Реферат: Константин Багрянородный «Об управлении империей»
Константин Багрянородный «Об управлении империей»
Предисловие (Г.Г.Литаврин и А.П.Новосельцев)
Введение (Г.Г.Литаврин)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Трудно назвать среди византийских письменных памятников раннего средневековья какой-либо другой труд, который отличался бы столь же широким авторским замыслом, таким же обилием сюжетов, разнообразием жанров, как приписываемое императору Константину VII Багрянородному (908-959) сочинение «Об управлении империей», составленное в 948-952 гг. Нелегко указать и какое-либо иное произведение византийской историографии эпохи расцвета империи, которое осталось бы столь же малоизвестным своим современникам. Созданный в качестве конфиденциального справочника-руководства по управлению империей для юного наследника престола, будущего Романа II (959-963), труд Константина заведомо не предназначался даже для образованной элиты византийского общества. Слишком много в книге, на взгляд автора, содержалось доверительных советов и рекомендаций в сфере дипломатии и руководства внутренними делами государства, слишком откровенно было высказано личное отношение к некоторым представителям императорского семейства, чтобы можно было предать содержание трактата-поучения широкой огласке,
Мы не знаем даже того, действительно ли и в какой мере сочинение Константина Багрянородного имело практическое значение. Во всяком случае, менее всего вероятно, что им воспользовался именно тот, для кого оно было прежде всего предназначено, — сын Константина Роман.
Внимательного читателя и благодарного исследователя сочинение «Об управлении империей» нашло только в Новое время, более чем полутысячелетие спустя после того, как было написано. Вряд ли какой-либо письменный памятник Византии Х в. пользовался ббльшим вниманием в научной литературе. Работы, посвященные его анализу, далеко превосходят количественно даже так называемую «Прокопиану» (литературу о трудах Прокопия Кесарийского, который писал в эпоху Юстиниана I в середине VI в. и среди сочинений которого также имелись предназначенные лишь для доверительного ознакомления узкого круга друзей и близких).
Для советских читателей эта книга представляет особый интерес еще и потому, что именно она содержит большую часть сведений по самой ранней истории Древней Руси, сохранившихся в сочинениях иноземных авторов той эпохи.
Полное русское издание памятника было осуществлено Г. Ласкиным в самом конце прошлого века[1]. Уже через четверть столетия оно стало библиографической редкостью, но и перевод Лас-кина, сделанный с еще некритических изданий греческого оригинала, и комментарий безнадежно устарели. Отдельные фрагменты трактата «Об управлении империей» издавались впоследствии несколько раз с разного рода пояснительными примечаниями или вовсе без них. Наиболее известной и основательной среди этих публикаций является перевод В.В. Латышева и Н.В. Малицкого[2]. Несколько лет назад увидел свет новый перевод труда, выполненный Г. Г. Литавриным[3]. Однако, как было сказано во вступительной заметке к переводу, он может рассматриваться лишь как предварительный. Он не охватывает всего текста оригинала (исключена почти вся наиболее обширная глава — 53-я), лишен комментария, опубликован без греческого оригинала памятника. Кроме того, в тогдашнем переводе есть ряд неточностей и недосмотров, которые исправлены в настоящем издании.
Работа над ним была начата более 10 лет назад по инициативе В.Т. Пашуто и Г. Г. Литаврина сотрудниками Института истории СССР АН СССР и Института славяноведения и балканистики АН СССР для продолжающегося издания «Древнейшие источники по истории народов СССР».
Коротко о целях и принципах публикации. Она осуществлена на основе критического издания памятника, которое было подготовлено венгерским византинистом Д. Моравчиком и вышло впервые в 1949 г. с переводом на английский Р.Дж. Дженкинза[4]. В 1962 г. увидел свет лондонский комментарий к тексту трактата «Об управлении империей», составленный известными учеными (византинистами, ориенталистами и славистами), среди которых, помимо Д. Моравчика и Р. Дженкинза, были Д. Оболенский, Б. Льюис, Ф. Дворник, Ст. Рэнсимен[5]. В 1967 г. оригинал с переводом были переизданы, причем были тщательно собраны и приведены все конъектуры, эмендации и поправки, предложенные в научной литературе за истекшие почти 20 лет после первого издания, в том числе в многочисленных рецензиях на публикацию 1949 г.[6]
Мы перепечатываем здесь греческий текст по последнему вашингтонскому изданию 1967 г. вместе с подстрочными примечаниями об особенностях орфографии рукописей и о предлагавшихся (и частично принятых издателями) поправках[7]. В комментарии мы указываем наиболее важные из принятых издателями конъектур и отмечаем отдельные (весьма редкие) случаи несогласия с ними. Транслитерация личных имен, географических и этнических наименований, технических (непереводимых) терминов приближена, насколько это возможно, к их среднегреческому произношению. В переводе заключены в квадратные скобки отсутствующие в тексте памятника слова, которые мы вставляли или вместо лакун рукописи, или для того, чтобы сделать текст, иногда лапидарный, максимально понятным. Некоторые лакуны (невосполненные) отмечены в греческом тексте и в переводе отточием и оговорены в комментарии. Нумерация ссылок на комментарий, отдельная для каждой главы, дана в тексте перевода, чтобы помочь читателю, не владеющему языком оригинала.
Во Введении дано представление об эпохе, когда было создано сочинение Константина, об авторе (авторах), об источниках, на которых оно основывалось, об организации работы над ним, о главных идеях, в нем проведенных, и о значении труда как исторического источника и памятника литературы. Разумеется, во Введении все эти вопросы освещены весьма кратко. Но они множество раз затронуты, иногда значительно более полно и конкретно, в Комментарии. При анализе известий Константина мы уделяем зачастую основное внимание иным сюжетам и реалиям, нежели авторы лондонского комментария. Наш комментарий скорее дополняет, а не замещает лондонский. Так, мы ограничиваемся самыми краткими примечаниями, касающимися стран арабского Востока, западноевропейских стран и самой Византийской империи. Центр тяжести исследования и интерпретации материала приходится на главы памятника, содержащие свидетельства о Северном Причерноморье, Кавказе, Восточной и Центральной Европе и о народах Балканского полуострова (преимущественно славянских), т.е. на те сюжеты, которые (исключая, быть может, лишь главу 9 о Древней Руси) составителей лондонского комментария интересовали меньше.
Мы не приводим в Комментарии исчерпывающей литературы по той или иной теме: в рамках одной книги это практически невозможно. Указаны или важнейшие работы, или те, которые такую относительно полную библиографию содержат. Чтобы не загромождать текст Комментария, ссылки на литературу, использованную неоднократно, приведены в сокращениях, раскрытых в библиографическом указателе в конце книги.
Хронологическая таблица охватывает только главные события, упомянутые в сочинении Константина. К изданию приложены две карты — «Географическая номенклатура сочинения „Об управлении империей“» и «Византийская империя во второй половине Х в.» На первую нанесены содержащиеся в трактате Константина географические названия (в формах, принятых в русском переводе). К греческому и русскому текстам даны три указателя (личных имен, географических и этнических названий, технических терминов).
Введение и Комментарий написаны коллективом научных сотрудников Института истории СССР АН СССР, Института славяноведения АН СССР, ИНИОН АН СССР, а также издательства «Советская энциклопедия».
Введение и перевод — Г. Г. Литаврин.
Комментарий:
Лемма и Предисловие — М.В. Бибиков.
Главы 1-2 — М.В. Бибиков.
Глава 3 — В. П. Шушарин.
Глава 4 — М.В. Бибиков, В.П. Шушарин.
Главы 5-7 — М.В. Бибиков.
Глава 8 -М.В. Бибиков, В.П. Шушарин.
Глава 9 — Е.А. Мельникова, В.Я. Петрухин при участии А.А. Зализняка (коммент. 6, 8, 11, 13, 14, 16, 29, 33, 35, 40, 42, 43), Г.Г. Литаврина (коммент. 21, 31, 32, 39, 46, 48-50, 53, 56-63), М.В. Бибикова (коммент. 1, 76), Б.Н. Флори (коммент. 20).
Глава 10 — М.В. Бибиков.
Глава 11 — М.В. Бибиков при участии Т.М. Калининой (коммент. 2).
Глава 12 — М.В. Бибиков.
Глава 13 — Г.Г. Литаврин при участии В. П. Шушарина (коммент. 3-5, 8).
Главы 14-21 — А. П. Новосельцев.
Глава 22 — А.П. Новосельцев при участии М.В. Бибикова (коммент. 29-30).
Главы 23-24 — С. А. Иванов.
Глава 25 -А.П. Новосельцев, С.А. Иванов.
Глава 26 — В.К. Ронин.
Глава 27 — Г.Г. Литаврин, В.К. Ронин.
Глава 28 — В.К. Ронин.
Глава 29 — О.А. Акимова.
Главы 30-31 — О.А. Акимова при.участии Б.Н. Флори (гл. 30, коммент. 14-18; гл. 31, коммент. 18).
Глава 32 — Е.П. Наумов.
Глава 33 — О. В. Иванова при участии Б.Н. Флори (коммент. 8).
Главы 34-35 — Е.П. Наумов. Глава 36 — О.В. Иванова.
Глава 37 — Т.М. Калинина при участии Б.Н. Флори (коммент. 15). Главы 38-39 — В.П. Шушарин.
Глава 40 — В.П. Шушарин при участии Г.Г. Литаврина (коммент 21).
Глава 41 — Б.Н. Флоря при участии В.П. Шушарина (коммент. 3).
Глава 42 — М.В. Бибиков, А.П. Новосельцев при участии Т.М. Калининой (коммент. 27).
Главы 43-46 — В.А. Арутюнова-Фиданян.
Главы 47-52 — Г.Г. Литаврин.
Глава 53 — М.В. Бибиков, Л. И. Грацианская.
В ряде случаев (главы 9 и 13), когда один комментарий составлен несколькими авторами, в тексте указываются их инициалы, выделенные курсивом.
Библиографический указатель составлен В.К. Рониным, карты — Л.И. Грацианской и В.К. Рониным. Указатели подготовлены Л. И. Грацианской и В.К. Рониным. Научно-организационная и научно-техническая работа проведена В.К. Рониным, Л.И. Грацианской, М.Н. Перегуд.
Г.Г. Литаврин, А. П. Новосельцев
1. Ласкин Г, Сочинения Константина Багрянородного «О фемах» (De thematibus) и «О народах» (De administrando imperio) // Чтения ОИДР. 1899. Ч. I.
2. Латышев В.В., Малицкий Н.В. Сочинение Константина Багрянородного «Об управлении государством» // Изв. ГАИМК. 1934. Вып. 91.
3. Литаврин Г.Г. Константин Багрянородный. Об управлении империей // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982. Прил.
4. Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Bp., 1949. 5 Constantine
Porphyrogenitus. dc administrando imperio. L., 1962. Vol. 2.
6. Constantine Porphirogenitus. De administrando imperio. Washington, 1967.
7. Принятые Д. Моравчиком сокращения: F — Fontes et loci paralleli (источники и параллельные места); У — Variae lectiones et coniecturae (разночтения и конъектуры). Списки: Р — codex Parisinus gr. 2009; P1 — manus prima; P2-9 — manus recentiores; Pх — manus incerta (ante a. 1509); рy — manus incerta (post a. 1509); V — codex Vaticanus-Palatinus gr. 126; V1 — manus prima; V2 — manus secunda; F — codex Parisinus gr. 2967; F1 — manus prima; F2 — manus secunda; M — codex Mutinensis gr. 179. Издания: Me — editio Meursiana; Meursius — notae Meursii; Ba — editio Banduriana; Bandurius — animadversiones Bandurii; Be — editio Bekkeriana; Bekker — apparatus criticus Bekkeri; edd. — editiones Me Ba Be; Migne — editio a Migne curata; Bury — editio cap. 29-36 a J. Bury facta.
ВВЕДЕНИЕ
Имя Константина Багрянородного (или Порфирородного) настолько хорошо известно историкам, что порой оно используется для обозначения целого исторического периода: византинисты нередко говорят об эпохе Константина Багрянородного. При этом имеется в виду главным образом отнюдь не тот факт, что ни один византийский император, начиная с Константина Великого, т.е. с IV по Х в., не занимал официально трон так долго, как Константин Багрянородный (908-959) (его самостоятельное правление было недолгим: 945-959), а особая атмосфера в духовной жизни империи — время расцвета ее культуры.
Константинополь, как некогда, при Юстиниане I, стал снова средоточием роскоши, блеска и величия, невиданных ни в одной другой столице Европы. К нему вернулась слава «мастерской великолепия». Вновь расцвели изобразительные искусства. Высокого совершенства достигли художественные ремесла. Воздвигались поражающие изяществом и красотой новые дворцы знати и храмы. Углубился возобновившийся полвека назад интерес к античному культурному наследию. Широко распространенное в науке в наши дни определение — «Македонский ренессанс» — прилагается прежде всего ко времени правления именно Константина Багрянородного, третьего представителя Македонской династии (867-1056) на византийском престоле.
Яркий культурный подъем был, несомненно, связан с существенными сдвигами в экономике империи, ее социальном строе, во внутренней политической жизни, как и с изменением внешнеполитической ситуации во второй половине IX — первой половине Х в.[1] Определяющей чертой эпохи Константина было бурное развитие феодальных отношений, которые стихийно старалось регулировать государство. Уже на рубеже IX-Х вв. центральная власть утвердила повсеместно, и в деревне и в городе, свой постоянный строгий контроль над экономической жизнью страны. Имущество подданных императора подвергалось скрупулезной оценке на предмет обложения податями. Свободные деревни — общины, ставшие податными, были связаны круговой порукой — общинники несли взаимную ответственность за уплату налогов в казну; крестьяне были обязаны, кроме того, служить в военном ополчении.
Тщательной регламентации подвергалось также ремесло и торговля в городах, переживавших в это время период возрождения и подъема. Ни один товар на рынке не продавался и не покупался без того, чтобы с него не была взыскана государством торговая пошлина. Особенно строгим был контроль властей за хозяйственной и общественной жизнью горожан в столице империи, осуществлявшийся в соответствии с положениями и нормами введенного в практику отцом Константина Львом VI юридического сборника — «Книги эпарха» (т.е. градоначальника Константинополя).
В первой половине Х столетия получила, наконец, всеобщее распространение в империи фемная военно-административная система управления провинциями, обеспечивавшая более совершенную организацию дела взыскания государственных налогов, обороны страны и набора фемного крестьянского ополчения. Во главе каждой фемы стоял назначенный императором стратиг, обладавший всей полнотой военной и гражданской власти. Существенно расширен, дифференцирован и упорядочен был к этому периоду и аппарат центральной власти: отдельные ведомства (логофисии, или секреты) ведали внешними сношениями и почтой, сбором налогов и пошлин, экипировкой войска и выплатой жалованья наемным воинам, императорскими имениями. Множество специализированных служб и канцелярий, крупных и мелких, обеспечивало разнообразные потребности императорского дворца. Началом Х в. в марксистском византиноведении обычно датируется завершение оформления византийской централизованной феодальной монархии. Синклит (сенат) — совет при императоре превратился в декоративное учреждение при всесильном в своем волеизъявлении монархе. Отменяя право синклита и курий (органов городского самоуправления) назначать должностных лиц, Лев VI Мудрый, отец Константина Багрянородного, заявил об их полной бесполезности, поскольку «ныне обо всем печется император»[2].
Император опирался на мощную разветвленную бюрократическую систему власти. В империи господствовала сановная, в основном гражданская знать, к которой принадлежала в то время и правящая Македонская династия. Но одновременно складывалась, быстро Усиливаясь, землевладельческая провинциальная аристократия, традиционно игравшая крупную роль в византийском войске. Объективный процесс расслоения и обезземеливания крестьян быстро набирал темпы. Несмотря на контроль за ростом крупного земвладения со стороны государства, вопреки принимавшимся с 20-х годов Х в. мерам правительства, направленным на сохранение мелкого крестьянского землевладения, полнонадельных налогообязанных и военнообязанных крестьянских хозяйств, множество свободных крестьян становились париками — зависимыми от частных лиц (поселянами). Особенно быстро этот процесс совершался как раз в Х в., в том числе в правление Константина VII, оформлялся класс феодально зависимого крестьянства. Усиливавшееся сословие крупных феодалов все острее выражало недовольство правлением гражданской знати, контролировавшей трон и сделавшей ставку на укрепление централизованных форм эксплуатации. С происками феодальной оппозиции именно на этой почве столкнулись прежде всего предшественник Константина VII Роман I Лакапин, а затем и сам Константин.
Основной конфликт двух группировок господствующего класса в борьбе за власть приходится на более позднее время (последняя четверть Х — последняя четверть XI в.). Пока же, в эпоху Константина VII, империя в целом находилась на подъеме. Подчинение свободного крестьянства централизованному государству, расцвет городской экономики, утверждение фемного строя укрепили силы империи. Византия активизировала свою внешнюю политику, перейдя почти на всех своих границах от обороны к наступлению. Уже в конце IX в., в правление деда Константина Василия I Македонянина, в новом юридическом сборнике «Исагоге» вместо господствовавшего в иконоборческую эпоху во внешней политике принципа «защитить и спасти» был выдвинут новый: «сохранять имеющиеся блага, возвращать утраченные и добывать отсутствующие[3].
Арабская опасность уходила в прошлое. Раздробленный халифат ослабил натиск. Войска империи в середине Х в. вновь появились на берегах Тигра и Евфрата. Освободившиеся от арабской зависимости армянские, а также грузинские княжества становились вассалами империи. Со смертью царя Болгарии Симеона и заключением в 927 г. мирного договора, скрепленного династическим браком, надолго исчезла и болгарская опасность. Империя упрочивала свое влияние на сербохорватских землях. Стремилась она укрепить свои позиции и в Италии. Зорко следила империя и за положением дел в северных регионах, примыкавших к Черному морю: ее дипломатия старалась нейтрализовать возможную опасность своим границам со стороны укреплявшейся в этом ареале Древней Руси и печенегов.
Основные внешнеполитические успехи императоров Македонской династии, при которых империя достигла вершины своего могу щества, приходятся не на время царствования Константина VII. Основы этого могущества заложил дед Константина Василий I Македонянин (867-886), а прославился своими победами и завоева ниями внук Константина Василий II Болгаробойца (976-1025). Однако и при Константине империя продолжала наращивать силы, она ничего не утратила из приобретенного его предшественниками, а в войнах с арабами в конце его правления сумела оттеснить их еще далее на юг и юго-восток, открыв путь для наступления в Месопотамию и Сирию.
Личная судьба Константина VII Багрянородного была, пожалуй, наиболее трудной по сравнению с обстоятельствами жизни остальных представителей Македонской династии. Считаясь наследником престола, Константин — царственный ребенок, затем юноша, молодой человек и зрелый мужчина — в полной мере испытал на себе отсутствие в политической теории и практике империи твердого принципа наследственности императорской власти. Уже само рождение Константина сопровождалось крупным политическим и общественным скандалом. Сын Льва VI Мудрого (886-912) и красавицы Зои Карвонопсиды (прозвище буквально означает „Огненноокая“), Константин был в сущности внебрачным ребенком[4]. Браки Льва VI складывались поразительно несчастливо: его жены умирали одна за другой. За девять лет, с 892 по 901 г., он похоронил трех жен. Две первые оставили ему дочерей, а третья умерла при родах вместе с едва появившимся на свет сыном. Несчастный император не смел вступить в четвертый брак — церковь решительно и безоговорочно его запрещала. Даже третий брак каноны разрешали в исключительных случаях, и Льву VI стоило немалых усилий обвенчаться с предшественницей Зои Евдокией.
Константин родился в сентябре 905 г.[5] Невыразимо обрадованному отцу, обретшему, наконец, наследника, предстояла тяжелая борьба, чтобы добиться узаконения прав рожденного вне брака сына. В апреле 906 г. императора и Зою тайно обвенчал во дворце простой священник. Однако законность брака не была признана властным патриархом Николаем Мистиком (901-907 и 912-925). Лишь в конце следующего года, после того как Лев VI издал специальную новеллу, закрепляющую и светским законодательством запрет четвертого брака (таково было условие нового патриарха Евфимия: 907-912), брак Льва VI и Зои был признан церковью, и Константин обрел права императорского сына. 15 мая 908 г. не достигший трехлетнего возраста мальчик был венчан в качестве соправителя отца. Однако Константин был не единственным соправителем Льва VI. Таковым был также его дядя Александр, брат отца, коронованный еще Василием I около 30 лет назад.
11 мая 912 г., в праздник — день основания Константинополя, традиционно отмечавшийся с 330 г… Лев VI умер, поручив заботы о сыне своему брату Александру, который, как утверждала молва, не только не питал теплых чувств к племяннику, но и намеревался уничтожить его физически. Как подтверждение этого замысла расценивались немедленная после воцарения Александра ссылка матери Константина Зои и опала сановников и слуг, приближенных к Льву VI. Впрочем, планам Александра, если он их действительно вынашивал, не суждено было сбыться: 6 мая 913 г. он скоропостижно скончался.
Константин, таким образом, оказался единственной венценосной особой на троне империи. В составе регентского совета при малолетнем автократоре (самодержце) оказались вновь ставший при Александре патриархом Николай Мистик и командующий императорским флотом (друнгарий флота) Роман Лакапин, а вскоре также и возвращенная из ссылки мать Константина Зоя. Затяжные тяжелые войны с Болгарией, вспыхнувшие снова с 913 г., обусловили повышение при дворе роли военных, в том числе Романа Лакапина, пользовавшегося поддержкой столичной бюрократии и части провинциальной знати. Его планам содействовал, по-видимому, и патриарх, перенесший неприязнь к Льву VI и Зое на их сына. Зоя и Константин оказались в сущности в полной власти упомянутых двух регентов.
В 919 г. 14-летний Константин получил в жены дочь Романа Лакапина Елену и присвоил тестю высокий чин василеопатора (»отца императора"), предоставляющий преимущественное право среди иных вельмож участвовать в управлении империей. Осенью следующего года Константин венчал Романа как кесаря (титул давался, как правило, лишь близким родичам императора), а в конце того же года — как своего соправителя. Регент, тесть и соправитель. Роман I Лакапин (920-944) перехватил по сути дела у юного Константина бразды правления империей на предстоящую четверть века, обнаружив большие организаторские способности и умение путем искусных компромиссов добиваться главной цели.
Истинные намерения Романа I, дававшего при назначении его регентом клятву синклиту не посягать на царскую власть, обнаружились менее чем через полгода: в мае 921 г. Роман I венчал в качестве соправителя своего старшего сына Христофора. Последовала целая эскалация мер, направленных на постепенное лишение Константина VII (и его возможных наследников) прав на реальное участие в делах государства. В следующем году Роман I оказался в ранге главного императора (автократора), между 922 и 924 гг. Христофор был выдвинут на второе место, непосредственно вслед за отцом, а Константин оттеснен на третье; в декабре же 924 г. соправителями отца стали и два других сына Романа — Стефан и Константин[6]. В 933 г., наконец, была устранена и всякая оппозиция Роману со стороны высшего духовенства: его младший сын 16-летний Феофилакт занял трон патриарха Константинополя. Положение представителей семьи Лакапинов на троне казалось незыблемым.
Судя по данным 51-й главы труда «Об управлении империей» зятем Романа I и вдовствующей императрицей Зоей не просто пренебрегали во дворце: их держали под бдительным надзором. Они остро ощущали постоянно угрожавшую им опасность. Обстановка в семье изменилась, вероятно, после смерти Христофора в 931 г. Старый император не возвел Стефана в ранг умершего сына, и на втором месте оказался Константин Багрянородный. Среди Лакапинидов начались, по-видимому, раздоры. Оживились, по всей вероятности, и силы, стоявшие за спиной законного наследника престола. В числе горячих приверженцев Константина VII, стремившихся обеспечить ему самодержавную власть в качестве непосредственного преемника Романа I, находилась жена Константина Елена, готовая ради мужа действовать и против отца, и против братьев. Скоро в их лагере оказался и внебрачный сын Романа дворцовый евнух Василий Ноф, обладавший острым умом и неукротимым честолюбием [7].
Конечно, атмосфера во дворце накалилась еще более после того, как Елена родила в 938 г. сына, которого в честь деда назвали Романом. Беспокойство сыновей Романа I Стефана и Константина за свои права на трон резко возросло. Есть основания для предположения, что Константин VII и действовавшая в его пользу группа царедворцев сумели приблизить развязку, использовав обстоятельства заключения византийско-русского договора осенью 944 г. Дело в том, что согласно сохраненному русской летописью тексту договор был подписан со стороны империи Романом, Константином и Стефаном (имена приведены именно в этом порядке). Ясно, что Константин здесь — Константин VII Багрянородный, получивший, следовательно, с 931 г. снова ранг главного среди соправителей[8]: сын Романа I Константин был моложе Стефана и не мог быть назван ранее его. В таком случае сын Романа Константин чем-то, вероятно, прогневил отца и ему не было позволено вообще подписаться под договором. Так или иначе, но Константин VII и его сторонники сумели направить недовольство сыновей Романа против их отца, и 16 декабря 944 г. Роман I был ими низложен и сослан на о-в Прот, один из Принцевых островов близ столицы, а через 41 день, 27 января 945 г. они были, в свою очередь, беспрепятственно арестованы по приказу Константина VII и отправлены в ссылку, под стражу. Вскоре, на пасху, 6 апреля того же года Константин венчал как соправителя своего сына Романа.
Числясь императором с трех лет, Константин подлинно стал им лишь в возрасте сорока лет. Будучи столь долго отстраненным от дел управления империей, он, видимо, заполнял свой досуг изучением различных наук, ознакомлением с наследием античной литературы. Однако, слава о его учености была сильно преувеличенной. Он, безусловно, был самым образованным среди венценосцев Македонской династии, превосходя в этом даже своего отца Льва VI, не говоря уже о деде, сыне и внуке, но значительно уступал таким своим современникам, как, например, патриарх Николай Мистик. Образование Константина VII не было, по всей вероятности, систематическим. Латыни он не знал. Познания его в истории были также относительны. В связи с вопросом о том, кто преобладал в Константине — политик или ученый, — в науке делались предположения о разного рода комплексах, которые будто; бы не могли не развиться в психическом складе начитанного императора, снедаемого мыслью о своем великом назначении и о своей жалкой роли в реальной действительности[9]. Тексты сохранившихся под именем Константина трудов отнюдь не оправдывают, однако, такие догадки. Они позволяют судить, хотя также предположительно, о более важном в личном плане для Константина, об отношениях, которые в середине 40-х — начале 50-х годов сложились между отцом (Константином VII) и сыном (Романом II). Реплики императора, обращенные к сыну, исполнены заботы и тревоги не только за него, но и за его способности в качестве василевса противостоять обстоятельствам.
До шести-семи лет Роман, по всей вероятности, не слишком часто общался с отцом: по обычаям той эпохи в раннем возрасте; знатные мальчики постоянно находились на женской половине, в, гинекее, и только с шести-семи лет они поступали на воспитание к дядьке; с ним они находились неотлучно, и с отцом их общение становилось регулярным. Конечно, до семи лет в окружении Романа преобладали люди, близкие к Лакапинам, и отец вряд ли имел на сына какое-либо влияние. Однако и после 945 г. это влияние, как видно, не стало определяющим: все, что известно об образе жизни, интересах и поведении Романа II, свидетельствует о том, что отец и сын были по духу чужими друг другу людьми. Предполагают, что непосредственно воспитанием Романа занимался Василий Ноф. Если это верно, следует сделать вывод, что набожный, скуповатый и суровый евнух вызвал неприязнь племянника[10]: умирая, Константин VII поручил заботы о сыне не Василию Нофу, а другому евнуху, врагу Василия, Иосифу Вринге[11]. Не случайно Василий Ноф исчез со страниц источников, сообщающих о времени правления Романа II (959-963). Не случайно и то, что, придя к власти. Роман II подверг опале большую часть сановников, пользовавшихся влиянием при Константине VII. Возможно, не случайны, наконец, и упорные слухи после смерти Константина VII, что дело не обошлось без яда, данного свекру с согласия мужа женой Романа II[12], Феофано. Константина VII современники порицали главным образом за излишнее пристрастие к вину, а Романа II — за, постоянный разгул и страсть к удовольствиям, предаваясь которым, он рано утратил здоровье и внезапно скончался на 25-м году от роду. Константин в обращении к сыну проводит мысль о благородстве царского рода. Вполне вероятно поэтому, что серьезные огорчения отцу и матери доставила и женитьба своенравного царевича (ок. 956 г.) на дочери харчевника Анастасии (Феофано). Сама Феофано, по крайней мере, ненавидела старшую царственную пару, стоявшую на пути к всевластию молодой четы. Эта чета и стала центром сплочения оппозиции Константину VII со стороны крупной землевладельческой знати, недовольной его аграрной политикой, которая, как и политика Романа I, была направлена на укрепление централизованных форм эксплуатации и в целом отвечала интересам гражданской знати: именно ее благосостояние основывалось прежде всего на выдачах из казначейства, а не на доходах с земельных владений. Как показали последующие события, юный Роман II не испытывал особых сыновних чувств ни к отцу, ни к матери, ни к родным сестрам (мать он после смерти отца пытался удалить из дворца, а сестер заточил в монастырь).
Еще накануне низложения Романа I Лакапина Константин VII в письме к Феодору, митрополиту Кизикскому, с которым император был дружен до конца жизни, жалуясь на одиночество, писал, цитируя 37-й псалом, о неискренних друзьях и об отчуждении родственных лиц[13]. Вряд ли отношения в семье изменились к лучшему и спустя десятилетие после этого письма. Не исправило их и рождение в начале 958 г. у Романа II и Феофано сына, внука Кбнстантина VII — Василия (будущего Болгаробойцы)[14].
Ко времени завершения работы над трудом «Об управлении империей» Роману было 14 лет — возраст достаточный для того, чтобы окружающие уже могли объективно оценить его недостатки и достоинства как человека и будущего самодержца. О том, что Константин VII был способен трезво судить о людях по их делам, не руководствуясь только личными симпатиями и антипатиями, свидетельствует его умение использовать опыт и знания выдающихся гражданских и военных сановников. Об этом же говорят и некоторые ремарки императора в рассматриваемом здесь его сочинении относительно Романа Лакапина, да и сама политика Константина, представлявшая собой по крупному счету лишь продолжение политики его тестя.
Видимо, Р. Дженкинз прав, полагая, что Роман II рос слабым и порочным, не оправдывая надежд отца и вызывая нарастающую тревогу Константина за судьбу сына[15]. Пожалуй, закономерен вывод, что Роман отнюдь не усердствовал в изучении наук, и это сильно огорчало его отца. Поэтому Константин VII и поспешил с составлением поучений-руководств для Романа — о том, как «править и руководить мировым кораблем»[16].
Государственными делами Константин VII занимался, во всяком случае, с января 945 г. до конца своей жизни. В какой мере к ним был причастен в конце 50-х годов Роман П, источники умалчивают полностью. Вполне вероятно, что участие это было минимальным. В сентябре 959 г. старший император отправился на Олимп (в Малой Азии), где в одном из монастырей принял монашество его друг Феодор Кизикский. Официальной целью поездки была объявлена подготовка к походу против арабов, действительным намерением было будто бы желание Константина посоветоваться с другом о мерах, которые надлежало принять для низложения патриарха Полиевкта, втайне интриговавшего против императора. На обратном пути Константин простудился и в ноябре умер. День его смерти (9,15 или 19 ноября) представляет предмет научной дискуссии[17]. Похороны Константина VII, как некогда низложение им Лакапинидов в январе 945 г., показали, что ученый император пользовался популярностью у константинопольцев. Их устраивала его политика благоприятствования и льгот для жителей столицы, традиционная для василевсов Македонской династии. Импонировала константинопольцам и сама представительная внешность царя: он был высок, строен, голубоглаз, красив.
До недавнего времени в историографии господствовала основанная на некритическом прочтении источников точка зрения, согласно которой Константин VII был скорее ученым и писателем, чем императором, что он занимался в основном науками, а не делами государства, которые он будто бы возложил на свою жену Елену, паракимомена Василия Нофа, этериарха Василия Петина, эпарха Феофила и сакеллария Иосифа Врингу[18], а если иногда Константин и брался за дела империи, то предпочитал наиболее легкие из них, а именно суд, который он творил без милосердия. В последние годы, однако, этот взгляд был серьезно поколеблен: Константин изображается теперь в научной литературе как опытный политик, искусный дипломат, трезвый организатор, прекрасно знавший людей и умевший опираться на способных и энергичных помощников[19]. Противоречивые на это счет показания источников — не столько противоречия в самой политике Константина, сколько отражение ведущейся в его время подспудной борьбы в кругах знати, связанной с оценкой политического наследия Романа I Лакапина и с определением судеб трона (права Романа II на престол, как сына «незаконнорожденного», не представлялись части высшей знати бесспорными; до смерти в ссылке Романа I в июле 948 г. было раскрыто несколько заговоров против самого Константина, да и позднее сторонники Лакапинидов не оставили своих интриг)[20].
Безусловно, обстановка и внутри империи и на ее границах была в правление Константина VII более спокойной, чем в царствование его деда, отца и тестя. Конечно, Константин VII имел возможность опираться на успехи, достигнутые его предшественниками. Но противопоставление Константина VII Роману I как непрактичного теоретика выдающемуся энергичному практику основано в историографии преимущественно на факте резкого осуждения тестя самим Константином в труде «Об управлении империей». Действительно, чувство ненависти Константина VII к Роману I, лишившему «законного» василевса на 25 лет и тени власти, бесспорно. Однако дело обстояло здесь не столь просто. Константин руководствовался при составлении рассматриваемого труда несколькими главными идеями, стремясь обосновать прежде всего незыблемость прав своей династии на императорский трон. Для этого совершенно необходимым представлялось опорочить правление василевсов Аморийской династии (820-867), свергнутой его дедом Василием I, и бросить тень на политику и самую личность своего тестя — по существу узурпатора[21]. Императоров Аморийской династии, особенно Михаила II Травла (820-829), он обвиняет в том, что «царство ромеев по небрежению и неопытности правивших в то время опустилось почти до ничтожества»[22]. Что же касается Романа, то острые, ядовитые замечания в его адрес Константин делает многократно. Чтобы судить о них, достаточно двух примеров. В 13-й главе Константин называет Романа неучем, правившим деспотично и не в согласии с ромейскими обычаями, надменно и самовольно, нарушителем привычных и законных порядков, ненавистным еще при жизни и синклиту, и народу, и церкви, поносимым всеми и после смерти, так что, подчеркивает в заключение автор, постигший Романа Лакапина конец (свержение с престола и ссылка) — справедливая кара за его самоуправство[23]. В 51-й главе, рассказав о мерах по изоляции Константина VII и его матери во дворце, предпринятых Романом, Константин замечает, что все это тот сделал, «когда… вступил во дворец и оказался, не знаю, как выразиться, обладателем царства»[24].
Тирада Константина о благородстве царского рода и высокой образованности как неотъемлемом качестве василевса также нацелена против происходящего из «простых» людей, неграмотного Романа I, ибо невежество правителя — причина бедствий и унижений для Романии. Константин настойчиво советует сыну овладеть необходимыми для монарха знаниями, в особенности по административной и военной истории империи, — в этом василевс обязан превосходить других, т.е. придворных и чиновников, так как лишь тогда будет велик его авторитет у подданных. Неуч не имеет перед глазами образца для подражания, творит неподобающее, отменяет хорошо установленное его предшественниками, обнаруживает неспособность противодействовать внезапной смене обстоятельств, вводит новшества. «Добру не ученый», не постигший с детства ромейских порядков и не ведающий, как они сложились, не достигнет успеха, тогда как изучивший науку управления василевс будет желанным для подданных, станет почитаться ими как мудрый среди разумных и разумный среди мудрых. Именно себя и Романа II имеет в виду Константин, в противовес Роману Лака-пину, говоря о том, что наследственный порядок обретения власти в сущности санкционирован богом, «поскольку он (бог) избрал тебя и исторг из утробы матери и даровал тебе царство свое как лучшему из всех»[25] и поскольку править более способен тот, «кто с детства воспитан в царских дворцах..., кто с самого начала следовал ромейским обычаям»[26]. Император, писал Константин в другом своем труде, — это «Христос среди апостолов»[27], роль Роману I, по мысли Константина, абсолютно недоступная.
Несмотря на все эти заявления, Константин VII в сущности продолжал и внутренний и внешнеполитический курс политики Романа I, которая в целом отвечала интересам гражданской знати, которую они оба представляли. Новеллы Константина VII по аграрному вопросу соответствовали постановлениям на этот счет Романа I: Константин подтвердил распоряжения своего предшественника, сделав под давлением динатов и патриарха лишь одну уступку крупным земельным собственникам (отменил право беднейших крестьян на безвозмездное возвращение из рук динатов своих участков), зато он еще более ужесточил меры против динатов, посягавших на военнообязанные наделы крестьян-ополченцев, объявив эти наделы неотчуждаемыми вообще[28]. Как и Роман I, Константин стремился искоренить коррупцию чиновного аппарата, смещал скомпрометированных сборщиков налогов. Как и Роман I в свое время, заигрывавший с плебсом Константинополя (он погасил все долги константинопольцев хозяевам за найм квартир, построил временные укрытия от холодов для столичных нищих), Константин благоустраивал больницы и заботился об их снабжении. Популярным было оказываемое им покровительство занятиям наукой и искусствами.
Преемственность между политикой Романа I и Константина VII наиболее четко прослеживается во внешних делах. Константин следовал, видимо, курсу Романа в отношениях с арабами, странами Запада, сербами и хорватами, печенегами, древними росами, княжествами Кавказа. Возможно, более прохладными, чем при Романе I, стали отношения империи с Болгарией, где правил зять Романа I Лакапина по внучке (дочери Христофора) Петр, получивший от Романа I титул «василевс болгар». В отношении болгар Константин VII выдерживает в труде «Об управлении империей» в целом враждебный тон[29]. Уступки же тестя Петру он считает совершенно недопустимыми. Примечательно, что в главах, посвященных сербам и хорватам, а в особенности сношениям с армянскими и грузинскими княжествами (гл. 43-46), имя Романа Лакапина не раз упоминается в положительном смысле. Его политика в этих регионах находит по сути дела одобрение Константина и признается успешной. Оказывается, Роман I и следовал ромейским обычаям, и не отменял решений прежде царствовавших (в частности, Льва VI, отца Константина), и выполнял порой просьбы «по доброте своей» (гл. 43). Возможно, конечно, возражение: отмеченные следы симпатии к Роману I возникли под пером не самого Константина VII, а чиновников, подбиравших для него материал, в частности, тех, которые имели отношение к восточным делам и являлись, вероятно, армянами по происхождению (как армянином был и сам Роман Лакапин). Кроме того, главы, посвященные отношениям с армянскими и грузинскими князьями, подвергались, видимо, наименьшей обработке Константина, так как были подготовлены с самого начала более тщательно, чем другие части, и более компетентными людьми. Однако тот же мотив одобрения политики Романа I характерен и для глав о сербах, где рука Константина-редактора гораздо более заметна. Иными словами, нападки Константина на тестя не дают оснований для вывода о полном осуждении им политического курса Романа I, очевидные же различия между характерами и пристрастиями Романа I и Константина VII — еще недостаточное основание для заключения, что столь же разными были и направления в их политике, и результаты их деятельности. Ведь в сущности Константин VII потерпел лишь одну крупную неудачу — гибель военного флота империи в экспедиции против критских арабов в 949 г. Но и Роман I потерял почти всю Калабрию на семь лет (с 927 по 934 г.), захваченную, ограбленную и обложенную данью арабами Африки.
Невозможно обосновать тезис о неспособности Константина VII управлять империей и ссылками на чрезвычайную «непрактичность», оторванность от реалий его времени написанных Константином или составленных под его редакцией сочинений. Во-первых, при оценке степени оригинальности (и «практичности») трудов средневековых авторов следует, как кажется, исходить из принятых в ту эпоху, а не из современных критериев: склонность к анахронизмам и слепое доверие к первоисточникам были в то время обычной позицией писателя, а не особым свойством, присущим только Константину[30]. Во-вторых, предпочтением к устаревшим сведениям, слабой пригодностью для политической практики Х в. отличался лишь труд Константина «О фемах», в обилии уснащенный данными VI столетия (когда фемы вообще не существовали) и представлявший собой юношескую работу автора по географии и административному устройству империи. Легендарные сообщения, фантастические известия, сказочные мотивы и анахронизмы встречаются на страницах и других его сочинений, однако в целом и книга «О церемониях византийского двора» (обрядник, регулирующий порядок приемов, церемоний и всякого рода празднеств и процессий), и труд «Об управлении империей» вполне соответствовали современным им практическим целям. Первый служил в качестве руководства, используемого в повседневной жизни императорского дворца, второй — зерцалом для молодого повелителя государства. Р. Дженкинз показал, что некоторые невероятные утверждения и искажения реальных фактов у Константина представляют собой в действительности сознательную «дипломатическую фикцию», рассчитанную на невежество и легковерие «варваров», которых не только не возбранялось, а полагалось — в интересах империи — вводить в заблуждение[31]. Что же касается других ошибок и неточностей в труде «Об управлении империей», то, согласно наблюдениям П. Яннопулоса, их следует отнести на счет провалов в знаниях, а также предрассудков автора, которых он был не чужд как сын своего времени[32].
В основном же сведения, подобранные Константином для своего наследника, и по внутренним и по внешнеполитическим вопросам достаточно поучительны и актуальны. Даже обычно рассматриваемая в историографии как случайно попавшая в труд и к публикации не предназначавшаяся 53-я глава, трактующая о легендарных событиях I в. до н.э. — IV в. н.э., была подготовлена для объяснения насущной в эпоху Константина проблемы — причин постоянной готовности фемы Херсон в Крыму выйти из состава империи в силу живучести древних полисных традиций самоуправления в этой отдаленной провинции и местного полисного патриотизма. Следы несомненного вмешательства (оно обычно предваряется замечанием — «Знай») Константина в текст редактируемых им материалов обнаруживаются почти во всех главах. Разумеется, далеко не все сентенции и идеи высказаны при этом самим императором, авторство многих из них принадлежит его безымянным соавторам, готовившим для книги соответствующие справки; тем не менее важно констатировать, что собранные для него материалы Константин сохранил в окончательном тексте книги постольку, поскольку их содержание в целом, по всей вероятности, соответствовало собственным представлениям императора.
О поистине колоссальной литературной и авторской, и в особенности организаторской деятельности Константина VII известно далеко не все. Как полагают, император поставил целью подготовить справочники энциклопедического характера почти по всем существовавшим тогда отраслям знания: агрономии, зоологии и ветеринарии, медицине, юриспруденции, воинской тактике, административном устройстве, дипломатии, системе титулов, организации дворцовых церемоний и т.д. Под руководством Константина было составлено до 53-х собраний, большая часть которых безвозвратно утрачена. Сохранившиеся же донесли до нас, хотя и в сокращениях или в выписках, немало утерянных трудов, в том числе сочинения Приска Панийского и Менандра Протиктора, посвященные описанию народов, с которыми империя сталкивалась в V-VI вв., и дипломатическим контактам с ними. «Дипломатический» сборник не дошел до нас в полном виде. Вполне возможно, его составление предшествовало написанию труда «Об управлении империей» и его материалы были привлечены Константином по крайней мере в одном из разделов труда, обозначенном как раздел «О народах» (см. об этом ниже).
Непосредственно перу Константина Багрянородного приписывают следующие труды: «Жизнеописание Василия» (деда автора)[33], упоминавшиеся сочинения «О фемах» и «О церемониях» и, наконец, «Об управлении империей». Наибольшая степень авторства Константина признана за двумя первыми трудами. Характеристика творчества Константина в целом не составляет, однако, задачу данного Введения. В соответствии с нашей главной задачей остановимся лишь на последнем, непосредственно интересующем нас труде Константина «Об управлении империей». Оговоримся, что в кратком обозрении невозможна сколько-нибудь полная характеристика труда его источников, композиции, авторской позиции и т.д. Все эти Вопросы освещены в Комментарии. Здесь же мы сосредоточим внимание на таких проблемах, как замысел труда, метод работы над ним, его основная политическая и идейная направленность.
В эмоционально приподнятом, выспреннем обращении к сыну в преамбуле к сочинению, написанной, вне всякого сомнения, самим Константином, он заявляет, что ниже будут развиты в качестве науки управления по преимуществу две темы: первая — внешнеполитическая, о том, что представляют собой окружающие империю народы, с которыми она вступает в сношения, в чем oни могут быть полезны, а в чем вредны для державы ромеев; вторая тема — внутренняя, о том, какие новшества, сравнительно с традиционными порядками, появлялись в империи с ходом времени, как они возникали и в чем их сущность. ''
Вопреки этому замыслу, однако, подробно разработана в труде была только первая тема, хотя и здесь уделяемое различным народам внимание весьма разно. Вторая же тема вообще затронут. в труде лишь частично. Специально рассмотрены были шесть сравнительно частных (и на частных примерах) сюжетов: о восстаниях славян на Пелопоннесе против имперской власти (гл. 49 и 50), о реорганизации устройства ряда фем (гл. 50), об организации службы на царском флоте (гл. 51), о порядке присвоения некоторых титулов и выплате руги (гл. 50), о нормах материальной компенсации военнообязанных лиц за отказ участвовать в военном походе (гл. 51, 52) и об особенностях фемы Херсон (гл. 53)
Видимо, главная причина несовпадения замысла и его воплощения состоит в упомянутом выше изменении плана и целей труда: подготавливался он в качестве справочника-обзора «О народах» (как для такового и был собран основной материал), а затем в спешке был переработан (причем лишь частично и без опоры на четкие критерии) в зерцало-поучение (руководство по внутренней и внешней политике), преподнесенное отцом своему сыну Роману к его 14-летию. Эти вопросы, как и в целом проблема композиции и последовательности написания различных частей труда, подробно и убедительно исследованы и изложены Дженкинзом в двух «Общих введениях» (к публикации самого текста труда и к Комментарию). Отметим поэтому только самое главное.
Наиболее основательной переделке подвергся первоначальный план труда, касающийся его первой части: введение (оно, по мысли; Дженкинза, было написано в последнюю очередь) и первые 13 глав. Композиция лишь этой части труда сравнительно упорядочена. Что же касается дальнейшего текста, то, как полагает Дженкинз, его композиция крайне небрежна и случайна. Прежде всего, в силу недосмотра или спешки в книгу оказались включенными сырые материалы, не предназначавшиеся к публикации. Это, в частности, главы 23-25, 48, представлявшая собой лишь материал для 47-й главы, 52, использованная как источник для 51-й, и 53 почти до конца[34]. Все эти главы по содержанию не имеют никакого отношения к современным Константину проблемам международной и внутренней жизни, и не случайно ни одна из них не вводится в текст книги привычным для Константина оборотом «Знай». Случайно включенной в труд считает Дженкинз и 9-ю главу, которая послужила источником 2-й и по существу не имеет отношения к разделу, который охватывает гл. 1-12 и трактует вопрос о позиции империи в отношении «северных народов»[35].
Остальное содержание труда Дженкинз определяет как поучительное и информативное. Причем следующий (поучительный, или дипломатический) раздел образует одна написанная самим Константином 13-я глава, исключая ее начало. Самый большой по объему раздел составляют главы 14-48, которые в сущности и представляют собой сохранившуюся часть труда, подготавливаемого по первоначальному плану и соответствующего предполагаемому в рукописи названию — «О народах»[36]. Заключительным разделом являются главы 49-53, повествующие о внутренних делах[37].
Вполне вероятно, что не для всех сюжетов материал был своевременно собран и включен в книгу. Так, поражает отсутствие специальной главы о Болгарии и болгарах и крайне односторонний аспект повествования о древних росах.
В сборе материала участвовало, несомненно, много людей. При распределении заданий между ними были, вероятно, высказаны лишь самые общие пожелания о характере требующихся материалов[38]. Каждый исполнитель понимал свою задачу в меру собственного разумения и компетентности. Некоторые шли при этом, как явствует из разнообразия жанров и содержания глав, по наиболее легкому пути: подбирать то, что было более доступным или более отвечало их собственным вкусам. Так оказались собранными воедино и подлинные документы (или выписки из них) и легенды, лингвистические толкования и отрывки из хроник, географические описания и устные свидетельства и т.п. Р. Дженкинз и Д. Моравчик полагают, что названия глав первоначально находились на полях одного из списков, с которого копировалась сохранившаяся рукопись; сделаны эти маргинальные пометы были многие годы спустя после написания труда с целью облегчить его чтение, а затем при изготовлении нового списка были перенесены в текст[39]. Наиболее сильным аргументом в пользу этого является тот факт, что ряд заглавий вставлен в текст не на «свое место», «запаздывая» или «опережая» озаглавливаемый сюжет (см. гл. 1, 2, 13, 39 и др.). Однако имеются случаи и иного рода, когда текст в сущности является продолжением повествования, уже начатого в заголовке (см. гл. 9, 22, 40 и др.). Поэтому Дженкинз допускает, что некоторые заголовки уже имелись на листах, которые в качестве материалов легли на стол Константина[40]. Мы осмеливались бы допустить, что ряд заглавий вообще предшествовал самим текстам, представляя собой краткую запись тех заданий, которые должны были выполнить сборщики материала. Если принять эту гипотезу, то следует думать, что, чем детальнее заголовок главы, тем, вероятно, более конкретные и основательные сведения хотел получить Константин (см. гл. 1, 8, 9, 16, 22, 42, 44, 48-52).
Убедительно заключение Дженкинза, что позже всех прочих разделов были обработаны 1-13-я главы, носящие особенно многочисленные следы редакторской правки Константина[41]. Несомненно также, что он был единственным аранжировщиком (метранпажем) труда, придавшим ему ту композицию, в которой он дошел до нас[42]. В таком случае вызывает интерес порядок, в котором Константин расположил материал. Представляется очевидным, что император выделил и поставил на первое место главы о печенегах (1-8), а также о венграх (гл. 3, 4), росах (гл. 2), болгарах (гл. 5), хазарах, аланах, узах и черных булгарах (гл. 10-12), т.е. о народах, проживавших близ северных границ империи, потому что для времени написания труда считал особенно важными отношения империи именно с этими народами. Одна из важнейших глав труда (13-я) трактует также только о «северных народах», названных выше.
Несмотря на краткость изложения, информация первых глав достаточно обширна, и подготовительные материалы для этой части подбирали, по всей вероятности, несколько человек. Что же касается остальных глав раздела «О народах», то следует, видимо, учесть ясно выделяющиеся здесь группы глав, относящихся к одному региону или одному народу. Таковы, например, главы, касающиеся франко-итальянских сюжетов (гл. 26-28), рассказывающие о сербохорватской истории (гл. 29-36) и повествующие об армянских и грузинских княжествах (гл. 43-46). Возможно, материалы для каждой из таких групп глав готовило ограниченное число людей (от одного до двух-трех). Несомненно, уже на подготовительной стадии материалы глав 43-46 выгодно отличались от материалов предшествующих и по насыщенности фактами, и по композиции, и по ясности изложения. Судя по транскрипции личных имен и топонимов, а также по использованию нескольких армянских и грузинских технических терминов, материалы 43-46-й глав подбирали люди, компетентные и в тонкостях византийской дипломатии, и в сложностях местной политической жизни. Информаторы, безусловно, византийские чиновники ведомства внешних сношений или дворцовых канцелярий, но уроженцы армяно-грузинского региона, оказавшиеся на имперской службе.
Что касается порядка расположения глав раздела «О народах», то он представляется, на первый взгляд, лишенным всякой логики: переход от главы к главе или от группы глав к другой группе представляется случайным или осуществленным по чисто внешним ассоциативным связям. На это обстоятельство специально обращают внимание и издатели, и авторы комментария. Однако некоторая закономерность, хотя порой и формальная, в композиции раздела «О народах», по нашему мнению, все-таки прослеживается. Подавляющее большинство глав следуют друг за другом как бы по окружности, с точки зрения наблюдателя, находящегося в ее центре (Константинополе), в направлении с севера на восток, далее — на юг, запад и снова — на север и восток. Действительно, 1-13-я главы охватывают северные от империи пределы, 14-22-я описывают арабский мир (восток), 23-28-я посвящены странам Запада (Испания, Италия, Венеция), 29-36-я повествуют о сербохорватском регионе, 37-42-я главы возвращают читателя снова к «северным народам», вплоть до кавказских пределов (мораванам, печенегам, мадьярам, хазарам, аланам и зихам), и, наконец, 43-46-я главы трактуют вновь о восточных, армянских и грузинских землях.
Помимо этой поверхностной взаимосвязи между группами глав, можно указать и на ряд естественных ассоциативных переходов: от восточных владений арабов — по ходу их завоеваний — к южным (африканским) и западным (испанским, а затем италийским); от западных стран (Италии и Венеции) — к Балканскому полуострову — сербохорватским землям, подвергавшимся, так же как и италийские, арабским набегам; закономерен переход и от северного региона к восточному (армяно-грузинскому) в соответствии с итинерарием 42-й главы, «доводящим» путь от Западного Причерноморья до Авасгии.
