Реферат: Линия «Зла» в произведениях русской литературы 90-х годов ХХ века
Линия «Зла» в произведениях русской литературы
90-х годов ХХ века .
( на основе критических статей, опубликованных в литературных журналах )
В настоящей работе мне бы хотелось затронуть одну из самый ярких черт, на мой взгляд, русской литературы конца ХХ века, я бы назвала ее «линией зла» или жестокости. Написание этой работы было вдохновлено статьей Алексея Варламова «Убийство» («Дружба Народов» 2000, №11 ) и рядом критических статей из журналов «Знамя», «Вопросы литературы» и «Новый мир».
Российская действительность последнего десятилетия такова, что невозможно хотя бы раз не упомянуть о пролитии крови, о посягательствах на жизнь людей. В данной работе рассматривается вопрос о том, как отразилась «жестокая» российская действительность на творчество современных писателей? Оправдывается или осуждается ими убийство? Как они решают проблемы жизни и смерти? И наконец, какие открытия были сделаны современными писателями? Посмотрим на некоторые произведения последнего десятилетия ХХ века.
«Великая русская литература, чистая русская литература» можно услышать от иностранцев, читавших Толстого и Достоевского. А знают ли они какой путь прошла русская литература из XIX в XXI век? Задумывались ли они в каких условиях приходится писать нынешним авторам? К сожалению, а может быть это так и должно было быть, период «чистой» русской литературы оборвался Революцией 1917 года и последовавшим за ней «красным террором». Началась новая история, новая литература. В последних строках своей гениальной поэмы «Двенадцать» Александр Блок написал :
Впереди – с кровавым флагом
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной ,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос .
Блок видел будущее советской России, видел под каким знаменем она будет шагать, отказавшись от Святого. В послереволюционной литературе можно увидеть два больших лагеря: в первом — авторы, осуждающие насилие, как средство восстановления нового режима ( например, Иван Бунин ), во втором – те, кто провозглашает террор, как единственно правильный путь к светлому будущему ( Исаак Бабель «Красная гвардия» ). «У России и нет иного пути цивилизованного развития, как искоренение варварства варварскими средствами. «Красный угол истории» оправдывал любые средства на пути к историческому прогрессу, любые жестокости, любой произвол: гибель той или иной личности, того или иного числа людей – все это мелочи в контексте исторического целого и преследуемых целей !» 4)
В особый лагерь следует отнести Николая Островского и Алексея Толстого. Кажется, что Толстой в романе «Петр Первый» оправдывает своих коронованных героев, поет осанну русскому самодержавию, его созидательному потенциалу, чем писатель эстетизирует Зло в русской истории как конечное проявление исторического Добра и поклоняется страданию русского народа как предпосылке его грядущего, не осознанного им самим величия. Николай Островский в романе «Как закалялась сталь» обосновал «новое православие», если угодно, по-другому коммунистическую идейность. С помощью этих изысков и новаций писатели, по мере своего таланта и творческих сил, возвышались над советской эпохой или убегали от нее. И часто получалось, что, убегая от своего времени – в будущее или прошлое, — они как раз и возвышались над своей эпохой, обретая более или менее долгую жизнь в искусстве, если уж не бессмертие. Но феномен Островского и Толстого в том, что их идеи соответственно коммунистического православия и советского самодержавия, сильно смахивают на те, революционные, «уваровские»… 4)
В русской литературе 1-й половины XX века убийство освящалось революционной необходимостью, объяснялось классовой борьбой. Литература оправдывала человека, совершавшего убийства, потому что он плыл в «железном потоке», плыл к единой для всего народа светлой цели. Но чем же можно объяснить такое обилие «жестоких» произведений в русской литературе конца XX века?
После затишья в литературе 60-70-х гг. в произведениях 80-х годов, сначала скромно, начинают появляться персонажи, проливающие кровь, а в 90-х гг. почти в каждом произведении речь идет о жестокостях и смерти. Эпоха «исторических сдвигов» окончилась, построено то общество, которое было когда-то так желанно. Жизнь вошла в свое обычное русло, и теперь преступников нельзя оправдать ходом истории. Следует смотреть в их души, умы.
