Реферат: Трансграничность в произведениях Льюиса Кэрролла

РЕФЕРАТ

На тему:

«Трансграничность в произведениях Льюиса Кэрролла»


СОДЕРЖАНИЕ:

ВВЕДЕНИЕ

1. СУЩНОСТЬ ТРАНСГРАНИЧНОСТИ В ПРОИЗВЕДЕНИИ «ОХОТА НА СНАРКА»

2. Трансграничность ОБРАЗОВ И СОБЫТИЙ В ТВОРЧЕСТВЕ КЭРРОЛЛА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:


ВВЕДЕНИЕ

Кэрролл Льюис [наст. имя Чарлз Лютвидж (Латуидж) Доджсон, Dodgson] (1832-98), английский писатель, математик и логик. Научные работы Кэрролла предвосхитили некоторые идеи математической логики.

Родился в многодетной семье англиканского священника. Окончив с отличием колледж Церкви Христовой (Christ Church College) Оксфордского университета по математике и классическим языкам и получив степень магистра (Master of House), Доджсон принял младший духовный сан диакона (в клерикальном Оксфорде принятие сана было непременным условием избрания в члены колледжа) и стал «доном» — членом колледжа Церкви Христовой, которым оставался до конца жизни.

Неповторимое своеобразие кэрролловского стиля обусловлено триединством его литературного дара мышления математика и изощренной логики. Вопреки распространенному мнению о том, будто Кэрролл наряду с Эдвардом Лиром может считаться основоположником «поэзии нелепостей» («nonsense poetry»), Кэрролл в действительности создал иной жанр «парадоксальной литературы»: его герои не нарушают логики, а наоборот, следуют ей, доводя логику до абсурда.

Трансграничность в произведениях Льюиса Кэрролла наблюдается практически в каждом его произведении. Книги Кэрролла, как и Книга Природы, открывают свои сокровенные тайны лишь тому, кто «умеет смотреть». Чтобы ощутить новое, необходимо не утратить умения удивляться, а оно присуще лишь детям и немногим из взрослых, которые «выросли, но так и не стали взрослыми»[1]. Слова эти, отнесенные В. Сибруком к Роберту Вуду, в равной степени относятся к Эйнштейну («Иногда меня спрашивают, как я создал теорию относительности. Я думаю, что это произошло по следующей причине. Нормальный взрослый человек никогда не размышляет о проблемах пространства и времени. О таких вещах он думает лишь в детстве. Мое же умственное развитие оказалось замедленным, и я принялся размышлять о пространстве и времени, лишь достигнув зрелого возраста. Естественно, что мне удалось глубже проникнуть в проблему, чем ребенку с обычными способностями») и Кэрроллу.

Целью данной работы является рассмотреть и проанализировать феномен трансграничности в произведениях Л. Кэрролла.

1. СУЩНОСТЬ ТРАНСГРАНИЧНОСТИ В ПРОИЗВЕДЕНИИ «ОХОТА НА СНАРКА»

Для того чтобы сделать понятным явление трансграничности в произведениях Кэрролла, следует рассмотреть одно из ярчайших произведений автора — «Охота на Снарка».

«Охота на Снарка» вызвала массу недоуменных вопросов у читателей. Спустя двадцать лет после ее опубликования Кэрролл писал: «В чем смысл «Снарка»? Боюсь, мне нужен был не смысл, а бессмыслица! Однако, как вызнаете, слова означают больше, нежели мы полагаем, пользуясь ими, и поэтому книга должна означать нечто большее, чем рассчитывал сказать автор. Поэтому, какой бы смысл ни находили в книге, я его приветствую, в этом ее назначение»[2] .

В 40-х годах появилась такая теория, что Снарк — это атомная энергия (и вообще научный прогресс), а Буджум — ужасная атомная бомба (и вообще все, чем мы за прогресс расплачиваемся).