Политическая позиция Константина VII в отношении описанных в труде «Об управлении империей» стран и народов целиком основана на имперской идеологической доктрине, в разработке и пропаганде которой в эту эпоху принимали активное участие сами василевсы, в том числе дед и отец Константина VII. Однако именно деятельность Константина Багрянородного была в этом отношении особенно плодотворной. Империя, в его представлении, — «мировой корабль», император — неограниченный повелитель, наделенный высшими добродетелями («Христос среди апостолов»), Константинополь — «царица городов и всего мира (??? ???)». Культ служения империи, единственной и божественной, — главный нравственный принцип, определяющий поведение ромеев, будь они «из повелевающих или из подчиненных»[43]. Развиваемые Константином Багрянородным идеи — не только политическая доктрина и учение об императорской власти, но и теория нравственных ценностей верноподданного византийца и катехизис его поведения.
Окружающие империю народы с точки зрения этой доктрины рассматриваются лишь как «полезные» или «вредные» для империи. Э. Арвейлер замечает, что позиция Константина является выражением крайнего имперского эгоизма, находящего ограничение лишь в физическом, вооруженном отпоре, который империя встречала у соседних народов, что Константин возродил универсалистскую греко-римскую идею о праве «избранного народа» повелевать ойкуменой, выступая в роли апологета sui generis «ромейского расизма»[44]
«Ромейское» устроение представляется Константину естественным, а потому идеальным. Сам бог хранит империю, а ее столица находится под особым покровительством самой богородицы. Империя не ведает раздробления власти, а поэтому не знает внутренних раздоров и кровавой анархии. Характерно, что единомыслие и твердый порядок внутри империи Константин связывает с господством единоязычия, т.е. культура империи мыслится им, по всей вероятности, прежде всего как грекоязычная культура.
Преклонение и покорность иноплеменников перед империей изображаются Константином как норма в международных отношениях: империя не вступает в дружбу с иными странами и народами, а ее дарует; заключивший с ней мир обретает тем самым гарантии безопасности; все «варварские» народы (христианские и языческие), когда-либо с позволения императора или самовольно поселившиеся на землях империи, в особенности же те, которые платили империи «пакт» (дань) или приняли от неё крещение, обязаны ей повиноваться и ныне и впредь быть ее «рабами». Такова позиция царственного автора и в отношении армян и грузин, и в отношении сербов и хорватов, даже в отношении болгар, хотя на памяти Константина именно Болгария угрожала самому существованию Византийской империи как европейской державы. Согласно внушениям императора, невежественным «варварам» не только можно, но и дблжно откровенно лгать, утверждая, что и сами инсигнии власти (короны и мантии), и греческий огонь переданы богом через ангела непосредственно самому Константину Великому, что этот равноапостольный император запретил вступать в родство членам правящей в империи династии с представителями семейств государей иных стран (как нехристианских, так и христианских), сделав исключение только для франков, так как «сам вел род из тех краев»[45].
В подавляющем большинстве глав, в какой бы форме (старого предания, документального свидетельства или устного рассказа) ни была подана информация о том или ином народе, вполне отчетливо проступает доминирующая в них политическая идея. Так, в группе глав об Италии и Венеции утверждаются права империи на обладание этими землями (подорванные франкским вмешательством с середины VIII в.), проводится мысль, что именно империя оказывала здесь жителям наибольшие благодеяния, защищала их от врагов надежнее, чем франки, и способна защитить ныне от арабов[46]. Основная идея сербохорватского раздела состоит в утверждении, что и сербы, и хорваты были поселены на предоставленной им Ираклием в VII в. земле и с тех пор хранят верность империи, болгары же, а тем более франки не имеют никаких прав на эти территории. Доминирующий тезис пассажа об армянских и грузинских землях сводится примерно к тому же заключению; отличие, однако, заключалось в том, что права империи на территорию расселения сербов и хорватов еще в полной мере не реализованы империей (соперничает с ней в этом отношении Болгария), тогда как на Кавказе суверенитет империи уже в значительной мере установлен.
Что касается северного региона, то здесь Константин, как это уже отмечалось в историографии, делает основную ставку на союзных империи («друзей») печенегов, военная мощь которых может быть использована и против росов, и против венгров, а также против хазар и болгар. Против хазар, по мысли Константина, империя может направить также узов, аланов и черных булгар. Предусматривает Константин и возможность разрыва союза с печенегами. В таком случае достойным их противником могли бы оказаться, если не венгры, то узы.
Необычным в этой стратегической доктрине Константина Багрянородного является полное отсутствие хотя бы малейшего намека на союзные отношения империи с Киевской Русью, между тем как, согласно главе 9, договор с ними сохранял силу и во время написания труда «Об управлении империей». Можно поэтому высказать два предположения: либо в книгу не попала (или была утеряна) еще одна специальная глава о росах, где на этот счет были даны соответствующие рекомендации, либо статьи договора о воинской помощи росов феме Херсон в описываемый период не реализовывались, так как оказались несовместимыми с военным соглашением империи с печенегами, которых предпочитало в качестве союзников византийское правительство при Константине VII.
Нам представляется вполне вероятным также, что в труд по каким-то причинам не была включена или впоследствии была утрачена особая глава о Болгарии и болгарах. Тезис Моравчика, что в написании такой главы не было необходимости ввиду заключенного в 927 г. долговременного дружеского договора империи с Болгарией (Константин не предусматривал опасности с этой стороны), не убедителен[47]. Во-первых, опасность со стороны болгар (соперничество за земли сербов) Константин все-таки предусматривал и даже рекомендовал использовать против Болгарии печенегов; во-вторых, вопреки договору 927 г. царственный автор сохраняет повсюду неизменно враждебный тон в отношении болгар и в 13-й главе недвусмысленно высказывается против условий, на которых Роман I заключил соглашение с царем Петром в 927 г;
Как бы то ни было, ограничиваться в оценке сделанного kонстантином современными критериями систематизации, последовательности и непротиворечивости означало бы уходить в сторону от проникновения в специфику работы средневекового автора. Практически любое из византийских сочинений, построенных на материале предшественников, могло содержать и нередко содержало в себе сведения и точки зрения, противоречащие друг другу. Может быть, современный исследователь привносит и современные акценты в характеристику целей, обусловивших появление на свет многочисленных энциклопедических собраний Константина. Если оценивать литературное наследие Константина с точки зрения его соответствия тем общекультурным и литературным тенденциям которые возобладали в империи с приходом к власти Македон ской династии, то следует отметить: литературная деятельносл императора-эрудита отразила свое время с такой же степенью адекватности, с какой это сделал, например, в своем творчестве патриарх Фотий.
В последние десятилетия в отечественной историографии сообщениям трактата «Об управлении империей» по истории народов нашей страны уделялось меньше внимания, чем эти сведения того заслуживают. Будем надеяться, что нынешняя публикация усилит интерес к сочинениям Константина Багрянородного и положит начало новому этапу углубленной источниковедческой работы над этими драгоценными для нас памятниками.
Г. Г. Литаврин
1. История Византии. Т. 2. С. 115-210; Литаврин Г.Г. Византийское общество. С. 77-81, 127-155, 177-179, 186-187, 230-233.
2. Литаврин Г. Г. Византийское общество. С. 178.
3. Zepos J„ Zepos P. lus Graeco-Romanum: Vbl.ll. P. 240--241. 12
4. Oikonomides N. Leo VI's Legislation of 907 Forbidding Fourth Marriages. An Interpolation in the Procheiros Nomos (IV, 25-27) // DOP. 1976. Vol. 30. P. 175-193.
5. Sevcenko I. Poems. P. 187-228.
6. Ostrogorsky G. Geschichte. S. 225.
7. Brokkaar W. G. Basil Lecapcnus. Byzantium in the Tenth Century / / Studia byzantina et neohellenica. Leiden, 1972. P. 199-224.
8. DAI. P. 7.
9. Ср.: Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 1-14.
10. Brokkaar W.G. Basil Lecapenus. P. 213, 215-217.
11. Марrопуло А. ??? // ???.. ???, 1981. Т. 4. 2;. 34-95.
12. Scyl. P.246.
13. Darrouzes J. Epistoliers byzantins du X-e siecle. P., 1960. P. 324. 17-19.
14. Oikonomides N. La cronologia dell' incoronazione dell' imperatore bizantino Costantino VIII (962) // Studi Salentini. 1965. Т. 19. P. 172-175; Sevcenko I. Poems. P. 211.
15. DAI. P. 8-9; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 361-362.
16. Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 365; DAI. P. 11; II. 3. 8.
17. Ср.: Ostrogorsky G. Geschichte. S. 236; Zakythenos D. Byzantinische Geschichte. S. 134; Jenkins R.J.H. The Chronogical Accuracy of the «Logothete» for the Years a.d. 867- 919 // DOP. 1965. Vol. 19. P. 109; DAI. P. 9; Марrопуло А. ??? c. 95.
18. Ostrogorsky G. Geschichte. S. 232; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 358; Lemerle P. L'encyclopedisme. P. 603; Idem. Le premier humanisme. P. 268; DAI. ,P. 7-8.
19. Gregory Т.Е. The political Program. P. 122-190; Ripoche J.-P. Constantin VII Porphyrogenete. P. 1-12.
20. Scyl. p. 238. 43-239. 58; 244-247.
21. Gregory Т.Е. The political Program. P. 128.
22. DAI. 29. 58-61.
23. DAI. 13. 149-175.
24. DAI. 51. 162-163.
25. DAI. P. 35.
26. DAI. 13. 151-152.
27. Const. Porp. De cerem. P. 638.
28. История Византии. Т. 2. С. 207.
29. Литаарин Г.Г. Константин Багрянородный.
30. Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 367.
31. DAI. II. P. 63-65.
32. Yannopoulos P.A. Histoire et legende chez Constantin VII // The I7th International Byzantine Congress. Abstracts of Short Papers. Washington. 1986. P. 390-391.
33. См.: Чичуров И.С. Традиция. С. 95-100; Он же. Те.ория и практика византийской императорской пропаганды (поучение Василия I и эпитафия Льва VI) // ВВ. 1988. Т. 49.
34. DAI.ll.P.2.
35. Ibid. P. 2-4; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. l.S. 364-365.
36. DAl. 11. P. 2-4.
37. Ibid. P. 6.
38. Ср.: Семеновкер Б.А. Энциклопедии Константина Багрянородного: библиографический аппарат и проблемы атрибуции // ВВ. 1984. Т. 45. С. 246.
39. DAI. II. Р. 7-8.
40. Ibid. P. 8.
41. Moravcsik Gy. Byzantinoturdca. Bd. I. S. 365.
42. Const. Porph. De them. P. 84.
43. DAI. 13. 90.
44. Ahrweiler H. L' ideologic politiquc. P. 35-36, 393.
45. DAI. 13. 118.
46. Lounghis T. Les ambassades byzantines en Occident depuis la fondation dcs etat" barbares Jusqu'aux Croisades (407-1096). Athencs, 1980. P. 179-211; Nystazopoulou-Pelekidou M. Constantinople centre dc pouvoir et d'autorite // Byzantiaka. 1985. T. 5. P. 21-32.
47. Moravcsik Gy.ByzantinOturcica. Bd. I. S. 357, 363-364.
ВО ХРИСТЕ, ЦАРЕ ВЕЧНОМ, ВАСИЛЕВСА[2] РОМЕЕВ[3], К СЫНУ СВОЕМУ РОМАНУ, БОГОВЕНЧАННОМУ И БАГРЯНОРОДНОМУ ВАСИЛЕВСУ
Мудрый сын радует отца[6], и нежно любящий отец восхищается разумом сына[7], ибо господь дарует ум, когда настает пора говорить, и добавляет слух, чтобы слышать[8]. От него сокровище мудрости[9], и от него обретается всякий дар совершенный[10]. Он возводит на трон василевсов и вручает им власть надо всем. Ныне посему послушай меня, сын, и, восприняв наставление, станешь мудрым среди разумных и разумным будешь почитаться среди мудрых. Благославят тебя народы[11] и восславит тебя сонм иноплеменников. Восприми, что тебе должно узнать в первую очередь, и умно возьмись за кормило царства. Поразмысли о настоящем и вразумись на будущее, дабы соединить опыт с благоразумием и стать удачливым[12] в делах. Учти, для тебя я пишу поучение, чтобы в нем соединились опыт и знание для выбора лучших решений и чтобы ты не погрешил против общего блага[13]. Сначала — о том, какой иноплеменный народ[14] и в чем может быть полезен ромеям, а в чем вреден: [какой] и каким образом каждый из них и с каким иноплеменным народом может успешно воевать и может быть подчинен. Затем — о хищном и ненасытном их нраве и что они в своем безумии домогаются получить, потом — также и о различиях меж иными народами, об [их] происхождении, обычаях и образе жизни, о расположении и климате населенной ими земли, о внешнем виде ее и протяженности, а к сему — и о том, что случалось когда-либо меж ромеями и разными иноплеменниками. После всего этого — о том, какие в нашем государстве а также во всем царстве ромеев в разные времена появлялись новшества. Все это я продумал наедине с собой и решил сделать известным тебе, любимому сыну моему, чтобы ты знал особенности каждого народов; как вести с ними дела и приручать их или как воевать и противостоять [им], ибо [тогда] они будут страшиться тебя как одаренного; будут бегать от тебя, как от огня[15]; замкнутся уста их, и будто стрелами будут поражать их твои речи. Ты будешь казаться страшным для них, и от лика твоего дрожь объяст их[16]. И вседержитель укроет тебя своим щитом[17], и вразумит тебя твой создатель. Он направит стопы твои и утвердит тебя на пьедестале неколебимом. Престол твой, как солнце, — перед ним[18], и очи его будут взирать на тебя[19], ни одна из тягот не коснется тебя[20], поскольку он избрал тебя[21], и исторг из утробы матери[22], и даровал тебе царство свое[23] как лучшему из всех, и поставил тебя, словно убежище на горе, словно статую золотую на высоте[24], вознес, словно город на горе[25], чтобы несли тебе дань иноплеменники[26] и поклонялись тебе населяющие землю[27]. Но ты, о господи, боже мой, коего царство вечно и несокрушимо, да пребудешь указующим путь рожденному мною благодаря тебе, и да будет блюстительство лика твоего на нем, а слух твой да будет склонен к его молитвам[28]. Пусть охраняет его рука твоя[29], и пусть он царствует ради истины, и пусть ведет его десница твоя. Пусть направляются пути его пред тобою, дабы сохранять заповеди твои. Неприятели да падут перед лицом его, и да будут лизать прах враги его. Да будет осенен корень рода его кроной плодородия, и тень плода его пусть покроет царские горы[30], так как благодаря тебе царствуют василевсы[31], славя тебя в веках[32].
1. О пачинакитах[1]: насколько полезны они, находясь в мире с василевсом ромеев.
Итак, послушай[2], сын, то, что, как мне кажется, ты [обязан] знать; обрети разумение[3], дабы овладеть управлением. Ведь и всем прочим я говорю, что знание есть благо для подданных, в особенности же для тебя, обязанного печься о спасении всех и править и руководить мировым кораблем. А если[4] я воспользовался ясной и общедоступной речью[5], как бы беспечно текущей обыденной прозой, для изложения предстоящего, не удивляйся нисколько, сын мой. Ведь не пример каллиграфии или аттики-зирующего стиля[6], торжественного и возвышенного, я старался представить, а заботился более, чтобы через простое и обиходное[7] повествование наставить тебя в том, о чем, по моему мнению, тебе не должно пребывать в неведении и что легко тебе может доставить тот разум и мудрость, которые обретаются в длительном опыте.
Я полагаю всегда весьма полезным для василевса ромеев желать мира с народом[8] пачинакитов, заключать с ними дружественные соглашения и договоры, посылать отсюда к ним каждый год апокрисиария[9] с подобающими и подходящими дарами для народа и забирать оттуда омиров, т.е. заложников[10], и апокрисиария, которые прибудут в богохранимый этот град[11] вместе с исполнителем сего дела[12] и воспользуются царскими благодеяниями и милостями, во всем достойными правящего василевса.
Поскольку этот народ пачинакитов соседствует[13] с областью Херсона[14], то они, не будучи дружески расположены к нам, могут выступать против Херсона, совершать на него набеги и разорять и самый Херсон, и так называемые Климаты[15].
2. О пачинакитах и росах[1]
[Знай], что пачинакиты стали соседними и сопредельными[2] также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию[3], наносят ей значительный вред и причиняют ущерб.
[Знай], что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами. Ведь они покупают[4] у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось[5]. Но и против удаленных от их пределов врагов[6] росы вообще отправляться не могут, если не находятся в мире с пачинакитами, так как пачинакиты имеют возможность — в то время когда росы удалятся от своих [семей], — напав, все у них уничтожить и разорить. Поэтому росы всегда питают особую заботу, чтобы не понести от них вреда, ибо силен этот народ, привлекать их к союзу и получать от них помощь, так чтобы от их вражды избавляться и помощью пользоваться.
[Знай], что и у царственного сего града[7] ромеев, если росы не находятся в мире с пачинакитами, они появиться не могут, ни ради войны, ни ради торговли, ибо, когда росы с ладьями приходят к речным порогам[8] и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов и легко — не могут же росы двум трудам противостоять[9] — побеждают и устраивают резню.
3. О пачинакитах и турках[1]
[Знай], что и турок род весьма страшится и боится упомянутых пачинакитов потому, что был неоднократно побеждаем ими[2] и предан почти полному уничтожению, оттого турки всегда страшными считают пачинакитов и трепещут перед ними.
4. О пачинакитах, росах и турках
[Знай], что пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами[1], ни росы, ни турки не могут нападать на державу ромеев по закону войны, а также не могут требовать у ромеев за мир великих и чрезмерных денег и вещей, опасаясь, что василевс употребит силу этого народа против них, когда они выступят на ромеев. Пачинакиты, связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами[2] и дарами, могут легко нападать на землю росов и турок, уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю[3].
5. О пачинакитах и булгарах[1]
[Знай], что и булгарам более страшным казался бы василевс ромеев и мог бы понуждать их к спокойствию, находясь в мире с пачинакитами[2], поскольку и с этими булгарами соседят названные пачинакиты[3] и, когда пожелают, либо ради собственной корысти, либо в угоду василевсу ромеев, могут легко выступать против Булгарии[4] и, благодаря своему подавляющему большинству и силе, одолевать тех и побеждать. Поэтому и булгары проявляют постоянное старание и заботу о мире и согласии с пачинакитами. Так как [булгары] многократно были побеждены и ограблены ими, то по опыту узнали, что хорошо и выгодно находиться всегда в мире с пачинакитами.
6. О пачинакитах и херсонитах
[Знай], что и другой народ из тех же самых пачинакитов[1] находится рядом с областью Херсона. Они и торгуют с херсонитами[2], и исполняют поручения как их, так и василевса и в Росии, и в Хазарии[3], и в Зихии[4], и во всех тамошних краях, получая, разумеется, от херсонитов заранее согласованную плату за эту самую услугу, соответственно важности поручения и своим трудам, как-то: влаттии, прандии, харерии, пояса, перец[5], алые кожи парфянские и другие предметы, требуемые ими, как о том каждый херсонит сумеет договориться с любым из пачинакитов при соглашении или уступит его настояниям. Ведь, будучи свободными и как бы самостоятельными[6], эти самые пачинакиты никогда и никакой услуги не совершают без платы.
7. О василиках[1], посылаемых[2] из Херсона в Пачинакию[3]
Всякий раз, когда василик переправится в Херсон ради подобного поручения, он должен тотчас посласть [вестника] в Пачинакию и потребовать от них заложников и охранников[4]. Когда они прибудут, то заложников оставить под стражей в крепости Херсона, а самому с охранниками отправиться в Пачинакию и исполнить порученное. Эти самые пачинакиты, будучи ненасытными и крайне жадными до редких у них вещей, бесстыдно требуют больших подарков: заложники домогаются одного для себя, а другого для своих жен, охранники — одного за свои труды, а другого за утомление их лошадей. Затем, когда василик вступит в их страну, они требуют прежде всего даров василевса и снова, когда ублажат своих людей, просят подарков для своих жен и своих родителей. Мало того, те, которые ради охраны возвращающегося к Херсону василика приходят с ним, просят у него, чтобы он вознаградил труд их самих и их лошадей[5].
8. О василиках, посылаемых из богохранимого града в Пачинакию с хеландиями[1] по рекам Дунай[2], Днепр и Днестр[3]
[Знай], что и в стороне Булгарии[4] расположился народ пачинакитов по направлению к области Днепра, Днестра и других там имеющихся рек. Когда послан отсюда василик с хеландиями, то он может, не отправляясь в Херсон, кратчайшим путем и быстрее найти здесь тех же пачинакитов, обнаружив которых, он оповещает их через своего человека, пребывая сам на хеландиях, имея с собою и охраняя на судах царские вещи. Пачинакиты сходятся к нему, и, когда они сойдутся, ва силик дает им своих людей в качестве заложников, но м сам получает от пачинакитов их заложников и держит их в хеландиях. А затем он договаривается с пачинакитами. И, когда пачинакиты принесут василику клятвы по своим «заканам»[5], он вручает им царские дары и принимает «друзей»[6] из их числа, сколько хочет, а затем возвращается. Так-то нужно договариваться с ними, чтобы, когда у василевса явится потребность в них, они бы исполнили службу будь то против росов либо против булгар, либо же против турок, ибо они в состоянии воевать со всеми ими и, многократно нападая на них[7], стали ныне [им] страшными. Ясно это также из следу щего. Когда клирик Гавриил как-то был послан к туркам[8] по повелению василевса и сказал им: «Василеве заявляет вам[9], чтобы вы отправились и прогнали пачинакитов с мест их, а вы расположились бы вместо них, так как прежде там располагались, — дабы находиться близ царственности моей и дабы, когда я того пожелаю, я отправлял послов и вскорости находил вас», — то все архонты[10] турок воскликнули в один голос: «Сами мы не ввяжемся в войну с пачинакитами, так как не можем воевать с ними[11], — страна [их] велика, народ многочислен, дурное это отродье. Не продолжай перед нами таких речей — не по нраву они нам»[12].
[Знай], что пачинакиты с наступлением весны переправляются с той стороны реки Днепра и всегда здесь проводят лето[13].
9. О росах[1], отправляющихся с моноксилами[2] из Росии[3] в Константинополь
[Да будет известно], что приходящие из внешней Росии[4] в Константинополь моноксилы являются[5] одни из Немогарда[6], в котором сидел[7] Сфендослав[8], сын Ингора[9], архонта Росии[10], а другие из крепости Милиниски", из Телиуцы[12], Чернигоги" и из Вусеграда[14]. Итак, все они спускаются рекою Днепр[15] и сходятся в крепости Киоава[16], называемой Самватас[17]. Славяне же, их пактиоты[18], а именно: кривитеины[19], лендзанины[20] и прочие Славинии[21] — рубят в своих горах[22] моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моно-ксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряжают их". И в июне месяце[24], двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву[25], которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы[26], тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр[27]. Прежде всего они приходят к первому порогу28, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи»[29]. Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия[30], а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их][31], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая[32] [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Острову нипрах, что значит «Островок порога»[33]. Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога»[34], а затем так же — четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны[35]. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачина китов[36]. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах[37], проводят рабов[38] в цепях по суше на протяжении шести миль[39], пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по ею сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах[40], ибо он образует большую заводь[41], и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды»[42], и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог»[43]. Затем достигают так называемой переправы Крария[44], через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии[45], и пачинакиты[46] на пути к Херсону[47]. Эта переправа имеет ширину ипподрома[48], а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы[49], — насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов[50]. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий[51]. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми[52]. От этого острова росы не боятся пачинакита[53], пока не окажутся в реке Селина[54]. Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова] до четырех дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Св. Эферий. Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трех дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Св. Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают[55]. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, дни приходят в реку, называемую Аспрос[56], и, подобным же образом отдохнувши и там, снова отправляются в путь и приходят в Селину, в так называемый рукав реки Дунай. Пока они не минуют реку Селина, рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил на сушу, то все [прочие] причаливают, чтобы вместе противостоять пачинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, вступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная[57]. От Дуная они прибывают в Конопу[58], а от Конопы — в Констанцию[59]… к реке Варна[60]; от Варны же приходят к реке Дичина". Все это относится к земле Булгарии[62]. От Дичины они достигают области Месемврии" — тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание. Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты[64] выходят со всеми росами[65] из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением»[66], а именно — в Славинии вервианов[67], другувитов[68], кривичей[69], севериев[70] и прочих славян[71], которые являются пактиотами росов[72]. Кормясь[73] там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля[74], когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и отправляются в Романию[75]. [Знай], что узы могут воевать с пачинакитами[76].
10. О Хазарии[1], как нужно и чьими силами воевать [с нею]
[Знай], что узы способны воевать с хазарами, поскольку находятся с ними в соседстве, подобно тому как и эксусиократор Алании[2].
[Знай], что девять Климатов Хазарии[3] прилегают к Алании и может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарии.
11. О крепости Херсон и крепости Боспор[1]
[Знай], что эксусиократор Алании не живет в мире с хазарами, но более предпочтительной считает дружбу василевса ромеев, и, когда хазары не желают хранить дружбу и мир в отношении василевса, он может сильно вредить им, и подстерегая на путях, и нападая на идущих без охраны при переходах к Саркелу[2], к Климатам и к Херсону. Если этот эксусиократор постарается препятствовать хазарам[3], то длительным и глубоким миром пользуются и Херсон, и Климаты, так как хазары, страшась нападения аланов, находят небезопасным поход с войском на Херсон и Климаты и, не имея сил для войны одновременно против тех и других, будут принуждены хранить мир.
12. О Черной Булгарии[1] и о Хазарии
[Знай], что так называемая Черная Булгария может воевать с хазарами.
13. О народах, соседствующих с турками[1]
[Знай], что к туркам прилегают следующие народы. С западной стороны от них[2] — Франгия[3], с северной — пачинакиты[4], а с южной — … Великая Моравия[5], т.е. страна Сфендоплока[6], которая совершенно уничтожена этими самыми турками и захвачена ими[7]. Хорваты же соседят с турками у гор[8].
[Знай], что пачинакиты могут также нападать на турок, сильно разорять их и вредить им, как уже было сказано выше в главе о пачинакитах[9].
Обрати[10], сын, очи разума твоего на слова мои, познай, чтб я велю тебе, и ты со временем, будто из отцовских сокровищниц, сможешь извлекать богатства благоразумия и источать аромат мудрости. Итак, знай, что у всех северных народов стала как бы прирожденной жадность к деньгам и ненасытность, никогда не удовлетворяемая[11]. Посему она требует всего, всего домогается и не имеет четких границ своим желаниям, но вечно жаждет большего и взамен скромной пользы стремится извлечь великую корысть[12]. Поэтому дблжно неуместные их домогательства и наглые притязания отклонять[13] и пресекать правдоподобными и разумными речами, мудрыми оправданиями, которые, как мы смогли постичь на опыте[14], могут быть вот какими[15].
Если потребуют когда-либо и попросят либо хазары[16], либо турки[17], либо также росы[18], или какой иной народ из северных и скифских[19] — а подобное случается частенько — послать им что-нибудь из царских одеяний или венцов[20], или из мантий ради какой-либо их службы и услуги, тебе нужно отвечать так: «Эти мантии и венцы (а венцы у вас называются камелавкиями[21]) изготовлены не людьми, не человеческим искусством измышлены и сработаны[22], но, как мы находим запечатленным словами заповедными в древней истории, когда бог сделал василевсом Константина Великого[23], первого царствующего христианина, он послал ему через ангела эти мантии и венцы, которые вы называете камелавкиями, и повелел ему положить их в великой божьей святой церкви, которая именем самой истинной мудрости божьей святою Софией нарекается[24], и не каждый день облачаться в них, но когда случается всенародный великий господний праздник. Из-за этого-то божьего повеления он убрал их; они подвешены над святым престолом в алтаре этого самого храма и явились украшением церкви. Прочие же царские одеяния и облачения разостланными положены поверх святого сего престола. Когда же наступает праздник господа бога нашего Иисуса Христа, патриарх берет из этих одеяний и венцов нужное и подходящее для случая и посылает василевсу, а тот надевает их, как раб и слуга божий[25], но только на время процессии, и вновь после использования возвращает их в церковь, и в ней сохраняются. Мало того, есть и заклятие святого и великого василевса Константина, начертанное на святом престоле божьей церкви[26], как повелел ему бог через ангела, что если захочет василевс ради какой-либо нужды или обстоятельства, либо нелепой прихоти забрать что-нибудь из них, чтобы употребить самому или подарить другим, то будет он предан анафеме и отлучен от церкви как противник и враг божьих повелений. Если же он вознамерится сам изготовить другое, подобное [этому], то пусть церковь заберет и это по требованию на сей счет всех архиереев и синклита[27]. Не имеют права ни василевс, ни патриарх, ни кто-либо иной брать эти одеяния или венцы из святой божьей церкви. Великий страх да тяготеет над посягающими нарушить что-либо из сих божьих заповедей. Так, один из василевсов, по имени Лев, который взял себе жену из Хазарии[28], в припадке неразумной дерзости забрал один из этих венцов, когда не было господнего праздника, и без согласия патриарха надел его. Тотчас пали карбункулы на лоб его, и, муками от них изнуренный, он жалким образом лишился жизни, до времени найдя смерть[29]. Поскольку кара за такую дерзость последовала столь быстро, с той поры стало правилом, что василевс, прежде чем будет коронован, клянется и заверяет[30], что он не дерзнет сделать или измыслить ничего противного до него установленному и с древних времен соблюдаемому[31]. И тогда он венчается патриархом[32] и совершает и исполняет подобающее наступившему празднеству».
Должно, чтобы ты подобным же образом проявлял попечение и заботу о жидком огне[33], выбрасываемом через сифоны. Если кто-нибудь когда-нибудь дерзнет попросить и его, как многократно просили у нас, ты мог бы возразить и отказать в таких выражениях: «И в этом также [бог] через ангела просветил и наставил великого первого василевса-христианина, святого Константина[34]. Одновременно он получил и великие наказы о сем от того ангела, как мы точно осведомлены отцами и дедами, чтобы он изготовлялся только у христиан и только в том городе, в котором они царствуют[35], — и никоим образом не в каком ином месте, а также чтобы никакой другой народ не получил его и не был обучен [его приготовлению]. Поэтому сей великий василевс, наставляя в этом своих преемников, приказал начертать на престоле церкви божией проклятия, дабы дерзнувший дать огонь другому народу ни христианином не почитал ся, ни достойным какой-либо чести или власти не признавался. А если он будет уличен в этом, тогда будет низвержен с поста, да будет проклят во деки веков, да станет притчею во языцех, будь то василевс, будь то патриарх, будь то любой иной человек, из повелевающих или из подчиненных, если он осмелится преступить сию заповедь[36]. Было определено, чтобы все питающие рвение и страх божий отнеслись к сотворившему такое как к общему врагу и нарушителю великого сего наказа и постарались убить его, предав мерзкой [и][37] тяжкой смерти. Случилось же некогда — ибо зло вечно выискивает местечко[38], — что один из наших стратигов[39], получив всевозможные дары от неких иноплеменников, передал им взамен частицу этого огня, но, поскольку бог не попустил оставить безнаказанным преступление, когда наглец вздумал войти в святую церковь божию, пал огонь с неба, пожрал и истребил его. С той поры великие страх и трепет обуяли души всех, и после этого никто более, ни василевс, ни архонт, ни частное лицо, ни стратиг, ни какой бы то ни было вообще человек, не дерзнули помыслить о чем-либо подобном, а тем более на деле попытаться исполнить либо совершить это»[40].
Но давай, впрочем, изменим тему. Разбери и узнай уместные и подходящие. ответы на иной вид неразумных и нелепых домогательств[41]. Если когда-либо народ какой-нибудь из этих неверных и нечестивых северных племен[42] попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, т.е. либо дочь его получить в[43] жены, либо выдать свою дочь, василевсу ли в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их неразумную просьбу, говоря такие слова: «Об этом деле также страшное заклятие и нерушимый приказ великого и святого Константина[44] начертаны на священном престоле вселенской церкви христиан святой Софии: никогда василевс ромеев да не породнится через брак с народом[45], приверженным к особым и чуждым обычаям, по сравнению с ромейским устроением, особенно же с иноверным и некрещеным, разве что с одними франками. Ибо для них одних сделал исключение сей великий муж святой Константин, так как и сам он вел род из тех краев, так что имели место частые браки и великое смешение меж франками и ромеями. Почему же только с ними одними он повелел заключать брачные сделки василев дам ромеев? Да ради древней славы тех краев и благородства их родов. С иным же каким бы то ни было народом нельзя этого сделать[46]; а дерзнувший совершить такое должен рассматриваться как нарушитель отеческих заветов и царских повелений, как чуждый сонму христианскому — о предается анафеме. Выше было рассказано, как пресловутый ранее упомянутый василевс Лев незаконно и дерзко, вопреки согласию тогдашнего патриарха, взял и возложил венец — и немедленно был предан казни, достойной его дурного деяния. Осмелился он и эту заповедь святого того василевса, которую, как уже было рассказано, тот установил, начертав на святом престоле, счесть недостойной внимания, почитая ее ни ' до что, вследствие чего и поставил себя вне страха божия и заповедей его. Он заключил с хаганом Хазарии брачную сделку, взял его дочь в жены и навлек таким образом великий позор и на державу ромеев и на себя самого, ибо отменил обычаи предков и поставил их ни во что[47]. Впрочем, он был не правоверным христианином, а еретиком и иконоборцем. Потому-то из-за сих его противозаконных нечестивых деяний он в божьей церкви постоянно отлучается и предается анафеме, как преступник и ниспровергатель повелений и бога, и святого великого василевса Константина[48]. Как это можно подлинным христианам заключать с неверными[49] брачные союзы и вступать с ними в родство, когда канон это запрещает и вся церковь считает это чуждым и враждебным христианскому порядку? Или: кто из державных, благородных и мудрых василевсов ромеев допустил [это]?». А если [иноплеменники] возразят: «Но как же господин Роман василевс[50] породнился с булгарами, выдав собственную внучку за господина Петра, булгарина?»[51], — то следует ответить так:
«Господин Роман василевс был простым и неграмотным человеком, не принадлежал ни к тем, кто с детства воспитан в царских дворцах, ни к тем, кто с самого начала следовал ромейским обычаям[52]; он был не из царского и знатного рода, а поэтому он многое вершил деспотично и крайне самовластно, не повинуясь при этом запретам церкви, не следуя заповедям и повелениям великого Константина. По разумению надменному и самовольному, добру неученому, следовать надлежавшему и хорошему не желавшему, как и блюсти обычаи, от отцов переданные[53], он дерзнул сделать упомянутое, лишь тот предлог благовидный при этом выставив, что столь великое число пленных христиан благодаря этому деянию было освобождено[54], что булгары являются христианами и единоверцами нашими[55], а кроме того, что выданная была дочерью не самодержца и законного василевса, а третьего и последнего [среди них], еще подчиненного и ни к какой власти в делах царства не причастного[56]. Да и нет здесь отличий: той или иной из царских родственниц она оказалась, из далеких или близких царскому благородству [она была], ради общеполезного или какого иного дела [она выдана]; [и неважно, что] самого незначительного и не властвующего [она была дочерью]. Так как вопреки канону и церковной традиции, вопреки повелению и заповеди великого и святого василевса Константина он совершил это, поэтому еще при жизни вышеназванный господин Роман был крайне ненавидим, порицаем и поносим и советом синклита, и всем народом, и самою церковью, так что ненависть [к нему] под конец стала явной и после смерти точно так же подвергали его презрению, обвинению и осуждению, введшего как новшество это недостойное и неподобающее для благородного государства ромеев дело»[57]. Поскольку каждый народ имеет различные обычаи, разные законы и установления, он должен держаться своих порядков и союзы для смешения[58] жизней заключать и творить внутри одного и того же народа. Ибо подобно тому как любое живое существо вступает в сношения с ему единородными[59], так и у каждого народа стало правилом вступать в брачные сожительства не с иноплеменниками и иноязычными, а с людьми того же рода и того же языка[60]. Именно поэтому установилось и существует единомыслие друг с другом, взаимопонимание, дружеское общение и сожительство; чуждые же нравы и отличные узаконения обыкновенно порождают враждебность, ненависть и ссоры, что помогает возникновению не дружбы и единения, а вражды и раздоров. Ведь дблжно, чтобы желающие править по закону не соревновались в подражании дурно содеянному кем-либо по невежеству и самомнению, но держались славных дел тех, кто царствовал в согласии с законом и справедливостью, [чтобы] они имели пред собой благие образцы для примера и подражания и в соответствии с ними пытались и сами направлять все ими совершаемое. Поэтому из-за таких самовольных дел его — я имею в виду господина Романа — постигший конец является достаточным примером для вразумления того, кто пожелает подражать его дурным поступкам[61].
Нужно, однако, вместе с прочим знать тебе, сын возлюбленный, и то, что способно при осведомленности об этом во многом содействовать тебе в совершении достойных удивления дел. А именно — [знать] опять-таки о различиях меж другими народами, об их происхождении, нравах, образе жизни, расположении и климате населенной ими земли, об ее внешнем виде и протяженности, как далее будет поведано подробнее[62].
14. О происхождении Мухумета[1]
Нечестивый и мерзкий Мухумет, о коем сарацины[2] говорят, что он их пророк, ведет род, происходя от обширнейшего племени Исмаила, сына Авраама. Ибо Низар, потомок Исмаила, провозглашается отцом всех их. Итак, он породил двух сыновей, Мундара и Равию. Мундар же породил Кусара, Каиса, Фемима, Асанда и нескольких других неизвестных по имени, которые, унаследовав Мадианитскую пустыню[3], разводили скот, живя в шатрах. Имеются и глубже их живущие, не из их племени, а [происходящие] от Иектана, называемые омиритами, то есть аманитами. Рассказывают же так. Поскольку сей Мухумет был нищим сиротой, вздумалось ему наняться к некоей богатой женщине, своей родственнице, по имени Хадига[5], чтобы быть погонщиком верблюдов и вести торговлю с иноплеменниками в Египте и в Палестине. Затем, понемногу ведя себя все смелее и подольстившись к женщине, которая была вдовою, он берет ее в жены. Итак, часто бывая в Палестине и вращаясь среди иудеев и христиан, он нахватался идей и некоторых толкований писания. Страдал он недугом — эпилепсией, и печалилась сильно жена его, знатная и богатая, но соединенная с таким мужем, не только не имущим, но к тому же и эпилептиком, а он, обманув ее, говорил: «Ужасное зрю я очами видение ангела по имени Гавриил и, не вынося вида его, помрачаюсь и падаю». Ему поверили, дбо лживо свидетельствовал о том же некий арианин, псевдомонах, ради постыдной корысти. Так, одураченная, она и прочим единоплеменным женщинам возвестила, что он является пророком. Хитрая ложь достигла ушей филарха[6] по имени Бубахар[7]. Когда жена Мухумета умерла и оставила его преемником и наследником своего состояния, оказался он знатным и весьма богатым человеком, и его дурное заблуждение и ере-тичество охватили края Эфрива[8]. Поучал сей безумный совратитель доверчивых людей, что убивающий врага либо убитый врагом попадает в рай; и о чем-то ином болтал[9]. Молятся они и звезде Афродиты, которую называют Кувар, и возглашают в своей молитве так: «Алла уа Кувар», что значит: «Бог и Афродита»[10]. Ибо бога они обозначают словом «Алла», «уа» употребляют вместо союза «и», «Кувар» именуют звезду и говорят поэтому: «Алла уа Кувар».
15. О роде Фатимидов
Знай, что Фатима была дочерью Мухумета и от нее происходят Фа-тимиды[1]. Они не из [местечка] Фатеми в стране Ливия, а проживают в краях севернее Мекки, дальше от могилы Мухумета. Арабский народ к войнам и битвам исключительно подготовлен. Именно с этим родом шел на войну Мухумет, опустошил много городов и подчинил много стран[2], потому что они мужественны и воинственны, так что, если в войске их насчитывается до одной тысячи, то это войско оказывается непобедимым и неодолимым. Скачут они не на конях, а на верблюдах; во время войны не надевают ни панцирей, ни шлемов, но [только] розовый плащ; вооружены они длинными копьями, щитами размером с человека и огромными деревянными луками, которые лишь немногие мужи с трудом могут натянуть.
16. Из правила, которое вывел математик Стефан о выступлении сарацин, — в какой год от основания мира оно случилось и кто тогда держал скипетр царства ромеев
Выступили сарацины 3 сентября десятого индикта, в двенадцатый год правления Ираклия, в год от основания мира 6130. Гороскоп же самих сарацин указывал на месяц сентябрь, третье число, пятый день недели. В эти времена главным вождем арабов был Муамеф, которого арабы называют Мухуметом[1] и который, став их пророком, обладал властью над арабами девять лет.
17. Из хроники блаженного Феофана
В этот год, то есть в 6139 г.[1], умер Муамеф, вождь сарацин и лжепророк, избрав вместо себя Абу-Бахара (он же Бупактор), своего родственника[2]. Обманутые евреи в начале появления Муамефа вообразили, что это ожидаемый ими Христос. Поэтому некоторые из выдающихся среди них пришли к нему, чтобы принять его веру и оставить веру Моисея, который видел бога. Увидев же его за поеданием мяса верблюда, они поняли, что он не тот, за кого они его почитали. Но они обучили его беззаконию против христиан и оставались с ним. Как раз они склонили его принять некую часть их закона, в частности обрезание и кое-что другое, что и соблюдают сарацины. Итак, первым последовал за ним и объявил его пророком Абу-Бахар, поэтому тот и оставил его преемником. Ересь Муамефа охватила края Эфрива, сначала скрытно в течение десяти лет, далее проявилась в войне, длившейся также десять лет, затем явно исповедовалась одиннадцать лет. Муамеф учил своих подданных, что убивший врага или убитый врагом беспрепятственно достигает рая. А раем он называл мясную пищу, напитки и соитие с женщинами; там, мол, текут реки вина, меда и молока, краса жен несравненная, здесь неведомая, а иная; что соитие продолжительно, а наслаждение постоянно, и кое о чем ином болтал, полном распутства и глупости, как и о том, чтобы сострадать другим и помогать обиженным[3].
18. Второй вождь арабов Абу-Бахар — три года
Этот Абу-Бахар первым овладел городом Газа и всею ее округой. Умер же Абу-Бахар, пробыв эмиром три года, и власть перенял Умар[1], который правил арабами двенадцать лет.
19. Третий вождь арабов Умар
Итак, сей Умар выступил против Палестины и, расположившись в ней, осаждал Иерусалим в течение двух лет, пока не взял его хитростью[1], ибо Софроний, епископ Иерусалима, подвигнутый божественным рвением и отличаясь дальновидностью, получил от Умара крепкое ручательство за церкви всей Палестины, что они останутся неразрушенными и не подвергнутся грабежу. Повидав его, Софроний сказал: «Истинно это мерзость и запустение на месте святе, предсказанное пророком Даниилом»[2]. Умар мечтал о храме иудеев, который воздвиг Соломон, чтобы обратить его в капище своего богохульства. Так и остается это поныне[3].
20. Четвертый вождь арабов Уфман[1]
Он занял войной Африку[2] и, установив налоги с афров, вернулся. Его стратигом был Мавия[3], разрушивший Колосс Родосский и разграбивший остров Кипр и все его города. Он захватил остров Арад, сжег его город и покинул остров, оставшийся не населенным вплоть до сих дней. Взяв остров Родос, Мавия уничтожил колосс, стоявший на нем 1360 лет после его установления, купив который, некий купец — иудей из Эдессы погрузил медь колосса на девятьсот верблюдов. Это Мавия совершил поход и против Константинополя; он разорил Эфес, Галикарнас, Смирну и прочие города Ионии[4]; стал он и пятым вождем арабов после смерти Уфмана на двадцать четыре года[5].
21. Из хроники Феофана: год от сотворения мира 6171
3най, что перед смертью Мавии, вождя арабов, в Ливан вторглись мардаиты[1], овладели им от Черной Горы вплоть до святого города[2] и захватили возвышенности Ливана. Множество рабов и местных жителей перебежали к ним, так что через недолгое время число их достигло многих тысяч. Узнав об этом, Мавия и его советчики сильно испугались. Он отправил послов к самодержцу Константину, прося о мире. По сему поводу правоверным василевсом Константином, сыном Погоната[3], посылается Иоанн, по прозвищу Пичикавдис. Когда он прибыл в Сирию, Мавия принял его с большой честью. Меж обеими сторонами был согласован письменный поговор о мире, укрепленный клятвой на условиях уплаты агарянами василевсу ромеев ежегодного пакта из трех тысяч золотых монет, восьмисот пленных мужчин и пятидесяти породистых коней. В то время царство арабов было разделено на две части: в Эфриве властью овладел Али, а Египтом, Палестиной и Дамаском правил Мавия[4]. Жители Эфрива вместе с сыновьями Али выступили против Мавии. Мавия также вооружился против них и дал бой близ реки Евфрат. Сторона Али была побеждена, и Мавия захватил Эфрив и всю землю Сирии. Его род правил 85 лет[5]. После этого выступили из Персии так называемые маврофоры, владычествующие поныне, напали на род Мавии и уничтожили его[6]. Зарезали они и Маруама, их главу[7]. Уцелели лишь немногие из [потомков] Мавии; их, вместе с одним из внуков Мавии, маврофоры преследовали вплоть до Африки. Именно этот внук Мавии с небольшим числом людей переправился в Испанию в дни Юстиниана Ринотмета[8], отнюдь не Погоната. Нашими историками это не описано, ибо с тех времен, как Великий Рим был взят готами[9], начали умаляться дела римские, и никто из историков не упомянул ни о краях Испании, ни о роде Мавии. А «История» блаженного Феофана повествует так. И вот умер Мавия, вождь сарацин, бывший стра-тигом 26 лет, а эмиром 24 года. Власть над арабами шесть лет держал Изид, его сын. Когда он умер, арабы Эфрива взбунтовались и, возмутясь, поставили над собою вождем Авделу, сына Зувера[10]. Услышав об этом, населяющие Финикию, Палестину и Дамаск агаряне пошли против Усы, эмира Палестины, избрали Маруама и поставили его вождем, который и держал власть девять месяцев. Когда же он умер, Авимелех[11], его сын, принял власть и держал ее двадцать два года и шесть месяцев. Он захватил тиранов и убил Двделу, сына и преемника Зувера. В это время умер василевс Константин, сын Погоната, правивший царством ромеев 17 лет[12]. Царствовал после него Юстиниан, его сын[13].
Усвой, что вождь арабов, который пятым по счету после Муамефа обладал властью над арабами[14], происходил не из рода Муамефа, а из другого колена. Сначала он был избран Уфманом, вождем арабов, в стратиги и навархи[15] и послан с крупными силами и 1200 оборудованными для боя судами против государства ромеев. Он дошел до Родоса[16] и, там вооружившись, прибыл оттуда к Константинополю, но, проведя здесь продолжительное время и разорив все вокруг Византия, вернулся, не достигнув цели. Придя на Родос, он разрушил стоящего на нем колосса. Это было медное изваяние Солнца, позлащенное с головы до пят, имеющее в высоту восемьдесят локтей и соразмерную с высотой толщину, как об этом свидетельствует надпись, начертанная на основании, у ног колосса, и гласящая так: В восемь десятков локтей на Родосе Лахис из Линда колосса поставил.
Медь же от статуи он забрал, переправил ее в Сирию и выставил на продажу для всякого желающего. Купил ее еврей из Эдессы, перегрузивший ее с моря на 980 верблюдов. Итак, когда умер Уфман, принял власть над арабами сам Мавия. Он овладел также святым градом и краями Палестины, и Дамаском, и Антиохией, и всеми городами Египта. Алим же, бывший зятем Муамефа по его дочери, звавшейся Фатимой, овладел Эфривом и всею Суровой Аравией. Далее, в эти дни поднялись на войну друг с другом Алим и Мавия, поспоривши из-за власти — кому из них владеть всей Сирией. Сошлись они у реки Евфрат и завязали упорный бой друг другом. Когда битва разгорелась и пало много с обеих сторон, возопило множество агарян и в том и в другом из двух воинств: «Чего ради мы рубим и рубят нас, а род наш уходит из мира людей? Пусть будут отобраны два старца с обеих сторон, и кого бы они ни избрали, тот усть и имеет власть». Алим и Мавия согласились с их мнением и, сняв пальцев свои перстни (это знак власти у агарян), вручили их двум стартам отдали свою власть на усмотрение двух старцев, совершив клятвеный обряд и постановив, что, кого бы ни избрали старцы, тот и будет гос-ппяином и вождем всех сарацин. Когда два старца вышли в середину меж военными порядками обеих сторон, они встали в промежутке между лагерями, лицом друг к другу. Старец Алима считался у народа сарацин благочестивым, из тех, которых они называют кади, т.е. правоверными и освященными. Старец же Мавии был благочестив лишь с виду, а на деле хитер и дерзок и превосходил остальных людей в коварстве. Старец Марии сказал старцу Алима: «Скажи ты первым, что хочешь, ибо ты разумен и благочестив и намного превосходишь меня годами». И старец Алима ответствовал так: «Отрешил я Алима от власти, когда снял его перстень с руки его и надел на свой палец; снимаю я перстень Алима и со своего пальца, отрешая также и его от его власти». А старец Мавии ответил: «Я привел Мавию к власти, так как надел перстень его на мой палец; надеваю я перстень Мавии и на его палец». Затем они разделились друг от друга. Мавия, таким образом, овладел всею властью над Сирией, ибо поклялись эмиры друг другу: «Что бы ни сказали старцы, мы повинуемся их речам». Поэтому Алим, взяв свое войско, ушел в края Эфрива со всем своим родом и там закончил жизнь[17]. После смерти Алима его сыновья, считая решение отца бредом, восстали против Мавии и завязали с ним жестокую войну. Однако, потерпев поражение, они бежали от лица его, и Мавия, послав своих людей, убил их всех[18]. С тех пор вся власть над арабами перешла к Мавии.
Знай, что этот Мавия был внуком Софиама[19]. А внуком Мавии был Масалмас, ходивший походом на Константинополь[20]. По его просьбе быцла воздвигнута сарацинская мечеть в царском претории. Но он не был вождем арабов — вождем сарацин был Сулейман[21], а Масалмас занимал пост стратига. Сулейман пришел против Константинополя со своим флотом, а Масалмас — по суше и из Лампсака переправился в области Фракии, ведя с собою 80 тысяч стратиотов. Но по промыслу божию и флот Сулеймана, вождя арабов, и пешее войско Масалмаса — все со стыдом отступили, разбитые и побежденные и флотом, и стратиотами василевса. И пребывало наше государство долгое время в мире под водительством и охраной сего града со стороны владычицы нашей приснодевы и богородицы Марии, непорочного и святого лика которой устыдился и смутился сам Сулейман, упавший с коня.
22. Из хронографа блаженного Феофана об этом же: о Мавии и его роде; о том, как он переправился в Испанию. Василеве ромеев Юстиниан Ринотмет
Таково начало его царствования. После этого он был свергнут Леонтием, затем вновь вернулся, свергнув Леонтия и Апсимара, проведя их обоих в триумфе на ипподроме и уничтожив[1]. В этот год Авимелех отправил к Юстиниану [послов], чтобы укрепить мир на том условии, чтобы василевс успокоил корпус мардаитов из Ливана и запретил их набеги; Авимелех[2] же будет давать ромеям каждый день тысячу номисм[3], одного породистого коня и одного раба-эфиопа, и чтобы василевс и Авимелех делили поровну, как общие, налоги с Кипра, Армении и Ивирии[4]. Ваилевс отправил Павла магистриана[5] к Авимелеху для утверждения согласованного, и была составлена письменная при свидетелях крепость[6]. Почтенный дарами магистриан вернулся. Послав [своих людей], василевс забрал 12 тысяч мардаитов, умалив ромейское могущество, ибо все ныне населенные арабами на границах города от Мопсуестии до Четвертой Апмении[7] были беззащитными и безлюдными из-за набегов мардаитов, а с их роспуском ужасные бедствия претерпела Романия от арабов вплоть до нашего времени. В том же году, вступив в Армению, василевс принял там мардаитов из Ливана, разрушив [эту] медную стену. Порвал он также мир, утвержденный с булгарами[8], нарушив налаженные его собственным отцом нормальные порядки.
