Реферат: Анна Снегина и Евгений Онегин
Министерство образования и науки Саратовской области .
Муниципальноеобщеобразовательное учереждение “средняя школа № 16”.
Сравнение.
« Анна Снегина »
и
« Евгений Онегин »
Реферат
ученика 11 Б класса
ГовороваМаксима
Учитель:
Завгородняя Т.Я.
г.Балаково 2004 год.
Реферат посвящён анализулитературы, таких произведений русской литературы как: «Анна Сненгина» — Сергея Александровича Есенина и «Евгений Онегин» - Александра СергеевичаПушкина. Данная тема привлекает внимание многих учёных-литераторов, критиков иписателей. Тема мною выбрана из-за проблем, которые рассматриаются в них. Иинтересно знать время, в которм жил и автор и сами герои .
Поэзия и поэтика Есенинапорождены бытием революции и драматическим бытом ее. Логике революционного бытаподчинен тот образ поэта, который объемлет есенинские стихи, художественно ихзавершая. Поэт у Есенина — свидетель вспышек социальной борьбы на селе. И впоэме Есенина «Анна Снегина» собирается «обнищалый народ», мужики-криушане насходку.Самодеятельная конфискация крестьянами земель помещиков Снегиных,вторжение обнищалого народа в усадьбу — прямое, фабульное отражение Есенинымтого, о чем мы толкуем: локальных драм, в каждой из которых торопливопреломлялась история, но и творчество Есенина в целом, творчество, взятое вдостаточно сложных и тонких гранях его, на уровне образной системы, стиля,ономастики и даже на уровне поэтической фоники, таи и себе своеобразныевариации драм, которые в первые годы peволюции нашей разыгрывались в окружавшейпоэта жизни. И вое приятие Есениным традиций поэзии Пушкина может и должно, нанаш взгляд, рассматриваться на фоне социальных столкновений перемен местами,которыми была пронизана неспокойна жизнь послереволюционной поры. Более того,восприятие иным традиции Пушкина есть своеобразный вариант такой «Есенин и егогерои как бы вторгаются туда, где жили: Пушкина и сам Пушкин, а прежде всего —туда, где жили: романа «Евгений Онегин». Исконное крестьянское слово входичсферу, некогда очерченную, художественно завершенную две рянским,аристократическим словом Пушкина; а роль захваченного низами, недавнимиугнетенными бельэтажа или поместья играет… условный Парнас.Но велик, могучийголос того, что свершилось в истории в октябре 1917-го, и отзвуком могучегоголоса звенит уверенное: «А ниш я...» Впрочем же, вторжение Есенина во владениеПушкина, 1м русский Парнас, начиналось и до революции. Семнадцатилетним поэтпытался примерить на себя одежды ровесника своего, «филсофа восьмнадцать лет»,героя романа «Евгений Онегин»; и документальное свидетельство тому — эпиграфиз пушкинского романа, поставленный Есениным к письму Марии ПарменовнеБальзамовой: «Как грустно мне твое явленье! Весна, весна, пора любви!»Судя повсему, роман Пушкина сделал то, что он всегда делал: вошел в душевный обиходрусского юноши, даже подростка, заворожил жизненностью, рассыпался каскадомцитат. И, вероятно, толкнул к подражанию, ибо в том же письме" начинающийпоэт признается: «Последнее время пишу поэму «Тоска», где вывожу под героем самого себя и нещаднокритикую и осмеиваю. Что ж делать,— такой янесчастный, что и сам себя презираю».Отпоэмы «Тоска» ничего не осталось; но — особенно же на фоне цитаты-эпиграфа — возникает догадка:
Я молод, жизнь во мнекрепка; Чего мне ждать?
тоска, тоска!..—
рисует герой пушкинскогоромана. Можно сказать, что и он достаточно нещадно критикует себя, да и ирониянад собою ему не чужда. Семнадцатилетний ряжанец-поэт ему явно вторит: ужетогда начиналось сложное, отнюдь не просто подражательное ряжение им себя вобличье Онегина. Ряжение, внутренним содержанием коего была своеобразнаядуховная экспансия крестьянина в изысканный мир утонченных чувств и сложныхдушевных драм. И кстати, не была ли неведомая поэма «Тоска» каким-то невнятнымчерновиком будущей «Анны Снегиной»?