Можно думать, что Снарк — это некая социальная утопия, а Буджум — чудовище тоталитаризма, в объятья которого попадают те, что к ней (к утопии) стремятся. Так сказать, за что боролись, на то и напоролись.

Можно мыслить и более фундаментально. Тогда «Охота на Снарка» предстанет великой экзистенциальной поэмой о бытии, стремящемся к небытию, или новой «Книгой Экклезиаста» — проповедью о тщете (но проповедью, так сказать, «вверх тормашками»).

А может быть, дело как раз в том, что перед нами творение математика, то есть математическая модель человеческой жизни и поведения, допускающая множество разнообразных подстановок. Искуснейшая модель. Недаром один оксфордский студент утверждал, что в его жизни не было ни единого случая, чтобы ему (в самых разнообразных обстоятельствах) не вспомнилась строка или строфа из «Снарка», идеально подходящая именно к этой ситуации.

Проанализируем произведение.

— Вот где водится Снарк! — закричал Благозвон,

Выгружая с любовью людей:

Чтоб не сбило волной, их придерживал он

За власы пятернею своей.

Изображая сцену высадки, первый иллюстратор поэмы Генри Холидей поместил в толпу охотников две женские фигуры. По мнению ряда комментаторов, это Любовь, с которой их выгружает предводитель, и Надежда, с которой они охотятся на Снарка.

— Вот где водится Снарк! Объясню я потом,

Что слова нас такие бодрят.

Вот где водится Снарк! Знайте — истина в том,

Что повторено трижды подряд!

Благозвон формулирует знаменитое «тройное правило» на которое ссылается, в частности, Норберт Винер: «Вряд ли можно думать, что передача важного сообщения может быть поручена одному нейронному механизму. Как и вычислительная машина, мозг, вероятно, действует одному из вариантов знаменитого принципа, который изложил Льюис Кэрролл». «Тройным правилом» неоднократно пользуются герои поэмы.

Экипаж хоть куда: были здесь Башмаки[3]

И пошивщик Бантов и Беретов,

И Барышник — оценивать их рундуки;

И Барристер[4] — для дельных советов.

Сорок два сундука — и на всех начертать

Постарался он имя свое:

Но оставил в порту эту тяжкую кладь

Наш герой — и забыл про нее!

Число сундуков, скорее всего, символизирует возраст самого Кэрролла в момент написания поэмы. Есть основания полагать, что он частично отождествлял себя с Булочником

Откликался на «Эй!» и на клички длинней,

На «Пеки‑парики!», «Жги‑матрас!»,

«Слушай‑как‑там‑тебя», «Ах‑представьте‑себя!»

И особенно «Эй‑как‑бишь‑вас!»

Происхождение этих прозвищ до конца не выяснено, однако несомненна их связь с высокими температурами, с которыми постоянно имеет дело Булочник по долгу службы. С ними же связана его привычка трясти головой и время от времени пускать слезу.

Выход только такой: или с рук доставать

Где‑то должен кольчугу Бобер ‑

Дал Барышник совет; или жизнь страховать

В одной из известных контор.

Мартин Гарднер считает, что имеется в виду просто одна из страховых контор, пользующихся всеобщей известностью.

«Пусть малюет Меркатор полюса и экватор ‑

Что нам толку от тропиков всяких?» ‑

Благозвон прокричал — экипаж отвечал:

«Это только условные знаки!

Благозвон ошибается: на картах, выполненных в меркаторовской (прямоугольной) проекции, полюса, разумеется, отсутствуют.

Это было прекрасно; но потом стало ясно:

Тот, кого полагалось любить,

Бросил вызов пучине по одной лишь причине ‑

Чтобы в колокол громче звонить!

Все иллюстраторы поэмы неизменно изображают руководителя экспедиции с большим колоколом в руке.

