Реферат: Захаров Н. Л. За 12 Социальные регуляторы деятельности российского государственного служащего

Русский Гуманитарный Интернет Университет

Библиотека

Учебной и научной литературы

WWW.I-U.RU

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ при ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Н.Л.ЗАХАРОВ

СОЦИАЛЬНЫЕ РЕГУЛЯТОРЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО

Издательство РАГС

МОСКВА 2002

ББК 60.55

За 12

Рекомендовано к изданию
кафедрой государственной службы и кадровой политики

Рецензенты:

В.Г. Смольков — доктор философских наук, профессор

К.О. Магомедов — доктор социологических наук

Ответственный научный редактор

Б.Т. Пономаренко — доктор исторических наук, профессор

Захаров Н.Л.

За 12 Социальные регуляторы деятельности российского государственного служащего. – М.: Изд-во РАГС, 2002. – 118 с.

Исследуются социальные регуляторы деятельности индивида, сложившиеся в российском социуме, которые, оставаясь по сути стабильными, влияют на поведение людей в различных профессиональных сферах. Изучая влияние этих регуляторов на деятельность государственных служащих, автор рассматривает основы российской социальной системы, регуляторы поведения российского госслужащего, этические основы социума в России, мотивационную модель госслужащего и др.

Для государственных и муниципальных служащих, изучающих проблемы государственного и муниципального управления, а также смежные дисциплины – социологию, культурологию, социальную психологию.

ББК 60.55

© Захаров Н.Л., 2002

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

В любом обществе есть единое социальное основание, которое, оставаясь относительно неизменным, служит общей системой координат, задавая индивидам нормы взаимодействия и способы ориентации в социуме. Данная идея принадлежит М. Веберу, исследовавшему в начале ХХ века «дух протестантизма» [. [1] ], а близкую по сути мысль, высказал в то же время философ Н.А. Бердяев, утверждая, что «русский дух» имеет единое основание [[2] ].

Можно утверждать, что общая система координат российского общества оказывает влияние на каждую его отдельную социальную группу, в том числе и на корпус государственной службы Российской Федерации. Российские государственные служащие ориентированы теми же целями и нормами, которые свойственны и любому другому представителю российского общества, поэтому регуляторами их социальных действий являются не только профессиональными требованиями, но и единое социальное основание, имеющее метафорическое наименование – «российский» дух.

За последнее столетие российское общество претерпело существенную трансформацию, однако нет оснований полагать, что его социальные основы, регулирующие поведение индивидов, существенным образом изменились. Безусловно, настоящее вносит свои поправки. На смену одним целям приходят другие, меняются нормы социального взаимодействия, но сами способы взаимодействия индивидов и характер их стремления к целям остается прежним. Эти регуляторы социального действия, складывающиеся столетиями, не поддаются насильственной модернизации. А поэтому попытки внедрить новшества без учета сложившейся системы социального поведения людей не достигают результата. На это обращал внимание еще в середине XIX века основатель социологии О. Конт, утверждая, что пока же отдельные умы не примкнут единодушно к некоторому числу общих идей, на основании которых можно построить общую социальную доктрину, народы, несмотря ни на какие политические паллиативы, по необходимости останутся в революционном состоянии, и будут вырабатывать только временные учреждения [[3], 33].

В данной работе предпринята попытка изучить «координаты» российского социума, в которых действует современный государственный служащий, и определить социальные параметры позитивного и эффективного реформирования государственной службы.

ГЛАВА I. РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛЬНАЯ СИСТЕМА

1. «РУССКИЙ ВОПРОС» В ИСТОРИИ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ

Социальные основы российского социума – проблема, напрямую связанная с вопросом об особенностях русского пути. Впервые эта тема зазвучала еще в середине XIX века в дискуссиях «славянофилов» и «западников».

Появление славянофильского направления общественной мысли было связано с откликом на «Философические письма» П.Я. Чаадаева,[4] которые по выражению Н.А. Бердяева «пробудили общественную мысль».[5] В этих «письмах» П.Я. Чаадаев фиксирует внимание на «отлученность» России от мирового общественного процесса, ее закрытость и непринятие культурных ценностей европейского мира, опередившего ее в своем развитии.

Откликом на «письма» явилось возникновение славянофильского идейного подхода, согласно которому Россия движется по своему особому историческому пути, не похожему ни на путь европейских, ни каких-либо других народов (за исключением славян, которым предопределен такой же путь). Он обусловлен самобытностью России, что проявилось в отсутствии социальных противоречий и классовой борьбы, в русской поземельной общине, в православии как единственно истинной вере. Большую роль в выработке этих взглядов вместе со своими единомышленниками сыграли И.В. Киреевский,[6] А.С. Хомяков[7] и др. Славянофилы критиковали, прежде всего, принятие западноевропейских политических форм, однако приветствовали техническое и экономическое развитие. В идейном, философском плане, западному критическому рационализму противопоставлялась «волевая целостность», построенная на «истинной вере» православной церкви. Именно поэтому русскому народу предназначена особая «миссия»: дать миру справедливые экономические и социальные формы, вытекающие из принципа построения русской общины.

Противостояли «славянофилам» «западники», среди которых наиболее яркие имена – А.И. Герцен, Н.П. Огарев,[8] Т.Н. Грановский,[9] И.С. Тургенев и др. Источником полемики двух идейных течений служили петровские реформы и их оценка. Славянофилам было свойственно идеализировать допетровскую эпоху. Западники, напротив, видели в реформах Петра решительный первый шаг в усвоении передовых достижений западной Европы и полагали, что успех России зависит от активности в их принятии. Таковыми передовыми достижениями считались институты буржуазного общества и социалистические идеи. В целом социально-исторический подход западников сводился к мысли, что целью развития общества является социализм (в понимании XIX века), а достичь его возможно, проводя буржуазные преобразования и вводя социальные институты аналогичные европейским.

Накал дискуссии и непримиримость сторон обуславливались актуальной проблемой того времени – проблемой крепостничества. И, по сути, вопрос о том, как отменить крепостничество, лежал в основе диспутов славянофилов и западников, что в свое время отмечал А.И. Герцен: «весь русский вопрос … заключается в вопросе о крепостном праве».[10] В целом именно эти два течения определили мыслительные парадигмы решения «русского вопроса». Зафиксируем их основные моменты.

Славянофилы:

— Россия самобытна, ее исторический путь не имеет аналогов, влияние Запада на Россию разрушительно. Данный принцип обуславливает культурную закрытость и изоляцию;

— России принадлежит особая роль, миссия в создании для мира справедливого социального строя. Отсюда идея мессианства.

— Западники:

— Открытость России Западу, активное принятие его достижений и использование «передового» опыта;

— Следование за Западом (создание в России социальных институтов, прежде всего политических, по западному образцу).

Пафос и сила дискуссии повлияли на возникновение социологических и культурологических концепций, стремившихся научными методами разрешить так называемый «русский вопрос». Выходят в свет работы Н.Я. Данилевского[11] и К.Н. Леонтьева.[12] Н.Я. Данилевскому принадлежит заслуга в создании теории исторического круговорота (как альтернативы теории европоцентристского прогресса), предвосхитившая концепцию О. Шпенглера. Исходя из идеи круговорота, Н.Я. Данилевский обосновывает историческую самобытность России (впрочем, как и любого другого общества). По его мнению, великие цивилизации развили один из видов деятельности (таких видов деятельности четыре: религиозная, культурная, политическая, социально-экономическая). России суждено развить все четыре вида деятельности – в этом ее роль в истории.

На взгляды К.Н. Леонтьева в значительной степени оказала влияние концепция исторических культурных типов Н.Я. Данилевского, исходя из которой К.Н. Леонтьев полагал, что влияние запада как влияние либерально-буржуазного образа жизни способствует разрушению русского общества. Предохраняют же его твердая монархия, сословный принцип стратификации общества, строгая церковность и сохранение крестьянской общины. В целом эти ученые концептуально оформили славянофильскую парадигму.

После отмены крепостного права острота дискуссии по «русскому вопросу» снижается. В начале ХХ века под влиянием революций с новой силой разгорается идейная борьба о путях России. Ее источником становится вопрос о земле (в дискуссиях по которому постоянно поднимается проблема самодержавия). Постепенно приобрели очертания два подхода – «либеральный» и «социалистический». Эти два идейных направления начала ХХ века по терминологии, комплексу взглядов, в том числе и на политическое устройство, имели мало общего с западниками и славянофилами прошлого века. Однако либералы ориентировались на реформирование России и создание политических и экономических институтов, аналогичных западным, социалисты – на построение нового, «прогрессивного» строя, отказавшись от принятия (или ограниченного принятия) западных институтов. Предпосылкой такого строя является русская земледельческая община, которая в своем развитии и должна стать источником нового социального устройства.

В связи с этим можно утверждать, что именно в идеологии либералов в измененном виде нашел свое воплощение подход западников, который утратил революционный радикализм, но сохранил принцип принятия ценностей других культур. Социалисты отличались готовностью на крайние социальные преобразования и желанием реализовать миссию русского народа в создании наилучшего социального устройства. Их решимость, готовность к действию, к радикальным переменам ничего общего не имела со славянофилами, но генеральный принцип – мессианизм русского народа, шел именно от них.

В дальнейшем после длительного идейного брожения и под влиянием социальных катаклизмов из социалистического подхода выкристаллизуется коммунистическая идеология, которая, как убедительно доказал Н.Я. Бердяев, была соотносима с принципами славянофильства.[13]

После Гражданской войны либеральное направление русской общественной мысли будет физически разгромлено, а некоторые его представители окажутся в эмиграции. И здесь либерализм либо примет форму негативной оппозиции коммунизму (антикоммунизм), либо представители этого направления утратят интерес к «русскому вопросу» и займутся исследованием актуальных для Запада проблем. Однако и в среде эмиграции наряду с либеральным западничеством в 20-е годы возникнет новая трансформация славянофильства – «евразийство»[14]. Социалистическая идеология, будучи дискредитирована революцией, не могла быть принята эмиграцией. Отсюда и новое звучание основного славянофильского принципа.

Наиболее видными евразийцами были Н. Трубецкой, М. Шахматов, В. Ильин и другие. Евразийцы видели корни российской культуры не только во влиянии Византии (как, например Киреевский, Хомяков и др.), но и влиянии Дикого поля. И соотносили Российское государство с империей Чингиз-хана. По их мнению, российская культура самодостаточна и не нуждается в принятии ценностей западной культуры. Вместе с тем, особая организация России позволяет концентрировать всю свою энергию, а способом реализации этой энергии является осуществление миссии – организация вселенной[15] .

В самой России (Советской России) в полной мере основные принципы славянофильства и на практике, и в идеологии проявились в российском коммунизме. Общество организуется как большая община во главе с патриархом (генеральным секретарем), миссия – принесение справедливого миропорядка другим народам через мировую революцию (Л.Д. Троцкий) или мировую войну (И.В. Сталин). Поэтому на протяжении эпохи Советской власти вопрос о путях России общественной мыслью не дискутировался. Его решение было поставлено на практическую основу – строился «коммунизм», и общественная мысль либо идеологически обосновывала необходимость такого «пути», критикуя инакомыслие (советская литература), либо напротив критиковала «советский строй» (самиздат и эмигрантская литература), и как таковой дискуссии о путях России не было. Только в 80-е годы появятся работы Ф.Ф. Нестерова,[16] В.А. Чивилихина[17] и др., вновь поднимающие «русский вопрос», который опять становится актуальным. В начале 90-х годов происходит становление системного подхода в исследовании «русского вопроса», в разработку и применение которого большой вклад внесли А.С. Ахиезер, Л.Н. Гумилев, и др.

Первую попытку постижения русского общества с точки зрения системного подхода делает еще в 70-е годы Л.Н. Гумилев[18]. Предмет его научного изучения – только этнический аспект. В этом плане наиболее удачно оказались исследованы вопросы, связанные с пониманием социальной активности в истории (пассионарность), этническая комплиментарность, процессы становления этносов, влияние этнических факторов на культуру.

Попытку проникнуть во внутренний механизм динамики России как культуры сделал А.С. Ахиезер. По его мнению, для России характерны колебания между «авторитаризмом» и «соборностью» с закономерными уклонами в крайний авторитаризм и катастрофическую дезорганизацию. Идейно-культурная основа таких переходов — это манихейский, черно-белый взгляд на мир и внутрикультурный раскол в обществе и личности. Каждая часть общества, в том числе и раздвоенная личность, пытается единым порывом решить все проблемы, применяя при этом противоположные средства, что ведет к национальным катастрофам. По мнению А.С. Ахиезера, в истории России было три таких катастрофы: в XIII в. — междоусобицы, в XVII в. — смуты, в начале XX в. — революции. Угроза четвертой национальной катастрофы возникла в конце XX столетия. Позиция А.С. Ахиезера интересна и тем, что, фиксируя авторитаризм и соборность, а также и ряд промежуточных состояний, он показывает логику перехода общества от одного состояния к другому. Спасение России — в усилении срединной культуры, уходе от крайностей[19] .

На сегодняшний день либеральная идеология находит свое воплощение в практических экономических и политических реформах власти. Идеологически либеральная общественная мысль инициируется работами А.С. Ахиезера[20], которые в настоящее время можно рассматривать как теоретический манифест западнического либерализма. Славянофильство обнаруживают себя в идеологии современного коммунизма и евразийства. Однако современная коммунистическая идеология представляет собой популистский комплекс идей и призывов, а не научную теорию (как прежде). Теория евразийства, напротив, имеет научное обоснование, чему способствовали ряд открытых дискуссий[21]. Таким образом, можно утверждать, что «русский вопрос» и сегодня присутствует в дискуссии, инициируемой сторонниками Ахиезера и Гумилева (либералов и евразийцев).

Особенность современной дискуссии заключается не в желании показать (как в XIX веке) или навязать (как в начале ХХ века) какой-то определенный «путь», а представляет собой стремление понять «постоянные» и «переменные» российского социума в диахронном и синхронном плане. Отсюда и метод, используемый исследователями, – системный анализ, на котором основываются теории Л.Н. Гумилева и А.С. Ахиезера.

На сегодняшний день тематике «русского вопроса» посвящено более тысячи различных публикаций, только в электронном каталоге Государственной публичной библиотеки за 2000 год зафиксировано до 300 изданий от публицистических эссе до научных работ, от статей и тезисов до теоретических концепций, воплощенных в монографиях и диссертациях. Диапазон проблем – от анализа отдельных особенностей «русской ментальности» до теоретических концепций, стремящихся рассмотреть вопрос целиком. Отметим наиболее заметные из них.

Достаточно крупной работой является историко-социологическое эссе В. Кантора. Пафос работы созвучен с названием – Россия есть европейская держава[22]. Другие труды российских ученых посвящены отдельным аспектам «русского вопроса». Так например, И. Пантин и Е. Плимак полагают, что российский социум в XIX-ХХ вв. приобрел черты уникального «кентавра»: на земледельческую традиционную культуру стала настраиваться «сверху» буржуазная цивилизация[23]. В.И. Умов и В.В. Лапкин[24] доказывают включенность России в мировой контекст и влияние длинных экономических волн на ее развитие с конца XVIII по конец XX в.

В работах К.А.Абульхановой-Славской дан сравнительный анализ понимания свободы и отношения к ней западного индивида и русского человека[25]. Социологические и психологические исследования Е.С. Балабановой дают богатый материал для анализа типичных только для российского общества аномий. Весьма яркой работой является публикация И.Р. Яковенко[26], который видит стержень русской ментальности в противоречии представлений о сущем и должном (в определенной мере его мысли оказываются созвучными идее инверсии А.С. Ахиезера). Из них вырастает социальное противоречие несоответствия трансцендентальных целей и инструментальных норм, обеспечивающих существование индивида. В этом И.Р. Яковенко видит и причины «неустроенности», правдоискательства и революций.

Анализу собственно природного фактора на формирование способов хозяйственной деятельности и культуру посвящены исследования Ю. Олейникова.[27] Более широко рассматривается этот вопрос в работах М.А. Молчанова,[28] О. Шахназарова. [29]

По мнению М.А. Молчанова, Россия столкнулась с проблемами, связанными с глобализацией. Будучи «закрытой» страной, она находилась на периферии мирового сообщества, оставаясь при этом сверхдержавой, способной оказывать влияние на мир. Собственно мировое сообщество имеет иерархическое устройство. На вершине пирамиды находится небольшое количество стран, добившихся своего положения в нелегком соперничестве борьбе и оберегающих свой высший статус. Вступление России в это мировое сообщество предполагает три ее возможные роли – войти в элиту (добившись этого в тяжелой конкурентной борьбе, выдвинув на мировой рынок массовую, недорогую и качественную продукцию), остаться на вторых ролях (как страны восточной Европы), или превратиться в сырьевой придаток элиты. Особенность действий руководящих кругов России заключалась в претензии на элитное положение России, что не соответствует ее экономическим возможностям. Отсюда чрезмерная «открытость» Западу, стремление с помощью быстрого «принятия новой веры» (а не реального экономического процесса) получить те плоды, которые Запад выращивал столетиями, следствием чего и явился затяжной кризис.

Ряд интересных идей предлагает О. Шахназаров[30]. Его произведение по характеру, подходу и предмету напоминает известную веберовскую «Этику протестантизма…»[31]. Суть идеи О. Шахназарова – характер (способ) освоения природной среды предполагает определенную хозяйственную этику. О.Шахназаров выдвигает интересную идею. Реформация в Европе сопровождалась войнами, закончилась буржуазными революциями и привела к эпохе индустриализма. Аналогом этого в России были крестьянско-казацкие «протестантские» войны, начавшиеся после Раскола, участниками которых были преимущественно староверы. Русское староверчество под давлением внешних обстоятельств (в первую очередь царизма) сформировало свою идеологию. Советы – продукт этой идеологии. Соединение большевизма и Советов привело к возникновению «коммунизма» – русского протестантизма. Идеи О.Шахназарова представляют дискуссионный материал для данного исследования.

Столь значительный интерес к «русскому вопросу» – свидетельство его актуальности и, даже более того, решение его связано с выживанием российского общества. Отсюда и большое количество работ, посвященных прогнозированию, исследованию перспективы развития, созданию образа будущего. Однако, на наш взгляд, человеческий интеллект еще только приближается к технологиям адекватного моделирования исторического процесса. Принятие той или иной модели социального развития в целом или отдельных форм политического и экономического совершенствования всегда связано с опасностью того, что такая модель либо окажет разрушающее воздействие на социум, либо будет трансформирована до неузнаваемости и не даст ожидаемого эффекта. Кроме того, социальные модели лишены возможности пройти предварительную апробацию, так как она осуществляется только в самом процессе социальной практики, а поэтому любое принятие социальных моделей, даже если они прошли успешную апробацию в других обществах, всегда несет определенный риск. Между тем, полная закрытость социума от других сообществ, отказ от выработки и принятия новых моделей (в том числе и «импортных») неминуемо ведет к его упрощению и деградации (яркий пример истории Советского общества). Следовательно, для нормального функционирования необходим социальный механизм принятия и адаптации ценностей и социальных инструментов других культур. Такой механизм возможен, если определены неизменные составляющие социума, тогда может произойти принятие феноменов иных культур, если они оказываются комплиментарны и адаптивны к этим составляющим.

2. ОСНОВЫ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ

В настоящее время вместе со сменой календарной эры, приходом третьего тысячелетия, человечество вступило в новую эпоху, связанную с глобальными изменениями в экономике, политике, культуре. В России этот процесс протекает на фоне социальных изменений, произошедших в последнее десятилетие. Сегодня наше общество стало открытым к принятию нравственных ценностей, политических норм и технологических инноваций других культур. Открытость общества вместе с положительными результатами принесла и негативные последствия, которые проявились в дезинтеграции общества (несогласованность культурных целей; противоречие целей общества и целей индивидов; конфликт целей и институциональных средств их достижения), ее следствием явилось противостояние друг другу социальных групп, общественных сил, что привело к нестабильности общества и социальным катаклизмам.

Зачастую преодоление дезинтеграции в российской истории осуществлялось в ходе борьбы как «победа» одной из социальных сил, в результате которой либо принимались ценности иной культуры и, тем самым, осуществлялась насильственная инновация общества, либо, наоборот, отвергались «новые» ценности и общество также насильно консервировалось, закрываясь от внешнего влияния. В настоящее время следствием противостояния сил может явиться, как и прежде, борьба и возвращение истории «на круги своя», либо в результате социальной рефлексии кризисного положения будет выработан кардинально иной способ его разрешения. В этом и состоит современный ракурс проблемы, фокусируемый в комплекс вопросов: «сохранит» ли Россия «свое лицо», несмотря на кризисные трансформации всего общества; останется ли в результате этих трансформаций нечто неизменное; может ли это неизменное служить основой для позитивного взаимодействия российского общества с другими культурами или, напротив, оно будет препятствием; существуют ли социально приемлемые способы преодоления этого препятствия.

Одним из важнейших аспектов социальной рефлексии является постижение механизма согласования целей общества и целей индивида, способов регуляции обществом ценностных устремлений индивидов. И особенно это важно в сложившейся системе государственной службы, которая является, с одной стороны, «слепком» российского общества, а с другой стороны, «образцом» и «модельным примером» для отдельных российских сообществ.

Итак, российское общество стоит перед альтернативой: либо борьба, либо социальная рефлексия, заключающаяся в постижении обществом своих неизменных основ. Некогда Архимед, утверждал, что если ему дать точку опоры, он перевернет весь мир. Опора, основа — это действительна та исходная, неизменная точка, оттолкнувшись от которой можно начать позитивные изменения. В глобальном смысле — это движение к гуманистическим идеалам и ценностям, в практическом — это реформирование общества и создание его эффективно действующих структур (экономики, государства, гражданского общества и т.п.). Однако, движение к цели и ее достижение возможно только в том случае, если определена исходная точка. Именно от нее отталкивается общество для своего дальнейшего движения. Не определив исходных основ, не возможно приблизиться к цели. Отсутствие опоры приведет к «пробуксовке» механизма социального движения.

В этой связи ключевым понятием для данной работы является «социальная основа». Основа, в данном случае, – это константа состояния, не зависящая от изменения как условий существования, так и системы координат. Исходя из этого «социальная основа» должна предполагать неизменность некоего социального феномена, какое бы действие на него ни оказывали те или иные факторы. Однако вряд ли найдется хоть одно социальное явление, соответствующее такой дефиниции. Социальные феномены обладают высокой изменчивостью, пластичностью. На смену одним приходят другие. И в этом постоянном потоке социальной изменчивости довольно трудно найти основы. Между тем, социальное движение, имеющее высокое непостоянство, не является исключительно хаотическим движением. В социуме постоянно проходят процессы как разупорядочения, так и упорядочения, поэтому социум и сохраняет свою целостность, представляя собой социальную систему, характеризующуюся:

— комплексностью (представляет собой сложное образование, имеющее разнообразные элементы);

— целостностью (взаимодополняющая «работа» элементов обеспечивает слаженность и единство всего комплекса);

— взаимосвязями и взаимоотношениями элементов;

— структурностью (определенный строй элементов, порядок их взаимодействия);

— определенностью, или противостоянием среде[32] .

Поддержание собственной целостности системами достигается в процессе самоорганизации. «Спонтанное образование систем из не связанных на данном отрезке времени элементов или непроизвольное внутреннее упорядочение понимается как самоорганизация»[33] (данное определение профессора В.Л.Романова созвучно представлениям автора и является необходимым рабочим определением для данной работы). В общем смысле социальное движение тождественно процессу социальной самоорганизации. Социуму, как самоорганизующейся (диссипативной) системе, свойственно динамичное упорядоченно-хаотичное состояние. В процессе самоорганизации те только постоянно изменчив, но и упорядочен. Упорядоченность социума достигается за счет того, что самоорганизация предполагает свое регулирование. В этом смысле упорядоченность и регулирование[34] – тождественные понятия. Социальная система, находясь в изменчивом состоянии самоорганизации, вынуждена неизменно упорядочивать себя, регулировать. В этом смысле социальные регуляторы — и есть неизменныесоциальные основы.

Однако постоянство социальных регуляторов весьма относительно. Они также изменчивы при константности генеральных функций, которые были определены в начале века А.А. Богдановым: консервативный подбор (или сохранение), подвижное равновесие (или баланс изменения и сохранения), прогрессивный подбор (или обновление)[35]. Регуляторы, говоря образно, подбирают строительные элементы общества и, имея определенную социальную форму, могут изменяться или заменяться другими. Признавая изменчивость конкретных форм регуляторов, необходимо отметить, что консервативный подбор должен пользоваться такими формами, которые могут существовать долговременнее, нежели формы поддержания равновесия или прогрессивного подбора. То есть трансформация формы регулирования, выполняющей функцию консервативного подбора равнозначна замене данной функции.

Таким образом, социальные основы есть социальные регуляторы консервативного подбора, действующие как долговременные формы социальной упорядоченности .

Консервативный подбор как определенная социальная функция присущ любой системе, в том числе и социальной. И существует с момента его возникновения. Вместе с тем, конкретные формы социального регулирования, опредмеченные в определенных социальных структурах, институтах и т.п. достаточно изменчивы. К примеру, за последние полтора столетия сменились институты социального регулирования, а вместе с тем изменялись и взгляды социологов. В свое время О. Конт в качестве «социальных основ» полагал государство, религию и семью – определенные, социальные структуры, осуществляющие столь же определенные социальные функции. В дальнейшем, через столетие Т. Парсонс описывает основы социальной системы с точки зрения ее структуры и функций, предложив структурные элементы (блоки): 1). адаптация, 2). достижение цели, 3). интеграция и 4). латентности[36]. В 60-годы концепция Т.Парсонса подверглась критике, по мнению Ч. Миллза, ее главная слабость в том, что она не может объяснить социальных изменений. В этом заключается познавательный парадокс – исследование социальных основ общества лишает ученого возможности объяснять социальные изменения. Особенно сложно объяснить основы обществ, в которых происходят сложные динамические процессы, связанные с коренными преобразованиями. Концентрируя внимание только на основах, исключая возможность изменчивости, мы должны признать, что в ХХ веке на севере Евразии, сменяя друг друга, существовали три несхожие социальные системы – Российская Империя, Советский Союз и Российская Федерация, имеющие различия:

— в экономическом плане (типы хозяйствования):

— Российская Империя – помещичье хозяйство, капиталистическое хозяйство, мелкотоварное хозяйство;

— СССР — преимущественно государственная собственность (социалистическое хозяйство);

— Российская Федерация (очень трудно определить тип хозяйствования, т.к. он не соответствует ни одному из известных форм) назовем его условно – «приватизированное» хозяйствование;

— в политическом – также различные формы и режимы;

— при этом наблюдается особая специфика – функция интеграции и поддержания порядка чаще всего сливаются вместе и реализуются через одни и те же институты. Так, например, в Российской Империи выполняла православная церковь, как структурный блок государственного управления. В СССР эти функции, а также и функцию целевую (политическую) осуществляла КПСС, являясь иерархическим центром государства.

Таким образом, социальные системы России – монархическая, советская и современная, с точки зрения подхода Т. Парсонса, различны не только по разности функций, их содержательному характеру, но и по их структурной композиции. Следовательно, для того чтобы описать Российский социум, необходим несколько иной взгляд на понимание социальной системы нежели подход О.Конта, отчасти Э.Дюркгейма, Т.Парсонса, которым свойственно описывать субстрат системы с точки зрения структур и функций. Но чтобы понять социум, имеющий сложную историческую кривую развития одного субстратного (струкурно-функционального) подхода оказывается недостаточно. Дело в том, что историческая изменчивость приводит к утрате тех или иных социальных структур, трансформации элементов социума, но при этом сохраняется нечто единое, общее, неизменное, недопускающее полного развала социума при самых драматичных коллизиях и сохраняющее «неповторимый лик» культуры в периоды расцвета.

На наш взгляд, подход к пониманию обществ, имеющих сложную историческую динамику, должен основываться на субстанциальном подходе, который предполагает не описание содержания социальной системы, ее структуры, а характеризует ее социальные основы, социальные регуляторы, существующие как относительно неизменные связи и отношения. Именно поэтому структура социума, как и ее субстрат, остается за рамками нашего исследования, интерес которого составляет субстанциальная сторона социальной системы, раскрывающаяся в связях и отношениях, приобретающих для социума характер «неделимых» и «неуничтожимых» основ, обеспечивающих его устойчивость.

В этой связи социальная система понимается как определенное поле социальных координат, образующееся как объективный результат функционирования социума изадающее индивиду сферу его действия: функционирования, развития, взаимодействия, мотивации, социальной ориентации и т.п. Сложившись, эти координаты закрепляются в особенностях, стереотипах поведения и мышления отдельных индивидов. Поэтому два индивида оказавшись вне пределов своего социума, взаимодействуя друг с другом, в состоянии воспроизвести модель своего социума. Однако стоит признать, что отдельный индивид, оказавшись в иной социальной системе, будучи в нее включен, вынужден будет адаптироваться к ее.

