая белое пятно радимичей, не упомянутых императором Константином в числе подвластных Руси. Сдвинуть предложенный маршрут куда-либо в сторону не представляется возможным, так как тогда неизбежно выпадает одно из племен или сильно изменится скорость движения по сравнению с <metricconverter productid=«1190 г» w:st=«on»>1190 г., когда, как установлено, полюдье двигалось со средней скоростью в 7—8 км в день.

Средняя скорость перемещения полюдья не означает, разумеется, что всадники и ездовые проходили в сутки всего лишь 7—8 км. День пути в таких лесистых областях обычно приравнивается к <metricconverter productid=«30 км» w:st=«on»>30 км. В таком случае весь княжеский объезд в <metricconverter productid=«1500 км» w:st=«on»>1500 км может быть расчленен на 50 суточных отрезков: день пути и ночлег. Место ночлега, вероятно, и называлось в X в. становищем. На более длительные остановки остается еще 130 дней. Таким образом, мы должны представить себе полюдье как движение с обычной скоростью средневековой конной езды, с остановками в среднем на 2—3 дня в каждом пункте ночлега. В крупных городах остановки могли быть более длительными для производства судебных разбирательств князем. Медлительность общего движения давала возможность заездов в стороны от основного маршрута; поэтому путь полюдья представляется не линией, а полосой в 20—30 км шириной, по которой могли разъезжать данники, вирники, емцы, отроки и т. п.

В полосе движения «большого полюдья», описанного Константином Багрянородным, нам по источникам X—XII вв. известен целый ряд городов и городков (по археологическим данным нередко восходящих к X в.), которые могли быть становищами полюдья. Пять городов (Киев, Вышгород, Любеч, Смоленск и Чернигов) из этого списка упомянуты Константином, остальные в разное время по разным поводам упоминаются летописцами и грамотой Ростислава Смоленского.

Главнейшим пунктом хранения дани мог быть Смоленск, названный Константином крепостью.
Полюдье было несомненно многолюдным. Константин пишет, что князья выезжают в ноябре «со всеми русами». Игорь выехал в Деревскую землю со всей своей дружиной, а, собрав дань, отправил большую часть дружины с данью в Киев, а сам остался во враждебной земле с «малой дружиной». Надо думать, что эта меньшая часть дружины казалась князю все же достаточной для того, чтобы поддержать престиж великого князя и оградить его безопасность.
Вместе с дружиной должны были ехать в полюдье конюхи, ездовые с обозом, различные слуги, «кормильцы»-кашевары, «ремественники», чинившие седла и сбрую, и т. п.

механика сбора дани непосредственно с крестьянского населения была уже достаточно разработана местными князьями, и определенное количество дани из отдаленных районов заранее свозилось к пунктам, через которые проходило полюдье киевского князя.
Мы не должны представлять себе полюдье как разгульный разъезд киевской дружины по весям и городам без всякого разбора. Дань была тарифицирована (это мы знаем по событиям <metricconverter productid=«945 г» w:st=«on»>945 г.), и, по всей вероятности, полюдье, производившееся ежегодно, посещало из года в год одни и те же становища, к которым местные князья заранее свозили обусловленную дань, т. е. «везли повоз». Маршрут полюдья отстоял на 200—250 км от внешних границ племенных союзов Древлян, Дреговичей, Кривичей и Северян. Без предварительного «повоза», организованного местной племенной знатью, трудно представить себе такой большой и громоздкий механизм, как полюдье. Ведь если бы наездам прожорливой и жадной массы киевских дружинников постоянно подвергались только одни и те же местности по Днепру и Десне, то население этих мест просто разбежалось бы, ушло бы в глубь племенной территории, подальше от опасной трассы кругового объезда. Если этого не происходило, то, значит, местные князья, оберегая свое положение в племени и стремясь к равномерному распределению киевской дани, гарантировали привоз фиксированной дани в становища полюдья. Нарушение договоренности с Киевом могло привести к тому, что полюдье превратилось бы в поход против того или иного племенного союза. Поэтому полюдье следует представлять себе не как первичную форму сбора дани, а как итоговую фазу этого процесса, охватившего и местные племенные дружины.
Самым обширным племенным союзом были Кривичи. Дань, следуемая с них, должна была стекаться в их столицу — Смоленск. Смоленск был перепутьем между Новгородом и Киевом и, как уже выяснено, поворотным пунктом большого полюдья. В силу этого нас не должно удивлять наличие под Смоленском огромного лагеря-города IX—X вв. в Гнездове. Курганное кладбище IX—XI вв. содержало около 5000 могил, являясь крупнейшим в Европе. А. Н. Насонов имел все основания говорить: «Нет сомнения, что в старом Смоленске IX—XI вв. сложилась своя сильная феодальная знать, богатство которой раскрывает содержимое гнездовских погребений. Она выросла на местном корню: гнездовские курганы в массе своей принадлежали кривичам, как признают все археологи. Можно думать, что богатство и могущество этой знати держалось на эксплуатации зависимого и полузависимого населения». Вот эта, выросшая на местном корню племенная знать и могла быть промежуточным звеном между кривичской деревней и полюдьем киевского князя, которое никоим образом не могло охватить всей огромной территории Кривичей.

