Реферат: Анализ поэтического сборника В. Ф. Ходасевича «Путем зерна»
Анализ поэтического сборника В. Ф. Ходасевича «Путем зерна»
Третья книга стихотворений В. Ф. Ходасевича – «Путемзерна» – вышла в свет в 1920-м году. Именно в этом сборнике впервые в полноймере раскрывается поэтический талант Ходасевича (поэт и сам очень скептическиотносился к своим первым книгам, «Молодости» (1908) и «Счастливому домику»(1914)).
В «Путем зерна» вошли стихотворения, написанныепреимущественно в период с 1913-го по 1920-й годы. Однако здесь необходимоучесть несколько важных фактов:
Во-первых, это наличие трех различных редакцийсборника: 1920-го, 1921-го и 1927-го годов (последняя – в составе «Собраниястихов»), которые, естественно, во многом несходны между собой. Кроме того,некоторые стихотворения писались на протяжении очень длительного времени.Например, «Ручей» был начат летом 1908-го года, закончен же лишь в 1927-ом.
А во-вторых, нельзя забывать, что Ходасевич поройизменял датировку своих произведений; изменял чаще всего в том случае, когдаему казалось, будто вновь написанное стихотворение либо не соответствует уровнюего поэтического мастерства на данный момент, либо более подходит к стилистикепрежде составленного сборника («Изменил хронологию, потому что больше подходитк «Путем зерна», да и плохо для 1923-го года», – писал Ходасевич об «И весело,и тяжело…» на полях «Собрания стихов»).
Учитывая эти оговорки, при анализе сборника мы будемрассматривать лишь те стихотворения, которые вошли в его первую редакцию, хотя,конечно, это не принципиально, поскольку Ходасевич, внося какие-либо изменения,не разрушал первоначальную основу «Путем зерна», но лишь дополнял исовершенствовал ее.
Свое название сборник получил по заглавию одного изстихотворений, которое было написано в 1917-м году. Ввиду своей особойзначимости, стихотворение это помещено в сборнике первым. Мотив умирающего ивозрождающегося зерна заимствован поэтом из Евангелия: «Истинно, истинно говорювам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а еслиумрет, то принесет много плода» (Иоан. 12, 24) (Отметим сразу, что библейскийконтекст очень важен для понимания «Путем зерна». Ср. название стихотворения«Слезы Рахили», также навеянное словами из Библии). Ходасевич конкретизируетевангельскую метафору, проводит прямую параллель между гибелью и новой жизньюзерна и человека. Причем в стихотворении мы видим последовательное, издвустишия в двустишие, «расширение перспективы». Если во второй строфеговорится собственно о зерне, в третьей о душе поэта («…Сойдя во мрак, умрет –и оживет она…»), в четвертой о целом народе («…И ты, моя страна, и ты, еенарод, // Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год…»), то в пятой поэт приходитк универсальному обобщению, говоря о «пути зерна», как о пути любого живогосущества («…Затем, что мудрость нам единая дана: // Всему живущему идти путемзерна»).
Тема смерти и возрождения связана, конечно, и собщественно-политической ситуацией в России, с изменением государственногоустройства страны, однако для Ходасевича наиболее важен ее всеобъемлющийхарактер. Именно в таком плане тема эта раскрывается далее, в стихотворении«Золото», написанном, как и «Путем зерна», в 1917 году. Впрочем, в «Золоте»возрождение достаточно условно: лишь «…золото сверкнет среди костей, // Каксолнце малое, как след души моей». Хотя, с другой стороны, золото здесьвыступает лишь как материальный заместитель души, сама же душа участвует вовсемирном круговороте, в «пути зерна» («…Хочу весенним злаком прорасти, //Кружась по древнему, по звездному пути…»).
Есть в сборнике и тема «просто смерти», т. е.безотносительно к какому-либо последующему возрождению. Причем тема этаявляется одной из самых значительных, особенно будучи связанной собщефилософским наполнением стихотворений «Путем зерна». Явно эта темаобозначена, к примеру, в стихотворении «Милые девушки, верьте или не верьте…»,где автор парадоксально сочетает «сердце мое поет только вас [девушек – А. Б.]и весну» с «давно меня клонит ко смерти». Особо отметим в этом стихотворениистроки: «…Я бессонно брожу по земле меж вами, //Я незримо горю на легкомогне…». Особо, потому что мотивы огня и сна и связь их со смертью значимы нетолько для рассматриваемого сборника, но и для поэзии Ходасевича вообще.Вспомним хрестоматийные: «…Пора не быть, а пребывать // Пора не бодрствовать, аспать…» («Из дневника», 1925) или «…Не отразит румяный лик <…> Нибеспощадного огня, // Который уж лизнул меня…» («Я», 1928).