Преступники Достоевского, Лескова еще ходят под Богом, преступники конца XX века остались без Него. 2) Темаубийства
длянасненова. Первое, чтоприходитнаум, — «Преступлениеинаказание» ФедораДостоевского, затем рассказ Ивана Бунина «Петлистые уши», где главныйегогерой, необыкновенновысо -кий «ужасныйгосподин», патологическийубийцапофамилии
Соколович, рассуждаетследующимобразом :
«Страстькубийствуивообщековсякойжестокостиси-дит, какизвестно, вкаждом. Аестьитакие, чтоиспытываютсо-вершеннонепобедимуюжаждуубийства, — попричинамвесьма
разнообразным, напримервсилуатавизмаилитайнонакопив –
шейсяненавистикчеловеку, — убивают, ничутьнегорячась, а
убив, нетольконемучаются, какпринятоэтоговорить, а, на-против, приходятвнорму, чувствуютоблегчение, — пустьдажеихгнев, ненависть, тайнаяжаждакровивылилисьвформумерз-куюижалкую. Ивообщепораброситьэтусказкуомуках, осовес-ти, обужасах, будтобыпреследующихубийц. Довольнолюдямлгать, будтоонитакужсодрогаютсяоткрови. Довольносочинятьроманыопреступленияхснаказаниями, поранаписатьопреступ-лениибезовсякогонаказания» .
Этобылонаписанов 1916 году, тоестькакразнаканунестрашногопериодабратоубийственныхвойн, ипредставлялосо -бойочевиднуюполемикус «бульварнымироманами» Достоевско –го. НоименноэтимидвумяполюсамипривсейразновеликостиобразовРаскольниковаиСоколовичаиобозначаетсяназваннаяте- мавновойрусскойлитературе. Достоевскимбылазаданамило-серднаятрадиция — Бунинустамиипоступкомсвоегоперсонажапротивнеевосстал. Третьялиния, даженесрединная, астоящаяособняком, принадлежитЛескову. ЕгонаделенныйнеизбывнымижизненнымисиламиИванСеверьянычФлягинсовершаетубийст-вобезвестногомонашкабездумно, аеслипристальнеевглядетьсявавторскийзамысел, топоБожьемупопущению. Убийствобылонеобходимо, чтобысгероемслучилосьто, чтоснимслучилось, послужилосвоеобразнойзавязкойегожизненныхстранст- вийи, вконечномитоге, — спасениюдуши, ноникакнефиналом. Точнотакжеубийствостарухи-процентщицыслужитзавязкойиуДостоевского, ихотястранствиягероевдвухписателейоказы- ваютсяоченьразными, обаониходятподБогомикБогуприхо-дят 2) .
ГлавныйгеройроманаВл. Маканина «Андеграунд, илиГеройнашеговремени», одного из больших романов, которым завершался XX век, утверждает: «еслиестьбессмертие, всепозво-лено». XIX векзавершалсяроманом «БратьяКарамазовы» ( «Воскре-сение» всежебольшепринадлежитужекследующемустолетию), грознымпредупреждениемнараставшемуразгулубогоборческой
эйфории: «ЕслиБоганет, товсепозволено». Здесь, конечно, неслучайнаяперекличка: вконтрапунктеэтихвысказыванийвсясутьизменившихсязастослишнимлетосновмиропонимания 7) .
Петровичнематериалист, онпризнаетсуществованиеБо-га. НоБогдлянегогде-тотам, зазакрытымиНебесами, непонят-ная, загадочнаяистрашнаясила (вбуквальномсмысле — тоестьобладающаявозможностьюнаказать ) — таквсегдабывает, еслиотсутствуетединственновозможнаядвусторонняясвязь — любовь. Наказаниеподразумеваетсялишьвнешнее, ибоссовестьюгеройнашеговременинаучилсяуправлятьсяужедавно — спомощью
ума. ЛогикуБогапонятьневозможно: Онможетнаказатьзаубий-ство, аможетиненаказать… СвязичеловекасБогомидругимилюдьминет: жаждапокаяния — лишьпризнакслабости 7) .