— Дал совет он такой, — продолжал наш герой, ‑

«Если Снарка найдешь, не зевай:

Изловил — и назад, с ним попробуй салат,

И огонь из него выбивай

Когда Холидей прислал Кэрроллу на одобрение рисунок «изобретенного» им Снарка, Кэрролл написал, что это чудовище восхитительно, но не может быть допущено на страницы книги, ибо Снарк непредставим! «Непредставимость» Снарка иллюстрируется и двузначностью рекомендации дяди Булочника: непонятно, нужно ли кормить Снарка салатом или использовать его самого для приготовления оного.

Ибо Англия ждет — продолжать не могу:

Жуткий смысл вложен в громкую фразу.

Соберем лучше все, что предъявим врагу

В поединке немедля и сразу!

Начало знаменитой фразы адмирала Нельсона: «Англия ждет, что каждый исполнит свой долг», — сказанной перед началом Трафальгарской битвы, в которой он был смертельно ранен.

«Я...» — Судья говорит; Снарк ответствует: «Стыд!

Вы кругом абсолютно не правы!

Я считаю, друзья, обойтись тут нельзя

Нам без манориального права

«Манор» — феодальная община в средневековой Англии.

А потом сел на стул — жалок стал и сутул, ‑

И несвязно слова зазвучали.

Стало ясно по фразам, что утратил он разум,

Только кости тоскливо стучали

Судя по иллюстрации Г.Холидея, имеются в виду обыкновенные игральные кости.

Как видно, стиль произведений Кэрролла отличается высшей степенью трансграничности.

Черты уникального кэрролловского стиля отчетливо ощутимы и в других произведениях Кэрролла: «Сильви и Бруно», «Полуночных задачах», «Истории с узелками», «Что черепаха сказала Ахиллу», «Аллен Браун и Карр», «Евклиде и его современных соперниках», письмах к детям.

2. Трансграничность ОБРАЗОВ И СОБЫТИЙ В ТВОРЧЕСТВЕ КЭРРОЛЛА

Как было заметно в анализируемом выше произведении «Охота на Снарка», в произведениях Льюиса Кэрролла трансграничность отражается в пересекаемых различными границами разделяющими реальность от сказочности, происходящие мировые события и вымышленную действительность.

Кэрролл писал в то время, когда XX век уже начинал творить свои мифы. После Великой войны (так называли англичане Первую мировую) образ Кэрролла стал неуловимо меняться. Это были годы «победного шествия» «другого» анализа произведений атора, быстро распространившегося в Европе, Америке, России и даже в консервативной Англии. Уже в краткой «Заметке о Шалтае-Болтае», вышедшей в 1921 году, Дж. Б. Пристли высказывал провидческие опасения относительно того, что этой книгой вскоре займется «добрая тысяча важных тевтонцев», что «на сцену неизбежно явятся Фрейд и Юнг со своими последователями».

Можно отметить, что во всех произведениях Кэрролла в виду аллегорические и психоаналитические толкования. Подобно «Одиссее», Библии и другим великим порождениям человеческого гения, книги Кэрролла легко поддаются символическому прочтению любого рода — политическому, метафизическому, фрейдистскому. Некоторые из этих ученых интерпретаций могут вызвать лишь смех.

Шан Лесли, например, в статье «Льюис Кэрролл и Оксфордское движение» находит в произведениях Кэролла зашифрованную историю религиозных баталий викторианской Англии. Банка с апельсиновым вареньем, например, в его толковании — символ протестантизма (апельсины оранжевого цвета — отсюда связь с Вильгельмом Оранским и оранжистами). Поединок Рыцарей — это знаменитое столкновение Томаса Гексли[5] и епископа Сэмюэла Уилберфорса[6] Синяя Гусеница — это Бенджамен Джоветт[7], а Белая Королева — кардинал Джон Генри Ньюмен[8] тогда как Черная Королева — это кардинал Николас Уайзмэн[9], а Бармаглот «может только выражать отношение британцев к папству...»

Нетрудно предположить, что в последнее время большая часть толкований носит психоаналитический характер.