Я рад иохоте… Коль нечем Развеять тоску и сон.
Я быстроумчался в Питер Развеять тоску и сон,—
прозвучат в поэме слова, явноперекликающиеся с романом Пушкина: тоска и сон — два перманентных состояниягероя сего романа.
Огромный отпечаток наложилроман Пушкина на литературу: достаточно вспомнить, что ситуации его заведомо,сознательно.
Есенин давал давносложившемуся, узаконенному обычаю: и в его «Анне Снегиной» имя героини —индикатор традиции.
Адаптация героев общепризнанныхпроизведений литературы нравам, к новым условиям протекает по-разному. На ихэтапах развития русского реализма вновь и вновь вспомним про Татьяну и проОнегина. И точнее всего было бы сказать, В России укоренилась традиция суда надОнегиным. Роман Пушкина провоцирует на то, чтобы Онегина рассматривали словноживую реалию, отвлекаясь от сложной художники игры, в романе ведущейся. Онегин— первый из героев. Он весь на виду, хотя облик его и его поведение интригующепротиворечивы. Одни стороны его характера просто-таки просятся в обвинительнуюречь прокурора, а не-в апологетический монолог защитника.«Онегин» и «Снегина»— созвучие явное. Его уже зафиксировали: «близость звукового облика» названийромана Пушкина и поэмы Есенина заметила М. Орешкина. В ее небольшой статье оЕсенине есть прекрасные догадки и наблюдения о жизненных прототипах героини,поэмы и о том, как имя (фамилия) ееразвертывается в метафору; снег, а синоним снега — белый цвет, коим поэмаокрашена. Наблюдения эти должны вести нас к дальнейшему сопоставлению «ЕвгенияОнегина» с «Анной Снегиной». Я последний поэт деревни,— грустно клялся Есенин.Он ощущал себя последним из тех, кто в.Силу органического слияния,сотрудничества с природой мог прозревать сокровенную духовность ее.Звук и буквадля Есенина были глубоко содержательны. Он счастливо избежал наивнойпрямолинейности, когда звуковая аллитерация, настойчивое повторение в чьем-топроизведении одной буквы непосредственно возводится к некоей мысли, к идее. Носам факт начертания, написания буквы был для него глубоко сакрален. Не надо,разумеется, доказывать того, что и Пушкин, и Есенин были связаны с фольклором и с мифом. Связь эта былачрезвычайно глубокой и не ограничивалась так называемыми элементами фольклора:фольклор ложился в основу самой структуры творений двух русских поэтов.И в«Евгении Онегине» Пушкина не увидеть сюжетного воплощения многообразных начал,потенциально заложенных в именах героев романа? Евгений — знатный. Онегин — от«Онега» река. Онега — нечто текучее, неуловимое, непостоянное, ибо, какизвестно, нельзя дважды ступить в одну реку. К тому же, Онега — на севере, вцарстве холода.Интереснейшие наблюдения были высказаны недавно и об именигероини романа Пушкина. «Имя, которое дал ей автор,— как прорицание волхвов:судьба Татьяны предсказана ее именем...» — пишет Геннадий Красухин1. Основаниедля высказанного утверждения: продуманная ориентация Пушкина на простонародностьимени героини, на -его укорененность в неуничтожимой среде российского демоса.Два имени — две судьбы, две сходящиеся и расходящиеся сюжетные линиипушкинского романа: Онегин — Татьяна, Татьяна — Онегин. А сто лет спустяпоявляется Снегина, молодая помещица, в жизнь которой входит изысканный, азаодно и прославленный петербуржец, аристократизированный крестьянин-поэт.ЗаменыО на С долго не замечали. Укорять тут некого: для нас буква — условный знак,выстукиваемый пишущей машинкой, отливаемый линотипом. Для Есенина с егообостренным чувством семантики всего сущего на земле превращение О в С моглоозначать разрыв круга, кольца, вытеснение одних отношений другими. Ообволакивает, защищает, делает недоступным: уместно вспомнить о магическомкруге, коим обвел себя в повести Гоголя «Вий» бурсак Хома Брут; покуда кругхранил свою цельность, бедняга был невидим, неуловим, но прорвался круг, игрянула гибель.А другим носителем страсти преступной оказалсясвоеобразныйОнегин начала XX века, Онегин-крестьянин, Онегин-поэт, ведущийсоциально-лирический диалог с дворянкой. Из огромной и многогранной всемирно-исторической деятельности берется то, что никак не сочтешь первостепенным,главенствующим: Ленин -дворянский бич. Но Есенину важно: Ленин — противдворянства.Конфликтный диалог крестьянства с дворянством длился веками. Есенинощущает себя у его вершины. Поэт, крестьянский сын призван сказать в древнемспоре последнее слово, духовное возмездие совершить. И «Анна Снегина», такая,казалось бы, спокойная вещь, умиротворенно лирическая,— в русле этих художническихощущений поэта: поэма пронизана идеей возмездия, ею поэма живет.«Куда жпоскачет... Чем ныне явится?» Евгений Онегин — в границах породившей егосоциальной среды, ее нравов, ее предрассудков. Но в пределах этих границповедение его непредсказуемо. Отсюда — вопросы.