Первым после затишья 60-70-х годов оказалсяВикторАс –тафьев, опубликовавшийв 1987 годуедвалинелучшийизсвоихрассказов — пронзительную, горестную «Людочку». Тамнебы-лоещевыстрела, небыло, каксказалбымаканинскийПетрович, удара, ноубийствосостоялось. Вернее, неубийство, ноправеднаярасправа, святаяместьсильногоиволевогочеловекаподонкузапоруганнуючеловеческуюжизнь. Болевойшок, обрушенныйвэтомрассказеначитателя, былстольвелик, чтоневольнозабы -валасьоднавещь: впротивовесрусскойтрадициивсегдаиво
всемвходитьвобстоятельствакаждойчеловеческойжизни, да-жесамоймерзкой (например, Ставрогина, особенноеслисчитатьставрогинскийгрехвромане «Бесы» бывшим, Федьки-каторжникаилитогожебунинскогоСоколовича), Астафьеввобразе «пороч — ного, сраннегодетствазадроченного» насильникаСтрекачавывелнелюдя, которыйвбуквальномсмысленеимеетправанасущес-твование. Аточнее, даженесоздал, непридумал, необобщил, ноувиделиобозначилхорошоузнаваемыйтип, достойныйименнотойстрашнойсмертивкипящейадскойводе, котораяибылаемуавторомуготована .
Выстрелпоявилсяпозднее — уЛеонидаБородинав «Бо — жеполье». Онпрозвучалдаженекакместьоскорбленнойженщи-нызаеюобманутого, нонееюпреданногомужа, акаксвоеобраз- ноепокаяниепередним. Важното, чтовобоихслучаяхписателинеточтобыморальнооправдываютубийство (вопрособоправда-ниииминеставится), ато, чтодляихперсонажейэтоединст- венноевозможноедействие, неподсудныйпоступокнастоящихлюдей. АстафьевиБородинставятвыстреломилисправедли — войрасправойточкувсвоихпроизведениях, выносявсемета-физическиевопросызаскобки, утверждаятакимобразомпобедудобранадзлом, справедливостинаднесправедливостьюидаженепроверяясвоюидеюнапрочность, ибоонадлянихаксиома, доказыватькоторуюнетнужды 2) .
Достоевскийсквозьдымиразрывыадскихмашинпервыхтеррористовпрошлоговека, новсежеещеиздалека, виделвпере-диРоссиипропасть, загадывал, чтобудетвмире, гденетБогаивседозволено, Лесковпротивопоставлялреволюционномуниги –
лизмусвоихправедников, Бунинприблизилсякпровалувплотнуюиоставил «Окаянныедни»; «Петлистыеуши» былипрологомипредчувствием. ГероиАстафьеваиБородинавбезднеивэтом
миреживут. Ониобитаютвбесчеловечномизмерении — иную, человеческую, реальностьутративиливовсееенезная 2) .