Еще в правление Авимелеха арабы выступили против Африки, захватили ее и поставили в ней гарнизоны из своего войска. В то время Леонтий лишил Юстиниана власти над ромеями и, сослав его в Херсон, овладел царством. Когда же Апсимар Тиверий перенял царство у Леонтия и овладел скипетром ромеев[9], умер Авимелех, вождь арабов, и Уалид, сын его, правил в течение девяти лет[10]. В тот же год снова вернулся Юстиниан на царство, и так как правил он легкомысленно и беспечно, агаряне полностью овладели Африкой. Тогда внук Мавии переправился с немногочисленным войском в Испанию и, соединив всех людей своего рода, завладел Испанией[11], отчего агаряне, населяющие поныне Испанию, прозываются «мавиатами». Их потомками являются и агаряне, живущие на Крите[12], так как, когда Михаил Травл[13] захватил власть над ромеями, случилось длившееся до трех лет восстание Фомы[14], и так как василевс был тогда поглощен текущими делами, живущие в Испании агаряне, сочтя время удобным, снарядив крупный флот и начав от пределов Сицилии, опустошили все Кикладские острова. Прибыв к Криту, найдя его богатым и незащищенным, ибо никто не взялся за оружие и не сопротивлялся они захватили его и владеют им вплоть до сего дня. Уалиду наследовал Сулейман и правил три года[15]. Тогда Масалмас, стратиг Сулеймана выступил с войском по суше, а Умар по морю. Но с содействия божия они со стыдом вернулись, не достигнув цели[16]. Сулейману же наследовал Умар и держал власть над арабами два года[17]. А Умару наследовал Азид осуществлявший власть в течение четырех лет[18]. Его преемником был Исам, обладавший властью 19 лет[19]. Когда он умер, шесть лет власть имел Маруам[20]. Когда же умер Маруам, обладателем власти над арабами стал Авдела; он правил 21 год[21]. Когда он умер, вождем арабов оказался Мадис; он держал власть девять лет[22]. Когда его не стало, обладателем власти над арабами стал Аарон. Он держал власть 23 года[23].
В это время, т.е. когда власть над ромеями...[24] Ирина и Константин[25], в год от основания мира 6288. В этом году вождь арабов Аарон умер во внутренней Персии, называемой Хорасаном[26], и власть унаследовал Моамед, его сын, бездарный во всех отношениях, взбалмошный человек, восстав против которого в этой стране Хорасан вместе с отрядами отца, его брат Авдела стал причиной гражданской войны[27]. С тех пор арабы Сирии, Египта и Ливии, раздробившись на множество царств, губили и дела государства и друг друга, убийствами, грабежами и всяческими безрассудствами, приведя в смятение и себя самих и подвластных им христиан[28]. Тогда-то были опустошены и церкви во святом граде Христа, бога нашего, монаастыри двух великих лавр, лавры святых Харитона и Кириака и лавры святого Саввы, и прочие киновии[29] святых Евфимия и Феодосия. Эта кровавая анархия и против чужих, и против наших длилась пять лет.
До сего места упорядочил по годам историю арабов во святых Феофан пздвигший монастырь так называемого «Великого поля»[30], бывший с материнской стороны дядей великого благочестивого и христианнейшего ясилевса Константина, сына Льва, мудрейшего и благого василевса, янука Василия, владевшего, да блаженна его память, скипетром царства ромеев.
23. Об Ивирии[1] и Испании
Ивирии две, одна у Геракловых столпов[2], по имени реки Ивир[3], о которой упоминает Аполлодор в [сочинении] «О земле»,[4]: «в Пиренеях есть большая река Ивир, текущая изнутри [страны]». Говорят, что Ивирия делится меж многими народами, как Геродор написал в 10-й [книге] «Истории о Геракле»[5]: «А народ этот ивирский, о котором я сказал, что он населяет берег пролива, будучи един родом, различается именами племен. Сначала — живущие в крайних частях запада называются кинитами[6] (а для идущего от них к северу это уже глиты[7]), затем — тартисии[8], далее — элевсинии[9], после же — мастины[10], за ними — келкианы[11], потом идиородан „[12]. Артемидор же во второй [книге] “Географий»[13] говорит, что Ивирия разделяется следующим образом: «Внутренняя часть от Пиренейских гор до мест у Гадир называется одинаково и Ивирией, и Испанией. Римлянами она была поделена на две епархии...[14] вся, простиравшаяся от Пиренейских гор до Нового Карфагена и истоков Бетиса[15], а вторая провинция — до Гадир[16] и Лиситании[17]. Называется она и Ивиритис. Парфений в „Левкадиях“[18] [пишет]: „Поплывет в Ивиритис вполь берега“. Вторая же Ивирия[19] находится близ персов. Народ [назван] ивирами подобно пиерам, визирам[20]. Дионисий [пишет]: „Близ Столпов народ великосердых ивиров“[21], а Аристофан в „Трифалите“[22]: „Узнающие в древности [бывших под властью] ивиров Аристарха“ и „ивиры, которых ты поспешно ведешь ко мне на помощь“. Артемидор во второй [книге] „Географий“: „Грамотой же италов пользуются живущие у моря ивиры“[23]. От родительного „Ивирос“ женский род „Ивирис“. „Эллинка, а не ивирка“ — [пишет] Менадр в „Аспиде“[24]. Употребляется также: „Ивирик“ — »Первый для кого-либо Ивирикский..." (?)[25]. Ивирия делится надвое, а ныне натрое, как Маркиан в «Перипле» [пишет] о ней: «Итак, сначала Ивирия была разделена римлянами надвое, а теперь — натрое: Бетикскую Испанию, Луситанскую] Испанию и Тарраконисию»[26]. От родительного Аполлоний[27] [производит] именительный «Ивирос», как от «филакос» — «филак». В «Паронимах» он говорит: «Именительные падежи выводятся из родительных — »идор" — более чем двусложных подобно [новому] именительному, с острым ударением на первом слоге, как в простой форме, так и в сложной[28]. Итак, просто: «мартир», «мартирос», «мартис», «Харопс», «Харопос», [новый именительный] — «Харопос»: «повелителя Харопия»[29]; «Троизин», «Троизинос», [новый именительный] — «Троизинос» — «сын Троизиния»[30]; «Ивир», «Ивирос», [новый именительный] — «ивирос», от чего у Квадрата (в «Римском тысячелетии», 5)[31] есть [образование] «Ивирийцами»: «Воюющие с лигиями[32] и ивирийцами». То же самое и Ав-рон в «Паронимах»[33] говорит. «Сам козлобородый ивир» — сказано в «Нежностях» Кратина[34]. Говорят, что ивиры пьют воду, как и Афиней во второй [книге] «Пирующих софистов» [пишет][35]: «Филарх[36] в седьмой книге говорит, что все ивиры пьют воду, хотя они являются самыми богатыми людьми (ибо обладают множеством серебра и золота), постоянно едят они один раз [в день], как он говорит, из-за скупости, а одеяния носят роскошнейшие».
24. Об Испании
Откуда название Испания? От гиганта, у которого было такое имя — Испан. Две Испании — провинции Италии: Великая и Малая. Упоминает о ней Харакс в 10-й книге [своих] «Хроник»[1]: «Когда в Малой, Внешней Испании снова восстали луситаны[2], то против них был послан римлянами стратиг Квинт». Он же [пишет] об обеих [Испаниях]: «Квинт, военачальник римлян в обеих Испаниях, побежденный Вириафом[3], заключил с ним договор». В 3-й [книге] «Эллиник» Харакс говорит, что она называется Ивирией: «Эллины сначала называли Испанию Ивирией, еще не зная названия всего народа, по той части их земли, которая находится у реки Ивир и называется по ее имени, — так именовали всю [Испанию]». А в Испанию, говорят, ее переименовали позже.
25. Из истории блаженного Феофана Сигрианского
В том же году[1] Валентиниан[2] не только не смог спасти Британию, Галлию и Испанию, но потерял и Западную Ливию — таково название страны афров — при следующих обстоятельствах. Были два стратига, Аэций и Бонифаций, которых Феодосий[4] послал в Рим по просьбе Валентиниана. Однако, когда Бонифаций получил власть над Западной Ливией, Аэций из зависти оклеветал его, будто он задумал возмущение и стремится овладеть Ливией. Сказав также это Плакидии[5], матери Валентиниана, Аэций пишет Бонифацию: «Если за тобой пошлют, чтобы ты явился, — отказывайся, так как ты оклеветан и василевсы хотят хитростью схватить тебя». Прочтя это и, как родному сыну, доверяя Аэцию, Бонифаций, будучи вызван, не явился. Тогда василевсы сочли Аэция верноподданным. В то время готы[6] и иные многочисленные народы обитали в наиболее.верных областях, вплоть до Дуная. Особенно заслуживающими внимания из них являются готы, визиготы, гепиды[7] и вандалы[8], кроме как по имени ничем другим не различающиеся и говорящие на одном языке. Все они исповедуют зловерие Ария. При Аркадии и Гонории[9], перейдя Дунай, они поселились в земле ромеев[10]. Гепиды же, из которых впоследствии выделились лонгиварды и авары[11], заселили места в округе Сингидона[12] и Сермия[13]. Визиготы, опустошившие с Аларихом Рим, ушли в Галлию и овладели ее населением[14]. Готы же, обладавшие сначала Паннонией, через 19 лет царствования Феодосия Юного после его разрешения населили земли Фракии[15] и, пробыв во Фракии 58 лет[16], под водительством Февдериха, их патрикия[17] и консула[18], с позволения Зинона[19] захватили западное царство. Что же касается вандалов, то они, соединившись с аланами[20] и германцами, ныне называемыми франками, и, перейдя реку Рейн под предводительством Годигискла, поселились в Испании[21], являющейся первой страной Европы начиная с Западного Океана. Бонифаций, в страхе перед василевсами ромеев, отплыв из Ливии, пришел в Испанию к вандалам, и, поскольку Годигискл уже умер, а властью располагали его сыновья Готфарий и Гизерих, он, склоняя их, обещал им разделить Западную Ливию на три части, чтобы каждый вместе с ним управлял одной третью и чтобы сообща отражать любого врага. На этих условиях вандалы, переправясь через пролив2, заселили Ливию от Океана до Триполи, что у Кирены. Визиготы же, снявшись из Галлии, овладели и Испанией[23]. Некоторые лица из ромейского сената, друзья Бонифация, сообщили Плакидии о лживости обвинения Аэция, показав и письмо Аэция к Бонифацию, ибо Бонифаций послал его им. Пораженная Плакидия ни в чем, однако, не обвинила Аэция, но отправила к Бонифацию увещевательное клятвенное послание. Когда умер Готфарий, самодержцем вандалов стал Гизерих[24], Бонифаций же, получив послание, выступил против вандалов, после того как к нему прибыло большое войско из Рима и Византия во главе с Аспаром[25]. В состоявшемся сражении с Гизерихом войско римлян было разбито. Так, прибыв с Аспаром в Рим, Бонифаций был избавлен от подозрений, доказав истину. Африка, однако, оказалась в руках вандалов. Тогда и Маркиан[26], бывший воином на службе у Аспара, а впоследствии василевсом, был живым взят в плен Гизерихом.
Да будет известно, что существуют три амермумна[27] во всей Сирии, в царстве арабов, первый из которых сидит в Багдаде и ведет род от Муамефа, или Мухумета; второй же находится в Африке и происходит от колена Алима и Фатимы, дочери Муамефа, или Мухумета, поэтому они и называются Фатимидами; третий же сидит в Испании, он — из рода Мавии[28].
Да будет известно, что в начале господства сарацин над всей Сирией амермумн обосновался в Багдаде. Он владел всей Персией, Африкой, Египтом и Счастливой Аравией. Ему принадлежали следующие великие эмираты, или стратигиды: первый эмират — Персия, т.е. Хорасан[29], второй эмират — Африка, третий эмират — Египет, четвертый эмират — Филистиим, или Рамвле, пятый эмират — Дамаск, шестой эмират — Хемпс, или Эмеса, седьмой эмират — Халеп, восьмой эмират — Антиохия, девятый эмират — Харан, десятый эмират — Эмет, одиннадцатый эмират — Эсиви, двенадцатый эмират — Мусел, тринадцатый эмират — Тикрит[30]. Когда же Африка была вырвана из-под власти амермумна, что в Багдаде, стала самовластной и провозгласила своего амермумна[31], первым эмиратом осталась, как было и ранее, Персия, или Хорасан, вторым Египет и далее — прочие, как ранее перечислено. Не столь давно, однако, когда амермумн Багдада снова стал слаб, оказался самостоятельным эмир Персии, т.е. Хорасана. Он объявил себя самого амермумном, повесив коран на табличках на свою шею, подобно ожерелью. Он уверяет, что сам происходит от рода Алима[32]. Мало того, эмир Счастливой Аравии всегда и всецело был [ранее] под властью эмира Египта, но и он стал самостоятельным и объявил себя также амермумном. Он тоже утверждает, что происходит от рода Алима[33].
26. Родословная славного короля Гуго[1]
Да будет известно, что король Италии, старший Лотарь, дед славного короля Гуго[2], происходит из рода Карла Великого, о котором много песен, энкомиев и рассказов, повествующих о его воинских подвигах[3]. Итак, сей Карл был единодержцем всех королевств[4], а царствовал сам в Великой Франгии[5]. В дни его никто из остальных королей не дерзал назвать себя королем — все были у него в подчинении[6]. Карл, отправив в Палестину множество золота и несметных богатств, воздвиг там многочисленные монастыри[7]. Затем упомянутый Лотарь, взяв свои войска и выступив на Рим, овладел им в борьбе и был коронован тогдашним папой[8]. На обратном пути в свою державу, в Папию, он прибыл в крепость Плаценту, отстоящую от Папии на 30 миль. Здесь он умер[9]. У него был сын по имени Адельберт, который взял в жены старшую Берту и породил от нее ранее названного короля Гуго[10]. После того как умер старший Лотарь, Лодоик", родной [внук][12] Лодоика, придя из Великой Франгии, овладел Папией. Он был не венчан[13]. После этого он явился в Верону, в крепость, отстоящую от Папин на 120 миль, и, когда он прибыл туда, жители крепости восстали против него и, схватив, ослепили[14]. Властью овладел тогда Беренгарий[15] (дед нынешнего Беренгария)[16], который, войдя в Рим, был коронован. После сего множество народу заявило Родульфу[17], находящемуся в Бергонии: «Приходи сюда, и мы передадим тебе королевство и убьем Беренгария». Он пришел из Бергонии в края Папии, и половина народа осталась с Беренгарием, а половина — с Родульфом. В войне Беренгарий одолел в первом сражении, а в новой битве победил Родульф[18]. Войско Беренгария бежало, лишь Беренгарий, покинутый, прикинулся мертвым, лежа меж мертвецами и накрывшись своим оленьим плащом[19], а ногу свою держал наружу. Один из воинов Родульфа, проходя, ударил его по ноге копьем, но он даже не шелохнулся. Поскольку он не шевелился, тот отстал от него, считая его мертвецом. Войско Родульфа не знало, что это Беренгарий. По окончании битвы Беренгарий встал, один пришел в свой дворец, снова овладел царством, воевал с Родульфом и победил его. После этого они договорились друг с другом и поделили страну надвое: один получил одну ее часть, другой — другую[20]. Родульф же находился под волей и властью Беренгария. Затем явились в Папию из Бергонии три маркиза, чтобы изгнать [ее] правителей и самим овладеть [ею]. Это были: Гуго, сын Талиаферна[21], Бозо и Гуго, брат Бозо, названный выше, благороднейший король. Пришли они с сильным войском[22]. Узнав об этом, Беренгарий изготовился, выступил ему навстречу для битвы, обложив, морил голодом и дал приказ своему войску не убивать никого, но где бы и кого бы из них ни схватили, отрубать схваченному нос и оба уха и отпускать. Так это и делалось. Итак, наблюдая это, вышеозначенные три предводителя, выйдя босыми с божественными евангелиями в руках, явились к Беренгарию, моля о прощении и клянясь никогда до конца жизни его не приходить туда. И он позволил тогда им уйти в их страну. Затем, когда Беренгарий ушел в Верону, его убил Фалемберт, его кум[23], и тогда всем королевством овладел Родульф. Послесего народ всей страны заявил Гуго, названному ранее королю: «Приходи, и мы передадим тебе страну». Когда он прибыл, народ поднял его, ввел его во дворец и поставил его королем[24]. Родульфу же он сказал: «Удались с богатством своим, хочешь — в свою страну, не хочешь — я иное место». Родульф ушел в Бергонию, в свою страну, и правил там многими людьми. Когда он умер, Гуго, поименованный выше король, отправился в Бергонию и взял в супруги жену Родульфа, которая носила также имя Берты. Дочь же ее, по имени Аделаса[25], он отдал за Лотаря, сына своего, нынешнего короля Италии[26]. А прибывшая в Константинополь и обручившаяся с Багрянородным Романом, сыном Константина, христолюбивого деспота[27], была дочерью сего славного короля Гуго, которая звалась Бертой[28] по имени своей бабки, старшей Берты, что царствовала после смерти Адельберта, своего мужа, [десять] лет[29], [а] переименована была в Евдокию, по имени и бабки[30], и сестры Константина ', христолюбивого деспота.
27. О феме[1] Лагувардия[2], о ее принципатах[3] и архонтиях[4]
Да ведомо будет, что в древние времена всею властью над Италией, т.е. над Неаполем, Капуей, Беневентом, Салерином, Амальфи, Гаэтой и всей Лагувардией[5], обладали ромеи, а именно, когда Рим был царственным городом. После же того, как царская власть[6] перешла в Константинополь, все это было поделено на два царства[7]; с того времени царствующий в Константинополе направлял двух патрикиев[8]: один патрикий правил Сицилией, Калаврией, Неаполем и Амальфи, а второй патрикий сидел в Беневенте и правил Папией, Капуей и всем прочим. Ежегодно они платили василевсу определенную сумму для казначейства[9]. Все эти ранее паименованные страны были населены ромеями. Однако во времена царицы Ирины[10] посланный туда патрикий Нарсес правил Беневентом и Папией[11], а папа Захария, афинянин, владел Римом. Случилось, что разгорелись войны в краях Папии[12], и патрикий Нарсес израсходовал на войско уплачиваемые в казну пакты[13], не послав вносимое им по норме. Нарсес сообщал: «Я надеюсь, что скорее от вас будут посланы мне деньги, так как весь взысканный с этих мест взнос я израсходовал на разразившиеся войны, а вы, напротив, с этих мест требуете выплат». Услышав об этом и разгневавшись, царица Ирина отправила ему веретено и прялку, написав ему: «Прими то, что тебе подобает. Ибо мы полагаем, что тебе более пристало прясть, чем, подобно мужу, с оружием в руках защищать, направлять и вести в бой ромеев». Прочтя это, Нарсес ответил царице:
«Поскольку вы сочли меня столь же способным прясть и ткать, как и женщина, веретеном и прялкой, я напряду такую пряжу, что пока живы ромеи, они не смогут ее распутать». Лагуварды[14] тогда жили в Паннонии, где недавно поселились турки[15]. Отправив им всевозможные плоды, патрикий Нарсес объявил им: «Идите сюда и взгляните на землю, текущую, как сказано, молоком и медом[16], лучше которой, как я думаю, нет у бога. И, если она понравится вам, поселитесь в ней, и во веки веков будете благославлять меня»[17]. Услышав это и согласясь, лагуварды, забрав своих домочадцев, пришли в Беневент[18]. Но жители крепости Беневент не позволили им войти внутрь крепости, и они поселились вне крепости, близ стены[19], у реки, выстроив там малую крепость, почему она и называется «Цивитанова», т.е. «новая крепость»[20], которая стоит и поныне. Входили они [потом] и внутрь крепости, и в церковь и, хитростью одолев жителей крепости Беневент, перебили всех и овладели крепостью. А именно: внеся внутри своих посохов мечи и в церкви разом ринувшись в бой (?), они перебили, как сказано, всех[21]. Затем, выступив в поход, подчинили всю эту землю и землю фемы[22] Лагувардия и Калаврия вплоть до Папии, без Идрунта, Каллиполя, Русиана, Неаполя, Гаэты, Сирента и Амальфи[23]. Первой крепостью была древняя и великая Капуа[24], второй — Неаполь, третьей — Беневент, четвертой — Гаэта, пятой — Амальфи. Салерин был заселен при Сикарде[25], когда лагуварды поделили принципаты. От времени, когда была разделена Лагувардия, вплоть доныне, т.е. до 7 индикта 6457 г. от основания мира, прошло 200 лет[26]. Жили два брата, Сикон и Сикард[27]. Сикон владел Беневентом, краями Бари и Сипенда[28], а Сикард — Салери-цом, Капуей и краями Калаврии. Неаполь же являлся древним преторием[29] посылаемых патрикиев, и правящий Неаполем обладал и Сицилией, так что, когда прибывал патрикий в Неаполь, дука этого города уходил в Сицилию[30]. Капуа же была особенно большим городом[31]; она была взята вандалами, т.е. африканцами[32], и они разрушили ее. Поскольку она оставалась пустой крепостью, лагуварды поселились в ней. И когда вновь африканцы напали на них[33], епископ Ландульф отстроил крепость у моста через реку[34] и назвал ее «Новой Капуей», существующей и ныне. С того времени, как была построена эта Капуа, прошло 73 года[35]. Неаполь же, Амальфи и Сирент всегда были у василевса ромеев[36].
Да будет известно, что «мастромилис» означает на ромейском языке «катепан войска»[37].
Да будет ведомо[38], что венетики, прежде чем приплыть и поселиться на островках, на которых живут ныне, назывались энетиками[39] и обитали на суше в следующих крепостях: крепость Конкорда[40], крепость Юстиниана[41], крепость Нуна[42] и прочие многочисленные крепости.
Должно знать[43], что, когда приплыли ныне называемые венетиками, а сначала энетиками, они прежде всего выстроили сильную крепость (в которой и ныне сидит дука Венеции), окруженную со всех сторон на шесть миль морем, куда впадают 27 рек[44]. На восток от этой крепости также имеются острова. И на этих островах нынешние венетики также построили крепости[45]: крепость Коград, в которой находится великая митрополия и покоится много останков святых[46], крепость Риваленса, крепость Лулиан, крепость Апсан, крепость Роматина, крепость Ликенция, крепость Пинеты, называемая Стровйл, крепость Виниола, крепость Воес, в которой есть храм св. апостола Петра, крепость Илитуалба, крепость Литуманкерса, крепость Вронион, крепость Мадавк, крепость Ивола, крепость Пристины, крепость Клугия крепость Врунд, крепость Фосаон, крепость Лавритон.
Следует знать, что и другие острова находятся в той же стране Венеции.
Да будет известно, что и на материке, в земле Италии, имеются крепепости венетиков, каковыми являются следующие: крепость Капрэ, пепость Неокастрон, крепость Финес, крепость Экил, крепость Аимана, еликий эмпорий Торцелон, крепость Муран, крепость Ривалт (что значит «самое высокое место»), в которой сидит дука Венеции, крепость Каверченца[47] Следует знать, что есть [здесь] также эмпорий и укрепления[48].
28. Рассказ о том, как был населен город, ныне называемый Венецией
Должно знать, что в древности Венеция была неким пустынным местом, безлюдным и болотистым. Теперь называющиеся венетиками были франками из Аквилеи и прочих мест Франгии[1], и жили они на суше, напротив Венеции. Когда же Аттила, василевс аваров[2], явился, разорил и погубил все Франгии, то все франки в ужасе перед василевсом Аттилой начали спасаться бегством из Аквилеи и прочих крепостей Франгии, прибывать на безлюдные острова Венеции и возводить там хижины. Итак, когда этот василевс Аттила разорил все пространство суши, дошел вплоть до Рима и Калаврии, оставя далеко в стороне Венецию, сбежавшиеся на острова Венеции люди, обретя безопасность и как бы стряхнув ужас, пожелали все поселиться там, что и сделали, живя там и поныне[3]. После ухода Аттилы, многие годы спустя, подобным образом явился король Пипин, который правил тогда Папией и прочими королевствами[4], ибо у этого Пипина были три брата[5], которые господствовали над всеми Франгиями и Славиниями[6]. Когда король Пипин явился против венетиков с крупным сильным войском[7], он обложил переправу, ведущую с суши на острова Венеции, в месте, называемом Аивола[8]. Поэтому венетики, видя, что на них идет со своим войском король Пипин и что он намерен отплыть с конями к острову Мадамавку (этот остров лежит близ материка), бросая шпангоуты, перегородили всю переправу. Оказавшись в бездействии, войско короля Пипина (ибо он был не в состоянии переправить их в ином месте) простояло напротив венетиков, на суше, шесть месяцев, воюя с ними ежедневно[9]. Тогда как венетики поднимались на свои суда и устраивались позади набросанных ими шпангоутов, король Пипин стоял со своим войском на морском берегу. Венетики, воюя луками и пращами, не позволяли им переправиться на остров. Так, ничего не достигнув, король Пипин заявил венетикам: «Будьте под моею рукою и покровительством, ибо вы происходите из моей страны и державы»[10]. Но венетики ему возразили:
«Мы желаем быть рабами василевса ромеев, а не твоим[11]». Однако побуждаемые долго сваливавшимися на них бедами венетики заключили мирный договор с королем Пипином на условии уплаты ему крупного пакта[12]. Но с тех пор ежегодно пакт уменьшается, хотя сохраняется и доныне. Ибо венетики уплачивают правителю королевства Италии, или Папии, ежегодно легкую дань из 36 литр[13]. Таким-то образом прекратилась война между франками и венетиками. Когда же народ начал спасаться бегством в Венецию и скапливаться здесь, так что собралось множество народа, они провозгласили дукой над собой человека, превосходящего прочих благородством. Первый дука появился в их среде прежде, чем против них пошел король Пипин[14]. Дукат в то время находился в месте, именуемом «Цивитанува», что означает «Новая крепость». Но поскольку названный островок находится близко от суши, с общего решения они перенесли дукат на другой островок, на котором он расположен и ныне, так как тот отдален от суши настолько, насколько можно различить человека, сидящего на коне[15].
29. О Далмации[1] и соседствующих с нею народах
[Знай], что василевс Диоклетиан очень любил Далмацию; поэтому, вывеая людей из Рима вместе со своими домочадцами, он поселил их в стране Далмации. Как переселенцы из Рима, они называются римлянами и носят это прозвание вплоть до сего дня[2]. Так вот, сей василевс Диоклетиан построил также крепость Аспалаф и воздвиг в ней дворец, который невозможно описать ни словом, ни на бумаге и руины которого до нынеш-него дня свидетельствуют о древнем благоденствии, хотя подточили его долгие годы[3]. Кроме того, построил тот же василевс Диоклетиан кре-пость Диоклею[4], теперь находящуюся во владении Диоклетианов, отчего и прозвище «Диоклетианы» осталось как название жителей той страны. Владение этих римлян простиралось до реки Дунай[5]. Когда некоторые из них пожелали переправиться через реку и узнать, кто живет по ту сторону ее, то, переправясь, они нашли славянские безоружные племена, которые называются также аварами[6]. [Ранее же] ни эти люди не знали, что кто-нибудь живет по ту сторону реки, ни те, что кто-либо обитает по ею сторону. Поскольку же римляне застали аваров безоружными и к войне не подготовленными, они, пойдя войною, забрали добычу и полбн и вернулись. С тех пор римляне установили две смены[7] и, отслужив от пасхи до пасхи, меняли свое [пограничное] войско, так что в великую святую субботу они встречались друг с другом: одни — возвращаясь от укреплений, другие же — отправляясь на эту службу. Ибо близ моря, ниже той же самой крепости, есть крепость под названием Салона, размером вполовину Константинополя[8], в коей все римляне сходятся, вооружаются, выступают отсюда и отправляются к клисуре[9], отстоящей от этой самой крепости на четыре мили, которая и доныне зовется Клиса, ибо затворяет [проход] идущим с той стороны. Оттуда же они уходят к реке. И так эта смена [войск] осуществлялась многие годы, и славяне по ту сторону реки, называемые также аварами, поразмыслив, сказали: «Эти римляне, которые переправились и взяли добычу, отныне не перестанут ходить против нас войной. Поэтому сразимся-ка с ними». Засим славяне, они же авары, посоветовавшись таким образом, когда однажды римляне переправились, устроили засады и, сражаясь, победили их. Взяв их оружие, знамена и прочие воинские знаки и переправившись через реку, названные славяне пришли к клисуре. Увидев их, находившиеся там римляне, приметя также знамена и вооружение своих единоплеменников, сочли и их самих таковыми. Когда же названные славяне достигли клисуры, они позволили им пройти. Пройдя же, славяне тотчас изгнали римлян и овладели вышеупомянутой крепостью Салона[10]. Поселясь там, с той поры они начали понемногу разорять римлян, живших в долинах и на возвышенностях уничтожали [их] и овладевали их землями. Прочие же римляне находили спасение в крепостях побережья и доныне владеют ими, каковыми являются Декатеры, Раусий, Аспалаф, Тетрангурин, Диадоры, Арва, Векла н Опсары, жители которых и теперь называются римлянами[11].
[Знай], что с царствования Ираклия[12], василевса ромеев (о чем будет рассказано при описании хорватов и сербов)[13], вся Далмация и окружающие ее народы, как-то: хорваты, сербы, захлумы, тервуниоты, каналиты, диоклетианы и аренданы, именуемые также паганами...[14] Когда же царство ромеев по небрежению и неопытности правивших в то время опустилось почти до ничтожества, особенно при Михаиле Травле из Амория, жители крепостей Далмации стали самостоятельными, не подвластными ни василевсу ромеев, ни кому-либо другому[15]. Кроме того, тамошние народы: хорваты, сербы, захлумы, тервуниоты, каналиты, диоклетианы и паганы — также взбунтовались против царства ромеев, оказались независимыми и самовластными, никому не подчиненными[16]. Архонтов[17] же, как говорят, эти народы не имели, кроме старцев-жупанов[18], как это в правилах и в прочих Славиниях[19]. Помимо этого, большинство этих славян не было крещено, и долгое время они оставались нехристями. При христолюбивом василевсе Василии они отправили апокрисиариев, прося и умоляя его о том чтобы некрещеные из них были крещены и они были бы, как и поначалу, подвластными царству ромеев. Выслушав их, блаженный сей и приснопамятный василевс послал василика вместе с иереями и крестил их всех кто оказался из упомянутых выше народов некрещеным[20]. Тогда, после крещения, он поставил для них архонтов, которых они сами хотели и выбирали из рода, почитаемого и любимого ими[21]. С тех пор и доныне архонты у них появляются из тех же самых родов, а не из какого-либо иного. Что же касается паганов, называемых на языке ромеев аренданами[22], то они, [поселившись] в непроходимых и обрывистых местностях остались некрещеными. Ведь к тому же «паганы» на языке славян означает «нехристи»[23]. Но после этого и они, отправив послов к тому же приснопамятному василевсу, просили, чтобы крестили и их; послав, он крестил и их также[24]. Так как (как мы уже говорили) из-за небрежения и неопытности правивших дела ромеев пришли в упадок, жители крепостей Далмации оказались самовластными, ни василевсу ромеев, ни кому-либо иному не подчиненными[25]. Через некоторое время, в царствование Василия, приснопамятного и незабвенного василевса, сарацины[26], прибыв из Африки, с 36 кораблями [под командованием] Солдана, Сава и Калфуса[27], достигли Далмации и разорили крепость Вутовы, крепость Россу и нижнюю крепость Декатеры[28]. Пришли они и к крепости Раусия и осаждали ее 15 месяцев[29]. Тогда, в силу обстоятельств, раусеи дали знать незабвенному василевсу Василию, говоря: «Смилуйся над нами, не допусти нашей погибели от отвергающих Христа». Василевс, сострадая, послал патрикия[30] Никиту, друнгария флота[31], прозвище коего Оорифа[32], с сотней хеландий[33]. Сарацины, проведав о прибытии судов патрикия друнгария флота, бежали, оставив крепость Раусий, переправились в Лагувардию и, осадив крепость Бари, взяли ее. Тогда Солдан, построив там дворец, владел всей Лагувардией вплоть до Рима в течение 4 лет[34]. Затем, по этой самой причине, василевс направил посольство к Лодоиху, королю Франгии[35], и к папе римскому, чтобы они помогли посланному василевсом войску. Согласясь с просьбой василевса, король и папа прибыли оба с большой силой, соединились с посланным василевсом войском, вместе с хорватом, сербом, захлумом, тервуниотами, каналитами, раусеями и со всеми из крепостей Далмации (все эти люди прибыли по царскому повелению)[36] и, переправясь в Лагувардию, осадили крепость Бари и взяли ее[37].
Должно знать, что хорватов и прочих славянских архонтов перевезли в Лагувардию на собственных своих судах жители крепости Раусий. И крепость Бари, и страну, и весь полон забрал василевс ромеев, а Солдана и прочих сарацинов взял Лодоих, король Франгии, и увел их в крепость Капую и в крепость Беневент[38]. Никто не видел Солдана смеющимся. И король изрек: «Если кто-либо покажет мне Солдана смеющимся или правдиво сообщит об этом, я дам тому много денег». После этого кто-то увидел его смеющимся и сообщил об этом королю. Позвав Солдана, король спросил, почему он смеялся. Тот ответил: «Я увидел повозку с ее вращающимися колесами и засмеялся потому, что я некогда был главой, а ныне ниже всех, и что бог снова может возвысить меня». С того момента Лодоих приглашал его к своему столу и ел с ним. Архонты же Капуи и Беневента приходили к Солдану, спрашивали его о врачевании и уходе за лошадьми и о прочих делах, ибо он был стар и опытен. А Солдан, будучи коварен и хитер, сказал им: «Хочу сообщить вам [одно] дело, но боюсь, как бы от вас об этом не стало известно королю — тогда я погублю свою жизнь». Они поклялись ему, и, осмелев, он сказал им: «Король хочет сослать всех вас в Великую Франгию, и если вы не верите, подождите немного и я докажу вам». Уйдя, он сказал Лодоиху: «Дурны архонты места сего, и ты не сможешь владеть этой страной, если не уничтожишь динатов[39], противодействующих тебе. Закуй в оковы первых людей крепости и сошли их в свою страну, и тогда, как ты [того] хочешь, прочие подчинятся тебе». Когда он убедил его исполнить этот совет, а [Лодоих] повелел изготовить железные цепи для изгнания, то отправился к архонтам и заявил: «Вы и теперь не верите, что король превратит вас в изгнанников и имя ваше исчезнет из памяти людей? Впрочем, если хотите окончательно удостовериться, пойдите и посмотрите, что сейчас изготовляют все кузнецы [крепости] по повелению короля. Если вы не увидите, что они делают цепи и оковы, то будете знать, что все сказанное мною вам является ложью. А если я говорю правду, позаботьтесь о вашем спасении, отблагодарите и меня, давшего вам добрый и спасительный совет». Архонты же, убежденные речами Солдана и к тому же увидевшие цепи и оковы, обрели окончательную уверенность и с той поры замыслили гибель короля Лодоиха. Король, не ведая ни о чем этом, отправился на охоту. А когда он вернулся, архонты уже захватили крепость и не позволяли ему войти. Король Лодоих, видя мятеж архонтов, направился в свою страну[40]. А архонты сказали Солдану: «Что же ты хочешь, чтобы мы сделали тебе за доставленное нам тобою спасение?» Он попросил отпустить его в свою страну, что и было сделано, и Солдан отправился в Африку, свою страну. Не забыв, однако, старой своей злобы, он выступил в поход и прибыл с войском к Капуе и Беневенту, чтобы осадить и подчинить их. Правящие же теми крепостями отправили послов к королю Лодоиху во Франгию, чтобы, придя [с войском], он помог им против Солдана и африканцев. Однако король Лодоих, узнав об этом и о том, к какой уловке прибег Солдан, убедив архонтов, что «король хочет сослать вас в оковах во Франгию», заявил им в ответ: «Даже в том, что я ранее сделал для вас, я раскаиваюсь, а именно что спас вас от врагов ваших. Вы же воздали мне злом за добро и так как вы прогнали меня, то теперь я рад погибели вашей». Тогда, потерпев неудачу у короля Франгии, они направили послов к василевсу ромеев, чтобы он оказал им помощь и избавил от этой напасти. Василеве со своей стороны обещал помочь им. Когда же апокри-сиарий возвращался из царственного града, неся благую весть о союзе с василевсом, пославшим его, он был схвачен стражами Солдана, не успев войти под защиту крепости. Ибо Солдан знал заранее, что отправлено письмо с мольбой к василевсу ромеев, и постарался схватить их апокрисиария, что и случилось. Когда тот был пойман, Солдан узнал о выполненном им поручении и что через несколько дней прибудет помощь ромеев. Тогда Солдан заявил этому апокрисиарию: «Если ты сделаешь, что я велю тебе, то будешь награжден свободой и великими дарами, а если нет, то будешь страшной казнью лишен жизни». Когда тот обещал выполнить, чтб ему будет приказано, Солдан заявил: «Велю тебе стать близ стены, позвать пославших тебя и сказать им: „Я исполнил поручение, которое должен был исполнить, умолял за вас василевса ромеев. Знайте, однако, что напрасным оказалось мое путешествие, василевс совершенно не принял во внимание вашу мольбу — не ждите от василевса помощи“. Когда апокрисиарий обещал с радостью исполнить это, его подвели ближе к крепости, и он, пренебрегши всем, о чем говорил Солдан, ни угроз его не страшась, ни обещаниями его не соблазняясь, но лишь страх божий имея в душе, решил про себя: „Лучше будет умереть мне одному и не дать одурачить и предать на смерть столько душ людских“. Итак, когда он оказался близ стены, то позвал всех архонтов и сказал повелевающим этой крепостью: „Господа мои, я выполнил свою службу и сообщаю о [благом] ответе для вас василевса ромеев. Но заклинаю вас сыном божьим, спасением всей крепости и самих душ ваших, чтобы вы вместо меня облагодетельствовали детей моих и супругу, надеющуюся обнять меня. Как вы поступите с ними, такова будет вам и награда от справедливого подателя благ — господа, грядущего судии живых и мертвых“. Сказав это, он ободрил их следующими словами: „Солдан погубит меня, смерть нависла надо мною, но стойте крепко, не малодушничайте, подождите немного — через несколько дней явится спасение, посланное вам василевсом ромеев!“ Когда он прокричал это, державшие его люди Солдана, услышав сверх ожидания то, что он сказал, заскрежетали на него зубами ц стремились опередить один другого, чтобы лично убить его. После смерти апокрисиария Солдан, боясь подходящих сил василевса, вернулся в свою землю[41]. С тех пор и поныне жители Капуи и Беневента находятся под властью ромеев, в полном услужении и подчинении, благодаря оказанному им великому сему благодеянию[42].
[Знай], что крепость Раусий не называется Раусием на языке ромеев, но в силу того, что она стоит на скалах, ее именуют по-ромейски „скала-лава“, поэтому ее жители прозываются „лавсеями“, т.е. „сидящими на скале“[43]. В просторечии же, нередко искажающем названия перестановкой букв и переменившем название и здесь, их называют раусеями. А эти же самые раусеи владели древней крепостью Питавра[44]. В то время, когда славяне, живущие в феме, захватили прочие укрепления, они овладели также и этой крепостью. Одни были убиты, другие обращены в рабство. Сумевшие бежать и спастись поселились на обрывистых местах, там, где ныне находится крепость, которую они выстроили сначала небольшой, затем — заново — побольше; а после этого опять удлинили стены из-за совершавшегося понемногу расширения и увеличения числа [жителей], пока крепость [не достигла нынешних размеров][45]. Из людей, переселившихся в Раусий, упомянем следующих: Григорий, Арсафий, Викторин, Виталий, архидиакон Валентин, Валентин — отец протоспафария Стефана. С тех пор, как из Салоны они переселились в Раусий[46], минуло по сей день, т.е. до 7-го индикта 6457 г., 500 лет[47]. В этой же крепости покоится св. Панкратий во храме св. Стефана, стоящем в центре самой крепости[48].
[Знай], что касается крепости Аспалаф (это означает „малый дворец“), то воздвиг ее василевс Диоклетиан. Он пользовался ею как собственным домом, выстроив внутри двор и дворец, большая часть которого была разрушена. Сохранилось до наший дней немногое, среди прочего — поме-щение епископии крепости и храм св. Домна, в котором покоится сам св. Домн. Этот храм служил [некогда] усыпальницей и самому василевсу Диоклетиану[49]. Под храмом имеются сводчатые камары, которые служили темницами[50]; в них он безжалостно заключал святых, обрекаемых им на муки. Покоится в сей крепости и св. Анастасий.
[Знай] о стенах этой крепости, что они выстроены не из кирпича и не из бетона, а из прямоугольных каменных блоков, имеющих в длину по одной оргии[51] (нередко и по две), а в ширину — также по одной оргии. Они соединены и скреплены друг с другом железными скрепами, залитыми свинцом. В этой крепости возвышаются многочисленные колонны с капителями наверху. На этих [колоннах] сам василевс Диоклетиан намеревался воздвигнуть сводчатые камары и покрыть [ими] всю крепость, выстроив свой дворец и все жилища крепости на этих сводах, в два и три этажа — так, чтобы все это накрыло некую часть самой крепости. Стена этой крепости не имеет ни перипата[52], ни бастионов, а только высокие парапеты и бойницы для стрельбы из лука.
[Знай], что крепость Тетрангурин является малым островком на море; он имеет тянущийся до материка очень узкий перешеек, наподобие моста, по которому жители проходят в саму крепость. Тетрангурином она называется потому, что мала и подобна огурцу[53]. В этой крепости покоится святой мученик Лаврентий, архидиакон[54].
[Знай], что крепость Декатеры на языке римлян означает „стесненная и задушенная“, ибо море вклинивается, как узкий язык, до 15 или 20 миль [вглубь] и крепость расположена [у конца] этого морского залива[55]. Вокруг этой крепости высокие горы, так что только летом можно видеть солнце, так как тогда оно стоит посреди неба, а в зимнее время — никогда. В сей крепости лежат нетленные мощи св. Трифона[56], излечивающие любой недуг, а в особенности терзаемых нечистыми духами. Храм его — купольный[57].
[Знай], что крепость Диадоры на языке ромеев значит „йам эра“, что означает „уже была“, т.е. ко времени, когда был построен Рим, эта крепость уже была воздвигнута. Это крупная крепость. В просторечии ее именуют Диадора[58]. В сей крепости лежит во плоти св. дева Анастасия[59], дочь Евстафия[60], царствовавшего [там] в то время, а также св. Хрисогон, монах и мученик[61], и его святые вериги. Храм св. Анастасии[62] продолговатый, подобно Халкопратийскому храму[63] с зелеными и белыми колоннами, весь покрытый изображениями древнего письма восковыми красками. Пол его представляет чудесную мозаику. Близ него находится другой купольный храм, св. Троицы[64]; сверх этого храма надстроен еще один храм наподобие хор, также купольный, в который поднимаются по винтовой лестнице.
[Знай], что под властью Далмации находится множество всевозможных островков вплоть до Беневента, так что суда там никогда не страшатся бури. Среди этих островков [на одном] находится крепость Векла, на другом островке — Арва, на третьем — Опсары[65], на четвертом островке -Лумври-кат, которые населены и ныне. Прочие же безлюдны, с заброшенными крепостями, имена которых таковы: Катавтревено, Пизух, Селво, Скерда, Алоип, Скирдакисса, Пиротима, Мелета, Эстиуниз и прочие всякие, которым не придумали названий[66]. Остальные же крепости, находящиеся на материковой части фемы и захваченные названными славянами, стоят безлюдными и пустыми, ибо никто не живет в них[67].
30. Рассказ о феме Далмация[1]
Если знание — благо для всех, то и мы, усвояя познание о делах, не окажемся вдали от этого [блага]. Поэтому-то мы и делаем доступным для всех, кто будет жить после нас, изложение как об этих, так и об иных достойных деяниях, так, чтобы в результате достичь двойной пользы.
Итак, спрашивающие об утрате Далмации — как это она была захвачена народами славян — могут узнать [об этом] из следующего ниже. Но сначала необходимо поведать о ее положении. Издревле Далмация брала начало от пределов Диррахия[2], а именно — от Антибари[3], и простиралась до гор Истрии, а в ширину достигала реки Дуная. Вся эта обпасть находилась под властью ромеев, и эта фема являлась наиболее длительной из других западных фем. Но она была захвачена народами павян следующим образом. Близ Аспалафа имеется крепость, которая именуется Салоной — строение василевса Диоклетиана, да и сам Аспалаф также воздвигнут Диоклетианом, и там находился его царский [дворец]. в Салоне же жили его мегистаны[4] и много простого народа. Крепость эта была главной во всей Далмации. Поэтому ежегодно из прочих крепостей Далмации конные стратиоты[5] собирались [здесь] и высылались из Салоны числом до тысячи для несения стражи на реке Дунай против аваров, ибо авары сделали своим местом пребывания противоположную сторону реки Дунай, где ныне турки[6], ведя кочевую жизнь. Отправляясь [туда] ежегодно, жители Далмации часто видели на той стороне реки скот и людей. Поэтому вздумалось им однажды переправиться и повыведать, кто же эти люди, живущие там. Итак, переправясь, они обнаружили одних аварских женщин и детей, тогда как мужчины и юноши находились в военном походе. Поэтому, совершив внезапное нападение, они захватили их в полон и без ущерба вернулись, доставив эту добычу в Салону. Затем, когда авары возвратились из похода и узнали о случившемся — в чем они пострадали, они взволновались, недоумевая, однако, откуда им нанесен удар. Поэтому решили подождать случая, чтобы из него узнать обо всем. Далее, когда, как обычно, были снова отправлены из Салоны таксеоты[7] (однако это были не те, что ранее, а другие, хотя они то же самое в отношении тех держали в помыслах), они переправились, [направляясь] против аваров, но так как те оказались собравшимися воедино, а не рассеянными, как прежде, не только ничего не сделали, но и претерпели самое ужасное. Ибо одни из них были убиты, а прочие были схвачены живыми, никто не избегнул рук [аваров]. Порасспросив пленных, кто они и откуда, и узнав, что от них они претерпели упомянутый удар, а также повыпытав [у них] о достоинствах их земли и словно полюбив ее уже по слуху, авары заключили живых пленников в оковы, надели на себя их одежды, как носили их те, и, сев на коней, взяв в руки их знамена и прочие значки, которые те носили с собой, все поднялись в воинском порядке и двинулись против Салоны. Поскольку же при допросах они узнали и время, когда таксеоты возвращаются с Дуная (а это была великая и святая суббота), они прибыли как раз в этот день. Основная масса войска, когда они были уже где-то поблизости, затаилась, а около тысячи, которые имели для обмана коней и одежды далматинцев, вышли открыто. Жители крепости, признав свои значки и одеяния, зная также и день, в который те по обычаю возвращаются, открыли ворота и приняли прибывших с радостью. Авары, войдя, тотчас овладели воротами и, знаком осведомив о свершенном деле войско, приготовились к вторжению и нападению. Так они перебили всех жителей города, а затем овладели всей страной Далмацией и поселились в ней. Одни городки у моря не сдались им, а были удержаны ромеями и то лишь потому, что средства для их жизни они добывают на море[8]. Итак, увидев, что земля эта прекрасна, авары поселились на ней. Хорваты[9] же жили в то время за Багиварией[10], где с недавнего времени находятся белохорваты[11]. Один из родов, отделясь от них, а именно — пять братьев: Клука, Ловел, Косендцис, Мухло и Хорват и две сестры. Туга и Вуга, — вместе с их народом пришли в Далмацию и обнаружили, что авары завладели этой землей. Поэтому несколько лет они воевали друг с другом — и одолели хорваты; одних аваров они убили, прочих принудили подчиниться. С тех пор эта страна находится под властью хорватов[12]. В Хорватии и по сей день имеются остатки аваров, которых и считают аварами[13]. Прочие же хорваты остались у Франгии и с недавних пор называются белохорватами, т.е. „белыми хорватами“[14], имеющими собственного архонта[15]. Они подвластны Оттону, великому королю Франгии (иначе — Саксии)[16], и являются нехристями[17], вступая в родственные связи и дружеские отношения с турками[18]. От хорватов, пришедших в Далмацию, отделилась некая часть и овладела Иллириком и Паннонией. Имели и они самовластного архонта, ради дружбы обменивавшегося лишь посольствами с архонтом Хорватии[19]. В течение нескольких лет хорваты, находящиеся в Далмации, подчинялись франкам, как и прежде, когда они жили в собственной стране[20]. Но франки настолько были жестоки к ним, что, убивая грудных детей хорватов, бросали их собакам. Не в силах вынести этого от франков, хорваты восстали против них, перебив архонтов, которых те им поставили. Поэтому про-тив них из Франгии выступило большое войско. Семь лет длилась их война друг с другом, и наконец с трудом одолели хорваты. Они перебили всех франков и убили их архонта по имени Коцилин[21]. С того времени, оставаясь самовластными и независимыми, они попросили Рим о святом крещении. И были посланы епископы, которые крестили их при Порине, архонте хорватов[22]. Итак, страна их была разделена на 11 жупаний[23], а именно: Хлевиана, Ценцина, Имоты, Плева, Песенда, Парафа-пассия, Вревера, Нона, Тнина, Сидрага, Нина[24]. Боян[25] их владеет Кривасой, Лицей и Гуциской[26]. У помянутая Хорватия и прочие Славинии[27] расположены следующим образом: Диоклея лежит по соседству с малыми крепостями Диррахия, а именно — у Элисса, Элкиния и Антибари[28], и простирается до Декатер, а со стороны гор граничит с Сербией. От крепости же Дека тер начинается архонтия Тервуния[29]; она тянется до Раусия, а с ее горной стороны граничит с Сербией. От Раусия начинается архонтия захлумов. Она простирается до реки Оронтия[30], а у морского побережья граничит с наганами; на севере, со стороны гор, — с хорватами[31], а сверху — с Сербией[32]. От реки Оронтий начинается Пагания, она тянется до реки Зендина[33] и имеет три жупании: Растоцу, Мокр и Дален[34]. Две жупании, т.е. Растоца и Мокр, прилегают к морю; они владеют длинными судами. Жупания же Далена расположена вдали от моря, и ее население живет обработкой земли. От них поблизости находятся четыре острова: Мелеты, Куркра, Враца и Фарос[35], прекрасные и плодородные, где есть заброшенные крепости и много виноградников. Живущие на островах обладают скотом и тем существуют[36]. От реки Зендина начинается Хорватия. Она простирается вдоль моря до пределов Истрии, а точнее — до крепости Алвуна[37], а со стороны гор тянется где-то над фемой Истрия[38]. Граничит она у Цендины и Хлевены со страной Сербией. Страна Сербия [как бы] прикрывает с материка все остальные страны [из названных], на севере она граничит с Хорватией' а на юге — с Булгарией[39]. С того времени, как названные славяне поселились [здесь], овладев всем пространством Далмации, [обитатели] ромейских крепостей живут возделыванием земли на островах. Но так как паганы постоянно пленяли их и истребляли, они покинули эти острова, стремясь возделывать землю на материке. Однако этому воспрепятствовали хорваты, ибо они еще не платили подати хорватам, а все, что с недавнего времени отдают славянам, они вносили своему стратигу. Будучи не в состоянии прожить, они явились к приснопамятному василевсу Василию, поведав ему обо всем изложенном. Поэтому блаженный сей василевс постановил, чтобы они все даваемое стратигу отдавали славянам и жили в мире с ними, а стратигу предоставляли бы некую малость лишь в знак подчинения и зависимости от василевсов ромеев и своего стратига. С тех пор стали эти крепости подплатежными славянам и уплачивают им пакты[40]: крепость Аспалаф — в 200 номисм[41], крепость Тетрангурин — в 100 номисм, крепость Диадоры — в 110 номисм, крепость Опсары — в 100 номисм, крепость Арва — в 100 [номисм], крепость Векла — в 100 [номисм], т.е. вместе 710 номисм, помимо вина и прочих различных продуктов, а все это [оценивается] выше, чем [названная сумма] в номисмах. Крепость Раусий лежит меж двух стран, захлумами и Тервунией. Виноградники жителей крепости находятся в обеих этих странах, и они уплачивают архонту захлумов 36 номисм и архонту Тервунии также 36 номисм.
31.0 хорватах и о стране, в которой они живут в настоящее время
[Знай], что хорваты, ныне живущие в краях Далмации, происходят от некрещеных хорватов, называвшихся „белыми“, которые обитают по ту сторону Туркии, близ Франгии, и граничат со славянами — некрещеными сербами[1]. [Имя] хорваты на славянском языке означает „обладатели большой страны“[2]. Эти хорваты оказались перебежчиками к василевсу ромейцев Ираклию ранее, чем к этому василевсу Ираклию перешли сербы, в то время, когда авары, пойдя войною, прогнали оттуда римлян, выведенных из Рима и поселенных там василевсом Диоклетианом. Поэтому-то они и прозывались римлянами, что были переселенцами из Рима в этих краях, а именно — в ныне именуемой Хорватии и Сербии. Когда упомянутые римляне были прогнаны аварами, в дни того же василевса ромеев Ираклия, их земли остались пустыми. Поэтому, по повелению василевса Ираклия, эти хорваты, пойдя войною против аваров ц прогнав их оттуда, по воле василевса Ираклия и поселились в сей стране аваров, в какой живут ныне[3]. Эти хорваты имели в то время в качестве архонта отца некоего Порга[4]. Василеве Ираклий, отправив [посольство], приведя священников из Рима и избрав из них архиепископа, епископа, пресвитеров и диаконов, крестил хорватов[5]. Тогда у этих хорватов архонтом был уже Порг.