Российская социальная система, понимается нами как система – долговременных социальных регуляторов, задающих условия социальной деятельности индивидов.

3. ИЕРАРХИЧЕСКАЯ ФОРМА САМООРГАНИЗАЦИИ КАК СОЦИАЛЬНАЯ ОСНОВА РОССИЙСКОГО СОЦИУМА

Сохранение системной целостности, как отмечено, обеспечивается самоорганизацией. Обычно система возникает спонтанно. Изначально, исходя из условий окружающей среды, возникают отдельные активности, которые случайным образом создают то, что Богданов называет «организационным комплексом». В результате взаимодействия этих активностей в организационном комплексе формируется алгоритм взаимодействия, «эмерджентная»[37] клеточка системы. «Организационный комплекс», построенный только на алгоритме активностей может пониматься как система, но система предельно неустойчивая. Относительная устойчивость достигается системой тогда, когда расходуемая энергия активностей начнет перерабатывать ресурсы среды в свой субстрат, в результате чего создается защитная форма, способная противостоять сбивающим факторам. Данная форма задает определенное построение элементов системы и осуществляет их подбор в условиях постоянно действующих сбивающих факторов. По нашему мнению, существуют две такие формы самоорганизации: иерархическая и плюралистическая. Первая предполагает дифференциацию элементов, вторая – уравнение; иерархия предполагает центр системы, плюрализм – многоцентрие.

ФОРМЫ САМООРГАНИЗАЦИИ СИСТЕМЫ: ИЕРАРХИЯ И ПЛЮРАЛИЗМ

Сравнивая две формы самоорганизации – иерархическую и плюралистическую, необходимо признать, что они равнозначны (во всяком случае, у нас нет оснований, утверждать, что какая-то из них имеет преимущество). Хотя в чистом виде они не встречаются, т.к. реальные социальные системы включают в себя обе формы управления, но чаще просматривается тенденция одной из них. Учитывая это, мы можем отнести то или иное человеческое сообщество к иерархическому или плюралистическому. Однако существует барьер первичного восприятия – практически любой современный социум признается как иерархический. Но принимая способ контроля в качестве основного критерия отличия, мы обнаруживаем, что в одних обществах традиционно формировался взаимоконтроль, а в других — функция контроля аккумулировалась в управляющем центре. На Западе со времен средневековья, исходя из анализа принципов феодального права,[38] наблюдается плюралистическая тенденция, тогда как в России – иерархическая. Вместе со становлением системы, именно тогда, когда закладывается программа или основной алгоритм действия, возникает форма самоорганизации, которая становится элементом целостной программы, защищающая систему от сбоев, т.е. отвечающим за её самосохранение (поэтому форма самоорганизации равнозначна функции иммунитета в организме). Система, как правило, гибнет после того, как изменяется форма ее самоорганизации. Однако реальный опыт показывает – даже после развала системы на отдельные подсистемы и элементы, форма самоорганизаци сохраняется внутри дезинтегрированных элементов, что в конечном итоге может привести и к возрождению системы в целом. Это возможно в том случае, если в каждом элементе присутствует в снятом виде и форма самоорганизации.

ИЕРАРХИЧЕСК АЯ ФОРМА САМООРГАНИЗАЦИИ

Идеи иерархического, централизованного социального управления зародились в Китае в VI-IV веках до н.э. и были, с одной стороны, продиктованы требованиями реальной практики, необходимостью выработки наиболее оптимальной модели управления, а, с другой, – результатом развития управленческой мысли, в которой были последовательно воплощены: идеи морали в управлении Конфуция; принципы построения исполнительной власти Мо-Цзы; организационные постулаты централизма легистов и других.[39] Исторический опыт древнего Китая обусловил становление централизованного иерархического управления, что было связано с длительным периодом «Чжань го» – «Воюющих царств» (V-III веках до н.э.), известным междоусобными войнами и набегами кочевников, а также с резким изменением природной среды (климатическими и ландшафтными катаклизмами), который мог быть преодолен в результате создания эффективной модели социального управления. Концепция такого управления сложилась в умах китайских мыслителей и была реализована в создании единой китайской империи (царство Цинь) и реформах Шан Яна (основателя легизма – 390-338 гг. до н.э.). Эпоха «Цинь», сменившая «Чжань го», была периодом расцвета экономики и культуры Китая.[40] Идеи и социальная практика китайцев позволили выработать так называемую «китайскую», или иерархическую модель управления, которая окончательно сложилась к началу новой эры, и получила распространение на Востоке Евразии как способ социального управления, а также как модель организации отдельных социальных образований, в первую очередь армии.

«Понятие «иерархия» используют тогда, когда речь заходит о сложных формах субординации. Она упорядочивает по линии соподчинения не просто целостности, а системы, в которых деятельность одного порядка оказывается зависимой от деятельности второго порядка, деятельность второго порядка — от деятельности третьего порядка и т.д.».[41] В иерархических системах предполагается не просто различие подсистем, но и более строгая дифференциация по потреблению ресурсов и разной степени защиты таких подсистем от сбивающих факторов. Иерархическая система определяет приоритет в потреблении ресурсов и наивысшую степень защиты для подсистемы управления[42] .

Соответственно, тенденцию системы к дифференциации своих подсистем по приоритетности отношения их к защите и потреблению ресурсов назовем иерархическая тенденция. Иерархическая система в нашем понимании та, в которой преимущественно реализуется указанная тенденция, а иерархическая структура – таковая, в которой элементы построены иерархически, а высший уровень отведен управляющему центру.

Перечислим важнейшие особенности иерархической формы социального управления, которые фиксирует В.Д. Граждан: 1) в условиях иерархических связей одни социальные общности оказывают направляющее воздействие на другие, вследствие чего последние начинают выполнять функции, ранее им не свойственные; 2) значительное изменение функций зависимыми социальными общностями способно привести к изменению их совокупных характеристик и даже качеств в целом; 3) новые функции и новые качества социальных общностей создают предпосылки для возникновения новых иерархических зависимостей, отличающихся еще большей сложностью.[43]

ПЛЮРАЛИСТИЧЕСК АЯ ФОРМА САМООРГАНИЗАЦИИ

В противовес иерархической тенденции существует тенденция самоорганизации со множеством центров. В этом случае в системе не возникает иерархическая структура. Все подсистемы или элементы оказываются равны по отношению к потреблению ресурсов и защите от сбивающих факторов, они равнозначны и проявляют одинаковую активность, отклонение от стандарта которой есть проявление дезорганизационной активности.

Такая система, на первый взгляд, парадоксальна, элементы имеют возможность индивидуализироваться, но во взаимодействии они должны быть равны. Это равенство оценивается по критериям равной возможности защиты, равной доступности к ресурсам, равной энергии. Во всех остальных случаях элементы могут быть индивидуальны. Наглядно принцип равенства проявляется в торге покупателя и продавца. Обе стороны во взаимодействии стремятся поддерживать равенство, контролируя партнера, не допуская нарушения им критериев равенства. До тех пор, пока такой взаимоконтроль возможен, возможен и плюрализм. Но как только одна из сторон получает преимущество, сразу же возникает иерархическая тенденция. Поэтому особенность существования таких систем – в стремлении защитить себя от иерархической тенденции. Возможность и необходимость этого возникает при сложившемся алгоритме типичного действия в ходе формирования устоявшихся связей. Условием поддержания таких систем будет создание механизма фильтрации равных элементов.

Еще в «Политике» Аристотеля[44] прослеживаются первые теоретические подходы к пониманию плюралистического управления в обществе. Практика такого управления зарождается в эпоху античности, а в дальнейшем наследуется средневековой Европой. Концепция плюрализма как способа социального управления сформируется в западной Европе в эпоху Просвещения в теории общественного договора[45]. «На базе идеологии либерализма возникли различного рода управленческие концепции и школы. На раннем этапе развития либерализма к ним можно отнести школу политического либерализма Дж. Локка с его основополагающей идеей разделения властей, а также школу экономического либерализма А. Смита. Именно им были сформулированы идея о саморегулирующей роли рынка, требование ограничения вмешательства государства в экономическую сферу, превращения его в своего рода ночного сторожа буржуазного порядка»[46]

Общий принцип общественного договора основывается на равных возможностях взаимоконтроля: народ контролирует государство и наоборот. В отдельном случае два социальных элемента системы, взаимодействуя друг с другом, осуществляют взаимоконтроль, построенный на принятых нормах и принципах. Равенство элементов по отношению друг к другу строится на их равном отношении к нормам. Взаимоконтроль призван сохранить это равенство. Главная особенность общественного договора – равенство индивидов, групп (элементов социальной системы) перед едиными нормами.

Особенность плюрализма в том, что контроль за равенством всегда поделен между взаимодействующими элементами. Это главное отличие от иерархического управления, которое эволюционирует, концентрируя функции контроля в управляющем центре. Отсюда важнейшей функцией плюралистической формы социального управления является координация. Такое «управление в форме координации свойственно тождественным целостностям, которые ни при каких условиях не могут взять верх одна над другой»[47]. «Координация (лат. coordinatio — сорасположение) — это такой вид социального управления, при котором осуществляется горизонтальная упорядоченность как на внутригрупповом, так и на межгрупповом уровне, а стороны, части и элементы одной и той же социальной общности или взаимодействие нескольких общностей характеризуются тождественностью, равновеликостью. … Их воздействие друг на друга не принимает формы односторонней зависимости и подчиненности. Равновесие между ними поддерживается равными возможностями и равными воздействиями. Деятельность каждого из них упорядочивается в соответствии с деятельностью других»[48] .

Итак, можно выделить следующие особенности плюралистической формы самоорганизации:

1) усложнение при равновесии между составляющими элементами;

2) элементы имеют возможность неограниченно индивидуализироваться;

3) система фильтрует равные элементы.

Необходимо отметить, что для включения в такую систему элементы должны пройти фильтрацию на соответствие ее достаточно сложным и жестким требованиям, чтобы в конце концов, быть адаптированными к взаимодействию по принципу равенства. Таким образом, сами элементы в результате становятся достаточно сложными, но равными.

СИСТЕМНАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ

Рассматривая социальную систему в целом, подчеркнем, что социальные основы социума не могут рассматриваться как жесткие константы. Каждая из них имеет свою область изменения. Именно сфера допустимых изменений показывает возможность исторического выбора социумом или индивидами в их социальных действиях. С этой точки зрения наиболее консервативными основами оказываются характер народа и этическая система норм и ценностей. Однако даже характер оказывается достаточно изменчивым – на протяжении существования российского социума одни черты характера могли утрачиваться (терять свою актуальность, «забываться» и, в конце концов, «теряться»), другие, напротив приобретаться, отдельные черты, в связи с требованиями условий обстоятельств и среды, могли становиться главными, а другие второстепенными, но при этом, сохранялся основной социальный стержень. Аналогично функционировала и этическая система норм и ценностей, сменившая в своей истории три парадигмы: язычество, православие, коммунизм.

Наиболее «революционным» социальным регулятором в российском социуме явилась форма самоорганизации. Ее предпосылками в целом служат, во-первых, та форма самоорганизации, которая свойственна отдельным коллективам (первичным общностям) и, во вторых, наиболее успешная форма самоорганизации, интегрирующая общество. При этом не исключается возможность существования различных между собой форм самоорганизации для первичных общностей и для общества в целом. Соотносительность форм самоорганизации на «низшем» и «высшем» уровне обеспечивает дальнейшую репликацию и экспансию общества, а значит и возможность его усложнения, дифференцированности. Исторический опыт показывает, что радиации формы самоорганизации как правило идет «снизу», от первичных общностей, эволюционно трансформируя «верхи». Попытка внедрения формы «сверху» вызывает консервативное сопротивление «низов», а сама форма не обеспечивает интеграцию общества, т.е. «высший» иерархический центр не способен выполнять свою основную функцию. Самоорганизация социума порождает «высшее» социальное управление, которое возникает только тогда, когда есть необходимость интеграции всего общества. Технически интеграция возможна, если институционально оформляется механизм стимуляции и репрессий, обычно он функционирует через институт государственной власти, которая, в нашем понимании, и есть «высший» центр социального управления, обеспечивающий институционально интеграцию общества в целом. Отсюда выполнение указанной функции может служить оценкой эффективности государственной власти.

Государственная власть задает обществу цели, обеспечивающие сохранение его как целостности и определяет способы, позволительные для достижения этих целей. Тем самым социальные действия ранжируются от допустимых до недопустимых. Механизм стимуляции и репрессий направлен на поддержание этого ранжирования. Государство, таким образом, институционально нормирует социальные действия, аккумулируя социальную энергию и направляя ее на реализацию общих целей общества.

Отсюда первым критерием, по которому может быть оценена эффективность государственной власти, является степень институционального нормирования социального действия, степень аккумуляции социальной энергии на цели общества. Соответственно общество, в котором государство утратило эту функцию, погибает. И наоборот, общество, в котором институциональное нормирование доведено до полной регламентации всех социальных действий становится тоталитарным.

Общество способно дифференцироваться, усложняться, а тем самым в обществе возникают иные устремления индивидов, иные цели, институционально не нормированные государственной властью, и если не возникнет механизм их адаптации, то государство будет неэффективно, утрата институционального нормирования при усложнении общества будет вести к анархии. Поэтому другим критерием эффективности государственной власти является способность обеспечивать интеграцию общества при его дифференциации. Такая способность отражает эффективность функционирования механизма адаптации новых целей общества.

Оптимальной государственной властью в таком случае будет такая, при которой новые цели индивидов и коллективов будут институционально нормированы, тем самым энергия индивидов постоянно будет направляться на достижение общих целей, за счет чего, при растущей дифференциации общества, будет сохраняться его интеграция и устойчивость. Исходя из данных критериев эффективности государственной власти (степень институционального нормирования и степень дифференциации), выделим четыре крайние состояния государственной власти: коллапс, анархия, тоталитаризм, оптимум. Предложенные критерии представляют собой теоретическое осмысление идеи аномии Р. Мертона. Обратимся к его схеме аномийного действия и транслируем формы индивидуального приспособления на действие системы в целом.

Наиболее крайние аномнийные формы, «ретритизм» и «мятеж», могут быть соответственно соотнесены с «коллапсом». «Конформность» может пониматься как достижение социальной системой устойчивости и интеграции, или оптимума. Но, признавая, что общество постоянно дифференцируется (у него появляются новые элементы и функции), в следствии влияние иных культур и природной среды, утверждаем, что «оптимум» как таковой недостижим. Однако выработка способов обеспечения интеграции и устойчивости системы дает возможность движения к оптимуму и противодействует энтропии, что может быть обеспечено саморефлексией общества как балансирование между аномийными полюсами. Общество как маятник движется между аномийными полюсами, «проскакивая» точку оптимума. Саморефлексия снимает «размах» «маятника», приближая его к точке оптимума.

Схема 1..Координаты функционирования социальных систем по Р.Мертона

Таблица 1. Типология форм индивидуального приспособления (по Р.Мертону)

«Инновация» соотносима с состоянием дезинтеграции социальной системы, когда отдельные ее части действуют несбалансированно с целым. Институционально это предстает как децентрализм, или анархия. Противоположная форма – «ритуализм». В тенденции «ритуализм» связан с усилением иерархической власти, крайней формой которой является тоталитаризм. Такова одна из полюсных аномийных точек, свойственных для России. Тоталитарное общество предельно нормирует социальные действия. Достигается это за счет того, что идеология синкретизирует цели общества и индивидуальные цели личностей (яркий пример, идеал «строителя коммунизма»). Такое общество предельно интегрировано (за счет институализации энергии индивидов) и стабильно. Однако для того, чтобы сохранить такое положение, система должна направлять свою энергию на снижение дифференциации, т.е. упрощать свои функции, снижая уровень саморефлексии, тем самым, открывая себя «сбивающим» факторам, что приводит к расколу центра, децентрализации и анархии. Таков второй аномийный полюс движения российского «маятника», который весьма энергичен, и движим он противоречием полюсов, но не чувством меры, поэтому постоянно «проскакивает» точку равновесия.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ФОРМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ

Исходя из обозначенных критериев, рассмотрим функционирование государственной власти России. Необходимость государственной власти в древней Руси была продиктована потребностью в снятии конфликтов между отдельными племенами (по этой причине были приглашены на княжение варяги) и защитой от внешнего врага. В основу власти был положен принцип удельного княжения, согласно которому родственники великого князя становились удельными князьями. Каждый из них имел свою дружину, тем самым общины славян, проживавшие в уделах, лишались возможности самостоятельно вести военные действия. Таким образом, наличие воинского формирования удельного князя обеспечивало защиту населения подвластной территории от межплеменных конфликтов и внешнего врага. Однако внутри самой государственной власти отсутствовал институциональный механизм внутренней консолидации.

Заметим, что в отличие от древней Руси, на Западе в то время уже сложился такой механизм – институт военного патроната, система норм, определявшие права и обязанности сюзерена и вассала. В дальнейшем этот механизм превратился в феодальную систему государственной власти. На Востоке, в частности в Китае, сложился другой механизм – абсолютизации прав высшей власти. В киевской Руси не было ни западной, ни восточной модели, целостность государственной власти поддерживалась только харизматическим авторитетом (и отчасти военной дружиной) великого князя. В дальнейшем, после ухода с исторической сцены харизматических великих князей, отсутствие механизма подчинения в конечном итоге привело к дезинтеграции древней Руси.

В эпоху киевской Руси, государственная власть смогла институционально нормировать социальные действия, привнеся западное право, которое письменно оформилось при Ярославе. Власть оказалась способной интегрировать в общество новые культурные ценности и социальные цели, т.е. создать механизм адаптации новых целей. Власть в древней Руси по характеру была «инновационной», что предполагало ее плюралистическую форму, но при этом была харизматической. Государственная власть древней Руси привнесла правовой регламент, сняла конфликты и противоречия восточнославянского мира. Однако, новая форма управления, была довольно таки противоречива. Носители власти создали централизованное ядро управления. Общество было организовано иерархически: правители – центр, народ – периферия. Но варяжские князья принесли и форму зародышевого плюрализма, проявившегося во взаимодействии представителей власти. Данная противоречивая форма управления существовала, пока не возникла реальная опасность, – битва на реке Калке в 1223 году вскрыла неадекватность такой формы управления, нашествие Батыя в 1237-1238 годах уничтожило ее.[49] Гибель древнерусского общества в результате монгольского нашествия имеет много причин, но одна из них – противоречивость формы управления.

Государственная власть в древней Руси возникла, с одной стороны, как антитеза анархии, с другой стороны, хотя и делались попытки институционально нормировать социальные действия, но они не достигли успеха, и поэтому общество как не могло стать тоталитарным, так и не могло достичь устойчивости. «Маятник» формы управления, двигаясь в плоскости плюрализма, совершал свои колебательные движения между полюсом анархии и коллапса.

Точка коллапса – нашествие Батыя. Монгольское нашествие разгромило старый мир, однако, принесло и иную, новую форму управления, заимствовав ее в Китае, – централизованную форму построения высшей власти, основу которой составила преданность иерарху. С этого периода «маятник» формы управления начинает двигаться в плоскости иерархии, между анархией и тоталитаризмом. Начинается новая фаза в истории государственной власти – эпоха монархии.

Первый цикл этой фазы – трансформация харизматической иерархии в институциональную и становление монархии. Особенность этого периода – концентрация в руках московского монарха функции распределения ресурсов и инструментов институционального контроля, что вылилось в создание государственных вооруженных сил – аппарата насилия и принуждения (армия и полиция), который был призван обеспечить порядок внутри государства, защиту границ и возможность территориальной или военно-политической экспансии. Этот аппарат с эпохи Ивана III является исключительно государственным. Он управляется монархом лично или через особо доверенных и преданных лиц. Примечательно то, что в свое время московские Великие князья сделали довольно много, чтобы ликвидировать воинские соединения («дружины») других князей. Российская аристократия постепенно была лишена личных армий, но обязана была служить в монаршей, или государственной армии. Со временем сложилась система назначений, а в дальнейшем и продвижения по службе, что исключало возможность «привязанности» аристократа к определенной воинской группе. Господствующий класс русского общества с эпохи Ивана III нельзя называть классом феодалов, т.к. не феодальный принцип лежал в основе функционирования этого класса. Здесь не было получения земли на содержание воинского подразделения. Землю русский аристократ получал как средство личного существования. Сюзерен не заключал договор с вассалом. Вассал был просто предан сюзерену. Не феодалы составляли основу господствующего класса, а «государевы люди». Поэтому эпоха становления России не может быть названа феодализмом, в большей мере здесь подходит наименование «этатизм»[50] .

Представитель господствующего класса в России, как правило, офицер или чиновник, – это «государев человек», преданный монарху, который отличается от западного феодала отсутствием частной инициативы. Однако при этом инициатива на государственной службе в России не исключалась: инициатива служения государю, или «служебная преданность » – один из важнейших столпов самодержавной России.

Институтом мобилизации и организации социальной энергии, сформировавшимся в период харизматической монархии, стала русская православная церковь. Трансцендентальное оправдание государственной власти и идеологическое противостояние «басурманам» (враг с востока) и «латинской ереси» (враг с запада), сформировало социальную цель и норму действия – служение Отечеству истинной веры[51]. Несмотря на то, что церковь функционировала как институт, эта норма поддерживалась не институциональными средствами, а неформальным авторитетом церкви[52].

При Иване III церковь становится инструментом государственной власти и тем самым дает монарху право: «в интересах государства все дозволено». Иерархия достигает своего предела и стремится институализировать все цели индивидов, интегрировав их в цели государства. Развитие иерархии достигает своей критической точки – Иван Грозный создает тоталитарную власть, в то самое время, когда отдельные княжества древней Руси и ханства Золотой Орды присоединяются к Московии. Иван IV провел карательную трансформацию общества и заложил основы преданности не харизматическому вождю, а государю. Интеграция территорий и класса элиты была достигнута за счет снижения дифференцированности общества и репрессий негосударственных целей социума.

Такое «упрощение» социума и его стабильность поддерживалась репрессивными органами, «ослабление» которых обернулось нестабильностью и дезинтеграцией в эпоху Смуты. Россия вновь оказалась на грани коллапса.

С приходом династии Романовых начинается второй цикл в развитии государственной власти, это период зрелой монархии. Российское общество, ослабленное тоталитаризмом и Смутой, упрощается. Устойчивость обеспечивается не силой власти, а отсутствием социальной активности. Не случайно и монарх этого периода именовался Михаил «Тишайший».

Рост социальной активности в середине XVII в. приведет к резкой дифференциации общества и как следствие к конфликтам. Петр I разрешит конфликт парадоксальным образом – усилением конфликта и стимуляцией дальнейшей дифференциации общества, тем самым будет заложен механизм инноваций, с помощью которого государственная власть оказывается способной адаптировать ценности и цели других культур. В этом смысле реформы Петра I – антитеза тоталитаризму Ивана IV. Грозный репрессировал социальную активность, а Петра I ее «пришпорил». Построение Петром I чиновничье-дворянской структуры оказалось оптимальным механизмом интеграции социальной энергии. При его правлении «служебная преданность» как форма индивидуальной инициативы приобретает институциальный характер.

Реформы Петра оказали влияние на развитие России в течение столетия и обеспечили расцвет общества в эпоху Екатерины II, но привели к разрыву «низов» и «верхов». Социальная активность и растущая дифференциация «верхов» придет в противоречие с неактивностью и ритуализмом «низов». Инновационная активность «верхов» достигнет своего выражения в восстании декабристов, в результате которого общество окажется на грани коллапса, а функционирование власти в XIX веке приобретет характер аритмии: то сдерживание (Николай I, Александр III), то стимуляция социальной активности (Александр II). Аритмия достигнет максимума в эпоху Николая II. Следствием будет революция и коллапс.

Третья фаза российского государства начинается с эпохи Советской Власти. Интеграция общества начинается за счет его упрощения, сведения социальных целей к целям государства, т.е. за счет создания тоталитарного общества. Достигается это за счет террора, уничтожения высшего класса как субъекта, обеспечивающего дифференциацию общества. Все это вместе именовалось как политика «военного коммунизма». Данная политика потерпела фиаско, т.к. отсутствовал механизм организации социальной активности, потому что прежний, чиновничье-дворянский, был уничтожен. К концу 20-х годов такой механизм был воссоздан Сталиным в коммунистической партии, которая структурно и функционально унаследовала следующее:

— организация первичных общностей строилась по аналогу крестьянской общины (при этом нормы приобрели институциализированный характер);

— целостная структура была построена по аналогу петровского чиновничье-дворянского аппарата.

Такой институт оказался способным свести к минимуму личные цели индивидов и сориентировать их на стремление к достижению поставленных им целей. Действуя при этом как государственный, используя репрессивные органы государства, он смог упростить общество, и тем самым довести институциональное нормирование до предела. Результатом этого стал тоталитаризм.

Однако тоталитарная интеграция общества возможна пока эффективны репрессии, невозможность осуществлять которые после смерти Сталина привела к росту дифференциации общества. Наступает эпоха «оттепели». Отличие Советской Власти (от Российской Империи) в том, что ей был утрачен механизм инноваций. Поэтому за «оттепелью» наступит период консервации – эпоха «застоя» («развитого социализма»).

Особенность третьей фазы по сравнению со второй (эпохи монархии) в том, что Советская Власть обладала ограниченными способностями к адаптации целей и ценностей других культур, в результате власть оказалась консервативнее народа. В эпоху монархии власть напротив была инновационной, что порождало консервативную реакцию народа. Невозможность интегрировать социальную энергию «низов» с целями общества в эпоху Брежнева в конечном итоге привела к деформации власти и ее неэффективности. Закономерное следствие этого – Перестройка, явилась, на наш взгляд, периодом нарастающей аритмии, следствием которой оказался коллапс 1991 – 1993 годов.

С эпохи Ельцина начинается новый этап функционирования государственной власти. Вплоть до 2000 года наблюдается медленное движение от анархии к иерархической системе, несмотря на то, что в России возникли институты власти аналогичные институтам власти плюралистического западного общества, под влиянием традиционной иерархической тенденции идет их постепенная интеграция в целостный комплекс. Те институты, которые оказываются неинтегрированными иерархической тенденцией, создают напряжение и вызывают конфликт, поэтому могут пониматься как аномийные формы, увеличивающие дезинтеграцию общества и влияющие на его нестабильность.

По всей видимости, в России начинает складываться новая форма иерархической государственной власти. Однако на сегодняшний день нет института, способного мобилизовать и организовать социальную энергию. Как отмечалось, в период харизматической монархии эту роль играла церковь, в эпоху империи это был чиновничье-дворянская структура, основанная Петром I. В эпоху Советской Власти – коммунистическая партия. До тех пор, пока не возникнет институт организации социальной энергии на достижении целей общества, Россия будет неминуемо стремиться к коллапсу.

Механизм организации социальной энергии должен адекватно реагировать на растущую дифференциацию общества (как в Российской Империи), тем самым предотвращая сползание в тоталитаризм, а также нормировать социальные действия, направляя энергию индивидов на благо всего общества (как в СССР), предупреждая анархию. При этом данный механизм с необходимостью должен соответствовать и другим социальным основам (которые рассматриваются ниже).

Схема 2. Исторический изменчивость Российской формы государственного управления

1 ФАЗА	2 ФАЗА	3 ФАЗА
1. Кризис восточно-славянского общества IX в. 2. Эпоха от Рюрика до Ярослава 3. Период удельной раздробленности 4. Нашествие Батыя	1 ЦИКЛ 5. Эпоха Дмитрия Донского 6. “Темное время” 7. Эпоха Ивана III 8. Эпоха Ивана IV 9. «Смута» начала XVII в. 2 ЦИКЛ 10. «Тишайшая» Эпоха Михаила I 11. «Раскол» 12. Реформы Петра 13. Эпоха Великих Императриц 14. Эпоха сдерживания Николая I 15. Эпоха реформ Александра II 16. Эпоха сдерживания Александра III 17. Эпоха нарастающего конфликта (Николай II)	1 ЦИКЛ 18. Советский тоталитаризм 19. Эпоха «оттепели» 20. «Развитой социализм» 21. «Перестройка» 2 ЦИКЛ 22. Эпоха Ельцина

_______________________________________________

Традиционные взгляды на проблемы российского общества зачастую вписывались в две основные парадигмы, уходящие своими корнями в XIX век – «славянофильство» и «западничество». И попытке ответить на вопрос – «куда мы идем на Запад или Восток». На наш взгляд имеет смысл снять драматизм с этого вопроса. И используя сухой социологический анализ разобраться в том, чтобы понять каковы действующие в нашем социуме социальные основы, регулирующие деятельность индивидов и групп, и более широко государства и гражданского общества.

Итак, российская социальная система нами понимается как определенная характеристика российского социума. Как система социальных регуляторов, задающая условия для социального действия индивида.