1 Красухин Геннадий. Татьяны милыйидеал.— «Наш современник», 1983,№ 3, с. 177.
«Куда ж поскачет... Чем нынеявится?» Евгений Онегин — в границах породившей его социальной среды, еенравов, ее предрассудков. Но в пределах этих границ поведение его непредсказуемо.Отсюда — вопросы.
Вопрос в «Евгении Онегине» —не только на уровне синтаксиса речи, но и на уровне, так сказать, сюжетногосинтаксиса: гадания Татьяны, ее безмолвная беседа с книгами Онегина в егокабинете — тоже вопрос, вопрошение, предполагающее множественность возможныхрешений-ответов. А там, где разверзается подобная множественность, шутканепременно сольется с тайной. Роман Пушкина шутливо-таинственен итаинственно-шутлив. В его стиле — стиль жизни самого Пушкина, носителя тайнкаких-то, в шутках сокрытых. Видит ли Есенин это двоемирие Пушкина?
О Александр! Ты был повеса,Как я сегодня хулиган,—
произнес Есенин. Он пытаетсяразгадать и Пушкина и 'Онегина, В стихотворении «Пушкину» всплывает словечко,фактически открывающее роман «Евгений Онегин»; и Пушкин характеризуется также, как сам он назвал своего героя, «повеса». А главное, сказывается весенинском обращении к Пушкину социально аргументированное стремление: почтить,выразить любовь, но и встать на место того, кого чтут, славят, любят. «А нынея» — таков принцип. И если Маяковский в своем «Юбилейном» декларирует этотпринцип по-пушкински же шутливо, то Есенин гораздо более серьезен и социальноцеленаправлен.
И ныне музу я впервые
На светский раут привожу;
На прелести ее степные
С ревнивой робостью гляжу.
Сквозь тесный рядаристократов,
Военных франтов, дипломатов
И гордых дам она скользит...
У музы Пушкина — «прелестистепные». У Есенина — опять словечко, словно из «Евгения Онегина» забежавшее:«мое степное пенье». Но степная муза Пушкина зрит перед собою «тесный рядаристократов», тех самых, о которых Есенин высказывался весьма недвусмысленно.А «степное пенье» Есенина их отвергает. Призвание поэта — оттеснить их и,усвоив их психологию, стиль их жизни, высказаться от лица своей социальнойродины, русской деревни.Есенину была ведома традиционная для русской литературыраздвоенность в пространстве. Она выразилась в «Черном человеке»; общеизвестно:и «Моцарт и Сальери» Пушкина. Но дворянский Онегин все-таки не диковина. Онегинпришел на готовое: наследовал отцу, дядюшке. Онегин — «наследник всех своихродных». А в сфере культуры он — наследник всего сословия своего, ничего незавоевавший, а лишь хранивший наследство, да к тому же и дурно, небрежнохранивший. А Онегин крестьянский — за-во-е-ва-ни-е. Крестьянин, надевший«костюм английский», крестьянин-йапёу — это характер, типаж, олицетворяющийогромные социальные сдвиги, обозначающий совершившееся возмездие.