Для того, чтобы рассмотреть произведения Кэрролла и определить что в них выдумка – а что является проекцией на реальность достаточно сложно. По словам некоторых литературоведов, все попытки написать что-то о Кэрролле бессмысленны уже по своей сути. Как можно рассказать о человеке, который никогда не существовал, который, в свою очередь, ничуть не смущаясь этим фактом, умудрился написать книгу о событиях, тоже никогда нигде не происходивших?

Кэрролл— это китайская головоломка-шкатулка, абсурдные матрешки, вложенные друг в друга, до невероятия изящные лексические эксперименты, безупречный хаос сказки, просчитанной до запятой, до капли пота наборщика, до дрожаний ресниц над строкой. Создается впечатление, что читатель, читая его произведения находится между двумя мирами: между тем миром, в котором все происходит на самом деле: где герои произведений автора превращаются в реальных политических деятелей, забавные истории – в реальные мировые события и между сказочным безмятежным мирком, в котором можно стоять на голове – и все это будет легкой веселой сказкой, сном, который когда-то закончится. В этом и состоит явление трансграничности. Говоря словами самого Кэрролла, читатель находится в некой стране Между.

Игра, бесконечная игра со словами, читателем, собой, игра ради самой игры, без победителей и побежденных, песнь пастора, математика, профессора, изобретателя, фотографа, влюбленного.

Песнь песней Кэрролла.

Немного библейские сравнения, но они вполне уместны.

«видывала я такие холмы перед которыми этот холм — равнина»

В сущности, книги — это один из способов оставить свой оттиск на земной поверхности, росчерк в душах людей. И лучше всего это удается людям, случайным в творчестве.

Перенос реального в сказочное наблюдается у Кэрролла повсюду: даже образ Сумасшедшего Шляпника Кэрролла создан по образу профессионального заболевания 18-19 веков. В то время производители шляп сильно подвергались воздействию ртути, которая использовалась при изготовлении фетра.

Впоследствии многие страдали от повреждения мозга и становились психотическими или «сумасшедшими».

Не стоит забывать, что Кэрролл был математиком и физиком. Язык для Кэрролла не был набором пустых символов-слов, лишенных значения. Он видел в языке податливый пластический материал для проверки своих открытий. Предвосхитив своими смелыми экспериментами в области языка появление таких наук, как семантика и семиотика, Кэрролл, быть может, лучше, чем кто-нибудь другой, сознавал, какую опасность для непреложности выводов любой теории (Кэрролла прежде всего интересовала теория логического вывода) таят в себе неоднозначность живого языка, а также неумеренное использование интуитивных соображений, рассуждений по аналогии и отсутствие свода четко сформулированных правил вывода.

Интересны физические задачи Кэрролла, но его произведения обладают неотразимой привлекательностью в глазах и физической аудитории прежде всего потому, что «сумасшедшая» логика Кэрролла близка и созвучна логике современной физической теории, долженствующей сочетать в себе «безумные» идеи (по Бору) и математическое изящество (по Дираку).

Нетрудно заметить, что подавляемые импульсы Кэрролла нашли выход в безудержной фантазии сказок автора. Дети викторианской поры, прочитав их, безусловно, ощутили то же чувство освобождения и с восторгом встретили книги, в которых, наконец-то, не было благочестивой морали.

Но взрослые, который впоследствии стали анализировать произведения автора, вывели в свет новые значения и толкования образов и героев Льюиса Кэрролла. И на свет стали появляться статьи и публикации и высокой степени трансграничности в произведениях автора, когда читатель находится между сказкой и реальными событиями действительности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение можно сделать вывод.Время Кэрролла, не опасаясь преувеличений, можно назвать временем мифов, их бурного роста и широчайшего распространения. Можно было бы задаться вопросом о том, как и почему это происходит. Как соотносятся в мифе вымысел и факт? Что активизирует данную людям от века способность к мифотворчеству? Потребность ли заполнить образовавшуюся по тем или иным причинам пустоту в их жизни? Читая Кэрролла, вглядываясь в знакомые с детства черты героев, мы видим, как они меняются, послушные трансграничности: сквозь глянец парадного портрета вдруг проступает карикатура, а то и совсем иная физиономия. Изображение колеблется, лицо ускользает.