В принципе, мотив и образ огня, будучи крайневажными для популярных в начале века антропософских учений, были оченьвостребованы и писателями («CorArdens»,«Огненный ангел», «Огненный столп» и т. д.), но Ходасевич, безусловно,распоряжается ими совершенно особым образом. Лирический герой сборника всегданепосредственно связан с потусторонним огнем, он проверяет его действие насамом себе. На мой взгляд, он находитсянеизмеримо ближе к этому тайному огню, чем герои прочих авторов (да этаблизость не у всех и важна). Яркий пример – небольшое стихотворение:
<span Times New Roman",«serif»">В заботах каждого дня<span Times New Roman",«serif»">Живу, — а душа под спудом<span Times New Roman",«serif»">Каким-то пламенным чудом<span Times New Roman",«serif»">Живет помимо меня.<span Times New Roman",«serif»"><span Times New Roman",«serif»">И часто, спеша к трамваю,<span Times New Roman",«serif»">Иль над книгой лицо склоня,<span Times New Roman",«serif»">Вдруг слышу ропот огня – <span Times New Roman",«serif»">И глаза закрываю.<span Times New Roman",«serif»"> <span Times New Roman",«serif»">1917<span Times New Roman",«serif»"><span Times New Roman",«serif»">Если продолжить тему антропософии, то нельзя не упомянуть о стихотворении «Эпизод», одном из шести (наряду с: «2-го ноября», «Полдень», «Встреча», «Обезьяна», «Дом») входящих в состав сборника значительных по своему объему, астрофических и написанных белым пятистопным ямбом в период с 1918-го по 1920-й годы, текстов. В «Эпизоде», в сущности, описано отделение души от тела и взгляд на оставленное тело со стороны («…Какое-то неясное струенье // Бежало трепетно и непрерывно — // И, выбежав из пальцев, длилось дальше, // Уж вне меня…» и далее «…Самого себя // Увидел я в тот миг <…> Увидел вдруг со стороны…»). Сам поэт писал об «Эпизоде»: «…с этими стихами ко мне приставали антропософы. Это по-ихнему называется отделением эфирного тела. Со мной это случилось в конце 17, днем или утром, в кабинете».<span Times New Roman",«serif»">Еще один элемент, придающий целостность сборнику – это ориентация Ходасевича на классическую традицию в поэзии, которая непосредственно отражается в художественном своеобразии «Путем зерна». В «Европейской ночи» поэт скажет, что он «…Привил-таки классическую розу // К советскому дичку». Процесс же этот начался, наверное, как раз в «Путем зерна». Набоков не случайно называл Ходасевича «литературным потомком Пушкина по тютчевской линии», мы можем достаточно легко обнаружить связь многих текстов сборника со стихотворениями и Пушкина, и Тютчева. В качестве интересного примера может выступить начало стихотворения «2-го ноября», соотносящееся, на мой взгляд, со строками пушкинского «Медного всадника».<span Times New Roman",«serif»">У Ходасевича: «Семь дней в бреду и семь ночей Москва металась // В огне, в бреду».<span Times New Roman",«serif»">У Пушкина: «Нева металась, как больной, // В своей постеле беспокойной». <span Times New Roman",«serif»">Говоря об ориентации на классическую традицию, не в последнюю очередь я имею в виду и ту значительную роль, которую сыграла для Ходасевича античность. Античная традиция, выражаясь на совершенно разных уровнях стиха, вплоть до ритма, очень ощутима во всей его поэзии (и в «Пути зерна», в том числе). Например, о стихотворении «Сладко после дождя теплая пахнет ночь…» автор говорил, что в основу метра в нем «положено “<span Times New Roman",«serif»;mso-ansi-language:EN-US">Exegi<span Times New Roman",«serif»"> <span Times New Roman",«serif»;mso-ansi-language:EN-US">monumentum<span Times New Roman",«serif»">”. Диссонансы тоже взяты оттуда». К античности в «Путем зерна» нас отсылает не только поэтика стихотворений, но и вполне конкретные античные реалии, в них упоминаемые. В том же «Золоте», например, читаем: «…пусть не буду я как римлянин сожжен…». Как мне кажется, во многом с античностью связан и главный образ всего сборника – образ зерна (на ум приходят столь частые в произведениях древних образы сельской жизни).<span Times New Roman",«serif»">Завершается сборник исходом «пути зерна» — стихотворением «Хлебы» (1918), пожалуй, одним из самых жизнеутверждающих стихотворений Ходасевича. Приближаясь по своей внешней организации к сапфической строфе, «Хлебы» удивительным образом сочетает языческую и христианскую стихии. Эти стихии свободно сосуществуют в нем потому, что язычество-античность присутствует здесь лишь в качестве культурного фона (памяти культуры), на котором разворачивается действие произведения. Но, опять же, можно посмотреть на содержание «Хлебов» и с другой стороны, как на имеющее вневременной, универсальный характер состояние полноты существования человека, как на идиллию, временные границы которой не обозначены. <span Times New Roman",«serif»">В «Хлебах» автор определяет ряд важных жизненных ценностей, которые возвещаются ангелом: «…Клянется ангел нам, что истинны, как небо, // Земля, любовь и труд». Думаю, что эти ценности, простые по своей сути, и являют собой то, к чему поэт надеялся прийти после завершения «пути зерна», как пути всей страны в целом, так и своего, личного, жизненного пути.Белов Андрей (Череповец)