[Знай], что та страна, в которой поселились хорваты, сначала находилась под властью василевса ромеев, поэтому и сохранились поныне дворец и ипподромы василевса Диоклетиана в стране хорватов, в крепости Салона, близ крепости Аспалаф[6].
[Знай], что эти крещеные хорваты не желают воевать против чужих стран, лежащих вне их собственной, ибо они при василевсе ромеев Ираклии получили некое предсказание и постановление от папы римского, пославшего священников и их крестившего. Эти хорваты после крещения заключили, собственноручно подписав, договор и дали св. апостолу Петру нерушимые твердые клятвы, что никогда не отправятся в чужую страну и не будут воевать, а, напротив, будут хранить мир со всеми желающими, получив, в свою очередь, от самого римского папы молитву, согласно которой, если какие-либо иные народы выступят против страны самих хорватов и принудят их воевать, то бог ранее самих хорватов вступит в бой и защитит их, а ученик Христа Петр дарует им победу[7]. Через много лет, во дни архонта Терпимера, отца архонта Красимера, прибыл из Франгии (что между Хорватией и Венецией) некий муж по имени Мартин, из весьма благочестивых, хотя и одетых по-мирски, который, как говорили сами хорваты, совершил много чудес. Сей благочестивый муж, будучи слаб и не имея ног — так что его поднимали и носили четыре человека, куда бы он ни захотел, — заклинал хорватов хранить ту же заповедь святейшего папы до скончания их жизни, вознося за них и сам молитву, подобную молитве папы[8]. По этой причине ни длинные суда этих хорватов, ни кондуры[9] никогда не отправлялись войною против кого-либо, если только не напали на них самих. до на этих судах отправляются желающие вести торговлю из хорватов, обходя (от крепости к крепости) и Паганию, и залив Далмации вплоть до Венеции[10].
[Знай], что архонт Хорватии сначала, то есть с царствования василевса Ираклия, подвластен как слуга василевсу ромеев и никогда не подчинялся архонту Булгарии[11]. Но и булгары не ходили войной против хорватов, кроме архонта Булгарии Михаила Бориса, который, отправясь против них для войны и не будучи в силах добиться успеха, заключил с ними мир, одарив при этом хорватов и получив дары от них[12]. Однако эти самые хорваты никогда не платили пакта булгарам, хотя обе стороны частенько доставляли друг другу дары из благорасположения[13].
[Знай], что в крещеной Хорватии имеются населенные крепости: Нона, Белеград, Белицин, Скордона, Хлевена, Столпон, Тенин, Кори, Клавока[14].
[Знай], что крещеная Хорватия выставляет конницу до 6000 воинов, пешее войско — до ста тысяч, длинных судов — до 80, а кондур — до 100. Длинные суда имеют по 40, кондуры — по 20 мужей [команды], малые же кондуры — по 10 мужей[15].
[Знай], что это большое войско и множество народа Хорватия имела до архонта Красимера. Когда же он умер, а сын его Мирослав, правивший четыре года, был убит бояном Привунием и в стране произошли раздоры и множество столкновений[16], уменьшились и конница и пешее войско, как и число длинных судов и кондур у державы хорватов. Ныне она имеет 30 длинных судов, больших и малых кондур… конницу… и пешее войско...[17]
[Знай], что Великая Хорватия, называемая „Белой“, остается некрещеной До сего дня, как и соседние с нею сербы. Она выставляет еще меньше конницы, как и пешего войска, сравнительно с крещеной Хорватией, так что является более доступной для грабежей и франков, и турок, и пачинакитов[18]. Она не обладает ни длинными судами, ни кондурами, ни торговыми кораблями, ибо лежит вдали от моря, — путь от тамошних мест до моря занимает 30 дней. А море, которого они достигают через 30 дней, называется „Черным“[19].
32. О сербах[1] и о стране, где они живут ныне
Да будет ведомо, что сербы происходят от некрещеных сербов, называемых также '^белыми»[2] и живущих по ту сторону Туркии[3] в местности, именуемой ими Воики[4]. С ними граничит Франгия, а также Великая Хорватия, некрещеная, называемая также «Белой»[5]. Там-то и живут с самого начала эти сербы. Но когда двое братьев получили от отца власть над Сербией, один из них, взяв половину народа, попросил убежища у Ираклия, василевса ромеев. Приняв его, сам василевс Ираклий предоставил ему в феме Фессалоники[6] как место для поселения Сервии, которая с той поры и получила это прозвание[7]. Сербами же на языке ромеев обозначаются «рабы», почему и «сервилами» в просторечии называется обувь рабов, а «цервулианами» — носящие дешевую, нищенскую обувь. Это прозвище сербы получили потому, что стали рабами василевса ромеев[8]. Через некоторое время этим сербам вздумалось вернуться в свои места, и василевс отослал их. Но когда они переправились через реку Дунай, то, охваченные раскаянием, возвестили василевсу Ираклию через стратига, управлявшего тогда Белеградом, чтобы он дал им другую землю для поселения[9]. Поскольку нынешняя Сербия, Пагания, так называемая страна захлумов, Тервуния и страна каналитов[10] были под властью василевса ромеев, а страны эти оказались безлюдными из-за аваров (они ведь изгнали оттуда римлян, живущих в теперешней Далмации и Диррахии), то василевс и поселил означенных сербов в этих странах[11]. Они были подвластны василевсу ромеев, который, приведя пресвитеров из Рима, крестил их и, обучив их хорошо совершать дела благочестия, изложил им веру христианскую[12]. Когда же Булгария находилась под властью ромеев, [булгары были в мирных отношениях с сербами[13]. Затем когда умер сей архонт Серб[14], прибегнувший к [помощи] василевса, по наследству правил его сын, затем внук и так далее — архонты из его рода[15]. Через некоторое время был в этом роду среди них Воисеслав, затем его сын Родослав, сын этого — Просигоис[16] и его сын Властимир. Вплоть до этого Властимира булгары были в мирных отношениях с сербами, как соседи и люди сопредельных земель, дружески общаясь друг с другом, неся службу и находясь в подчинении у василевса ромеев и пользуясь его благодеяниями[17]. В правление же этого Власти-мира Пресиам, архонт Булгарии, пошел войной на сербов, желая покорить их, однако после трехлетней войны не только ничего не достиг, но и погубил множество своих воинов[18]. После смерти архонта Властимира власть над Сербией унаследовали три его сына — Мунтимир, Строимир и Гоиник[19], поделившие страну. В их правление явился архонт Булгарии Михаил Борис[20], желая отомстить за поражение Пресиама[21], своего отца. Воюя [с ним], сербы оказались настолько сильнее, что взяли в плен сына Михаила — Владимира[22] с двенадцатью великими боиладами[23]. Тогда, конечно, сокрушаясь о сыне, Борис против воли заключил мир с сербами[24]. Желая вернуться в Булгарию и боясь, как бы сербы не заманили его в засаду на пути, он попросил для своей безопасности детей архонта Мунтимира, Борена и Стефана[25], которые и сберегли его невредимым вплоть до самых границ, то есть до Расы[26]. В благодарность за эту услугу Михаил Борис дал им большие дары, и они взамен дали ему в качестве подарка двух рабов, двух соколов, двух собак и 80 штук меха, о чем булгары говорят как о пакте[27]. Через недолгое время упомянутые три брата, архонты Сербии, выступили друг против друга, и, когда одолел один из них, Мунтимир, он, желая один располагать властью, схватил и отдал в Булгарию двух других. Только Петра, сына одного из братьев — Гоиника, он оставил возле себя и заботился о нем. Но Петр, бежав, прибыл в Хорватию, о чем будет рассказано несколько позже. Вышеупомянутый находящийся в Булгарии брат Мунтимира Строимир имел сына Клонимира, которому Борис дал в жены булгарку. В Булгарии у него рдился Часлав[28]. Мунтимир же, изгнав братьев и получив власть, породил трех сыновей, Прибеслава, Брана и Стефана, а после его смерти ему нследовал первый сын Прибеслав. Итак, через один год, выступив из Хорватии, упомянутый ранее Петр, сын Гоиника, остраняет от власти своего двоюродного брата Прибеслава с двумя его братьями и сам принимает власть, а те, бежав, являются в Хорватию[29]. Через три года Бран, придя для войны против Петра, был разбит им, попал в плен и был ослеплен[30]. По прошествии двух лет Клонимир, отец Часлава, также бежав из Булгарии, достиг Сербии и вступил с войском в одну из ее крепостей, Достинику[31], с намерением захватить власть[32]. Воюя против него, Петр убил его и управлял еще 20 лет, начав править в царствование Льва, блаженного и святого василевса[33], подчиняясь и выполняя для него службу. Он заключил мир с Симеоном, архонтом Булгарии, так что даже и кумом его сделал[34]. После же времени, в которое царствовал этот господин Дев, протоспафарий[35] Лев Равдух, удостоенный после этого титулом магистра36 и должностью логофета дрома[37], а тогда бывший стратигом в Диррахии, оказался в Пагании, находившейся в то время под властью архонта Сербии[38], с целью помогать советом и содействовать самому архонту Петру в некоей службе и делах"[39]. Возревновав к сему, Михаил, архонт захлумов[40], сообщил Симеону, архонту булгар, что василевс ромеев удостоил даров архонта Петра, чтобы он соединился с турками и выступил против Булгарии. Произошла в то время и битва при Ахелое между ромеями и булгарами[41]. Поэтому Симеон, будучи взбешен этим, послал против архонта Сербии Петра Сигрицу Феодора и известного Мармаина[42] с войском, а с ними был и архонтопул[43] Павел, сын Брана, которого ослепил Петр, архонт Сербии. Итак, булгары, коварно действуя против архонта Сербии и вступив с ним в кумовство, скрепленное клятвой, что они не причинят ему никакого ущерба, обманом заманили его к себе и, немедленно связав, увели его в Булгарию. Он умер в тюрьме. Вместо него пришел [к власти] Павел, сын Брана, и правил три года[44]. А василевс господин Роман, имея в Константинополе архонтопула Захарию, сына Прибеслава, архонта Сербии, послал его с той целью, чтобы он стал архонтом в Сербии. Однако, уйдя и напав, он потерпел поражение от Павла. Тот схватил его и передал булгарам, где его держали в оковах. Затем, через три года, когда Павел враждовал с булгарами, [они] отправили Захарию, ранее посланного василевсом господином Романом, и тот, изгнав Павла, сам овладел властью над сербами[45]. Захария тотчас вспомнил о благодеяниях василевса ромеев: он стал врагом булгар, не желая вообще подчиняться им, но склонный скорее быть под властью василевса ромеев. Так что, когда Симеон послал против него войско с Мармаином и Сигрицей Феодором, он их головы и оружие отправил с поля битвы к василевсу ромеев в качестве трофеев (ибо между ромеями и булгарами еще продолжалась война). Он никогда не прекращал направлять посольства к василевсам ромеев, как и архонты до него, будучи в подчинении и на службе у них. Но Симеон опять послал новое войско во главе с Книном, Имником и Ичбоклией против архонта Захарии, отправив с ними также и Часлава. Тогда Захария, испугавшись, бежит в Хорватию[46]. Булгары же известили жупанов, чтобы те прибыли к ним и приняли Часлава к себе архонтом. Вызвали они их с помощью клятвенных заверений, но довели [лишь] до первой деревни и, немедленно связав их, вступили в Сербию, забрали весь народ от мала до велика и увели в Булгарию[47]. Некоторые, однако, бежав, ушли в Хорватию. Страна оказалась пустынной[48]. Итак, в то время эти булгары вторглись в Хорватию во главе с Алогоботуром[49] с целью войны, и все были перебиты там хорватами[50]. Через семь лет Часлав, бежав от булгар с четырьмя другими, прибыл из Преслава[51] в Сербию, но обнаружил в стране лишь 50 мужчин, не имеющих ни жен, ни детей, занятых охотой и [так] кормивших себя[52]. Овладев с ними страной, он сообщил об этом василевсу ромеев, прося его о защите и помощи, обещая нести службу и повиноваться его повелениям, как и архонты до него. И с тех пор василевс ромеев не переставал благодетельствовать его, так что и пребывавшие в Хорватии, Булгарии и в прочих странах сербы, которых рассеял Симеон, услышав об этом, собрались к нему. Прибыло много беглецов из Булгарии и в Константинополь; василевс ромеев послал их к Чаславу, одев и облагодетельствовав. Благодаря богатым дарам василевса ромеев сплотив и заселив страну, как было прежде, он по-рабски подчинился василевсу ромеев, соединив эту страну и укрепясь в ней в качестве архонта с содействия василевса и в результате его больших благодеяний[53].
[Знай], что архонт Сербии изначально, то есть с царствования василевса Ираклия, по-рабски подчинен василевсу ромеев и никогда не был подвластен архонту Булгарии.
[Знай], что в крещеной Сербии имеются населенные крепости: Дестиник[54], Чернавускея, Мегиретус, Дреснеик, Лесник[55], Салинес[56], а в местности Босона[57] — Катера и Десник[58].
33. О захлумах и о стране, которую они ныне населяют[1]
[Знай], что страна захлумов находилась ранее во власти ромеев, я имею в виду римлян, которых василевс Диоклетиан переселил из Рима, как о них уже рассказано [нами] в повествовании о хорватах[2]. Эта страна захлумов и была в подчинении у василевса ромеев, но, порабощенная аварами, она была полностью опустошена, а ее население уничтожено. Ныне живущие там захлумы являются сербами[3], со времен того архонта, который искал убежища у василевса Ираклия. Имя же захлумы они получили от горы — так называемого Хлума[4], иначе говоря, на славянском языке захлумы означает "[живущие] за холмом", ибо в этой местности имеется большой холм, на вершине которого находятся две крепости: Бона и Хлум, а за тем же холмом протекает река под названием Бона[5], что означает «хорошая».
[Знай], что род анфипата и патрикия[6] Михаила, сына Вусевуцы[7], архонта захлумов, прибыл от некрещеных поселенцев на реке Висле (их называют личики) и поселился на реке, именуемой Захлума[8].
[Знай], что в стране захлумов имеются населенные крепости: Стагн[9], Мокрискик, Ослия, Галумаиник, Добрискик[10].
34. О тервуниотах и каналитах и о стране, которую они ныне населяют
[Знай], что страна тервуниотов[1] и каналитов[2] — едина[3]. Тамошние обитатели происходят от некрещеных сербов[4], проживая [здесь][5] со времен того архонта (который, уйдя из некрещеной Сербии, попросил убежища У василевса Ираклия) и вплоть до архонта Сербии Властимира[6]. Итак, сей архонт Властимир выдал свою дочь за Краину, сына Белаи, жупана Тервунии. Желая оказать честь своему зятю, он нарек его архонтом, сделав его самовластным. От него родился Фалимер, а от него — Чузимер. Но архонты Тервунии всегда были послушны архонту Сербии[7]. Тервуния на славянском языке означает «сильное место», ибо эта страна обладает множеством укреплений[8].
[Знай], что в подчинении у этой страны Тервунии находится другая страна, называемая Канали. На славянском же языке Канали значит «тележная», так как из-за равнинности того места там всякое дело выполняют с помощью повозок[9].
[Знай], что на территории Тервунии и Канали имеются населенные крепости: Тервуния[10], Орм[11], Рисена[12], Лукаветы[13], Зетливи[14].
35. О диоклетианах и о стране, которую они ныне населяют
[Знай], что страна Диоклея также прежде находилась во власти римлян, которых переселил из Рима василевс Диоклетиан (как рассказано [об этом] в истории о хорватах[1]), и была в подчинении у василевса ромеев. Порабощенная также аварами, и эта страна запустела и была вновь заселена при василевсе Ираклии, как и Хорватия, Сербия, страна захлумов, Тервуния и страна Канали[2]. Название Диоклея происходит от крепости в этой стране, которую воздвиг василевс Диоклетиан. Ныне это пустующая креость, по ею пору именуемая Диоклеей[3].
[Знай], что в стране Диоклее имеются большие населенные крепости: Градеты[4], Нуграде[5], Лондодокла[6].
36. О паганах, называемых также аренданами, и о стране, которую они ныне населяют[1]
[Знай], что страна, в которой теперь живут паганы, также ранее находилась во власти римлян, которых, переселив из Рима, василевс Диоклетиан расселил в Далмации. Сами же паганы происходят также от некрещеных сербов времени того архонта, который искал помощи у василевса Ираклия. Также порабощенная аварами, и эта страна была опустошена, а заселена снова при василевсе Ираклии. Паганами же они названы потому, что не приняли крещения в то время, когда были крещены все сербы. Ведь на славянском языке паганы означает «нехристи», а на языке ромеев их страна называется Аренда[2], поэтому их сами ромеи и именуют аренданами.
[Знай], что в Пагании имеются населенные крепости: Мокр, Веруллия, Острок и Славинеца[3]. Владеют они также следующими островами: большой остров Куркра, т.е. Кикер (на котором имеется и крепость)[4]; другой большой остров Мелеты[5], т.е. Малозеаты, который упоминает в «Деяниях апостолов» св. Лука[6], называя его Мелитой; на нем змея ужалила в палец св. Павла, и св. Павел сжег ее в костре; другой большой остров Фара: еще большой остров Врац[7]. Но есть и другие острова, не находящиеся во власти самих паганов: остров Хоары, остров Иис, остров Ластовон[8].
37. О народе пачинакитов[1]
Да будет известно, что пачинакиты сначала имели место своего обитания на реке Атил, а также на реке Геих[2], будучи соседями и хазар, и так называемых узов[3]. Однако пятьдесят лет назад[4] упомянутые узы, вступив в соглашение с хазарами и пойдя войною на пачинакитов, одоолели их и изгнали из собственной их страны, и владеют ею вплоть до нынеешних времен так называемые узы[5]. Пачинакиты же, обратясь в бегство бродили, выискивая место для своего поселения. Достигнув земли, которой они обладают и ныне[6], обнаружив на ней турок, победив их в войне и вытеснив, они изгнали их[7], поселились здесь и владеют этой страной, как сказано, вплоть до сего дня уже в течение пятидесяти пяти лет[8].
Да будет ведомо, что вся Пачинакия делится на восемь фем[9], имея столько же великих архонтов. А фемы таковы[10]: название первой фемы Иртим, второй — Цур, третьей — Гила, четвертой — Кулпеи, пятой — Харавои, шестой — Талмат, седьмой — Хопон, восьмой — Цопон. Во времена же в какие пачинакиты были изгнаны из своей страны, они имели архонтами в феме Иртим Ваицу, в Цуре — Куела, в Гиле — Куркутэ, в Кулпеи — Ипаоса, в Харавои — Каидума, в феме Талмат — Косту, в Хопоне — Гиаци, а в феме Цопон — Батана. После смерти этих власть унаследовали их двоюродные братья, ибо у них утвердились законы и древний обычай, согласно которым они не имели права передавать достоинство детям или своим братьям; довольно было для владеющих им и того, что они правили в течение жизни. После же их смерти должно было избирать или их двоюродного брата, или сыновей двоюродных братьев, чтобы достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но чтобы честь наследовали и получали также и родичи по боковой линии. Из постороннего же рода никто не вторгается и не становится архонтом. Восемь фем разделяются на сорок частей, и они имеют архонтов более низкого разряда.
Должно знать, что четыре рода пачинакитов, а именно: фема Куарцицур, фема Сирукалпеи, фема Вороталмат и фема Вулацопон, — расположены по ту сторону реки Днепра по направлению к краям [соответствено] более восточным и северным[11], напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов[12]. Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ультинами[13], деревленинами[14], лензанинами[15] и прочими славянами. Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании — на шесть дней, от Мордии[16] — на Десять дней, от Росии — на один день, от Туркии — на четыре дня от Булгарии — на полдня[17], к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе.
Да будет известно, что в то время, когда пачинакиты были изгнаны из своей страны, некоторые из них по собственному желанию и решению остались на месте, живут вместе с так называемыми узами и поныне находятся среди них, имея следующие особые признаки (чтобы отличаться от тех и чтобы показать, кем они были и как случилось, что они отторгнуты от своих): ведь одеяние свое они укоротили до колен, а рукава обрезали от самых плеч, стремять этим как бы показать, что они отрезаны от своих и от соплеменников[18].
Должно знать, что по ею сторону реки Днестра, в краю, обращенном к Булгарии, у переправ через эту реку, имеются пустые крепости: первая крепость названа пачинакитами Аспрон, так как ее камни кажутся совсем белыми; вторая крепость Тунгаты, третья крепость Кракнакаты, четвертая крепость Салмакаты, пятая крепость Сакакаты, шестая крепость Гиэукаты[19]. Посреди самих строений древних крепостей обнаруживаются некие признаки церквей и кресты, высеченные в песчанике, поэтому кое-кто сохраняет предание, что ромеи некогда имели там поселение.
Должно знать, что пачинакиты называются также кангар, но не все, а народ трех фем: Иавдиирти, Куарцицур и Хавуксингила, как более мужественные и благородные, чем прочие, ибо это и означает прозвище кангар[20].
38. О родословной народа турок и о том, откуда они происходят
[Знай], что народ турок имел древнее поселение[1] близ Хазарии, в местности, называвшейся Леведия — по прозвищу их первого воеводы[2]. Этот воевода прозывался личным именем Леведия, а по названию достоинства его именовали воеводой, как и прочих после него. Итак, в этой местности, уже названной Леведии, течет река Хидмас, которая именуется также Хингилус[3]. В те времена они не назывались турками, а именовались по неведомой причине савартами-асфалами[4]. Турок было семь племен[5], но архонта над собой, своего ли или чужого, они никогда не имели; были же у них некие воеводы[6], из которых первым являлся вышеназванный Леведия. Они жили вместе с хазарами в течение трех лет[7], воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах[8]. Хаган, архонт Хазарии, благодаря мужеству турок и их воинской помощи, дал в жены первому воеводе турок, называемому Леведией, благородную хазарку из-за славы о его доблести и знаменитости его рода, чтобы она родила от него[9]. Но этот Леведия по неведомой случайности не прижил детей с той хазаркой. Пачинакиты же, прежде названные кангар (а название кангар давалось у них в соответствии с благородством и мужеством)[10], двинувшись на хазар войною и будучи побеждены, были вынуждены покинуть собственную землю и населить землю турок". Когда же меж турками и пачинакитами, тогда называвшимися кангар, состоялось сражение, войско турок было разбито и разделилось на две части. Одна часть поселилась к востоку, в краях Персии, — они и ныне по древнему прозвищу турок называются савартами-асфалами, а вторая часть поселилась в западном краю вместе с их воеводой и вождем Леведией[12], в местах, именуемых Ателкузу[13], в кокоторых ныне проживает народ пачинакитов. Через недолгое время упомянутый хаган, архонт Хазарии, сообщил туркам, чтобы они послали к нему Леведию, первого своего воеводу. Посему Леведия, явившись к хагану Хазарии, спросил о причине, ради которой хаган отправил посольство, [требующее], чтобы Леведия пришел к нему. Хаган сказал ему: «Мы позвали тебя ради того, чтобы избрать тебя, поскольку ты благороден, разумен, известен мужеством и первый среди турок, архонтом твоего народа и чтобы ты повиновался слову и велению нашему»[14]. Отвечая хагану, тот произнес: «Твое отношение ко мне и твой выбор я высоко чту и изъявляю тебе подобающую благодарность, но поскольку я неспособен к такой власти, то не могу повиноваться[15]. Есть, впрочем, иной, помимо меня, воевода, называемый Алмуц[16] и имеющий сына по имени Арпад[17]. Лучше, чтобы один из них, либо этот Алмуц, либо его сын Арпад, стал архонтом и повиновался слову вашему». Итак, довольный такой речью, упомянутый хаган дал Леведии своих людей и послал их с ним к туркам. Когда они беседовали об этом с турками, то турки предпочли, чтобы архонтом скорее оказался Арпад, чем его отец Алмуц, как более достойный, более желанный из-за его разума, рассудительности и мужества и способный к такой власти. Его-то они и сделали архонтом, по обычаю — «закану»[18] хазар подняв его на щите[19]. До этого Арпада турки никогда не имели другого архонта[20], и с тех пор до сего дня они выдвигают архонта Туркии[21] из этого рода[22]. Через некоторое время пачинакиты, напав на турок, изгнали их вместе с их архонтом Арпадом. Поэтому турки, блуждая в поисках земли для поселения, явившись, прогнали обитателей Великой Моравии и поселились в их земле, где и живут теперь турки по сей день[23]. С тех пор турки не испытывали войны от пачинакитов. К вышеупомянутому же народу турок, который поселился к востоку[24], в краях Персии, эти турки, живущие к западу, только что названные[25], и поныне посылают торговцев и навещают их и часто доставляют от них к себе ответные послания[26].
[Знай], что местность пачинакитов, в которой в те времена жили турки, именуется по названиям тамошних рек. А реки эти таковы: первая река под названием Варух, вторая река, именуемая Куву, третья река по имени Трулл[27], четвертая река, называемая Брут, пятая река, именуемая Серет[28].
39. О народе каваров[1]
Да будет известно, что так называемые кавары произошли из рода хазар[2]. Случилось так, что вспыхнуло у них восстание против своей власти, и когда разгорелась междоусобная война, эта прежняя власть их [все-таки] одержала победу. Одни из них были перебиты, другие, бежав, пришли и поселились вместе с турками в земле пачинакитов, сдружились друге другом и стали называться каварами. Поэтому и турок они обучили языку хазар[3], и сами до сей поры говорят на этом языке, но имеют они и другой — язык турок. По той причине, что в войнах они проявили себя наиболее мужественными из восьми родов и так как предводительствовали в бою, они были выдвинуты в число первых родов. Архонт же у них один (а именно на три рода каваров), существующий и по сей день.
40. О родах каваров и турок
Первый — этот, от хазар отколовшийся, вышеназванный род каваров, второй — род Неки, третий — Мегери, четвертый — Куртугермат, пятый — Тариана, шестой — Генах, седьмой — Кари, восьмой — Каси[1]. Так, соединясь друг с другом, кавары вместе с турками поселились в земле пачинакитов. После этого, позванные Львом, христолюбивым и присно памятным василевсом, они переправились [через Дунай] и, воюя против Симеона[2], наголову разбили его, наступая, дошли до Преслава[3] и заперли
его в крепости по названию Мундрага[4], вернувшись затем в собственную страну. В то время архонтом они имели Лиундику[5], сына Арпада. Однако после того как Симеон вновь помирился с василевсом ромеев и обрел безопасность, он снесся с пачинакитами и вступил с ними в соглашение с целью нападения на турок и уничтожения их. Когда турки отправились в военный поход, пачинакиты вместе с Симеоном пришли против турок истребили целиком их семьи и беспощадно прогнали оттуда турок, охраняющих свою страну[6]. Турки же, возвратясь и найдя свою страну столь пустынной и разоренной, поселились в земле, в которой проживают и ныне и которая именуется, как сказано, по вышеназванным наименованиям рек. А место, в котором прежде находились турки, именуется по названию протекающей там реки Этель и Кузу[7], где с недавнего времени расселяются пачинакиты. Итак, турки, гонимые пачинакитами, пришли и поселились в земле, в которой живут теперь. В этом месте имеются некоторые постройки, оставшиеся с древних времен: прежде всего — мост василевса Траяна[8], в начале Туркии, затем — в трех днях [пути] от этого моста — Белеград[9], в котором находится башня святого и великого василевса Константина, потом, по обратному течению реки[10], тот знаменитый Сермий[11], на расстоянии двух дней пути от Белеграда, а от сего места — Великая Моравия, некрещеная[12], которую опустошили турки и которой правил прежде Сфендоплок[13].
Таковы древние постройки и названия местностей по реке Истр[14], а места выше них, которые охватывают все обиталище турок[15], они называют ныне по именам текущих там рек. Реки же эти следующие: первая река Тимисис, вторая река Тутис, третья река Морисис, четвертая — Крисос и еще одна река Типа[16]. Соседствуют с турками с восточной стороны булгары, где их разделяет река Истр, называемая также Дунаем[17], с северной стороны — пачинакиты[18], с более западной — франки, с южной — хорваты[19]. Эти восемь племен турок[20] не подчиняются собственным [особым] архонтам[21], но имеют соглашение сражаться вместе, со всем тщанием и усердием на реках[22], в какой бы стороне ни возникала война. Первым главою они имеют архонта из рода[23] Арпада — последовательно, и двух других гилу[24] и карху[25], которые имеют ранг судьи. Каждый род имеет архонта.
Должно знать, что гила и карха суть не собственные имена, а достоинства.
Должно знать, что Арпад, великий архонт Туркии, породил четырех сыновей[26]: первым Таркацуса[27], вторым Иелеха[28], третьим Иутоцуса[29], четвертым Залтаса.
Должно знать, что первый сын Арпада, Таокацус, породил сына Тевелиса[31], второй сын, Иелех, породил сына Эзелеха32, третий сын, Иутоцус, породил сына Фалициса[33], нынешнего архонта, а четвертый сын, Залтас, породил сына Таксиса[34].
Должно знать, что все сыновья Арпада умерли, а внуки его, Фалис, Тасис[35] и их двоюродный брат Таксис, живы.
Должно знать, что умер Тевелис и что имеется его сын Термацус[36] — друг, недавно приходивший[37] вместе с Вулцусом[38], третьим архонтом и кархой Туркии.
Должно знать, что Вулцус карха — сын Кали[39] кархи и что имя Кали есть имя собственное, а карха — достоинство, как и гила, который выше кархи.
41. О стране Моравии
Да будет ведомо, что архонт Моравии Сфендоплок был мужественен страшен соседним с ним народам[1]. Были у этого Сфендоплока три сына, и' умирая, он разделил свою страну на три части и оставил трем сыновьям [каждому] по одной части, первого определив великим архонтом, а двух других — подчиняться слову первого сына. Он убеждал их не впадать в раздор и не идти один против другого, показав им это на примере. А именно: принеся три палки и связав их, он дал их переломить первому сыну, а когда он не смог, дал второму, как затем и третьему. Потом, разъединив три эти палки, он раздал всем трем по одной. Взяв их и получив повеление сломать, они тотчас переломили их. Таким примером он убедил их, сказав: «Если вы пребудете нераздельными, в единодушии и любви, то станете неодолимыми и непобедимыми для врагов, а если среди вас случится раздор и соперничество, если вы разделитесь на три царства, не подчиненные старшему брату, то разорите друг друга и окажетесь целиком добычей соседних с вами врагов»[2]. После смерти этого Сфендоплока[3], пробыв в мире один год, они впали в раздоры и вражду меж собою, затеяв междоусобную войну друг с другом. Турки, явившись, совершенно разгромили их и завладели их страною, в которой живут и ныне. Остатки населения рассеялись, перебежав к соседним народам, булгарам, туркам, хорватам и к прочим народам4.
42. Землеописание от Фессалоники[1] до реки Дунай и крепости Белеград[2], до Туркии[3] и Пачинакии[4], до хазарской крепости Саркел[5], до Росии[6] и до Некропил[7] находящихся на море Понт, близ реки Днепр, до Херсона[8] вместе с Боспором[9], в которых находятся крепости Климатов[10]; затем — до озера Меотида[11], называемого из-за его величины также морем, вплоть до крепости по имени Таматарха[12], а к сему — и до Зихии[13], Папагии[14], Касахии[15], Алании[16] и Авасгии[17] — вплоть до крепости Сотириуполь[18]
Должно знать, что от Фессалоники до реки Дунай, на котором находится крепость по названию Белеград, путь занимает восемь дней, если путешествовать не в спешке, а с отдыхом. Турки живут по ту сторону реки Дунай, в земле Моравии[19], а также по ею сторону, между Дунаем и рекой Савой. От понизовья реки Дунай, против Дистры[20], начинается Пачинакия[21]. Их места расселения простираются вплоть до Саркела, крепости хазар, которой стоят триста таксеотов[22], сменяемых ежегодно. «Саркел» же значает у них «Белый дом»; он был построен спафарокандидатом[23] Петроной, по прозванию Каматир[24], так как хазары просили василевса Феофила[25] построить им эту крепость. Ибо известно, что хаган[26] и пех[27] Хазарии, отправив послов к этому василевсу Феофилу, просили воздвигнуть для них крепость Саркел. Василеве, склонясь к их просьбе, послал им ранее названного спафарокандидата Петрону с хеландиями из царских судов и хеландии[28] катепана[29] Пафлагонии[30]. Итак, сей Петрона, достигнув Херсона, оставил хеландии в Херсоне; посадив людей на транспортные корабли, он отпра вился к месту на реке Танаис[31], в котором должен был строить крепость. Поскольку же на месте не было подходящих для строительства крепости камней, соорудив печи и обжегши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек. Затем этот выше названный спафарокандидат Петрона, прибыв к василевсу после постройки крепости Саркел, сказал ему: «Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нем и не упустить их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевонам[32] и архонтам»[33]. Ведь до василевса Феофила не бывало стратига, посылаемого [туда] из этих мест, но управителем всего являлся так называемый протевон с так называемыми отцами города. Итак, василевс Феофил, размышляя при сем, того или этого послать в качестве стратига, решил, наконец, послать вышеозначенного спафа-рокандидата Петрону как приобретшего знание местности и понимания дел отнюдь не лишенного, которого он и избрал стратигом, почтив чином протоспафария[34], и отправил в Херсон, повелев тогдашнему протевону и всем [прочим] повиноваться ему. С той поры до сего дня стало правилом избирать для Херсона стратигов из здешних[35]. Так совершилось строительство крепости Саркел. От реки Дунай до вышеназванной крепости Саркел 60 дней пути. В пространстве этой земли имеются многочисленные реки, величайшие из них две — Днестр и Днепр. Имеются и другие реки, так называемая Сингул, Ивил, Алматы[36], Куфис[37], Богу[38] и многие иные. В верховьях реки Днепр живут росы; отплывая по этой реке, они прибывают к ромеям; Пачинакия занимает всю землю [до][39] Росии, Боспора, Херсона, Сарата, Бурата[40] и тридцати краев[41]. Расстояние по побережью моря от реки Дунай до реки Днестр[42] 120 миль[43]. От реки же Днестр до реки Днепр 80 миль, так называемый «Золотой берег»[44]. От устья реки Днепр идут Адары[45]. Там есть большой залив, называемый Некропилы, по которому совершенно невозможно пройти. От реки Днепр до Херсона 300 миль, а в промежутке — болота и бухты, в которых херсониты добывают соль[46]. От Херсона до Боспора расположены крепости Климатов[47], а расстояние- 300 миль. За Боспором находится устье Меотидского озера, которое из-за [его] величины все именуют также морем. В это Меотидское море впадает много больших рек; к северной стороне от него — река Днепр, от которой росы продвигаются и в Черную Булгарию[48], и в Хазарию, и в Мордию[49]. Самый же залив Меотиды тянется в направлении к Некропилам, находящимся близ реки Днепр, мили на четыре, и сливается [с ними] там, где древние, прорыв канал, проходили в море, отгородив [таким образом] находящуюся внутри всю землю Херсона и Климатов и землю Боспора, простирающуюся миль на тысячу или несколько больше[50]. Из-за множества истекших лет этот канал засыпался и превратился в густой лес, и имеются через него лишь два пути, по которым пачинакиты проходят к Херсону, Боспору и Климатам. С восточной стороны Меотидского озера впадает много всяких рек: река Танаис, текущая от крепости Саркел, Харакул[51], в которой ловится верзитик[52]; есть и иные реки, Вал и Вурлик, Хадир[53] и прочие многочисленные реки. Из Меотидского озера выходит пролив по названию Вурлик[54] и течет к морю Понт; на проливе стоит Боспор, а против Боспора находится так называемая крепость Таматарха. Ширина этой переправы через пролив 18 миль. На середине этих 18 миль имеется крупный низменный островок по имени Атех[55]. За Таматархой, в 18 или 20 милях, есть река по названию Укрух[56], разделяющая Зихию и Таматарху, а от Укруха до реки Никопсис[57], на которой находится крепость, одноименная реке, простирается страна Зихия. Ее протяженность 300 миль. Выше Зихии лежит страна, именуемая Папагия, выше страны Папагии- страна по названию Касахия, выше Касахии находятся Кавказские горы[58], а выше этих гор — страна Алания. Вдоль побережья Зихии [в море] имеются островки, один крупный островок и три [малых], ближе их к берегу есть и другие, используемые зихами под пастбища и застроенные ими, — это Турганирх, Царваганин и другой островок[59]. В бухте Спатала находится еще один островок, а в Птелеях — другой[60], на котором во время набегов аланов зихи находят убежище. Побережье от пределов Зихии, то есть от реки Никопсиса, составляет страну Авасгию — вплоть до крепости Сотириуполя. Она простирается на 300 миль.
43. О стране Тарон[1]
Впрочем, возлюбленный сын, достаточно рассказано тебе о северных скифах, знание которых при случае окажется тебе полезным и пригодным во всех отношениях. Следует также, чтобы ты не остался в неведении о [странах] к восходу солнца, почему они вновь стали подданными ромеев, после того как прежде ускользнули от их владычества[2].
Известный Крикорикий[3], архонт Тарона, первым склонился и подчинился василевсу ромеев. Однако с самого начала он вел себя двулично: на словах прикидывался, что чтит дружбу василевса, а на деле творил угодное катархонту сарацинов[4]. При разных обстоятельствах он бывал предводителем войск, выступавших из Сирии против подвластных василевсу ромеев фем, обо всем, тайно замышляемом у ромеев против враждебных сарацин, он сообщал в Сирию, все случающееся у нас он постоянно с помощью секретных писем открывал амермумну[5]; казаться он хотел пекущимся о делах ромеев, а проявлял себя скорее как поборник и ревнитель дел сарацин. Впрочем, он постоянно слал дары, которые у тамошних варваров считаются почетными, приснопамятному средь василевсов Льву[6] и получал в ответ еще больше и драгоценней от благочестивого василевса, который неоднократно увещал его с помощью грамот прибыть в царственный град[7], чтобы лицезреть василевса и приобщиться у него милостей и чести. Боясь, однако, что это послужило бы к огорчению и оскорблению амермумна, он измышлял отговорки и болтал попусту, будто бы не может оставить свою страну лишенной собственного попечения, чтобы она, мол, не была разграблена сарацинами.
Этот архонт Тарона, схватив как-то в битве сыновей Аркаика[8], то есть двоюродных братьев так называемого патрикия[9] Крикорика, отца протоспафария[10] Асотия, держал их в оковах у себя. О них и Симватий[11], тогдашний архонт архонтов[12], просил блаженнейшего василевса, чтобы он послал к Тарониту и позаботился о возвращении его племянников, которые были сыновьями упомянутого Аркаика, дабы их не отправили к амермумну. Ибо патрикий Григорий был родственником Симватия, архонта архонтов. Вняв этой просьбе Симватия, блаженнейший василевс Лев послал известного евнуха Синута[13], бывшего тогда хартуларием срочных дорог[14], и к архонту Тарона ради его дела, и к Адранасиру[15], куропалату[16] Ивирии[17], по некоему иному делу, дав ему для обоих подобающие подарки. Но так как упомянутый Синут был оклеветан Феодором[18], переводчиком из армян, перед названным приснопамятным василевсом, вместо него был отправлен в качестве василика[19] протоспафарий Константин[20], доместик ипургии[21], сын Липса, ныне анфипат патрикий[22] и великий этериарх[23], получивший приказом повеление забрать подарки, посланные для архонта Тарона Крикорикия, и самому явиться в Тарон, а Синуту приказать отправиться к Адранасиру, куропалату Ивирии, как уже было ведено. Достигнув Тарона и отдав Крикорикию посланные ему дары и грамоты василевса, означенный протоспафарий забрал незаконного сына Таронита, который именовался Асотием, и привел его в царственный град. Василевс, почтив его достоинством протоспафария и вполне достаточно облагодетельствовав, отправил к его отцу с тем же протоспафарием. Забрав затем оттуда Апоганема[24], брата Крикорикия, архонта Тарона, сей Константин привел его к блаженному василевсу вместе с двумя сыновьями Аркаика, которого, также почтив достоинством протоспафария и милостиво приняв много раз, василевс вновь отправил через того же Константина в собственную страну к его брату.
После этого, пробыв в Халдии[25] достаточно долго, упомянутый Константин был приказом направлен в Тарон — прибыть и взять Крикорикия, архонта Тарона и явиться в царственный град. Что он и сделал[26]. Когда сей Крикорикий прибыл в богохранимый град и был почтен достоинством магистра[27] и стратига[28] Тарона, был дан ему и дом для жительства, называемый "[Домом] варвара"[29] — теперь это дом паракимомена Василия[30]. Был почтен он также ежегодной рогой[31] в десять литр золота и десять других литр в милиарисиях[32], так что в целом было двадцать литр. Пробыв некоторое время в царственном граде, он снова благополучно был доставлен тем же протоспафарием Константином в его собственную страну.
После этого Апоганем опять явился к блаженному василевсу и был возведен им в достоинство патрикия. Склонили его и к тому, чтобы вять в жены дочь упомянутого Константина. Под этим предлогом он попросил также дом, и получил он тоже «Дом варвара» без хрисовула[33]. Облагодетельствованный василевсом, он тогда вернулся в свою страну, чтобы вновь прибыть и заключить брак. Но через несколько дней после благополучного прибытия в свою страну он завершил срок своей жизни. Брат же его Крикорикий своими грамотами испрашивал входа в царственный град для получения назначенной ему роги из рук святого ва-силевса и для пребывания в течение некоторого времени в богохранимом граде. К сему он просил о получении для жительства дома, предоставленного ранее его брату, который блаженный василевс и дал ему по той причине, что он недавно подчинился и для того, чтобы побудить прочих архонтов востока к подобному желанию подчиниться ромеям. Однако он не дал хрисовульного документа о дарении ему этого дома.
По прошествии достаточного числа лет, когда скипетр царства ромеев взял блаженный василевс Роман, этот Крикорикий заявил, что он не в состоянии владеть «Домом варвара», и просил о получении вместо него проастия[34] в Кельцине[35] или [проастия] Тацата[36], или в каком-либо ином месте, где велит василевс, чтобы в случае набега агарян на его страну ок мог отправлять туда свою родню и имущество. Василевс же, не располагая точными сведениями о деле, но, думая, что Таронит имеет «Дом варвара» по царскому хрисовулу блаженного Льва, дал ему проастий Григоры в Кельцине[37], а взамен забрал, разумеется, дом. Но и он не выдал ему хрисовула на проастий.
Через некоторое время этому василевсу написал Торник, племянник Таронита, сын известного Апоганема: "«Дом варвара» блаженнейший василевс Лев даровал моему отцу, а после смерти моего отца — поскольку ч был малолетним и сиротою — дядя мой из-за своей власти овладел его домом, постоянно обещая мне, что когда я достигну совершеннолетия, то получу отеческий дом. А ныне, как я узнал, мой дядя отдал этот дом твоей царственности и получил в возмещение проастий Григоры в Кельцине"
От этих-то царских милостей архонту Тарона зародилась и взросла зависть к нему и у Какикия, архонта Васпаракана[38], и у Адранасира, куропалата Ивирии, и у Асотикия[39], архонта архонтов, которые, ропща, написали василевсу, по какой, мол, причине один Таронит пользуется царской рогой, а все они не получают ничего. «Ибо какую, — говорили они, — особую, помимо нашей, несет он службу или в чем он больше нас приносит пользы ромеям? Посему должно, чтобы или мы так же, как он, получали рогу, или он оказался лишенным этого дара». Блаженный василевс Роман написал им в ответ, что не от него определена рога Тарониту, чтобы и ее теперешняя отмена была в его власти, а от блаженнейшего василевса. И несправедливо это — преемникам отменять установленное прежде царствовавшими. Написал он, впрочем, и самому Тарониту, ставя его в известность об огорчении и ропоте названных мужей. Тот же заявил, что не может предоставлять ни золота, ни серебра, но обещал, помимо посылаемых по форме подарков, давать одеяния и медные сосуды, стоящие до десяти литр, что и выплачивал в течение трех или четырех лет. После этого он известил, что не в силах предоставлять такой пакт[40], он просил, впрочем, о том, что либо он получает рогу безвозмездно[41], как при блаженнейшем василевсе Льве, либо она отменяется. Поэтому ради того, чтобы не были в обиде Какикий, куропалат и прочие, упомянутый блаженный василевс Роман отменил ее. Но как бы для его утешения он возвел после этого сына его Асотия, оказавшегося в городе, в патрикии и, достаточно его облагодельствовав, отослал домой.
Когда магистр Крикорикий оставил эту жизнь, Торникий, сын Апоганема, заявил, что имеет сердечное желание явиться для лицезрения василевса. В ответ василевс отправил протоспафария переводчика Кринита[42], который и привел в город упомянутого Торникия. Василевс возвел этого Торникия в ранг патрикия. Предъявил он, однако, права и на ''Дом варвара" и, услышав, что его дядя, получив проастий в Кельцине, отказался от власти на дом, сказал, что его дядя не может менять отеческое наследие Торникия. Он просил о получении либо дома, либо проастия, а если это невозможно, то пусть то и другое перейдет к василевсу, чтобы не обладали этим его двоюродные братья. По этой причине василевс, когда старец Таронит уже умер, отобрал проастий и дома не отдал взамен, поскольку, как было выше сказано, не было выдано хрисовула на какое-либо из этих имуществ.
После сего явился в царственный град известный Панкратий[43], старший сын того Крикорикия Таронита. Он был возведен василевсом в достоинство патрикия и стал стратигом Тарона. Попросил он и выдать за него одну из царских родственниц, и василевс дал ему в жены сестру магистра Феофилакта[44]. После заключения брака было составлено и завещание, в котором он заявлял: «Если у меня родятся сыновья от сей жены, то чтобы они обладали всею страною моей как наследием предков». К сему он попросил василевса отдать ему проастий Григоры, чтобы поселить в нем патрикию, свою жену, а после ее смерти этот проастий снова будет у его царственности. Василевс дал согласие и на это и, значительными милостями его удостоив, отослал вместе с женою в его страну. Сыновья же магистра Крикорикия, и сам патрикий Панкратий, и патрикий Асотий, весьма огорчали и притесняли их собственного двоюродного брата, патрикия Торникия, который, не вынося их нападений, написал василевсу, чтобы он послал верного человека принять его страну, а его самого, жену и ребенка его доставить к василевсу. Василевс отправил протоспафария Кринита, переводчика, чтобы, согласно его просьбе, принять [страну] и привести его в богохранимый град. Когда Кринит достиг этой страны, он уже не застал его в живых. Перед смертью он распорядился, чтобы вся его страна была подвластна василевсу ромеев, а жена и его ребенок отправились к василевсу. По ее прибытии василевс дал ей для жительства монастырь в Псомафевсе[45] протоспафария Михаила, некогда бывшего коммеркиарием[46] Халдии. Упомянутый Кринит был вновь отправлен василевсом, чтобы принять страну Апоганема, то есть долю патрикия Торникия. Но в ответ оттуда направили послов сыновья Таронита, двоюродные братья умершего, прося взамен отдаваемого ими Улнутина[47] дать им страну их двоюродного брата, ибо они не смогут прожить вообще, если василевс овладеет страной их двоюродного брата как своей собственной. По доброте своей согласясь, василевс выполнил их просьбу и отдал им страну Апоганема, их двоюродного брата, а сам взял Улнутин вместе го всей его округой. Вся же страна Тарон оказалась разделенной пополам, одной ее половиной владели сыновья магистра Крикорикия, а другой — сыновья патрикия Апоганема, их двоюродные братья.
44. О стране Апахунис[1] и о крепостях Манцикиерт[2], Перкри[3], Хлиат, Халиат[4]. Арцес[5], Тиви[6], Херт, Саломас[7] и Цермацу[8]
Должно знать, что до Асотия[9], архонта архонтов, отца Симватия, архонта архонтов (которого обезглавил эмир Персии Апосатэ[10] и который породил двух сыновей — Асотия[11], после отца ставшего архонтом архонтов, и Апасакия[12], затем почтенного в качестве магистра), три упомянутые крепости — Перкри, Халиат и Арцес — были под властью Персии.
[Знай], что архонт архонтов сидел в Великой Армении[13], в крепости Карс[14], и владел как тремя вышеназванными крепостями, Перкри, Халиатом и Арцесом. так и Тиви, Хертом и Саламасом.
[Знай], что Апелварт[15] правил Манцикиертом и находился под властью [Асотия], архонта архонтов, отца Симватия, архонта архонтов. Но сам Асотий, архонт архонтов, дал этому Апелварту также крепость Хлиат, Арцес и Перкри, ибо упомянутый Асотий, архонт архонтов, отец Симватия, архонта архонтов, владел всеми странами востока. Когда же Апелварт умер, его власть получил его родной сын Авелхамит[16], а когда умер Авелхамит, его властью обладал его старший сын Апосеватас[17]. Когда Симватий, архонт архонтов, был убит эмиром Персии Апосатэ, Апосеватас самовластно и бесконтрольно, как господин и независимый правитель, владел и крепостью Манцикиерт, и прочими крепостями и странами. Он подчинился, [однако], василевсу вместе с двумя другими его братьями, Аполесфуетом18 и Апоселми[19], ибо доместик схол[20] при всяком случае нападал на их крепости, разорял и опустошал их страны. Они предоставляли и пакты василевсу ромеев за их крепости и земли. Но со времени вышеназванного Асотия, архонта архонтов, отца Симватия и деда как второго Асотия, так и магистра Апасакия, вплоть до времени жизни второго Асотия, архонта архонтов, эти три крепости находились под властью архонта архонтов, и взимал с них архонт архонтов пакты. Кроме того, и крепость Манцикиерт со страною Апахунис, Кори[21] и Харка[22] находились под впастью и господством того же архонта архонтов вплоть до того времени, когда Апосеватас, эмир Манцикиерта, вместе с его двумя братьями, Аполесфуетом и Апоселми, подчинились василевсу, предоставляя пакты и за крепости, и за их земли. Когда [же] архонт архонтов оказался рабом василевса ромеев, как им назначаемый и от него получающий это достоинство, оказались, разумеется, у василевса ромеев также и находившиеся во владении того крепости, городки и земли.
[Знай], что, когда Симватий, архонт архонтов Великой Армении, был схвачен Апосатэ, эмиром Персии, и был им обезглавлен, Апосеватас, сидящий в крепости Манцикиерт, владел крепостью Халиат, крепостью Перкри и городком Арцес.
[Знай], что второй брат Апосеватаса, Аполесфует, и его племянник и пасынок Ахмет владели крепостью Хлиат, крепостью Арцес и крепостью Алцике[23] и сами подчинились василевсу ромеев, оказались под его властью и уплачивали пакты (как и старший их брат Апосеватас) за их крепости и их земли[24].
[Знай], что третий брат Апосеватаса и Аполесфуета, Апоселми, владел крепостью Цермацу вместе с землями ее. И он подчинился василевсу ромеев и давал пакты, как и старший его брат Апосеватас и второй его брат Аполесфует[25].
[Знай], что, когда умер Апосеватас, крепостью Манцикиертом с ее территориями и всем ее владением обладал Абдерахим[26], сын Апосеватаса; когда же умер Абдерахим, второй брат Апосеватаса, дядя Абдерахима, владел крепостью Манцикиерт и всеми выше означенными странами, а когда умер и он, владел третий брат, то есть Апосеватаса и Аполесфуета, Апоселми и Манцикиертом, и всеми прежде названными странами. [Знай], что Апосеватас имел сына Абдерахима и [еще] Апелмузе[27]. [Знай], что Аполесфует имел пасынка и племянника Ахамета, ибо дуло у него сына, а пасынка и племянника своего он считал за сына. [Знай], что Апоселми имел сына Апелварта, ныне владеющего Манцикиертом.
[Знай], что, когда умер Апосеватас, он оставил эмиром Абдерахима, своего сына; второй же его сын Апелмузе был слишком мал и поэтому был не принят во внимание для занятия власти отца и своего брата.
[Знай], что Апосеватас, старший брат, сидел в крепости Манцикиерт владел, как сказано, следующими странами: Апахунис, Кори и Харка. Он давал за них пакты василевсу ромеев. Когда он умер, владел его сын Абдерахим и сам платил вышеупомянутые пакты, ибо, как сказано, брат его Апелмузе был совершенно мал.