Одним из важнейших социальных регуляторов российского социума является форма самоорганизации российских индивидов в иерархические сообщества. Отсюда и особенность и государственного устройства и гражданского общества. Однако, фиксируя как факт, иерархическую тенденцию в нашем обществе требуется дать аргументацию, доказывающую, что иерархическая тенденция действительно является долговременным социальным регулятором, социальной основой нашего общества.

Такая аргументация может быть построена при выделении последующих социальных регуляторов. Таковыми на наш взгляд являются поведенческие и этические регуляторы. Они определяют поведение российского индивида. Действуя системно, эти регуляторы обеспечивают адекватную ориентацию индивида в обществе. Рассогласованность же действия этих регуляторов приводит к искажению социальных ориентиров и девиантному поведению индивидов (что можно обозначить как социальная патология).

Нас в данной работе в первую очередь интересует функционирование данных регуляторов в среде государственных служащих. И в дальнейшем необходимо ответить на вопрос в чем причина социальных отклонений, наблюдаемых в деятельности государственных служащих, какие могут быть социальные инструменты для преодоления этих негативных явлений.[К1]

ГЛАВА II. СОЦИАЛЬНЫЕ РЕГУЛЯТОРЫ ПОВЕДЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО

1. «РОССИЙСКИЙ ХАРАКТЕР»

В самом общем смысле народный характер понимается как социальный феномен, элементы которого могут быть зафиксированы в социологическом эмпирическом наблюдении. Народный характер имеет в себе ряд черт, которые могут рассматриваться как постоянные и неизменные. Именно эти черты выступают социальными регуляторами деятельности индивидов. В данной главе делается попытка определить эти основные черты, оказывающие влияние на деятельность государственных служащих.

Об особенностях российского характера написано очень много научной, публицистической, сатирической и другой литературы. Надо полагать, что будет написано еще больше. С одной стороны, русский характер достаточно известен и описан, а, с другой стороны, очень часто говорят о его загадке, необъясненной противоречивости, чаще всего это отмечают представители других культур, когда сталкиваются с непониманием российской реальности.

В 1997-2000 годах под руководством автора было проведено социологическое исследование, в основе которого лежал метод контент-анализа высказываний иностранцев о российском характере в печати (всего зафиксировано 3139 высказываний) в публикациях периодической печати (69 изданий, включающих в себя 48 изданий центральной прессы, к примеру, «Коммерсант», «Эксперт», «Профиль» и др., и 21 региональное издание). В результате исследований были выделены группы суждений иностранцев о поведенческих качествах россиян (наиболее распространенные суждения о характере россиян: неточность во времени; не следование технологической дисциплине, технологическому регламенту; выполнение порученной задачи, несмотря на отсутствие необходимых средств; эмоциональность, энтузиазм, увлеченность в процессе деятельности; доброжелательность, открытость, увлеченность процессом общения; готовность оказать помощь).

Таблица 2. Качества характера россиян по оценке иностранцев

ВЗАИМОИСКЛЮЧАЮЩИЕ КАЧЕСТВА
«антитезис»	«тезис»
ЧАСТОТА ПРИЗНАКА
низкая	высокая
Пунктуаль­ность	1,1%	10,1%	неточность во времени
Технологичес­кий педантизм	0,6%	9,5%	не следование технологической дисциплине, технологическому регламенту
Отказ выполнять задачу, при отсутствии необходимых средств	2,1%	9,2%	выполнение порученной задачи, несмотря на отсутствие необходимых средств
Лень	13,5%	11,1%	Эмоциональ­ность, энтузи­азм, увлечен­ность процессом деятельности
Нейтральность, неприветливость, неконтактность с незнакомыми людьми	9,7%	11,3%	доброжелатель­ность, откры­тость, увлечен­ность процес­сом общения
Зависть	11,6%	9,9%	готовность оказать помощь
другие качества	0,3%
ВСЕГО	4,1%	95,9%	100%

Аналогичные черты характера фиксируются и у государственных служащих. Социологические исследования кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС показывают, что умение «рационально организовать свое время » для 50,2 % служащих не очень характерно или вообще не характерно, на это указывают и эксперты (руководители федеральных и региональных ведомств), отмечая, что данное качество для 59,7% служащих либо не очень свойственно, либо не свойственно вообще[53]. Изучение взаимоотношений показывает характер коммуникации государственных служащих: 36% отмечают наличие дружеской взаимопомощи и поддержки в организациях, 48,6% – нейтральные отношения. И только 7,5% респондентов отмечают конфликты[54]. Отсутствие следование технологическому регламенту присуще и государственным служащим – 77,9% респондентов-госслужащих отмечают, что структура их организации не вполне или совсем не соответствует ее задачам и функциям[55]. По мнению Е.В. Охотского и В.Л. Романова «должностные инструкции, хотя и разрабатываются, но … составляются формально (подтверждают 62,5% респондентов)»[56]

Исходя из приведенных данных, весь комплекс качеств россиян может быть объединен в две основные группы:

особенности поведения россиян: неточность во времени; не следование технологической дисциплине, технологическому регламенту; выполнение порученной задачи, несмотря на отсутствие всех необходимых средств; эмоциональность, энтузиазм, увлеченность в период стремления к цели[57];

особенности общения: полярность от доброжелательности, открытости, готовности оказать помощь, увлеченности процессом общения до недоброжелательности, суровости, закрытости, завистливости.

Представление о российском поведении демонстрирует мысль Н.А Бердяева, который описывает две стороны характера: «[первая] нелегко давалось оформление, дар формы у русских людей не велик … [вторая] У русских «природа», стихийная сила, сильнее, чем у западных людей»[58]. Эту же мысль мы находим и в работах А.С. Ахиезера, отмечающего такие, характерные для нас качества, как «отсутствие меры» и «энергию архаики»[59] .

Анализируя поведенческие особенности, в целом можно отметить, что россиянам свойственно: неорганизованная спонтанность, импульсивность, другими словами, реализация активности протекает «поверх» известных «организованных» «каналов», призванных ее принять и направить.

При рассмотрении специфики российского общения ярко выделяются две характеристики:

1. Неприветливость и даже внешняя агрессивность при первом впечатлении;

2. Отзывчивость, открытость, «душевность» и доброжелательность в процессе общения.

Данный факт «не понимается» представителями других культур. Примем «противоречивость» в общении и «неорганизованную спонтанность» поведения как исходные точки анализа «российского характера». Хотя общение и поведение являются психологическими феноменами, но, на наш взгляд, это – внешняя, представительная сторона целостного характера, понять который можно только в результате многостороннего социологического анализа, исходя из парадигмы системного подхода, рассматривая эти феномены в комплексе как типичный способ взаимодействия.

ИМПУЛЬСИВНОСТЬ

Зафиксированные нами типичные факты поведения россиян, названные как «неорганизованная спонтанность», или импульсивность характеризуются перепадами активности от полного безделья до энтузиазма. На наш взгляд импульсивность, как поведенческая черта российского характера, сформировалась в результате многовековой однотипной хозяйственной деятельности. Сложившись и закрепившись как этнический стереотип поведения, и перенесенная в дальнейшем на другие виды деятельности, в настоящее время она, действуя как социальный регулятор, детерминирует российских индивидов в процессе взаимодействия[60] .

Импульсивность исключает возможность методичной последовательной деятельности. Продолжая мысль Бердяева о том, что русским не дается форма [61], заметим – нам не дано чувство регламента. Именно это отмечено рядом социологических исследований[62], подтверждается наблюдениями автора[63] и социологическими исследованиями кафедры «Государственной службы и кадровой политики», согласно которым, например, в сфере государственной службы «89,1% [опрошенных] в данный момент не имеют инструкции об исполнении должностных обязанностей или она еще разрабатывается (6,7%), в то же время каждый десятый отмечает, что документа нет вообще»[64] .

Другая особенность характера – эмоциональность мотивации. Стремление к деньгам и материальной выгоде у российского человека не рационально, как у западного, а столь же эмоционально, как и стремление к любому другому идеалу, некогда захватившему сознание и чувства россиян. Сошлемся на социологические исследования кафедры государственной службы и кадровой политики РАГС, согласно которым была установлена связь мотивации государственных служащих с фактами нематериального ряда[65]; например, 58% респондентов, для которых свойственно стремление реализовать себя в управлении, положительно оценивают свой вклад в стабилизацию обстановки в обществе; удовлетворенность деятельностью чиновников связана с признанием ее социальной важности.[66]

Главное отличие рациональной и эмоциональной мотивации заключается в том, что в первом случае индивид обозначает конкретную цель в виде выгоды или эффекта, затем определяет шаги ее достижения, исходя из принципа наименьших и оптимальных затрат, стремясь при этом сохранить свою энергию. Во втором случае индивид действует под эмоциональным впечатлением. Он не стремится «просчитать шаги» – он «летит» к своей цели, не считаясь с затратами и запретами, зачастую растрачивая себя. То есть для того чтобы мотивировать российского индивида, необходимо найти цель, производящую на него эмоциональное впечатление[67], желанную и неопределенную, тогда концентрация усилий на нее, может быть намного выше, чем на конкретную цель у западного работника. Этот феномен подробно рассмотрел Н. Бердяев, охарактеризовав как фанатичное стремление и российский догматизм[68]. Неопределенная цель должна соответствовать общему ожиданию, общей надежде, предполагая отсутствие плана продвижения к ней.

Специфика первоначальной хозяйственной деятельности, ставшая причиной русской импульсивности, повлияла на формирование и второй основной черты российского характера – коллективизма.

КОЛЛЕКТИВИЗМ

Стереотипное массовое действие только тогда приобретает характер социального, когда стереотип поведения индивидов становится основой их взаимодействия и «поведение индивидов соотносится по своему смыслу друг с другом»[69], отмечал М. Вебер. Специфика трудовой деятельности наших предков предполагала только групповую форму, поэтому сформировался коллективный стереотип мироощущения — признание ценности коллектива.

Неограниченные просторы и коллективный характер труда не предъявляли жестких требований к «межеванию» земельных ресурсов, поэтому в России долго не могло сформироваться право собственности. А чувство частной собственности, возможно, не сложилось и по настоящий день, оно возникает у человека только тогда, когда он несет личную и имущественную ответственность за самого себя индивидуально. По мнению М.В. Черникова, «не «этика ответственности», но «этика убеждения» присуща русскому человеку. Если для первой исходным является учет сложившегося положения дел, стратегия поведения (должное) дедуктивным образом выводится из анализа сущего: «Делай то, что вытекает из твоего положения в этом мире», то для этики убеждения исходным является императив действия, от индивида требуется лишь следовать этому императиву, невзирая на обстоятельства: «Делай как должно, а об остальном не заботься»[70]. Русский человек нес общинную ответственность, что сформировало иное, нежели на Западе чувство ответственности, – этику убеждения.

Этика убеждения – это определенная система нравственности[71], целостный комплекс норм и ценностей. Данный комплекс характеризуется, прежде всего, тем, что все нормы в российской культуре принимаются в двух категориях:

— нормы-препятствия, с которыми можно «поиграть», которые «не грех» нарушить;

— «священные» нормы, не подлежащие обсуждению, нормы-табу, или ценности рода (общины, группы, корпорации и т.п.).

Первая категория норм идет от человека и для отдельного человека. Это – нормы сущего. Сущее же то, что рядоположенно с индивидом. Поэтому индивид в праве «обыграть» сущее. Любая норма, рожденная в противоборстве, принятая не единодушным порывом и не по общему убеждению – не более чем игровое препятствие. В этом случае нормы-права отдельного индивида вторичны по отношению к нормам-правам социума (группы, коллектива, корпорации, общины). Подтверждением этого является то, что ряд законов, касающихся прав личности в нашей стране, оказываются неработающими.

Традиция определила приоритет общины над индивидом, а, следовательно, и приоритет норм, отражающих интерес коллектива, который по определению выше интереса отдельного индивида. В нашей культуре существуют нормы, которые действуют как табу, нормы, которые человек не в состоянии нарушить. Их фундаментом оказывается ощущение преобладания коллектива над индивидом, что выражается в принципе – «будь, как все», который предопределяет, возникающие на его основе нормы и управляет ими. Этот принцип появляется в эпоху подсечного земледелия, когда успешность действий общины зависела от совместного порыва и способности ее членов следовать наиболее оптимальному образу действия, который эффективен только временно, а не регламенту (который не мог сложиться в силу неупорядоченности внешней среды). Поэтому все должны были действовать дружно и по общему убеждению .

Подобный характер действия не имел нормативной определенности, и в результате индивид, у которого нет однозначного способа действия (нормативной определенности), знает к чему стремиться, но не знает как. Выходом из этого парадокса служила способность легко принимать новые образцы действия (следовать не «букве», а «смыслу» – в этих обстоятельствах «этика убеждения» имеет преимущество над «этикой личной ответственности»[72] ), находимые отдельными членами общины. Способность находить такие новые образцы действия обеспечивал умственный склад россиянина («смекалка»), принимающий практическую реальность, сущее в качестве объекта игры. Новые образцы действия легко возникали и столь же легко забывались. Но если они оказывались неоднократно результативными для общины, то превращались в канон. Действия индивидов, не дающие эффекта, отбраковывались в процессе социального действия. Вместе с тем, если индивид знал «как действовать», то способ его действия должен быть открытым, наглядным для других, чтобы стать образцом. Инструментальное действие индивида, дающее результат только ему одному, нарушало целостность и несло угрозу существованию общины, поэтому запрещалось. Таким образом, в русской общине лежал запрет на индивидуальную ответственность.

«Индивидуальная ответственность» строится на рациональной оценке сущего и выработке нормативной стратегии достижения должного отдельным индивидом; «коллективное убеждение » — на стремлении и порыве к должному сообща, совместно, игнорируя нормативную определенность. Рациональное познание сущего в данном случае игнорируется, оно постигается в аттрактивном спонтанном действии.

В процессе длительного взаимодействия индивидов в массовом сознании россиян возникает стереотип мышления: «действуй как все; если ты не будешь действовать как все, это приведет к негативным последствиям». Из него сформируется типичное российское мироощущение – противопоставление «должного» (как неопределенного идеального) и «сущего» (определенной «низменной» действительности), что достаточно ярко показано в работе И. Яковенко: «Должное есть предвечная, богоданная природа бытия, которая имела место в сакральном прошлом и возобладает в эсхатологическом будущем. Должное сакрально и онтологично. Сущее — это ухудшенная, сниженная грехами и несовершенствами, замутненная привходящими воздействиями версия должного. Сущее профанно и лишено онтологии. Оно не имеет собственной природы, а значит, и собственных законов. Единственные подлинные законы сущего — это должное. И если каким-то образом удастся снять то, что „мешает“, должное воссияет наконец, явив себя во всей полноте и блеске»[73]. Таким образом, автор демонстрирует специфику ориентации российского мышления в стремлении к неопределенному «должному», сутью которого, на наш взгляд, является принцип «будь как все», предстающий в виде экзистенциальной ценности, являющейся источником важнейших ценностей нашей культуры.

Принцип «будь, как все» имеет две стороны. Первая: коллектив препятствует выделению индивида, негативно оценивает или даже пытается устранить его отличие от других. Попытка выделиться, показать свою исключительность, неповторимость наказывается, репрессируется коллективом. На данный факт указывают социологические исследования взаимоотношений госслужащих: и сослуживцы (45% респондентов), и руководители (50% экспертов) негативно относятся к стремящимся сделать карьеру[74]. Вторая сторона принципа «будь, как все»: коллектив поддерживает индивида.

Функционирование коллективных регуляторов, обеспечивается действием групповых инструментов взаимоконтроля. «В процессе образования неформальных отношений спонтанно возникают статусные требования и гарантии, обязанности, права, социальные гарантии, ограничения. В случае отклонения поведения от статусных норм индивид испытывает давление различных форм социального контроля вплоть до изменения положения в иерархии отношений и исключения из общности»[75]. Контроль в российских коллективах осуществляется импульсивно и представляет собой реакцию на конкретную ситуацию, а не действие по регламенту. Это весьма наглядно иллюстрируют социологические исследования РАГС в сфере государственной службы: 75,5% респондентов-госслужащих и 76,8% экспертов отмечают, что меры контроля определяются конкретной ситуацией[76].

Принцип «будь, как все» имеет определенные регуляторы, обеспечивающие его реализацию. Такими являются: актуальный контроль и превентивный контроль. Первый фиксирует нарушение данного принципа и реализуется во взаимном наблюдении друг за другом, всевидении. Второй предупреждает отступление от главного принципа российского коллектива и осуществляется во взаимном общении в форме обсуждения совместных дел, групповых праздников и т.п. Это наглядно проявляется и в сфере государственной службы, по данным социологических исследований РАГС 49,9% респондентов указали на то, что в их коллективе существует традиция совместного празднования знаменательных дат, 72,7% — день рождений, юбилеев, повышений в должности; 34,9% – торжественных проводов на пенсию. Социологические исследования предприятий г. Ижевска показывают аналогичные результаты – 78,1% опрошенных отмечают, что в их трудовых коллективах празднуют день рождения сотрудников[77]; 59,1% указывают на то, что в их организациях за год проходит не менее 5 торжественных мероприятий, посвященных знаменательным событиям[78] .

Коллектив со сложившимися связями и постоянным составом индивидов может сформировать достаточно сложную систему норм и репрессий. Неустойчивые коллективы дают большую «свободу» индивиду, но не исключают «всевидения» и «взаимообщения», которые в свое очередь предполагают опору на такое качество индивида как стыд. Он понимается нами как нравственный регулятор поведения индивида, действующий в виде запретительно-репрессивного инструмента самоконтроля. Главная запретительная позиция стыда – «не веди себя так, как не ведут себя другие», поэтому и ощущение стыда у человека возникает тогда, когда его «осуждают», либо могут «осудить» другие.

Таким образом, западные и российские индивиды руководствуются различными принципами интеракции:

— для западного человека значимым является принцип «следуй общепринятым нормам и контролируй себя, исходя из них»;

— для россиянина значимо «чувство стыда и согласие с людьми», вытекающее из принципа «будь как все».

На Западе принуждает норма, а в России – коллективный способ действия. Российский индивид испытывает потребность во всевидении коллектива. Любое российское сообщество достаточно быстро формирует систему всевидения и на ее основе нормы поведения. Русский человек, и в этом его отличие от западного человека, — нормальный нравственный человек только в пределах действия коллективного всевидения и общения. Западный человек подчинен внутренним однотипным нормам, построенным на структурном, логичном и однозначном языке, россиянин через открытость и стыд – коллективу.

«ЭТИКА ОТВЕТСТВЕННОСТИ» И «ЭТИКА УБЕЖДЕНИЯ»

В основе способа взаимодействия западного и российского индивидов лежат, в одном случае, общественный договор, выросший из «этики ответственности», в другом –«этика убеждения». Это два «ответа» на «вызов» среды, приводящие к различным следствиям. Наш народ коллективно осваивал пространство, при этом невозможно создать оговоренные, однозначно понимаемые правила, а значит, и взаимодействие должно было быть построено не на четко регламентированных нормах (да и импульсивный характер российского индивида не принял бы жесткий регламент), а на следовании образцу действия, заданному лидером. Запад обустраивался и определял индивидуальную независимость, поэтому стремлением развития отдельного индивида и общества в целом в западной культуре является свобода или расширение прав.

В российском коллективе действует принцип зависим о сти от коллектива, от требования «будь, как все». Это выразилось в создании иерархии, построенной на статусных ролях, внутриобщинной системе контроля и репрессиях по отношению к индивиду, пытающемуся выделиться, обособиться.

Без сомнения, в западных коллективах также складывалась иерархическая система статусных ролей, но по характеру она другая. Статус западного индивида определяется степенью свободы и независимости от коллектива, поэтому индикатор его один – богатство. Статус индивида определяется удобной и простейшей шкалой. Российский же человек зависим от коллектива, именно коллектив определяет его статус, а независимый от коллектива россиянин превращается в маргинала. И понятие «свобода» не выступает символом развития российского общества или индивида в нем.

С этой точки зрения интересно рассмотреть действие слов, связанных с понятием «свобода» в нашей и западной культурах. «Слова „свобода“ в санскрите и латыни. Санскритское слово „priya“, от которого происходит немецкое „Freiheit“ и английское „freedom“, в глагольной форме значит „любить“, „быть любимым“, а как существительное — »мой любимый", «моя любимая»»[79]. В современных и в английском, и немецком языках под этим словом понимается независимая, неограниченная инициативная деятельность, свободное удовлетворение желаний[80]. В целом свобода может быть понята как «любимая деятельность », или словами Ф. Гизо: «Наслаждение личной независимостью, своими силами, прелесть деятельной жизни без труда» [81] (труд, в данном случае, деятельность по принуждению, а свобода в таком случае самоопределяемая деятельность).

В русском языке собственно слово «свобода» соотносимо со словом «слобода» (послабления, освобождения от обязанностей). Общий смысл, фиксируемый и В. Далем, и С. Ожеговым, отсутствие ограничений, стеснений[82]. В этом слове нет импульса сил, что присутствует в Freiheit или freedom. Западная «свобода» – это отсутствие ограничений на деятельность, русская «свобода» – это отсутствие ограничений и принуждений к деятельности, она несет в себе безделье и лень.

Вместе с тем, особое понимание свободы в русском языке проявляется в слове «воля». «Воля» – это отсутствие ограничений; но при этом и их преодоление; это сильное желание, хотение; в то же время это – и самопринуждение; это власть над другими людьми и при этом ответственность перед ними; это сила[83].

Воля в своей внутренней основе направлена на коллективное взаимодействие и взаимозависимость, ответственность и подчинение. Она есть действие по убеждению (деятельное воплощение этики убеждения), тогда как в русской «свободе» присутствует и независимость, освобождение от ответственности и обязанностей (общее значение и для западного понимания свободы), и лень (что не характерно для западного понимания). Сила и, одновременно, «любовь» и «зависимость» в русском языке связаны со словом «воля». Причастность, принятость индивида в коллектив, (его «нормальность» ) выражается через «волю». Слабость и маргинальность ассоциируется со словом «свобода».

Свободное поведение западного индивида проявляется там, где его действия не регламентированы. «То, что не запрещено, разрешено». Но, а коли взаимодействие оговорено, то западный индивид дисциплинированно следует правилу. Для того чтобы достичь высокого статуса на Западе, достаточно быть богатым. В России статус связан с умением «быть, как все», и чем выше такое умение, тем выше статус. Человек может приобрести богатство и даже может «купить» себе статус, но не сохранит его, если у него отсутствует чувство коллективизма. На Западе богатство – предпосылка статуса, в России, чаще всего, богатство – следствие статуса. Успех индивида на Западе строится на частной инициативе, характеризуемой тремя составляющими:

— методично следовать писаным нормам (правовым, моральным, техническим и т.п.),

— быть предприимчивым там, где «не запрещено»,

— рекламировать себя, выделяться, выглядеть оригинальным, демонстрировать свою индивидуальность.

Характеру россиянина это противоречит, так как он, прежде всего, должен развивать в себе чувство коллективизма. Российский индивид, снискавший уважение, не просто «такой, как все», он – сама суть коллектива. Совершенствуя в себе чувство коллектива, индивид достигает статуса лидера, и тогда его действия превращаются в стандарты и образцы поведения для остальных членов. Такой человек становится «законодателем мод», естественно, до тех пор, пока чувство коллектива ему не изменит.

Исходя из специфики поведения и взаимодействия возникает особый характер мотивации российского индивида. Для целей данной работы в наилучшей мере соответствует подход к пониманию мотивации, разработанный академиком А.Н. Леонтьевым, согласно которому, основными видами мотивов, как побудителей деятельности человека[84], являются мотивы-стимулы, побудительные факторы порой остро эмоциональные, аффективные, лишенные смыслообразующей функции[85], а также смыслобразующие мотивы – побудители деятельности, придающие ей личностный смысл[86]. Из всего содержания работы А.Н. Леонтьева «Деятельность, сознание, личность»[87] следует идея: стимульный мотив включает механизм выбора индивидом смыслообразующих целей (мотивов). Выбранная цель и направляет действия индивида. В таком случае мотивация распадается на три взаимосвязанных процесса: стимул, способ выбора цели, цель действия.

Применяя эту концепцию к характеристике мотивации российского индиивда, отметим следующее. Стимул побуждает эмоциональный выбор цели. Он оказывается действенным более, если носит эмоциональный, а не рациональный характер. Главным регулятором выбора цели является принцип: «будь, как все и следуй за лидером». Соответственно и смыслообразующая цель тем более действенна, чем более она приближается к главному регулятивному принципу, а поэтому российский человек в большей мере стремится к достижению идеального должного, нежели к целям, определяемым сущим.

В отличие от российского западный индивид принимает рациональный стимул «выгоды», «пользы», индивидуального достижения. А выбором цели руководит однозначно зафиксированная и понимаемая норма, построенная на принципе: «следуй норме, но что не запрещено, то разрешено». Соответственно выбирается рациональная смыслообразующая цель, как достижение цели сущего.

В этой связи мотивации российского индивида построена на эмоциональной аттрактивной формуле «во имя …», мотивация же западного индивида — на рациональном целеполагании и расчете. Таким образом, принципы взаимодействия на Западе и в России различны: для Запада – «будь индивидуален, но следуй установленным однозначным правилам»; для России – «будь как все и следуй за лидером».

2. РЕГУЛЯТОРЫ ПОВЕДЕНИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО

Поведенческие регуляторы оказывают влияние на различные виды социальной деятельности, не исключением является и сфера государственной службы. Любая профессиональная деятельность (государственная служба в том числе) определяется заданностью профессиональных функций, т.е. профессия «требует» наличия у индивидов определенных поведенческих черт. Таким образом, профессиональная деятельность обусловлена, с одной стороны, типичным способом взаимодействия индивидов (т.е. народным характером), а с другой стороны, собственно профессиональными требованиями. Как следствие этого формируется типичный поведенческий образ профессиональной деятельности.

Рассмотрим типичный образ профессиональной деятельности чиновника. Первоначально определим основные требования к его профессиональному поведению. Государственный служащий подчинен комплексу норм, определенных законом, которые регулируют деятельность целостной системы государственной службы. В основе лежит административно-правовая регламентация: законодательные акты и положения, задающие параметры социального действия государственных служащих. Основные, в полной мере разработанные, обобщенные положения регулирования поведения государственных служащих содержатся в утвержденной Президентом России «Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации»[88]. Данный документ фиксирует определение государственного служащего: «Государственный служащий — гражданин Российской Федерации, приверженный интересам служения обществу и государству, обладающий надлежащими качествами и профессиональной подготовкой, исполняющий обязанности по замещаемой должности государственной службы на основе служебного контракта, если иное не установлено федеральным законом, получающий денежное содержание (вознаграждение, довольствие) за счет средств соответствующего бюджета, соблюдающий установленные федеральными законами ограничения, связанные с государственной службой, и требования, содержащиеся в должностном (служебном) регламенте государственного служащего, и несущий ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение должностных (служебных) обязанностей» [89].

Деятельность в целом, а также поведение государственного служащего регламентируется: «Основным нормативным актом … становится должностной (служебный) регламент государственного служащего, в котором содержатся требования, предъявляемые к государственному служащему, замещающему соответствующую должность государственной службы, его должностные (служебные) права, обязанности и ответственность в зависимости от функциональных особенностей данной должности государственной службы и сферы ведения государственного органа»[90]. Таким образом, должностной регламент и установленные законом нормы — это система, регламентирующая поведение чиновника.

Взаимодействие государственных служащих основывается на регламенте должностной субординации при принятии и исполнении решений[91] .

Мотивация деятельности государственного служащего построена на следующих принципах:

Социальная ориентация: служение обществу и государству. «Государственные служащие при исполнении должностных (служебных) обязанностей не могут действовать в корпоративных интересах общественных объединений и религиозных организаций, иных социальных групп, коммерческих организаций и других хозяйствующих субъектов, а также в интересах отдельных лиц» [92].

Справедливость оплаты: «Обеспечивается единство основных условий оплаты служебной деятельности государственных служащих независимо от уровня и вида государственной службы … Дополнительные условия оплаты служебной деятельности государственных служащих устанавливаются с учетом особенностей вида государственной службы» [93] .

Качество жизни: «Оплата служебной деятельности государственного служащего … является основой его стимулирования и должна обеспечивать государственному служащему и его семье качество жизни, соответствующее уровню развития общества и государства» [94]

Уровень жизни: «Денежное содержание … государственных служащих должно соотноситься на рынке труда с заработной платой работников соответствующей специальности и квалификации негосударственного (коммерческого) сектора экономики, обеспечивая привлекательность государственной службы и конкурентоспособность государства как работодателя»[95] .

Карьерный рост: «Размер должностного оклада … государственного служащего … зависит от объема полномочий и возложенной на него по этой должности ответственности и стимулирует его стремление к должностному … росту» [96] .