Полюдье существовало в каждом племенном союзе; оно знаменовало собой отход от патриархальных племенных отношений и традиций, когда каждый член племени знал своего племенного князя в лицо и знал всех его родичей. Полюдье в рамках союза племен, появляющееся, надо думать, одновременно с образованием самого союза, было уже переходной формой к классовому обществу, к государственности. Власть «князя князей» отрывалась от старинных локальных традиций и родственных связей, становилась многоступенчатой («князь князей», князь племени, «старосты» родов). Когда же несколько союзов племен вольно или невольно вошли в состав Руси, то отрыв верховной власти от непосредственных производителей был полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического «мира», теперь связывалось уже с правом верховной (отчужденной) власти, с правом военной силы.

Экспортная часть полюдья состояла из пушнины, воска и меда; к продуктам охоты и пчеловодства добавлялась и челядь, рабы, охотно покупаемые па международных рынках и в мусульманском Халифате и в христианской Византии. Знакомство с системой сбыта полюдья с особой убедительностью покажет государственный характер действий Киевской Руси IX—X вв.

Центром международных торговых связей Восточной Европы был несомненно Киев. Киев и русских купцов—«рузариев» — хорошо знали в Центральной и Северной Европе, предоставляли им значительные льготы, так как они с оружием в руках пробивались через кочевнические заслоны хазар, мадьяр, печенегов, внутренних болгар и снабжали европейцев роскошью восточных базаров. Вплоть до самих крестовых походов Киев не утратил своего значения важного торгового центра Европы. Наезженный путь вел от Киева на запад к Кракову и далее к Регеисбургу на Дунае. Через Киев (и благодаря Киеву) шел путь «из Грек в Варяги», соединявший Византию со Скандинавией.
 
Культура Киевской Руси

                      

Славяне имели некое представление об искусствах: вырезали на  дереве  образы человека, птиц, зверей и красили их разными цветами, которые  не  изменялись от солнечного жара и не смывались дождем. В древних  вендских  могилах  были найдены многие  глиняные  урны,  весьма  хорошо  сделанные,  с  изображением львов, медведей, орлов и  покрытые  лаком;  также  копья,  ножи  и  мечи,  и кинжалы, искусно выработанные, с серебряною  оправой  и  насечкою.  Карамзин писал, что, «не зная выгод роскоши, которая сооружает  палаты  и  выдумывает блестящие наружные украшения, древние славяне в низких хижинах  своих  умели наслаждаться действием так называемых искусств изящных.»

      Но  все  это  было  лишь  предпосылками  для  образования   настоящей, древнерусской культуры, которая начала  свое  существование  в  год  852  от Рождества Христова.

      Основные черты русской средневековой культуры  определяются,  с  одной стороны,  особенностями  феодальной  формации,  свойственными  ей   способом производства, характером классовых отношений и  надстроечных  институтов,  с другой  стороны  -  конкретно-историческими   условиями   развития   России, своеобразием   ее   социального   и    политического    строя,    а    также внешнеполитическими обстоятельствами.

      Культура Руси не стала простым продолжением  культуры  предшествующего времени. Глубокие изменения в социально-экономической и политической  жизни, выразившиеся в разложении первобытнообщинного строя и вызревания  феодальных отношений,  в  возникновении  государства  и  в  формировании  древнерусской народности, привели к  качественным  сдвигам  в  жизни  восточных  славян  и обусловили быстрый подъем в развитии, в  результате  которого  древнерусская культура за сравнительно  короткий  исторический  период  достигла  высокого уровня и заняла достойное место в мировой средневековой культуре.

      До <metricconverter productid=«988 г» w:st=«on»>988 г. Русь была языческой, а потому культура Древней Руси  делится на  два  периода:  языческий  и  христианский.   До   принятия   Православия бронзовые, каменные, деревянные идолы были  разбросаны  по  всем  славянским землям. Много их было и в  Киеве.  Как  пишет  летописец:  «И  нача  княжити Володимер и на Киеве един и постави кумиры на  холму  вне  двора  теремнаго: Перуна деревяна, а главу его сребрену, а ус  злат,  и  Хърса,  Даждьбога,  и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь».

      Самым знаменитым из сохранившихся древних истуканов является Збручский идол, поставленный на реке Збруч на рубеже  IX-X  веков.  Идол  представляет собой  большой  каменный  столп,  покрытый  барельефами.  На  верхнем  ярусе изображено  четырехликое  божество:  4   безбородых,   длинноволосых   лица, обращенные на четыре стороны  света  и  увенчанные  одной  круговой  шапкой, весьма напоминающий княжеский убор. Чуть ниже — фигурки людей и 3  истукана, поддерживающие всю композицию. Иначе  говоря,  все  это  представляет  собой дохристианское мироздание, подразделенное на небо, землю и подземный мир.

      В <metricconverter productid=«988 г» w:st=«on»>988 г. языческому идолопоклонству пришел конец. Ко времени  принятия Христианства Русь вступила в полосу своего расцвета, вырос ее  международный авторитет, сложилась самобытная культура. Высокого уровня достигли    продолжение
--PAGE_BREAK--  ремесла, техника  деревянного  строительства;  складывался  эпос.  Синтез  славянской дохристианской культуры с тем культурным пластом, который поступил  на  Русь с принятием Христианства из  Византии,  а  также  Болгарии  (уже  в  течение столетия к этому времени  являвшейся  христианским  государством),  приобщил страну к византийской и славянской христианской культурам, а через них  -  к культурам античной и ближневосточной, создал феномен  русской  средневековой культуры. Византийское  влияние  на  древнерусскую  культуру  очевидно  и  в доказательствах  не  нуждается.  Несомненно  и  его  большое   положительное значение для Руси. Оно не было ни  всеобъемлющим,  ни  постоянным.  Наиболее интенсивными культурные связи Руси с Византией были в период с  конца  Х  в. до середины ХII в. Значительным было воздействие  византийской  культуры  на высшие слои общества, гораздо меньше его испытывали широкие слои  населения. Особенно сильно это воздействие проявлялось в области  церковной  идеологии, канонического права, культового изобразительного искусства.