[Знай], что, когда умер Абдерахим, а брат его Апелмузе был не принят в расчет как ребенок, владел крепостью Манцикиерт и подчиненными ей вышеназванными странами второй брат Апосеватаса, ранее упомянутый Аполесфует, дядя Абдерахима, и из-за младенчества оставленного в небрежении брата его Апелмузе.
[Знай], что, когда умер Аполесфует, крепостью Манцикиерт вместе с ранее названными местами владел третий брат Апосеватаса, то есть Апоселми. А названные выше Ахамет, племянник и пасынок Аполесфуета, с ведома и по желанию Аполесфуета владел Хлиатом, Арцесом и Перкри. Ибо Аполесфует, не имея сына, как сказано ранее, этого племянника и пасынка своего считал наследником всего своего имущества, крепостей и своих земель.
[Знай], что, когда умер Апоселми, владел крепостью Манцикиерт с его округой его сын Апелварт. А Ахмет владел тремя крепостями: крепостью Хлиат, крепостью Арцес и крепостью Алцике.
[Знай], что этот Ахмет был рабом василевса, как выше сказано, пре доставляя пакты и за себя самого, и за своего дядю Аполесфуета. Но Апелварт хитростью и коварством умертвил его и захватил три эти крепости:
крепость Хлиат, крепость Арцес и крепость Алцике. Василеве должен вернуть их как являющиеся его собственностью.
[Знай], что все эти вышеназванные крепости и ранее упомянутые страны де были под властью Персии или под властью амермумна, но находились, как сказано, в дни господина василевса Льва под властью Симватия, архонта архонтов, а после этого оказались под властью трех братьев, вышеозначенных эмиров: Апосеватаса, Аполесфуета и Апоселми. В их дни они были подчинены, обложены пактом и оказались под властью василевсов ромеев.
[Знай], что, если василевс владеет этими тремя крепостями, Хлиатом, Арцесом и Перкри, персидское войско не может выступать против Романии, поскольку они находятся между Романией и Арменией и являются заслоном и стоянками для войск[28].
45. Об ивирах
Должно знать, что ивиры, а именно — люди куропалата[1], похваляясь, утверждают, что происходят от жены Урии (Хеттеянина), прелюбодействовавшей с Давидом, пророком и василевсом. Они происходят, по их словам, от рожденных ею детей Давида, являются родственниками Давида, пророка и василевса, а тем самым и пресвятой богородицы, ибо и она происходила от семени Давидова. Поэтому мегистаны[2] ивиров беспрепятственно берут в жены своих родственниц, полагая, что соблюдают древнее законоположение. Они говорят, что род их идет из Иерусалима и что они были предупреждены во сне уйти из тамошних мест и поселиться в краях Персии, а именно — в той стране, в которой живут ныне. Предупрежденными же и ушедшими из Иерусалима были знаменитый Давид и его брат Спандиат[3]. Этот Спандиат, как они утверждают, обрел от бога милость не быть пораженным в битве мечом в любой член тела, кроме сердца, которое он и защищал в сражениях неким прикрытием. Поэтому персы боялись и страшились его, а он победил и подчинил их и поселил своих родичей ивиров в труднодоступных местах, находящихся и ныне в их владении, из которых они понемногу расселились, увеличившись в числе и став великим народом. Итак, впоследствии, когда василевс Ираклий[4] выступил войной против Персии, они соединились с ним и участвовали в походе и с тех пор подчинили (скорее страхом перед Ираклием, василевсом ромеев, чем собственной силой и могуществом) иного городов и мест персов, поскольку со времени, когда василевс Ираклий победил персов и в ничто обратил их царство, персы стали легко одолимы и готовы к покорности не только для ивиров, но и для сарацин. Поскольку, как они сами говорят, они происходят из Иерусалима, постольку великое почтение они питают к нему и к гробу господа нашего Иисуса Христа, и от времени до времени щедро шлют деньги патриарху святого града и тамошним христианам[5]. А вышеназванный Давид, брат Спандиата, породил Панкратия, Панкратий породил Асотия, Асотий — Адранасэ[6], которого Лев, христолюбивый василевс ромеев, почтил саном куропалата. Спандиат же, брат ранее названного Давида, умер бездетным. Со времени переселения их из Иерусалима в ныне населяемую ими страну минуло до сей поры (то есть до 10 индикта 6460 года от сотворения мира[7]), до царствования Константина и Романа, христолюбивых и багрянородных василевсов ромеев[8], — 400 лет или даже 500.
Следует знать, что христолюбивый и багрянородный приснопамятный василевс Лев, услышав, что в месте под названием Фасиана[9] сарацины, придя, обратили тамошние церкви в крепости, послал патрикия, стратига Армениаков[10] Лалакону[11] вместе со стратигом Колонии[12], стратигом Месопотамии[13] и стратигом Халдии[14], и они разрушили эти крепости, освободив церкви и разорив всю Фасиану, находившуюся в то время во владении сарацин. Затем он снова отправил магистра Катакалона, доместика схол[15], который, придя к крепости Феодосиуполь[16] и опустошив всю округу, предав страну Фасиану и крепости вокруг нее той же погибели, вер нулся нанеся таким образом великий удар по сарацинам. А в царствование господина василевса Романа магистр Иоанн Куркуас, отправившись против крепости Тивия, на пути к ней разорил всю страну Фасиану, ибо ею владели сарацины. Но и патрикий Феофил, брат ранее названного магистра Иоанна, когда он впервые был стратигом в Халдии, разграбил эту страну Фасиану, так как и тогда она была во власти сарацин. Ибо пока не был заключен договор с феодосиуполитами, в стране Фасиане не оставалось ни деревни, как и у крепости Авник[17]. А ивиры постоянно хранили любовь и дружбу с феодосиуполитами, авникиотами, манцикиертцами и со всей Персией, но в фасиане они никогда не овладевали [какими-либо] местами.
[Знай], что господин Лев, василевс, и господин Роман, и сама наша царственность неоднократно домогались крепости Кецеон[18], чтобы захватить ее и ввести [туда] таксатов[19] (дабы Феодосиуполь не получал оттуда снабжение хлебом), и уверяли и куропалата, и его братьев[20], что, после того как Феодосиуполь будет взят, они [вновь] получат эту крепость. Но ивиры не согласились сделать это из-за любви к феодосиуполитам и из нежелания, чтобы крепость Феодосиуполь была разорена. Напротив, они возражали господину Роману и нашей царственности, говоря: «Если мы сделаем это, мы можем показаться бесчестными в глазах соседей наших, например — магистра и эксусиаста Авасгии[21], Васпараканита[22] и правителей армян[23]. Они смогут сказать, что василевс считает ивиров неверными, и куропалата, и братьев его, что он не доверяет им и потому забрал у них крепость. Лучше пусть василевс пошлет турмарха[24] или какого-нибудь засилика, и пусть тот сидит в крепости Кецеон и надзирает». И они получили отповедь в повелении: «Какая польза посылать турмарха или василика? Даже если вступит [в крепость] либо турмарх, либо василик, то он может войти [лишь] с десятью или двенадцатью людьми и сумеет [с ними] расположиться на постой, который он получит у вас. Но поскольку много существует путей, которые ведут в крепость Феодосиуполя, он не может видеть из крепости караваны[25], входящие в крепость Феодосиуполя, а караваны могут вступать в Феодосиуполь ночью, когда те ничего не подозревают». Итак, из-за нежелания ивиров, чтобы Феодосиуполь был разграблен, а скорее — ради того, чтобы он был снабжаем хле бом они не послушались и не отдавали крепость Кецеон, хотя получили и письменные клятвы, что, после того как Феодосиуполь будет взят, эта крепость будет возвращена им.
[Знай], что ивиры никогда не испытывали желания грабить или пленять в округе крепости Феодосиуполя или его деревень, или в крепости Авникий, или в деревнях вокруг него, или в крепости Манцикиерт и в ее владениях.
[Знай], что, поскольку куропалат настаивает на местах Фасианы, домогаясь всей Фасианы и крепости Авникий, под тем предлогом, что он имеет хрисовулы блаженного василевса господина Романа и нашей царственности, копии их он и послал нам с протоспафарием Зурванелом[26], своим азатом[27], рассмотрев их, мы обнаружили, что они не имеют никакой силы. Ведь хрисовул нашего тестя содержит обещание самого куропалата, как он подтвердил это клятвой, подписавшись собственной рукой, хранить верность нашей царственности, сражаться с нашими врагами, а друзей защищать, подчинить восток нашей царственности, овладевать крепостями и совершать великие дела к угоде нашей[28]. А ему было обещано тестем нашим, что если он будет блюсти такую верную службу и благоразумие, то пребудет неколебимым и сам, и его родичи во власти своей и господстве, и [василевс] не изменит границы его мест, но сохранит их в соответствии с договорами с прежними василевсами и не переступит по ту сторону рубежей, что [василевс] не препятствует ему в разрушении Феодосиуполя и прочих вражеских крепостей, хотя бы он осаждал их один или с помощью нашего войска. Вот какие пункты содержат хрисовулы, которые не дают куропалату никакого оправдания, ибо один из них, [хрисовул] тестя нашего, возвещает, что мы не оттесняем его от древних пределов его страны и, если он может, один ли или с нашим войском, то да осадит и разрушит Феодосиуполь и прочие крепости врагов, но не овладеет ими в полную собственность и господство; другой же [хрисовул] — нашей царственности — гласит, что какие бы места он сам ни был в состоянии [ныне] собственною силой подчинить у агарян (как и его племянник, магистр Адранасэ)[29] или ни подчинил впредь, то да имеет их в собственности И господстве. Поскольку он собственной силой не подчинил ни Феодосиуполя, ни Авникия, ни Мастата[30], то не должен и владеть ими, как находящимися по сю сторону реки Эракса[31], то есть Фасиса, ибо крепость Авникий донене была самостоятельной и самовластной, имеющей собственного эмира. Неоднократно войско василевса разоряло ее, да и протоспафарий и стратиг Иоанн Арравонит[32], и патрикий Феофил, ныне стратиг Феодосиуполя, и прочие стратиги брали в ней великую добычу и полон, сжигая ее деревни, тогда как куропалат никогда не разорял ее. Когда ее деревни были опустошены нашей царственностью, подкрались ивиры и завладели ими, пытаясь затем захватить крепость. Эмир же, часто побуждаемый патрикием и стратигом Феофилом и видящий, что ниоткуда не получает он надежд на жизнь, покорился и согласился стать рабом нашей царственности, отдав заложником собственного сына. Мастат, однако, оставался у феодосиуполитов. Когда магистр Иоанн осаждал Феодосиуполь в течение семи месяцев, то из-за того, что не смог овладеть им, он, послав войско, взял эту крепость Мастат и ввел в нее протоспафария Петрону Воилу[33], бывшего тогда катепаном Никополя. А магистр Панкратий[34], участвовавший в походе на Феодосиуполь вместе с самим магистром [Иоанном], когда тот собрался уходить, попросил отдать ему эту крепость, принеся ему письменную клятву держать ее и никогда не отдавать сарацинам. Поскольку Панкратий был христианином и рабом нашей царственности, [Иоанн], поверив его клятве, отдал крепость названному Панкратию, а тот вновь вернул ее феодосиуполитам. Когда Феодосиуполь был взят, ивиры, подобравшись [к Мастату], овладели им. Итак, у них нет оснований требовать ни крепости Мастат, ни Авникия. Но так как куропалат является верным и истинным рабом и «другом» нашим[35], то в соответствии с его просьбой границей Фасианы да будет река Эракс, то есть Фасис[36], так что левой стороной от нее, в направлении к Ивирии, пусть владеют ивиры, а правая, которая обращена к Феодосиуполю 7, будь там крепости или деревни, пусть находится у нашей царственности, иначе говоря — чтобы река была границей между обеими сторонами, как блаженный Иоанн Куркуас, когда он был еще жив, на вопрос об этом сказал, что река удобна в качестве границы. Истинное же право не обосновывает никакой власти куропалата ни на владение землями по ею сторону реки, ни на обладание ими по ту сторону, ибо все эти места феодосиуполитов пленили и выжгли войска нашей царственности, и никогда без нашего войска ивиры не выступали и не разоряли Феодосиуполя, а, напротив, относились к его жителям всегда как к друзьям и торговали с ними. На словах они хотели бы, чтобы Феодосиуполь был захвачен, а в глубине сердца никогда не желали, чтобы он был взят. Но царственность наша, как сказано, из любви к куропалату пожелала, чтобы река Эракс, или Фасис, служили границей меж обеими сторонами, и [ивиры] должны довольствоваться означенными владениями и не домогаться ничего большего.
46. О генеалогии ивиров[1] и о крепости Ардануци[2]
Да будет известно, что Панкратий и Давид Мабалис, а это означает «всесвятой», были сыновьями великого Симватия Ивира[3]. Ардануци достался в наследство Панкратию, а Давид получил иную страну. Панкратий породил трех сыновей, Адранасера, Куркения и патрикия Асотия (он же Кискасис)[4], и разделил меж ними свою страну. Ардануци достался его сыну Куркению[5], а когда тот умер бездетным, он оставил его своему брату Асотию, то есть Кискасису. Патрикий же Асотий, он же Кискасис, взял в зятья по своей дочери известного Куркения, магистра, который, укрепившись, насильно отобрал у своего тестя Асотия Ардануци и отдал ему взамен Тирокастрон[6] и поречье Ацары[7], являющейся границей Романии у Колорина. Женой же патрикия Асотия Кискасиса была сестра магистра Георгия, эксусиаста Авасгии[8]. Когда поднялись друг против друга магистр Куркений и магистр Георгий, эксусиаст Авасгии, то из-за того, что патрикий Асотий был в военном союзе с эксусиастом Авасгии, Куркений, одолев, отнял и возмещение, которое он дал ему за Ардануци, изгнал его, и тот ушел в Авасгию. Когда умер магистр Куркений, Ардануци был оставлен его жене, дочери патрикия Асотия Кискасиса, как ее вотчина. А когда страну магистра Куркения делили оружием куропалат Асотий, магистр Георгий, эксусиаст Авасгии, и магистр Панкратий, брат вышеназванного куропалата, они пришли, [наконец], к соглашению и каждый взял находящееся поблизости от него. Ардануци лежал по соседству с Симватием, сыном ранее упомянутого Давида. Тогда все они захватили жену магистра Куркения, то есть дочь патрикия Асотия Кискасиса, говоря [ей] так: «Ты, будучи женщиной, не можешь владеть крепостью». И отдал тогда Симватий в возмещение за крепость женщине [иные] деревни и забрал эту крепость Ардануци.
Должно знать, что между этими ивирами имеется следующий вид родства. Мать Давида и [мать] Адранасэ куропалата, отца нынешнего куропалата Асотия, были дочерьми двух братьев, то есть двоюродными сестрами. Женой Симватия, сына Давида, была дочь магистра Панкра-тия, отца Адранасэ, нынешнего магистра, а когда она умерла, Адранасэ взял сестру Симватия, сына Давида.
[Знай], что крепость Ардануци весьма сильна, обладает она и большим рабатом[9], подобно небольшому городу[10]; товары из Трапезунда, из Ивирии, из Авасгии, из всех армянских стран и из Сирии приходят туда, и она взимает с этих товаров огромный коммеркий[11]. Область[12] же крепости Ардануци, то есть Арци, велика и плодородна и является ключом и к Ивирии, и к Авасгии, и к мисхиям[13].
[Знай], что блаженный василевс господин Роман отправил патрикия и друнгария флота Константина[14], бывшего в то время протоспафарием и манглавитом[15], дав ему магистратский иматий[16], для того чтобы сделать магистром Куркения Ивира. После того как патрикий и друнгарий флота Константин, уйдя, дошел до Никомидии[17], [в Константинополь] вошел монах Агапий из обители Кимина, который в то время посетил святой град[18] ради поклонения. Когда он проходил по Ивирии, он побывал в крепости Ардануци. Патрикий Асотий, называвшийся также Кискасис, враждовал [тогда] со своим зятем Куркением и сказал монаху Агапию; «Заклинаю тебя богом и силою честного и животворящего креста, чтобы ты, уйдя в город, сказал василевсу, дабы он послал [людей], принял мою крепость и имел ее под своею властью». Монах Агапий, вступив в город, рассказал василевсу о том, что говорил ему патрикий Асотий Кискасис. Поскольку же вышеназванный патрикий и друнгарий флота Константин находился в Никомидии по ранее упомянутому делу об избрании Курения Ивира в магистры, он получил по повелению василевса питтакий[19] патрикия Симеона протоасикрита[20], гласящий: «Святой наш василевс повелевает оставить все твои поручения и срочно отправиться к патрикию дсотию, называемому также Кискасисом, и принять его крепость Ардануци, ибо он известил нашего святого василевса через монаха Агапия, чтобы был послан верный и близкий человек для принятия его крепости Ардануци. Когда ты прибудешь в Халдию, возьми дельных архонтов, которых уы знаешь как мужественных и верных людей, вступи и овладей этой крепостью». Когда патрикий и друнгарий флота Константин прибыл в Халдию, он взял дельных турмархов и архонтов и войско числом до 300 человек и вступил в Ивирию, его перехватил блаженный Давид, брат Асотия, нынешнего куропалата[21], спросив его: «Куда ты послан василевсом, какую службу ты должен исполнить, ведя с собою такое войско?» Ибо они опасались из-за смерти куропалата Адранасэ, как бы василевс не решил возвести в куропалаты Куркения, так как тем временем сыновья куропалата Адранасэ после смерти их отца имели некие раздоры со своим двоюродным братом. Поскольку Куркений отправил к василевсу с великими дарами своего первого человека[22], прося о куропалатстве или о магистрате, четверо братьев, а именно — сыновья куропалата Адранасэ, подозревали, что [Константин] прибыл туда ради того, чтобы сделать Куркения куропалатом. Патрикий Константин, однако, ответил: «Я веду такое войско, чтобы возвести в магистры Куркения». После того как этот патрикий Константин прибыл в страну Куркения, он почтил его как магистра и, простившись с ним, [сказал]: «Я отправляюсь к магистру Давиду». Сей патрикий Константин имел повеление от василевса и подарки также для Давида. И вступил он в крепость патрикия Асотия Кискасиса, в Арданупи, и отдал ему повеление для него от василевса, гласящее что-то не о крепости Ардануци, а о других делах. Сказал же ему патрикий Константин следующее: «Хотя повеление ничего не говорит о крепости Ардануци, но, так как монах Агапий пришел к василевсу и известил его о том, что ты заявил о крепости Ардануци, василевс и послал меня, чтобы я принял крепость и ввел в нее приведенное [мною] войско». Поскольку же, как ранее упомянуто, патрикий Асотий Кискасис находился во вражде со своим зятем Куркением, он предпочел отдать свою крепость василевсу. Патрикий Константин имел с собой знамена и дал [одно из них] патрикию Асотию Кискасису. Тот же, укрепив его на копье, передал патрикию Константину со словами: «Водрузи это наверху стены, чтобы ведали все, что от нынешнего дня эта крепость является крепостью василевса». И когда патрикий Константин совершил это, водрузил знамя на верху стены и, согласно обычаю, восславил василевсов ромеев, всем стало известно, что патрикий Асотий — он же Кискасис — подарил крепость Ардануци василевсу. Итак, великий Давид не отдал свою страну василевсу, хотя она близка к границам турмы Акампси и Мургулы[23]. Итак, патрикий Константин известил василевса, отправив два донесения, одно повествующее о том, как он почтил Куркения в магистры и как Куркений принял магистрат и восславил василевса, другое же, рассказывающее о крепости Ардануци, как он принял ее от патрикия Асотия Кискасиса, о том, что великий раздор и вражду имеют друг с другом патрикий Асотий и его зять магистр Куркений, и о том, чтобы василевс [поэтому] послал подмогу для защиты этой крепости и, если это возможно, чтобы прибыл [туда] и доместик схол[24]. Видя [все] это, ивиры, и магистр Куркений, и магистр Давид, брат куропалата Асотия, написали василевсу: «Если твоя царственность соглашается на это и вступает в глубь нашей страны, мы отходим от служения твоей царственности и соединяемся с сарацинами, поскольку можем выдержать битвы и войны с ромеями и, будучи вынуждены, можем двинуть войско и против крепости Ардануци, и против ее области, и против самой Романии». Прочтя это в грамотах вышеназванных архонтов, услышав [то же] от посланных ими людей и боясь, как бы они не соединились с сарацинами и не привели войска Персии против Романии, василевс отрекся, заявляя: «Я не писал протоспафарию и манглавиту Константину об этой крепости и ее области, чтобы он принял ее, а он, так сказать, по собственному неразумию сделал это». Так сказал василевс, желая окончательно успокоить их, а сам протоспафарий и манглавит Константин получил приказ, исполненный оскорблений и угроз: «Кто велел тебе делать это? Поскорее уходи из крепости, забери Асотия, сына покойного куропалата Адранасэ, и приведи его сюда, чтобы мы почтили его саном его отца, куропалата». Получив это, патрикий Константин оставил патрикия асотия Кискасиса в его крепости Ардануци, а сам, выступив, отправился к великому Давиду, передал ему повеление, которое имел для него, вернулся, вступил в Ивирию и нашел собравшихся воедино и магистра Куркения, и магистра Давида, брата куропалата Асотия. И начали они задирать и поносить патрикия Константина, говоря: «Ты оказался скрытным и дурным человеком, ибо не сказал нам о крепости Ардануци, что собираешься овладеть ею». И еще: «Не подходит это василевсу — владеть ею, ибо мы запросили по этому делу василевса и узнали, что василевс совершенно не ведает об этом деле, а ты сделал это из дружбы к патрикию Асотию Кискасису». Патрикий же Константин, возразив им, как подобает, взял Асотия, сына куропалата Адранасэ, привел его в город, и он был почтен василевсом в куропалаты[25].
Что же сказать относительно случившегося в какие-либо времена между ромеями и различными иноплеменными народами? Ибо достойно, дражайший сын, чтобы ты не избегал знания об этом, дабы в подобных случаях, когда произойдет то же самое, у тебя благодаря предварительной осведомленности нашлось удобное противодействие[26].
47. О переселении киприотов история повествует следующее
Когда остров был захвачен сарацинами[1] и в течение семи лет оставался ненаселенным[2], а архиепископ Иоанн[3] со своим народом[4] прибыл в царственный город, от василевса Юстиниана[5] случилось пожелание[6] на шестом святом синоде[7], чтобы тот вместе с.его епископами и с народом острова получил Кизик[8] и совершал бы хиротонию[9], когда где не слу-чится епископа, до тех пор пока не восстановятся самовластие и права Кипра (ибо и сам василевс Юстиниан был киприотом, как доныне от древних киприотов утвердилось мнение[10]), так что было решено на святом шестом синоде рукоположить архиепископа Кипра проедром[11] Кизика, как записано в 39-й главе этого шестого святого синода.
Через семь лет по божьей воле василевс был побужден вновь заселить Кипр[12]. Он отправил к амермумну Багдада[13] трех знатных киприотов, бывших уроженцами этого острова, называвшихся Фангумисами[14], вместе с неким разумным видным василиком[15], написав амермумну, чтобы пн отпустил на место находившийся в Сирии народ острова Кипра[16]. Вняв письму василевса, амермумн разослал по всем [частям] Сирии знатных сарацин, собрал всех киприотов и переправил на место. Василевс же также отправил василика и переправил тоже живших в Романии [киприотов], то есть в Кизике, в Кивирреотах и во Фракисиях[17]. И остров был заселен.
48. Глава 39-я шестого святого синода, случившегося в Трулле большого дворца[1]
Поскольку брат и сослужитель наш Иоанн, проедр острова киприотов, вместе со своим народом переселился в Геллеспонтскую епархию — по причине варварских набегов и для того, чтобы избавиться от неволи у иноплеменников и подчиняться лишь скипетрам христианнейшей власти — из-за упомянутого переселения с острова, по провидению человеколюбивого бога и трудами христолюбивого и благочестивого нашего василевса, мы постановляем, чтобы сохранились неизменными права, предоставленные некогда богоносными отцами в Эфесе трону ранее названного мужа[2], чтобы Новый Юстиниануполь[3] обладал правами города Константинианы, а в нем поставленный боголюбивейшей епископ стоял над всеми Геллесспонтскими епархиями[4] и чтобы он рукополагался собственными епископами, в согласии с древним обычаем (ибо решили богоносные наши отцы, дабы сохранялись обычаи в каждой церкви), так что епископ города кизикинов подчинен проедру названного Юстиниануполя, подобно прочим всем епископам, подвластным упомянутому боголюбивейшему проедру Иоанну, от которого, ежели потребует необходимость, будет рукополагаться и епископ самого города кизикинов[5].
Так как мы столь детально изложили тебе и поведали выше об иноплеменных народах, справедливо было бы, чтобы ты обрел верное знание не только о переменах в управляемом нами государстве, но и обо всем царстве ромеев в различные времена[6], так, чтобы осведомленность о более близком и о собственном, упрочившись в тебе более, чем в других, сделала тебя более желанным для подданных[7].
Следует знать[8], что при Константине, сыне Константина, называемого также Погонатом[9], некий Каллиник[10], перебежавший к ромеям из Илиуполя[11], изготовил жидкий огонь[12], выбрасываемый через сифоны, с помощью которого ромеи, сжегши флот сарацин у Кизика, добыли победу.
49. Спрашивающий, каким образом славяне были поставлены на службу и в подчинение[1] церкви Патр[2], пусть узнает из настоящего описания
Когда скипетр ромеев держал Никифор, они, находясь в феме Пелопоннес[3] и задумав восстание, захватили сначала дома соседних греков учинили грабеж[4]. Затем же, двинувшись на жителей города Патр[5], они торили равнины у его стен и осадили самый [город][6], имея с собою также африканских сарацин[7]. Когда прошло достаточно времени и у наводящихся внутри стен начал сказываться недостаток необходимого, и в воде и в пище, они вынесли решение вступить в соглашение, получить заверение в безопасности и тогда подчинить им город[8]. Поскольку, впрочем, тогдашний стратиг[9] находился на границе фемы в крепости Коринф[10] и была надежда, что он придет и нападет на народ славян, ибо заранее был оповещен архонтами[11] об их набеге, жители города постановили — прежде всего отправить посланцев в находящиеся к востоку части гор, понаблюдать и вызнать, не приближается ли стратиг, дав наказы и знак посланному, чтобы он, если увидит идущего стратига, при своем возвращении склонил знамя, как свидетельство о приходе стратига, а если этого нет, то чтобы держал знамя прямо, дабы впредь они не надеялись на приход стратига. Итак, лазутчик, уйдя и узнав, что стратиг не приближается[12], вернулся, держа знамя прямо. Однако по благости божией, ради заступничества апостола Андрея, когда конь споткнулся и всадник покачнулся[13], знамя склонилось, и жители крепости, увидя данный знак и с уверенностью полагая, что стратиг подходит, открыли ворота крепости и храбро бросились на славян[14]. Воочию узрели они и первозванного апостола, верхом на коне, вскачь несущегося на варваров[15]. Разгромив, разумеется, их наголову, рассеяв и отогнав далеко от крепости, он обратил их в бегство. А варвары, видя это, будучи поражены и ошеломлены неудержимым натиском против них непобедимого и неодолимого воина, стратига, таксиарха[16], триумфатора и победоносца, первозванно го апостола Андрея, пришли в замешательство, дрогнули, ибо страх обуял их, и бежали в его всесвятой храм[17].
Итак, стратиг, когда прибыл на третий день после разгрома и узнал о победе апостола, сообщил василевсу Никифору и о набеге славян, и о грабеже, полоне, разорении, опустошении и иных ужасах, которые при набеге они причинили краям Ахеи[18], а также о многодневной осаде и непрерывном нападении на жителей крепости, как и о попечении, заступничестве, разгроме и полной победе, свершенной апостолом, как его воочию видели скачущим, преследующим врагов за их спинами и поражающим их, так что сами варвары осознали попечение о нас и заступничество апостола и посему сами искали убежища в его благочестивом храме. Василеве же, узнав об этом, распорядился так: «Поскольку разгром и полная победа одержаны апостолом, долгом является отдать ему все воинство неприятелей, добычу и доспехи». И он повелел, чтобы и сами враги со всеми их семьями, родичами и всеми им принадлежащими, а также и все их имущество были уделены храму апостола в митрополии Патр[19], в которой первозванный ученик Христа свершил подвиг в борьбе[20]; и выдал о сем сигиллий зтой митрополии[21].
Старые люди и еще ранее жившие поведали об этом, передавая устно последующим временам и людям, дабы, согласно пророку, грядущее поколение ведало о чуде, случившемся по заступничеству апостола, передало и рассказало о нем своим сыновьям, дабы они не забыли о благодеяниях, которые свершил бог через заступничество апостола[22]. С тех пор, таким образом, отданные митрополии славяне кормят стратигов, василиков и всех отправляемых народами в качестве заложников посланцев[23], имея для этого собственных стольников[24], поваров и всяких приготовителей пищи для стола, тогда как митрополия ничем не отягчается для этого, а славяне сами доставляют эти припасы[25] согласно распределению и соучастию своей общины[26]. Впрочем, приснопамятный и мудрейший василевс Лев издал сигиллий[27], тщательно перечисляющий, что должны предоставлять эти приписанные к митрополиту люди[28], чтобы он не обирал их или чтобы как-либо иначе, по несправедливому измышлению, не подвергал их взысканиям[29].
50. О славянах в феме Пелопоннес[1], о милингах и эзеритах[2], и об уплачиваемых ими пактах[3], как и о жителях крепости Майна[4] и об уплачиваемом ими пакте
Следует знать, что славяне фемы Пелопоннес, восстав во дни василевса Аеофила и его сына Михаила, стали самостоятельными, творя грабеж, драбощение, разбой, поджоги и воровство[5]. В царствование Михаила, сына Феофила, в фему Пелопоннес был послан стратигом[6] протоспафарий[7] Феоктист[8], прозвище которого от Вриенниев[9], с войском и крупными силами, а именно с фракийцами, македонцами и прочими западными Аемами, чтобы воевать с ними и подчинить их[10]. И он подчинил и покорил «сех славян и прочих не подвластных[11] в феме Пелопоннес, остались, однако, одни милинги и эзериты[12] у Лакедемонии[13] и Элоса[14]. Так как там есть большая и очень высокая гора, по названию Пентадактил[15], и так как она, наподобие шеи, вдается на большое расстояние в море, а также потому, что место это трудно доступно, они поселились по склонам этой горы, на одной стороне милинги, а на другой — эзериты[16]. Вышеупомянутый протоспафарий и стратиг Пелопоннеса Феоктист, будучи в состоянии подчинить и их[17], наложил на милингов 60 номисм, а на эзеритов 300, которые они и уплачивали, когда он был стратигом[18], как вплоть доныне слух об этом сохранился у местных жителей[19]. Но в царствование господина василевса Романа[20] являвшийся стратигом в этой феме протоспафарий Иоанн Протевон[21] донес самому господину Роману о милингах и эзеритах, то, восстав, они ни стратига не слушаются, ни царскому повелению не подчиняются[22], а являются как бы независимыми и самоуправляющимися[23], не принимают от стратига архонта[2]4, не согласны ходить с ним в военные походы, не склонны исполнять иные службы для казны. Пока дошло его донесение[25], стратигом для Пелопоннеса был избран протоспафарий Кринит Аротра[26]. Когда донесение протоспафария и стратига Иоанна Протевона, извещающее о восстании упомянутых выше славян и о дурном повиновении, а вернее — неповиновении приказам василевса, прибыло и было пред ликом василевса господина Романа прочитано, сему протоспафарию Криниту было ведено, чтобы он, поскольку они оказались в таком восстанин и неповиновении, выступил против них, разгромил в борьбе, покорил и уничтожил их[27]. Итак, начав войну против них в марте месяце, сжегши их посевы и разорив всю их землю, он преодолевал их сопротивление и вражду до месяца ноября[28]. С этого времени, видя свою погибеь, они попросили о переговорах по поводу подчинения и о том, чтобы явилось прощение за совершенное ранее[29]. Поэтому названный выше протоспафарий и стратиг Кринит наложил на них более тяжелые пакты, чем они платили: на милингов сверх 60 номисм, которые они пла-тили прежде, 540 номисм, так что весь пакт их составил 600 номисм, а на эзеритов — сверх 300 номисм, уплачивавшихся ранее, еще 300 номисм, так что весь их пакт возрос до 600 номисм[30], которые сам протоспафарий Кринит взыскал и внес в бого хранимый китон[31]. Когда же протоспафарий Кринит был перемещен в фему Эллада[32], а стратигом в Пелопоннес был избран Варда Платипод[33], когда беспорядок и мятеж случился от этого протоспафария Варды Платипода и от его единомышленников — протоспафариев и архонтов[34], изгнавших из фемы протоспафария Льва Агеласта[35], и когда тотчас последовало и нападение слависианов[36] на эту фему, эти славяне[37], то есть милинги и эзериты[38], направили посланцев к господину Роману василевсу, упрашивая и умоляя простить им добавки к пактам[39], чтобы платить им, как они платили раньше. Поскольку же, как было упомянуто, вторглись в фему Пелопоннес слависианы, василевс, боясь, чтобы они, присоединясь к славянам, не учинили полной гибели этой фемы[40], дал им хрисовул[41], дабы они платили пакты, как и раньше: милинги — 60 номисм, а эзериты — 300 [номисм][42]. Итак, такова причина добавки к пактам и ее снятия для милингов и эзеритов.
Да будет ведомо, что жители крепости Майна[43] происходят не от племени ранее упоминавшихся славян, а от более древних ромеев[44], которые и до сего дня называются у местных людей эллинами, ибо в более отдаленные времена были идолопоклонниками и почитателями идолов, наподобие древних эллинов, а стали христианами, будучи крещены [лишь] в царствование приснопамятного Василия[45]. Место же, в котором они обитают, безводно и недоступно, однако богато оливами, что и доставляет им утешение[46]. А расположено это место у грани Малеи, то есть по ту сторону Эзера по направлению к приморью[47]. По той причине, что они полностью были подчинены и принимали архонта от стратига, повиновались и подчинялись приказам стратига[48], они вносили с давних времен[49] дакт в 400 номисм[50].
Должно знать[51], что стратигида[52] Каппадокия[53] была старой турмой[54] стратигиды Анатолики[55].
Должно знать, что стратигида Кефаллиния[56], то есть островки, была древней турмой стратигиды Лагувардия[57], а стратигидой стала при Льве, христолюбивом деспоте[58].
Должно знать, что стратигида Калаврия[59] была старым дукатом[60] стратигиды Сицилия.
Должно знать, что стратигида Харсиан[61] была древней турмой стратигиды Армениаки[62].
Дблжно знать, что при христолюбивом деспоте Льве от фемы Вукелларии[63] были переданы в фему Каппадоки следующие банды[64]: топотирисия[65] Варета[66], топотирисия Валвадона, топотирисия Аспона и топотирисия Акаркус; а от фемы Анатолики в фему Каппадоки были переведены следующие банды: топотирисия Евдокиад, топотирисия „Святой Агапит“, топотирисия Афразия. И эти семь банд, то есть четыре от Вукеллариев и три от Анатоликов, стали одной турмой, ныне называемой Коммата.
Дблжно знать, что при христолюбивом деспоте Льве от фемы Вукелларии в фему Харсиан были переданы следующие банды: топотирисия Мириокефал, топотирисия Тимиос Ставрос и топотирисия Веринуполь, и стали они турмой, теперь называемой Саниана. А от фемы Армениаки в фему Харсиан были переведены следующие банды: топотирисия Комодром и топотирисия Тавиа и были добавлены к упомянутой турме Харсиан. От Каппадоков же в фему Харсиан были переданы следующие банды: турма Каса целиком и топотирисия Нисса с Кесарией[67].
Да будет известно, что в прошлые времена фема Хозан находилась под сарацинами[68], подобно тому как и сама фема Асмосат была под сарацинами. А Ханзит и Романополь[69] были клисурами мелитиниатов[70]. От горы Фатилан все по ту сторону принадлежало сарацинам, а Текис[71] был у Мануила[72]. Камаха[73] же была пограничной турмой Колонии, а турма Кельцина относилась к Халдии[74]. Месопотамия же в то время не была фемой[75]. Однако христолюбивый и вечнопамятный василевс Лев, дав слово, вывел известного Мануила из Текиса, ввел его в Константинополь и сделал протоспафарием[76]. Имеет же этот Мануил четырех сыновей, Панкратуку, Иахнуку, Мудафара и Иоанна[77]. Панкратуку василевс сделал иканатом[78], а затем стратигом в Вукеллариях, Иахнуку сделал стратигом в Никополе[79], а Мудафару и Иоанну дал царскую землю[80] в Трапезунде, почтив всех достоинствами[81] и сделав им много благодеяний. И создал тогда василевс фему Месопотамия[82], и избрал известного Ореста Харсианита[83] стратигом [ее]. В то время он повелел, чтобы турма Камаха была под фемой Месопотамия, а потом также подчинил турму Кельцина той же феме Месопотамия. Ныне же все они, оказавшись под властью ромеев, добавлены при деспоте Романе к феме Месопотамия, и Романополь, и Ханзит.
Дблжно знать, что при христолюбивом деспоте Льве Лариса[84] была турмой Севастии, Кимвалей был турмой Харсиана, а Симпосий[85] был пустыней, простиравшейся до краев Ликанда[86]. В царствование христолюбивого деспота Льва Евстафий, сын Аргира, отозванный из изгнания, был избран стратигом в Харсиан, а Мелиа был еще беглецом в Мелитине[87]. И Ваасакий с двумя своими братьями, Крикорикием и Пазуной, как и известный Исмаил Армянин, написали и самому [василевсу], и упомянутому Аргиру о том, чтобы получить им посредством хрисовула обещание, выйти и быть поставленными[88] — Ваасакию и его братьям в Ларису с присвоением Ваасакию имени клисурарха[89] Ларисы, что и случилось, а Исмаилу — клисурархом в Симпосий, что также произошло, Мелии же стать турмархом в Евфратии, в Трипии[90], в пустыне, что и случилось. Когда же мелитианиты[91] выступили и убили названного Исмаила, Симпосий остался покинутым. А когда Ваасакий был обвинен в умысле предательства и изгнан, турма Лариса снова была подчинена Севастии, стратигом там был назначен Лев Аргир, сын Евстафия, впоследствии ставший магистром[92] и доместиком схол[93]. цто же до Мелии, сидящего в Евфратии, то когда был избран в Харсиан Константин Дука[94], вышеупомянутый Мелиа удалился сам, овладел старой крепостью Ликанд, отстроил ее, укрепил и осел там, и она была поименована христолюбивым василевсом Львом в качестве клисуры. Затем он перешел из Ликанда на гору Цаманд, воздвиг и там ныне стоящую крепость; она, как и та, называлась клисурой. Овладел он и Симпосием, сделав его турмархатом[95]. При христолюбивом же деспоте Константине, в первое царствование, когда правила с ним его мать Зоя[96], Ликанд стал стратигидой[97], и первым стратигом Ликанда был назван патрикий Мелиа, разумеется, тот, который был в то время клисурархом в Ликанде. Этот Мелиа — благодаря проявленной им верности василевсу ромеев и многим до бесконечности подвигам его против сарацин — был впоследствии удостоен титула магистра.
Следует знать, что Авара была турмой под фемой Севастия, а при деспоте Романе[98] стала клисурой.
Да будет известно[99], что укрепилось древнее обыкновение, согласно которому катепан мардаитов[100] Атталии[101] избирается василевсом, поэтому и блаженнейший василевс Лев избрал в качестве катепана Ставракия, по прозвищу Платис, который отличался в течение значительного времени, но нехорошо распоряжался к концу[102]. Ибо, когда протоспафарий и асикрит[103] Евстафий[104] был послан в фему Кивирреоты как „эк-просопу“[105], случились меж ними зависть и столкновения. Ставракий Платис, полагаясь на патрикия Имерия, логофета дрома[106], как на посредника своего у василевса, противодействовал „эк-просопу“ Евстафию и держался особенно враждебно в том, в чем считал того поступающим или распоряжающимся вне сферы [его] долга. В свою очередь, „эк-просопу“ Евстафий вел себя к Ставракию неприязненно и не единожды замышлял нападки и хитрости. По сей причине упомянутый Евстафий доносил на Ставракия: „Фема Кивирреоты не может иметь двух стратигов, то есть меня и Ставракия[107], катепана мардаитов, но ведь когда я постановляю и хочу управлять, желает делать [то же] катепан мардаитов, и, будучи самовластным, творит по произволу все, что ему взбредет“. Слал он и прочие разные клеветнические словеса и, сочинив против него немало козней, одно составя правдиво, другое придумав лживо и сумасбродно. А тот, полагаясь как раз на патрикия и логофета дрома Имерия, писал о том же, тогда как д то время патрикий Имерий был скорее другом Евстафия, чем Ставракия, хотя впоследствии они оба, поссорившись, стали совершенными врагами, полными ярости. Итак, василевс, получив это донесение Евстафия и будучи убежден просьбами патрикия Имерия, дал должность того самого катепана [мардаитов] протоспафарию и „эк-просопу“ Евстафию[108]. Когда же блаженный василевс сменил жизнь утлую на вышнюю, его брат Александр[109], став обладателем власти автократора, подобно тому как заменял всех, избранных для какой-либо власти блаженным василевсом, его братом, убеждаемый злорадными и зловредными людьми[110], так он сменил и названного ранее Евстафия, назначив вместо него другого. Поскольку пресловутый Хасе, происходивший от рода сарацин, сарацином оставшийся и по мыслям, и по образу жизни, и по исповеданию[111], раб патрикия Дамиана[112], поскольку этот самый протоспафарий Хасе обладал в то время большой свободой в разговоре с господином Александром василевсом, как и протоспафарий Никита[113], брат Хасе, он-то и стал стратигом Кивирреотов по воле господина Александра василевса. Итак, сей Никита, брат вышеупомянутого Хасе, просил василевса: „Поскольку подобает облагодетельствовать меня как старого твоего друга, единственную к твоей царственности имею просьбу, и справедливо, чтобы ты выслушал меня“. Когда же, недоумевая, василевс спросил, что это за просьба, и обещал исполнить, какой бы она ни была, названный выше Никита попросил: „Прошу царственность твою сделать сына моего катепаном мардаитов Атталии“. Склонясь к его просьбе, василевс, введя во время процессии в Хрисотриклин[114] сына протоспафария Никиты спафарокандидата Аверкия, избрал его катепаном мардаитов Атталии[115], как блаженный василевс Лев прежде названного Ставракия Платиса. А издревле имеется старый обычай, как сказано у древних, что василевсом избирается катепан мардаитов[116].
Должно знать[117], что при василевсе Феофиле[118] паракимоменом оказался остиарий[119] Схоластикий; при Михаиле[120], сыне Феофила, паракимоменом был патрикий Дамиан[121], а затем, при том же василевсе, паракимоменом стал Василий, [впоследствии] христолюбивый василевс[122]. А при Василии, христолюбивом деспоте, паракимомена не было в течение всего его царствования. При христолюбивом деспоте Льве паракимоменом стал патрикий Самона[123], а после него, при том же василевсе, — патрикий Константин[124]. При василевсе Александре паракимоменом оказался патрикий Варват[125], а при христолюбивом деспоте Константине им снова стал патрикий Константин, упомянутый выше при деспоте Льве, а при деспоте Романе — патрикий Феофан[126], при Константине же во второе автократорство[127] им стал патрикий Василий[128].
Да будет ведомо[129], что при христолюбивом и приснопамятном василевсе Льве жил пресловутый старец Ктена, весьма богатый клирик, который был также доместиком[130] в Новой церкви[131], являлся же он мастером в пении, равного какому в те времена не было. Сей Ктена надоел патрикию Самоне, ибо тот был в то время паракимоменом, прося посодействовать ему у василевса, чтобы Ктена стал протоспафарием, носил эпикуцул[132], хаживал в Лавсиак[133], заседал как протоспафарий и получал бы рогу[134] в одну литру[135], а взамен этого Ктена дал бы василевсу сорок литр. Но василевс не соглашался сделать это, говоря, что это невозможно: „На великое бесславие для моего царствования стал бы клирик протоспафарием“. Услышав об этом от патрикия Самоны, Ктена сам добавил к сорока литрам одну пару серег, оцененную в десять литр, и столик серебряный с позолоченным звериным рельефом, оцененный также в десять литр. Убежденный просьбами патрикия и паракимомена Самоны, василевс принял сорок литр, пару серег и позолоченный серебряный столик с рельефом, так что весь дар этого Ктены достиг шестидесяти литр. Василевс сделал его затем протоспафарием, и он получил в то время в качестве роги одну литру. Жил же этот Ктена, после того как был почтен протоспафарием, два года, то есть [вскоре] умер. Получал же он рогу в течение двух лет по одной литре[136].
51. 0 том. каким образом был построен царский дромоний[1], о протокаравах[2] этого дромония и немало о протоспафарии фиалы[3]
Должно знать, что вплоть до царствования блаженной памяти мудрейшего василевса Льва[4] не существовало царского дромония, на который вступал бы василевс, а входил он на красный аграрий[5]. Однако при христолюбивом деспоте Василии[6], когда этот василевс отправлялся в бани Прусы[7] и вновь, когда он отбывал посмотреть мостик Ригия[8], строившийся его повелением и попечением, он поднимался на дромоний, а другой дромоний следовал сзади. Входившие же на него гребцы были с царского агрария и из моряков-стенитов[9]. В древности Стеной имел хеландии[10] царского флота числом до десяти. Поскольку же блаженный василевс делал все чаще свое пребывание в Пигах[11] по той причине, что там возводился им этот дворец, подобно тому как в Эвдомоне[12], в Иерии[13] и во Врие[14], он входил на аграрий по старому обычаю. Но когда он отправлялся в более отдаленную поездку, например в бани Прусы и для наблюдения за мостом Ригия, он вступал, как выше сказано, в дромоний[15], а другой дромоний следовал сзади, так как большинство архонтов[16] поднималось с василевсом, а прочие — на второй дромоний. Однако приснопамятный и мудрейший василевс Лев, будучи расположен более милостиво к магистрам, патрикиям и близким [ему] синклитикам[17], желая всегда их[18] радовать и рассудив, что аграрий недостаточен для приема большого числа архонтов, построил дромоний и постоянно вступал на него, куда бы ни захотел отправиться. С ним отправлялись те, кого он хотел из архонтов, магистров и патрикиев. Ибо по обычаю в аграрий с василевсом не вступал никто, кроме друнгария виглы[19], друнгария флота[20], логофета дрома[21], этериарха[22], мистика[23] и начальника прошений[24], а также, если он находился в городе, то и доместика схол[25], и паракимомена[26], и протовестиария[27], а из китонитов[28], кого прикажет василевс. Итак, вот каким образом построил дромоний Лев, приснопамятный и мудрейший василевс, а через некоторое время он построил и второй дромоний, который и был назван „вторым“ и получил прозвище „Свита“[29]. Ибо и в дальние поездки отправлялся блаженный этот василевс, на пример, в Никомидию, на Олимп[30], в Пифию[31], поэтому были потребны два дромония для обслуживания и отдыха как его, так и его архонтов. Поскольку он нередко отправлялся в ближние поездки, он оставлял один экипаж на ипподроме для охраны дворца, потому что корпус арифма[32], согласно укрепившемуся древнему обычаю, уходил в поход с доместиком схол, а остающиеся на ипподроме [не] уходят, согласно обычаю, с василевсами в поездки[33].
[Знай], что изначально у протоспафария фиалы была царская должность: этот протоспафарий держал и имел под собою[34] всех гребцов царских аграриев, русиев и мавров[35], кроме аграриев августы, ибо аграрии августы, и русии и мавры, находились под управлением и властью начальника трапезы августы[36]. Однако в царствование Льва, приснопамятного и мудрейшего василевса, новоотстроенные по царскому приказу дромонии имел этот протоспафарий фиалы под своей властью, как и гребцов этих дромониев. Поэтому вышеназванный протоспафарий фиалы каждый день и каждый вечер по старому обычаю приходил и садился в фиале (поэтому-то он и назывался протоспафарием фиалы), решал, судил в соответствии с правом и улаживал тяжбы между гребцами с аграриев и с дромониев, им управляемых. И когда находил кого-нибудь, вопреки должному либо поступающего, либо обижающего кого-нибудь, либо проявляющего нерадение в своей службе, он крепко наказывал того плетьми. И таким образом, как рассказано, все гребцы дромониев, как и аграриев василевса, русии и мавры, находились под рукою и надзором протоспафария фиалы. А что касается аграриев августы, и русиев и мавров, то они находились под рукою и наблюдением начальника трапезы августы, хотя отчет начальник трапезы делал об этих аграриях не августе, а василевсу. При Льве, блаженной памяти мудрейшем василевсе, протоспафарием фиалы был протоспафарий Иоанн, прозвище которого Фалассон, а после него протоспафарий Подарон, после этого протоспафарий Лев Армянин[37], отец протоспафария и манглавита[38] Арсения. Они, протоспафарий Подарон и протоспафарий Лев Армянин, оказались протэлатами[39] патрикия и друнгария флота Насара, и при Василии, христолюбивом деспоте, были взяты с флота и стали протэлатами агрария василевса. В царствование же приснопамятного и мудрейшего василевса Льва, когда он построил дромонии, благодаря их мужеству и морскому опыту, он сделал их протокаравами. Когда случалась опасность, василевс вводил гребцов двух дромониев с двумя протокаравами первого дромония в суда-хеландии, давая им полное необходимое вооружение, как-то: щиты, копья, лучшие шлемы и прочее, что подобает носить стратиотам-морякам[40]. Их забирал патрикий и друнгарий флота Евстафий[41] вместе с царским флотом и отправлялся против врагов. Все это василевс сделал потому, что патрикий и друнгарий флота Евстафий стремился к войне с врагами. А вместо тех царским дромонием управлял старец Михаил и [Михаил][42], известий умница из бывших в то время протэлатами. На веслах же в дромониях до возвращения царских гребцов сидели стениты из личного состава Стенона. А когда гребцы возвращались из похода, они снова оказывались на собственной службе, как было раньше. Затем василевс, милостиво расположенный к протоспафарию Подарону, так как тот был мужествен, дал ему также власть протоспафария фиалы: ведь он прославился более всех на войне, и, по свидетельству патрикия и друнгария флота Евстафия, не было другого такого же по храбрости, усердию, остальным добродетелям и в особенности по благо-мыслию и исключительной верности василевсу. А поскольку он был неграмотным, то по повелению василевса с ипподрома приходил судья, заседал с ним вместе в фиале и судил гребцов[43]. Аграриями же августы, как было сказано, владел начальник трапезы августы. После этого василевс избрал Подарена и Льва Армянина топотиритами[44] царского флота, а протокаравами[45] своего дромония назначил упомянутого старца Михаила, бывшего тогда протэлатом дромония, а некогда служившего вторым златом[46] агрария христолюбивого деспота Василия; [назначил он] и другого Михаила, прозвище коего Варкала, который был прежде протэлатом на флоте друнгария и патрикия Евстафия, когда тот переправлял турок и громил Симеона, архонта Булгарии[47]. Впрочем, этот Симеон, архонт Булгарии, зная о прибытии на реку флота и о том, что флот должен переправить против него турок, соорудил лесы, то есть весьма прочные и крепкие канаты[48], чтобы турки не могли переправиться. И благодаря этой выдумке туркам не удалось переправиться с первой попытки. Тогда вышеупомянутый Михаил Варкала с двумя другими моряками, взяв свои щиты и мечи и хабро и быстро выскочив из хеландии, перерубили лесы, то есть канаты, и открыли проход туркам. Итак, турки, видя этого Варкалу и поражаясь его храбрости — ведь он один, опередив двух моряков, первым разрубил канат -, заявили в удивлении, что ему подобает именоваться патрикием и быть главою флота. Услышав о мужестве этого Варкалы, василевс сделал его вторым златом на царском дромонии. Затем, когда Подарон и Лев стали топотиритами, старец Михаил и этот Варкала были избраны протокаравами дромония[49].
[Знай], что ранее названный Лев Армянин, отец протоспафария манглавита Арсения, умер, будучи топотиритом на флоте, а протоспафарий Подарон через некоторое время был назначен стратигом в фему Киверреотов.