Стимулирование качества и эффективности деятельности: оплата труда предполагает «эффективность деятельности государственного служащего, условия государственной службы, а также выплаты стимулирующего характера»[97]; стимулирование индивидуальной и коллективной деятельности в целях повышения ее эффективности предполагает дифференциацию оплаты, апробируются механизмы, непосредственно связывающие уровень получаемого денежного содержания с результатами деятельности[98] .

Компенсация законодательных ограничений осуществляется в обеспечении социальных гарантий[99] .

Таким образом, собственно правовая регламентация предполагает две основные позиции относительно поведения и взаимодействия государственных служащих:

1. подчинение должностному регламенту и служебной субординации;

2. адекватное реагирование на мотивационные стимулы, принятые в госслужбе.

В целом, такие формы социального действия, как поведение и взаимодействие индивидов, право регулирует лишь от части. В полной мере регламентируется мотивация поведения государственного служащего, поэтому правовая регуляция дополняется этической, что также отмечено в Концепции[100].

Исходя из вышеизложенного, отметим основные требования профессии к поведению государственного служащего:

· рациональное планирование деятельности и неукоснительное следование технологической дисциплине, регламентирующим нормам. Эти качества в свое время М.Вебер назвал целерациональностью [101], на это же указывают и ученые РАГС[102] [К2] ;

· мотивация на выполнение служебного долга;

· субординация служебных отношений, предполагаюшая реализацию иерархической формы взаимодействия.

Сравнивая требования профессии к поведению госслужащего и типичные поведенческие особенности россиянина, необходимо определить:

Во-первых, является ли целерациональность качеством, противоречащим импульсивности. Если это противоречие существует, не приведет ли оно к социальным отклонениям и возможно ли преодолеть эти социальные отклонения?

Во-вторых, в какой степени коррелируется эмоциональная мотивация российского индивида и служение долгу?

В-третьих, насколько соответствуют иерархические отношения российскому характеру?

Эмпирический материал, описывающий поведенческие черты российского чиновничества, достаточно рельефно представлен в аналитических материалах социологических исследований, проведенных за последние годы кафедрой «Государственной службы и кадровой политики» РАГС, на которые мы будем опираться.

Первая поведенческая характеристика российского индивида, определяемая как импульсивность, предполагает две группы качеств: 1. качества, относящиеся к поведенческим особенностям, – нерегламентированность и т.п. 2. качества, проявляющиеся как эмоциональная мотивация. Проведем сравнение типичных поведенческих характеристик государственных служащих и наиболее характерных черт, свойственных российскому индивиду.

Важнейшим качеством, необходимым чиновнику в профессиональной деятельности, является целерациональность, которая отличается от импульсивности, прежде всего, рациональным целеполаганием, первой характеристикой его является умение ставить конкретные цели и добиваться их достижения. Однако анализ поведенческих качеств государственных служащих обнаруживает, что в рейтинге этих качеств, данное умение стоит всего на 9 месте из 12 (см. таблицу).

Таблица 3. Умение ставить конкретные цели и добиваться их достижения[К3] [103]

П.1. Высокая степень умения (в %)	Рейтинг по п.1.	П.2. Средняя степень умения (в %)	Рейтинг по п.2	П.3. Низкая степень умения (в %)	Обратный рейтинг по п.3.	Агрегированная оценка по качеству (п1.+п2/2-п3)	Рейтинг итоговый
28,5	8	45,3	8	18,8	9	32,4	9

Второй характеристикой рационального целеполагания является механизм контроля деятельности. Профессор В.Л. Романов отмечает, что в современной государственной службе «нет четко организованного целенаправленного систематического контроля: 75,5% отмечают, что контроль определяется конкретной ситуацией; 33,7% — через санкции и запреты»[104]. Таким образом, целеполагание и целеполагающий контроль выражены не значительно. На основании этих данных следует первый вывод – в поведении государственного служащего рациональное целеполагание выражено крайне слабо .

Непосредственно с рациональным целеполаганием связана целесообразность функций организации, или технологическая дисциплина. На вопрос: «Насколько соответствует структура организации ее задачам и функциям» были получены следующие ответы: 47,7% респондентов отметили – вполне соответствует; 39,9% – не вполне, 4,6% – не соответствует[105]. Таким образом, мнение респондентов указывает на рассогласованность структуры и функций, что в конечном итоге влияет на работу организации, проявляясь в ненормированности рабочего дня (отмечено 21%), в неопределенности прав и обязанностей (13,5%)[106]. Так, например, «большинство опрошенных (89,1%) в данный момент не имеют инструкций об исполнении должности или она еще разрабатывается (6,7%). В то же время каждый десятый отмечает, что документа нет вообще»[107].

Проблемы неорганизованности возникают и в деятельности отдельных индивидов, за последние годы снизилась исполнительская дисциплина, как указывают 48,8% респондентов. Налицо проблемы самодисциплины и самоорганизации –большинству (58,4%) присуще умение организовать личный труд и планировать свою работу только в средней мере, а 13,5% это умение свойственно в крайне низкой степени. Поведенческие характеристики связаны и с интеллектуальными навыками: такая процедура, как анализ информации, вызывает большие трудности у государственных служащих (это умение в средней степени свойственно 43,1%, в низкой степени – 32,3%)[108]. Из этих материалов следует второй вывод – технологическая дисциплина в государственной службе находится на низком уровне

Анализ социологических материалов РАГС показывает, что в сфере государственной службы «слабо развиты инициативность, стремление к новому, новаторский подход»[109]; инициативность служащих снизилась за годы реформ (что отмечают 39,7% опрошенных)[110] .в то же время превалируют «безынициативность и равнодушие»[111]. Вывод третий – инициативность государственных служащих невысока. Здесь необходимо подчеркнуть, что инициативность тесным образом связана с такой чертой российского характера как смекалка, которая оказывается невыраженной в поведении государственных служащих.

Оптимальное функционирование государственной службы, по мнению специалистов кафедры «Государственной службы и кадровой политики», зависит от следующих требований: 1. от выработки регламентирующих деятельность документов (63,8% респондентов указывают на необходимость совершенствования нормативно-правовой базы), 2. от совершенствования профессионализма (57,2% отмечают, что высокое качество работы с персоналом организации обеспечивает максимальную реализацию его профессионального опыта)[112].

Подводя итог по первой группе качеств, (на основании сформулированных выводов) следует, что функционально заданная, требуемая профессиональной деятельностью чиновников, целерациональность – реализуется слабо, вместе с тем оказывается подавлена одна из черт российского характера.

Вторая группа качеств относится к мотивации. Рассмотрим данные таблиц.

Таблица 4. Вопрос: «чем руководствуется государственный служащий при выполнении обязанностей» [113] :[К4]

69,9%	Указаниями непосредственного руководителя и частично должностными обязанностями;
61,2%	Личной ответственностью за порученное дело;
53,6%	Должностными инструкциями;
28,0%	Интересами своей организации;
17,8%	Только указаниями начальника;
15,7%	Собственными представлениями о том, что необходимо выполнять;
13,0%	Интересами общества.

Таблица 5. Вопрос: «Что лежит в основе стремления к служебному росту большинства государственных служащих»[114] :

50,0%	Перспективы дальнейшего профессионального роста;
44,2%	Желание больше зарабатывать;
40,4%	Стремление занять достойное место в обществе;
30,8%	Стремление более полно реализовать себя в управленческой сфере;
19,2%	Надежда решить жилищную и другие бытовые проблемы;
15,4%	Надежда установить более крупные деловые связи.

Таблица 6. Вопрос: «Факторы, стимулирующие деятельность государственного служащего» [115]

62%	Материальное стимулирование;
58%	Моральное стимулирование;
56%	Формирование резерва и работа с ним;
37%	Заслушивание отчетов;
35%	Планирование должностного перемещения;
31%	Штрафы, административные взыскания планирование;
19%	Индивидуальное профессиональное развитие работника.

Как отмечает профессор В.Л. Романов, «низка эффективность позитивного морального стимулирования служащих… интерес служащих к традиционным формам поощрений (правительственные награды, грамоты, благодарности и т.п.) сохранился в статистически незначимом выражении. Большинство (до 80%) респондентов указывают на заинтересованность в получении денежного вознаграждения. В то же время только 10,8% участвовавших в опросе не уверены, что если они будут работать больше и лучше, то их зарплата увеличится»[116]. Но, тем не менее, «была установлена связь … с фактами нематериального ряда; … с удовлетворением своей служебной деятельностью и признанием ее социальной важности… Государственные служащие, которыми главными названы в качестве мотивов «стремление реализовать себя в управлении», чаще положительно оценивают свой вклад в стабилизацию обстановки в обществе»[117].

Опираясь на приведенные данные, отметим, что для большинства государственных служащих в качестве побудительных стимулов (внешнее побуждение для индивида), как правило, выступают стимулы-ожидания морального поощрения, материального благополучия, карьерного роста. Смыслообразующими мотивами (ценностями, целями) выступают – высокий заработок и положение в обществе. Факторами, организующими мотивацию индивида (помогающими осуществить выбор целей), выступают указания руководителя, должностные инструкции и личная ответственность за порученное дело. К мотивации, которая носит исключительно рациональный характер, может быть отнесено из перечисленного только «выполнение должностных обязанностей» (только данная деятельность может быть рационально описана и зафиксирована в документе, регламентирующем эту деятельность). Все остальные мотивы включают в себя и рациональный, и эмоциональный элемент. Это характерно и для таких мотивов как «приказ начальника» или «личная ответственность за порученное дело».

Анализируя характер мотивации в сфере государственной службы, специалисты кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС приходят к выводам, что для эффективной мотивации необходимо «Первое место. Пересмотр норм, создание более гибкой системы оплаты труда (отмечают 75% респондентов); Второе место. Переход к системе классных чинов и квалификационных разрядов (60%)»[118]. Таким образом, мотивация государственного служащего в современных условиях только формируется, но уже сейчас есть потребность придать ей форму, которая должна учитывать и рациональные и эмоциональные элементы мотивации.

Вторая поведенческая характеристика – коллективизм, предполагает два комплекса качеств, определяемых установленным нами принципом: «Будь, как все, и следуй за лидером». Первый комплекс относится к взаимодействию между индивидами в коллективе (качества интеракции). Второй характеризует взаимодействие членов группы с лидером. В основе первого комплекса качеств (качеств интеракции) лежит принцип : «не выделяйся, соответствуй своему статусу ». Социологические исследования фиксируют отдельные формы проявления этого принципа, выделим три из них:

1. «одевайся, как положено»[119]

2. «отрицательное отношение складывается и к добросовестным людям, которые стремятся сделать карьеру на государственной службе (отметили 50% экспертов и 45% респондентов)»[120] .

3. тарификация коррупции. 80% опрошенных предпринимателей указали на то, что в органах государственной власти этот факт существует почти легально[121] .

Первая форма «одевайся как положено» – норма внешнего поведения рассматриваемого принципа . Вторая форма – это инструмент коллективной репрессии, определяемый нами как зависть[122], направленный против нарушителей принципа . Третья – ненормальная (патологическая) форма воплощения рассматриваемого принципа . Именно наличие тарификации коррупции («Бери по чину!»[123], перефразируя слова гоголевского городничего) свидетельствует, что даже в патологическом проявлении устанавливается «определенный порядок» функционирования данного принципа , что показывает его высокую устойчивость и способность к воспроизводству (как в социально адекватном, так и в патологическом виде)

Учитывая, что рассмотренный принцип существует как в позитивном, так и в негативном действии, есть основания полагать, что он определяет поведенческие проявления российских чиновников. Именно с ним связано и проявление таких качеств, как скромность, нестяжательство, и их более высоких форм – честности, порядочности, качеств, которые, к сожалению, население не связывает с образом чиновника[124]. Вместе с тем, это именно те качества, которые необходимы для эффективной работы государственной службы, для осуществления чиновником своей профессиональной деятельности. В настоящее время они имеют место не как реальные поведенческие особенности, а только как требуемое должное: «высокий профессионализм, порядочность, высокая нравственность, внимание и чуткость к людям, скромность в личной жизни, патриотизм, защита интересов отечества, образованность, знание реальной жизни, близость к простым людям, высокий уровень личной культуры, законопослушность, дистанцирование от политики и идеологии, добросовестное отношение к своим обязанностям, преданность долгу, демократии, нетерпимость к нарушению законов и норм общественной жизни, неподкупность, высокий уровень социализации»[125] (курсивом выделены характеристики принципа «не выделяйся»).

Таблица 7. Развитость качеств служащих (по оценке в %)[126] [К5]

достаточно широко	средне	достаточно мало
служащие	население	служащие	население	служащие	население
Доброжелательность	12	11	46	42	15	36
Справедливость	19	9	47	40	19	54
Бескорыстность, неподкупность	18	13	42	26	26	50
Честность, порядочность	23	10	47	42	14	37

Итак, современному государственному служащему свойственна установка «не выделяйся и соответствуй своему статусу », но в настоящее время она реализуется в патологической форме. Следовательно, отсутствуют механизмы ее позитивной реализации.

Исследование реально сложившихся взаимодействий в среде государственной службы показывает: 52% опрошенных отмечают, что чиновникам свойственно безразличие, неуважительное отношение к людям; 49,8% – стремление использовать свою работу в корыстных целях[127]. По результатам исследований 1997 года делаются выводы: чиновникам свойственно превращать свою деятельность в самоцель; им характерен волюнтаризм; консерватизм и догматизм, недоверие к народной инициативе; оторванность власти от народа; расхождение между словом и делом[128]. 58,5% респондентов отмечают, что чувство долга и ответственности современным госслужащим типично меньше, чем советским[129] .

Даже поверхностный взгляд на эти данные показывает, что современным государственным служащим одинаково несвойственна как «этика убеждения», так и «этика ответственности». На наш взгляд, в среде чиновничества произошла синкретизация двух этик, что и обусловило их нынешнее девиантное поведение.

Регулятивным механизмом «этики ответственности» является принцип: «все, что не запрещено, разрешено», что предполагает детальную систему нормирования человеческих взаимоотношений. Формирование данного принципа, после легитимации его М.С. Горбачевым в середине 80-х годов, и деидеологизация государственной службы привели к тому, что институциональные основы «этики убеждения» оказались разрушены, инструменты нравственного регулирования перешли к «этике ответственности». Но это совсем не значит, что поведенческие стереотипы этики убеждения перестали существовать. Стремление индивидов действовать «во имя…», не считаясь с затратами, приобрело другую форму под действием принципа «все, что не запрещено…» – это стремление приобрело характер «во имя … личной наживы», «во имя … личного богатства». Действовать, не считаясь с издержками любого характера, в меньшей мере с издержками морального плана, рискуя своей жизнью и даже богатством во имя богатства. В этих условиях синкретизм двух этик не может породить ничто иное, как аномию. Поэтому необходима одна из этик взаимодействия – либо ответственности, либо убеждения. На Западе «тысячу лет подстригали газон», рубили головы и сжигали на кострах и достигли результата – этики ответственности (общественного договора).

Этика убеждения вырастает из российского коллективизма и оказывается поведенческим регулятором взаимодействия российских индивидов. На наш взгляд, вывод профессора В.Л. Романова: «взаимодействие индивидов на государственной службе не может складываться по формуле: все, что не запрещено, разрешено»[130], – дает ответ, какая поведенческая этика необходима государственной службе. Реализация же отношений индивидов на принципах этики убеждения может осуществиться через механизм пожизненного найма (этой точки зрения придерживаются 46,2% респондентов – руководителей кадровых служб федеральных министерств и ведомств[131] ).

Второй комплекс качеств относится к оси члены группы – лидер. Материалы социологических исследований демонстрируют следующие характеристики этих взаимоотношений:

«70% экспертов и 85% респондентов отмечают, что продвижение по службе зависит от единоличного решения руководителя»[132], «34% и 43% [соответственно] – использование покровительства»[133]

«76% чиновников утверждают, что служебный рост зависит только от руководителя, связей и покровительства»[134] .

Технологический произвол в кадровой работе: руководители подбираются под команду, а государственные служащие на основе келейности и личной преданности, отмечают 42,3% опрошенных[135].

Данный технологический произвол в конечном итоге ведет к:

«нестабильности и реорганизациям, что указывают 69,2% [опрошенных], непрофессионализму – 53,8%, отсутствию объективной оценки и стимулирования труда – 53,8%, низкой производственной культуре – 48,1%, текучести кадров – 48,1%, … имитации бурной деятельности – 23,1%»[136] .

Из приведенных данных следует, что в сфере государственной службы действует типичный для российского социума механизм взаимоотношений индивидов и лидера: «следуй образцу, заданному лидером». Негативное проявление этого феномена фиксируют исследования. Однако, большинство руководителей, признавая отбор «угодных», отмечают, что критерием отбора является профессионализм и порядочность.

«Первое место: 70% — профессионализм и качества работоспособности как условие выдвижения; второе место – 56% — порядочность»[137] .

Следовательно, данные критерии действуют и при отборе лояльных («угодных») индивидов. Вследствие того, что критерии профессионализма каждого конкретного руководителя ограничены его личным опытом, возникает технологический произвол в кадровой работе. А отсутствие сформировавшейся системы объективной оценки кадров и является, на наш взгляд, источником аномии. В России принцип отбора на основании преданности сложился давно и вытекает из самого духа коллективизма. Он существовал в царской России, в Советском Союзе, и проблема современной России, как и Смуты, как и Гражданской войны – отсутствие единой объективной системы оценки кадров. Поэтому принцип «следуй модели поведения лидера » в России в ближайшем историческом будущем неустраним, и, возможно, нет смысла его устранять, а необходимо привести его в соответствие с требованиями общества. Для этого надо довести его до логического конца: лидер тоже должен следовать модели поведения вышестоящего лидера. Единая иерархическая пирамида функционирует, пока данный принцип в ней реализуется абсолютно. Нарушение его приводит к появлению отдельных «независимых» лидеров, тем самым пирамида рушится и утрачивает системное качество, возникает неорганизованный комплекс, который дает энтропийный эффект.

Поведенческие особенности государственного служащего характеризуются следующими чертами:

· отсутствие рационального целеполагания, низкая технологическая дисциплина, детерминированные «народным характером», качеством импульсивности;

· низкая инициативность, которая является следствием влияния профессионального требования – следование регламенту;

· рационально-эмоциональная мотивация;

· синкретизм «этики убеждения» и «этики ответственности»;

· взаимоотношение по оси: лидер-индивид определяется принципом: «следуй модели поведения лидера», но взаимоотношение «вышестоящего» лидера и «нижестоящего» лидера исходит из принципа: «разрешено то, что не запрещено», что является частным случаем синкретизации этик убеждения и ответственности.

Таким образом, соединение качеств народного характера и профессиональных требований приводит, во-первых, к синкретизации рационализма и импульсивности, во-вторых, к деформации качества коллективизма. Следствием этого является аннигиляция и народного характера, и профессиональных требований, что и ведет к «кризисности нынешнего кадрового корпуса органов государственной власти», что отмечают 80,8% опрошенных[138] .

Между тем, профессиональное поведение государственного служащего требует, во-первых, целерационального поведения. Именно это поведение, по мнению специалистов[139], обеспечивает нормальное функционирование государственной службы. Во-вторых, мотивация государственного служащего должна носить эмоциональный характер и быть построена на принципе «этики убеждения» «во имя …», но так, чтобы этот принцип был рационально организованным принципом «во имя … государства, общественного блага». То есть рационально организованная стимуляция должна порождать эмоциональную мотивацию индивидов, именно это и следует понимать как рационально-эмоциональную мотивацию. Рациональная стимуляция должна учитывать реальные поведенческие особенности, форматировать которые необходимо традиционно сформировавшимися этическими принципами, а не навязыванием идеальных моделей или отдельных принципов. Как отмечает профессор В.Л. Романов: «Действия подавляющего большинства бравшихся за переустройство общества людей оказывались, как правило, низко эффективными. Причина этого коренится в абсолютизации предлагаемой модели управления обществом, “вталкивании” их в живую ткань общественных отношений вне связи с эволюционными процессами в отечественном культурном пространстве»[140] .

Таблица 8. Поведенческая модель российского чиновника[К6]

Черты «российского характера»	Современные черты характера российского чиновника	Требования профессии
Авось	Слабо выраженное рациональное планирование	Рациональное планирование
Находчивость смекалка	Отсутствие и инициативы, и технологической дисциплина	Технологическая дисциплина и инициатива
Эмоциональная мотивация	Синкретизм эмоциональной и рациональной мотивации	Рационально-эмоциональная мотивация
«Не выделяйся»	«Не выделяйся», но действуй профессионально, «принимай по чину»	Скромность, профессионализм, открытая система классных чинов и квалификационных разрядов
Этика убеждения	Синкретизм этики убеждения и ответственности (пользуюсь «буквой закона в своих целях)	Рационализация «этики убеждения» через систему пожизненного найма
«Будь как все и следуй за лидером»	Быть угодным лидеру	Следуй служебному долгу и лидеру как персонификации служебного долга, заданному иерархической системой.

ГЛАВА III. ЭТИЧЕСКИЕ РЕГУЛЯТОРЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ

1. ЭТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ РОССИЙСКОГО СОЦИУМА

Этические основания предопределены поведенческими особенностями, но сложившись, они призваны поддерживать поведенческие стереотипы. Поэтому, если этические предпосылки утрачены, легко изменяются и поведенческие стереотипы. В этой связи «жесткими» элементами конструкции социальной системы, ее формой, выступают не поведенческие особенности, а этические. Одним из важнейших атрибутов социального взаимодействия является мораль. «Главная социальная функция морали – регулирование»[141], обеспечение социального взаимодействия. Мораль вызревает из «общественной потребности регулировать поведение людей в часто повторяющейся ситуации»[142]. Такой часто повторяющейся ситуацией является массовый способ хозяйственной деятельности и сформировавшийся на его основе стереотип поведения. Поведенческий стереотип является одной из предпосылок формирования морали, институциональные средства (церковь, партия, школа и т.п.) обеспечивают поддержание сложившегося комплекса норм и ценностей, систематизация которого обеспечивается этическими концепциями (например, конфуцианство, христианство, коммунизм и т.п.). Все эти три элемента: во-первых , поведенческий стереотип, с его этикой группового взаимодействия; во-вторых , институциональные средства; в третьих , этические концепции, работающие как система, представляют собой этический строй социума. Основная функция этического строя – обеспечение адекватной взаимосвязи целей социума и индивида, посредством создания целостного комплекса норм и институтов, обеспечивающих функционирование этих норм.

Этический строй реализуется через специальные инструменты: ценностные ориентации и нормы. «Социальные нормы, — как указывает профессор В.Л.Романов, — объективно формируются в процессе любой совместной деятельности»[143]. «Нормы являются содержанием основных социальных институтов, которые представляют собой специфические, относительно самостоятельные механизмы социального регулирования, осуществляющие контроль за поведением посредством различных способов выражения признания, одобрения, осуждения, применения специальных мер и способов внушения, убеждения и воспитания, разнообразных форм давления и принуждения»[144]. «Ценностные ориентации ..., с одной стороны, выражают сущность общественной системы, а, с другой стороны, носят личностный характер … ценностные ориентации связаны с системой потребностей личности»[145].

Задачами данной главы является исследование этического строя с точки зрения его функциональных характеристик, а также изучение механизма форматирования потребностей и поведенческих особенностей в этическую модель. Для этого дается сравнительный анализ этических моделей и функциональной соотносимости «типичного характера поведения» и «сложившейся формы самоорганизации», целей социума и индивида, целей и технологий достижения этих целей, целей и норм, регламентирующих стремление к этим целям. Конкретизацией исследовательской задачи является исследование функционирующей в настоящее время этической модели государственного служащего и направление ее развития.

Рассматривая человеческое сообщество, необходимо опираться на то, что предопределяет действия индивидов. а именно на человеческие потребности, изучение которых имеет давнюю традицию и чаще всего определяется целями исследования. Так, например, Питирим Сорокин, рассматривая причины революций, пришел к выводу, что причиной их является подавление «базовых инстинктов большинства населения»[146] (инстинкт индивидуального самосохранения; инстинкт группового самосохранения; пищеварительный инстинкт; инстинкт свободы; собственнический инстинкт; сексуальный инстинкт[147] ). Не трудно заметить, что инстинкты, названные П. Сорокиным, по сути те же, что и потребности А. Маслоу[148] (потребности физиологическая; потребности в безопасности; потребность в общении; потребность в уважении; потребность в самоактуализации). Православная концепция греха, рассматривая вопрос о потребностях, исходит из того, что интенсификация потребностей, или неумеренность в их осуществлении ведет к греху, который понимается как страстное удовлетворение потребностей (чревоугодие; любострастие; сребролюбие; гнев; печаль; уныние; тщеславие; гордыня[149] )

Как справедливо показывает П. Сорокин, подавление потребностей ведет к социальной агрессии, а, согласно православной концепции греха, интенсификация потребностей, неумеренная их реализация ведет к подавлению способности к самоактуализации. Маслоу исходит из противоположной точки зрения, полагая, что необходимо поэтапное удовлетворение потребностей от «низших» к «высшим». Однако в российском социуме это оказывается невозможным в силу того, что основания поведенческих этик Запада и России – различны. «Этика ответственности» направляет стремления западного индивида к свободе (любимому делу, независимому от взаимодействия с другими индивидами), что может быть достигнуто, если человек реализует потребность в уважении (и при этом все другие потребности у него будут удовлетворены). «Этика убеждения», напротив, движет российского индивида к «волевому» порыву, что достигается через коллективное взаимодействие, но при этом допускается, что физиологические потребности, как и потребность в уважении, могут быть нереализованы.

Среди потребностей особую роль играет потребность в самоактуализации. В отличие от других потребностей, обеспечивающих самосохранение индивида (или социума), потребность в самоактуализации – есть потребность в игре[150], которая «нарушает» принцип самосохранения. Игра не обеспечивает накопление энергии, а наоборот способствует ее растрате. И концепция иерархии потребностей Маслоу, и Православная концепция добродетели, и любая другая религиозная, этическая, психологическая концепции – каждая по-своему, оценивают самоактуализацию как наиболее значимую и высшую для человека потребность. Но самоактуализация может пронизывать любую другую потребность, и, будучи по своей сути игрой, подрывать функцию самосохранения, которую обеспечивают эти потребности. Самоактуализация может быть социально значима, только будучи вписана в традиционно сложившийся этический строй. Яркими примерами такой самоактуализации (игры) для индивида могут быть: «капиталистическое предпринимательство[151] », монашеская аскеза, «служба Отечеству» и т.п. Индивидуальная самоактуализация, вписанная в этический строй общества, обеспечивает устойчивое и динамичное функционирование и развитие общества. Но самоактуализация (игра), не имеющая социальной значимости, этически неопределенная разрушает и индивида, и общество. Например, пьянство и наркомания – тоже игра, любой «грех[152] » может пониматься как своеобразная форма асоциальной самоактуализации.

Задача этического строя – «обеспечить» индивида социально значимым способом самоактуализации. Причем каждая культура сформировала свои традиционные способы для самоактуализации личности. Итак, действия индивидов определены удовлетворением потребностей и стремлением к самоактуализации (т.е. целевым стремлением и игровым[153] ). Первое обеспечивает самосуществование индивида в формуле «надо». Второе может не соответствовать обеспечению самосуществования индивида, исходя из стремления «хочу». Целевые стремления определяют самосуществование социума, то, что в целом «нужно» этому социуму. Для отдельного индивида «нужное» для социума формулируется как «должное» для него или как комплекс принуждения индивида к определенным действиям, поэтому для любого общества реально возникновение противоречия (и даже конфликта) между целевым и игровым стремлениями. В связи с этим, каждый социум (от малой социальной группы до народа) вырабатывает механизм регуляции между игрой и должным, между самореализацией и самосохранением. Такой механизм должен отвечать следующим условиям:

· соответствовать естественным природным особенностям социума , учитывать характер активности (пассивный — активный — импульсивный) социума и соответствовать его мыслительному строю (в самом общем виде, соответствовать рациональной или аттрактивной ориентации мышления[154] ). Вполне естественно, что пассивным социумам необходим один механизм, а активным другой, точно также и для аттрактивных социумов необходим один механизм, а для рациональных другой;

· исходить из реалий самореализации и самосохранения , т.е. опираться на сложившийся комплекс запретов и типичных действий социума, строиться на сложившемся комплексе стереотипов, алгоритмов действий;

· выстроить «мотивационный коридор», или создать условия для использования активности индивида в целях самосуществования социума. Такой механизм должен быть способен направить игровую интенцию индивидов «на мирные цели», на поддержание социума и его сохранение.

Существование социальной системы предполагает появление социального управления, главной функцией которого является поддержание самосохранения. Вместе с тем, системе свойственно игровое стремление, которое конфликтно управлению. Поэтому необходим

· механизм, предполагающий разрешение конфликта между управлением и игровым стремлением социума. Чем более спонтанна активность социума, тем актуальнее для него разрешение такого конфликта.