      Иной характер имели культурные  контакты  Киевской  Руси  со  странами Центральной и Западной Европы. В домонгольский период  Русь  не  уступала  в своем  культурном  развитии  большинству  стран  Европы,  причем  культурное взаимодействие ее со странами Европы было обоюдным и равноправным.       Центром новой, христианской культуры остался Киев.

      Важнейшее место в культуре Киевской Руси занимала литература.       Создание  славянской  азбуки  связывается   с   именами   византийских миссионеров Константина (Кирилла) (827-869) и его брата Мефодия (815-885)       Это  событие  связано  с  принятием  христианства,  но  дохристианская культура уже имела зачатки систем письма.

      Об этом свидетельствует  сказание  черноризца  Храбра  «О  письменах», относящееся к концу 9 — началу 10 в. В нем на основании показаний  очевидцев повествуется о создании Константином Философом азбуки. Во времена  язычества славяне  применяли  некоторые   примитивные   знаки,   после   же   принятия христианства в практику вошло  использование  латинских  и  греческих  букв, которые не были приспособлены к особенностям славянской речи.

      В <metricconverter productid=«862 г» w:st=«on»>862 г. в Константинополь прибыли послы моравского князя  Ростислава, который просил императора Михаила и  патриарха  Фотия  направить  в  Моравию проповедников для устроения там христианской  религии,  причем  нужно  было, чтобы это велось на наречии, которое будет понятно народу.

      Оба  брата  были  родом  из  македонского  города  Солуни.  Константин (Кирилл) изучал богословие и был назначен позднее патриаршим  библиотекарем, а также преподавал философию. Он владел несколькими языками, в том  числе  и местным славянским диалектом. Мефодий занимал пост  управителя  в  одной  из славянских провинций Византийской империи.

      Вскоре после обращения послов к императору  Кирилл  создал  славянскую азбуку, которая состояла из 38 букв.  Поскольку  ее  нельзя  было  составить механически, часть букв была взята из греческого алфавита, а некоторые  были специально придуманы для правильной передачи  звуков  славянских  диалектов. Кириллом же был сделан перевод Евангелия и ряда других церковных книг.

      Древнейшие памятники славянской  письменности  знают  два  алфавита  — кириллицу и глаголицу. Во второй половине IX  в.  был  создан  глаголический алфавит, на котором писались первые переводы церковных книг для  славянского населения Моравии и Паннонии. На рубеже  IX-X  в.в.  на  территории  Первого Болгарского царства в результате  синтеза  издавна  распространенного  здесь греческого письма и  тех  элементов  глаголицы,  которые  удачно  передавали особенности славянских языков, возникла азбука, получившая позднее  название «кириллица». В дальнейшем этот  более  легкий  и  удобный  алфавит  вытеснил глаголицу и стал единственным у южных и восточных славян.

      Появление письменности обусловлено внутренними потребностями  общества на определенной стадии его развития — разложение первобытнообщинного  строя, возникновение классового общества и государства. Это  означало  качественный скачок в развитии культуры, т.к. письменность является  важнейшим  средством закрепления и передачи во времени и в  пространстве  знаний,  мыслей,  идей, сохранения и распространения достижений культуры.

      Развитие письменности на родном языке  привело  к  тому,  что  русская церковь  с  самого  начала  не  была  монополистом  в  сфере  грамотности  и образования.  О  распространении  грамотности  среди  демократических  слоев городского  населения  свидетельствуют  берестяные  грамоты.   Это   письма, памятные записки, владельческие записи, учебные упражнения  и  т.д.  Письмо, таким образом, использовалось не только в создании книг,  государственных  и юридических актов, но и в быту.

      Письменные  источники  свидетельствуют  о  богатстве  и   разнообразии фольклора Киевской Руси.  Значительное  место  в  нем  занимала  календарная обрядовая поэзия: заговоры, заклинания, обрядовые песни. Существовали  также и  формы  фольклора,  не  связанные  с  языческим  культом,   -   пословицы, поговорки, загадки, сказки, трудовые песни.

      Народная музыка, возникшая задолго до  профессионального  музыкального искусства, играла в общественной жизни языческой Руси гораздо большую  роль, нежели в более поздние  эпохи.  Народные  песни  были  плодом  коллективного устного творчества и имели много  вариантов.  Фольклор  обладал  сложившейся стройной системой жанров и средств музыкальной выразительности.

      В числе самых древних свидетельств  музыкальной  одаренности  русского народа -  календарно-обрядовые  песни.  Они  создавались  в  соответствии  с календарем, отражающим этапы сельскохозяйственных работ в  течение  года.  В содержании календарно-обрядового фольклора  отразились  самые  разнообразные верования наших предков, представления о круговороте  природы  и  устройстве мироздания. Песни входили в  весенние,  летние,  осенние  и  зимние  обряды, поскольку люди верили, что их действия и заклинания будут услышаны  могучими силами матери-Земли, Солнца, Воды, небесных светил.

      Совсем иной была сфера  семейно-бытового  фольклора.  В  Древней  Руси события, связанные с рождением человека, вступлением в  брак,  его  смертью, отразились в прекрасных народных песнях.       Наиболее развитым был обряд русской свадьбы. Также были распространены плачи-причитания: «причет», «вопль», «голошение».