[Знай], что, когда Подарон[50] стал топотиритом, протоспафарием фиалы был избран протоспафарий Феофилакт Вимвилидис, приходившийся племянником протоспафарию Иоанну, коему прозвище Фалассон, и оставался [на этом] посту несколько лет в годы первого автократорства багрянородного христолюбивого деспота Константина[51]. Итак, когда он умер, то вышеназванный старец Михаил был почтен саном протоспафария и избран протоспафарием фиалы, поскольку он сильно состарился и утомился, в течение множества лет служа протокаравом. И когда василевс входил в фиале в дромоний[52] и отправлялся в поездку или куда-нибудь еще, добрый тот старец, незабвенный по своему морскому опыту, становился посреди дромония, побуждая и ризывая гребцов дромония сильнее и крепче грести и работать весами, а заодно советуя тогдашним протокаравам держать руль и направлять царский корабль в согласии с непогодой и дыханием ветров. Итак, когда он умер, то из-за малолетства василевса[53] и неразборчивости патрикия и паракимомена Константина[54] оказался протокаравом известный Феодот[55], бывший в то время протэлатом, почтенный в разное время [чином] кандидата, стратора, спафария, спафарокандидата, а затем протоспафария и протоспафария фиалы[56], он был зятем ранее названного старца Михаила. Ибо в согласии со старым обычаем никогда протокарав василевса не становился и не был назначаем протоспафарием, даже спафарокандидатом, но или кандидатом, или стратором, или, самое большее, спафарием[57]. Только при Льве, приснопамятном и мудрейшем василевсе, этот Михаил был почтен как спафарий, а после этого — спафарокандидат. Однако из-за того, что василевс был мальчиком, как уже сказано, и из-за неразборчивости патрикия и паракимомена Констатина протокаравы оказались спафарокандидатами, а этот Михаил — протоспафарием. Когда же василевс господин Роман вступил во дворец и оказался, не знаю, как выразиться, обладателем царства[58], он из-за расположенности Феодота к христолюбивому деспоту и василевсу Константину не только сместил его, но и подверг наказанию бичеванием и острижением и отправил в вечное изгнание, в коем тот и завершил свою жизнь. Оставил он пресловутого Константина Лориката, бывшего протокаравом вместе с [Михаилом], так как из страха он проявил себя преданным ему и собственноручной письменной клятвой отрекся от расположения и любви к василевсу Константину; [Роман] почтил его сначала спафарокандидатом, сделав первым протокаравом и избрав протоспафарием фиалы, а вскоре почтил и как протоспафария. Итак, сей человек через наущение клирика Иоанна, ставшего по попущению божию ректором[59], донес блаженному василевсу господину Роману: „Протоспафарий Феофилакт, начальник трапезы августы, поскольку он является опорой и защитой матери василевса[60] да и самого василевса, по необходимости должен сочувствовать своим господам и благодетелям. Какая нужда разделять состав аграриев фиалы меж двух властей? Ведь начальник трапезы августы, руководимый преданностью к василевсу и августе, способен совратить управляемых им аграриотов августы, а более того — и гребцов с дромониев. И они замыслят какой-либо мятеж против твоей царственности“. Говоря так, он убедил того дурного и коварного ректора, а через него — и василевса. Ибо легковесный и шаткий разум скор к тому, чтобы сбиться с пути и склониться ко всякому, говорящему и замышляющему с коварной целью. Говоря таким образом, он добился своего, а добившись, получил власть над аграриями августы. И с тех пор утвердился порядок, по второму протокарав царского дромония располагает и управляет все ми гребцами, и с царских дромониев, и с аграриев августы, и к тому же является протоспафарием фиалы[61]. Должно знать[62], что при христолюбивом и приснопамятном василевсе Льве имело место взыскание наличных денег[63] в фемах Запада чарез протоспафария Льва Цикану, бывшего стратигом[64], с тех, кто предпочел не участвовать в походе[65].
Должно знать, что опять-таки при этом христолюбивом и приснопамятном Льве имело место взыскание наличных денег с фем Запада[66] через магистра Иоанна Эладу, который тогда же стал и патрикием.
Должно знать, что также при деспоте Романе, пожелавшем, чтобы пелопоннесцы отправились в поход в Лагувардию в то время[67], когда стратигом на Пелопоннесе был протоспафарий Иоанн Протевон, эти пелопоннесцы снова предпочли не ходить в поход[68], а выставить [взамен] тысячу коней, оседланных и взнузданных, и один кентинарий в наличной монете, что они и предоставили с большой готовностью[69].
52. Имевшая место, как сказано выше, подать конями в феме Пелопоннес при деспоте Романе[1]
Митрополит Коринфа — четыре коня; митрополит Патр — четыре коня; все епископы фем[2] — по два коня; протоспафарий[3] — по три коня; спафарокандидаты — по два коня; спафарии и страторы — по одному коню; царские и патриаршие монастыри[4] — по два коня; монастыри архиепископов[5], митрополитов и епископов — по два коня; неимущие монастыри — один конь с двух вместе. Обладатели же должностей на службе у василевса[6], моряки[7], ловцы раковин, изготовители пергамента коней не поставляли[9].
Дблжно знать, что со всего войска Пелопоннеса за этот поход было взыскано: по пяти номисм [с воина], с совершенно же неимущих — по пяти номисм с двух [воинов] вместе, отчего, как выше сказано, и составился один кентинарий в звонкой монете[10].
53. Повествование о крепости Херсон
Когда Диоклетиан[1] царствовал в Риме, а венценосцем и протевоном в стране херсонитов был Фемист, сын Фемиста[2], Савромат из босориан, сын Крискорона[3], собрав сарматов, населяющих берега Меотиды[4], выступил против ромеев[5] и, захватив страну лазов[6] и победив тамошних[7], дошел до реки Галис[8]. Император Диоклетиан узнав об этом, а именно, что страна лазов и Понтика[9] разорены, отправил туда войско, желая противодействовать сарматам. Экзархом войска был трибун Констант[10]. Прибыв к Галису с войском, Констант расположился там, препятствуя сарматам переправляться через Галис. Поскольку же Констант был не в состоянии соперничать с ними, он пришел к заключению, что никак иначе невозможно изгнать сарматов, если не отправить на войну против них и на разорение их семей кого-либо из соседящих со страною боспориан и Меотидским озером, чтобы, услышав об этом, Савромат отказался от войны. И он извещает об этом императора, чтобы тот отправил посланцев к херсонитам, поднял их против сарматов, поскольку они были их соседями, и чтобы они напали войной на их семьи, дабы Савромат, узнав, поскорее отказался от войны. Император Диоклетиан, услышав об этом, тотчас послал к херсонитам, побуждая их к союзу с Константом и к тому, чтобы, выступив в поход, они разорили страну боспориан и сарматов и пленили их семьи. Так как венценосцем и протевоном страны херсонитов был тогда Хрест, сын Папия[11], херсониты, охотно повинуясь слову императора, размышляли, впрочем, каким бы образом могли они захватить и город Савромата Боспор[12] и крепости на Меотиде[13]. Собрав мужей из соседних крепостей, приготовив военные колесницы и поместив на них хироволистры[14], они оказались около города боспориан и, сделав засады в течение ночи, малыми силами завязали сражение с городом. Ведя битву у стен с рассвета до третьего часа дня, они прикинулись обращенными в бегство, не обнаруживая хироволистр, имевшихся в приготовленных колесницах. Разумеется, в Боспоре, посчитав, что херсониты, побеждаемые в силу их малочисленности, обратились в бегство, приободрившись выступили, чтобы их преследовать. А херсониты, ненамного, как говорят, отступив, начали поражать преследователей — боспориан из хироволистр; находившиеся в засадах херсониты, поднявшись и окружив боспориан, перебили всех их и, вернувшись, захватили Боспор, а также крепости на Меотидском озере и все семьи савроматов и расположились в Боспоре, никого более не убивая, кроме продолжающих воевать, и, удерживая Боспор, охраняли его. Когда прошло несколько дней, Хрест, сын Папия, говорит женщинам-савроматкам: „У нас не было нужды воевать с вами, но так как Савромат отправился разорять страну ромеев, того-то ради мы, побуждаемые императором ромеев, как его подданные, напали на вас войной. Поэтому, если вы хотите жить в вашем городе, давайте отправим послов к вашему господину Савромату о том, чтобы он заключил мир с ромеями в присутствии наших послов и ушел оттуда. Тогда мы отпускаем вас и удаляемся в наш город, но так, впрочем, чтобы Савромат передал сначала сюда наших послов и известил нас через своих людей об условиях мира. Затем мы отпускаем вас и удаляемся. Но если Савромат задумает пуститься на какую-либо хитрость, например — замыслив запереть нас здесь и воевать против нас, и мы узнаем об зтом через наших соглядатаев, то мы перебьем вас всех от мала до велика и лишь тогда уйдем отсюда. Какая, однако, выгода Савромату, если погибнут вся его семья и город?“ Слушавшие это жены Савромата постарались выполнить все с точностью. Итак, херсониты отправляют к Савромату вместе с боспорианами пять своих послов, извещая его о случившемся и об условленном. Когда послы прибыли к Савромату в район реки Галиса, они известили его обо всем совершенном херсонитами против боспориан. Он же, оказавшись в большом затруднении и желая будто бы, как говорят, чтобы послы херсонитов отдохнули с дороги, сказал им: „Так как вы устали, я хочу, чтобы вы отдохнули несколько дней, а затем я исполню все, сказанное вами… затем пойдите к людям из Рима, узнайте от них и убедитесь, что я правдив с вами и далек от обмана“. Когда херсониты ушли к Константу вместе с послами Савромата, они были расспрошены обо всем случившемся меж ними, известили также Константа обо всем совершенном ими в стране боспориан и на Меотидском озере — о том, как захватили семьи Савромата, и что в силу этой необходимости Савромат пошел на мир. Узнав об этом, Констант, однако, был очень огорчен. Он сказал херсонитам: „Какая мне польза от союза с вами, после того, как я заключил договор при условии давать им столько золота?“ Херсониты ему отвечают: „Не печалься, повелитель, если хочешь, мы расстроим договор о дани“. Констант говорит им: „А как это возможно?“ Херсониты отвечают ему: „Заяви со своей стороны Савромату: “Уже заключенные между нами соглашения обрели силу. Поскольку, впрочем, по твоей вине и я сделал затраты и большие расходы на войско [на пути] от Рима до этого места, возмести и ты мне это, и я отдам тебе все твои семьи и твой город»". Обрадованный Констант сообщил об этом Савромату. Савромат, узнав и крепко опечалясь, извещает Константа, говоря так: «Не желаю ни давать чего-либо, ни получать, хочу только, чтобы ты послал ко мне херсонитов, чтобы я отправился отсюда». Херсониты говорят Константу: «Не отпускай нас, пока не получишь всех пленных». Тогда Констант извещает Савромата, заявляя: «Отправь ко мне всех пленных, которых имеешь, и я отпущу херсонитов». Савромат, услышав об этом, против воли и желания отпустил пленных, которых имел, всех до единого. Итак, Констант получив обратно всех, оказавшихся добычей, задержал у себя двух послов херсонитов, а прочих отправил к Савромату, Савромат, взяв их, послал из страны лазов с собственными людьми.чтобы им были переданы и город Боспор, и их семьи. Сам же Савромат с его народом отправился в путь в полном порядке, чтобы херсониты спокойно передали семьи и удалились. Херсониты, приняв своих послов в Боспоре и узнав обо всем совершенном Константом и Савроматом, передали человеку Савромата и Боспор, и крепости на Меотиде, и все семьи без ущерба и в мире достигли страны хер сонитов. Констант же, когда Савромат удалился из ромейских пределов, и сам снарядился в Рим и известил обо всем совершенном херсонитами императора, доставив и двух их послов, увидя которых, милостиво приняв и богато одарив, император сказал им: «Что хотите, чтобы я Дал вам и вашему городу за такое благомыслие и помощь?» И те ответили императору: «Мы не хотим, повелитель, ничего иного, кроме единственной просьбы — чтобы от власти вашей были предоставлены нам приличествующая свобода и освобождение от налогов». Император, охотно уступив их просьбе, щедро предоставил им права и свободы и полное избавление от налогов, отослав их с великими дарами в страну херсонитов, так как они оказались подлинными подданными императора ромеев. Констант также был весьма почтен у императора Диоклетиана как мужественно отразивший войну савроматов. Став знатным и сановитым, он через недолгое время принял и царство ромеев, когда Диоклетиан снова удалился в Никомидию[15].
После того как Констант умер, в Риме царствовал Константин, его сын[16]. Когда он пришел в Византии[17] и против него был некоторыми в Скифии[18] затеян мятеж, он вспомнил сказанное его отцом Константом о благомыслии и союзной службе херсонитов и отправил в страну херсонитов послов[19], чтобы они выступили против страны скифов и сразились с восставшими против него. Венценосцем и протевоном страны херсонитов был тогда Диоген, сын Диогена[20]. Херсониты, охотно повинуясь повелению, приготовив со всем тщанием военные колесницы и хироволистры, достигли реки Истра и, переправившись через нее, сразились с повстанцами и победили их. Император, узнав о нанесенном ими поражении, повелел им отправиться на родину, а протевонам, призвав их в Византии и богато одарив, сказал так: «Поскольку и ныне вы добросовестно трудитесь ради нас, как и при благочестивых предках нашей божественности, то и мы, утверждая права свободы и избавления от налогов, уже данные вам в стране ромеев нашей царственной дланью, жалуем им также золотое изваяние с царской мантией и застежкой и золотой венец для украшения вашего города вместе с нашим документом о свободе и избавлении от налогов и вас, и ваших судов. Кроме того, по причине вашего благорасположения мы даем вам также золотые кольца с выбитыми [на них] нашими благочестивыми изображениями, с помощью коих вы, запечатывая при случае посылаемые вами нам донесения и просьбы, докажете нам, что послы являются подлинно вашими. К сему еще мы предоставляем вам ежегодно жилы и пеньку, железо и оливковое масло для изготовления ваших хироволистр и даем вам на ваше пропитание тысячу аннон[21], чтобы вы были стрелками из хироволистр, определив, что эти продукты и все обычно посылаемое мы должны ежегодно отправлять вам отсюда в страну херсонитов». Херсониты, получая эти анноны и разделив их меж собою и своими сыновьями, снарядили [должное] число [воинов]. Таким образом, вплоть доныне их сыновья зачисляются в [это] число сообразно с состоянием стратии родителей. Почтенные тогда припасами и великими дарами боголюбивым императором Константином, Диоген и его люди прибыли в страну херсонитов, доставя и божественные щедроты.
Через некоторое время после того, как это случилось, Савромат[22], внук Савромата, бывшего сыном Крискорона, воевавшего Лазику, собрав войско с Меотидского озера, поднялся на херсонитов, желая, как говорят, отомстить за оскорбление пленением, нанесенное ими его деду при императоре Диоклетиане. Херсониты, узнав об этом — венценосцем и протевоном Херсона был тогда Виск, сын Суполиха[23], — и приготовясь к противоборству, сами встретились с Савроматом вне города, в местах, называемых Кафа[24], и сразясь с ним, поскольку бог помогал херсонитам, победили Савромата и прогнали его, поставя пограничные знаки в том самом месте под названием Кафа, где, сразившись, победили Савромата и где сам Савромат и оставшиеся у него люди принесли клятву, что никогда они не переступят ради войны установленные меж ними границы, но что каждая из стран владеет собственными местами, начиная от обозначенных пределов. Затем Савромат ушел в Боспор, а херсониты — к себе.
После того как это кончилось таким образом, через некоторое время снова другой Савромат[25], снарядясь и взяв с собою множество мужей с Меотидского озера, затеял войну против херсонитов. Перейдя клятвой утвержденные в Кафе первым Савроматом границы (что никогда никто из боспориан не дерзнет преступить их ради войны), пересек их сей Савромат, будто бы желая силой отнятую у него землю вызволить и получить обратно. Разумеется, херсониты — а венценосцем и протевоном страны херсонитов был в те времена Фарнак, сын Фарнака[26] — также выступили против Савромата. Встретившись друг с другом в местах прежде названной Кафы, встали обе стороны на горах. Савромат, будучи велик ростом, был уверен в себе, бахвалился, понося херсонитов и полагаясь также на бесчисленное множество находившихся с ним. А Фарнак был мал ростом по сравнению с Савроматом и, видя толпу Савромата, порешил со своим войском, что он один сразится с Савроматом и не погубит бесчисленное множество людей. Итак, когда это решение было вынесено, Фарнак заявляет полчищу Савромата, говоря: «Какая надобность в том, чтобы произошла гибель такой толпы? Ведь не вы по собственному почину обратились к войне, а Савромат побудил вас. Посему возжелайте принудить его на поединок со мной, и если я с богом одолею его, вы уйдете в свои места без ущерба, а он сам и его город подчинятся мне; а если он одолеет меня, вы также уйдете в свои места, а он вступит в мои». Толпа савроматов, с удовольствием приняв это, побудила Савромата на поединок с Фарнаком. Итак, Савромат, зная, что Фарнак очень мал ростом, а он сам весьма велик, возрадовался этому, уверенный в своей силе и в доспехах, которыми пользовался, будучи защищен [ими]. Когда так было решено, Фарнак говорит своему войску: «Когда я отправлюсь с богом на поединок и вы увидите, что спина Савромата обращена к вам, а лицо — к своим людям, у меня же мое лицо — к вам, а моя спина — к врагам, все вы исторгните один крик, произнеся единственно: „А! а!“ и не повторяйте крика». Итак, когда оба отправились для поединка на равнину и поменялись местами так, что, когда Фарнак оказался на стороне Савромата, а Савромат — на стороне Фарнака, войско Фарнака издало единый крик: «А! а!» Савромат же, услышав этот звук, обернулся, стремясь узнать, что за крик случился в войске Фарнака. Когда Савромат повернул лидо назад, приоткрылась немного пласти-на его шлема, и Фарнак, тотчас подскакав, ударил копьем Савромата и убил его. Когда Савромат упал, Фарнак, сойдя с коня, отрубил ему голову. Оказавшись победителем в борьбе, он распустил воин-ство Меотиды, а людей из Боспора забрал как пленников, отняв их землю. Он поставил в Кивернике, далеко от страны херсонитов, пограничные знаки, оставя им земли лишь в сорок миль[27]. Эти пограничные знаки остаются на месте и поныне, тогда как упомянутые первые пограничные столбы находятся в Кафе. Немногих из бос-пориан удержав у себя для земледелия, Фарнак позволил всем про-чим, удостоив сострадания, уйти к боспорианам. Отпущенные Фарна-ком за проявленные им к ним благодеяния и человеколюбие воздвигая в его честь стелу в Боспоре. С тех пор, впрочем, царство савроматов в Боспоре было уничтожено[28].
После этих событий, когда[29] венценосцем и протевоном страны херсонитов был Ламах[30], а над боспорианами царствовал Асандр[31], боспориане, исполненные великой злобой против херсонитов и совершенно неспособные угомониться от коварств, постоянно стремились отплатить каким-либо возмездием херсонитам за пленения. Итак, узнав, что Ламах имеет единственную дочь Гикию[32], а у Асандра есть сыновья[33], они хлопотали о заключении брака, чтобы благодаря этому, безопасно наступая, отомстить стране херсонитов. Итак, они отправляют послов в страну херсонитов с увещаниями: «Поскольку мы знаем, что истинная любовь имеется между нами и мы бесхитростно относимся друг к другу, давайте породнимся меж собою, дайте нам в невестки дочь Ламаха, прота вашего, за сына Асандра, нашего господина, или возьмите его к себе в зятья, и мы будем знать, что верны друг другу, поскольку сын царя находится с вами». Хер-сониты ответствуют им так: «Мы не согласны отдать вам нашу дочь, если же вы хотите дать нам в зятья одного из сыновей Асандра, вашего царя, мы это принимаем, впрочем, так, чтобы сын Асандра, прибывший к нам, для того чтобы стать зятем, никогда не имел возможности попытаться вернуться в страну боспориан ради свидания либо беседы со своим отцом. Если же он даже помыслит об этом, сразу, в тот же час сам умрет». Когда послы были отпущены, достигли страны боспориан и сообщили об этом, Асандр вновь отправил послов, говоря херсонитам: «Если вы говорите правду и заверяете меня в том, что Ламах согласен сочетать свою дочь с моим старшим сыном, то я пошлю его вам, чтобы он там стал зятем».
Ламах же в те времена, как известно, славился большим богатством в злате и серебре, рабами и рабынями, разным скотом и многочисленными владениями. Дом же его в четыре строения простирался в ширину и длину вплоть до нижних частей [города], называемых Сосы[34], где он имел собственные ворота в стене и четыре большие калитки для входа и выхода вместе с другими особыми воротцами, так чтобы из входивших в город его животных каждое стадо — коров, коней и кобыл, быков и телок, овец и ослов — входило через свои воротца и шло в свое стойло. Итак, херсониты упросили Ламаха, чтобы он взял в зятья сына Асандра. Когда Ламах согласился на их просьбу, прибыл в Херсон сын Асандра и женился на Гикии. Когда миновал небольшой срок в два года, Ламах умер, а мать Гикии умерла еще раньше. Поэтому Гикия по прошествии года после погребения отца, когда приближалась годовщина, желая устроить праздник в память своего отца (венценосцем и протевоном Херсона был тогда Зиф, сын Зифона[35]), попросила знатнейших людей города, чтобы они без гордости вместе со всем народом согласились принять от нее вино, хлеб, оливковое масло, мясо, птиц, рыбу и прочее, потребное для празднества, дабы в день памяти Ламаха все горожане с женами и детьми и со всеми их семьями радовались и веселились, водили хороводы каждый в своем доме и на площади и не брались вообще за какое-либо дело, заверив клятвенно горожан, что в течение всего времени своей жизни она каждый год в день памяти Ламаха будет давать им подобным образом все для праздника. Когда все было так устроено [и] подтверждено ею клятвенно, ее муж, сын Асандра, питающий втайне коварство и ищущий случая для предательства, узнав обо всем сказанном Гикией и утвержденном клятвой, удивился и похвалил Гикию за клятвенную заповедь как относящуюся должным образом к родителям, согласясь и сам. Как говорят, веселиться и совершать возлияния ради такого договора. затем, когда прошел день памяти и праздник, он известил жителей Боспора через своего раба, сообщив им: «Я нашел способ, благодаря которому мы можем без труда овладеть Херсоном. Итак, вы с перерывами будете посылать мне по десять или двенадцать добрых парней, помимо гребцов на судне, как будто бы посылая мне дары. Когда же ваши суда, прибыв, причалят в Символе[36] и будут там стоять, я пошлю и доставлю на конях в город приехавших парней и посланное вами». Таким-то образом в течение двух лет из прибывавших время от времени с дарами боспориан, сын Асандра, чтобы не была ведома городу хитрость, переводил этих [людей] пешком из Символа, а через несколько дней, вечером, при всех, отпускал их наружу, как можно в более поздний час. Отойдя от места на три мили, когда спускался глубокий мрак, они возвращались и приходили к так называемому Лимону[37], а оттуда на корабле он доставлял их в Сосы и через воротца, которые имел в стене, вводил их в свой дом, так, что никто не знал об этом, кроме трех его рабов-боспориан, единственных верных ему людей, одного — уходящего в Символ и извещающего, чтобы суда ушли, другого — возвращающего боспориан и ведущего в Лимон, третьего — доставляющего их на судне из Лимона в Сосы и возвращающего их в дом Ламаха. С их помощью он кормил их в кладовых дома, при неведении Гикии о коварстве, ожидая, как сказано, ежегодного дня памяти Ламаха, празднества всего города и отхода ко сну, чтобы восстать самому ночью и с боспорианами, и со своими рабами, сжечь город и перебить всех. Когда в течение двух лет в доме Гикии собралось до двухсот боспориан и день памяти Ламаха был уже близок, случилось, что рабыня Гикии, горничная, бывшая у нее большой любимицей, была из-за провинности изгнана с глаз ее и заперта. В нижней части помещения, в котором рабыня была заперта, содержались боспориане. Когда рабыня сидела и пряла лен, вышло так, что катушка ее веретена свалилась и, покатившись, упала в глубокую дыру у стены. Встав, чтобы пднять ее, она увидела ее лежащей в глубокой дыре и, не будучи в состоянии вытащить ее из-за глубины, она была вынуждена оторвать от пола у стены одну плитку, чтобы достать катушку, и увидела через отверстие внизу, в нижнем помещении, толпу находившихся там мужей. Увидя, она ловко положила на место плитку, чтобы не было заметно людям внизу, и, тайно послав одну из рабынь, позвала госпожу свою, дабы она пришла к ней, так как она должна услышать и увидеть нечто важное. Гикия, смягченная богом, пришла к рабыне, и когда она вошла одна в помещение и закрыла дверь, пав к ее ногам, рабыня сказала: «Госпожа, ты имеешь власть над негодной своей рабой. Но я хочу показать моей' госпоже нечто странное и неожиданное». Гикия сказала ей: «Говори без страха и покажи, что это такое». Рабыня, подведя ее к стене и ловко подняв плитку, говорит ей: «Посмотри через отверстие, госпожа, на спрятавшуюся внизу толпу боспо-риан». Гикия, увидев и поразившись этим делом, сказала: «Не праздное это наблюдение». И заявляет рабыне: «Как ты расцениваешь это дело?» Рабыня же отвечает: «Воистину, по воле божией, госпожа, упала катушка с моего веретена и, покатившись, свалилась в эту дыру, а я, будучи не в состоянии ее достать, была принуждена оторвать плитку и тогда увидела их». Та же повелела рабыне положить аккуратно плитку на ее место и, привлекши ее и обняв, поцеловала ее от души и сказала ей: «Ты ни в чем неповинна, дитя, да простится тебе проступок, ибо бог восхотел, чтобы ты прегрешила, дабы коварство открылось нам. Смотри поэтому, изо всех сил сохраняй тайну и не осмеливайся никому на свете доверить ее». Впрочем, она держала ее постоянно при себе, больше, чем ранее, как свою доверенную. Позвав двух из своих родственников, бывших особо верными ей, Гикия говорит им наедине: «Отправясь, соберите к себе втайне протевонов и благородных людей города, и пусть они изберут трех зерных мужей, способных хранить тайну и делать дело и пусть обяжут их все клятвенно, чтобы они исполнили у меня все, что я пожелаю просить их. Пусть они будут тайно присланы ко мне, и я имею нечто настоятельное и полезное городу доверить им. Только поскорее делайте то, что я говорю вам». Когда ее родственники ушли и втайне рассказали об этом протевонам, тотчас те избрали трех мужей, которых сами знали как верных людей и, связав их всех клятвой, что если они согласятся что-нибудь либо делать для Гикии, либо давать, то не откажутся от своих слов, но до конца исполнят обещанное ей ими. Когда они тайно ушли к Гикии, она приняла их и говорит им: «Можете ли вы заверить меня клятвой, что сделаете то, о чем я захочу попросить вас?» Они же ответили ей: «Воистину, госпожа, мы готовы, о чем бы ты ни попросила нас, заверить тебя, что до конца исполним твой приказ». Тогда Гикия говорит им: «Поклянитесь мне, что если я умру, похороните меня посреди города[38], и я скажу вам мою тайну. Видите, тяжкого чего-либо я не требую от вас». Мужи, выслушав это, со всею готовностью заверили ее клятвенно, говоря: «Если ты умрешь, то мы похороним тебя посреди города и не вынесем тебя за стены». Гикия, убежденная их клятвами, говорит им: «В ответ на вашу клятву и я, разумеется, открываю вам мою тайну. Так вот. Я желаю, чтобы вы знали, что мой муж, питающий природную злобу своего города, коварство и зависть против нас, введя втайне по частям толпу боспориан в мой дом, кормит до двухсот вооруженных людей без моего ведома о деле. Но бог ныне по случаю открыл мне это. Итак, он, как кажется, имеет такую цель: когда я дам праздник городу в память моего отца и вы, отвеселившись, уснете, он ночью восстанет с имеющимися у него боспорианами и своими рабами, подожжет ваши дома и перебьет вас всех. Так вот — подходит день памяти моего отца, и должно в соответствии с моей клятвой дать вам по обычаю все для празднества, и у меня имеется все наготове. Пожелайте поэтому и вы все прийти в веселии, попросить и получить все с готовностью, чтобы он еще не помыслил, что мы знаем о деле и чтобы внезапно не началась гражданская война. Пожелайте поэтому открыто по обычаю веселиться, но умеренно, и водить хороводы на площадях, но заготовьте каждый в ваших домах Дерево, вязанки и плотные факелы, так что, когда надоедят вам ликования и танцы, вы прикинетесь, что уходите на отдых, а я также поскорее устану и повелю запереть свои калитки, и вы тотчас в полном спокойствии с вашими рабами и рабынями, принеся всем домом дерево, вязанки и факелы, положите их к моим калиткам и воротцам и вокруг всего дома, вылив масло на дерево, чтобы скорее загорелось, и, когда я захочу и прикажу вам, тотчас бросите огонь, а сами с оружием встанете вокруг дома, чтобы где бы вы ни увидели выходящих из дома через двери, убивали их. Итак, уйдя, расскажите об этой тайне и подготовьте все, что я вам велела». Горожане, услышав об этом от трех мужей, все быстро сделали согласно словам Гикии. Когда настал день поминовения, как будто веселясь, Гикия послала за мужами города, приглашая их брать все для празднества. Помогал и ее муж при этом и просил, чтобы им было дано побольше вина для веселья. Горожане, охотно получая все, радовались, как было им ведено, и водили весь день хороводы. Когда же наступил вечер, горожане стали уставать и уходить в свои дома для отдыха, ибо пировали они всем домом. Гикия, приглашавшая всех своих людей в своем доме пить без оглядки, чтобы они, поскорее опьянев, ложились спать, только горничным своим повелела прясть и себя саму оградила от вина. Ибо, найдя порфирный кубок, она дала его своей горничной, знавшей о деле, и велела ей налить в него воды. А муж ее, видя порфирный кубок, не догадался, что она пьет воду. Когда же наступил вечер и горожане, как уже было сказано, устали, Гикия говорит своему мужу: «Так как мы навеселились, пойдем отдыхать и мы». Муж ее, услышав, еще больше обрадовался и поспешил улечься, ибо не мог он сам сказать так же, чтобы не вызвать подозрения у жены о той хитрости, которую замыслил. Итак, Гикия повелевает запереть воротца и все калитки и принести ей ключи, как обычно. Когда это было сделано, она говорит своей доверенной горничной, знавшей о заговоре: «Поспеши с прочими горничными ловко забрать все мои украшения и золото и уложить все нужное и приготовьтесь, чтобы, когда я скажу вам, вы последовали за мною». Они же, сделав все по ее приказу, были наготове. Когда ее муж будто бы лег, чтобы поскорее уснуть, а на деле чтобы поскорее встать для заговора против города, Гикия избегала ложиться, пока не заснет вся ее семья. Муж ее заснул от большого возлияния. Гикия, видя его спящим, ловко замкнула на ключ спальню и, заперев мужа, спустившись из дома со своими горничными, выйдя спокойно через калитки и закрыв их, побудила горожан поскорее разжечь огонь вокруг дома. Когда огонь был зажжен и дом загорелся, если кто-нибудь из находившихся внутри оказывался в состоянии выпрыгнуть или вырваться, его убивали горожане. Так как весь дом вместе с людьми в нем сгорел до основания, бог спас город херсонитов от козней боспориан. А Гикия, когда ророжане хотели разрыть ее сгоревший дом и очистить место для строительства, не позволила этого, а, напротив, побудила весь город, каждого из горожан, носить и насыпать здесь всякие свои отбросы, чтобы весь ее дом был засыпан ими как служивший делу заговора против города. Поэтому до наших дней это место называется Дозором Ламаха[39].
Когда все это так кончилось, херсониты, понимая, сколь неизмеримо благодеяние, совершенное с помощью божией для них Гикией, и что она ничего решительно не пощадила из своего имущества, а важнее всего считала спасение города, воздвигли в награду за такое ее деяние две медные статуи на площади города, изображающие ее в юном возрасте, в каком тогда она находилась, и передающие своим видом величие ее благодеяния и любовь ее к горожанам, поскольку, будучи в юном возрасте, она оказалась столь разумной, что спасла с помощью бога свое отечество. Тогда как на одной стеле они поместили ее скромно наряженной и открывающей горожанам все, связанное с заговором ее собственного мужа, на другой они представили ее действующей и ведущей борьбу с затеявшими заговор против города. На пьедестале статуи они описали все совершенные ею с помощью божией благодеяния для горожан. Если находится любитель прекрасного, он регулярно от времени до времени обтирает пьедестал статуи, чтобы можно было прочесть на нем о событиях и вспомнить о совершенном ею и о провале козней боспориан[40].
Через некоторое время, когда венценосцем и протевоном страны херсонитов был Стратофил, сын Филомуса[41], Гикия, будучи весьма Умна и желая испытать херсонитов и узнать, действительно ли они намерены исполнить клятвенное обещание и похоронить ее посреди города, сговорившись со своими рабынями, прикинулась сначала потерявшей ко всему интерес, а затем и умершей. Рабыни, обрядив ее, сообщили горожанам в таких словах: «Умерла госпожа наша, и в каком месте должно ее похоронить, укажите нам». Херсониты, услышав, что умерла Гикия, и поразмыслив, отнюдь не стремились соблюсти существо клятвы, а именно — похоронить ее посреди города, но подняв ее, вынесли для похорон за пределы города. Но кога ложе было опущено около могилы, Гикия, сев и оглядев всех горожан, сказала: «Таково-то ваше клятвенное обещание? Так-то вы все соблюдаете? Горе, однако, поверившему в верность херсонита!» А херсониты, видя исполненный ею над ними розыгрыш, крайне пристыженные совершенным предательством, всячески умоляли ее успокоиться, простить им грех и не бранить их более. Впрочем, они заверили ее повторной клятвой, что они похоронят ее не вне, а внутри города, что, конечно, потом и исполнили. Ибо когда она была еще жива, в месте, которое ей понравилось, они поставили ее гробницу, воздвигли еще одну медную статую и, позолотив, водрузили ее у ее могилы в качестве дополнительного заверения.
Должно знать, что вне крепости Таматарха[42] имеются многочисленные источники, дающие нефть[43].
Следует знать, что в Зихии[44], у места Паги, находящегося в районе Панагии[45], в котором живут зихи, имеется девять источников, дающих нефть, но масло девяти источников не одинакового цвета, одно из них красное, другое — желтое, третье — черноватое.
Да будет известно, что в Зихии, в месте под названием Па-паги, близ которого находится деревня, именуемая Сапакси, что значит «пыль», есть фонтан, выбрасывающий нефть.
Должно знать, что там есть и другой фонтан, дающий нефть, в деревне по названию Хамух. Хамух же — имя основателя деревни, старика. Поэтому та деревня так и называется Хамух. Отстоят же эти места от моря на один день пути без смены коня[46].
Следует знать, что в феме Дерзина[47], близ деревни Сапикий и Деревни по названию Епископий, имеется источник, дающий нефть.
Должно знать, что в феме Цилиаперт[48], под деревней Срехиаваракс имеется источник, дающий нефть. Да будет известно, что, если жители крепости Херсон когда-либо восстанут или замыслят совершить противное царским повелениям[49], должно тогда, сколько ни найдется херсонских кораблей в столице, конфисковать вместе с их содержимым, а моряков и пассажиров-херсонитов связать и заключить в работные дома. Затем же должны быть посланы три василика[50]: один — на побережье фемы Армениаки[51], другой — на побережье фемы Пафлагония[52], третий — на побережье фемы Вукелларии[53], чтобы захватить все суда херсонские, конфисковать и груз и корабли, а людей связать и запереть в государственные тюрьмы и потом донести об этих делах, как их можно устроить. Кроме того, нужно, чтобы эти василики препятствовали пафлагонским и вукел-ларийским кораблям и береговым суденышкам Понта переплывать через море в Херсон с хлебом или вином, или с каким-либо иным продуктом, или с товаром. Затем также и стратиг должен приняться за дело и отменить десять литр[54], выдаваемые крепости Херсон из казны, и две [литры] пакта[55], а затем стратиг[56] уйдет из Херсона, отправится в другую крепость и обоснуется там.
[Знай], что если херсониты не приезжают в Романию и не продают шкуры и воск, которые они покупают у пачинакитов[57], то не могут существовать.
[Знай], что если херсониты не доставляют зерно из Аминса[58], Пафлагонии, Вукеллариев и со склонов Армениаков, то не могут существовать.
К ЛЕММЕ И ПРЕДИСЛОВИЮ
Унаследованное от античной литературы Предисловие (Прооймион) к сочинению играло важную роль в произведениях византийских авторов. Исследователи не случайно оценивают подобный зачин как своего рода словесный «жест» изготовки к повествованию (см.: Аверинцев С. С. Греческая «литература» и ближневосточная «словесность» // Типология и взаимосвязи литератур Древнего мира. М., 1971. С. 220-224). В византийских исторических памятниках Вступления выполняли функцию как утверждения темы произведения, принципов изложения материала, так и сжатой формулировки авторской позиции в отношении своего труда (см.: Чичуров И.С. К проблеме. С. 203-217). Р. Дженкинз отмечает четырехчастный характер Предисловия в сочинении Константина Багрянородного: 2-12 — о практическом значении мудрости для императора (ср.: DAI. 1.4-8; 13.12-14, 19S-197; 43.3-4; 46.167-169; 48.25-27); 12-24-краткое изложение содержания книги (ср. 13.197-200; 46.166-167; 48.23-25); 24-39-пророчество будущей славы царствования Романа II; 39-48 — мольба о божественном покровительстве Роману (DAI. II. Р. 9). При выявлении различных стилистических уровней произведения Константина Багрянородного (Tartaglia L. Livelli stilistici S. 197-206) особо следует отметить функции библейской стилистики Предисловия. Фразеология, заимствованная из Ветхого завета, отвечала, по замечанию Дженкинза средневизантийскому идеалу «соломонова правителя» (ср.: Const. Porph. De cerem.P.455; 570. 17; ср. также: Treitinger О. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S. 135; Grabar A. L'empereur. P. 95; Schlumberger G'.Un empereur. P. 185, 263; Vasiliev A.A. Byzance. Vol.II. Partee 2. P. 387). Предисловие традиционно датируется 952 г., хотя осторожнее было бы полагать, что оно составлено после подготовки всего сочинения в целом.
1. Ср.: Const. Porph. De cerem. P. 3.455. О двойственной функции власти византийского императора — как царя земного, так и одновременно раба Христа — см.: Dolgert Byzanz. S. 23. Treitinger 0. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S. 146. Anm. 8.
2. 0 титуле «василевс» см.: Brehier L. L'origine. P. 165 П.; Mason H.J. Greek Terms; ср.: Dolger F. Byzantinische Diplomatik. S. 102 П., 130 ff. В ранневизантийских источниках обозначал царей древности (например, птолемеевского Египта и т.п.), с VII в. служил официальным наименованием византийского императора вместо применявшихся ранее латинских терминов imperator, caesar, augustus. Впервые в официальных документах титул «василевс» для обозначения императора известен по новелле Ираклия 629 г. (Dolger F. Regesten. Bd. I. N 199; Zachariae aLingenthal. Jusgraeco-romanum. Lipsiae, 1857г. P. III. S. 44 ff.). С тех пор становится обычным титулом византийского императора, хотя применялся и по отношению к иноземным правителям, особенно в компилятивных хрониках (см.: Rosch G. ONOMA. S. 37 ff.). С VIII в. (Ibid. S. 109 ff.) или IX в. (Brehier L. L'origine. P. 161 sg.; Острогорски Г. Автократор и самодржац. С. 99и след. Dolger F. Byzantinische Diplomatik. S. 130-131) в официальных документах стал употребляться исключительно как титул византийского императора. С VII в. известен также титул ??? ??? — «великий император» (Schreiner P. Zur Bezeichnung «Megas» und «Megas Basileus» in der byzantinischen Kaisertitulatur // BYZANTINA. 1971. Т. 3. S. 173 ff) Распространение в Византии титула «василевс» традиционно объясняли причинами внешнего порядка: Ираклий после победы в персидском походе заимствовал титул которым греки обычно именовали персидских монархов (Brehier L. L'origine. Р- 172 ff.; Bury J. Selected Essays. Cambridge, 1930. P. 99-109). О той же идее — правда, с учетом позднеантичных традиций -см.: ShahidL. The Iranian Factor. P. 295-312. Однако титул «василевс» — уже до персидского похода Ираклия употреблялся в Византии универсально для обозначения правителей (Brandy К. Der byzantinische Kaiserbrief aus St. und die Schrift der friihmittelalterlichen Kanzleien // Archiv fiir Urkundenforschung. 1908. Bd. 1. S. 34 ff.; Ostrogorsky G. Geschichte. S. 89; Rosch G. ONOMA. S. 106 ff.).
3. Ромеи (т.e. дocлoвнo — «римляне», от ??? — Рим) — транслитерация греческого самоназвания византийцев, которые считали себя продолжателями традиций Древнего Рима, а своих василевсов — непосредственными преемниками власти римских императоров (византийскую столицу — Константинополь называли и Новым Римом: Fenster E… Laudes Constantinolopitanae). Содержание термина «ромеи» было для среднековых греков не столько этническим, сколько конфессионально-политическим.Сами византийцы (ромеи — «римляне»), как правило, непосредственно не сопоставляли себя с современными им жителями Рима (см.: Литаврин Г.Г. Византийское общество С. 166-167). Этнический же термин (FpaiKoi — «греки») они избегали употребить применительно к самим себе. Прежде считалось, что титул «василевс ромеев» ??? ???) правители Византии приняли лишь после признания ими в 812 г. коронации франкского короля Карла Великого в качестве императора в 800 г. Новый титул должен был подчеркнуть превосходство византийского («римского») императора над «императором франков» (Trsitinger О. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S. 161, 187. Anm. 117; Dolger F. Byzanz. S. 80. Anm. 17; Ohnsorge W. Abendland und Byzanz. S. 27, 30)- Г. Рэш показал, однако, что термин «василевс ромеев» применялся в Византии официально как императорский титул задолго до 812 г. и отнюдь не в связи с причинами лишь внешнего порядка (Rosch G. ONOMA. S. 111 ff.). Он зафиксирован на печатях.
4. Ср.; Const. Porph. De cerem. P. 587. 6-7. Император считался божьим избранником, венчанным на царство Христом (см.: Treitinger О. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S,34-38, 61-62, 114; Ensslin W. Das Gottesgnadentum. P. 163-165; Brehier L. Les Institutions. P. 55).
5. «Рожденный в Порфире». Ср.: Const. Porph. De cerem. P. 11. 253. «Порфира» (как и порфирный цвет) являлась символом императорской власти (Ensslin W. Das Gottesgnaden-tum, P. 156.7), а сам термин употреблялся в императорских аккламациях Х в. (Const. forph, De cerem. P. 39.20; 45.22; 47.14 etc.). В техническом смысле слово «Порфира» — особый покой в императорском дворце, традиционное место рождения детей правящих василевсов (Delbrueck R. Antike Porphyrwerke. В.; Leipzig, 1932. S. 27, 148). «Багрянородный» — наследник, родившийся в Порфире, когда отец его сидел на императорском троне. Однако в Х в. отнюдь не все «багрянородные» наследники рождались в Порфире (см.: Georg. Cedr. P. 338.20 — 339.2; Theoph. Cont. P. 147.15-17). По замечанию Р. Дженкинза, термин «багрянородный» мог происходить и от второго значения «Порфиры» (отец занимал престол в день рождения ребенка), поскольку известен не раньше эпохи императора Льва VI, родившегося после воцарения отца-узурпатора Василия I (ср.: Liudpr. Antap. P. 1.5; 45.43. См, подробнее: DAI. II. Р. 10).
6. Вся последующая часть Предисловия построена на библейских цитатах и текстовых иллюзиях. Ср.: Притчи, 11,1: «Сын мудрый радует отца»; 15, 20: «Мудрый сын радует отца».
7. Ср.: Theoph. Cont. P. 446. 1-9.
8. Ср.; Ис., 50, 4-5: «Он пробуждает, пробуждает ухо мое, чтобы я слушал… Господь бог открыл мне ухо».
9. Ср.: Притчи, 2, 6: «Ибо Господь дает мудрость».
10. Ср.: Иак., 1, 17: «Всякое деяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше».
11. Ср.: Псалт., 71, 17: «И благословятся в нем племена; все народы ублажат его».
12. Ср.: Theoph. Cont. P. 70.3.
13. Ср.: Leon. Tact. Col. 677 CD. Далее Константин излагает как основной замысел труда, так и принципы своей внешней политики. Он намерен рассмотреть систему взаимоотношений империи с окружавшими ее народами с точки зрения политической выгоды для Византии; определить способ подчинения каждого из этих народов; предупредить о возможных претензиях «варваров» к Византии; дать представление о происхождении, обычаях, природных условиях жизни интересующих империю народов.
14. См. коммент. 8 к гл. 1.
15. Ср.: Второзак., 28,7: «Одним путем они выступят против тебя, а семью путями побегут от тебя».
16. Ср.: Ис., 33, 14: «Трепет овладел нечестивыми».
17. Ср.: Зах., 9. 15: «Господь Саваоф будет защищать их».
18. Ср.: Псалт., 88, 37: «Семя его пребудет вечно, и престол его, как солнце предо мною»
19. Ср.: 1 Паралип., 21,3.
20. Ср.: Иов, 5,19: «В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло».
21. Ср.: Второзак., 14,2: «И тебя избрал Господь».
22. Ср.: Галат., 1.15: "… Бог, избравший меня от утробы матери моей".
23. Ср.: Ездр., 1,2: «Все царства земли дал мне Господь».
24. Ср.: Псалт., 17, 34: «И на высотах моих поставляет меня»; Иезек., 40,2: «И поставил на весьма высокой горе».
25. Ср.: Матф., 5,14: «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на вершине горы».
26. Ср.: Псалт., 71,10: «Цари Аравии и Савы принесут дары». Ср. также: Const. Porph n cerem. P. 40, 14-15. См.: Treitinger 0. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S. 76. 184
27. Ср.: Псалт., 32,14: «С престола, на котором восседает, он презирает на всех, живущих на земле»; 71,11: «И поклонятся ему все цари; все народы будут служить ему».
28. Ср.: Псалт., 67,20: «Бог возлагает на нас бремя, но он же и спасает нас». 29. Ср.: Исх., 13,19: «И посетит вас бог».
30. Ср.: Исх., 33,22: «И покрою тебя рукою моею».
31. Образ, также заимствованный из Библии (Псалт., 71,16.) Ср. также: Theoph. Сощ Р. 212. 10-11; 225.20.
32. Ср.: Theoph. Chron. P. 478. 16-17; Theoph. Cont. P. 70.2-3 etc. В библейских словес. ных образах Константин передает актуальную для него идею об утверждении принципа наследственности императорской власти, мысль о величии этой власти в сочетании с тревогой за судьбу сына-наследника.
К ГЛАВЕ 1
Вся часть сочинения Константина Багрянородного от гл. 1.16 до гл. 13.11 (за исключением гл. 9) представляет собой изложение практики византийской дипломатии по отношению к северным соседям империи. Д. Моравчик характеризовал данный раздел как «практический урок» византийской внешней политики (DAI. II Р. 12). Поэтому предполагается, что в первых главах произведения отражено реальное положение для середины Х в. Однако у ученых нет согласия на этот счет: Г. Манойлович (Manojiovic G. Studije. Knj. 182. S. 11-12), В. Греку (Grecu V. Das sogenannte Geschichtswerk. S. 77-80) отмечали учебно-дидактический, а П. Лемерль — книжный, учено-энциклопедический характер произведения (Lemerle P. L'encyclopedisme a Byzan-се // Cahiers d'histoire mondiale. 1966. Vol. 9, N 3. P. 603 sq.; Idem. Le premier humanisme byzantin. Notes et remarques sur enseignement et culture и Byzance des origines au X-e siecle. P., 1971. P. 277 sq.). Анализ сведений Константина о кочевниках Северного Причерноморья убеждает в актуальном характере приводимых в трактате данных для византийской внешней политики к середине Х в., хотя о конкретных источниках информа ции Константина можно говорить лишь в отдельных случаях и в основном предположительно (Huxley G. Steppe-Peoples. S. 77-89). Важнейшей внешнеполитической проблемой Византийской империи в середине Х в. была печенежская (История Византии. Т. 2. С. 203). С печенегами Константин связывает целый комплекс международных отношений Видя в печенегах главную пружину своих внешнеполитических акций, Византия стремится влиять с их помощью на ход политических дел в Юго-Восточной и Восточной Европе. Моравчик (DAI. II. Р. 12-13) привел сводку предлагаемых датировок раздела о печенегах. Г. Манойлович (Manojiovic G. Studije. Knj. 187. S. 76-77) считал главы 2-8, 9.114, 12 и 13.9-11 частями монографии о печенегах, написанной в конце правления Льва VI (886-912) и отражавшей этногеографическую ситуацию после того, как печенеги вытеснили «турок» (венгров) из Ателькузу (Междуречья) на север к верховьям Днестра, но до оседания венгров в Паннонии. По его мнению (Ibid. S. 69-73), данные Константина (4.10-11 и 8.21) доказывают близость венгров в это время к печенегам, ибо после ухода венгров за Карпаты они не могли бы легко (ср.: DAI.4) атаковать печенегов. Эту же датировку принял Ф. Дворник (Dvornik F. Les Legendes. Р. 243). Однако Моравчик отметил, что в 951 г. (37.13-14) печенеги были в четырех днях пути от Венгрии (37.47-48) и что не было и необходимости направлять тогда печенегов против Болгарии (ср.: 8.20). Для датировки событий существенны сведения Константина, что печенеги уже были соседями болгар и часто нападали на них (см.: 5.3-14; 8.22), что печенеги могли препятствовать набегам «турок» (венгров) на Византию (4.3-13) и что они не раз их уже побеждали (3.2-5; 4.11-13; 8.21-22; 13.9-11). Эти и другие соображения (DAI. II. Р. 12-13) не позволяют датировать описываемые события временем до венгерского заселения Паннонии. Ср.: Fodor I. Kazarok, bolgarok, magyarok. Szeljegyzetek Peter B. Golden konyvehez // Archaeologiai Ertesito 1984. N 11. 100-109 1.