Ярем онбарщины старинной Оброком легким заменил; И раб судьбу благословил...
Ни молодой повеса, ни егопочивший в бозе дядя не отдавали щенков крепостным кормильцам. Не травилисобаками мальчика. Но едва ли не страшнее: они не замечали народа или все с тоюже оскорбительной снисходительностью скользили вокруг себя равнодушно-доброжелательнымвзглядом. Могли не утруждаться, экономических нововведений не затевать; а моглии «порядок новый» установить. И раб судьбу благословил: барин снизошел до него!
Но время прошло, и потомокосчастливленного раба, живой прототип мальчишки, который идиллическипроказничал с Жучкой, возвращается в родное село полноправным лидером русскойпоэзии: посмотрим, кто кого возьмет! В самой жизни Онегин-крестьянин одолел,победил Онегина-дворянина, героя романа Пушкина. «Анна Снегина»— свидетельствоего победы и на литературном поприще, в качестве героя поэтическогопроизведения.
… Будучи произведениемцельным и вполне законченным внутренне, «Евгений Онегин» Пушкина в то же времясодержит в себе и как бы конспекты каких-то других, лишь вчерне намеченныхтем, коллизий, характеров; а едва ли не любая из сюжетных линий романа могла быразвиться и не так, как она развилась.
«А счастье было так возможно,Так близко!..» —
с горечью произносит Татьяна.Герои романа действительно ходят где-то поблизости от доступного счастья, отнего отворачиваясь. А если б не отворачивались? Если бы жизнь свою построилиони по-другому?
Пушкин порою мысленнопродолжал какое-либо событие не в том варианте, в каком оно имело место вреальности или в литературном сюжете, а в другом варианте, противоположном.Отсюда, например, размышление его о двух возможных продолжениях жизниЛенского: Ленский мог бы стать и обрюзгшим, съедаемым подагрой помещиком, номог бы стать и великим поэтом. И можно предположить, что повесть «Метель» —шутливый и причудливый вариант романа «Евгений Онегин», постскриптум к нему,написанный тогда же и там же, где был закончен роман, осенью 1830 года вБолдине. Во всяком случае, «Метель» и «Евгений Онегин» —произведения-побратимы; и в сферу творческого внимания Есенина попадают обашедевра Пушкина. Оба они отзываются в «Анне Снегиной».
«Село, значит, наше — Радово,Дворов, почитай, два ста, Тому, кто его оглядывал, Приятственны наши места».
«Жил в своем поместьеНенарадове добрый Гаврила Гаврилович Р***. Он славился во всей округегостеприимством и радушием: соседи поминутно ездили к нему поесть, попить...»Кладешь рядом «Метель» Пушкина и поэму Есенина «Анна Снегина» и не знаешь, ктокому отвечает: Есенин Пушкину или Пушкин Есенину. Радушный помещик живет всвоем Ненарадове, поджидает гостей, и к нему словно бы едет еще один гость.Я врадовские предместья Ехал тогда отдохнуть.
Правда, село называется неНенарадово, Радово просто. А так — подобие явное, и герой Есенина въезжает…Конечно, конечно же в родное село Константиново. Реальное географически, хотяи переименованное в веселое Радово. Конкретное исторически: вести о революции,начало гражданской войны, раздоры между соседями.
Что прежде всего служилопредметом критики Онегина последующими поколениями? Все действия Онегина —ответ на чьи-то действия. Онегин — этическое эхо окружающей его жизни. Онегиноказывается «чувства мелкого рабом» и, что еще страшнее, «мячикомпредрассуждений». Раб и игрушка: мя-чик. Нечто не имеющее инициативы, бросаемоепо воле играющих.
В наброске статьи о ГлебеУспенском Есенин писал: «Мне кажется, что никто еще так не понял своего народа,как Успенский. Идеализация народничества 60-х и 70-х годов мне представляетсяжалкой пародией на народ. Прежде всего там смотрят на крестьянина как назабавную игрушку». Жизнь Есенина пронизана желанием доказать, что никрестьянство вообще, ни лично он — не игрушка.