      Синтетическим  жанром,  в  котором  с   особой   яркостью   воплотился музыкально-поэтический дар русского народа, была  былина  (или  старина).  В ней рассказывалось о том, что «было» и одновременно велось  повествование  о небылицах, сказочных героях, фантастических образах. Большинство  персонажей киевских былин (Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич) -  бесстрашные богатыри, защитники родной земли,  совершающие  подвиги  в  самых  необычных ситуациях.

      С принятием христианства смысл языческих верований породивших  те  или иные жанры музыкального фольклора, стал  забываться.  Однако  внешние  формы обрядов остались. Церковь Древней Руси  не  отвергла  традиционные  народные праздники, но лишь придала им новый духовный смысл.       В храмовой  музыки  стали  распространены  псалмы,  кондаки,  стихиры, тропари, входящие в Литургию, Всенощное бдение и другие службы.

      Существовало в Древней Руси и школьное  образование.  Сразу  же  после введения христианства Владимир приказал отдавать «на книжное  учение»  детей «лучших людей». Ярослав Мудрый создал школу в Новгороде для детей старост  и духовных лиц.  Обучение  велось  на  родном  языке,  учили  чтению,  письму, основам христианского вероучения и счету.  Имелись  и  школы  высшего  типа, готовившие  к  государственной  и  церковной  деятельности.  Одна   из   них существовала при Киево-Печерском  монастыре.  Из  нее  вышли  многие  видные деятели  древнерусской  культуры.  В  таких  школах  наряду  с   богословием изучались  философия,  риторика,  грамматика,  использовались   исторические сочинения,  сборники  высказываний  античных   авторов,   географические   и естественнонаучные труды.

      В  аристократической   среде   широко   было   распространено   знание иностранных языков. Получали образование и  некоторые  женщины  в  княжеских семьях наравне с мужчинами.

      Хорошо  известны  в  Киеве  были  сочинения  римских  и   византийских богословов- Иоанна Златоуста,  Григория  Богослова,  Василия  Кессарийского, Ефрема Сирина,  Афанасия  Александрийского.  Сборники  переводных  сочинений содержат многочисленные памятники агиографии- литературы, посвященной  житию святых.  Достаточно  распространены  в  ту  эпоху  были  тексты   апокрифов- преданий о героях библейской истории,  не  вошедших  в  канонические  книги. Встречаются хроники, излагающие историю мира, а также  великолепный  перевод знаменитой книги Иосифа Флавия «История Иудейской войны».

      Переводная литература способствовала  обогащению  и  развитию  русской оригинальной литературы. Но она  не  предшествовала  русской  литературе,  а сопутствовала ей. Многие из переводных произведений появились  тогда,  когда уже существовали оригинальные произведения русской литературы.

      Переход от чтения к созданию своих текстов  был  очень  стремительным. Как  считают   современные   исследователи,   анализ   первых   произведений литературы Киевской Руси показывает ее самостоятельность  и  в  языке,  и  в сюжетах, и в системе образов, и даже в жанровом отношении.       Характерная   особенность   русской    литературы    -    ее    острая публицистичность.  Поэтому  памятники  литературы  одновременно  являются  и памятниками  общественно-политической  мысли.  В  основе  их  содержания   — важнейшие проблемы жизни страны.

      Одним из основных оригинальных жанров формирующейся русской литературы стало летописание. Летописи — это крупнейшие памятники всей культуры Руси. Самым значительным памятником летописания считается «Повесть временных лет», составленная в <metricconverter productid=«1113 г» w:st=«on»>1113 г. монахом  Нестором.  Однако  «Повесть  временных лет» не самое первое летописное произведение. Древнейшие  летописи  на  Руси известны со времени князя Ярослава Мудрого, хотя  устные  предания  бытовали задолго до этого времени. Другой этап приходится уже на 60-е-70-е   г.г.  ХI в. и связан с деятельностью монаха Киево-Печерского монастыря Никона.  Около <metricconverter productid=«1095 г» w:st=«on»>1095 г.  создается  новый  летописный  свод,  который  русский  ученый  А.А. Шахматов предложил назвать «Начальным сводом».  И,  наконец,  в  начале  XII века русская летопись обогатилась трудами монаха Киево-Печерского  монастыря Нестора.

      В «Повести» автор выдвинул перед собой совершенно новую задачу- ввести историю Руси  в  контекст  всемирного  исторического  процесса,  переработав старинные летописи. Поэтому произведение начинается библейским  рассказом  о Ное, от одного из сыновей которого ведет свое начало славянский  род.  Далее Нестор повествует о возникновении первой династии  Рюриковичей,  о  крещении Руси, о походах киевских князей на  иноземцев,  о  междоусобицах.  Для  этой летописи характерно свободное сочетание элементов жития, поучения,  повести, похвального  слова.  Как  и  всякая  летопись,   «Повесть   временных   лет» отличается сложностью состава и разнообразием включенного в  нее  материала. В нее вошли и тексты дипломатических и юридических документов,  и  пересказы фольклорных преданий, и выдержки  из  памятников  переводной  литературы,  и записи о явлениях  природы,  и  самостоятельные  литературные  произведения- исторические повести, жития, богословские трактаты  и  поучения,  похвальные слова.

      «Повесть», возникшая в период, когда уже начался распад Древнерусского государства на  отдельные  земли  и  княжества,  проникнута  идеей  единства Русской земли, которое мыслилось  как  сплочение  всех  земель  под  властью киевских великих князей.       «Повесть» сыграла  огромную  роль  в  утверждении  и  сохранении  идеи единства Руси в сознании последующих поколений, живших во времена  княжеских усобиц.