1. Речь идет о печенегах (тюрк. Becenek) (Gombocz Z.Ober den Volksnamen besenyo // Turan. 1918. Т. 3. S. 209-215; Bang W. (Jber den Volksnamen besenyo'// Ibid. S. 436-437; Nemeth J- Die petschenegischen Stammesnamen // Ungarische Jahrbucher. 1930. Bd. 10. S. 27-34). Остальную литературу см.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 87 ft.; Bd II. S. 249 ff. В русских летописях — Печен-Ьги, Печен-Ьзи (Молодчикова И.А. «Повесть вренных лет» как источник о взаимоотношениях Киевской Руси с печенегами // Открытия молодых археологов Украины. Киев, 1976. Ч. 2. С. 25-26). В византийских источниках употребление этого термина Константином (см. также: Const. Porph. De cerem. Р. 691. 5-7) — одно из наиболее ранних [до этого времени этноним встречается в сочинениях константинопольского патриарха (901-907, 912-925) Николая Мистика — ??? (PG. T. CXI. Col. 72 D, 73 ACD etc.)]. У Константина зафиксирована и другая форма этнонима — Пат^уакси (Moravcsik Gy. Byzantinonircica. Bd. II. S. 247-248), получившая потом широкое распространение в византийской традиции и ставшая регулярной для обозначения печенежских племен. Моравчик (Ibid. S. 249) приводит параллели и из других языков: латинского (Pizenaci), армянского (Pacinak), грузинского (Pac'amg), осетинского (Bedzanag). Таким образом, термин, используемый Константином, является византийским воспроизведением самоназвазвания народа (его этнонима). В начальном разделе трактата материал о печенегах относится к их истории в Подунавье, тогда как вопросы происхождения печенежских племен, их древней истории и взаимоотношений с другими племенами освещены в последующих главах (см. гл. 37 и след.). В Северное Причерноморье тюркские племена печенегов перекочевали из Азии в конце IX в. под натиском, как полагают, тюркоязычных народов, в частности гузов (узов), двинувшихся в конце IX в. из Приаралья и бассейна Сырдарьи в Восточную Европу (Голубовский П. Печенеги, тюрки и половцы до нашествия татар: История южнорусских степей IX-XIII вв. Киев, 1884. С. 18 и след.; Jettmar К. Die fruhen Steppen-Volker. Baden-Baden, 1964; Gyorffy Gy. Sur la question. P. 283-292; Божилов И. България. С. 37 и след.). Близким соседом печенегов в заволжский период их истории был Хазарский хаганат (Артамонов М.И. История хазар. С. 336 и след.; Плетнева С.А. Хазары. С. 66 и след.; ср.: Новосельцев А. П. Хазария. С. 20-32). Стремясь ослабить давление со стороны печенегов, хазары заключили союз с узами (торками). Разбитые узами (см. гл. 14), печенеги двинулись в Хазарию. Овладев причерноморскими степями, печенеги стали расширять зону своей активности. Об их появлении в Причерноморье источники впервые сообщают около 889 г. (Regin. Chron. P. 131-132). Вытеснив в 90-е годы IX в. из Причерноморья мадьяр (гл. 37. См. также: Feher G. Zur Geschichte der Steppenvolker. S 257 i.; Gyorffy Gy. Sur la question. P. 283-292), печенеги в самом конце XI в. оттеснили также уличей, живших в луке Днепра, на север — в Поросье (Плетнева С.А. Печенеги. С. 214). С этими событиями связывается постройка близ Стугны хорошо укрепленного уличского города Пересеченя и разрушение славяно-тиверских городов в Приднестровье (Рыбаков Б.А. Уличи // КСИИМК. 1950. Вып. XXXV. С. 3-17; ср. также гл. 14). С разгромом тиверцев был завершен, как полагают исследователи, захват печенегами причерноморских степей (ср.: Boba I. Nomads, Northmen and the Slavs. Eastern Europe in the Ninth Century // Slavo-Orientalia. Wiesbaden, 1967. Bd. 2. S. 10). Деление печенегов на два объединения отражено, возможно, в сообщении Константина о границе между ними по Днепру. Восточное (левобережное) объединение тяготело к Хазарскому хаганату, западое было больше связано с Болгарией и Византией (ср.: Shepard J. The Russian Steppe-Frontier. P. 218-237). На рубеже IX-Х вв. печенеги распространяются на Нижнее Подунавье (Васильевский В.Г. Труды. Т. I. С. 8 и след.; Златарски В. История. Т.1, ч. 2. С. 378 и след.; Расовский Д.А. Печенеги С. 1-66; Gregoire H. Byzance, les Khazars, les Magyars et les Petchenegues // VIF CIEB. Resumes des соmm. P. 1940. P. 6-7). Зона распространения печенегов, описываемая Константином в начальных главах, сложилась, скорее всего, к началу Х в. Территория «Печенеги» (ср. гл. 42), согласно традиционному мнению, охватывала в конце IX — начале X в. огромную территорию — от Дона до левого берега Дуная (Rambaud А. L'Empire grec. Р. 393; Успенский Ф.И. Византийские владения на северном берегу Черного моря в IX-Х вв. Киев, 1889. С. 6, 11; Vasiliev A.A. Histoire. Vol. I. P. 428-429; Grousset R. L'Empire des steppes. P. 238; Мутафчиев П. История на Византия. С., 1947. Ч 1. С. 284-285; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 87; Плетнева С.А. Печенеги. С. 214; ср.: Расовский Д. А. Печенеги. С. 3). Опираясь на свидетельства ал-Мас'уди (X в.), П. Диакону датирует появление печенегов в Нижнем Подунавье временем около 934 г. (Diaconu Р. Les Petchenegues. Р. 36-37). Несмотря на эти споры, ясно что печенеги в конце IX в. во многом определяют политическую ситуацию на Балканах и в Подунавье. Так, победа болгарского царя Симеона в 896 г. над Византией при Болгарофиге и последующий за этим мир, невыгодный для византийцев, во многом связаны с привлечением Симеоном на его сторону печенежских вождей, которые нанесли поражение венграм — союзникам империи. Диакону считает, что все пространство от Дона до Сирета стало после 896 г. владением печенегов (Diaconu P. Les Petchenegues. Р. 34), ограниченным с востока пределами Хазарии (о хазарских памятниках к западу от Днепра: Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА. 1967. N 142. С. 7 и след., 185 и след., карта на с. 187). Что касается западных территорий, занятых печенегами, то, вопреки обычным отождествлениям упоминаемых Константином рек ??? = Днепр, ??? = Буг, ???; = Днестр (см. гл. 38), Диакону идентифицирует эти гидронимы с названиями рек Ботна, Когилник Ялпуг (Diaconu P. Les Petchenegues. P. 36), т.е. «продвигает» зону расселения печенегов к середине Х в. уже на территорию Пруто-Днестровского междуречья. Однако И. Божилов (България. С. 55-57; Boiilov I. Les Petchenegues. P. 170-175), не соглашаясь с представлением об овладении печенегами к этому времени южной частью Пруто-Днестровского междуречья, указывает на Дунай как границу между Болгарией и «Печенегией». Необоснованность локализации печенегов на территории между Прутом и Днестром подчеркивает и Д. Дьёрффи (Gyorffy Gy. Sur la question P. 283 sq.). Основная масса связываемых с печенегами археологических памятников IX-Х вв. обнаружена в бассейне Дона, а не в Пруто-Днестровском междуречье (Плетнева С.А. Печенеги. С. 153-154). В середине Х в. южная степная зона между Прутом и Днестром, по мнению Божилова, прочно находилась в руках болгар (Божилов И. България. С. 59; ср.: Тьпкова-Заимова В. Долни Дунав. С. 21). Появление печенегов даже в междуречье Буга и Днепра Божилов (България. С. 40) относит только ко времени, близкому к составлению труда «Об управлении империей», т, е к 948-952 гг. Согласно данным Константина, однако, к середине Х в. область расселения печенегов простиралась от средней части Карпат до излучины Дона (см гл. 42). По территории «Печенегии» протекали Днепр, Южный Буг, Днестр, Прут и Сирет С востока к этой территории примыкали земли хазар и узов, с севера — древней Руси, с запада и юго-запада находились венгры, с юга — комитат Дристры, юго-восточная граница отделяла эту область от византийских владений в Крыму (Коледаров П. Историческата география. С. 58). Одно из первых сообщений о печенегах в русских летописях относится к 915 г.: «В лъто 6423. Приидоша печенъзи первое на Русскую землю и сотворивше миръ с Игорем, и приидоша к Дунаю» (ПВЛ. Ч.1. С. 31). В первой половине Х в. печенеги были объектом активной дипломатии как Византии, так и Руси. Крупных столкновений с печенегами Византия не знала вплоть до XI в., хотя печенеги привлекались то на сторону Византии против болгар или русских, то на сторону Руси против Византии, Хазарии и Болгарии (Мавро дина P.M. Киевская Русь и кочевники: (печенеги, торки, половцы). Историографический очерк. Л., 1983). Так, во втором десятилетии Х в. Византия пыталась создать коалицию против Болгарии с участием печенегов. С этой целью к печенегам был отправлен в качестве посла херсонский стратиг Иоанн Вогас (он был, возможно, печенежского происхождения: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 92). Послдьство Иоанна Вогаса (Georg. Mon. Chron. V, 10. Р. 804.20-805.5; 807.19-808.3, Theoph. Cont. P. 386.23-387.7; 389.20-390.5; Leon. Gramm. Chron. P. 293.5-13; 295.18-296.2 Scyl. P. 201.51- 202.55; 204.21-25; Zonar. Epit. P. 464.10-465.2; Nic. Patr. Epist., 9. Col. 72 D) рассматривается как важный этап в политике Константинополя после второй болгарско-византийской войны и датируется теперь временем, близким к битве при Ахелое 917 г. Неудача посольства Иоанна Вогаса связывается теперь (вопреки В. Златарскому: История. Т. I, ч. 2. С. 374) с активной самосостоятельной политикой Симеона, вступившего в непосредственные контакты с печенегами. Возможно, печенеги участвовали в разгроме византийцев Симеоном при Ахелое 20 августа 917 г. (Божилов И. България. С. 52).
2. Ср.: Притчи, 1,8. Издатель справедливо отмечает, что этот пассаж принадлежит скорее к Предисловию чем к главе 1, как это сделано в издании, сохраняющем композицию рукописи.
3. Ср.: Притчи, 1,5.
4. Ср.: Const. Porph. De cerem. P. 5.2-4.
5. Константин утверждает принцип простоты и ясности стиля изложения (см.: Moravcsik Gy. ??? // Atti del V Congresso internazionale di studi bizantini. Roma, 1939. Т. I. P. 518-520). 6. Означении античной словесности как образца для византийской риторики см.: Hunger Н. On the Imitation (Mimesis) of Antiquity in Byzantine Literature // DOP. 1969/1970. Т, 23/24. P. 17-38; Beck H.-G. Das byzantinische Jahrtausend. S. 147 ff. 7. Cp.: Const. Porph. De them. P. 82.13; 83.21.
8. Термин ??? применялся к этническим группам населения, противопоставлявшимся ромеям. Для византийцев — это иноверцы и язычники (ср.: Const. Porph. De cerem. (р. 58. 13-16) или иноземцы, например, франки (ср.: Ibid. P. 749.12-13), болгары (ср.; Leon. Diac. Hist. P. 79.6-7). См.: Treitinger 0. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S. 78-79; Lechner К. Hellenen und Barbaren im Weltbild der Byzantiner. Munchen, 1954. S. 51. О политической теории, которой руководствовались византийцы в отношениях с чужеземцами (ei5vr|), см.: Ostrogorsky G. Die byzantinische Staalenhierarchie. S. 49-53.
9. Здесь; посланник (Treitinger 0. Apokrisiarios // Reallexicon fur Antike und Christentum. Stuttgart, 1942. Bd. I. S. 501-504). Как обозначение секретарской должности термин зафиксирован в VI в. в Оксиринхских папирусах (Oxyrhinchus Papyri / Ed. В.Р. Grenfeld, A,S, Hunt. L., 1898. P. 144.15), но и в ранневизантийских источниках употреблялся в значении «вестник», «посланник», «посол» (см., например, у Исидора Пелусиота — PG. Т. LXXVII. Col. 1225 А). В этом наиболее распространенном значении термин употреблен и Константином. С IX в. апокрисиарием называли иногда и просто посредника, агента (например, у патриарха Тарасия — PG. Т. XCVIII. Col. 1476 С etc.). См.: Sophocles E.A. Greek Lexicon. Vol. I. P. 222.
10. Этот заимствованный из латинского языка термин (лат. obses) (ср.: 1.21; 7.5 и след.; 8.13 и след.; 45.142) употреблялся для обозначения заложников в византийских памятниках и до Константина Багрянородного (см.: Du Cange С. Glossarium. Vol. II. Р.1073).
11. Об эпитетах, применявшихся по отношению к Константинополю, см.: Fenster E. Laudes Constantinopolitanae.
12. По Д. Моравчику, это куратор апокрисиария (ср.: Vogt A. Basile I", empereur de Byzance et la civilisation byzantine a la fin du IX6 siecle. P., 1908. P. 166; Brehier L. Les institutions. P. 302; Emerceau A. Apocrisiaires et apocrisiarat. Notes de 1'apocrisiarat, ses varietes a travers Phistoire // Echos d'Orient. 1914. Vol. 17. P. 289-297, 542-548). Функции апокрисиария зависели и от ранга того, кого он представлял, и от ранга того' к кому он был послан. Различались светские и церковные апокрисиарии. Среди первых можно выделить царских и воинских посланников, среди вторых — патриарших, епископских, монастырских и т.п. В обязанности апокрисиариев входили и функции наблюдателей (Koev Т. Die Institution der apokrisiarioi // ЕВ. 1978. N 4. Р. 57-61).
13. Ср.: dai. 6.2-3; 37.49. О терминах, обозначающих понятия географической близости, см.: Дюно Ж.-Ф., Ариньон Ж.-П. Понятие «граница». С. 69-73.
14. «Округ» (???) — здесь, очевидно, соответствует техническому термину «фема» (см.: Pertusi F La formation; Karayannopoulos J. Die Entstehung). Фема, официально называвшаяся «Климаты» (см. коммент. 15 к гл. 1), именовалась и по ее столице — Херсону (ср.: const. Porph. De them. P. 98-100; 182-183; DAI. 42.39-54). Оставшись в стороне от движения варваров (прежде всего гуннов), Херсон (античный Херсонес) в IV-V вв. сохранял значение восточного форпоста Восточно-Римской империи Замечание Захария Ритора (VI в.) о том, что в Херсоне «живут люди воинственные и вар-варские», недостаточно для заключения о преобладании в городе в этот период «варварского» населения. Из надписи императора Зенона (488 г.) известно, что в Херсоне находился хорошо вооруженный гарнизон; в городе функционировало и налоговое ведомство — викарат (Шестаков С 77. Очерки. С. 95 и след.; Якобсон А.Л. Раннесредневековый Херсонес. С. 22). В конце V — начале VI в. в городе велось интенсивное крепостное строительство (Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 19 и след.). В VI в. возобновилась чеканка собственной бронзовой монеты (Соколова И.В. Монеты). Херсонская церковная епархия существовала с начала IV в. Несмотря на более заметные, чем в других городах империи, черты хозяйственной автаркии Херсон в ранневизантийский период представлял собой провинциальный центр, доминировавший в Таврике. Некоторый упадок Херсона в VII — первой четверти IX в. (прекращение выпуска собственной монеты, ослабление торговых связей с Константинополем) связывается как с распространением на Таврику власти хазар, так и с общим кризисом византийского города в эту эпоху (Якобсон А.Л. Крым. С. 29 и след.: Он же. Раннесредневековый Херсонес. С. 35 и след.; ср.: Шестков С. 77. Очерки. С. 36; Соколова И. В. Монеты). Спорным остается вопрос о npeделах херсонского самоуправления в конце VII — начале VIII в. в связи с появлением титула «протополита» Херсона (Theoph. Chron. Р. 377.22-380.8), т.е. его «первого гражданина» (Соколова И. В. Монеты. С. 107 и след.). Согласно мнению ряда ученых, Херсон был вплоть до 833 г. «независимым» городом-государством, находившимся дружественных отношениях с Византией (Соколова И. В. Администрация Херсона. С. 207-209; Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 270). Вряд ли, однако, можно говорить о полной его независимости. Неоднократные военные экспедиции в Херсон при Юстиниане II свидетельствуют о большом значении, придававшемся городу в Константинополе и в это время (Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения. С. 39-42, 62-65, 128-133). К середине VIII в. позиции Византии в Юго-Западной Таврике ослабели; постепенно расширялось влияние хазар, появившихся в Херсоне уже около 710 г. (Васильевский В.Г. Труды. Т. II, ч. 2. С. 397-400; Dunlop D.M. The History. P. 174). Утверждение хазар в Юго-Западной Таврике привело к нарушению торговых связей между поселениями этого района и Херсоном, к упадку земледелии и сокращению хлебной торговли Херсона (Якобсон А.Л. Раннесредневековый Херсонес. С. 37; Баранов И.А. О восстании Иоанна Готского // Феодальная Таврика, Киев, 1974. С. 157). Эта ситуация отразилась и в сообщениях Константина Багрянородного (см. гл. 53). В 833 г. император Феофил с целью укрепления позиций Византии превратил Херсон в административно-военный округ империи — фему, поставив во главе ее стратига (DAI. 53; Theoph. Cont. P. 123-124). Под его начало попали местные правители — архонты (Theoph. Cont. P. 123-124). К этому периоду относятся и известные восстания херсонитов, сопровождавшиеся изгнанием императорских стратигов (например, в 891 г.: Georg. Mon. Cont. Р. 855; Theoph. Cont. P. 360). Однако ко времени написания трактата «Об управлении империей» Херсон оставался для Византии главным аванпостом ее внешней политики в Северном Причерноморье. Фема Херсона (или «Климаты») зафиксирована во всех известных такти-конах IX-Х вв. (Oikonomides N. Les listes; ср.: BeneSevic V. Die byzantinischen Ranglisten // Byzantinisch-neugriechisches Jahrbuch. 1926-1927. Bd. 5. S. 123). О Херсоне в связи с фемной организацией см. также: Const. Porph. De them. P. 182-183; DAI. II. P. 153-156, 205-209. Во времена Константина Багрянородного Херсон играл видную роль в системе византийско-печенежско-хазарско-русских отношений. Часть печенегов, вклинившись в земли между Хазарией и подвластными ей крымскими городами, прервала их связи. Попытки хазар вытеснить оттуда печенегов потерпели неудачу (Плетнева С.А. Печенеги. С. 213 и след.). С этой ситуацией связано сообщение Константина о «близости» печенегов к Херсону и об «окружении» ими Боспора. Для локализации «Печенегии» в южнорусских степях в первой половине X в. существенно, что связи Византии с печенегами около 917 г. (миссия Иоанна Вогаса; см. коммент. 1 к гл. 1) осуществлялись через Херсон (Theoph. Cont. P. 390.1 Georg. Mon. Cont. Р. 807; Zonar. Epit. Р. 464.14-15). Поидимому, основная масса печенегов располагалась к северу от Крымского полуострова, в междуречье Дона и Днепра (ср. гл. 8) (Божилов И. България. С. 40). Ко времени составления сочинения Константина Херсон находился под властью византийской администрации (Sorlin I. Les traites. P. 447 sq.), о чем свидетельствует русско-византийский договор 944 г. (Mikucki S. Etudes sur la diplomatique russe la plus ancienne, les traites byzantino-russes du X-e siecle // Bulletin International de PAcademie Politique des Sciences et des Lettres. 1953. Suppl. 7. P. 11-12; Wosniak F. The Nature. P. 144 sq.; Сахаров А. Н. Диплотия Древней Руси. С. 225; Литаврин Г. Г. Русско-византийские связи. С. 41-52). Возобновившаяся с 866/867 г. чеканка собственной бронзовой монеты продолжалась в Херсоне вплоть до конца Х в.; тогда же в Херсоне функционировали чиновники византийского таможенного ведомства — коммеркиарии: их печати Х в. обнаружены там (Соколова И. В. Администрация Херсона. С. 208).
13. Официальное название фемы Херсона (см. в «Тактиконе Успенского»: Oikonomides N. Les listes. P. 115). Фема занимала южную часть Крымского полуострова (Vasiliev A.A. The Goths. P. 117; Philippson A. Das byzantinische Reich als geographische Erscheinung. Leiden, 1939. S. 122). Сам термин «Климаты» связан с идущими от позднеантичной традиции представлениями о горизонтальном делении поверхности земли на некие «климатические», т.е. широтные, зоны (обычно выделялось семь «Климатов») (Honigmann E. Die sieben Klimata und die ??? ???.. Heidelberg, 1929. Литературу см.: Nystazopoulou M. Note sur ГАпопуте de Hase improprement appele Toparque de Gothic // Bulletin de Correspondance Hellenique. 1962. Т. 86. P. 324, п. 7). Предложено толкование греч. ??? как перевод местного имени *sala — «склон» (Трубачев О.Н. Таврские и синдомеотские этимологии // Этимология, 1977. M., 1979. С. 127-144).
К ГЛАВЕ 2
1. О росах см. коммент. 1 к гл. 9.
2. Ср.: DAI. 37.42; 47. В начале Х в. печенеги кочевали между Доном и Дунаем (см. коммент. 1 к гл. 1). Их кочевья находились в одном дне пути от Киева. С 915 по 1036 г. Киев 16 раз воевал с печенегами (не считая мелких стычек). Политика Руси по отношению к печенегам не сводилась к постоянной конфронтации. Так, Игорь включил их в свое войско во время походов на Византию 943-944 гг. (ПВЛ. Ч. 1. С. 33; Половой Н.Я. О дате второго похода Игоря на греков и похода русских на Бердаа / / ВВ. 1958. Т. 14. С. 138-147). Правда, В. Гюзелев (Добруджанският надпис на събитията в Българии през 943 г. // Исторически преглед. 1968. 6. С. 45) считает, что в данном случае печенеги были орудием Византии, а не Киева; однако это предположение не нашло поддержки (Божилов И. България. С. 60).
3. О названии «Росия» см. коммент. 3 к гл. 9.
4. О русско-печенежской торговле см.: Левченко М.В. Очерки. С. 201; Литаврин Г.Г., Каждан А. П., Удальцова З.В. Отношения Древней Руси и Византии в XI — первой половине XII в. // The Proceedings of the Congress of the Byzantine Studies. Oxford, 1967; Новосельцев Д.77., Пашуто В.Т. Внешняя торговля Древней Руси. С. 81-108.
5. Следует отметить ошибочность информации Константина об отсутствии скота у росов, — информации, полученной, вероятно, от византийского купца, а не от болгарина или печенега, знавших лучше реальную ситуацию. Археологические исследования показали, что скотоводство было важной отраслью сельского хозяйства Древней Руси. Как свидетельствуют остеологические материалы, именно оно обеспечивало население большей частью мясной пищи. «Молочные продукты, в частности сыр, издавне входили в рацион питания восточных славян. Лошади и волы использовались в транспортных целях и как тягловая сила на пашне. Шкуры и кости животных использовались в кожевенном и косторезном ремесле. Соотношение костей домашних и диких животных почти во всех без исключения древнерусских археологических памятниках демонстрирует безусловное преобладание скотоводства по сравнению с охотой. Древнерусское стадо включало в себя крупный рогатый скот, лошадь, свинью, овцу и козу. Наиболее часто встречаются в раскопках кости крупного рогатого скота. Очевидно, именно это животное играло ведущую роль в мясной пище населения. Количество костей лошади, обнаруженных на древнерусских памятниках, в несколько раз уступает количеству костей крупного рогатого скота. Однако эти цифры, очевидно, отражают не реальное соотношение этих видов в стаде, а сокращение употребления конины в пищу в связи с распространением использования лошади на пашне и отчасти христианским запретом. Мелкий рогатый скот был менее многочислен, причем кости овец встречаются значительно чаще козьих» (Археология СССР. Древняя Русь г, замок, село. М„ 1985. С. 225-226).
6. Кроме походов дружин князей Олега и Игоря на Византию (ПВЛ. Ч. 1. С. 33-34) Константин мог под отдаленными войнами росов подразумевать поход Игоря 943/944 г. в Закавказье (Якубовский А.Ю. Ибн-Мисхавейх о походе русов на Бердаа в, X. — 943-944 гг. // ВВ. 1926. Т. XXIV. С. 88-89. Половой Н.Я. О дате второго похода Игоря на греков и похода русских на Бердаа // Там же. 1958. Т. 14. С. 138-147; Пашуто В.Т. Внешняя политика. С. 103), сведения о котором могли дойти до Византии как от хазар (может быть, через херсонитов), так и от самих русских
7. Т.е. Константинополь. Об эпитете см.: Fenster E. Laudes Constantinopolitanae.
8. См. коммент. 27 и др. к гл. 9; ср.: 42.60-62.
9. В гл. 9 Константин пишет, что росы, напротив, способны и проводить ладьи по водным путям и противостоять печенегам. Возможно, за замечанием о невозможности отражать натиск кочевников во время переправы судов стоит какой-то известный Константину конкретный эпизод захвата печенегами торгового каравана росов.
К ГЛАВЕ 3
1 От тюркск. Тюрк" (ТУрк). Известны восточные формк термина. Письменные памятники зафиксировали термин с VI в. для обозначения ряда народов (древние тюрки VI-VII вв., хазары IX в., мадьяры Х-XI вв., вардариоты XI-XIV вв., сельджуки XI-XIII вв.). Поскольку этнонимы и этниконы памятников при их переводе нельзя заменять, «переводить» этниконами языка, на который осуществляется перевод, те допустимо было бы в русском переводе сочинения Константина писать "???" имея в виду, что русский этникон «турки» ныне обозначает современное население Турции. Значения греческого этникона объясняют его генезисом. В начале знакомства соседей с кочевыми племенами севернее Согдианы последних стали называть собирательным именем тюрок (Габашвили В.Н. Сведения. С. 46). В памятнике западных тюрок первой половины VIII в. «турк» — «собирательное имя военного союза племен… Это имя долго не получает конкретного этнического содержания» (Толстое С. 77. К истории древнетюркской социальной терминологии // ВДИ. 1938. N 1. С. 81). «Термин т^рк» — «собирательное имя, которое объединяло многие племена различного расового и этнического происхождения» (Кононов А.Н. Опыт анализа термина Турк // СЭ. 1949. N 1. С. 47). В арабской географической литературе IX-Х вв. «слово тюрк появляется как название группы народов и языков, а не как название какого-либо одного народа или государства...» (Бартольд В.В. Соч. Т. 5. С. 584). Первое посольство западных тюрок появилось в Константинополе в 563 г., второе — в 568 г. В последнем находились согдийцы, от которых византийцам стал известен термин «турк» (Harmatta J. Bizanc es a tiirkok kapcsolatainak kezdetei // Antik Tanulmanyok. Bp., 1962, 9.k. N 1-2. 39-53. 1.). Он обозначал тогда кочевые племена севернее Согдианы (Габашвили В.Н. Сведения. С. 46). Эти обстоятельства делают понятным применение византийцами термина ??? уже в качестве этникона народов определенной территории и близких хозяйственно-культурных типов. Для древних тюрок такое применение не имело оснований: византийцы принимали общность разных племен за один народ-этнос. В дальнейшем этникон тоОрког стал отражать представление византийцев (в некоторых памятниках IX в.) о хазарах и о мадьярах как об одном народе-этносе. Вскоре этникон стал обозначать мадьяр в отличие от других народов (указание источников, исследований: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica Bd. II. S. 320-327; DAI. II. P. 13-14; Ligeti L. A magyar. 321-332. 1.). Византийский памятник — речь Арефы (около 861 — около 932 г.) 902 г. — впервые упоминает мадьяр, применяя этникон «турки» (МАВF. 13. 1.). Мнение, согласно которому мадьяры имели этноним (самоназвание) «турк» (DAI. II. Р. 14), отвергнуто исследователем-филологом (Ligeti L. A magyar. 332.1.). Константин пользовался, судя по всему тремя источниками информации о мадьярах: донесениями посла Гавриила (см. гл. 8), сообщениями мадьярских вождей Термачу и Булчу (может быть, также Дьюлы и Булчу), посетивших Константинополь предположительно около 948 г. (гл. 40; MABF. 85-86. 1.), и рассказами хазар из числа телохранителей императора (о них см.: MABF. 35. 1.). Сюжет информации о мадьярах данной главы близок к рассказу о миссии Гавриила (гл. 8). Но сведения о мадьярско-печенежских отношениях записаны из разных источников. Здесь отражен отрицательный этнический стереотип мадьяр, существовавший, вероятнее всего, у хазарских информаторов императора. В гл. 8 — не «трепет» мадьяр перед печенегами, а нежелание воевать с ними. Утверждение о «турки» как этнониме мадьяр не учитывает данных о времени появления этнонима (самоназвания) «мадьяры». Происхождение этого этнонима объясняется в народном предании мадьяр, записанном, правда, впервые лишь в 1282-1285 гг. придворным священником короля Ласло IV Шимоном Кезаи в его «Деяниях венгров» (SRA. I. P. 144-145). Там сказано, что родоначальники двух народов, Хунор и Мадьяр, произошли от одной праматери — животного (тотема). Имена братьев восходят, скорее всего, к древнейшему слою предания. Имя первого представляет собой этикон оногуров (Szucs J. Nemzet. 536. 1.). Второе имя — эпоним (он же — этноним) мадьяр. Согласно преданию, оба народа -«братья». Обыденное сознание народа, создававшего мифы, пыталось обычно объяснить общеизвестные к моменту мифотворчества явления, в частности и тот факт, что мадьяры и оногуры жили вместе, но (и это весьма важно) имели разные самоназвания и названия. Совместное обитание мадьяр и оногуров в Северном Причерноморье датируется второй половиной V — первой половиной VII в. Следовательно, уже в это время мадьяры имели свой этноним, так как иначе было невозможно создать миф о его происхождении. Свидетельство о существовании до Х в. самоназвания «мадьяры» содержится также в традиции о наименовании союза племен как мадьярского, сохраненной в сочинении венгерского Анонима (рубеж XII-XIII вв.). Героями повествования здесь выступают «семь лиц княжеского достоинства, которых зовут именем семи мадьяр (Hetumoger)» (SRA. I. P. 33, 37, 39, 41, 47, 50, 94). Важно, однако, что термин «семь мадьяр» (хетумогер — хетмадьяр) был известен Анониму в его первоначальном значении — как связанное с самоназванием «мадьяры» наименование союза из семи племен, которое они дали ему сами. В одном из описаний военных действий под именем «семи мадьяр» фигурируют отнюдь не вожди, а рядовые воины-разведчики (Ibid. P. 78). Ясно, что «хетмадьяр» — название союза племен, образованное по типу таких наименований тюркских союзов, в которых использовались этнонимы: союз оногуров — «десять огуров», союз тогуз-огуз — «девять огузов» (Nemeth Gy. A honfoglalo. 39- (40. 1.). Самоназвание «хетмадьяр» появилось в то время, когда самоназвание «мадьяры» уже упрочилось, но их союз состоял еще из семи племен, т.е. до присоединения к ним трех племен каваров (см. гл. 39), предположительно датируемого временем после 860 г. (под 881 г. кавары упоминаются в последний раз в качестве отдельной от мадьяр силы) (Gyorffy Gy. Tanulmanyok. 44, 79.1.). Сохранение в неизменном виде наименования «хетмадьяр» после этой даты как традиции (существовавшей и на рубеже XII-XIII вв.) свидетельствует не только о том, что союз из восьми или десяти племен, куда входили и кавары (одно или три племени), существовал непродолжительное время, в течение которого традиционное представление о «семи мадьярах» не могло измениться, но и о том, что данное традиционное представление (а вместе с ним — и самоназвание мадьяр) разделяли сами мадьяры по крайней мере до второй половины IX в. Поэтому не может вызвать сомнений значение арабского этникона «м. дж. г. р.» как воспроизведение самоназванияя мадьяр в сочинении Ибн Русте, который передал отдельные части труда ал-Джайхани, составленного около 922 г. (Новосельцев А. П. Восточные источники. С. 376) или около 900 г. (Левицкий Т. «Мадьяры». С. 57) и отразившего в сообщениях о мадьярах ситуацию, характерную примерно для 70-х годов IX в. (см. преамбулу к коммент. к гл. 38). Характерно, что Ибн Русте, считавший мадьяр «одной из частей (групп) тюрок» (что не соответствует действительности), знал самоназвание мадьярской этносоциальной общности, служившее ее главным отличием. Судя по всему, сведения об этнониме «мадьяр» получены информатором восточного автора от самих мадьяр. Опреление их места в классификации народов как части «тюрок» характерно для арабских географов. Можно предполагать, что уже в Х в. византийцы знали, что «мадьяры» — самоназвание народа, известного в Византии под другими этниконами. В древнерусском (XIV в.) переводе несохранившегося греческого текста — полемического сочинения против «латинян» — говорится о крещении в Константинополе двух князей народа, который назван «пеони, глаголемъ оугри, иже сами нарицаются магаре» (Повесть о латынех. С. 187). Анализируя ценный памятник, Моравчик предположил, что его греческий оригинал был составлен не ранее начала ХII-в. Свидетельство о мадьярах автор этого оригинала, видимо, почерпнул из несохранившегося сочинения, написанного, вероятно, около 985 г. и использованного, очевидно, Иоанном Скилицей, который сообщает о посещении Константинополя двумя мадьярскими предводителями (Булчу и Дьюлой) и об их крещении (Scyl. Р. 237; МАВР. 85-86. 1.; Moravcsik Gy. Studia byzantina. P. 328-330). Все это исключает возможность того, чтобы представители мадьяр при посещении Византии именовали себя «турками». Решающим же аргументом против упомянутого допущения является тот факт, что мадьяры XI-XIV вв. использовали наименования «турк», «тёрёк» в качестве этикконов для обозначения отличных от мадьярского населения этнических групп, селившихся в его среде. Об этом со всей определенностью свидетельствуют документально зафиксированные этнотопонимы и этноантропонимы (Kristo Gy., Маkk F., Szegfu L. Adatok. 1. k. 11-12. 1.). Полагаем поэтому, что, применяя этникон «турки» по отношению к мадьярам, византийцы следовали литературной традиции, начало которой было положено в речи Арефы и развито в «Тактике» Льва VI Мудрого (составлена после 904 г., но до 912 г. и воспроизводила в ряде случаев текст военного трактата Маврикия рубежа VI-VII вв.). Исходя из своих знаний военной организа-ции и тактики конного народа — мадьяр. Лев Мудрый сравнил то, что ему было известно, с описаниями тюрок (их самоназванием было «кёктюрк») у Маврикия, нашел эти описания в основном соответствующими его сведениям о мадьярах и перенес данные Маврикия, модифицировав их, на мадьяр, обозначив их также этниконом «турки». Факторами, способствовавшими такому отождествлению (из него по существу исходили информаторы Константина), являлись принадлежность мадьяр к тому же типу военной организации, к какому относились и тюрки конца VI — начала VII в., описанные Маврикием под этниконом «турки», а также наличие у византийцев сведений только о той части венгерского этноса, которая составляла войско мадьяр, и отсутствие сведений об их самоназвании. Переносу на мадьяр этникона «турки» способствовало также обыкновение византийских авторов использовать собирательные и архаичные имена народов (Литаврин Г. Г. Некоторые особенности. С. 210-211 216; Moravcsik Gy. Studia byzantina. S. 320; Idem. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 13-17). Свидетельства византийских памятников (с венгерскими переводами, характеристиками источников и библиографиями исследований каждого памятника), отражающих сведения о мадьярах Х-XIII вв. и о венгеро-византийских отношениях, см. в посмертно опубликованном труде Д. Моравчика (MABF). Об этих отношениях систематическое исследование всех источников с учетом предшествующего изучения: Moravcsik Gy. Byzantium, исследование отдельных аспектов: Moravcsik Gy. Studia byzantina. Библиография работ по истории венгеро-византийских отношений Х в.: Jak. III. 321-326.1. 2. Ср.: DAI. 4.11-13; 8.21-33; 13.9-11; 38.55-57; 40.16-19. О печенежско-венгерсих отношениях к середине X в. см. также преамбулу к коммент. к гл. 1.
К ГЛАВЕ 4
1. 0 необходимости мира с печенегами ср.: DAI. 1.17; 5.5.
2. Ср.: DAI. 6.11; Const. Porph. De cerem. P. 691. 4-7. По мнению Д. Моравчика, употре-бление термина ураццата свидетельствует о том, что печенеги были совершенно неза-висимыми, самостоятельными контрагентами в отношениях с империей (DAI. II. Р 14). См. также: DolgerF. Byzanz. S. 37-38; Idem. Byzantinische Diplomatik. S. 141; Ostrogorsky G. Die byzantinische Staatenhierarchie. S. 49.
3. Об отношениях печенегов и венгров ср.: DAI. 3.3; 8.21-22; 13.9-11; 38.55-57; 40.16-19. Запись этих сведений Константина осуществлена, несомненно, до 895 г. когда мадьяры перешли через Карпаты и начали осваивать Среднее Подунавье, так как о каких-либо нападениях печенегов на здешние места обитания мадьяр неизвестны.
К ГЛАВЕ 5
1 От тюрк. Bulyar. См.: SiSmanov I.D. L'etymologie du nom «Bulgare» // Keleti Szemle 1903. Т. 4. S. 47 ff., 334 П.; 1904. Т. 5. S. 88 ff.; Vasmer M. Russisches etymologisches Worterbuch. Heidelberg, 1953. Bd. I. S. 102; Дуйчев И. Славяни и първобългари // Известия за Институт за българската история. 1951. Т. 1/2. С. 193 и след.; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 104-105. Латинские варианты этнонима: Bulgari, Bulgarii, Bulgares, Vulgares. Древнеславянские формы: Блъгаре, Бльгаре, Блъгары, Блъгари, Болгаре, Болгары, Болгари. Восточные варианты см.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 105. Недавно предложенная этимология bulgari
Славянские племена Подунавья получили имя «болгары» от тюрок Аспаруха, вставшего во главе союзного государства, утвердившегося в 680-681 гг. между Дунаем и Балканами (см.: Литаврйн Г.Г. Формирование и развитие. С. 140-148; Ангелов Д. Проблемы предгосу дарственного периода на территории будущего Болгарского государства // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 14-15). Этникон «болгары» распространился затем — сначала как политоним — на все население государства (Литаврин Г. Г. Формирование и развитие. С. 155, 158), утратив узко этнический смысл, чтобы ко второму десятилетию Х в. стать этническим самоназванием (этнонимом) для всего, теперь уже славянского населения Болгарии (Ангелов Д. Образуване на българската народност. С., 1981. С. 189 и след.; Литаврйн Г. Г. Формирование этнического самосознания. С. 70-74). В конце IX в. Болгария снова стала серьезным и могущественным противником Византии (Browning R. Byzantium; Литаврин Г. Г. Формирование и развитие. С. 167-170). Успешные военные действия вел против Византии болгарский царь Симеон (893-927 гг.), отодвинув далеко на юг болгаро-византийскую границу в начале Х в., заняв в 914 г. Адрианополь и став фактически хозяином на всем пространстве от Константинополя до Фессалоники. Он провозгласил себя «василевсом болгар» (ср.: Ставридо-Зафрака А. ???). Проектировался брак дочери Симеона с малолетним тогда Констанином Багрянородным (Божилов И. Цар Симеон. С. 128 и след.). В ответ на усиление Первого Болгарского царства Византия стремилась создать антиболгарскую коалицию (Browning R. Byzantium. P. 63 sq.). В начале 20-х годов имели место многочисленные походы болгар на Византию, вплоть до стен Константинополя (921, 922, 923-924, 924 гг.). В 925 г. Симеон принял титул «василевсэ ромеев и болгар» (Cambridge Medieval History. Vol. IV. Part. I. P. 508. N 3). Известна его печать с надписью ??? («Симеон во Христе василевс ромеев»): Besevliev V. Die protobulgarischen Inschriften. В., 1963. S. 330-331. N 89 а. По всей вероятности, Симеон добился превращения в 926 г. архиепископии Болгарии в патриархат, независимый от Константинополя (Runciman S. A History of the First Bulgarian Empire. L., 1930. Р. 173-174; Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 360). Сын Симеона Петр заключил в 927 г. с Византией мирный договор. В середине Х в. Византия еще продолжала платить Болгарии дань (ср.: Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 358 sq.; Browning R. Byzantium; Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 115 sq.; История на България. Т.2. С. 238 и след.; Петров П. Образуване на Българската държава. С., 1981. 2. Ср.: DAI. 1.17:4.3.
3. Ср.: 8.5; 37.41-48. См.: Цанкова-Петкова Г. О территории Болгарского государства в VII-IX вв. // ВВ. 1960. Т. 17. С. 142-143.
4. Стратиг Херсона Иоанн Вогас (см. коммент. 1 к гл. 1) имел приказ императрицы Зои направить печенегов против болгар (Georg. Mon. Cont. P. 879.12-19, 882.3-20; Theoph. Cont. P. 386.23-387.13, 389.20-390.21; Nic. Patr. Epist. Col. 72-76). По сообщению Николая Мистика, в 924-925 гг. печенеги готовились к вторжению в Болгарию (Nic. Patr. Epist. Col. 149-153). Константин не исключает возможности новых столкновений с болгарами: его общий тон в труде «Об управлении империей» в отношении Болгарии отнюдь не дружественный. Ср.: Литаврйн Г. Г. Константин Багрянародный (в печати). Как показал И. Божилов (България. С. 52 и след.), между болгарами и печенегами существовали в целом хорошие отношения со времени правления Симеона и до конца существования Первого Болгарского царства. В этот период и дунайская граница между ними была достаточно прочной.
К ГЛАВЕ 6
1. Ср.: DAL 1.25; 8.5; 9.67; 37.38.
2. О торговле с Херсоном см. гл. 53.
3. От тюрк. Qazar. Литературу см.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 334. Латинские формы этнонима: Chazari, Chasiri. Д. Моравчик приводит и восточноязычные формы: кит. Ko-sa, Ho-sa, арм. H'azirk', сир. Hasar, перс. Hazar, араб. Hazar. Славян-ские формы: Хазары, Хозары, Казары, Козары, Косары (Kramers J.H. Analecta orien-talia. Leiden, 1954. Vol. I. P. 130-146). В VIII-XI вв. термин «Хазария» обозначает в византийских источниках страну народа хазар (??? — см. гл. 10). Этот же смысл топоним имеет и у Константина (Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 334). Этноним «хазары», впервые зафиксированный у Стефана Александрийского (610-641), является византийской передачей тюркского самоназвания хазар. Византия в период с VII по IX в. активно старалась вовлечь хазар в союзные коалиции против персов, затем арабов, рассматривая их как традиционного союзника в Северном Причерноморье (История Византии. Т. 2. С. 203), поскольку и тем и другим угрожали кочевники северных степей и арабы. В 860-861 гг. Византия пыталась ввести при дворе хагана христианство (посольство Константина-Кирилла). Эпизодически серьезные противоречия в политике Византии и Хазарии возникали и в VIII в. (Dvornik F. Les legendes. P. 148-212). Обострялись отношения хазар с империей и в правление Василия I (867-886) (Моsin V. Les Khazares. P. 309-325). Однако связи Византии с хазарами не прервались. Во время войны с Симеоном в византийских войсках сражались и хазары, хотя отношения уже тогда стали ухудшаться, поскольку Константинополь искал опору в христианской Алании, соперничавшей с соседней Хазарией. Еще более напряженными и даже враждебными они стали в правление Романа I Лакапина(920-944). Хазарская проблема была острой и во внешней политике Древней Руси (Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 91 и след.). Принятие правителем росов впервой половине IX в. хазарского титула «хаган» (ср.: Annales Bertiniani. A. 839; Kmietowicz F. Tituly wladcow Slowian w tzw. «Relacji anonimowej», wschodnim zrddle z konca IX w. // Slavia antiqua. 1976. 23. S. 175-189) свидетельствовало не только об интенсивных русско-хазарских связях, но и об осознании независимости Руси, ее равноправия с хаганатом (Новосельцев А. П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // История СССР. 1982. N 4. С. 150-159). Русская политика по отношению к Хазарскому хаганату в конце IX — начале Х в. значительно активизировалась (Пашуто В.Т. Внешняя политика. С. 92 и след.). Период, непосредственно предшествовавший составлению труда «Об управлении империей», характеризовался новым обострением византийско-хазарско-русских отношений. В 932 г. Византия сумела направить аланского правителя против хазар, затем она попросила Русь вмешаться в эти события (Артамонов М.И. История хазар. С. 363-364). Древние росы совершили успешное нападение на хазарский город Самкерц (либо предместье Керчи: Mosin V. Les Khazares. P. 322; либо — что менее вероятно — Тамань: Артамонов М.И. История хазар. С. 373). В ответ на интриги империи хазары завоевали ряд Византийских приморских городов в Крыму, осадили Херсон (исход осады неизвестен; см.: Коковцов U.K. Еврейско-хазарская переписка. С. 118-119). В итоге аланский союз империи потерпел неудачу: поход аланов на хазар 932 г. закончился поражением, византийские священнослужители были изгнаны из Алании. Византия отказалась от посягательств на Хазарию (Кузнецов В.А. Аланские племена; Он же. Средневековая Алания; ср.: Якубовский А.Ю. О русско-хазарских и русско-кавказских отношениях в IX-Х вв. // Изв. АН СССР. 1946. Т. 3. N 5). В неясной связи с этими событиями Русь, вероятно, и выступила против Византии, организовав завершив-шийся неудачей поход Игоря 941 г., а затем поход в Закавказье в 943/944 г. Видимо, русско-хазарские взаимоотношения в это время были мирными: хазары пропускали росов на пути к Кавказу не потому, что их походы были в интересах Хазарии (Половой Н.Я. К вопросу о первом походе Игоря против Византии // ВВ. 1961. Т. XVIII. С. 85-104;0" же. О маршруте похода русских на Бердаа и русско-хазарских отношениях в 943 г. // Там же. Т. XX. С. 90-105; Он же. О русско-хазарских отношениях в 40-х годах Х в. // Зап. Одесск. археологич. об-ва. 1960. Т. I (34). С. 343-353), а потому, что уже не могли росам воспрепятствовать (Артамонов М.И. Истооия хазао. С. 384. Поимеч. 69). С начала Х в. на хазарскую степь интенсивно наступали печенеги (Плетнева С. А. Хазары. С. 67-68); к середине Х в. северные провинции Хазарии были уже заняты печенегами и даже номинально не входили в состав хаганата. Решающий удар по могуществу хазар нанес Святослав во второй половине 60-х годов Х в. (Пашуто В.Т. Внешняя полигика. с. 93 и след.; Плетнева С.А. Хазары. С. 71 и след.). Литературу см.: Weinryb B.D. Thе Khazars. An Annotated Bibliography // Studies in Bibliography and Booklore. 1963/1964. Vol. 6; Dun/op D.M. The History; Sorlin I. Le probleme des Khazares et les historiens sovietiques dans les vingt dernieres annees // TM. 1968. 3. P. 423-455.
4. Политическое объединение группы адыгских племен, обитавших на побережье Черного моря между Кубанью и Никопсисом. Название «зихи» встречается и у более ранних византийских авторов.
5. Название «влаттии» («пурпур») (Liddel H.G., Scott R. A Greek-English Lexicon. Vol. I. P. 318) связывается (не без сомнения) с финикийским именем Афродиты (loannis Lydi De mensibus / Ed. R. Wunsch. Lipsiae, 1898. I. 21; ср.: Sophocles E.A. Greek Lexicon. Vol. I. P. 310). Обычная форма слова — «р^атта» (ср. лат. blatta): Edictum Diocletiani // Mommsen Т., Blummer Я. Der Maximaltarif des Diocletian. В., 1893. P. 24.2; Epiphanius (a. 402) // PG. T. XLI, III. Col. 185C. Ср.: Eparch. Biblion, IX, 6. Византийскому названию драгоценных тканей, главным образом шелковых, — «влаттии» соответствовало славянское — «паволоки» (Византийская книга эпарха. С. 151). «Прандии» — «лента, тесьма, пояс, шнур». См.: Theoph. Chron. P. 359.7. «Прандиями» назывался мелкий галантерейный товар — ленты, повязки, головные платки, покрывала (Const. Porph. De cerem. P. 189; Византийская книга эпарха. С. 156), вообще, готовое для употребления изделие из ткани (Беляев Д.Ф. Очерки, материалы и заметки по византийским древностям. СПб., 1891. Т. 1. С. 17). Феофан «прандиями» называет головной убор варваров (Theoph. Chron. P. 232).«Харерии» — вид шелковой (персидской) ткани: Sophocles E.A. Greek Lexicon. Vol. II. P. 1161. В «Книге эпарха» упоминается среди товаров сирийского импорта: "… ткань харерия, доставляемая из Селевкии и других местностей" (Eparch, Biblion. IX, 6). Ср.: Du Cange С. Glossarium. Vol. II. P. 1733. О поясах см.: loannis Lydi De magistratibus populi Romani libri III, 2, 13 / Ed. R. Wiinsch. Lipsiae, 1903. P. 68.23-24; Excerpta de legationibus / Ed. C. de Boor. Berolini, 1903. Vol. I. P. 132.11; Const. Porph. De cerem. II. P. 188, 420. Перец в Византию привозили из Индии (Византийская книга эпарха. С. 203; Pigulewskaja N. V. Byzanz auf den Wegen nach Indien. В., 1969. S. 78), причем перец длинный и белый, как и другие пряности, например, корицу и кардамон (Ирмшер И. Византия и Индия // ВВ. 1984. Т. 45. С. 67). Византийцы использовали перец для приготовления мясных блюд (Коколес Ф. ??? // EEBS. 1941. Е. 26), а также как добавку к вину (Geoponica sive Cassiani Bassi scholastici de re rustica eclogae / Rec. H. Beckh. Lipsiae, 1895. VIII. 31; Геопоники / Пер. Е.Э. Липшиц. М.; Л., 1960. С. 154). О средневековой торговле перцем см.: Schaube A. Handelsgeschichte der romanischen Volker. Munchen; В., 1906. S. 89, 162-165; Wheeler R.E.M. Rome beyond the Imperial Frontiers. L., 1955. P. 148-149.
6. О статусе печенегов по отношению к империи ср.: DAI. 4.10 и коммент. 2 к гл. 4.
К ГЛАВЕ 7
1. Служители императора, выполнявшие его поручения (Oikonomides N. Les listes. P. 370).
2. Д. Моравчик рассматривает главы 7 и 8 как описание процедуры, которой следует придерживаться византийским послам, отправляющимся к восточным и западным печенегам (см.: DAI. 7.2 и 37.34-49). Первых легко было достигнуть, отправившись из Херсона, вторых — уже в устье Дуная (8.3). Об общих инструкциях послам подобных миссий см.: PG. Т. CXIII. Col. 637 ВС (DAI. II. Р. 15). Вероятный источник данных сведений — рассказы византийских послов в «Печенегию» (Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 599).
3. Этим термином Константин Багрянородный обозначает область расселения печенегов. В более ранних источниках топоним Пат^уакш встречается у Николая Мистика (Nic. Patr. Epist. Col. 73 С) (см.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 247). Термин в византийских текстах редкий: известны еще лишь два случая его употребления — в анонимной тактике Х в. (Incerti scripto'ris byzantini saeculi X liber de re militari /.Ed. R. Vari. Lipsiae, 1901. P. 29.12) и в XI в. у Иоанна Скилицы (Scyl. 486.11).
4. Об охранниках (???) см. также: Liutpr. Legatio. P. 206.22; BrehierL. Les institutions. P. 310.
5. О притязаниях печенегов и других «северных народов» ср.: DAI. 13.15-16.
К ГЛАВЕ 8
1. Византийское тяжелое военное судно, вмещавшее 100-500 человек (Antoniadis-Bibicou H. Etudes d'histoire. P. 94). Согласно другому мнению, «хеландия»- лишь просторечное название дромония (см. коммент. 1 к гл. 51) (Ahrweiler H. Byzance. P. 411-417).
2. Вполне основательно предположение Д. Моравчика, что послы к западным печенегам о которых здесь идет речь, могли встречать их прежде всего в устье Дуная. В этот период Дунай был границей Болгарии и территории распространения печенегам, (ср.: DAI. 42.20-21). См.: Златарски В. История. Т. I, ч. 2. С. 373 и след.; ср.- DAI. II. Р. 15.
3. Передача «ъ» в славянских названиях (Дънепр, Дънестр) через краткий «а» характерна для византийской ономастики (ср. юго-славянский материал: Skok P. Kako bizantiski pisci pi^u… slovenska mjesna i licna imena // Starohrvatska prosvjeta. N.S. 1927. n 1. p. 60-76, 161-196; Idem. Ortsnamenstudien. S. 213-244). В связи с этим в науке был поставлен вопрос о славянском информаторе Константина по данным сюжетам (Тихомиров М.Н. Происхождение. С. 76; Левченко М.В. Очерки. С. 209-210; Хаджини-колов В. Българо-руските стопански отношения и връзки до освобождението ни от турско иго // Трудове на Висшия икономически институт «Карл-Маркс». 1957. Кн. 1. С. 34; Koledarov P. West Black Sea Coast Ports in the Late Middle Ages. Listed on Nautical Chartes // Etudes historiques. Sofia, 1970. Т. V. P. 241 sq.).
4. Выражение «в стороне (цёро<;) Булгарии» вызвало острые споры. Болгарский историк И. Божилов (България. С. 55 и след.) видит здесь доказательство того, что «регион (цер0(;) Болгарии» простирался во время правления Константина до Днепра, часть печенегов, по соглашению с болгарским царем, жила в пределах Болгарии, и к ним можно было прибыть и по Дунаю, и по Днестру, и по Днепру. Предположение это не представляется убедительным: гл. 37.39-41 не оставляет сомнений в том, что и в комментируемом месте имеется в виду лишь непосредственное соседство земель западных печенегов с территорией Болгарии и что границей между Печенегией и Болгарией было устье Дуная (См. комм. 17 к гл. 37).
5. О «заканах» (???) см.: DAI. II. Р. 145-146 и коммент. 18 к гл. 38. Константин передает, несомненно, славянское слово; видимо, само это понятие, а, возможно, и нормы права были заимствованы печенегами у славян. Ср. также гл. 38.52. Впрочем, Д. Мо-равчик отмечает, что термин «закан» в качестве идиомы проник даже в средневековый греческий (он воспроизведен в словаре «Суда» Х в. под словом ???). Как на историографический курьез, можно указать на мнение И. Маркварта, истолковавшего ??? Константина как обозначение должности (Marquart J. Osteuropaische und ostasiatische Streifzuge. S. 35). О среднем роде см.: Manojhvic G. Studije. Knj. 187. S. 98).
6. Понятие «друзья» использовалось византийцами для обозначения своих союзников. Об их статусе см.: Dolger F. Byzanz. S. 38, 65-66; ср.: DAI. 1.20-24; 9.69 (sub linea).
7. Об этих нападениях ср.: DAL 3.3; 4.11-13; 13.9-11; 55-57; 16-19. См. также коммент. 1-2 к гл. 3.
8. Единственное известное свидетельство о миссии клирика Гавриила. Наиболее вероятно предположение Д. Моравчика, что она имела место после 927 г. Эта датировка убе-дительно обоснована ученым. Он указывает на то, что Византия между 913 и 925гг. рассчитывала на помощь печенегов в войне с Болгарией, так что вряд ли могла направлять венгров против своих возможных союзников. Однако ситуация изменилась после смерти Симеона и заключения мира с Болгарией (927 г.): империя могла быть заинтересована в отвлечении внимания венгров и печенегов от своих границ, толкнув их друг на друга. В отказе венгров от предложения Гавриила (вытеснить печенегов и занять область, из которой венгры были некогда изгнаны печенегами) Моравчик видит отзвук поражения венгров от печенегов в 896 г. (см.: DAI. 38. 60-61). (DAI. II. P. 16; MABF. 36.1; здесь и обзор других датировок; ср.: Moravcsik Gy. Byzantium Р. 53-54). Рассказ передан, несомненно, со слов самого Гавриила (MABF. 37.1.; MEH. 283.1.). Мадьяры представлены здесь, в противоположность печенегам, как зависимые от императора люди, т.е. так же, как и в «Тактике» Льва Мудрого (они «даже скорее стремятся к тому, чтобы показать себя подданными ромеев»: MABF. 23.1. §76). Конечно, здесь отражен этнополитический стереотип, характерный для представителей господствующего класса Византии и не отражавший действительности. Народ «ромеи», как справедливо заметил исследователь, «представал в их изображении… как особый, убранный богом, призванный властвовать над другими...» (Литаврин Г. Г. Некоторые особенности. С. 203).