Такой механизм реализуется в этическом строе социума. Центральная проблема, которую призван разрешить этический строй, – снять конфликт индивида, проявляющийся в противоречии «должного» и «хочу». Особенность «должного» в том, что в нем всегда присутствует элемент принуждения и определения: «должен что-то». Должное всегда целеопределенно и, зачастую, построено на методике действия «должен как». Собственно методика должного не всегда является принудительной. Безусловно, она может целеопределенно навязывать способ действия индивиду: «для того, чтобы …, ты должен …», например: «для того, чтобы стать богатым, ты должен трудиться, не покладая рук». Вместе с тем, методика должного может и не быть целеопределенной, т.е. не навязывать индивиду цель, а показывать ему запретительные позиции, оставляя ему выбор в самоопределении цели.

Вебер и Маслоу дали подробное описание нравственной парадигмы западного общества. Нравственной определяющей для западного человека становится стремление к достижению [155]. Это стремление должно реализовываться поэтапно, в движении от удовлетворения «низших» потребностей к «высшим». Согласно концепции Маслоу, социум должен гарантировать удовлетворение типичных потребностей индивидов (первые четыре потребности Маслоу), и в таком случае он получит для самосуществования индивидуальную энергию самоактуализирующихся индивидов[156] .

Совсем иная нравственная парадигма обнаруживается в российском обществе. Образно и ярко ее формулирует Серафим Саровский: «Отказываемся же мы от приятной пищи для того, чтобы усмирить воюющие члены плоти и дать свободу действиям духа»[157]. Православная нравственная парадигма предполагает обретение самоактуализации не в удовлетворении потребностей, а в сдерживании страстей[158], источников греха: «мир душевный приобретается скорбями»[159]. Собственно, потребности Маслоу здесь понимаются как греховные страсти – мотивы, обусловленные страхом и удовольствием, которые «фундаментальная наука и христианская аскетика не считают … основными, подлинно руководящими поведением людей» [160] .

Подчеркнем отличие концепций А. Маслоу и Православия:

· согласно Маслоу, через поэтапное удовлетворение всех потребностей самосохранения можно прийти к самоактуализации; если оказалась нарушена одна из потребностей самосохранения, то самоактуализация оказывается невозможна (другими словами, чтобы вырос цветок, за ним нужно педантично и внимательно ухаживать);

· согласно Православию, самоактуализация достигается через самоограничение и терпение, а в случае монашеской аскезы через страдание; чтобы достичь самоактуализации необходимо не удовлетворять плотские страсти и гордыню, а ограничить их (другими словами индивид «закаляется как сталь» — образ свойственный и Православию и Коммунизму).

В этом случае индивид, сформировавшийся на Западе, получит только удовлетворение от реализации потребности. Напротив, российский индивид, ограничив удовлетворение любой потребности, достигает самоактуализации[161] . Этим отличаются западная и российская этические модели. Именно это имел в виду В.К. Тарасов, когда говорил в своем выступлении в Хабаровске в 1991 г.: «Американцы умеют работать. Мы не умеем работать. Американцы умеют отдыхать. Мы не умеем отдыхать. Но мы умеем жить, а американцы этого не умеют».

Таблица 9. Соотнесение Православной нравственной концепции (греха и добродетели)[162] и концепции потребностей Маслоу[163] )

Добродетели (самоактуали­зация)	Греховные страсти	Потребности Маслоу
1)Воздержание	1) Чревообъястный	1) физиологические
2) Целомудрие	2) Блудный	1) физиологические
3) Нестяжание	3) Сребролюбивый	2) в безопасности
4) Кротость	4) Гневный	2) в безопасности
5) Блаженный плач	5) Печальный	3) в принадлежности и любви 4) в признании
6) Трезвение	6) Уныние
7) Смирение	7) Тщеславный	4) в признании
8) Любовь	8) Гордостный	4) в признании
Самоактуализация

2. ЭВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОГО ЭТИЧЕСКОГО СТРОЯ

Отмечая адекватность православного этического строя российскому характеру, необходимо зафиксировать и существующие противоречия. Важнейшим из них является то, что православие (особенно при сравнении его с протестантизмом) не имеет нормативной этической модели «мирской» деятельности. Это значит, что реальная хозяйственная, профессиональная деятельность человека допускается, но трансцендентально не оправдывается. Таким образом, происходит разрыв целей социального должного и целей индивида, направленных на удовлетворение потребностей самосуществования, другими словами, возникает конфликт должного и сущего[164]. Собственно русское должное («русская мечта») есть высшая экзистенциальная цель, которая имеет существенное отличие от «приземленной», к примеру, «американской мечты». По мнению И. Яковенко, русское «должное имеет тысячу наименований. Опонское царство и Русская мечта, Беловодье и Святая Русь, Вся Правда и Коммунизм, Русская идея и Духовность — все это лики должного. Они меняются и мерцают в зависимости от контекста, эпохи, социального строя, но всегда сохраняют главное — свою глубинную суть. Должное — это российская Шамбала, оно запредельно «этому», дольнему миру и являет собой полноту Истины и полноту Блага, слитых в невыразимом единстве. Поэтому должное представляет собой некую абсолютную точку отсчета, находясь тем самым в одном ряду с такими сущностями, как идеал»[165]. Сущее не более, чем ухудшенный вариант должного. А в этой связи не существует практического способа достижения должного, может быть только чудесное превращение. Деятельность индивида в сфере сущего не приближает его к должному, а если в этой деятельности содержится нарушение принципа «будь как все», то и отдаляет. Реализация должного всегда неожиданна и чудесна. «Достижение должного мыслится как трансмутация, как чудесное преображение реальности. К должному можно прийти через чудо, через предельное напряжение, верность и желание»[166].

Именно из этого образуется вера в чудо, свойственная русскому умственному строю. Именно в этом содержатся корни эсхатологических представлений и «правдоискательства» и, как следствие, неприятие власти «земной» и оправдание бунта. Присутствие в русской православной этике разрыва между целями и инструментальными средствами оказывается причиной напряжения, приводящего к аномии. Социальная динамика дореволюционной России – эпохи, когда деятельность россиян в наибольшей мере определялась православием, показывает нарастание аномии, мятежа. Весьма интересной в этом плане является работа О. Шахназарова, который рассматривает взаимосвязанность государственного православия, старообрядчества, и коммунизма как этических концепций[167] .

О. Шахназаров исходит из позиции, что исторический тип хозяйственной деятельности предполагает и обеспечивается соответствующей ей определенной хозяйственной этикой. По мысли автора, в истории человечества существовали четыре эпохи – эпоха морфологического приспособления человека к среде (гомеоцентризм, или первобытное общество); эпоха приспособления ландшафта к себе (эктоцентризм, или эпоха традиционных обществ); эпоха приспособления к себе природных недр (геоцентризм, или эпоха индустриализма). На смену геоцентризму идет антропоцентризм (эпоха информации).

Переход от гомеоцентризма к эктоцентризму был связан с природными катаклизмами и потребовал от человека смены хозяйственной деятельности. Охотники и собиратели вынуждены были стать скотоводами и земледельцами, а значит «в поте лица своего добывать хлеб свой насущный». В этот период происходит отчуждение морфологической природы человека от способа жизнедеятельности. Это означает, что человек «должен» трудиться, а не «получать» «дары» природы. Возникает необходимость принуждения человека к труду, там, где это удалось реализовать, и возникли государства. Одновременно «трудовая деятельность» нуждается не только в принуждении, но и обосновании, что приводит к возникновению религий, этические концепции которых понимали, во-первых, труд как необходимое страдание во имя будущего искупления. Во-вторых, труд не должен давать результатов сверх необходимого для существования индивида. Этика «страдания и нестяжательства» обуславливалась ограниченной эффективностью хозяйственной деятельности человека. В традиционную, эктоцентрическую эпоху, рост производительности вел к исчерпанию ресурсных возможностей ландшафта – это одна причина потребности этики «нестяжательства», другая заключалась в том, что сложившаяся в обществах социальная дифференциация соответствовала профессиональной и была стабильна. Изменение социальной дифференциации (за счет роста богатства) вело к нарушению стабильности и дезинтеграции социума, что несло угрозу его гибели. Отсюда еще одна особенность этой эпохи – «каждому свой крест» – социальная дифференциация постоянна, неизменна и должна быть этически оправдана. Место человека, его «крест» в этом мире обосновывается общей экзистенциальной целью, которая исключает социальную мобильность («не собирай сокровищ на земле»).

В дальнейшем придет новая эпоха — геоцентрическая (индустриальная), особенность которой в том, что за счет роста производительности большинство индивидов (а не отдельные, как прежде) оказались в состоянии увеличивать свое богатство. С другой стороны, возникла необходимость и в социальной мобильности: рынок рабочей силы требовал горизонтальной мобильности, а потребность в производительности предполагала вертикальную (это обусловлено стремлением индивида к достижению и богатству). Этические концепции традиционной эпохи не соответствовали новым требованиям. Возникновение в Западной Европе протестантизма явилось ответом на вызов времени.

Таблица 10. Эпохи освоения природной среды и этические парадигмы[168] [К7]

ЭПОХА	ХАРАКТЕРЕИСТИКА ЭПОХИ	ВОСПРИЯТИЕ ЧЕЛОВЕКОМ СРЕДЫ	ТРЕБО­ВАНИЕ	РЕЛИГИЯ (ИДЕОЛОГИЯ)
РОССИЯ	ЕВРОПА
Гомеоце­нтризм	Человек приспосабливается к среде (первобытное общество)	как предел возможности приспособления к среде обитания.	Отсутствует	Языче­ство	Языче­ство
Эктоцен­тризм	Человек приспосабливает ландшафт (традиционное общество – земледелие, скотоводство)	как право на личностный нравственный выбор.	Испыта­ние	Правосла­вие	Католи­цизм
Геоцент­ризм	Человек приспосабливает недра (индустриальное общество)	как осознанная необходимость.	Призва­ние	Комму­низм	Проте­стантизм
Антро­поцент­ризм	Человек управляет инфо­рмацией (постиндустри­альное или информацион­ное общество)	как необходимость ограничений в использовании интеллекта.	Не сформировалось

В этой связи сравнение этического строя православия и протестантизма – это сравнение двух этических концепций разных исторических эпох. Между тем, протестантизм уходит своими идейными корнями в католицизм, из которого он вызрел в результате войн Реформации. Как убедительно показал О. Шахназаров, в России была своя «Реформация». Она началась с Раскола (началом русской Реформации О. Шахназаров считает дату анафемы староверам, объявленной Большим Московским Собором в 1666 году[169] ), который сопровождался преследованием, пытками, каторгой староверов и ответными крестьянским бунтами и двумя войнами (К. Булавина и Е. Пугачева). Европейская Реформация заканчивается Великой французской революцией, точно также и русская реформация заканчивается революцией 1917 г. Основными движущими силами российской революции явились православные крестьяне, движимые ненавистью к дворянству и церкви. Но если ненависть низших сословий к высшим объяснима, то абсолютно непонятна ненависть православных (которые составляли в то время подавляющее большинство населения) к православной церкви. Одним влиянием большевистской идеологии это не объяснишь. Этот факт объясняет О. Шахназаров, проводя расчеты, согласно которым в 90 миллионной России к началу революции было до 37 млн. старообрядцев[170], которые, будучи социально активными, составили основную движущую силу революции, институциализированную в Советах. Заслуга большевиков только в том, что им удалось «оседлать» это народное движение, во главе которого встал В. Ленин – «Пугачев с университетским дипломом»[171].

Советы, как показывает О. Шахназаров, зародились в среде старообрядчества и представляли собой институт, поддерживающий и управление (внутри отдельного сообщества и между сообществами), и этический строй. Взаимная ассимиляция советов, партии большевиков и бюрократии (традиционной государственной российской формы управления) привела к возникновению российского коммунистического общества – «родился монстр, в котором атеистическое безразличие к человеку со стороны чиновника совместилось с религиозным рвением и самоотдачей масс»[172]. При этом возникла исключительно российская этика, адекватная требованию перехода к геоцентризму и обусловленная историческим цейтнотом, в котором в то время оказалась Россия. Фундаментальной основой этой этики стала идеология коммунизма, совместившая в себе принципы и староверческого православия и российского понимания марксизма[173].

Идеология русского коммунизма соответствовала переходу к геоцентрической эпохе, которая требовала понимания социального действия, исходя из осознания необходимости. Но если протестантизм в своей основе имеет индивидуализм и педантизм западного человека и формулирует принцип рационального принятия решения отдельной личностью с ориентацией на получение индивидуального результата (каждый полагается только на себя), то коммунизм исходит из импульсивности (иррационализма) и коллективизма.

Эти два момента мы находим в понимании В.И. Лениным сути коммунистического труда: «… бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на определенные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне нормы, труд, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке [курсив мой – З.Н.] трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма»[174]. В данном случае В.И. Ленин формулирует идеальную норму хозяйственной этики коммунизма, соответствующую и требованиям геоцентрической эпохи и особенностям российского характера.

Такой идеал, как и в православии, соотносим с должным, а не с сущим. Но в отличие от православия к должному показан «инструментальный» путь – это привычка, которую необходимо сформировать. Отметим важное отличие этики коммунизма от православия и протестантизма: православие не принуждает человека к труду, оно оставляет за человеком выбор трудиться (только для самосуществования) или служить Богу, совершая страдальческий подвиг. Протестантизм мотивирует индивида к труду, к осуществлению своего призвания, за что человек получает в результате также и «земную» награду. Коммунизм же предполагает получение человеком награды от самого процесса труда, что является следствием привычки. Следовательно, чтобы коммунистический человек был счастлив, он должен привычно участвовать в трудовом процессе. Но формирование привычки трудиться возможно только в том случае, если для индивида столь же привычно не получать результаты своего труда или не оцениваться по результатам труда. Такой идеал с использованием «привычки» как инструментальной нормы в принципе не достижим (т.к. человеку свойственно испытывать радость не только от процесса, но и от результатов труда), но он становится осуществим, если используются не нравственные инструменты, а инструменты принуждения к труду. В результате существование коммунистической идеологии как инструментальной возможно только при использовании функций управления.

Характеризуя этической строй как систему в целом, отметим, что основной его функцией является увязка целей социума и индивида – с одной стороны; целей (индивида и общества) и норм (способов их достижения) – с другой. В этой связи этический строй структурирован четырьмя основными элементами:

1. Цель социума – экзистенциальный идеал-цель.

2. Общий принцип отношений или действий, необходимый социуму для достижения экзистенциальной цели – цель-норма .

3. Инструментальная («мирская») цель-действие – то, к чему должен стремиться индивид, чтобы социум мог «приблизиться» к экзистенциальной цели.

4. Инструментальные («мирские») нормы – то, как должен действовать индивид, нормы, необходимые для реализации инструментальной цели,.

Этический строй призван отфильтровать из всей совокупности возможных целей и норм, созданных культурой, те, которые могут сложиться в целостность, обеспечивающую поддержание сложившегося характера действий индивидов и формы управления, а также снятие напряжения между ними. Соответственно этический строй предполагает оценку целей и норм культуры, классифицируя их как «грехи» и «добродетели». В этой связи классифицируем «принципы строителя коммунизма»[175], исходя из взаимосвязи целей и норм, и соотнесем их с православием и протестантизмом:

Экзистенциальный идеал-цель (высшее «должное») фиксируется в первом принципе «строителя коммунизма» – «Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма». Его инверсией является одиннадцатый принцип – «Непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов» (антикоммунизм понимается как «грех»). Общая цель всего социума – стремиться к запредельному «должному». И одновременно этой целью является любовь и преданность – то, что непосредственно пересекается с православными ценностями. Но вместо любви к Богу и стремления к трансцендентальному «запредельному царству Божию» на первый план выступает любовь к Родине. Первый принцип строителя коммунизма аналогичен высшей ценности православия – «любви к Богу». Соответственно, если для Православия самый страшный смертный грех – «гордыня», то здесь аналогичный грех – «антикоммунистическая гордыня». Но в понимании преодоления гордыни существует серьезное отличие – в Православии она преодолевается добродетелью – любовью. «Строитель коммунизма» преодолевает ее через ненависть (одиннадцатый принцип). Экзистенциальный идеал протестантизма отличен и от коммунистического, и от православного, им является свобода личности. Подчеркнем, что и в православии, и в коммунизме, и в протестантизме идеал («должное») актуально недостижим, он запределен по отношению к наличному бытию.

Экзистенциальный идеал-норма – десятый принцип «Дружба и братство всех народов СССР»; двенадцатый принцип «Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами». Инверсия – десятый принцип. «Нетерпимость к национальной и расовой неприязни». Дружба и солидарность рассматриваются как идеальные нормы, реализация которых необходима для достижения высшей цели, данные ценности созвучны любви к ближнему и кротости в православии. Однако инверсией им является опять же ненависть, нетерпимость, что в самом православии является грехом. Протестантизм как экзистенциальную норму предполагает права человека и следование договору, закону: «пусть рушится мир, но торжествует закон». Вместо иррациональной любви к ближнему, дружбы или солидарности, выступает рационализм принятых обязательств.

Цель инструментальной деятельности – принципы второй, «Добросовестный труд на благо общества »; третий «Забота каждого об умножении общественного достояния »; четвертый «Высокое сознание общественного долга ». Инверсия – вторая часть четвертого принципа «нетерпимость к нарушениям общественных интересов ». Православие не обнаруживает инструментальной цели (как и католицизм) – в этом особенность идеологии эктоцентричной эпохи. Вместе с тем протестантизм имеет ее, она заключается в призвании, или самореализации человека.

Инструментальные нормы – нормы действия, с помощью которых достигаются цели. Это пятый принцип «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь »; шестой «Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми »; седьмой «Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни »; восьмой «взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей ». Инверсия – девятый принцип «Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству».

Несмотря на детальность фиксируемых инструментальных норм, они не имеют строгой иерархии, свойственной православию и протестантизму. При этом содержательно они пересекаются с основными запретами православия, а поэтому обозначают границы, за которые индивид выходить не вправе. Абстрактность этих принципов не соотносима с конкретностью иерархии потребностей А. Маслоу. Но, тем не менее, они представляют собой рациональное отражение иррационального характера взаимодействия, свойственного русскому коллективу.

Таблица 11. Соотнесение этического строя коммунизма, православия и протестантизма

Элементы этическо­го строя	Коммунизм	Право­славие	Проте­стантизм
Позитивные идеалы	Негативные идеалы
Экзистен­циальный идеал-цель	1 ПРИНЦИП. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма;	11 ПРИНЦИП. Непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;	«Запре­дельное царство»	Свобода личности
Экзистен­циальный идеал-норма	10 ПРИНЦИП. Дружба и братство всех народов СССР, 12 ПРИНЦИП. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.	10 ПРИНЦИП. Нетерпимость к национальной и расовой неприязни;	Любовь к ближ­нему	Права человека
Цель инструме­нтальной деятельно­сти	2 ПРИНЦИП. Добросовестный труд на благо общества; 3 ПРИНЦИП. Забота каждого об умножении общественного достояния;	4 ПРИНЦИП. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов;	Самореа­лизация личности
Инструментальная норма действия, с помощью которой дости­гаются цели	5 ПРИНЦИП. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь; 6 ПРИНЦИП. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми; 7 ПРИНЦИП. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни; 8 ПРИНЦИП. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей	9 ПРИНЦИП. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;	Система греха и добродетели	Иерархия потребностей по Мас­лоу

Анализ социологических исследований по вопросам нравственного состояния советского общества в 60-70-е годы, проведенный В.М. Соколовым, демонстрирует сложившийся к этому времени коммунистический этический строй. В это время поведение советских людей в значительной мере определялось сформировавшимися к тому времени инструментальными нормами и целями. Данные свидетельствуют:

— Не менее 90% респондентов указали, что наиболее ценными качествами личности являются трудолюбие, чувство товарищества, честность.

— Не менее 70% отметили уважение к старшим, гражданская ответственность, отзывчивость, уважение к женщине, бережливость, скромность, единство слова и дела, идейная убежденность, общественная активность.

— Не менее 60% – бескорыстие, принципиальность, высокая культура.[176]

В качестве нравственных ценностей были определены:

— Первое место: интересная работа;

— Второе место: семейное счастье;

— Третье место: сознание приносимой пользы;

— Четвертое место: общественное уважение;

— Пятое место: материальное благополучие.[177]

Отсюда основной вывод: «подавляющее большинство жизненных целей молодых людей соответствуют коммунистическим общественным идеалам»[178] .

Православие и коммунизм как этические концепции объединяло стремление к экзистенциальной цели, которая принималась как запредельная, трансцендентальная. Но если православие сохраняло за человеком выбор – самосуществование или служение трансцендентальному, то коммунизм определял стремление к экзистенциальной цели как необходимость. В коммунизме пересеклись требования двух эпох – эктоцентрической, что проявилось в «скромности» (как аналоге православного «нестяжательства»); и геоцентрической, что обнаружилось в активном действии, обусловленном необходимостью.

Напротив, протестантская этика нравственно обусловила рост жизненного уровня западных индивидов и активную их деятельность в личных интересах, что стало следствием развития общественного богатства Запада. Перефразируя К. Маркса, можно сказать: «индивидуальное богатство каждого, стало условием богатства всех». Учитывая, что материальное богатство на Западе является индикатором свободы, как высшей ценности, можно сказать, что Запад на сегодняшний день почти реализовал формулу К. Маркса: «индивидуальная свобода каждого станет условием свободы всех» (которая на наш взгляд являлась идеалом геоцентрической эпохи). Напротив, Россия, технически выполнив требования геоцентрической эпохи за кратчайший исторический срок, оказалась нравственно опустошенной. В преддверии антропоцентрической (информационной) эпохи ни православие, ни коммунизм уже не могут выступать фундаментальной основой этического строя. Более того, обе концепции являются разрушенными и по этой причине также не могут служить основой для эволюционного рождения новой идеологии.

Новая идеология должна отвечать следующим требованиям:

— эта идеология должна соответствовать российскому характеру, а значит быть выражением импульсивности и коллективизма;

— она должна учитывать сложившуюся форму социального управления российского общества;

— предполагать возможность индивидуального обогащения и использовать этот ресурс на благо общества (требование геоцентрической эпохи, нереализованное в Российском обществе);

— соответствовать требованиям антропоцентрической эпохи, которая несет опасность деструкции, вызываемой хаотичным движением информации (точно также как в геоцентрическую эпоху феноменом деструкции являются экологические проблемы).

Требования антропоцентрической эпохи человечеством еще до конца не осознаны и, как следствие, этика этой эпохи еще находится в зачаточном состоянии и на Западе, и, тем более, в России.

3. СОВРЕМЕННАЯ ЭТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО.

Структурная составляющая любой системы испытывает влияние системы в целом. Государственная служба, как структурная составляющая, представляет собой элемент целого, поэтому этика государственного служащего отражает этический строй российской социальной системы. Вместе с тем, этическая модель государственного служащего не может быть простым слепком целого. Корпус государственной службы относится к центру социального управления и в силу этого оказывает влияние на форматирование элементов системы, другими словами, корпус государственной службы задает нравственную модель поведения для индивидов, составляющих общество в целом. Таким образом, этика государственной службы объективно отражает сложившуюся нравственную систему и влияет на нее: «только усвоенные и творчески переработанные государственными служащими совокупные нравственные и эстетические ценности, значительно превышающие установленные в каждом обществе жизненные стандарты, позволяют ему занимать подобающий его личности статус»[179]. Это усиливается и тем, что население (46%) в большой мере связывает положительные изменения с действиями государственной власти (тогда как на себя полагаются только 30,4% респондентов[180] ), при этом 71% опрошенных (по итогам исследования под руководством Ю. Левады в марте 1999 г., посвящённого тенденциям развития личности российского человека за прошедшее десятилетие[181] ) считает, что «государство должно заботиться о благосостоянии каждого гражданина». Опираясь на эмпирические материалы и социологический анализ, прежде всего, исследований кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС, а также материалы других исследований, опишем этическую модель деятельности государственного служащего и возможные изменения этой модели.

Структурные элементы, описанные выше (цель-идеал, цель-норма, инструментальный идеал, инструментальная норма), необходимо рассмотреть с точки зрения актуальных норм (норм реально действующих, норм сущего), патологии (область дисфункционального, сфера неуправляемого) и функциональной заданности («такая функция должна выполняться»), а также с точки зрения экзистенциальных целей (идеалов).

Экзистенциальный идеал

Опираясь на материалы общероссийских социологических исследований, можно утверждать, что главной экзистенциальной целью чиновников является принцип: «приносить пользу людям и обществу », его отметили в 1996 году 10-12% государственных служащих, в 1997 г. – 26%[182]. Аналогичные данные зафиксированы в Удмуртии при опросе муниципальных и государственных служащих в феврале 2001 г. На вопрос «в чем Вы видите смысл служебной деятельности» 31% респондентов выбрали ответ «приносить пользу людям и обществу», 32% — «работать на благо государства»[183]. Углубленные интервью с отдельными респондентами дали возможность уточнить, что «польза обществу» понимается как служение государству. Чиновник воспринимает себя представителем корпорации «государство», которое действует «в интересах общества и людей», поэтому служение государству и есть служение людям. Опрошенные не допускали возможности того, что их действия в интересах государства могут противоречить интересам общества (хотя допускали, что они могут противоречить интересам отдельных людей)[184]. Таким образом, экзистенциальный идеал чиновника – «действие в интересах государства », «верность государственным идеалам»[185] (которому имманентно присуще действовать в интересах общества ).

В целом в среде государственных служащих не фиксируются идеалы, которые могут оцениваться как дисфункциональные, но по оценке населения, чиновникам свойственно руководствоваться личными, а не государственными интересами. Этот вывод подтверждает опрос (1211 жителей 14-ти субъектов Российской Федерации), в котором 50% респондентов отметили стремление чиновников использовать свое положение в корыстных целях[186]. Некоторая часть населения воспринимает государственную службу как сферу реализации личных потребностей, на что указывает следующий факт – 31% опрошенных хотели бы, чтобы их дети были чиновниками, мотивируя это тем, что так легче решить личные проблемы[187]. Несовпадение в понимании экзистенциального идеала является причиной неадекватной ориентации индивидов при выборе деятельности и в конечном итоге ведет к «падению» нравственности. 25% респондентов указывают на то, что нравственный уровень современных чиновников понизился, 30% полагают, что советские чиновники имели более высокий уровень нравственности[188].

Снижение нравственного уровня чиновничества можно ожидать и в будущем до тех пор, пока в обществе не сформируется представление об экзистенциональном идеале государственного служащего.

Экзистенциальные нормы

Осуществление экзистенциального идеала связано с функционированием идеальных норм, являющихся самими по себе ценностями социума. Государственная служба функционально задает требование «проводить в жизнь государственную политику, т.е. представлять государство; действия государственного служащего подчинены воле и законам государства, не предполагают проявления самостоятельности и индивидуальной воли [курсив автора – Н.З.]»[189], а значит, «в профессии государственного служащего есть элементы объективно обусловленного социального: иерархическая подчиненность, законопослушность, корпоративность, верность государственным идеалам»[190]. Именно данные установки и определяют нормы-идеалы государственной службы.

В целом как норму-идеал выделим «добросовестный профессиональный труд»[191]. Между тем, как фиксируется в многочисленных исследованиях кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС, критерии оценки добросовестного труда чиновников зачастую носят субъективный характер. Качество исполнения данной нормы определяется в первую очередь только руководителем, поэтому существует необходимость в выработке единых норм и создании «Кодекса государственной службы» (на это указывают 61,5% респондентов), институциализация которого может быть осуществлена «специальным федеральным органом по вопросам государственной службы» (63,5%)[192].

Отсутствие единой системы оценки добросовестности и профессионализма приводит к негативным феноменам (безынициативность, равнодушное отношение к служебным обязанностям, бюрократизм, волокита, коррумпированность, имитация деятельности и т.п.[193] )

Инструментальные цели

Для того чтобы индивид действовал в соответствии с экзистенциальными нормами и идеалами, необходимо, чтобы его личные цели соответствовали этим идеалам (как маленькая матрешка соответствует большой). Личные цели индивида определяются его мотивацией. Наиболее типичными мотивами чиновников, по данным исследований, являются: «перспективы профессионального роста» – отмечают 50% опрошенных, «желание больше зарабатывать» – 44%, «стремление занять достойное место в обществе» – 41%, «реализовать себя в управлении» –31%[194]. Данные мотивы являются типичными для любого индивида и не противоречат идеальной норме, ориентирующей индивида на профессионализм. По мнению Р.Мертона, сами по себе индивидуальные цели не могут быть аномийными или полезными, важно не то, к чему стремится индивид, а какими средствами он пользуется[195]. Поэтому высоко значимы инструментальные нормы, которыми руководствуется индивид при достижении личных целей.

Инструментальные нормы

Общие требования к чиновнику сформулированы по результатам социологических исследований:

1. Делать все во время;

2. Не болтать лишнего;

3. Быть любезным, доброжелательным, терпимым;

4. Думать о других, а не только о себе;

5. Одеваться, как положено;

6. Говорить и писать хорошим языком;

7. Уметь слушать своего собеседника[196] .