      С XII в. начинается новый период в  истории  русского  летописания.  В условиях феодальной  раздробленности  оно  приобретает  областной  характер. Значительно увеличивается количество  центров  летописания.  Кроме  Киева  и Новгорода летописи велись в Чернигове и Переяславле, в Полоцке и  Смоленске, во Владимире и  Ростове,  в  Галиче  и  Владимире-Волынском,  в  Переяславле -Залесском, Рязани и других городах. Появляются родовые княжеские  летописи, жизнеописания отдельных князей, исторические  повести  об  отношениях  между князьями.

      Среди жанрового разнообразия киевских памятников также выделяется жанр слова, отразивший пафос торжественного и поучающего слушателей  красноречия. Наиболее знаменитым  сочинением  является  «Слово  о  Законе  и  Благодати», написанное первым русским митрополитом Иларионом в 30-40 гг. XI века.  Своим острием «Слово»  направлено  против  притязаний  Византии  на  культурную  и политическую гегемонию в Восточной Европе.

      Самым  выдающимся  произведением  литературы  Киевской  Руси  является знаменитое «Слово о полку Игореве». В нем повествуется  о  неудачном  походе князей во главе с  новгород-северским  князем  Игорем  Святославичем  против половцев в <metricconverter productid=«1185 г» w:st=«on»>1185 г.

      «Слово о полку Игореве» — произведение общерусское, в нем нет  местных черт. Оно  свидетельствует  о  высоком  патриотизме  его  автора,  сумевшего подняться над узостью  интересов  своего  княжества  до  высоты  общерусских интересов. Это светское  произведение,  в  нем  отсутствуют  церковная  риторика, христианские  символы  и  понятия.  Оно  тесно  связано  с  устным  народным творчеством, что проявляется в поэтическом одушевлении  природы,  в  широком использовании языческой символики и образов  языческой  мифологии,  типичных для фольклора форм (например, плача) и художественных  средств.  О  связи  с народным творчеством свидетельствует и идейное  содержание  «Слова»,  и  его художественная форма.

      В «Слове о полку Игореве» воплотились  характерные  для  древнерусской литературы   этого   периода   черты:    живая    связь    с    исторической действительностью,  гражданственность  и  патриотизм.  Появление   подобного произведения свидетельствовало о высокой степени  зрелости  молодой  русской литературы, о ее самобытности, о высоком уровне  развития  русской  культуры вообще.

      Не менее важны и шедевры архитектуры и изобразительного искусства.       До конца Х в. на Руси не было монументального каменного зодчества,  но существовали богатые традиции  деревянного  строительства,  некоторые  формы которого повлияли  на  каменную    продолжение
--PAGE_BREAK--  архитектуру.  После  принятия  христианства начинается возведение каменных храмов, принципы строительства  которых  были заимствованы из Византии.

      Первой каменной постройкой  была  Десятинная  церковь,  возведенная  в Киеве в конце Х века  греческими  мастерами.  Она  была  разрушена  монголо- татарами в <metricconverter productid=«1240 г» w:st=«on»>1240 г. В 1031-<metricconverter productid=«1036 г» w:st=«on»>1036 г.г. в Чернигове  был  воздвигнут  греческими зодчими  Спасо-Преображенский  собор-  самый   «византийский»,   по   мнению специалистов, храм Древней Руси.

      Вершиной южнорусского зодчества ХI в. является Софийский собор в Киеве — огромный пятинефный  храм,  построенный  в  1037-1054  г.г.  греческими  и русскими мастерами. София Киевская, возведенная на  высоком  берегу  Днепра, блестела тринадцатью свинцовыми куполами, которые  составляли  пирамидальную композицию.  У  западных  углов  собора  были  выстроены  лестничные  башни- асимметричные  и  могучие,  они  усиливали  монументальную   торжественность храма, подчеркивая его особую роль в государстве.  Внутренне  убранство  также  вполне  соответствовало  месту  собора  в духовной жизни киевлян. Он как  бы  претворил  религиозные,  национальные  и

даже политические идеи, господствовавшие во времена  Ярослава  Мудрого.  При этом  создателям  храма  удалось  найти   верное   решение   в   соотношении  разнообразных   деталей   и   украшений.    Например,    важным    элементом художественного  замысла  являлся  контраст  залитого  светом   центрального пространства с затененными помещениями под хорами. В лучах  света  искрились драгоценные мозаики, расположенные в центре, боковые же части были  украшены фресками.

      Благодаря  точному  расчету  внимание  каждого,  кто  входит  в  храм, приковывается к алтарной его части и пространству под  центральным  куполом. Здесь  помещена  мозаика  с  изображением   Христа-Вседержителя.   Подлинным шедевром Софии является огромная мозаичная фигура Богоматери -Оранты.

      На противоположной алтарной части храма изображены  бытовые  сцены  из жизни княжеского двора, а также сцены «бесовских  забав»  разудалых  русских скоморохов. Особого  внимания  заслуживают  фрески-портреты  семьи  Ярослава Мудрого. Лучше всего  сохранилось  изображение  четырех  дочерей  князя.  Их стройный и нежный облик наделен ярко выраженными индивидуальными чертами.

      София Киевская является  блистательным  олицетворением  идеи  единства русской государственности и Православия. Собор как центр общественной  жизни Киева воплотил в себе  философию,  этику  и  эстетику  Руси,  стремящейся  к национальному самоопределению. Храм оказал серьезное влияние  на  дальнейшее развитие  каменного  зодчества.  Появились  Софийские  соборы  в  Новгороде, Полоцке, расцвело  строительство  величавых  храмов  и  крепостей  в  других  русских княжествах.