Особенноэтоощущениебездны, антимирачувствуетсявастафьевскомромане «Проклятыиубиты», гдеколичествосмер -тейповергаетавторавотчаяниеиужас, изкоторогоонневидитвыходаилишьнекотороеутешениенаходитвсценесправедли — войказни. ИхотяниуБородина, ниуАстафьеваубийствонеявляетсяглавнымсобытиемипроистекаетоноскорееототчаян- нойрешимости, агероиих, всущности, никакиенеубийцы, завсемэтим, повторюсь, стоитнечтоновое, появляющеесянанашихглазах, чеговлитературепрошлоговеканебылоинемогло
быть. Причемречьидетописателях, которыхяотношукнаибо-леезначительныминеслучайнымсегодняшнимпрозаикам — че-резкоторыхговоритсаманашажизнь. Такчтожеэто — изменамилосерднымзаповедямрусскойлитературы, усталость, безыс- ходность, отчаяние, отсутствиеиноговыходаилижеподлиннаялитературавсовершенноновыхобстоятельствах? 2)
Подобныйсдвигдоказываетнекосвенно, нопрямо, чтомыдействительноужедавнонаходимсявсостояниивойны. Не-яснотолько, гражданскойиликакой-тоеще, потомучтогражда- намигероевнынешнейрусскойлитературы, равнокакижите- лейстраны, назватьтрудно. Ониживутвобезбоженноммире, гденетнизакона, нимилосердия, ниприглядасвышеивсяна- дежданасправедливость, назащитучеловеческогодостоинстваложитсяначеловеческиеплечи. Еслизлоненакажуя, егоне
накажетникто. Ивэтомсмыслемысталиещедальшеотхрис-тианства, чембыливсоветскиевремена. «Матрениндвор» Солже-ницынаираспутинский «Последнийсрок», «Привычноедело» Бе-ловаи «Последнийпоклон» Астафьева, «Калинакрасная» Шукши-наи «Обелиск» ВасиляБыкова, «ДругмойМомич» К. Воробьеваи «Хранительдревностей» Ю. Домбровского, произведенияЕ. Носо- ва, В. Курочкина, Ф. Абрамова, И. Акулова — всеэтилучшие
книгимирного, «странного», какназывалегоЛеонидБородин, вре-мени ( исписокэтихкниг, конечноже, можетбытьпродолжен ) былипронизаныхристианскимсветом, которыйнемоглазаглуш-итьникакаяцензура. Сегодняэтотсветпочтипомерк… 2)
Ощущениебогооставленности 1) (максимумрелигиозности, — иэтооченьчестно! — накоторуюспособенперсонаж «Людочки», — содратьснасильникаСтрекачакрестисказать: «Этонетро –
гай !», инеслучайноэпиграфомкдругойсвоейповести, «Весе-ломусолдату», выбираетАстафьевсловаГоголя: «Божеправый! ПустоистрашностановитсявТвоеммиру»), горькое, бесприютноеиискреннеечувство, котороеданоощутитьлишьтем, ктоБогаведал, потерялиалчет, исоставляетнашурусскуюбедуисодер-жаниелучшейчастинашейсегодняшнейлитературы .
Все отчетливеепроступаютвнашей словесности жесто- костьимстительность. Рискнупредположить, чтоименносэтимтрагическиммироощущением, ссиротливостьюибездомностьюсо-временногочеловекаисвязанонапрямуюубийствокакцентраль-наятемарусскойлитературыновогорубежастолетий 2) .
Всевышесказанноевовсенеозначает, чтонынешняяпро-засталабезнравственнееилихуже, чемдвадесяткалетназад, чтосделалисьзлодеямиилиаморальнымилюдьмиписатели, ихгероиичитатели, — нет, мывсетеже, хотьиденежныйвопроснаспорядкомподпортил, номногиеподошликкакому-топределу, бездумноисчерпалипрежниезапасыдуховности, оставленныенамнашимипредками, и, по-видимому, иначекакчерезтьмуиотчая-ние, черезстраданиенесможемподлиннуюдуховностьсноваоб-рести. Этастраницанеизбежнаидолжнабытьпрожита, сегодняонапишется, ивопрослишьвтом: негрозитлирусскойлитера-туресебяпотерятьнаеепутизагероями, идущимипотакому
хрупкомуиковарномувесеннемульдунадстылойводой 3) .
ИменнопотакомупутиидетВладимирМаканин, писа -тель, оченькрефлексиииутонченномупсихологизмусклонный. Вромане «Андеграунд, илиГеройнашеговремени» онпишет
убийцуизнутри, детальнопрорабатываетегопсихологическийпортрет, егодушевноесостояние, мотивы, ощущения. Мир героя оченьзыбок, вообщезыбкость, непрочность — вотчертымаканин-скойпрозы, итольковэтихусловияхегоперсонажчувствуетсе-бяхорошо. Петровичпривсейсвоейвнешнейнеустроенностииникчемности, неоставившийпослесебяничего, кромедвухмерт-выхтел, — нирукописи, нидетей, ниимущества ,— по-своемусчастлив. Убийство маканинский геройсовершаетсцельюут-верждениясобственногодостоинства. то, чтогерой Маканина по-виненвдвухсмертях, несовершивкоторые (пустьдажеимыс — ленно) несмогбыутвердитьсебякакличность, — тожеприметавремени 2) .