Данные нормы следует понимать как внешние. Заметим, что они не страхуют от аномийных действий, поэтому необходимо понимание внутренних инструментальных норм, соответствующих сложившимся в российском обществе принципам взаимодействия. Внутренним системообразующим принципом для российского чиновника является, как и для других российских индивидов, принцип «будь, как все» и подчиненность групповым регуляторам поведения (взаимообщение, взаимонаблюдение). Это предполагает «открытость» мотивов индивида для коллектива и отсутствие у индивидов «черезмерных» мотивов, не принимаемых группой. «Закрытость» индивида или допустимость группой «закрытости» индивида может служить основой нелояльности индивида к группе (действия А. Руцкого как вице-президента, Н. Ганзы как премьер-министра Удмуртии), следствием чего может быть конфликт. Аналогично ведет к конфликту и «чрезмерность» мотивации. Именно поэтому в групповом взаимодействии сложилось негативное отношение к «карьеристам» и «рвачам», что косвенно подтверждают исследования: «отрицательное отношение складывается и к добросовестным людям, которые стремятся сделать карьеру на государственной службе (отметили 50% экспертов и 45% респондентов)[197] .

_____________________________________________________

Современная этическая модель государственной службы представляет на сегодняшний день синкрет этических основ западного и российского общества, следствием чего являются негативные формы деятельности госслужащих. Вместе с тем концептуально определена оптимальная этическая модель – системное статичное построение сложившихся к настоящему времени этических и поведенческих элементов, необходимых для того, чтобы государственная служба давала синергийный эффект. Чтобы эта модель оказалась действующей (динамичной), необходим поиск средств преодоления аномий. Поэтому, если этическая модель представляет собой статичное описание мотивационного механизма индивида, то необходимо исследование динамичных характеристик, заключающихся в понимании того, как осуществляется организация социальной энергии.

ГЛАВА IV. «СЛУЖЕБНАЯ ПРЕДАННОСТЬ» – МОТИВАЦИОННАЯ МОДЕЛЬ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО

Рассмотренные нами в предшествующих главах социальные феномены, эмпирические социальные факты (описанные социологическими исследованиями) требуют целостной интерпретации, объяснения того, как работают в единстве социальное управление, этический строй и народный характер, проявляясь в профессиональной деятельности государственного служащего.

Специфика российского характера, соответствующие ему этический строй и форма социальной самоорганизации (из которой вытекает форма социального управления), задают особый тип мотивации индивида, в основе которого лежит стремление следовать модели поведения, заданной лидером. Как отмечалось, модель поведения лидера не есть его личное действие, обусловленное только личным стремлением, а напротив, действие, детерминированное коллективистским принципом «будь, как все». Поэтому индивид, следуя модели поведения лидера, действует в соответствии с коллективистским принципом. В этом случае активность индивида оказывается организованной способом действия лидера и коллективистским принципом. Такая организация активности индивида именуется «преданностью». Преданность – та сила, которая обеспечивает прочность «пирамидальной» конструкции власти. Преданность – аналог частной инициативы в плюралистической организации. И преданность, и частная инициатива – формы организации социальной энергии. Одна типична для иерархических систем, другая – для плюралистических. Частная инициатива, типичная для плюралистической системы, носит характер броуновского, разнонаправленного движения. Преданность однонаправленна, для нее свойственно стремление к центру. Такова общая характеристика принципа «преданности», характерного для иерархических систем.

Итак, преданность характерна для любой социальной иерархической конструкции. Между тем, российский феномен «преданности» имеет свою специфику, что становится особенно наглядным при сравнении с арабской формой «личной преданности», при которой индивид ориентирован на конкретное лицо – лидера (начальника, руководителя)[198]. Российская преданность – это преданность лицу, реализующему коллективистский принцип, а в конкретных социальных организациях (особенно в сфере государственной службы) реализующему идеал, отражающий «благо корпорации». Поэтому российская преданность – это в конечном итоге преданность корпорации, персонифицируемой в конкретном лице, выражающем корпоративный дух. Лозунг «За Родину, за Сталина!» во время Великой Отечественной войны и есть демонстрация российской специфики преданности. Сталин в этом лозунге – персонификация социума. А поэтому преданность проявляется не как личная преданность определенному индивиду, а как служение обществу, поэтому российскую преданность обозначим как «служебную преданность».

Феномен преданности в целом понимается как социальный факт, или, пользуясь терминологией «понимающей» социологии[199], «идеальный тип»[200], т.е. такой образ «правильного»[201] действия, который становится моделью для реализации энергии индивидов российской социальной системы. Для того чтобы понять специфику служебной преданности, необходимо опираться на два исходных момента, определенных еще Максом Вебером. 1. «Специфически важным для понимающей социологии является, прежде всего, поведение, которое, во-первых, по субъективно предполагаемому действующим лицом смыслу соотнесено с поведением других людей, во-вторых, определено также этим его осмысленным соотнесением и, в-третьих, может быть, исходя из этого (субъективно) предполагаемого смысла, понятно объяснено »[202].

2. ««общественными» [в узком смысле] действиями мы будем называть общностно ориентированные действия в том случае (и в той мере), если они, во-первых, осмысленно ориентированы на ожидания, которые основаны на определенных установлениях, во-вторых, если эти установления «сформулированы» чисто целерационально в соответствии с ожидаемыми в качестве следствия действиями обобществленно ориентированных индивидов и, в-третьих, если смысловая ориентация индивидов субъективно целерациональна»[203].

Таким образом, служебная преданность, как мотивационный механизм, находит свое определение в мотивах деятельности индивидов в пространстве иерархической пирамиды, определенном системой ценностей, нормативным полем – тем, что обеспечивает ориентацию индивида в социуме.

Прежде всего, необходимо особо обратить внимание на то, что в российском обществе (в целом и в отдельных коллективах, в первую очередь иерархических) главной ценностью является «служебная преданность ». Данное утверждение может быть принято как гипотеза, основанием для которой служат история формы управления в России, а также материалы социологических исследований современных организаций.

Проводя психологические и социологические исследования, работу по оптимизации сотрудничества в трудовых коллективах г. Ижевска, автор столкнулся со следующей установкой: руководители предпочитали брать на работу людей, внушающих им доверие и преданность делу (в общей массе было проведено более тридцати психологических и социологических исследований, в которых около тысячи руководителей ответили подобным образом на наш вопрос)[204]. Подтверждают данную установку и материалы социологических исследований кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС[205].

Итак, в российских организациях существует нормативная ценность как социальная установка преданный работник предпочтительней профессионала .

Вместе с тем, анализ западной литературы по менеджменту[206] и личное общение с представителями западного общества привели к выводу, что в западном мире существует иная культурная ценность (как социальная установка) – предпочтение профессионализма преданности .

Принцип «служебной преданности» может проявляться по-разному, но характер реализации этого принципа зависит от двух встречных сил:

· влияние авторитета руководителя;

· мотивация преданности членов коллектива,

функционирующих в сложившемся нормативном поле.[К8]

Материалы социологических исследований свидетельствуют о том, что в административной среде большое значение придается соблюдению в группе норм и правил поведения, выработанных в данной среде. При этом прослеживается тенденция, в соответствии с которой степень социальной нормативности у рядовых исполнителей значительно выше, чем у руководителей.

Основные ценности и нормы являются «костной» системой иерархической пирамиды. Они представляют собой те каналы, по которым происходит двустороннее движение сил – влияние авторитета и встречное движение энергии индивидов. Системной функцией комплекса ценностей является сохранение стабильности иерархической пирамиды в целом, социальной функцией – обеспечение ориентации индивидов в общности. Эти ценности могут со временем трансформироваться, исчезать, на их месте могут появляться другие, но при этом сохраняется главный принцип, принцип служебной преданности, до момента полного разрушения системы, до момента утраты системой способности воспроизводиться. В настоящее время определены основные установки, через которые действуют ценности принципа служебной преданности[207]:

· исполнительская готовность,

· способность выполнять директивы точно в срок,

· понимание, что личная инициатива наказуема,

· готовность реализовать вышестоящую инициативу, построенную на неопределенной директиве «иди туда, не знаю куда»,

· не просить и не требовать,

· быть как все, или соответствовать своему статусу.

Исполнительская готовность

Наиболее типичная установка – исполнительская готовность. Она проявляется в том, что индивиды, включенные в иерархическую систему, готовы выполнить команду руководителя, как только она поступит. Поэтому во многих организациях обычно явление, когда работники принимают как должное нерегламентированный порядок рабочего дня. Е.В. Охотский отмечает, что на ненормированный рабочий день указывает пятая часть опрашиваемых[208]. «Ты должен быть на месте, когда ты мне понадобишься» – неписаное правило в большинстве организаций. Чем выше статус члена организации, чем «ближе» он к шефу, и чем выше авторитет руководителя, тем более жестко действует это правило.

Конечно, конкретный индивид может по-разному отнестись к неурочной работе, он даже может отказаться от нее, но это уже вопрос мотивации отдельного индивида. Касаясь вопроса о границах действия данной нормы, отметим, чем ближе индивид к руководителю по своему социальному статусу, тем жестче действует эта норма. Сфера ее действия зависит от двух вещей: количества иерархических ступеней в организации и авторитета руководителя. В организациях, имеющих значительное число ступеней, сила нормы утрачивается по мере её «движения» от «вершины» пирамиды (руководителя) к ее основанию. На низших этажах она может быть и вовсе утрачена или, наоборот, иметь отрицательное значение. «Задержка» на рабочем месте зачастую служит основанием для карьеры работника. И хотя ориентация на карьеру в российских сообществах воспринимается негативно [«отрицательное отношение складывается и к добросовестным людям, которые стремятся сделать карьеру на государственной службе» (отметили 50% экспертов и 45% респондентов)[209] ], но собственно «задержка» на работе не осуждается окружающими, как правило, воспринимается нейтрально, хотя возможно и с легким осуждением. Тогда как руководители (особенно непосредственные начальники) относятся к этому с чувством удовлетворения и, как правило, воспринимают это как знак служебной преданности, даже если работник, задерживаясь на работе, занят отнюдь не рабочими делами. Необходимо признать, что во многих случаях это обычная практика, именно с этим связан факт «демонстрации деловой активности», «имитации бурной деятельности» (на что указывают – 23,1% респондентов, опрошенных в 1999 г.[210], и 33,7% по данным Магомедова К.О.[211] ).

Вместе с тем, «задержка» на работе – факт свидетельства устойчивости иерархической системы. Внеурочное время работников, их задержка даже без реального дела на работе есть определенный резерв, который может быть оперативно использован. Иерархия создает себе дополнительный ресурс (времени в данном случае), который может быть применен в случае неожиданного изменения ситуации, грозящей нарушить стабильность функционирования системы. В создании ресурса времени и состоит значение потребности в установке исполнительной готовности.

Способность выполнять директивы точно в срок

Анализируя материалы социологических исследований, В.М. Соколов отмечает ряд качеств, необходимых госслужащему:

· Профессиональная компетентность и творческий подход – 80%.

· Исполнительская оперативность – 56%.

· Умение готовить документы, надежность в служебных отношениях, точность, аккуратность – 35%[212]

«Способность выполнять директивы точно и в срок» – установка, непосредственно связанная с предыдущей и полностью вытекающая из нее. Система взаимозависимости членов любого коллектива достаточно высока, поэтому точность выполнения распоряжений воспринимается как условие, влияющее и на существование системы, и на личное благосостояние отдельных индивидов.

Однако, будучи одной из важнейших установок культуры, она чаще всего не подкреплена личной мотивацией и зачастую реализуется только под давлением авторитета руководителя. Для россиянина быть точным – почти не выполнимая задача. Как отмечалось, точность, следование регламенту – качество, несвойственное нашему характеру. Тем не менее, такая ценность в нашей культуре существует, но реализация ее носит условный характер. Основным условием реализации этой ценности является инициатива руководителя, которая в нашей культуре всегда носит краткосрочный, авральный, импульсный характер. Действенность ценности угасает по мере ослабления руководящей инициативы.

Причинами оживления этой установки может стать реальное изменение внешней среды, требующее своевременной работы (предприятие получает большой выгодный заказ и условием его выполнения могут быть сжатые сроки, что позволит опередить конкурентов; другой пример, сезонная деятельность, которая активно разворачивается после периода застоя – часто такое наблюдается у нефтяников).

Особым случаем является эмоциональная инициатива руководителя (к примеру, «начать правильно работать»), его стремление ввести новый, точный регламент деятельности, но реализация такой установки требует, прежде всего, методичности и постоянства. Обычно импульс эмоциональной инициативы угасает довольно быстро, вместе с тем, он играет важную роль – это своего рода встряска системы, проверка ее на готовность к деятельности в критической ситуации.

Импульсивность как черта российского характера особенно ярко проявляется в действии именно данной установки. Ее реализация зависит от силы авторитета и количества иерархических этажей, а особенность действия заключается в силе импульса руководителя, которая способна «пробить» все этажи пирамиды. Данная установка особенно жестко фильтрует «пригодность» работников в период оживления. Именно этот период оказывается наиболее благоприятным для продвижения по службе и наиболее опасным для тех, кто к нему не готов, — они опускаются вниз по пирамиде[213]. Поэтому данная установка как ценность является определяющим социальным фильтром – отбором руководителей и условием самовоспроизводства социальной системы.

Инициатива наказуема

Социологические исследования 90-х годов кафедры «Государственной службы и кадровой политики» РАГС отмечают слабо развитое качество инициативности и новаторское стремление[214], негативные явления осуждают на словах (41,7% опрошенных) или никак на них не реагируют (6,2%)[215]. С этим связаны «безынициативность и равнодушие». Э.М. Коротков утверждает, что «администрации не присущи приоритеты доверия и творческой инициативы»[216] .

Инициатива наказуема – это принцип так называемой бюрократической системы, а по сути любой иерархической организации. Он буквально требует отсутствия инициативы, если индивид действует в жестком регламентном поле. «Что не разрешено, то запрещено» – основа этой ценности. Чем жестче комплекс инструкций и регламентаций, тем меньше пространства для инициативы. Особенно это характерно именно для учреждений государственной службы, но в равной степени может быть свойственно и другим. Сами по себе такие организации или подразделения организаций такого типа представляют собой закрытые сообщества и выполнение ими своих функций требует исключения инициативы, но вместе с тем и закрывает возможность социальной мобильности как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении. Такие организации предполагают очень жесткие требования при включении новых членов и обычно жесткие – при выходе из них, причина в том, что чаще всего информационное поле таких сообществ носит исключительно конфиденциальный характер. Человек, попавший в такое сообщество, чаще всего обречен на «вечное» сохранение своего статуса и узкую специализацию. Люди инициативные в таких сообществах испытывают дискомфорт. Но продвинуться по вертикальной лестнице (впрочем, и в горизонтальной плоскости) дает возможность только инициатива, хотя она действительно наказуема. Шанс, что инициатива окажется удовлетворительной для «дела» (т.е. может быть расценена как факт служебной преданности), крайне невелик. В данном случае следование этому принципу индивиду дает только одно – сохранение своего status quo, однако отдельные личности (людей не амбициозных, ориентированных на стабильность) это вполне может удовлетворять.

Вместе с тем необходимо признать, что данная ценность довольно неоднозначна. Она может восприниматься буквально, но также, как это ни парадоксально, и наоборот. В этом случае она напоминает общий принцип рулетки: ставка игрока наказуема проигрышем (это и есть собственно правило «инициатива наказуема»), но вознаграждаема выигрышем (включается другое правило – «победителей не судят»). Рассматриваемая ценность не исключает и того, что отсутствие инициативы также наказуемо[217]. Ценность «инициатива наказуема» открывает исключительно российское понимание свободы, отличное от западного. Западный человек имеет возможность свободного выбора между плохим и хорошим, в философском смысле между добром и злом, имея этическую подсказку – нужно выбирать добро. В нашей культуре российский человек также имеет свободу выбора: огонь или полымя. Выбор из двух зол. Этическая подсказка – рискуй. В этой подсказке заложено имманентное требование сохранения иерархической системы.

Свобода выбора как рискованная игра всегда носит трагическую окраску, но именно этот игровой момент нашей культуры предполагает следующую ценность, требующую, напротив, проявления инициативы – «иди туда, не знаю куда».

Особенности действия инициативы

Инициатива – источник развития организации. По мнению В.Л.Романова, «синергетический эффект проявляется когерентностью действий возможных только при условии активного ускоренного движения. Мощным активизирующим фактором является инновация»[218], которая обеспечивает «стремление к выходу за пределы стандартов», «нонконформизм», «крутые повороты», «созидательное разрушение», при которой «высокий статус не цель, а средство новых свершений», «харизма». Инициатива, «активизирующий службу эффект креативной деятельности, связан с реализацией ключевого принципа синергетики – незамкнутость самоорганизующихся систем» [219] .

Российское понимание инициативы несколько отлично от западного, где инициатива представляет собой поступательное движение к разумно выбранной цели, исходя из установленных правил. Иной характер имеет инициатива в нашей культуре. Сама по себе как ценность она не приветствуется, принимается только ее положительный результат. В самом общем виде существуют следующие конструктивные виды инициативы: руководящая инициатива и исполнительская инициатива.

Руководящая инициатива

Простейшая формула руководящей инициативы: руководитель всегда прав. Руководящая инициатива встречается наиболее часто и определяется общей интенцией принципа служебной преданности. Ее главная цель – подтвердить этот принцип. С одной стороны, это подтверждение руководителя перед вышестоящими, что его подразделение работает на поддержание всего иерархического комплекса; с другой стороны, активизация работы подразделения, которое как бы испытывается в этом случае в напряженном режиме (одно из важнейших условий существования иерархических систем). Реальным стимулом для проявления инициативы может быть как непосредственное давление внешней среды, так и давление вышестоящих стратов, по большому счету это не имеет значения. Инициатива руководителя в таком случае – это реакция на давление, которая всегда имеет импульсивный характер, при этом редко имеется возможность оценить ситуацию детально. Инициативный импульс – это общее направление движения. Здесь нет четкой цели, скорее присутствует некий неясный идеал, образ, который выступает основным ориентиром, именно поэтому и невозможно иметь полное представление об условиях действия, что предполагает отсутствие регламента или правил действия (этот факт фиксируют исследования РАГС 1999 года: «отсутствие четкости в определении задач и поручений» отмечают 26,0% респондентов и 18,3% экспертов[220] ). Чаще всего в нашей культуре правила действия не прописаны, именно это обычно дает простор для инициативы.

Здесь необходимо подчеркнуть, что две ценности, «инициатива наказуема» и «иди туда, не знаю куда …», логически взаимоисключающие друг друга, практически не противоречат одна другой, функционируя в сфере «этики убеждения», так как именно в инициативной ценности заложено правило исключения «целесообразность выше норм». Именно в момент действия инициативы и допускается отступление от правил. Данные принципы отражают деятельность двух состояний иерархической системы – стабильное и напряженное. В обходе правил или в прямом нарушении их проявляется максимум изобретательности российского ума. Вопрос в том, какие правила в данном случае нарушаются, и какой это даст результат.

Для руководителя обычным нарушением является нарушение регламента деятельности подчиненной ему организации и присущих работникам тех или иных прав. В нашей культуре нет представления об общественном договоре, типичном для Запада, о договоре, как о равном взаимодействии сторон. Руководитель устанавливает правила, но он же их может отменить, что является подтверждением силы авторитета. Включение принципа общественного договора в нашу культуру, хотя бы только со стороны обязанностей начальника перед подчиненным, способно парализовать всю иерархическую систему. Как уже отмечалось, функционирование иерархической системы носит пульсирующий характер – стабильность сменяется активным напряжением и наоборот. Жесткие юридические права подчиненных в реальных организациях игнорируются, в первую очередь, самими подчиненными. Система, предназначенная для работы в двух совершенно различных режимах, не может иметь общий регламент.

Особенность формирования системы общественного договора на Западе заключается в том, что конфликты, возникающие между равными силами, не снимались, а трансформировались, изменяя свой облик, но, по сути, оставались состязанием, противоборством равных сил. Общественный договор – нормативная основа, обеспечивающая существование плюралистической системы, которая имеет только одно состояние, а именно, состояние постоянного противоречия, конфликта.

Именно поэтому в иерархической системе не может быть принята ценность общественного договора. Сутью иерархической системы является принцип: руководитель всегда прав. Эту ценность, обеспечивающую самосохранение системы, представители нашей культуры бессознательно понимают и подчиняются ей. При этом неважно, в какой иерархической организации это происходит, будь то войско Пугачева или армия Суворова, большевики или жандармское управление. Будь это даже любая политическая партия, даже самая прозападная и в ней сохраняется принцип «начальник всегда прав».

Исполнительская инициатива

По большому счету, исполнительская инициатива – продолжение руководящей инициативы, поэтому она является также импульсивной. Источником такого импульса для определенного исполнителя является директива вышестоящего. Характер импульса в одном случае может быть наведенным, но при длительном воздействии приобретает вид самостоятельного.

В сфере государственной службы карьерный настрой достаточно высок: 50% респондентов высказывают твердое желание должностного продвижения. Побудительные мотивы – полнее реализовать профессиональные возможности, получать более высокую зарплату, занять достойное место в обществе[221] .

В функционировании иерархической пирамиды имеет место сопротивление руководящему давлению. Принцип «инициатива наказуема» – есть отражение факта сопротивления инициативам, идущим от вышестоящих. Именно этим объясняется типичное «запаздывание» исполнительской инициативы. Чем ниже страт, тем выше его сопротивление и тем ниже исполнительская инициатива. Это связано с тем, что противоречивое отношение системы к разрешению и запрету на инициативу, работает как фильтр, отбирающий в верхние страты удачливо инициативных, тогда как в нижних скапливаются «пострадавшие» от проявления инициативы. Страх перед наказанием формирует устойчивый рефлекс, формирующий социальную ценность – запрет на инициативу. Чем более «пологие склоны» пирамиды, тем жестче фильтрация и тем медлительнее, консервативнее исполнительская инициатива. Напротив, «шпилевидная» пирамида более динамична и активнее проявляет исполнительскую инициативу. «Пологая» пирамида обладает еще одним консервативным свойством, у нее «широкое основание», т.е. ее нижний страт, имеющий непосредственный контакт с внешней средой, достаточно многочислен. А именно нижний страт испытывает непосредственное давление внешней среды, в связи с чем он принужден инициативно реагировать именно на внешнюю среду, а не на командный сигнал. Для того чтобы низший страт проявил исполнительскую инициативу, среагировал на руководящую инициативу, давление «сверху» должно превышать давление «снизу».

До тех пор, пока действуют эти барьеры, в той или иной мере исполнительская инициатива крайне инертна. Сами по себе они выполняют функцию фильтрации руководящих инициатив. Степень консервативности может быть связана и с тем, что неадекватная руководящая инициатива может разрушить саму иерархическую систему. В свое время руководящая инициатива по борьбе с алкоголизмом, встретила довольно сильное консервативное сопротивление. Но к большой беде в этой инициативе была сосредоточена вся мощь государства. Консерватизм нижних стратов был сломлен, а он является основой иерархической системы. Ценности – это длительный результат отбора системы, и основная функция консерватизма нижних стратов – сохранить отобранные длительной эволюцией ценности, тем самым сохранить костную основу социальной системы. Давление на ценности равносильно давлению на несущие конструкции здания. Вместе с тем, действия Петра I и большевиков, разрушив консерватизм системы, высвободили огромную энергию. Эту энергию им удалось обуздать только за счет создания новых ценностей, положенных в фундамент уже другой, новой иерархической системы.

Итак, для того чтобы снять консерватизм нижних стратов, необходимо преодолеть два основных барьера. Первый – исполнитель должен быть убежден, что инициатива не наказуема. Второй – награда должна быть выше, чем инициатива, проявленная по отношению к внешней среде.

Не просить и не требовать.

Любая система не предназначена для обеспечения существования своих элементов, наоборот, элементы призваны обеспечивать существование системы[222]. Сила авторитета, реализуемая через руководящую инициативу в иерархической системе, предполагает потребление энергии индивидов, их активности. Одновременно принцип служебной преданности через свои ценности призван поддерживать оптимальное существование индивидов, защищая их от истощающей активности и обеспечивая существование, необходимое для той меры активности, которая возможна в двух режимах функционирования системы. Именно поэтому для индивида нет смысла просить или требовать чего-то более того, чем индивид получает от системы регламентировано. Более того, просьба или требование – это попытка нарушить устойчивое состояние системы, проявление несанкционированной инициативы. В принципе почти любая инициатива иерархической системы несанкционированна, но желание что-то получить для себя индивидуально – это уже нарушение устойчивости системы. Любая другая инициатива, направленная на выполнение своих функций, имеет шанс принести «положительный» результат, в случае, когда индивид просит или требует, такой результат просто не может быть получен.

В существе просьбы содержится одна опасность. Выполненная личная просьба или надежда на ее выполнение обуславливает личную преданность определенному руководителю – вирус, способный разрушить всю систему в дальнейшем. В требовании же содержится другая опасность. Удовлетворенное требование подчиненного придает ему харизму и отнимает авторитет у руководителя.

Традиционно сложились следующие механизмы системной защиты. Первым уровнем защиты является неодобрение (или более жестко – осуждение) коллективом. Как предохранитель функционирует зависть, построенная на установке «ему больше всех надо». Таким образом, руководитель изначально имеет поддержку коллектива против тех, кто просит и требует.

Вторым уровнем защиты является отказ. Это понимают многие руководители, но не всегда осознают один важный психологический момент отказа. Дело в том, что отказ имеет свои определенные границы и имеет силу только тогда, когда подчиненный стремится получить нечто особенное по сравнению с другими.

Особенность российского склада в том, что мы завидуем тем, кто имеет больше, чем мы, но стремимся помочь тому, кто оказался в более тяжелом положении, чем мы. Поэтому даже минимальная поддержка потерпевшему – это укрепление коллектива. Здесь необходимо отметить, что руководитель в таких случаях не должен ждать обращения к нему с просьбой. Он должен действовать с упреждением. Такое поведение обеспечивает рост харизматической составляющей и авторитета руководителя в целом.

Будь, как все, или соответствуй своему статусу

Резюмирующей ценностью, пронизывающей все остальные, является – «будь, как все». Быть, как все, значит быть равным с людьми своего статуса и соответствовать статусной функции своей должности. Любая уникальность, как уже отмечалось, бывает оправдана только в исключительных случаях. Это проявляется в наличии атрибутов статуса и в поведении, соответствующем принципу личной преданности. Однако, человек-функция также неприемлем в российских коллективах. Необходимо выбрать определенную социальную роль, соответствующую профессиональной специфике.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. СОЦИАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ

СПЕЦИФИКА РОССИЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ

Как отмечалось, характер народа формируется в регулярном однотипном действии. Но любое повторяющееся действие, выполняемое отдельным индивидом, группой индивидов, или достаточно крупным социумом не может быть исключительно однотипным[223]. В реальной деятельности сам человек осуществляет корректировку в случае отступления от алгоритма (привычки) и, тем самым, управляет своими действиями, направляя их на сохранение привычки. Человеческий коллектив может возникнуть на основе взаимного действия, но после его осуществления такой коллектив распадется. Если такие взаимодействия будут неоднократны, сформируется алгоритм взаимодействия и, тем самым, у членов группы возникнет потребность осуществлять взаимодействие. Тогда либо группа в целом, либо лидер (лидеры), или другие члены, имеющие санкцию группы, будут стремиться к воспроизводству условий взаимодействия, в том числе используя стимулы и репрессии к отдельным представителям группы, для сохранения этого привычного действия. Так в социуме в зачаточной форме зарождаются инструменты управления. С нашей точки зрения, главной целью управления в системе является поддержание типичного способа деятельности.

Кроме общих предпосылок возникновения определенных форм управления существуют и специфические, определяемые «характером народа», или привычным образом действия социума. Русский человек лишен дара формы, как отмечал Бердяев[224], и причина этого в импульсивности нашего характера, в спонтанности, отсутствии плана действий. Ни один человеческий коллектив, имея в основе своего поведения импульсивность, не смог бы сохраниться, а естественным образом должен был распасться. Однако, импульсивность, будучи основной чертой российского характера, существует уже не одно столетие, столь длительное время она смогла сохраниться, будучи уравновешена регламентацией.

Вместе с тем, регламентация (правила, нормы и т.п.) принимается только тогда, когда она обладает «священным» характером, либо институт регламентации имеет достаточно ресурсов для осуществления контроля и принуждения. Таким институтом становится управление, реализованное в форме иерархического государства. Бердяев отмечает: «Русские историки объясняют деспотический характер русского государства этой необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины»[225] .