      С ХII в. начался новый этап в развитии русской архитектуры.  Зодчество XII-XIII в.в. отличается  от  архитектуры  предшествующего  времени  меньшей масштабностью зданий, поисками наиболее простых, но в то же  время  красивых форм,  простой  отделки.  Наиболее   типичным   стал   кубический   храм   с позакомарным покрытием и массивной главой.

      Со второй половины ХII в. заметно ослабевает византийское влияние, что ознаменовалось появлением в древнерусской архитектуре  храмов  башнеобразной формы, неведомой византийскому зодчеству. Наиболее  ранним  примером  такого храма является собор Спасо-Евфросиниева монастыря в Полоцке (до  1159г.),  а также собор Михаила Архангела в Смоленске (1191-1194)  и  церковь  Параскевы Пятницы  в  Чернигове  (конец   XII   в.).   Устремленность   здания   вверх подчеркивалась  высоким  стройным  барабаном,  вторым   ярусом   закомар   и декоративными кокошниками у основания барабана.

      Заметнее становится влияние романского стиля. Оно не затрагивало основ древнерусской  архитектуры  -  крестово-купольной   конструкции   храмов   с позакомарным  покрытием,  но  сказалось  на  внешнем  оформлении   построек: аркатурные пояса, подобия контрфорсов на внешних стенах,  группы  полуколонн и пилястр, колончатые пояса на стенах,  перспективные  порталы,  причудливая каменная резьба.

      Расцвет зодчества естественно стимулировал  развитие  изобразительного искусства.  С принятием христианства из Византии на Русь  пришли  новые  для нее виды монументальной живописи -  мозаика  и  фреска,  а  также  станковая живопись (иконопись).  С принятием христианства из Византии на  Русь  пришли новые для нее виды монументальной живописи  -  мозаика  и  фреска,  а  также станковая живопись  (иконопись).  Византия  не  только  познакомила  русских художников с новой для них техникой живописи, но и дала им  иконографический канон, неизменность которого строго оберегалась церковью.

      Самые ранние из сохранившихся произведений древнерусской живописи были созданы в Киеве. В киевских храмах  было  много  икон.  Создавались  они  не только  греческими,  но   и   русскими   мастерами.   Суровой   красотой   и монументальностью  отличаются  мозаики  и  фрески  Софийского  собора.   Они выполнены  в  строгой  и  торжественной  манере,  свойственной  византийской монументальной живописи. Их исполнители мастерски использовали  разнообразие оттенков смальты, искусно объединили мозаику с фреской.

      Мозаики  собора  Михайловского   Златоверхого   монастыря   отличаются довольно  свободной  композицией,  живостью   движений   и   индивидуальными характеристиками отдельными персонажей.

      В XII — XIII вв. в живописи отдельных культурных центров все  заметнее становятся местные  особенности.  Во  второй  половине  XII  в.  формируется специфически новгородский стиль монументальной живописи,  который  достигает наиболее полного выражения в  росписях  церквей  Георгия  в  Сиарой  Ладоге, Благовещения в Аркажах и особенно Спаса-Нередицы. В этих фресковых циклах  в отличие от киевских заметно стремление к упрощению  художественных  приемов, к экспрессивной трактовке иконографических типов, что  диктовалось  желанием создать искусство, доступное для восприятия не искушенного  в  теологических тонкостях  человека,  способное  непосредственно   воздействовать   на   его чувства.

      Распространение письменности, появление книг привело  к  возникновению еще одного вида живописи — книжной миниатюры. Древнейшие  русские  миниатюры имеются в «Остромировом Евангелии» (1056-1057) ,  где  помещены  изображения трех евангелистов.  Яркое  орнаментальное  окружение  фигур  евангелистов  и обилие золота делают эти иллюстрации похожими на ювелирное изделие.

      В целом юная  Киевская  Русь,  восприняв  византийские,  болгарские  и другие  православные  традиции,  сумела   создать   искусство   с   высокими критериями  творчества,  чуждое  внешним  эффектам,  глубокое  по   духовной христианской сути. Тем самым был заложен прочный фундамент  для  дальнейшего развития национальной художественной культуры.
Заключение
Задолго до образования Киевской Руси восточнославянское первобытное общество испытало два периода подъема, когда социальное развитие вплотную подходило к рубежу государственности, а, может быть, и переступало на короткий срок этот рубеж. И каждый из этих подъемов наблюдался только на юге, в Среднем Поднепровье, в будущем центре Киевской Руси. Лесной славяно-финский Север, который мусульманские географы IX в. называли «безлюдными пустынями Севера», долго пребывал в полной первобытности. Славяне приняли римскую меру зерна — квадрантал-четверик, сохранявшуюся до <metricconverter productid=«1924 г» w:st=«on»>1924 г., а взамен славянского хлеба в лесостепное Поднепровье широким потоком потекло римское серебро в монете и изделиях. Место будущего Киева было тогда крайним северным пунктом торга и накопления сокровищ.
Память о первом периоде подъема сохранилась только в восточнославянских (украинских, русских и белорусских) волшебных сказках как фрагменты древнего эпоса о трех царствах и о Царе-Солнце, стоявшем во главе «Золотого царства». С этими тысячелетними припоминаниями связан, по всей вероятности, и былинный эпитет киевского князя — «Красное Солнышко». На территории древней прародины уместилась только южная половина племенных союзов, перечисленных Нестором; вторая, северная, половина — это зона позднейшего расселения из области первоначального обитания, начавшегося на рубеже нашей эры как следствие сарматского натиска на юге. Славяне-земледельцы начали врубаться в северные леса, применяя здесь давно забытую на юге примитивную подсечно-огневую систему земледелия. После освоения новых земель по Верхнему Днепру, Западной Двине, Верхней Волге, Волхову, Оке и Клязьме славянские племена и здесь сгруппировались в союзы племен, но имена этих новых, более поздних племенных союзов были построены по-иному, патронимическому принципу: Вятичи — от вождя-эпонима Вятка, Радимичи от Радима. Союз племен (если он был устойчивым и длительным) представлял собой новую, более сложную и более высокую форму организации общества. Над князьями и знатью отдельных племен появился общий князь. Союз племен почти обязательно предполагает наличие военной демократии, на фоне которой вырастает власть «князя князей» и его дружины. Примером такого союза племен может быть земля Вятичей, описанная персидским путешественником первой половины IX в.: имущественная дифференциация внутри племен, наличие челяди, верховный князь всего союза, живущий в городе, торговые связи с Востоком, конная дружина князя и его ежегодное полюдье — все это говорит о переходе к классовому обществу.