Ивсежесвоеобразный «пацифизм», определеннаянере- шительностьинеуверенностьобыкновенногочеловекавсвоем
правенаубийствоиместь, еслитольконеслучилосьснимсо- бытиячрезвычайного, адажееслиислучилось, сожалениеипе- чальгаснутирастворяютсявпроизведенияхболее «решительно» настроенныхпрозаиков, своегородановыхрадикалов .
ВсепоследниероманыАнатолияАфанасьева, написанныенастыкежанровпатриотическогобоевикаиполитическогопамф-лета ( сознательнонесущиенасебеопределенныепризнакиком- мерческойлитературыивсежеочевидновыходящиезаеерам- ки ), тянутзасобойцелыйшлейфправедныхинеправедных
убийств. Всвоеобразномбестселлере «Зонаномертри» создаетсяцелыйкошмарныймир, вкоторомубийствостановитсянормой, развлечениемдлябогатыхподонков, новыххозяевжизни, и, что-быэтотмиродолеть, надобнотожебезусталиубивать, итолькочеловек, способныйвответубивать, можетбытьсегоднягероем. ВэтомжерядустоятроманЮрияКозлова «Колодецпророков»,
егожеповесть «Геополитическийроманс» и повесть А.Бородыни «Цепной щенок» .
Идеязлосчастнойзоны, возникающейнателеРоссии, очевидновитаетвпропитанномжутьювоздухеинеразбирает,
гдеправо, гделево .
ЧингизАйтматоввромане «ТавроКассандры» фактичес-кидопускаетилидажеосвящаетубийствомладенцеввочреве
матери, еслиизнихмогутвырастипотенциальныезлодеи. В
егопроизведении, хотелавтортогоилинет, космическиймонахФилофейпретендуетнато, чтобыстатьсвоеобразнымправеднымИродом — идеяизначальностольжепорочная, скольинелепая, новедьнеотхорошейжизнипришлаонаписателювголову 2) .
Можнопривестиещемножествопримеров, ивсеонитакилииначеговорятободном. Концентрациязлавсовременной
литературепревысилавсемыслимыепороги, зашкаливаетза
крайнюючертуистановитсяобъектомдляпародийиэкспери — ментов, убийствосделалосьтакойженеотъемлемойчастьюро-манногосюжета, какойвлитературепрежнихлетбылаисториялюбви .
Подлостьнашего «свободного» временивтомипрояви-лась, чтоонооказалосьбезОбразнымибезобрАзным, нозато
слишкомзрелищнымителевизионным, илитератураначалавы- нужденнокэтомуприспосабливаться. Вотличиеотпрежнихлетвлучшихсвоихпроявленияхпривыкшеенетолькопротивостоятьнасилию, ноибытьвразладесдействительностью, противоре- читьгазетамителевидению, различатьдоброизлоиуберегатьчеловеческуюдушу, сегодняпрактическинедоходящеедообщес-твасловописателяоказалосьвположениивесьмастранном. Ононетольконарушаетмногиетрадиционныезапреты, говоритотом, очемговоритьпрежденебылопринято, новсебольшеибольшевсеобщемубезумиюуподобляется, гоняясьзачитателемипревра-щаяеговзаложниказанимательности, притупляяболевойпороги, еслитакможновыразиться, «беллетризируя», аещеточнее, «телевизируя» иприручаяубийство. Вотздесь-то, вэтойточкесо- отношениядействительнойиливиртуаль —
нойкартиныбытия, ипроисходитводоразделмеждуистинойиложью, наэтомполеислучаетсяизменатрадициислова, азна-чит, правде 2) .