Я понял, что я —игрушка,—
говорит герой «Анны Снегиной»о своей роли в минувшей российско-германской войне. И если раб, осознавшийсвое рабство, уже не раб, то и игрушка, осознавшая свою принадлежность к мируигрушек, уже не игрушка. Герой «Анны Снегиной» понял то, чего не смог понятьего аристократический предшественник; в поэме явлен очищающийся, внутреннеосвобождающийся Онегин.Герой Есенина, ревниво приглядываясь к Онегину, успешноусваивает его изысканность, независимость. Но к изысканности Онегинаприбавляется слава, способная соперничать со славою самого Пушкина. Эта слана—вознаграждение за труд,, совершенный.бывшим крестьянским мальчиком. Онталантлив, стихи даются ему легко. Но все же он труженик. Труженик по душе, попризванию. Крестьянин-интеллигент, он естественно и просто находит общий язык сокрестными мужиками, радуется встрече с каждым из них, посмеивается над местнымболтуном и трусишкой. Петербуржец, столичная знаменитость, он на равныхбеседует с жителями Радова и Криуши о революции и о Ленине. Как назвать то, чтопроисходит в поэме Есенина по отношению к пушкинскому роману, к герою его? Иопять-таки готового названия нет, а сущность ясна: художественная трансплантация,перенесение литературного героя из одних общественно-исторических условий вдругие, его полемическое обновление и утверждение своего превосходства над ним.Для Есенина это позиция. Очень продуманная. Формировавшаяся долгие годы.Выношенная в душе и укрепленная революцией. И такая позиция — компенсацияобиды огромной, прежде всего многовековой, социальной, крестьянской, но такжеи личной.
«Анна Снегина» не могла да,по замыслу поэта, и не должне была подняться до романа в стихах. Это повесть в стихах.С жанром романа Есенин только соприкасается, оставаясь стороне от него. Емунужна ясность. Нужна законченное! характеристики того, что свершилось вистории: сословие, за социальной жизнью которого он ревниво и гневно следил,заканчивает многовековой путь. Заканчивает на полях битв, которые сталибессмыслицей, или же в эмиграции. Повесть с ее стремлением показатьпреломление истории в частной жизни, дополнить историю справилась с насущнымдля ее времени художественны» заданием: внятно сказать о конце усадебногодворянства.
«Анна Снегина» — не спокойноеи не умиротворенное слово. В повести Есенина немало социально направленногосарказма, прорывается в ней и памфлет. И традиция здесь — акт огромногоуважения к ее основоположнику, но и акт общественной ревности. Акт состязания,акт борьбы за первенствование. Акт суровый.
«Анна Снегина» сопоставима сроманом Пушкина по многим параметрам: ирония тона повествования, обрамлениерассказываемого письмами героев, их имена и их судьбы. Традиция живет, пульсирует,неузнаваемо преображается, таится, но вдруг обнаруживает себя в случайных или впреднамеренных совпадениях, в мелочах.Можно считать, что «Анна Снегина»Есенина — на вершине споров о «Евгении Онегине» Пушкина: полемика здесьдостигает высшего напряжения, а «приложением» к поэме стал весь стиль жизни еетворца; онегинское начало воплощалось и воплотилось этим стилем в реальности.
Список литературы :
1) «Московские встречи». М.,1961, с. 59—63, а также воспоминания С. Фомина в сб. «Памяти Есенина». М.,1926, с. 134—135
2) РЛ, 1976, № 3, с. 175—176;цит. по сб.: «Русские писатели о литературном труде, т. 4, Л., 1956, с.708).
3) «Девушка в белой накидке»— журн. «Огонек», М., 1977, № 46
4) М. Орешкиной — журн. «Рус.речь», 1974, № 2, с. 36—42
5) Бычков В. В. в сб.«Русская советская поэзия и стиховедение». М., 1969, с. 258—265
6) Морозова М. Н. в сб.«Вопросы стилистики». М., 1966
7) Красухин Геннадий. Татьянымилый идеал.— «Наш современник», 1983, № 3, с. 177