Право собственности на землю не декларировалось, а осуществлялось путем военного присутствия князя «со всеми русами». Полюдье, во время которого отношения господства и подчинения выступали во всей своей обнаженности, являлось первичной формой взимания феодальной ренты. Рента была и натуральной (прокорм многочисленной дружины на протяжении полугода, сбор запасов на летнюю половину года, пушнина, воск, мед) и отработочной: постройка погостов и становищ полюдья, мощение мостов и гатей, гужевая повинность и изготовление нескольких сотен кораблей и парусов к ним ежегодно. Государство Русь, каким оно известно нам по всей совокупности источников первой половины IX в., обладало всеми признаками раннефеодальной монархии: верховная власть киевского князя — фактического собственника тех земель, с которых он собирал полюдье; сложная система вассалитета («светлые князья» союзов племен и «всякое княжье» мелких племен); собственность непосредственных производителей на все средства производства, кроме земли; натуральное хозяйство. Государственную организованность в грандиозном масштабе демонстрирует сбыт результатов полюдья за пределы Руси, восполнявший для всего нарождавшегося класса феодалов неразвитость собственного русского ремесла в IX—X вв. Ежегодно все летние месяцы уходили на то, чтобы выполнить следующие -государственные задачи: оснастить ладьи для морских плаваний, погрузить на них экспортную часть дани, пробиться к Черному морю сквозь печенежский заслон в степях и у Порогов и далее провести свой флот в двух направлениях — на юго-запад в Болгарию и Византию и более сложным путем на юго-восток через Керченский пролив, Дон, Нижнюю Волгу в Каспий, а от берегов Каспия в богатые страны Востока (Иран, Хорезм), достигая верблюжьими караванами Багдада и территории современного нам Афганистана.

Боярство образовывалось двумя путями: с одной стороны,— это родовая и племенная знать, перешедшая на определенном этапе к эксплуатации своих сородичей и соплеменников, а с другой — верхушка княжеской дружины, «смысленные мужи» княжеского окружения. Чем меньше было далеких удачных походов князя, во время которых «дружина его кормя-хуся воююще иные страны», тем больший интерес эти мужи проявляли к земле, к селам и живущим в них «людям» — крестьянам.
До тех пор, пока земское боярство (и «протобоярство» из племенной знати) ограничивалось только проживанием в своих периферийных усадь-бах-«дворах», оно представляло собой такую же аморфную, рассредоточенную на огромном пространстве массу, как и подчиненное «господам» крестьянство. Относительное единство Руси IX—XI вв. создавалось княжеской властью с ее широко разветвленной системой станов и погостов, заселенных княжескими смердами — пахарями-воинами, кормившими сами себя и всегда готовыми (в отличие от «людей» — обычных крестьян-общинников) к участию в конных походах князя.

Общее развитие производительных сил приводило к росту городов и к созданию новых городских центров. Города, как известно, были средоточием торга и ремесла и пунктами административного управления. К этому необходимо добавить, что города очень быстро стали своего рода коллективным замком феодалов данной округи. На протяжении почти тысячи лет русское боярство и знатное дворянство располагало двумя точками опоры: периферийной вотчиной с господской усадьбой в ней и двором в городе. Заселение городов боярами, во-первых, приближало боярство к источнику власти, более широкой, чем власть над своими крестьянами, а во-вторых, содействовало появлению боярской корпоративности, облегчало возможность совместных действий.

В новых условиях боярство начало борьбу за политическую власть. Одним из первых проявлений ее было приглашение в Киев провинциального князя Святополка в <metricconverter productid=«1093 г» w:st=«on»>1093 г. и недоверие к Мономаху, фактически правившему Русью в княжение его отца (1078—1093).