Бытиелитературынеподсудноникакимзаконамиаб -страктнымрассуждениям, иеслиэтироманы, повестиирассказыбылинаписаны, значит, онидолжныбылибытьнаписаны. Ви- нитьписателявтом, чтоонпишеттак, анеиначе, бессмыслен-но, инеобэтомречь, даипотомразвевозможнорождениебезсмерти, ажизньбезубийства, кудаизачемпрятаться, чемубрез-гливопротивиться, когдапролитаякровьобступаетвсебольшеибольшеинашесознание, инашебытие? 2)
Русскиемыслителиминувшихвеков, предвидянадвига-ющийсякризисрелигиозногосознания, пыталисьпредсказать, какбудутжитьлюди, утратившиеБога. Вынужденныекомпенсиро-ватьпотерюпитающейжизньбожественнойлюбви, людиснача-ланачнутсильнеелюбитьдругдруга (нотолькоближних, даль-ние, запределами «освещенногокруга», вообщеперестаютвоспри-ниматьсякакреальные, способныеиспытыватьбольживыесу — щества ). Ноэталюбовьстанетнедарующей, азабирающей
(длясебя), вбольшойстепенипожирающей, восполняющейсоб- ственнуюэнергию — иглавнымобразомнаправленнойненаду-шу, анаплотьближнего. ( ВроманеМаканинаэтопроявляетсянаглядно: приописаниимногочисленных «любовей» Петровича ). Следованиенебеснымидеаламиобразцамввыстраиваниисвоейжизнизаменяетсяориентациейна “галерею”политических, воен-ных, литературных, артистических, спортивныхит.п. культовыхфигур. Веравсверхъестественныесилыивчудесасохраняется, нопонятьихдействиестановитсяневозможно; втожевремяхо-четсяразгадатьих «механизм» иовладетьими (дляутверждениясвоейвласти). И, наконец, людиперестаютпониматьдругдруга, ибокаждыйначинаетвкладыватьвсловасвоюправду, инасту-паетнепонимание, раздоры, азатемивойнавсехпротиввсех. Всеэто, повторяю, происходитподзакрывшимисяНебесами, в
усиливающемсямраке, вподполье 7) .
Такие писатели-«могикане», как Ч.Айтматов, В.Быков, первые преодолевшие эстетику соцреализма, и заслужившие этим признание читателя, в своих последних произведениях говорят о Зле как о неискоренимом и непобедимом. Взгляд Чингиза Айтматова начеловечествовполнебезнадежен. Всвоемскудо –
умномупрямствеонотакдалекозашлостезеюзла, чтоначинаютбунтоватьужеегофизическиегены, клеточнаяматерия. Образыромана Ч. Айтматова «Тавро Кассандры» чрезвычайныипоражаютвоображение: космическиеневозвращенцы, бунтэмбрионов, икс — роды, зечки-инкубы, киты-самоубийцы — извсегоэтоговыстроенаоригинальнаяхудожественно-философскаяконструкция, призваннаяразбудитьвчитателеэсхатологическоевидениедействительнос-ти 6) .
В последней повести В. Быкова «Стужа» пожилаябелорусс-каякрестьянкаиизощренныйфранцузскийинтеллектуалбьютсянадоднимитемжевопросом: следуетлиборотьсясозломвоб-
стоятельствах, когдаононепобедимо? Итогборьбыпредрешен; средствнападениянет; средствзащитытоже; отом, чтопроизош-ло, никтоникогданеузнает. ЕслиучитьпоБыкову, то фашизм, нацизм, большевизмимножествоиныхсквернподобногородаиз-вечнодремлютвмежклеточныхмембранахлюдскойприроды.
Когдаэтаиммуннаямембранаистощается, человек, народ, челове-чествосамопризываетсвоимиповодырямииправедникамиГитле-ра, Сталина, ПолПотаиликакого-нибудьдругогобесаизорденасатаны 6) .
Вконце 80-х—начале 90-хгодовпоошеломленнойи
весьмапестройрусскойсловесностиотграндиознойлеоновской «Пирамиды» довездесущегоВик. ЕрофеевачерезкнигиВ. Макани-на, Л. Петрушевской, А. Кима, О. Ермакова, В. Шарова, В. Белова, Ф. Горенштейна, В. Распутина, П. Алешковского, А. Проханова, С. Залыгина, А. Слаповского — ну, казалосьбы, чтомеждуэтимиавторамиобщего? — прокатиласьволнаапокалиптической, при-чемневрелигиозном, асветски-катастрофическомпониманииэто-гослова, литературы .