Однако иерархия не возникает сразу же на высшем уровне, как форма государственного управления. Иерархическая форма самоорганизации зарождается во взаимодействии индивидов, образующих первичный коллектив. Импульсивный коллектив может породить из своей среды только импульсивного лидера. Но в таком случае, чтобы управление было возможным, коллектив должен быть терпим к лидеру, лоялен к принятию им импульсивных, «по наитию» решений, к его мерам принуждения. Чтобы сохраниться, коллектив культивирует такое качество, как терпимость[226], и делегирует лидеру право принятия решения и право принуждения, тем самым, наделяя лидера правом ограничения своих действий, т.е. дает ему возможность регламентации коллективной импульсивности.

Российский коллектив, делегируя лидеру право регламентации, сохраняет «чистоту» своей импульсивности, «не замарывая» ее не свойственным ей регламентом. Функция регламентации передана лидеру. Главной целью регламентации является отнюдь не планирование достижения цели (что имеет место, но вторично), а «понуждение» и «сдерживание». Лидер регламентирует действия российского коллектива не так, как западный руководитель (вырабатывающий наиболее оптимальные способы действия, структурированные в поэтапное продвижение к определенной и установленной цели). Российский же лидер управляет энергией коллектива. Естественно, западная методичная регламентация, регламентация по установленным правилам, не принимается российским человеком, который предпочитает такую регламентацию, которая не подрывает основ импульсивности.

Русское слово ««У-ПРА-ВОЛЕНИЕ» – правильное осуществление воли»[227]. Управление, таким образом, этимологически предполагает «волю»[228] и «правду» Здесь мы выходим на особое значение «правды»[229] (или говоря современным бытовым языком «понятий») и предпочтения ее перед законом. Этимологической основой слова «правда» является корень prav-, древнерусское правь — «прямой», «правильный». Прав- предпочтительно и противоположно крив- — неправильный. Прав - в противопоставлении лев- дает значения: «поступающий правильным, должным образом», «невиновный», «честный», «справедливый», «поступающий по совести»[230].

Слово «правда» представляет собой отражение в обыденном сознании противоречия сущего и должного. Правда – есть должное, или идеальная реальность. Сущее же – искаженная «правда». Сущее диктует законы необходимости, которые, если они противоречат высшему должному, – «неправедны». Должное также может быть выражено в законах, и эти законы будут «правильными», пока не «окостенеют». В этом случае возникнет необходимость их «исправить ». Следовательно, индивид должен следовать не столько закону, а самой «правде». Таким образом, правый по сути означает «служащий нормой или указывающий норму для следования»[231].

«Правда» строится на «чувстве коллектива», на неосознанном стремлении «быть, как все». Лидер в своем поведении реализует принцип «будь, как все», и, тем самым, его поведение становится оптимальной моделью для членов коллектива. Таким образом, «правда» персонифицирована в индивиде. Закон, напротив, «безликий» методичный регламент.

Поэтому авторитет лидера строится не на его методичном поведении, а, наоборот, на «послаблении» членам коллектива, которые сохраняют за собой возможность следовать «неписаному правилу», отступать от законного регламента (отступления от регламента в русской культуре, возможно, более регулярны, чем сам регламент). Эти отступления от регламента оформляются как «льготы» или «привилегии», которые в нашей культуре являются традиционным механизмом мотивации индивидов[232] (и более широко, необходимым инструментом любой иерархической организации, что подчеркивает В.Л.Романов: «привилегии являются объективно необходимы любой управленческой структуре в любом обществе»[233] ).

Как отмечалось, взаимодействие российских индивидов должно опираться не на четко регламентированные правила (что не принимает импульсивный характер русского человека), а на что-то иное. Парадигма западного развития известна – независимость, свобода при подчинении закону, праву. В российском социуме действует «зависимость»: от коллектива, от принципа «будь, как все», от правды (которая и выступает как высший экзистенциальный идеал).

В российском коллективе ценится не индивидуальный труд, а труд, дающий синергийный эффект. Поэтому количественная (рациональная) оценка трудового вклада отдельного индивида по сути своей есть нарушение нормы «не выделяйся». Но чтобы получить синергийный эффект, необходимо пробудить активность отдельного индивида, мотивировать его, что возможно при осуществлении индивидом «личных целей». Механизм мотивации предполагает согласование целей индивида с целями коллектива. Мотивация труда западного индивида проста и наглядна: статус индицируется богатством. Общественная интеграция и стабильность (как цель социума) достигается через целевое стремление индивида к богатству. Поэтому западный индивид «зарабатывает». Использование западного мотивационного принципа в российских коллективах нарушает принцип «будь, как все» (и его следствие – «не выделяйся»), поэтому количественные показатели индивидуального вклада (богатство) имеют ограниченное применение.

Наиболее ценно, как отмечалось выше, в российских коллективах чувство коллектива. Соответственно индивид должен быть мотивирован на развитие этого чувства. Такая мотивация не столь проста и наглядна как мотивация на богатство, однако здесь российскому индивиду помогает инструментальный принцип: «будь, как все, и следуй за лидером». Лидер в этом случае понимается не как отдельный индивид, а как персонификация принципа «будь как все», как действующий «по правде». Поэтому отдельный индивид стремится заслужить оценку лидера, как подтверждение следования главному принципу российского коллектива, значит, мотив российского индивида можно обозначить как стремление заслужить оценку лидера. Российский индивид не «зарабатывает» (как западный), а «заслуживает ». Такой оценкой заслуг индивида являются льготы и привилегии. Ориентация на лидера, на то, чтобы заслужить льготы, соответственно, и положение (статус), в коллективе представляет собой принцип «служебной преданности ». По своей сути, это и есть генеральный принцип мотивации труда в российских коллективах.

«Служебная преданность» функционально соотносима с «частной инициативой» в западном обществе. И та, и другая обеспечивают организацию энергии индивидов через достижение ими личных целей на достижение целей социума, тем самым, их функция – обеспечение социальной интеграции. Соответственно, «служебная преданность» обеспечивает интеграцию российского общества, организованного иерархически, «частная инициатива» – общества, организованного плюралистически.

Основными инструментами принципа «служебной преданности», как отмечалось, являются льготы и привилегии. Они индицируют статусы индивидов в иерархическом обществе, ибо каждому статусу «положены» определенные льготы. Индикация статуса – первая функция льгот и привилегий.

Собственно льготы и привилегии выступают как ожидаемые личные цели индивида. Но удовлетворенные ожидания приводят к потере социальной активности, поэтому другим важным моментом является поддержание ожиданий. Поддержание ожиданий – вторая функция системы льгот.

Отличительной особенностью «служебной преданности» (в сравнении с «частной инициативой») является сохранение состояния «зависимости». Зависимость членов коллектива от лидера – инструмент мобилизации активности индивидов. Зависимость вытекает из ожиданий, чем сильнее ожидание члена коллектива, которое может удовлетворить лидер, тем больше его зависимость, а значит, и выше авторитет лидера. Сама же зависимость часто проявляется не в стремлении что-то получить, а не потерять то, что есть. Сохранение состояния зависимости – третья функция .

Проведенные в Ижевске в 1998-2000 годах социологические исследования[234] показали корреляцию удовлетворенности трудом и отлаженной системой льгот на предприятиях. Кроме того, эти исследования продемонстрировали еще один факт – отсутствие зависимости между уровнем и регулярностью выплаты зарплаты и удовлетворенностью трудом на предприятиях. В целом, престижными предприятиями общественное мнение признавало те, в которых сложилась устойчивая система социальных гарантий и льгот. Указанные исследования зафиксировали еще одну зависимость: на предприятиях, где присутствует отлаженная система льгот и имеется удовлетворенность трудом, либо отсутствует, либо сведено к минимуму воровство, что позволило рассматривать феномен воровства на предприятиях как аномию, как рассогласованность индивидуальных и общественных целей, т.е. за фактами воровства стоит отсутствие адекватного мотивационного механизма. Соответственно, установление мотивационного механизма льгот и привилегий, снимало указанную аномию[235]. Итак, механизм мотивации льготами, претерпев внешние изменения, сохранился до настоящего времени.

Необходимо отметить одну важную особенность. Регламентирующее управление противоположно импульсивному характеру российского коллектива, но является необходимым для его сохранения. Поэтому российскому человеку свойственно, с одной стороны, «неприятие» власти (как регламента), что проявляется в «безмолвном» осуждении и стремлении к «уклонению» от регламентации, с другой стороны, лояльность и терпимость, т.к. власть выступает гарантом сохранения общности. Необходимо заметить, что именно в действиях власти в наибольшей мере проявляется принцип приоритета коллектива над индивидом, что придает ей «священный» «праведный» характер.

Как уже отмечалось, предпосылками формы управления общества являются: во-первых, та форма управления, которая свойственна отдельным коллективам и, во вторых, наиболее успешная форма управления, интегрирующая общество в целом. Совпадение этих форм управления и их институциализация в государственной власти обеспечивает интеграцию общества при его растущей дифференциации. Эффективность государственной власти определяется отмеченными нами критериями: первый — степень институционального нормирования социального действия; второй — способность обеспечивать интеграцию общества при его дифференциации. Соответственно государственная власть оптимальна, если новые цели индивидов и групп институционально нормируются, тем самым их энергия будет давать социуму синергийный эффект, и при растущей дифференциации общества будет сохраняться его интеграция и устойчивость.

КОМПЛЕКСНАЯ МОДЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО

Субстратом государственной власти является корпус государственной и муниципальной службы. Именно он определяет эффективность функционирования власти. Вместе с тем как отмечалось, корпус государственной и муниципальной службы представляет собой слепок всего российского общества, но в то же время он задает модельный образ действия для отдельных индивидов групп и социальных институтов. В настоящее время в действиях этого корпуса наблюдаются кризисные явления, которые оказывают влияние на эффективность функционирования государственной власти.

Как определено, в основе взаимодействия любого российского коллектива, в том числе в корпусе государственной и муниципальной службы, лежат три социальных регулятора: форма самоорганизации – иерархия; народный характер – импульсивность и коллективизм; этический строй. Исходя из них, рассмотрим в комплексе модель российской государственной службы.

Иерархическая форма управления возникла, как отмечалось, из аналогичной формы самоорганизации социума и сложилась под влиянием народного характера, с одной стороны, этического строя, с другой. Импульсивность, как массовая поведенческая черта, требовала антитезы – регламентации; коллективизм с его фундаментальным принципом «следуй образу действия лидера» предполагал иерархическую структуру. В свою очередь и православная этика (а в дальнейшем и коммунистическая) обуславливала иерархию, обосновывая сдерживание страстей и догматический энтузиазм, проповедуя и пропагандируя смирение, терпение и действие во имя «высших» идеалов.

В настоящее время иерархическая структура как целостное общественное построение оказалась рассогласованной. Однако отдельные социальные образования (отдельные организации) не утратили своей традиционной российской иерархической формы (будь то коммерческие предприятия[236], государственные или муниципальные учреждения и т.п.). Следствием неадекватности социальной структуры управления является неспособность современной государственной власти согласовывать цели индивидов (число этих целей выросло после крушения «железного занавеса») с целями всего общества. Устранить негативные феномены, в том числе в сфере государственной службы, возможно, если понять причины их появления, коренящиеся в неадекватном действии основных социальных регуляторов.

Рассогласованность действия поведенческих регуляторов в сфере государственной службы, как отмечалось, определяется противоречием черт народного характера (импульсивности и коллективизма) и требований профессии (как целерациональной деятельности), что получило негативное выражение в деятельности чиновника. Целерациональность часто оборачивается отсутствием инициативы; а импульсивность проявляется в отсутствии рационального целеполагания и низкой технологической дисциплине.

На современного государственного служащего оказывают противоречивое влияние элементы «этики убеждения» и «этики ответственности». Так взаимодействие индивидов построено на этике убеждения, а побудительные стимулы к действию определяются этикой ответственности. В результате, индивид может быть стимулирован стремлением к денежному вознаграждению, моральному поощрению, к повышению в должности, но его инициатива будет тут же остановлена нормой коллективного взаимодействия – «не выделяйся». В социуме, в котором взаимодействие индивидов построено на этике убеждения (а таковым является корпус государственной службы), индивидуальная стимуляция способна породить аномию или разрушить такой социум. Как видно, причина этих явлений в синкретизации этики убеждения и ответственности, что следует из выводов второй главы и может быть представлено в виде таблицы (см. таблицу 12).

Снять противоречие этики убеждения и этики ответственности возможно через утверждение этики убеждения, ее принципа «следуй модели заданной лидером», как фундаментального принципа «служебной преданности». Подчеркнем, что специфика «российской служебной преданности» строится на преданности служебному статусу лидера, соответствующему принципу «будь как все».

Служебная преданность профессиональному статусу, предполагает не только эмоциональное отношение, но и компетентность, на что указывают исследования специалистов кафедры государственной службы и кадровой политики РАГС (см. таблицы 13 и 14). Поэтому отбор персонала в сфере государственной и муниципальной службы должен быть построен не столько на отборе «угодных», сколько на отборе преданных и компетентных специалистов.

Таблица 12. Государственная служба: условия мотивации и взаимодействия индивидов

Мотивация государственных служащих
Инструменты мотивации	Этика ответственности	Этика убеждения
Побудители (стимулы) (к чему стремиться)	Индивидуальные материальные и моральные стимулы, стимулы личного карьерного роста
Мотивы (зачем стремиться)	Перспективы профессионального роста, заработок, положение в обществе
Организаторы действия (как делать)	«выполнение должностных обязанностей».	«приказ начальника»; «личная ответственность за порученное дело»
Взаимодействие между индивидами в системе государственной службы
Этические константы	Этика ответственности	Этика убеждения
Основной функциональный принцип	«следуй норме, определенной лидером»
Основная норма поведения	«не выделяйся и соответствуй своему статусу»
Нормативный запрет	«взаимодействие индивидов на государственной службе не может складываться по формуле: все, что не запрещено, разрешено»[237] ,
Оптимальный организационный механизм	механизм пожизненного найма

Таблица 13. Оценка важности качеств госслужащих (анализ данных)[238]

Данные в %	Анализ: сведение к общему критерию в условных соотносимых цифрах (А+Б+В)
Оцените степень важности различных качеств работника, влияющих на его продвижение по службе в вашей организации	А. Дост.важ.	Б. Не оч. важ.	В. Совс. не важ.	Г1. При Б=-0,5 (А=1, В=-1)	Г2. При Б=-1 (А=1, В=-1)	Вывод
Добросовестность в работе	78,3	21,7	0,0	67,5	56,6	Достаточно важно
Профессиональный опыт, стаж	76,1	19,6	4,3	62,0	52,2	Достаточно важно
Порядочность	50,0	43,5	6,5	21,8	0,0	Скорее важные
Покровительство начальника	47,8	32,6	19,6	11,9	-4,4	Скорее важные
Умение нравиться руководству	43,5	37,0	19,6	5,4	-13,1	Скорее важные
Твердость принципов	32,6	52,2	15,2	-8,7	-34,8	Скорее не важные
Конформизм	30,4	34,8	34,8	-21,8	-39,2	Скорее не важные
Возраст	30,4	50,0	19,6	-14,2	-39,2	Скорее не важные
Пол	17,4	45,7	37,0	-42,5	-65,3	Совсем не важно
Политическая ориентация	8,7	37,0	54,3	-64,1	-82,6	Совсем не важно
Национальность	6,5	30,4	63,0	-71,7	-86,9	Совсем не важно

Таблица 14. Критерий оценки труда чиновников[239]

По каким критериям оценивается труд служащего	респонденты	эксперты
Добросовестное отношение к работе	70,7%	72,0%
Высокие нравственные качества	56,5%	61,0%
Соблюдение дисциплины, порядка	45,2%	40,2%
Творческая инициатива	30,8%	43,9%
Реальная польза для организации	24,7%	29,3%
Строгое соблюдение правил	22,9%	23,2%
Стаж	22,3%	22,0%

Однако столь сложная задача подбора преданных и компетентных специалистов в обычной практике зачастую реализуется только с опорой на личный опыт либо руководителя подразделения, либо его кадровой службы. Данный опыт различен у разных людей, отсюда – серьезные различия в принципах отбора и служебного перемещения кадров государственной службы, что является предпосылкой аномии, для устранения которой необходима выработка единой научно обоснованной и законодательно утвержденной методики оценки персонала. Данный шаг может быть первым к созданию механизма пожизненного найма, способного обеспечить устойчивое функционирование государственной службы. А тем самым, может быть снята аномия, порожденная синкретизмом этик убеждения и ответственности.

На сегодняшний день этический строй, некогда оформленный православием и трансформировавшийся в коммунизм, разрушен. Нет общесоциального идеала, как нет и идеала госслужбы (в лучшем случае они только декларируются). И хотя эти идеалы научно определены, требуется их пропаганда (социальная реклама) и институциональная поддержка, в качестве такой поддержки в монархическую эпоху выступала церковь, в советскую – партия. В настоящее время необходим аналогичный социальный институт, в числе задач которого должны быть и разработка методики оценки персонала государственной службы и объективных, научно обоснованных принципов социальной кадровой политики.

Инструментальные цели и нормы, действующие в сфере государственной службы, на сегодняшний день сложились и аналогичны общесоциальным, но столь же неструктурированны. Специфика государственной службы и необходимость преодоления аномии требует построения четкого и ясного механизма интеграции целей и норм. Таким механизмом, на наш взгляд может быть стройная система льгот.

______________________________________________________

В комплексе модель российской государственной службы должна быть построена на принципе личной преданности, предполагающем следующие инструменты социальной реализации:

· разработка и институциональное утверждение этического кодекса чиновника;

· разработка и пропаганда (социальная реклама) идеала государства и государственного служащего;

· утверждение социального института поддержки идеалов и норм;

· введение механизма пожизненного найма в сфере государственной службы;

· формирование ясной, четкой и открытой системы льгот.

Схема 3. Комплексная модель государственной службы

Основа	Системная данность	Истоки	Современное состояние	Причины	Требование	Что необходимо сделать
Управление	Иерархия	Обусловлена наро­дным характером и этическим строем	Неэффективная иерархическая структура	Социальная рассогласован­ность	Эффективная иерархическая структура	Устранить аномийные феномены
Типичный алгоритм социального действия	Способы индивидуального действия	Целерациональность (как алгоритм профессионального действия)	Исторические усло­вия функционирова­ния управленческо­го центра	Индивидуальная безынициативность.	Синкретизация этики убеждения и этики ответственности	Целерациональное инициативное действие	Снять противоречие этики убеждения и этики ответственности: Легализация принципа: «следуй модели заданной лидером», создание научно обоснованной и законодательно утвержденной методики оценки персонала; ведение механизма пожизненного найма и коллективной мотивации
Импульсивность (как народный характер)	Возникновение обусловлено способом хозяйственной деятельности в дальнейшем сохранено моделью управления и этическим строем	Импульсивность — нерегла­ментированность (нет рационального целеполага­ния; низкая технологическая дисциплина)
Способы интеракции	Коллективизм	Мотивация — этика ответственности. Взаимодействие — на фундаментальном принципе этики убеждения	Этика убеждения
Этический строй	Сдерживание страстей и побуждение к следованию должному	Православие	Экзистенциальные цели и нормы в лучшем случае декларируется, но как социальные функции не действуют и подменяются инструментальными.	Несформировавшиеся этические ориентиры	Идеал: подчиненность воле и законам государства Экзистенциальные нормы: добросовестный профессиональный труд	Разработка и пропаганда (социальная реклама) экзистенциального идеала государства и государственного служащего, который может послужить катализатором формирования идеала общества
Инструментальные цели чиновников аналогичны целям населения, но	возможности достижения целей неопределенны	Определенность инструментальных целей	Формирование ясной, четкой и открытой системы льгот
Инструментальные нормы в принципе сложились	Институализация	Разработка этического кодекса чиновника
Комплексный	Личная преданность лидеру персонифицирующему принцип «будь как все»	Иерархия, православная этика, импульсивность, коллективизм	Российская модель личной преданности с элементами жертвенной преданности определенному лицу	Влияние неадаптированных элементов иных культур	Российская модель личной преданности	Научная адаптация ценностей иных культур

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Абульханова-Славская К. А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения // Психологический журнал. – 1999. – Т. 20. – № 5.

2. Абульханова-Славская К А. Российский менталитет: кросскультурный и типологический подходы // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. – М., 1997.

3. Аверин Ю.П., Слепенков Н.М. Основы теории социального управления. – М., 1990.

4. Аверьянов Л.Я. Социология: что она знает и может. – М.: Социолог, 1993. – 152 с.

5. Аристотель. Физика // Соч. в 4 т. – М.: Мысль, 1981. – Т. 3. – 613 с.

6. Атаманчук Г.В. Новое государство: поиски, иллюзии, возможности. – М.: Славянский диалог, 1996. – 223 с.

7. Афанасьев В.Г. Общество: системность, познание и управление. – М.: Политиздат, 1981. – 432 с..

8. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). – Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. – 800 с.

9. Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований: Учеб. для высш. учеб. заведений. – М.: Аспект Пресс, 1995.

10. Батыгин Г.С. Обоснование научного вывода в социологии. – М.: Наука, 1986.

11. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма: Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955 г. – М.: Наука, 1990. – 224 с.

12. Богданов А.А. Тектология (Всеобщая организационная наука). В 2 кн. – М.: Экономика, 1989.

13. Вальков К., Захаров А. У порога вечности. – СПб, 1999.

14. Вебер М. Избранные произведения. – М.: Прогресс,1990. – 808 с.

15. Винер Н. Кибернетика. – М.: Наука, 1983. – 340 с..

16. Герцен А. И. Собр. соч., т.12, 1957.

17. Гизо Ф. История цивилизации в Европе. – СПб: Изд-во В.Д. Вольфсона, 1892. – 262 с.

18. Гоббс Т. Левифиан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Избр. произв. – М.: Мысль, 1964. – Т. 2. – 748 с.

19. Государственная служба: культура поведения и деловой этикет / Под. общ. ред. Е.В. Охотского. – М.: Изд-во РАГС, 1998. – 335 с.

20. Граждан В.Д. Государственная служба как профессиональная деятельность. – Воронеж: Квадрат, 1997. – 128 с.

21. Грановский Т. Н. Соч. М., 1900.

22. Гумилев Л.H. Древняя Русь и Великая степь. – М.: Наука, 1989. – 755 с.

23. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л.: Гидрометеоиздат, 1990. – 520 с.

24. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. – М.: Книга, 1991. – 574 с.

25. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. – М.: ЭКСМО-прессс, 2000. – 736 с.

26. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология. – М., 2000. – 3 т.

27. Додю Г. История монархических учреждений в Латино-Иерусалимском королевстве (1099 – 1291 гг.). – Спб, 1897.

28. Дронов М. Талант общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей. – М.: Новая книга – Ковчег, 1998.

29. Дьяченко Г. Борьба с грехом. – Спб, 1902.

30. Егоров B.C. Социальный реализм. – М., 1999. – 370 с.

31. Захаров Н.Л., Кузнецов А.Л. Мотивация труда работников промышленных предприятий // Проблемы региональной экономики. – № 1 – 4, — 1999. –Ижевск, Изд. ИЭУ УдГУ, 1999.

32. Захаров Н.Л. Воровство и льготы в структуре трудового поведения // Социологические исследования. – 2001. – № 6. – С. 67 – 72.

33. Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. – Ижевск: УдГУ, 2000. – 265 с.

34. Исаев И. Евразийство: идеология государственности // Общественные науки и современность. – 1994. – № 5.

35. Исследования по общей теории систем. — М.: Прогресс, 1969.

36. Истоки российского менеджмента. — М.: Луч, 1997.

37. История древнего мира. – 3-е изд. / Под ред. И.С. Свенцицкой. – М.: Наука, 1984. – 3 т.

38. История средних веков / Под ред. Е.А. Косминского, С.Д. Сказкина. – М.: Политиздат, 1952. – 2 т.

39. Кантор В. "…Есть Европейская держава". Россия: трудный путь к цивилизации: Историософские очерки… – М.: РОССПЭН,1997. – 479 с.

40. Киреевский Н. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // Московский сборник. – М., 1852. – T. I.

41. Ключевский В.О. История сословий в России. Курс, читанный в Московском университете в 1886 году. – Петроград: Литературно-издательский отдел комиссариата народного просвещения, 1918. – 276 c.

42. Ковалев А. М. Азиатский способ производства и особенности развития России // Вестник Московского университета. – Серия № 12. Социально-политические исследования. – 1993. – №1.

43. Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г., № 1496.

44. Коротков Э.М. Концепция менеджмента: Учеб. пособие. – М., 1996.

45. Кравченко А.И. Прикладная социология и менеджмент: Учеб. пособие. – М.: Изд-во МГУ, 1995

46. Левада Ю.А. Десять лет перемен в сознании человека // ОНС: Обществ. науки и современность. – М, 1999. — № 5.

47. Левада Ю.А. «Человек советский» пять лет спустя: 1989 – 1994 (предварительные итоги сравнительного исследования) // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. – М., 1995. – С. 218 – 229.

48. Ленин В.И. От разрушения векового уклада к творчеству нового: Полн. собр. соч. – 5-е изд. – Т. 40. – С. 314 – 317.

49. Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения. – М.: Педагогика, 1983. – 2 т.

50. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Соч. в 9 т. – М., 1912. – Т. 6.

51. Личная тектология руководителя: технологический практикум. – Архангельск, 1997. – 201 с.

52. Локк Д. Два трактата о правлении: Соч. в 3 т. – М.: Мысль, 1985.

53. Магомедов К.О. Социология государственной службы. – М., 2000. – 180 с.

54. Магомедов К.О. Формирование гражданского общества в современной России (социологический аспект): Дис… д-ра социол. наук. – М., 2000. – 302 с.

55. Маслоу А. Мотивация личности. – СПб: Евразия, 1999. – 478 с.

56. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социологические исследования. – 1992. – №2, 3, 4.

57. Мескон М.Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. – М.: Дело, 1992. – 701 с.

58. Молчанов М.А. Истоки российского кризиса: глобализация или внутренние проблемы? // Политические исследования. – 1999. – №5.

59. Нестеров Ф.Ф. Связь времен: опыт публицистики. – М.: Молодая гвардия, 1987. – 239 с

60. Нил Сорский преподобный. О восьми главных страстях и победе над ними. – М.: Благо, 1997.

61. Новоселов Ю.В. Факторная структура мотивационной сферы кадров государственной службы // Проблема психологии профессиональной деятельности кадров государственной службы. – М.: РАГС, 1996. – С. 30 – 40.

62. Общая теория управления. Курс лекций – М., 1994

63. Огарев Н.П. Избранное. М., 1984.

64. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М.: Азбуковник, 1999. – С. 704.

65. Олейников Ю. Природный фактор исторического бытия России // Свободная мысль. – 1999. – № 2. – С. 82 – 90.

66. Организационная культура государственной службы. / Авторский коллектив под руководством В.Л. Романова. – М.: РАГС, 2001. – 155 с.

67. Пантин И., Плимак Е. Россия XVIII—XX веков. Тип «запоздавшего» исторического развития // Коммунист. – 1991. – № 1. – С. 63

68. Парсонс Т. Система современных обществ. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 270 с.

69. Пономаренко Б.Т. Реформирование профессиональной школы: история, опыт, проблемы (1980 – 1994). – М.: Знание, 1994. – 235 с.

70. Попов В. Православие и свобода. – М.: Народная польза, 1998.

71. Преподобный Серафим Саровский. Мюнхен – Москва: Воскресенье, 1993 – 240 с.

72. Пригожин А.Н. Современная социология организаций. – М.: Интерпракс,1995. – 296 с.

73. Программа Коммунистической партии Советского Союза. Принята XXII съездом КПСС. – М.: Политиздат, 1975. – 144 с.

74. Психологический словарь. М., 1993. С.198.

75. Романов В.Л. Прохождение государственной службы: карьерная стратегия и служебная тактика. – М.: РАГС, 1997. – 94 с.

76. Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. – М.: РАГС, 2000 – 141 с.

77. Ромашов В .С. Социология труда: Учебное пособие. – М.: Гарадарика, 1999. – 320 с.

78. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. – М.: Соцэкгиз, 1938. – 124 с.

79. Серафим Саровский. Радость моя. Доброе слово пастыря вступившим на путь духовного устроения. – М.: Благовест, 1998.

80. Синергетика: человек, общество / Ред. коллегия О.Н. Астафьева, Ф.Д. Демидов, В.С. Егоров, В.И. Корниенко, В.Л. Романов – М.: РАГС, 2000. – 342 с.

81. Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. – М: Политиздат, 1986. – 240 с.

82. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. – М.: Политиздат, 1992. – 543 с.

83. Социальное управление: Курс лекций / Ред. коллегия В.С. Карпичев, Ю.В. Колесников, В.Л. Романов. – М.: РАГС. 2000. – 438 с.

84. Социология. Учебное пособие / Ред. Коллегия: Э.В. Тадевосян (отв. ред.), С.А. Кравченко, И.П. Ермаков. – М.: Знание, 1995.

85. Степанов Ю.Е. Константы. Словарь русской культуры. – М., 1997.