В XII—XIII вв. боярство боролось за власть и в Киеве, и в Новгороде, и в Галиче, и во Владимире Суздальском. Боярство приглашало, «вабило» понравившихся князей, воспитывало юных княжичей, чтобы приручить их, женило князей на боярышнях, воздействовало на право наследования (и сжигало княжеских любовниц, если возникали династические опасения). Стремясь ослабить междоусобные войны, длительно ведшиеся князьями из-за Киева, бояре придумали остроумную систему дуумвирата: в Киев они приглашали одновременно двух князей-соправителей из двух разных, враждующих между собой княжеских линий. На заседаниях боярской думы бояре нередко пытались удержать не в меру пылкого князя от усобицы, а если он проигрывал битву, то боярство изгоняло князя. В острые моменты внешней войны боярство могло применить страшное оружие инерции, так сказать, «вассальную забастовку»: князь со своим войском ждет бояр и их воинов на условленном месте, а рассредоточенные по вотчинам бояре «идучи не идяху».
Князья, разумеется, не оставались в долгу, и боярские головы летели десятками. Боярство в ряде случаев угрожало князьям: когда Святополк Киевский хотел навязать новгородцам своего сына, то ему ответили, что пусть попробует послать его, «аще ли две главе даеть сын твой». А в двоюродного племенника Святополка на улицах Новгорода стреляли из лука. Юрий Долгорукий был отравлен на пиру у киевского боярина; сын его был отравлен тремя киевскими боярами, которых мы знаем поименно. Андрей Боголюбский был убит в результате тщательно подготовленного боярского заговора. Князья искали опору в зарождавшемся дворянстве и в горожанах.

Дли того чтобы исторически оценить кровавые эпизоды боярско-кня-жеского соперничества, необходимо выяснить, была ли у боярства какая-либо политическая программа. Программа была. Она отражена в разных летописях (особенно в киевской летописи Петра Бориславича) и выражена в решениях боярской думы, в «речах» мудрых бояр, являвшихся литературным полемическим приемом.
Сущность программы такова: князь управляет землей при участии боярской думы, имеющей право veto; он заботится о правосудии, о соблюдении законности. Князь защищает землю от врагов, но не должен «ввергать нож» — начинать усобицы; важно соблюдение договоров. Хорош тот князь, который во всем советуется с боярами и заботится о многолюдности своей земли. Нельзя не признать принципы этой программы прогрессивными.
Первым боярским князем в Киеве был Владимир Мономах, приглашенный после смерти Святополка (в котором боярство быстро разочаровалось). Мономах же был идеалом боярского князя и пользовался широкой поддержкой. Память о нем бережно поддерживалась. К 1130-м годам явно обозначилась неизбежность перехода к новой политической форме. Громоздкая держава от Белого моря до Черного и от бассейна Вислы до Средней Волги была трудноуправляема и неповоротлива. Внутри нее возникло много богатых городов и замкнутых владений князей боковых ветвей династии. Кроме того, в XII в. все еще ощущались древние рубежи племенных союзов, часто пролегавшие по непроходимым лесным массивам, безлюдным водоразделам и болотам, что содействовало их длительной устойчивости.Не в результате завещания Ярослава, не в итоге бесчисленных усобиц и не по причине предполагаемого некоторыми захирения Киева (чего не было в действительности) огромная единая Русь постепенно подошла к той поре. Наши привычные слова «феодальная раздробленность», «распад Киевской Руси», правильно выражая итоговую сущность процесса, придают неверный оттенок его начальной стадии. Все «распавшееся», все «раздробившееся» эмоционально воспринимается прежде всего как непригодные осколки хорошего целого. Лучше было бы применить выражение «кристаллизация суверенных княжеств». Появление на месте державы Руси полутора десятков княжеств, равных крупному западноевропейскому королевству каждое, было до поры до времени прогрессивным явлением, сказавшимся на бурном расцвете экономики, культуры и общественной мысли всех Русских земель.
Образовавшиеся вновь земли закрепили за собой по выбору местного боярства определенных князей, и в них были созданы свои наследственные династии, что устраняло переход князей из города в город по старшинству. Каждая земля-княжество стала вполне управляемой, так как расстояние от столицы до рубежа сократилось по сравнению с Киевской Русью XI в. в 5—10 раз. Местное боярство было кровно заинтересовано в благосостоянии и безопасности своей земли. Большую роль в новых княжествах-королевствах играли города, столицы государств, располагавших правом войны и мира. Единая держава была необходима при становлении феодализма, новая же политическая форма вполне соответствовала условиям полностью сложившегося феодализма.
Историческая заслуга Киевской Руси состояла не только в том, что была впервые создана новая социально-экономическая формация и сотни первобытных племен (славянских, финно-угорских, латышско-литовских) выступили как единое государство, крупнейшее во всей Европе. Киевская Русь за время своего государственного единства успела и сумела создать единую народность. Мы условно называем ее древнерусской народностью, материнской по отношению к украинцам, русским и белорусам, вычленившимся в XIV—XV вв. В средние века ее выражали прилагательным «русский», «люди руськие», «земля Руськая».

Единство древнерусской народности выражалось в выработке общего литературного языка, покрывшего собою местные племенные диалекты, в сложении общей культуры, в национальном самоощущении единства всего народа. Уровень культуры, достигнутый Русскими землями к моменту тех тяжких испытаний, которое готовило им нашествие полчищ Батыя.

Феодальная культура полнее всего проявилась в городах. Но следует помнить, что средневековый город не был единым — его население составляли феодалы, богатые купцы и духовенство с одной стороны, и простые посадские люди (мастера, мелкие торговцы, капитаны и матросы «корабельных пристанищ», работные люди), с другой стороны.
Горожане были передовой частью народных масс; их руками, умом и художественным вкусом создавалась вся бытовая часть феодальной культуры: крепости и дворцы, белокаменная резьба храмов и многокрасочная финифть на коронах, корабли с носами «по-звериному» и серебряные браслеты с изображением русальных игрищ. Мастера гордились своими изделиями и подписывали их своими именами.
    продолжение
--PAGE_BREAK--