Писателисамыхразныхнаправлений, отреалистовдопостмодернистов, представителиразныхполитическихвзглядов, отультрапатриотовдоультрадемократов, вметрополииивэмиг-рации, авторыразныхвозрастов, маститыеисовершенноникомунеизвестные, избиралитемуконцасветавкачествеосновного
мотивадляпостроениясвоихсюжетов. Небылоббольшойнатяж-койсказать, чтоврусскойлитературе 90-хгодовтруднеенайтиписателя, такилииначенекоснувшегосятемыАпокалипсиса 2) .
Ничегослучайноговтомнебыло. Воснове «апокалип-тическоговсплеска» нынешнегоfindesiecleлежалглубочайший
кризиспозитивистскоймысли, вызванныйисчерпанностьювсехпрогрессистскихиутопическихтеорийиидей, идущихотэпохиПросвещенияипоставившихмирнапороганнигиляции. ИеслиРоссиявсилуцелогорядаобъективныхисубъективныхпричин
сталатойстраной, гдеобщечеловеческийкризисдостигнаи –
большейглубины ( ивэтоммыопятьоказалисьвпередиплане-тывсей, апотомунашопытбесценен ), торусскаялитературасталатеморганом, которыйнаиболееболезненнонанегоотреа- гировал 2) .
Вгоду 2000-мисторическийопытуженеоставляетнамправагадать, какоесимволическоесодержаниеможетзнаменоватьсобойфигура, шествующаявфинале «Двенадцати» «скровавымфлагом» (именнокровавым — тайновидческаяинтуицияБлоканеподвела) 5) .
Десятьлетназадвыброшенныеизсоциализмавникуда, мыготовилисьвсемскопомпогибнутьипропелисебеотходную. Ноосталисьжитьипервымделомсхватилисьпоодиночкезаору-жиеисталиубивать. Национальнаяидея, новаяархитемарусс- койпрозы, кажется, обозначиласьсовсейочевидностью — нанес-тиударинайтиемусоответствующееоправдание. Укого-топо-лучаетсятоньше, укого-тогрубее, кто-тоискренен, актоиловитрыбувмутнойводе, писательпугает, егомалочисленномучита-телюстрашно, инитотнидругойневедают, естьлиикаковвыходизэтогозамкнутогокруга? Впрочем, еслиследоватьДанте, выходесть: Чистилище 2).
Надо надеятся, что русская литература переживет это жестокое время. Она будет исцелена вместе с исцеленной Россией. Нам следует расскаятся и за себя и за предков. Возвать к Богу, после чего выключить у наших детей телевизор и дать им вместо этого сборник удивительных по своей доброте рассказов Леонида Нечаева «Старший брат». Есть еще в России любящие ее праведники, которые молятся за нее.
«Переживание богооставленности, — писал Бердяев, — не означает отрицание существования Бога, оно даже предполагает существование Бога. Это есть момент экзистенциальной диалектики богообщения, но момент мучительный. Богооставленность переживают не только отдельные люди, но и целые народы и все человечество и все творение. И это таинственное явление совсем не объяснимо греховностью, которая ведь составляет общий фон человеческой жизни. Переживающий богооставленность совсем может быть не хуже тех, которые богооставленности не переживают и не понимают» .
Варламов А., Убийство. // Дружба Народов, 2000. — №11 .
Екимов Б. «Возле стылой воды» .
Кондаков И., Наше советское «всё». // Вопросы литературы, 2001. — №4 .
Лавров А., Финал «Двенадцати» — взгляд из 2000года. // Знамя, 2000. — №11.
Сердюченко В., Могикане. // Новый мир, 1996 .- №3 .
Степанян К., Кризис слова на пороге свободы. // Знамя 1999. — №8 .