Кэрролл также создает шаржированную картину реальности. Картина мира, созданная Кэрролом, — это нереальная реальность. Сказочная картина, созданная Кэрроллом, — это реальная нереальность. Простой человек стремится по возможности отдалить появление противоречий. Кэрролл торопится ввести их «в игру» как можно скорее.

Наверное, можно найти другие подтверждения родственных связей выдуманного мира Кэрролла и реального мира. Но между Этими мирами есть и важное отличие. Кэрролл придумал свою Страну чудес, повинуясь лишь собственной фантазии. Задача естествоиспытателя — найти ту единственную модель, по которой он сможет понять реальный мир. Не его вина, что эта модель таит в себе сюрпризы, еще более неожиданные, чем те, которые встретились героям Кэрролла.

К сожалению, анализирую мировую обстановку и задумываясь о будущем, в современной картине мира мы встретили и еще встретим такие нелепицы, по сравнению с которыми нелепицы Кэрролла разумны, как толковый словарь.

Кэрролла мучила мысль о том, что он так и не создал книги для юношества, в которой нашла бы свое отражение хрнстианско-евангелическая доктрина. Его старания увенчались гигантским фантастическим романом «Сильви и Бруно», который вышел в двух отдельных частях. В этом романе есть превосходные комические сцены, а песнь Садовника, которая звучит, словно фуга на тему безумия, через весь роман», — это Кэрролл во всем блеске своего дарования.

Заключим работу категорическим утверждением одного из наиболее влиятельных современных американских критиков: «Кэрролл вовсе не автор нонсенсов, — сказал Хэролд Блум. — Загадка — это не нонсенс»[4].


СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Галинская И.Л. Льюис Кэрролл и загадки его текстов — М.: ИНИОН РАН, 1995—76 с

2. Данилов К.А., Смородинский Я.А. Физик читает Кэрролла, — М.: Время, 2000. – 132с.

3. Кэрролл Л. История с узелками. – М.: Мир. 1973г. — 408с.

4. Кэрролл Л. Охота на Снарка. Пер. с англ. Г.Кружкова, илл. Л.Тишкова — М.: Рукитис, 1991. — 88 с.,

5. Кэрролл Льюис. Серия Шедевры классической поэзии для юных читателей. Худ. Сост. Е. Витковский, — М.: ЭКСМО, 2003г. — 48с.

6. Юнг Карл Густав и др. Человек и его символы/ под общей ред. С.Н. Сиренко. – М.: Серебряные нити, 1998. – 284с.


[1] Ronald W. Clark. Einstein. The Life and Times. NY, 1971, p. 27-28

[2] Падни Дж. Указ. соч. — С.28

[3] «Башмаки» — так в Англии называли чистильщиков обуви в отелях; постояльцы выставляют ее в коридор, а наутро она оказывается начищенной, причем исполнителя этой операции, как и кэрролловского персонажа, за работой никто не видит. «Барристер» — высшее звание адвоката.

[4] «Барристер» — высшее звание адвоката

[5] Гексли (Хаксли), Томас (1825-1895) — английский ученый и писатель. Выдающийся биолог, сторонник теории эволюции, он называл себя «агностиком». В 1883 г. был избран президентом Королевского общества

[6] Уилберфорс, Сэмюэл (1805-1873) — английский епископ

[7] Доветт, Бенджамен (1817-1893) — английский ученый-классик, автор «Интерпретации Библии» (1860) и других работ, вызвавших ожесточенные споры в кругах английских теологов.

[8] Ньюмен, Джон Генри (1801-1890) — английский богослов и писатель. В 1845 г. принял католичество; в 1879 г. был посвящен в сан кардинала.

[9] Уайзмэн, Николас Патрик Стивен (1802-1865) — английский кардинал и писатель

еще рефераты
Еще работы по литературе: зарубежной