86. Топоров В.Н. Этимологические заметки (славяно-италийские параллели): Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. Вып. 25. – М., 1958. – С. 80 – 86.

87. Турчинов А.И. Профессионализация кадровой политики: проблемы развития теории и практики. – М.: Флинта, 1998 – 272 с

88. Умов В.И., Лапкин В.В. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ. // Полис. — 1992. – № 4

89. Управление персоналом государственной службы. – М.: РАГС, 1997. – 536 с.

90. Управление – это наука и искусство // Сборник: Файоль А., Эмерсон Г., Тэйлор Ф., Форд Г. – М.: Республика, 1992. – 349 с.

91. Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. – 1993. – Т. 1. – Вып. 2. – С. 123 – 136.

92. Хакамада С. Самоорганизация и стихийность: опыт сравнительного социально-психологического анализа Японии и России // Социологические исследования. – 1999. – № 4. – С. 9 – 18.

93. Хакен Г. Синергетика. – М.: Мир, 1980. – 241 с.

94. Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., 1988

95. Чаадаев П.Я. Сочинения. – М.: Правда, 1989.

96. Черников М.В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре: проблема корреляции // Политические исследования. – 1999. – № 5. – С. 43 – 61.

97. Чивилихин В.А. Память. М., 1982.

98. Шахназаров О. История развития общества: русский путь // Общество и экономика. – 2000. – № 2 – 4.

99. Школа своего дела Ю. Мороза: www. moroz. onego. ru

100. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / Под ред. О.Н. Трубачева. Вып. VIII. – М., 1981. – С. 246 – 247.

101. Яковенко И. Российская империя как Небесный Иерусалим // Открытая политика. – 1999. – № 36. – С. 40 – 52.

102. Axel M. Toward an analysis of Japanes-style management: A psycho-cultural and socio-historical approach // MIR: Management intern.rev. – Viesbaden, 1995. – Vol. 35. – № 2. – P. 57 – 73.

103. Luhman N. The Differentiation of Society. – New York, 1982.

104. Neumann I.R. Russia as Europe’s other. – Florence: EUI, Robert Schuman Center, 1996. –[4], 54, [7] p. (EUI working papers RSC / Europ. Univ. Inst., Robert Schuman Center; № 96/34) Bibliogr.: Р. 48 – 54.

Материалы социологических исследований, использованные в книге

105. «Становление и перспективы развития социального партнерства». Экспертный опрос кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС (руководитель – д-р социол. наук К.О. Магомедов). Опрошено 82 эксперта (апрель 2001 г., Москва). Индекс СП-01.

106. «Система идеалов и норм государственных и муниципальных служащих Удмуртии». Экспертный опрос управляющих делами, руководителей кадровых служб муниципальных администраций и республиканских государственных органов Удмуртской Республики проведен Удмуртским институтом государственной и муниципальной службы (руководитель – канд. филос. наук, доц. Н.Л. Захаров). Опрошено 112 экспертов (февраль 2001 г., Ижевск). Индекс ИНГ-01.

107. «Мотивация труда работников промышленных предприятий Удмуртии». Социологический опрос проведен Институтом экономики, финансов и управления Ижевского государственного технического университета (руководители: канд. филос. наук, доц. Н.Л. Захаров; канд. экон. наук, доц. А.Л. Кузнецов). Опрошено 1017 работников предприятий Удмуртии. Выборка репрезентативна по полу, возрасту и роду деятельности (октябрь 1998 г., Ижевск). Индекс МРП-98.

108. «Мотивы к труду, настроения и аномийные формы поведения работников предприятий». Социологическое исследование по программе автора (руководитель – канд. филос. наук, доц. Н.Л. Захаров), состоящее из трех этапов: вторичный анализ материалов социологического исследования «Мотивация труда работников промышленных предприятий Удмуртии»; фокус-группа, структура которой пропорциональна типам предприятий и возрасту работников, количество участников – 29 чел.; социальный эксперимент, проведенный на трех предприятиях
(1998 – 2000 гг., Ижевск). Индекс МА-00.

109. «Исследование состояния малого предпринимательства в России (на примере Удмуртской Республики)» – проект TACIS SME/9303. Социологическое исследование «Школы бизнеса» ИжГТУ (руководители: канд. филос. наук, доц. Н.Л. Захаров, канд. экон. наук А.П. Чувыгин.), состоящее из трех этапов: пилотажное экспертное интервью с 20 экспертами (государственными и муниципальными служащими, взаимодействующими по служебным обязанностям с малым бизнесом); анализ документов о состоянии проблем малого бизнеса в Удмуртии; опрос руководителей малых предприятий. Опрошено 153 респондента, выборка репрезентативна по видам деятельности (1995 г., Ижевск). Индекс TACIS-95.

110. «Российский характер в представлении иностранцев». Контент-анализ высказываний иностранцев проведен по программе автора (руководитель – канд. филос. наук, доц. Н.Л. Захаров). Зафиксировано 3139 высказываний в публикациях периодической печати (69 изданий, включающих 48 изданий центральной прессы, в том числе «Коммерсант», «Эксперт», «Профиль» и др., и 21 региональное издание, 1997 – 1998 гг., Ижевск). Индекс РХИ-98.

111. «Ценностные ориентации и регулятивные нормы жителей Удмуртии». Социологический опрос проведен по программе автора (руководитель – канд. филос. наук, доц. Н.Л. Захаров). Опрошено 1113 респондентов. Выборка репрезентативна по полу и возрасту (ноябрь 1999 г., Ижевск). Индекс ЦНЖ-99.

112. «Нравственные основы государственной службы». Социологическое исследование кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС (руководители: д-р социол. наук, проф. Е.В. Охотский, д-р филос. наук, проф. В.М. Соколов). Опрошено 1211 жителей 14 регионов Российской Федерации, 1145 государственных служащих и 48 экспертов, представляющих 12 федеральных органов государственной власти и 14 субъектов РФ. Выборка репрезентативна по полу, возрасту, стажу работы и занимаемой должности (октябрь – ноябрь 1997 г., Москва). Индекс: НКГ-97

113. «Карьерная стратегия и служебная тактика в системе государственной службы». Социологическое исследование кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС (руководитель – проф. В.Л. Романов). Опрошено 952 респондента (740 государственных служащих и 212 экспертов) в 8 российских министерствах и ведомствах, законодательных органах и 7 регионах РФ. Выборка репрезентативна по полу, возрасту и занимаемым должностям (сентябрь – октябрь 1996 г., Москва). -Индекс КАР-96.

114. «Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств». Экспертный опрос кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС (руководитель – д-р социол. наук, проф. Е.В. Охотский). Опрошено 52 руководителя кадровых служб федеральных министерств и ведомств (февраль – март 1997 г., Москва). Индекс КАДР-97. Индекс КАДР-97.

115. «Государственная служба и государственные служащие глазами населения» (руководитель – канд. филос. наук, доц. К.О. Магомедов). Опрошено 1254 человека в 12 регионах России. Выборка репрезентативна по полу, возрасту, стажу работы и занимаемой должности (сентябрь – октябрь 1999 г., Москва). Индекс ГСГН-99.

116. «Организационная культура государственной службы». Социологическое исследование кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС (руководитель – проф. В.Л. Романов). Опрошено 1250 государственных служащих в 11 федеральных министерствах, ведомствах, законодательных и судебных органах государственной власти в 12 регионах РФ. Выборка репрезентативна по полу, возрасту и занимаемой должности (октябрь – ноябрь 1999 г., Москва).

[1] См.: Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

[2] См.: Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Избранные произведения. М., 1990.

[3] Социология. Учебное пособие / Ред. Коллегия: Э.В. Тадевосян (отв. ред.), С.А. Кравченко, И.П. Ермаков. – М.: Знание, 1995.

[4] См. напр.: Чаадаев П.Я. Сочинения и письма. Т. 1-2, М., 1913-1914; Неиз. «Философические письма» //Лит. наследство, т. 22-24. М., 1935; Ст. и письма. М., 1987.

[5] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 22.

[6] Киреевский Н. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // Московский сборник, 1852. T.I.

[7] См.: Хомяков А. С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., 1988

[8] См.: Огарев Н. П. Избранное. М., 1984.

[9] См.: Грановский Т. Н. Соч. М., 1900.

[10] Герцен А. И. Собр. соч., т.12, 1957, С. 35.

[11] См.: Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991

[12] См.: Леонтьев К. Н. Собр. соч. в 9-ти тт. М. 1912-1913.

[13] См.: Бердяев Н. Я. Истоки и смысл русского коммунизма.

[14] См., например: Исаев И. Евразийство: идеология государственности // Общественные науки и современность. 1994. №5. С. 42-55

[15] В советской, российской литературе их идеи нашли свое воплощение в произведениях Л.Н. Гумилева, обосновавшего принцип закрытости этносов в концепции комплиментарности – см., например его работы: Древняя Русь и Великая степь. М., 1989; Этногенез и биосфера Земли. Л., 1991; Древние тюрки. М., 1993; Тысячелетия вокруг Каспия. М., 1998; История народа хунну. М., 1998.

[16] См.: Нестеров Ф.Ф. Связь времен: опыт публицистики. М., 1987.

[17] См.: Чивилихин В.А. Память. М., 1982.

[18] См.напр.: Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли; Древняя Русь и Великая степь и др.

[19] См.: Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. Новосибирск, 1997.

[20] См.напр.: Ахиезера А.С. Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку.//«Атмода». Рига 1990, 29 апреля; Социо-культурная методология анализа российского общества.//Материалы независимого теоретического семинара. www. russ. ru/antolog/inoe/oglav. htm/oglav. htm; Дебри неправды и метафизика истины.//«Общественные науки и современность». М., 1991, №. 5; Социокультурная динамика России. К методологии исследования. //«Полис». М., 1991, №. 5.

[21] См.напр.: Ковалев А. М. Азиатский способ производства и особенности развития России. //Вестник Московского университета Серия №12 Социально-политические исследования. 1993. №1.

[22] См.: Кантор В. "…Есть европейская держава" Россия: трудный путь к цивилизации. Историософские очерки. М., 1997.

[23] См.: Пантин И., Плимак Е. Россия XVIII—XX веков. Тип «запоздавшего» исторического развития // Коммунист. 1991. № 1. С. 63

[24] См.: Умов В.И., Лапкин В.В. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ. //Полис. 1992. № 4

[25] См.: Абульханова-Славская К. А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения. //Психологический журнал. 1999. Т. 20. №5; Российский менталитет: кросскультурный и типологический подходы. //Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М., 1997.

[26] См.: Яковенко И.Р. Российская империя как Небесный Иерусалим. //Открытая политика. 1999. №36.

[27] См.напр.: Олейников Ю. Природный фактор исторического бытия России. .//Свободная мысль. 1999. №2

[28] См.: Молчанов М.А. Истоки российского кризиса: глобализация или внутренние проблемы?//Политические исследования. 1999. №5.

[29] См.: Шахназаров О. История развития общества: русский путь. //Общество и экономика. 2000. №2-4.

[30] См.: Шахназаров О. История развития общества: русский путь. //Общество и экономика. 2000. №2-4.

[31] См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма.

[32] Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. Ижевск, 2000. С. 35.

[33] Организационная культура государственной службы. М., 2001. С. 10, а также подробнее: Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. М., 2000.

[34] От лат. regulo — устраиваю, привожу в порядок.

[35] См.: Богданов А.А. Тектология: (Всеобщая организационная наука). В 2-х кн. М., 1989. Кн.1. С.189-205.

[36] Схема AGIL — по первым буквам английских слов. См.: Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997

[37] См.: Luhman N. The Differentiation of Society. — New York, 1982.

[38] Принципы феодального права наиболее рельефно отражены в «Иерусалимских ассизах». – См., например: История средних веков. М., 1952. Т.1. С. 292; Додю Г. История монархических учреждений в Латино-Иерусалимском королевстве (1099-1291 гг.). Спб., 1897. С. 357.

[39] См.: Лытов Б. В. Эволюция систем и концепций социального управления // Социальное управление. М., 2000. С. 65.

[40] История древнего мира. М., 1984. Т.2. С. 490-516.

[41] Граждан В. Д. Координация и субординация в системе социального управления. //Социальное управление. С. 237.

[42] См.: Пригожин А.Н. Современная социология организаций. С. 60-78

[43] Граждан В. Д. Координация и субординация в системе социального управления. //Социальное управление. С. 237.

[44] См.: Аристотель. Политика. //Сочинения: В 4-х т. Т.4. М., 1984.

[45] В свое время Джон Локк, Томас Гоббс, Жан-Жак Руссо рассматривали общественный договор как принцип адекватного устроения социальной жизни. И вместе с этим определили фундаментальные основы плюрализма, интересные и для теории социальных систем. Локк, Гоббс и Руссо выступили как теоретики демократического государственного устройства, обеспечивающего равновесие интересов личности и государства. Взгляды этих мыслителей нашли выражение в «Декларации независимости США» и в «Декларации прав человека и гражданина» во Франции. См.: Локк Д. Два трактата о правлении. М.: Мысль, 1985; Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 1964. Т.2; Руссо Ж. -Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. М., 1938.

[46] Лытов Б. В. Эволюция систем и концепций социального управления. //Социальное управление. С. 71

[47] Граждан В. Д. Координация и субординация в системе социального управления. //Социальное управление. С. 225

[48] Граждан В. Д. Координация и субординация в системе социального управления. //Социальное управление. С. 223

[49] Неадекватность плюрализма государственной власти для древней Руси показывает за столетие до Калки автор «Слова о полку Игореве», указывая на отсутствие централизма как интегративного начала. – Прим. авт.

[50] фр. etatisme < etat государство — Толковый словарь иностранных слов Л.П.Крысина //Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия 2001 (2CD). 5 издание

[51] См.: Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С.10

[52] См.: Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С… 9.

[53] См.: ОК ГС-99 – С. 266, 273

[54] См.: там же, с. 265

[55] См.: там же, с. 263.

[56] См.: Охотский Е.В., Романов В.Л. Приложение 1. // КАР-96С. 3.

[57] См. напр.: Абульханова-Славская К. А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения. //Психологический журнал. 1999. Т. 20. №5. С. 5.

[58] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 8.

[59] См.: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта.

[60] См.подроб.: Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России.

[61] См.: Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 8.

[62] РХИ-98, см.: Таблица 2; а так же данные ОК ГС-99.

[63] В 211 организациях, которые консультировал автор, в 72% случаев работники не имели должностных инструкций, в 21% случаев они не совпадали с реальными обязанностями работников

[64] См.: ОК ГС-99. – С.131

[65] См.: НКГ-97. — С. 90

[66] Там же, с 90

[67] В одной из своих телепередач о Екатерине II, Эдвард Радзинский сказал: «В этой стране люди управляются не деньгами, а страстями».

[68] См.: Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 18, 31, 38, 52, 53, 61, 129, 138, 149

[69] Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии. С. 522.

[70] Черников М.В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре: проблема корреляции.//Политические исследования. 1999. №5. С. 56.

[71] В данной работе, для целей исследования имеет смысл различать нравственность и мораль (опираясь в этом случае на подход Гегеля). Нравственность нами понимается как система норм и ценностей, регулирующих взаимодействия индивидов. Мораль — как система норм и ценностей ориентирующих индивида на высшие экзистенциальные идеалы, следование которым функционально поддерживает существование социума в целом.

[72] См.: Черников М.В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре. С.56.

[73]. Яковенко И. Российская империя как Небесный Иерусалим. С. 41.

[74] См.: КАР-96 (итоговый). С.164.

[75] Романов В. Л. Социальная самоорганизация и управление. //Социальное управление. С. 36

[76] См.: ОК ГС-99. С. 265, 273

[77] См: ОК ГС-99. С. 265

[78] По материалам МРП-98.

[79] Попов, Василий, протоиерей. Православие и свобода. М., 1998. С. 5.

[80] См. напр.: Англо-русский словарь. М., 1989. С. 290; Немецко-русский словарь. М., 1965. С. 314-315.

[81] Гизо Ф. История цивилизации в Европе. СПб, 1892. С. 38.

[82] См.напр.: Даль В.И. Толковый словарь русского языка. М. 2000, С.581; Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М. 1999, С. 704.

[83] См.напр. там же: Даль В.И., с. 140-141; Ожегов С.И., с. 96.

[84] См.: Психологический словарь. М., 1993. С.198.

[85] См.: А.Н.Леонтьев. Деятельность, сознание личность. //Избранные психологические произведения. В 2-х томах. М., 1983. Т.2. С.212.

[86] См.: там же, с. 212.

[87] См.: там же, с… 94-231.

[88] Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496.

[89] Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. — С.15.

[90] Там же, с.14.

[91] Там же, с.4.

[92] Там же, с.16.

[93] Там же, с.19.

[94] Концепции реформирования системы государственной службы Российской Федерации: утверждено Указом Президента Российской Федерации от 15 августа 2001 г. № 1496. — С.19.

[95] Там же, с.19.

[96] Там же, с.20.

[97] Там же, с.20.

[98] Там же, с.20.

[99] Там же, с.21.

[100] Там же, с.5.

[101] Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма с. 94.

[102] ОК ГС-99. С. 261

[103] ОК ГС-99 С. 264.

[104] ОК ГС-99. С. 28.

[105] См.: ОК ГС-99. С. 262.

[106] Охотский Е. В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления// КАДР-97. С. 4.

[107] ОК ГС-99. С. 131.

[108] ОК ГС-99. С. 264.

[109] НКГ-97. С. 161.

[110] ОК ГС-99. С. 87.

[111] Соколов В.М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка//КАДР-97. С. 3.

[112] Там же, с. 261.

[113] ОК ГС-99. С. 267.

[114] Информационная записка//КАДР-97. С. 6.

[115] Там же, с.4

[116] ОК ГС-99; Волгин Н.А., Сулемов В.А. Мотивационные механизмы эффективного труда руководителя.//Государственная кадровая политика: концептуальные основы, приоритеты, технологии, реализации. М., 1996. С.191

[117] ОК ГС-99. С. 90.

[118] Соколов В. М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка//КАДР-97. С. 8.

[119] НКГ-97. С. 47.

[120] КАР-96 (итоговый) С. 164.

[121] НКГ-97. С.81

[122] См.подроб.: Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. С. 119.

[123] См.: Гоголь Н.В. Ревизор. Собр. соч. М., 1994. Т. 5. С.189.

[124] См.: Таблица 11. Развитость качеств служащих

[125] НКГ-97. С. 153.

[126] Там же, с. 89.

[127] Там же, с. 81.

[128] Там же, с. 102-107.

[129] ОК ГС-99. С. 85.

[130] НКГ-97. С. 176.

[131] Информационная записка//КАДР-97. С. 8.

[132] НКГ-97. С. 158.

[133] КАР-96 (итоговый) С. 60.

[134] НКГ-97. С. 159.

[135] ОК ГС-99 С. 85.

[136] Там же, с. 85.

[137] НКГ-97. С. 161.

[138] Информационная записка//КАДР-97. С. 2.

[139] ОК ГС-99. С. 261.

[140] Там же, с. 41.

[141] Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. М.,1986. С.29

[142] Там же, с. 34.

[143] Управление персоналом государственной службы. М., 1997. С. 163.

[144] Там же, с. 166.

[145] Там же, с. 35

[146] См.: Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. — М.: Политиздат, 1992. — С. 272.

[147] См.: там же, с. 282-283.

[148] См. Маслоу А. Мотивация личности. СПб, 1999. — С.77-90

[149] См. подробный анализ: Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. С. 184-202.

[150] См.подробно: там же. с. 181-183.

[151] См. подробно: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма.

[152] Обычно «грех» понимается как страсть, т.е. может пониматься как стремление к игре. См.подробнее о «грехе»: Дьяченко Григорий, протоиерей. Борьба с грехом. Спб., 1902 www.lib.ru/HRISTIAN/

[153] См.: Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. С.181-183.

[154] См. подробно: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. С. 330

[155] Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. С. 94

[156] См.подроб.: Захаров Н.Л. Различие социальных систем Запада и России (природа потребностей). //Вестник ИжГТУ, 2000. №1. С.34-38.

[157] Духовные наставления св. саровского старца о. Серафима. – www. lib. ru/HRISTIAN/; Преподобный Серафим Саровский, Мюнхен-Москва: Воскресенье, 1993.

[158] См. напр.: У порога вечности. СПб, 1999. www. wco. ru/biblio

[159] Там же

[160] Дронов, Михаил, протоиерей. Талант Общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей. М., 1998. /http://www. wco. ru/biblio/

[161] Для примера, если человек голоден, приняв пищу, он испытает удовлетворение, а, отдав последний кусок голодному ребенку, он испытает самоактуализацию .

[162] См. напр.: Нил Сорский. О восьми главных страстях и победе над ними. — Москва, Издательство Московской патриархии БЛАГО, 1997; Григорий Дьяченко. Борьба с грехом.

[163] См.: Маслоу А. Мотивация личности.

[164] См.: Яковенко И. Российская империя как Небесный Иерусалим. С. 41.

[165] Там же, с. 41.

[166] Там же, с. 42.

[167] См.: Шахназаров О. История развития общества: русский путь.

[168] См.: Шахназаров О. История развития общества: русский путь.

[169] См.: Там же, с. 166.

[170] См.: Шахназаров О. История развития общества: русский путь. С. 304.

[171] См.: Ильин И.А. Почему сокрушился в России монархический строй.//Социологические исследования. 1992. №4. С.72.

[172] Шахназаров О. История развития общества: русский путь. С. 309.

[173] См.подроб.: там же.

[174] Ленин В.И. От разрушения векового уклада к творчеству нового. Т. 40. С. 315.

[175] МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС СТРОИТЕЛЯ КОММУНИЗМА

1. преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма;

2. добросовестный труд на благо общества;

3. забота каждого об умножении общественного достояния;

4. высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов;

5. коллективизм и товарищеская взаимопомощь;

6. гуманные отношения и взаимное уважение между людьми;

7. честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;

8. взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;

9. непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;

10. дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни;

11. непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;

12. братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.

См.: Программа КПСС. – М.: Политиздат, 1961.

[176] См.: Соколов В.М. Социология нравственного развития личности. М., 1986. С.107.

[177] См.: там же, с. 95.

[178] См.: там же, с. 101.

[179] НКГ-97. С. 42.

[180] Магомедов К.О. Формирование гражданского общества в современной России (социологический аспект): дис.доктора социол.наук. М., 2000. С.93

[181] Левада Ю. «Человек советский» десять лет спустя: 1989 – 1999 (предварительные итоги сравнительного исследования) // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. № 3 (41), май-июнь 1999, с. 8.

[182] См.: НКГ-97. С. 162.

[183] ИНГ-01.

[184] ИНГ-01.

[185] КАР-96 (итоговый). С. 181.

[186] См.: ОК ГС-99. С. 86.

[187] См.: НКГ-97. С. 123.

[188] См.: там же, с. 81.

[189] См.: НКГ-97. С. 23-24.

[190] См.: Охотский Е. В. Деполитизация как основа перехода к карьерной государственной службе: теоретические и правовые основы//КАР-96 (второй). С. 81.

[191] См.: Таблица 13; Таблица 14

[192] Информационная записка//КАДР-97. С. 2, 8.

[193] См.: Информационная записка// КАДР-97. С. 9; ОК ГС-99. С. 86.

[194] Охотский Е. В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления//КАДР-97. С. 7.

[195] См.: Мертон Р. Социальная структура и аномия.

[196] См.: НКГ-97. С. 46-48.

[197] См.: КАР-96 (итоговый). С. 164.

[198] См.напр.: НКГ-97. С. 159.

[199] См. напр: Вебер М. Основные социологические понятия. С. 602-624

[200] См.: там же.

[201] См.: там же, с. 499.

[202] Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии. С. 497.

[203] Там же, с. 511.

[204] В 211 организаций, консультируемых автором, руководители набирали высший персонал, исходя из принципа личной преданности, аналогичные данные показывают и социологические исследования — см. напр.: Захаров Н. Л. Социологические исследования малого бизнеса в Удмуртии. С. 84.

[205] См.: данные из исследований РАГС на стр.55 настоящей работы.

[206] См.: данные Таблица 2 на стр.37. А также работы: Блейк. Р., Моутон Д. Научные методы управления. Киев. 1990; Вейл П. Искусство менеджмента. М. 1993; Вудкок М., Фрэнсис Д. Раскрепощенный менеджер. М. 1991; Грейсон Дж., Дейл О. Американский менеджмент на пороге XXI века. М. 1991; Менеджмент организации. М. 1996; Мескон М., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М. 1992; Мерсер Д. ИБМ. Управление в самой преуспевающей корпорации мира. М. 1991; Попов А. В. Теория и организация американского менеджмента. М. 1991; Санталаинен Т., Воутилайнен Э., Лоренс П., Ниосинен И. Управление по результатам. М. 1993; Саймон Г., Смитбург Д., Томпсон В. Менеджмент в организации. М. 1995; Синк Д. С. Управление производительностью. М. 1990; Утюжанин А. П., Устюмов Ю. А. Социально-психологические аспекты управления коллективом. М. 1993; Хойер Д. Как делать бизнес в Европе. М. 1992.

[207] См.: Захаров Н.Л. Специфика социальной системы России. С.230-247.

[208] Охотский Е. В. Кадры государственного управления: социальный статус, профессиональные пути укрепления//КАДР-97. С. 4.

[209] КАР-96 (итоговый). С. 164.

[210] ОК ГС-99. С. 85.

[211] Магомедов К. О. Социология государственной службы. С.150

[212] Соколов В. М. Кадровые проблемы государственных учреждений в оценке руководителей кадровых служб федеральных ведомств: Аналитическая записка//КАДР-97 С. 8.

[213] Пример, хорошо известны случаи импульсивных назначений и снятий с должности маршалом Жуковым.

[214] СМ.: НКГ-97. С. 163.

[215] См.: там же, с. 167.

[216] Коротков Э.М. Концепция менеджмента. М.,1996. С.190.

[217] Пример, штрафной батальон шел в атаку с саперными лопатками, отстающих или испугавшихся расстреливали заградотряды. Безынициативность жестоко каралась. Уцелевшие (проявившие инициативу) получали в награду свободу.

[218] ОК ГС-99. С. 102

[219] См.: там же, с.103

[220] См.: ОК ГС-99. С. 263, 269

[221] См.: КАР-96 (итоговый). С.8

[222] Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма.//Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты… 1993. Т.1. №Вып. 2. С.123-136

[223] Даже станок с программным управлением не может делать абсолютно однотипные действия. В случае отступления от стандарта рабочий регулирует действия станка

[224] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 8

[225] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 8

[226] См. напр.: Абульханова-Славская К. А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения.

[227] См.: Школа своего дела Ю. Мороза: www. moroz. onego. ru

[228] Характеристика понятия «воля» дана выше в главе 2. стр.46-47

[229] См. напр.: Черников М. В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре: проблема корреляции. С. 43; Степанов Ю. Е. Слова «правда» и «цивилизация» в русском языке. //Известия Академии Наук, ОЛЯ, 1972. Т. 31. Вып. 2. С. 168-169; Степанов Ю. Е. Константы. Словарь русской культуры, с. 320-323; Топоров В. Н. Этимологические заметки (славяно-италийские параллели) — Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. Вып. 25. М., 1958, с. 80; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. М., 1967, с. 144; Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд (Под ред. О. Н. Трубачева). Вып.. VIII. М., 1981, с. 246-247.

[230] См.: Черников М. В. Концепты «правда» и «истина» в русской культуре. С. 43

[231] См.: Иванов В. В., Топоров В. Н. О языке древнего славянского права. — Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1978, с. 228.; Степанов Ю. Е. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997, с. 324-325.; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1971, с. 352.

[232] См.: Ключевский В. О. История сословий в России. Петроград, 1918.

[233] НКГ-97. С. 127.

[234] См. Захаров Н.Л., Кузнецов А.Л. Мотивация труда работников промышленных предприятий//Проблемы региональной экономики. №1-4, 1999. Ижевск, Изд. ИЭУ УдГУ, 1999; Захаров Н. Л. Воровство и льготы в структуре трудового поведения. //Социологические исследования. 2001. N 6.

[235] См.: Захаров Н.Л. Воровство и льготы в структуре трудового поведения.

[236] Данные социологических исследований в сфере малого бизнеса показали, что наиболее устойчивыми оказываются те предприятия, которые имеют четко сложенную иерархическую структуру, построенную по принципу «один хозяин», наоборот предприятия, представленными несколькими владельцами-руководителями, как правило, терпят фиаско. — См.: Захаров Н. Л. Социологические исследования малого бизнеса в Удмуртии. Ижевск, ИжГТУ 2000. С. 23-24.

[237] Вывод профессора В.Л. Романова: НКГ-97. С. 176.

[238] НКГ-97. С. 216.

[239] ОК ГС-99. С. 267, 275.

[К1]

[К2] Это в сноску

[К3]

[К4]

[К5]

[К6]

[К7]

[К8]