9. Именно из этих слов Д. Моравчик заключил (DAI. II. Р. 15), что во время посольства Гавриила венгры („турки") были зависимы от Византии. Однако, во-первых, слово «повеление» отнесено в рассматриваемой фразе не к венграм, а к Гавриилу, во-вторых, сам Константин Багрянородный в трактате «О церемониях» говорит о том, что к архонтам венгров посылались ураццата (MABF. 34. 1.), а этот термин имеет в виду независимых контрагентов (ср.: DAI. 4.10).
10. Греческий термин «архонт» (???) был широко распространен в византийской социально-политической практике (Ферлуга J. Ниже воjно-административне jединице. С. 90-92). В византийской литературе Х-XI вв. термином «архонт» обозначали как знатных персон, имевших определенный титул и занимавших высокую должность (глава провинции, воинского подразделения, административного учреждения и т.п.), так и не имевших должности богачей, а также чужеземных правителей (болгарских царей, русских князей, племенных вождей кочевников и т.д.). Ср.: Hauptmann Lj. Koje su sile. S. 171; Koder J. Zu den Archontes. S. 128-131; Ferluga J. Archon. S. 254-266. Тот же термин предписывалось употреблять в императорских посланиях при обращении к вождям венгров (Const. Porph. De cerem. P. 691.4). См. также коммент. 10 к гл. 9.
11. Место, трудное для понимания; Д. Моравчик указывает венгерскую параллель к греческому переложению слов архонтов, расценивая их как достоверные (DAI. II. Р. 16) и предлагает перевод: "… Мы не поставим себя после печенегов". Р. Дженкинз переводит: «Мы не поставим себя на путь печенегов».
12. Из последних строк главы явствует, что мадьяры были независимы от византийского императора: его поручение не было выполнено, так как не отвечало интересам мадьяр. Ср.: DAI. II. Р. 15-16; Dolger F. Regesten. Bd. I. S. 70. О точности воспроизведения слов архонтов мадьяр позволяет заключить то обстоятельство, что передана интонация, характерная для устной речи. Фраза, таким образом, адекватно и непосредственно отражает, скорее всего, этнический стереотип печенегов, существовавший у мадьяр (см.: DAI. II. Р. 16). Однако здесь нет выражения страха перед печенегами, который Константин приписывает мадьярам в гл. 3.
13. Константин сообщает важные сведения, характеризующие отгонное скотоводство как основу экономической жизни печенегов: в поисках пастбищ они перемещались в летнее время из-за Днепра к берегам Черного моря и дунайским равнинам, а осенью отходили назад. Эти сведения согласуются с материалами археологических исследований погребений кочевников. Ориентировка скелетов в большинстве степных могильников головой на юго-запад — показатель зимних захоронений. Курганы в южнорусских степях расположены беспорядочно. Судя по археологическим данным, У печенегов не было постоянных зимовищ, как не было и кладбищ. «Это были кочевники периода военной демократии, всегда готовые к войне и грабежам» (Археология СССР. Степи Евразии. С. 217, 221).
Основное содержание главы 9 — описание водного пути из Киева в Константинополь с краткими упоминаниями северной части Днепровского пути (от Новгорода до Киева) и этнополитической ситуации в Древнерусском регионе. Заключительная фраза об узах, фактически открывающая следующую, десятую, главу и перекликающаяся с главами о печенегах (гл. 1-8), по мнению всех исследователей, попала в главу 9 случайно при переписке сочинения из-за неясности или отсутствия деления на главы (DAI. II. Р. 18). Вместе с тем описание Днепровского пути отнюдь не является однородным ни по содержанию, ни по источникам. Наиболее очевидно, что отмечается всеми исследователями (Ibid. P. 18-20), его деление-на два раздела: собственно описание пути (9,3-104) и повествование о «полюдиях», т.е. о формах взимания дани «росами» с подвластных им славянских племен (9, 104-113) — то, что названо у Констатина «образом жизни росов». Различное происхождение разделов подтверждается употреблением в них одних и тех же названий в отличных фонетических формах: Киева — ??? (Киоава К.Е.) (9, 8), ??? (Киова К.Е.) (9, 15) в первом разделе и ??? (Киавон К.Е.) (9, 106, 111) во втором (отметим при этом, что во втором разделе передача названия в обоих случаях одинакова, тогда как в первом транслитерации различаются и между собой, как если бы автор или переписчик был не совсем уверен в передаче [или звучании ] слова) и «кривичи» -??? (Кривитаинои К.Е.) (9, 9-10) и ??? (Кривитсон К.Е.) (9, 108, причем вторая форма значительно правильнее отражает звучание древнерусского слова). Надо добавить и то, что именно во втором разделе, и только в нем, встречаются древнерусский terminus technicus в греческой транслитерации — «полюдье»: ??? (9, 107), а также вероятные кальки с древнерусского: ??? (9, 106) — «со всеми росами» (см. коммент. 65 к г.9) и ??? (9, 110) «кормясь» (см. коммент. 73 к гл. 9). Таким образом, второй раздел главы (9, 104-113) обнаруживает значительно более близкое знакомство с древнерусской политической ситуацией и терминологией, нежели первый, и передает последнюю существенно точнее. Поэтому напрашивается предположение, что данный раздел основан на информации человека, не только знавшего древнерусские реалии, но и владевшего древнерусским языком.
Состав первого раздела (9, 3-104) более сложен. Он в свою очередь распадается на ряд тематических пассажей, возможно различного происхождения.
Первый из них — это описание подготовки однодеревок-моноксил к плаванию в Константинополь (9, 3-24). Именно в связи с этой темой в повествование включены названия шести городов, находящихся на пути «из варяг в греки»: от Новгорода до Киева. Д. Оболенский выделяет список городов как отдельную часть (DAI. II. Р. 18), в чем думается, нет необходимости, так как он не является самостоятельным перечнем, а подчинен задаче рассказать, откуда приходят в Киев моноксилы. Представляется, что выделение именно этих городов (кроме Любеча и Вышгорода, лежащих уже в непосредственной близости от Киева) тесно связано с последующей информацией и информатором раздела, поскольку в приводимой здесь ономастике прослеживаются скандинавизмы. Обращает на себя внимание и то, что перечисленные в северной части пути города (см. коммент. 5 к гл. 9) не только были крупнейшими торговыми и политическими центрами, но и хорошо известны как пункты пребывания великокняжеских, состоящих в значительной степени из скандинавов, дружин (см. коммент. 6, 11, 13 к гл.9).
Второй пассаж — описание Днепровских порогов (9, 24-79). Подробность и яркость его, указание мелких деталей внешнего вида порогов, характеристика способов преодоления каждого из них свидетельствуют о том, что описание вышло из-под пера очевидца, на собственном опыте познакомившегося с трудностями плавания по этому отрезку Днепровского пути. Включение именно в этот пассаж собственно византийских (точнее константинопольских) реалий: сопоставление ширины первого порога с циканистерием (9, 26; см. коммент. 30 к гл. 9), а переправы Крария с ипподромом (9, 68; см. коммент. 48 к гл. 9) указывают на то, что автором его является житель Константинополя: побывавший в Киеве купец или, как предполагает большинство исследователей (DAI. II. Р. 19), член византийского посольства в Киев, участвовавший в подписании договора 944 г.
К характеристике порогов примыкает и, видимо, принадлежит тому же автору пассаж о жертвоприношениях на о. Св. Григория, который также содержит мелкие детали; их изложение выдает очевидца. Завершается этот пассаж обобщением отноше-ний росов и печенегов, о чем речь шла неоднократно и в главах 1-8, и в главе 9.
Оба пассажа содержат значительное количество топонимов и два личных имени, передача которых обнаруживает разнобой. Так, сохранение носового е в имени *Сфендославос и форм с / в названиях порогов *Островунипрах и *Вулнипрах как будто свидетельствуют о южнославянской передаче названий, как считало большинство исследователей, но может быть объяснено и из древнерусского языка, как это показал А.А. Зализняк (см. коммент. 8, 33, 40 к гл. 9). Остальная ономастика распадается на две языковые группы: древнерусскую (Милиниски, Чернигога, Киоава и др. и «славянские» названия порогов) и древнескандинавскую («росские» названия порогов). К последней возможно, принадлежит также сохранение -ню- в имени *Ингор (< Ingvarr, Игорь) и *гардас
Третий тематический пассаж этого раздела (9, 80-104) посвящен описанию пути от о. Св. Эферий до Месемврии. Представляется, что он имеет принципиально отличное от предшествовавших двух пассажей и второго раздела гл. 9 происхождение. По своей структуре и элементам описания: перечисление стоянок, времени пути между ними, условий плавания — он приближается к распространенным еще с античного времени и продолжавшим функционировать и в средневековье периплам. Можно предполагать, что составитель главы 9 включил необходимый для полноты описания раздел соответствующего перипла, возможно, дополнив его сообщением о печенегах, нападающих на потерпевших кораблекрушение мореплавателей вплоть до устья Селины, заимствованным из концовки предшествующего пассажа (9, 78-79).
Следы компилирования нескольких источников и редактирования текстов отмечены в «периплическом» пассаже и во втором разделе главы, где составитель отсылает читателя к предшествующему повествованию — «как было рассказано» (9, 87 и 112) и, начиная второй раздел, перебрасывает мостик к началу главы — «образ жизни этих самых росов...» (9, 104).
Таким образом, по содержанию и источникам глава 9 объединяет два раздела, первый из которых членится на три пассажа: описание сбора моноксил в Киеве и Вити-чеве; описание Днепровских порогов и пути до о. Св. Эферий, источниками которых являлись наблюдения очевидца и информация двуязычного «роса»; и фрагмент византийского перипла. Второй раздел, основанный на сообщениях русскоязычного информатора, посвящен описанию жизни «росов».
Состав и тематика главы 9 существенно отличают ее от остальных частей сочинения «Об управлении империей». Она включена в первую часть труда Константина, «дидактическую», и совершенно не соответствует ей по своим задачам. Поэтому большинство исследователей полагает, что она должна была находиться во второй части повествования, рассказывающей «о народах» (DAI. II. Р. 18). Но и там аналогий главе 9 нет. Внимание Константина во второй части сосредоточено на политической обстановке в описываемом регионе, на отношениях с империей, христианизации народов. Ничего подобного нет в главе 9, хотя первая половина — середина Х в. — время интенсивных экономических, политических, культурных контактов Древнерусского государства с Византией.
1. Термин *Pо~с (через омегу с тильдой К.Е.) у Константина обозначает народ или его часть; производные *Росиа (см. также гл. 2, 6, 37, 42) — принадлежащую росам землю, ??? (буквально «по-росски») — язык, на котором они говорят. В связи с этим в науке с давних пор ведуться споры: 1) о появлении термина Pо~с/Pо'с; 2) о его распространении в византийски источниках; 3) о его происхождении и, наконец, 4) о его содержании.
Первые упоминания «росов» в византийских текстах относятся к IX в. Это сообщение о нашествии на малоазийский город Амастриду (по южному берегу Черного моря) варваров росов — народа, как все знают, дикого и жестокого" (???) (Васильевский В. Г. Труды. Т. III. C. 64. Schultze V. Altchristliche Stadte und Landschaften. Gutersloch, 1930. Bd. II/l. S. 212-217) в «Житии Георгия Амастридского» (Beck H.-G. Kirche. S. 512; Sevcenko I. Hagiography of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 121-127). «Росы» упомянуты также в двух проповедях патриарха Фотия, связанных с нашест-вием росов на Константинополь в 860 г. (Laourdas B.S. ??? (Фотион… К.Е.). Thessalonike 1959, C. 42.8-43.12; Mango C. The Homilies of Photius, Patriarch of Constaminopole' Cambridge (Mass.), 1958. P. 98). Первое актовое упоминание «росов» зафиксировано в известном Окружном послании Фотия «восточным патриархам» 867 г. (Grumel V.) Les Regestes des actes du Patriarcat de Constantinople. P., 1936. Vol. I. Fasc. 2. P. 88-90, N 481): «Народ..., ставший у многих предметом частых толков (в других переводах — пресловутый, К.Е.), превосходящий всех жестокостью и склонностью к убийствам, — так называемый народ рос» Pо'с (Photii epist. Vol. I. N 2. P. 50. 293-296). Этот народ, по Фотию, — «подданный и дружественный» Византии (??? и ??? — о значении этих терминов см.: Литаврин Г. Г. Болгария и Византия С. 256-263; Obolensky D. The Principles and Methods of Byzantine Diplomacy // Actes du XIIe CIEB. Belgrad, 1964. Vol. I. P. 56-58). Другие случаи употребления Фотием наименования «рос» в той же форме (???) известны по «Амфилохиям» (PG. Т. CI. Col. 285) и — в качестве антропонима *Pо~с, — по письму N 103 (Photii epist. Vol I. N. 103. P. 143. 125, 129).
Исследовательская традиция, идущая от В. Г. Васильевского, позволяет считать «Житие Георгия Амастридского» сочинением Игнатия, написанным до 842 г. и, следо-вательно, первым упоминанием «росов» в византийских источниках. Из современных ученых этой точки зрения придерживается прежде всего И. Шевченко, основывающийся на стилистической близости «Жития» к другим произведениям Игнатия и на органичности в «Житии» пассажа о «росах», хотя он и выделен композиционно (Sevfenko I. Hagiography… P. 122, п. 63). Ряд исследователей считает пассаж о «росах» позднейшей интерполяцией, относя его данные к событиям 860 г. или даже 941 г. (последователи А. Грегуара, А. Васильев и др.: Da Costa-Louillet G.Y eut-il des invasions Russes dans PEmpire Byzantin avant 860? // Byzantion. 1941. Т. 15. P. 231-248; Idem. Saints de Constantinople aux VIII-e, IX-e, X-e siecles // Byzantion. 1954. Т. 24. P. 479-492; VasilievA The Russian Attack on Constantinople in 860. Cambridge (Mass.), 1946. P. 70-89). M. Ниста-зопулу, Э. Арвейлер, А. Маркопулос видят фразеологическое'и идейное сходство этого текста с сочинениями Фотия. Невозможность датировать описанное в «Житии» нашествие ппеменем по 842 г- объясняется, по их мнению, дружественным характером русско-византийских отношений около 840 г. (Ahrweiler H. Les relations entre les Byzantins et les Russes au IX0 siecle // Bulletin d'information et de coordination, 1971. N 5. P. 55; Marcopoulos A. La vie de Saint Georges d'Amastris et Photius // JUB, 1979. Bd. 28. S. 75-82; ср.: Nystazopoulou M. La Chersonese taurique a Fepoque byzantine, P., I960 (These dactylogr.). P. 106, n. 1), засвидетельствованным Бертинскими анналами под 839 г. (Mango G. Eudocia Ingerina, the Normans, and the Macedonian Dynasty // ЗРВИ. 1973. Кн. 14/15. С. 17). Отметим, однако, локальность события, описанного «Житии», которая не исключает возможности нападения росов на отдаленный от столицы византийский город (Амастриду). Молчание других византийских источников о русско-византийском конфликте до 842 г. также не может служить контраргу-ментом.
Название Rhos Вертинских анналов считается обычно отражением греческой формы термина в латинском памятнике середины IX в. Там сообщается о том, что отправленные из Константинополя ко двору Людовика Благочестивого в Ингель-хейм шведы «назвали себя… „Рос“» (se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant.-Annales Bertiniani. A. 839).
Сообщения двух других византийских источников, якобы упоминающих русских, в настоящее время нашли иное, более убедительное объяснение. «Церковная история» Псевдо-Захария (VI в.), видимо, под влиянием эсхатологической легенды о Гоге и Магоге в перечне паралюдей и чудовищных народов называет народ Hros (отож-дествлявшийся с «русами»: Marquart J. Osteuropaische und ostasiatische Streifzuge. S. 355-357, 383-385; Дьяконов А. П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах // ВДИ. 1939. N 4. С. 83-90; Пигулевская Н.В. Имя «рус» в сирийском источнике VI в. н. э. // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия: Сб. статей. M., 1952. С. 42-48). Однако, по всей вероятности, сирийский источник «Церковной истории» имеет в виду народ «рос» (???) греческого перевода Книги Иезекииля (Иез. 38, 2-3; 39,1; см.: Dvornik F. The Making. P. 307-309; Thulin A. The Southern Origin of the Name Rus' // Les pays. P. 175-183; Петрухин В.Я. Комментарий // ЛовмяньскийХ. Русь и норманны. C. 283). Второе сообщение — это упоминание роиош ^eXdv5ia, которые по «Хронографии» Феофана 810-814 гг. (Theoph. Chron. 446. 27 sq.), составляли часть флота Константина V в 774 г. (ср.: Летопись византийца Феофана / В пер. В. И. Оболенского и Ф.А. Терновского; С предисл. О.М. Бодянского. М., 1887. С. 327; Мишулин А.В. древние славяне в отрывках греко-римских и византийских писателей по VII в. н.э. // ВДИ. 1941. N 1 (14). С. 280: здесь к тому же ошибочно указан 765 г.; Vernadsky G. Ancient Russia. L., 1943. 279-280). Толкование «русские корабли» ошибочно, ибо прилагательное ??? (русиос, через оu+сигма, К.Е.) имеет значение «алый», «пурпурный», «багряный» (Sophosles Е. А Oreek Lexison. Vol. II. Р. 972; Liddel H.G… Scott R. A Greek-English Lexicon. Vol. II. Р. 1575) и обозначает, таким образом, цвет кораблей: «алые хеландии» (см.: Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения. С. 143-144. Ср. то же: DAI; а также ниже: коммент. 5 к гл. 51).
Ко времени Константина Багрянородного, таким образом, этникон «рос» стал привычным в византийской традиции и постепенно был «втянут» в греческую парадигматику. Дополнительным подтверждением этого является употребление Константином парадигматически корректного термина Pо~с (см. коммент. 3 к гл. 9).
Наряду с термином, имеющим корневую огласовку (о) (с чертой К.Е.), отметим и следы распространения в греческом языке рассматриваемого периода варианта с огласовкой (u), на что ретроспективно указывают этниконы ??? (Русиа К.Е.) в актах Русского афонского монастыря (Lemerle P., Dagron G., Circovic S. Actes de Saint-Panteleemon. P., 1982. N 8, 17, 71-72, 76; 9, 4; 16, 2), в ряде других греческих текстов, а также Rusios в сочинении Лиутпранда (середина Х в.) (Liudpr. Antap. V, 15: gens quaedam… quam a qualitate corporis Graeci vocant… Rusios...), как отражение в латинской транслитерации греческого ??? (русиои К.Е.)
Происхождение названия Pо~с в византийских источниках — спорная проблема. Комментаторы лондонского издания (DAI. II. Р. 20-21) производят греческое Pо~с/Pо'с из славянского «Русь», объясняя замену омега/оu фонетической близостью и взаимозаменяемостью омега/оu в «северногреческих» диалектах (со ссылкой на: Ekblom R. Rus- et vareg-. S. 8; Hatzidakis G.N. Einleitung in die neugriechische Grammatik. Leipzig, 1892-1893. S. 348 ff.) или возможным тюркским, например хазарским, посредничеством (Томсен В. Начало. С. 88-89; Stender-Petersen A. Varangica. P. 84). Но и это объяснение остается также пока лишь гипотезой, поскольку чередование омега/ои действительно свойственно и греческому языку византийского времени, причем не только его северным диалектам. Следы бытования в византийской среде этникона ??? (рус- К.Е.) с корневым (и) говорят о возможной связи греческого названия Руси с русским термином. Показательно, что употребление термина с (и) относится к фактам автономасии (Лиудпранд воспроизводит название народа по наименованию наемного корпуса в Византии; акты Русского монастыря на Афоне могут отражать речь ктиторов — носителей русского языка).
Надо отметить, что и формы с (о) корневым, впервые засвидетельствованные в житиях первой половины IX в. и в Бертинских анналах, также могут являться прямым отражением слова roрs- (если принять скандинавскую этимологию слова «русь» — см. ниже), понимаемого как самоназвание отрядов скандинавов, проникавших в глубь Восточной европы вплоть до Черного моря. Во всяком случае, указанные три наиболее ранних Упоминания появляются в результате непосредственного знакомства с этими отрядами, Сражение Бертинских анналов («назвали себя… „Рос“») подтверждает это предположение.
Другая точка зрения на происхождение названия Pо~с предполагает его чисто книжную основу. Речь идет о применении для обозначения русских библейского термина «рош», известного по Септуагинте в форме рос (омега просто, К.Е.); (Флоровский А. «Князь Рош» у пророка Иезекииля (гл. 38-39): (Из заметок об имени Русь) // Сборник в честь на Васил Н. Златарски. С., 1925. С. 505-520; Сюзюмов М.Я. К вопросу. С. 121-123. Отметим бездарный вариант воспроизведения термина в современном издании Септуагинты). Pо'с трижды фигурирует в Книге пророка Иезекииля (Иез., 38, 2, 3; 39, 1) в выражении: ???.. Сближение византийого Pо~с с библейским рош основано на понимании последнего как этнонима, обозначающего северных варваров, главой которых был Гог (см.: Wilhelm Gesenius' hebraisches und aramaisches Handworterbuch liber das alte Testament / Bearb. v. F. Buhl. В.; Gottingen; Heidelberg, 1959. S. 738; Born A. van den. Bibel-Lexikon / Hrsg. v. Haag. Leipzig, 1969; Grollenberg L.H. Atlas of the Bible. L., 1956. P. 161).
Однако существует мнение и об употреблении слова ??? (рош) в Септуаги в его исконном значении древнееврейского ??? — «глава», т.е. фраза из Книги Иезекииля понимается как "… архонта-рош Фувала и Мешеха" (Sophocles E. A Greek Le-xicon. Vol. II. P. 974), что находит соответствие в Вульгате и в некоторых других текстах Эсхатологическая легенда о Гоге и Магоге, которые во главе бесчисленных войск сатаны подойдут к «городу возлюбленному» (Отк., 20, 7-8), была широко распростра-нена в Византии (Andersson A.R. Alexander's Gate, Gog and Magog and the Inclosed Nations Cambridge (Mass.), 1932; Podskalsky G. Byzantinische Reichseschatologie. Munchen, 1972). В этом смысле показательно восприятие Львом Диаконом (вторая половина Х в.) нападения русских на Константинополь в 860 г. как исполнения пророчества Иезекииля (Leon. Diac. Hist. P. 150. 15-19). Однако упоминания Гога и Магога в связи с нашествием северных «варваров» на Византию могли иметь место и без какой бы то ни было связи с народом (?) «рош» (см., например, о нашествии скифов и гуннов у Андрея Кесарийского: PG. Т. CVI. Col. 416)
Несклоняемость этнонима Pо~с/Pо'с византийских текстов сама по себе не может свидетельствовать о книжном, библейском происхождении термина (Сюзюмов М.Я К вопросу. С. 123). Ошибочно также мнение, что несклоняемый термин «рос» в византийской традиции занимает исключительное положение в отличие от других иноязычных этнонимов, подвергшихся морфологической адаптации (??? (Пачинакои, Туркои, Варангои, Франгои К.Е.) и др.), и это будто бы свидетельствует о невозможности его прямого заимствования. Как раз наоборот: и в ранневизантийской традиции, и у Константина Багрянородного несклоняемые формы этнонимов и других терминов являются следствием прямой транслитерации иноязычных названий народов (Moravcsik Gy, Byzantinoturcica. Bd. II. S.v.: ???, Коиртоиуерцат и т.д. Показательно наличие в византийском словоупотреблении параллельных форм: ??? и т.д.).
Третье предположение касается возможной генетической связи греческого Pо~с/Pо'с с широко распространенным в топо- и этнонимике среднеазиатского, северокавказского и севернопричерноморского ареала, вероятно, иранским корнем «рос-» (варианты см.: Толстов С. П. Из предыстории. С. 39-59; Vernadsky G. The Origin, P. 167-179). Однако эта точка зрения слабо обоснована; это относится и к крымскому топонимическому ряду Россофар — Россока — Росса и др. (см.: Талис Д.Л. Топонимы Крыма с корнем «рос-» // АДСВ. 1973. Т. 10. С. 229-234; Он же. Росы в Крыму // СА. 1974. N 3. С. 87-99).
Таким образом, в вопросе о влиянии библейского термина на бытование византийского этнонима Pо~с/Pо'с следует различать два аспекта: 1) языковой, генетический (тезис о возникновении этникона как книжного заимствования) и 2) литературно-художественный (проблема контаминации представлений об эсхатологическом нашествии библейских племен с образной характеристикой «варваров»-современников).
Влияние библейской образной системы на непосредственные впечатления византийцев несомненно. Обыгрывание термина-этникона, подобное тому как это имеет место у Льва Диакона (см. выше), — явление, характерное для византийских этнологических построений (см.: Бибиков М.В. Пути имманентного анализа византийских источников по средневековой истории СССР (XII — первой половины XIII в.) // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978. С. 99-100).
Что же касается собственно этимологии и содержания названия, то наиболее распространенная гипотеза — об отражении в византийском Pо~с (с влиянием библейской традиции или без него) названия «русь» — неизбежно влечет за собой вопрос об этимологии и значении восточнославянского «русь». Ответ на этот вопрос в значительной степени определяет и интерпретацию слова Pо~с у Константина (М.Б.)
Крайне затрудняет решение проблемы названия «русь» то обстоятельство, что история этнонима и история этноса, как правило, не расчленены. Частный и, строго говоря, относящийся к области исторической этнонимики вопрос включен как один из центральных в широкую историческую проблематику происхождения Древне-русского государства, а иногда и подменяется ею. До самого последнего времени он решался в зависимости от общих взглядов исследователя на происхождение Древнерусского государства: норманистских (которым почти во всех случаях соответствует скандинавская этимология) или антинорманистских (что нередко и ныне выражается в поисках его южнорусских, прибалтийско-славянских, иранских, кельтских или иных истоков). О современном состоянии изучения русско-скандинавских отношений раннего средневековья см.: Авдусин Д.А. Современный антинорманизм // Вопр. истории. 1988. N 7. С. 25-44; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Послесловие // Ловмяньский X. Русь и норманны. С. 230-245.
Очевидно, что проблема происхождения названия «русь», каково бы оно ни было, нe равнозначна проблеме становления древнерусской государственности как социальноэкономического и политического процесса; это отметил еще В.О, Ключевский (Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1963. С. 114; см. также: Попов А.И. Названия. С. 47; Хабургаев Г.А. Этнонимия. С. 216 и след.; Ловмяньский X. Русь и норманны. С. 163-164). Более того, как писал Ф. Энгельс, «названия племен, по-видимому, большей частью скорее возникали случайно, чем выбирались сознательно, с течением времени часто бывало, что племя получало от соседних племен имя, отличное от того, которым оно называло себя само» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 93. См. также: Алексеев В. П… Бромлей Ю.В. К изучению роли переселений народов в формировании новых этнических общностей // СЭ. 1968. N 2. С. 35-45). В истории наименований европейских государств и народов известны случаи как сохранения названия покоренных народов при радикальном изменении этнического состава населения после завоевания (Британия — после завоевания кельтов германцами, Англия — несмотря на покорение англосаксов нормандцами), так и усвоения названия победителей при сохранении устойчивых этнических признаков покоренных народов (Франция — по названию германского племенного союза франков, растворившихся в галло-римской среде, Болгария — по названию славянизировавшихся тюрков-болгар и др.). Поэтому необходимо четко различать вопрос о происхождении слова «русь» (т.е. об истории этнонима), который должен решаться в первую очередь в рамках этимологических, т.е. лингвистических, исследований, и вопрос об эволюции его значения на восточнославянской почве, что требует учета исторических факторов. См. также: Мельникова Е.А., Петрухин В. Я. Эволюция названия «русь» в процессе становления Древнерусского государства (до XI в.) // Вопр. истории (в печати).
Выяснение первого вопроса — этимологии и эволюции значения названия «русь» — осложняется отсутствием письменных источников VIII-Х вв. на Руси и крайней скудностью сведений, подчас не поддающихся однозначной интерпретации, в иноязычных памятниках этого времени, з связи с чем все существующие этимологии являются реконструкциями, основанными на более или менее полном привлечении сведений позднейших (вплоть до XII в.) источников, а также — косвенно — материалов археологических исследований. Степень убедительности таких реконструкций различна, наиболее аргументированной — с языковой, археологической и историчеcкой точек зрения — представляется скандинавская.
Скандинавская этимология названия широко принята зарубежными и рядом советских исследователей, в первую очередь лингвистов, а также историков и археологов. Слово «русь» рассматривается обычно как этноним и связывается с древнескандинавским корнем rotp- через финское Ruotsi. Эта теория в любой ее модификации предполагает несколько этапов развития слова: а) формирование древнескандинавского исходного наименования; б) его распространение в финноязычной среде; в) его последующее заимствование восточными славянами.
а) Исходной формой финского Ruotsi считаются производные от др.-герм. глагола с и.-е. основой *егё-: др.-исл. roа, др.-англ. rowan — «грести» и др. Предлагались слеующие возможные исходные формы: др.-шв. Rodhsin — название жителей области ослаген (Roslagen<*Rotpslagen, совр. Руден — Roden) на восточном побережье Швеции из др.-герм. *rods (ср.: др.-шв. rodher — «весло, гребля». См.: Kunik A.A. die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slaven. SPb., 1844. Bd. I. S. 67-70, 89-96, 163-167); др.-шв. композиты rodsmen, rodskarlar, rodsbyggjar, завидетельствованные в источниках XIII-XIV вв., от др.-шв. rotper — «гребля, судоходство, плаванье» (Томсен В. Начало. С. 84-87); те же композиты со значением «жители проливов, шхер», т.е. жители Средней Швеции, от др.-шв. rotper — «пролив между островами, неглубокое морское пространство» (Ekblom R. Rus- et vareg-. S. 9-10; Idem. Roslagen-Rusland // ZfSP. 1957. Bd. 26. H 1. S. 47-58); др.-шв. *rtprt «гребное судно», откуда *Rotp(r)in>Rotpslaghm (Roslagen) по аналогии со skeppslag — «округ, поставлявший в ополчении одно судно», поэтому rotpsmen=skeppslagmen (Hjarпе Е. Roden. Upphovet och namnet, Omraden och jarlen // Namn och Bygd. 1947. B. 35. S. 28-60).
Все отмеченные гипотезы апеллируют к древнешведским формам, прямое обращение к которым, однако, невозможно, поскольку выделение древнешведского, как и других диалектов, произошло лишь в Х-XI вв. (Стеблин-Каменский М.И. История скандиинавских языков. М.; Л.; 1953. С. 26-27; Haugen Е. The Scandinavian Languages. Cambridge (Mass.), 1976. P. 135, 142, 150-157). На более ранее возникновение фин. Ruotsi по историческим причинам указывали В. Томсен и А. Погодин (Погодин А.Л. Вопрос о происхождении имени Руси // Сборник в честь на Васил H. Златарски. С. 271-273). Подробное фонетическое обоснование заимствования фин. ruotsi в V1-VII вв. дал С. Экбу, который показал, что исходной должна быть архаичная форма *potp(u)R или редуцированная, т.е. более вероятная для того времени *rotp(e)R, где конечное -R в силу незавершенности процесса ротацизма могло звучать как [z], а не как [г] (Ekbo S. От ortnamnet // ANF. 1958. В. 73. H. 3/4. S. 187-199; Idem. The Etymology of Finnish Ruotsi-Sweden // Les pays. P. 143-145).
Представляется, что поиски конкретной словоформы, исходной для фин. Ruotsi малоперспективны из-за скудости сохранившегося древнегерманского лексикона и не имеют научной ценности, поскольку существование самого корня и его производных во всех германских языках середины I тысячелетия н.э. несомненно. Любой из композитов с первой основой rotp- мог закономерно отразиться в западнофинских языках как Ruotsi / Roots.
Комплекс значений др.-герм. *ropru- — «гребля, весло, плаванье на гребных судах» проявляется во всех германских языках. В шведской рунической надписи первой половины XI в. засвидетельствовано значение «поход [на гребных судах]»: han. uas. buta. bastr. i rutpi (i rodi). hakunar — «Он был лучшим из бондов в походе Хакона» (Nibble, Up. 16). Корень *гоtp- был продуктивен и как первая часть композитов (Rotpslagen, rotpskarl, rotpsmadr и др.), в том числе обозначавших участников походов [которые вряд ли для времени до Х в. можно отождествлять с ледунгом — королевским морским войском-ополчением, как полагает С. Экбу (Ekbo S. От ortnamnet, S. 197). Ср. слово vikingr — обозначение и морского грабительского похода, и его участника]. Поэтому можно предположить, что скандинавы, проникавшие еще в довикингскую эпоху на территории финских племен, обозначали себя каким-то словом, производным от гоtр-, и познакомились финны именно с этим «профессиональным» самоназванием.
б) Контакты скандинавов и населения Финляндии и Юго-Восточной Прибалтики по археологическим данным ощутимы уже с бронзового и раннего железного века и усиливаются в середине I тысячелетия н.э. Судя по погребальным памятникам, скандинавы с середины I тысячелетия проникают в Западную Финляндию (типично вендельские погребения в ладье появляются с конца VI в.: Anderson G. Boatgraves in Finland // Suomen museo. Helsinki, 1963. Vol. 70. P. 5-23; Muller-Wille М. Bestattung im Boot // Offa, 1968/1969. В. 25/26. 1970. S. 150-152) и на Аландские острова. где в конце I тысячелетия формируется метисная фенно-скандинавская культура (Мейнандер К.Ф. Биармы. С. 37), а также на побережье современной Эстонии, где встречены погребальные комплексы второй половины I тысячелетия, близкие скандинавским (Eesti esiajalugu. Tallinn, 1982. L. 251-253). Эти контакты создавали почву для заимствования и распространения в финноязычной среде самоназвания военных групп скандинавов в форме фин. Ruotsi / эст. Roots (совр. — Швеция Ruotsalainen / rootslane — «шведы»; водск. Rotsi, лив. Ruot's — «Швеция»).
Косвенным подтверждением изначального значения слова *rotp(e)R — участник морских походов является распространение в ту же вендельскую эпоху в среде шведской родоплеменной знати обряда погребения в ладье (Лебедев Г.С. Шведские погребения в ладье VII-XI веков // СкСб. 1974. Вып. XIX. С. 155-186), характеризующего ее новый социальный статус. Эти погребения известны и в зоне скандинавской колонизации в Финляндии, и на Аландских островах; изолированный скандинавский некрополь с кремациями в ладье появляется в IX в. в урочище Плакун под Ладогой (Назаренко В.А. Могильник в урочище Плакун // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 158-159).
В качестве этнонима название получило распространение на севере и северо-востоке Европы в финноязычной среде во всяком случае к середине VIII в. (Falk К.-О. Einige Bemerkungen. S. 147-159). Западнофинские языки устойчиво используют его как этноним для обозначения шведов (Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 200-209; Itkonen E. Lappalaisten esihistoriaa valaisevia sanoja. Helsinki, 1946). Но уже в ряде карельских и саамских диалектов этноним обнаруживает неоднозначность и используется для обозначения как шведов, так и собственно русских (ср.: др.-рус. «немцы», обозначавшее этнически различные народы Западной Европы, саам. Tara, Tarra — «Норвегия» и «Русь» и др.), т.е. пришлого, иноэтнического населения, собиравшего дань; функциональное родство затушевывало для местного населения этнические различия (Попов А. И. Названия. С. 47-50). В языке коми — далее на восток — корень «роч-» (из общеперм. *гос, заимствованного из прибалтийско-финских языков: Лыткин В. И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка. М., 1970. С. 243), а также ненец, «луца» (*luatsa), эвенк, «луча», «нуча» и др. имеют единственное значение «русский», поскольку население этих областей сталкивалось только с русским колонизационным потоком.
Существование слова Ruotsi / Roots во всех западнофинских языках с единым значением свидетельствует или о его исконности (что предполагал Ю. Мягисте: Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 200-209), или о заимствовании его в период западнофинской языковой общности (Шаскольский И. П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1967. С. 153- 156), которая относится к VI-VIII вв. н.э. (Хайду П. Уральские языки и народы. М., 1986. С. 80). Предполагаемое (на основании фонетических закономерностей развития германских языков) время заимствования слова rotps- в финские языки — VI-VII вв. — соответствует именно периоду западнофинской языковой общности.
Представлению же об исконности слова Ruotsi / Roots противоречит узость его семантики (этноним и производные от него хороним и отэтнонимическое прилагательное) и отсутствие производных. Мягисте указал всего три слова сходного звучания и крайне узкого специализированного значения: фин. ruota — «рыбья кость, планка», откуда ruotia, ruotsia — «чистить рыбу от костей»; эст. rood, roots — «твердое, защищающее изнутри более слабые внешние части» (Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 209). Однако для двух из них (фин. ruota и эст. rood) предполагается также скандинавское происхождение, а третье (фин. ruotia) является производным от ruota.
Таким образом, середина — начало второй половины I тысячелетия н.э. с точки зрения развития германских и финских языков, а также северогерманско-финских контактов представляется наиболее вероятным временем проникновения в прибалтийско-финские языки слова rotps- в форме Ruotsi / Rootsi.
в) Третий этап развития слова связан с его проникновением в восточнославянскую среду. Представляется убедительным обоснование перехода зап.-фин. uо/оо>др.-рус. у, так как славянское у в это время было долгим гласным, фонетически ближайшим к приб.-фин. -о-, тогда как слав. -о- был кратким, очень открытым типа а~о. Этот переход подерживается ближайшей аналогией suomi>cyмь и общим соответствием др.-рус. у фин. uo/o, обнаруживаемым в финских заимствованиях из древнерусского языка (гyмнo>kuomina, лyжa>luoso и др. (Kalima J. Die slavischen Lehnworter. S. 42).
Возможность перехода фин. ts>др.-рус. с подвергалась сомнению, так как, по мнению некоторых славистов, оно должно было отразиться не как -с-, а как -ц- (Черных П. Я. Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период. М., 1956. С. 100). Однако еще А. А. Шахматов указывал, что др.-рус. -ц- было мягким звуком, не тождественным фин. -ts-, поэтому более вероятна передача последнего звуком с (Шахматов А.А. Введение в курс истории русского языка. Пг., 1916. Ч. 1. С. 67; см. также: Vasmer М. Schriften zur slavischen Altertumskunde und Namenkunde. В., 1971. Bd II. S. 801). Г. Шрамм, подробно рассмотревший этимологический аспект проблемы, указал два возможных объяснения перехода ts>c: 1) время образования др.-рус. -ц- не установлено, и этот переход мог осуществиться до возникновения звука -ц- в древнерусском язке; 2) если -ц- уже и существовало, то с могло возникнуть как упрощение консонантной группы -ts- (ср. vepsa>вecь) (Schramm G. Die Herkunft. S. 19-20). Итак, переход Ruotsi>«pyсь» представляется в достаточной степени фонетически обоснованным.
Появление скандинавов среди финских племен Восточной Европы (от Приладожья до Верхнего Поволжья) к концу I тысячелетия н.э. совпало со славянской колонизацией этого региона. Вероятны ранние контакты всех трех этнических компонентов в Ладоге (появление здесь норманнов датируется серединой VIII в.: Рябинин Е.А. Скандинавский производственный комплекс VIII века из Старой Ладоги // СкСб. 1980. Вып. XXV. С. 161-178; Петренко В.П. Финно-угорские элементы в культуре средневековой Ладоги // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984. С. 83-90). Показателен смешанный характер расселения скандинавов, финно-угров, балтов и славян, не образующих в Ладоге компактных этнических массивов (Кирпичников А.Н. Раннесредневековая Ладога (итоги археологических исследований) // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 17-19), фенно-славяно-скандинавские контакты отмечены также в Новгороде (после 862 г., если верить летописной датировке), в конце VIII — начале IX в. на мерянском Сарском городище под Ростовом (Леонтьев А.Е. Скандинавские вещи в коллекции Сарского городища // СкСб. 1981. Вып. XXVI. С. 141-149) и, по-видимому, в Ярославском Поволжье (если принимать за свидетельство раннего присутствия там норманнов рунические знаки на монетах тимеревского клада последней трети IX в. (Дубов И. В. Тимеревский комплекс — протогородской центр в зоне славяно-финских контактов // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С. 116-118). Причем культура курганов Ярославского Поволжья по некоторым характерным чертам (наличие глиняных амулетов-лап и др.) близка метисной культуре Аландских островов, где эти амулеты датируются более ранним временем (Мейнандер К.Ф. Биармы. С. 37; Ярославское Поволжье в IX-XI вв. М., 1963. С. 86-87); вероятно, таким образом, проникновение в Верхнее Поволжье уже метисного фенноскандинавского населения, встретившегося с местными поволжско-финскими племенами (меря) и пришлыми славянами.
Тесные фенно-славянские этнокультурные связи засвидетельствованы и значительным числом лексических заимствований в обоих (но более — в финских) языках в эту эпоху, Ю. Миккола датирует древнейшие славяно-финские лексические связи VIII в. (Mikkola J.J. Die alteren Beruhrungen zwischen Ostseefinnisch und Russisch. Helsinki, 1938 S. 9); Я. Калима указывает на VII в. как наиболее раннюю возможность (Каlima J. Die slavischen Lehnworter. S. 149); В. Кипарский также относит их к VII-IX вв. (Кипарский В. О хронологии славяно-финских лексических отношений // Scando-Slavica. 1958. Vol. IV. P. 127-136).
Именно в этой зоне контактов встречаются хотя и немногочисленные, как показала Е.А. Рыдзевская (Рыдзевская Е.А. К варяжскому вопросу: (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросом о варягах на Руси) // Изв. АН СССР, Отд-ние обществ, наук. 1934. N 7. С. 485-532; N 8. С. 609-630 — в противоположность мнению Р. Экблума: Ekblom R. Rus- et vareg-; ср. также: Vasmer М. Wikinger-spuren im Rupland // Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften, Philos.-hist. Kl. 1931. Jg. 1931. H. XXIV. S. 649-674), топонимы — производные от корня «рус-», а также гидроним — Руса (Русса) с производным Порусье, упомянутый в Воскресенской летописи в сказании о Гостомысле, которое Д.С. Лихачев считает «возможно, весьма древним» (ПВЛ. Ч. 2. С. 214).
Таким образом, скандинавская этимология названия «русь», предполагающая следующие ступени: др.-герм. rotps- (самоназвание приплывавших на земли финнов скандинавов)>зап.-фин. Ruotsi / Roots (имеющее этносоциальное содержание)>др.-рус. русь, на всех этапах фонетически закономерна и поддерживается историческими условиями скандинаво-финно-славянских контактов VI-IX вв.
«Южнорусская», или «среднеднепровская» этимология слова «русь» распространена среди советских и некоторых зарубежных историков и археологов [Тихомиров М.Н. Происхождение. С. 60-80; Рыбаков Б. А. Древние русы. С. 23-104; Мавродин В.В. Происхождение названий «Русь», «русский», «Россия». Л., 1958; Толочко Л. 77, Древняя Русь. Киев, 1986. С. 31; Vernadsky G. The Origin P. 167-179, 333-339 (наряду с выделением «второй руси», пришедшей с Рюриком. Ср. гипотезу В.А. Брима о независимом происхождении корней «рос-» и «рус-»: Брим В.А. Путь из варяг в греки // Изв. АН СССР. VII сер. Отд-ние обществ, наук. Л., 1931. N 2. С. 201-247); Idem. Ancient Russia. P. 275-278; Riasanovsky A. A History of Russia. 3rd. ed. Oxford, 1977. P. 27-30]. Понимаемое как этноним, слово «русь» сопоставляется с рядом топонимов и этнонимов, частью засвидетельствованных начиная с I тысячелетия до н.э. античными византийскими авторами в Северном Причерноморье, частью сохранившимися в топонимике до настоящего времени в Среднем Поднепровье.
Вo-первых, устанавливается соответствие с этно- и топонимической основой, видимо, иранского происхождения (Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Л., 1973. Т. II. С. 435-437) ruxs/roxs — «светлый» (варианты: рокс-, рас-, раке-, ракш-, рокш-, рош- и префиксированные аорс-, араке-, арси-), ареал второй в V в. до н.э. — V-VI вв. н.э. охватывал Среднюю Азию, Северный Кавказ и Северное Причерноморье (Толстов С. П. Из предыстории. С. 39-59; Vernadsky G. The Origin. P. 167-179).
Во-вторых, предполагается тождественность названия «русь» и гидронима Рось (др.-рус. Ръсь; правый приток Днепра) с производными названиями притоков Роська и Россава и топонимами Поросье, г. Родня и др. Этимология гидронима Ръсь считается неясной (Трубачев О.Н. Названия рек правобережной Украины. М., 1968. С. 237, 262). Высказанное В. Курашкевичем мнение о том, что оно родственно слову «русло», основано на приводимых им неточных чтениях (Россь, Росса=Русь, Урсь, без ссылок на источники), а объяснения возможности двоякого развития ъ->о и ъ->y он не дал (Kuraszkiewicz W. Ros // SSS. 1972. Т. IV. Cz. 2. S. 553).
Однако, показав существование продуктивной этно- и топоосновы «рос-» на юге Восточной Европы, сторонники этого направления априорно приняли его идентичность корню «рус-» и благодаря этому заключили, что этноним «русский», название Древнерусского государства «Русь» и пр. имеют южнорусское, может быть, в основе своей иранское, происхождение (Седов В. В. Восточные славяне. С. 111-112). Однако в древнерусских письменных источниках этноним встречается исключительно с корневым -у-. В гидрониме же Ръсь засвидетельствован редуцированный гласный, лишь в XII в. в результате падения «еров» развившийся в сильной позиции в -о- (ср.: търгъ>торгъ, вълкъ>волкъ и др.). Он восходит к общеслав. ъ< и.-е. -u- (Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962. С. 253_ 261; Мейе А. Общеславянский язык. С. 45-46; Mikkola J.J. Urslavische Grammatik. Th. 1. S. 39-41). Звук же у в слове «русь» мог развиться только из и.-е. дифтонгов *оu, *еu или *аu (Мейе А. Общеславянский язык. С. 45-46, где специально оговорено, что -у- ни в каких случаях не могло возникнуть в русском языке из -ъ-; Mikkola J.J. Urslavische Grammatik. Th. 1. S. 56). Как показал А. В. Назаренко, объяснение чередования ъ>о/у не только пока отсутствует, но и представляется маловероятным в связи с переходом праслав. -с- после гласного -у- в -х- (Назаренко А. В. Об имени. С. 46-47; см. также: Schramm G. Die Herkunft. S. 26).
Этимологическая независимость корней «рус-» и «ръс-», а также их довольно строгая пространственная дистрибуция для древнейшего слоя гидронимов (Руса и производные на севере Восточной Европы / Ръсь и производные на юге) свидетельствуют против «среднеднепровской» гипотезы происхождения названия «русь» (Martel A. Un point d'histoire de vocabulaire russe: Rossija, Russkij // Melanges publics en Fhonneur de Paul Soyer. P., 1925 P. 270-279; Respond S. Pochodzenie. S. 35-50; Попов А.И. Названия. С. 53-56).
Не подтверждается эта гипотеза и археологическим материалом. Б. А. Рыбаков на основании данных Псевдо-Захария о «народе рус» полагал, что в Среднем Поднепровье, в том числе и в бассейне р. Рось, в VI-VII вв. развилась особая культура, получившая название «древности русов» (Рыбаков Б.А. Древние русы. С. 23- 104; Он же. Киевская Русь. С. 67-90; см. также: Седов В. В. Анты // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 16-22). Г.Ф. Корзухина продемонстрировала полиэтничность этой культуры и поставила под сомнение ее связь со славянскими древностями и тем более мифическим народом «рос» Псевдо-Захария (см. выше) (Корзухина Г. Ф. К истории Среднего Поднепровья в середине I тысячелетия н.э. // СА. 1955. Т. 22, С. 61-82; см. также: Третьяков 77. Я. У истоков древнерусской народности. Л., 1970. С. 105- 110). Во всяком случае, на самой р. Рось собственно славянские памятники вплоть до Древнерусской эпохи (XI-XII вв.) не обнаружены (см. каталог: Древнерусские поселения Среднего Поднепровья. Киев, 1984); по р. Рось позднее проходила граница древнерусского государства с кочевниками.
Исконно славянская" этимология корня «рус» предлагается С. Роспондом (Роспонд С. Miscellanea onomastica Rossica. III. Несколько замечаний о названии «русь» // Восточнославянская ономастика. Исследования и материалы. М., 1979. с 44-47); Rospond S. Pochodzenie. S. 35-50). Он называет, полностью отвлекаясь от гидронима Ръсь, две возможные исходные общеславянские основы: 1) общ.-слав. *rud-/*rus- -*rud-sa<=rudъ — «русый» и 2) общ.-слав. *ru-/*ry- — «плыть, течь» (русло, польск. runo, ruszyс). Первоначальным образованием от одной из этих основ Роспонд считает гидроним Рус(с)а (а также название города Старая Русса и местности Порусье), из которого развился этноним «русь». При этом автор ссылается на текст Воскресенской летописи (ПСРЛ. СПб., 1856. Т. VII. С. 262: "… Прозвашася [словене] Русь рекы ради Руссы, иже впадоша во езеро Илмень" (отметим, что Д.С. Лихачев указывает по меньшей мере три различных объяснения названия «русь», встречающихся в поздних летописных сводах. — ПВЛ. Ч. 2. С. 214, 244). Эта гипотеза требует дополнительных лингвистических обоснований (ср.: Назаренко А. В. Об имени, где указано на вероятное неславянское происхождение слова «русь» в силу фонетической невозможности сохранения исконного славянского -s- после -u- Schramm G. Die Herkunft. S. 44-46), объяснения возможности образования гидронима от указанных основ, взаимоотношения с южнорусским гидронимом Ръсь и хронологии формирования этнонима.
Мнение о «готской» этимологии (Куник А.А. Примечания к кн.: Дорн Б. Каспий, о походах древних русских на Табаристан // Зап. имп. Академии наук, 1875. Т. 26. Кн. 1. С. 54-55, 430-436; Шмурло Е. Восьмой археологический съезд (9-24 января 1890 г. Будилович А.С. К вопросу о происхождении слова «Русь». Доклад на VIII археологическом съезде в Москве 1890 г. // ЖМНП. 1980. N 5. С. 25-29) не получило распространения, хотя временами делаются попытки его возрождения (Sederlind S. Russernas rike. Till fragan om det ostslaviska rikets uppkomst. Stockholm. 1978) с целью обоснования готской теории образования Древнерусского государства. Слово «русь» возводится ее сторонниками к гот. *hrotps — «слава», восстанавливаемому из засвидетельствованных в письменных источниках прилагательного hrotpeigs (вин. п. мн. ч.) — «торжествующий, победоносный, славный» и ряда однокоренных слов в других германских языках. Как показал Ф.А. Браун, фонетическое обоснование перехода *hrotps>«pycъ» затруднительно: если гот -о- могло дать др.-рус. -у- (ср.: гот. bока>др.-рус. букъ, гот. dоms>др.-рус. дума), то в области консонантизма таких соответствий нет: начальное h+плавный согласный не отпадало в древнерусском языке (ср.: гот. hlaifs> др.-рус. хлъбъ); неясно, каким образом готское -pt- могло перейти в др.-рус. -сь- (Браун Ф.А. Разыскания в области гото-славянских отношений // Сб. ОРЯС имп. Академии наук. 1899. Т. 64. N 12. С. 5-7; Он же. Гипотеза профессора Будиловича о готском происхождении названия «Русь» // Зап. Нео-филологич, о-ва при имп. Санкт-Петербургском ун-те. 1892. Вып. II. N 1. С. 45-58).
Маловероятно это заимствование и с исторической точки зрения. Хотя готы прошли по территории Восточной Европы и осели в Северном Причерноморье и Крыму, их влияние прослеживается лишь на юге позднейшего восточнославянского ареала, на севере же и северо-западе Восточной Европы (где представлена топонимика с корнем «рус-») оно отсутствует полностью. Поэтому трудно предположить, что быстро переместившиеся на юг готы (маршрут их миграции, кстати, неясен, но очевидно, что в бассейнах Западной Двины, Верхнего Днепра и в Поильменье они не проходили) оставили за собой название, ставшее обозначением местного населения на огромной, незатронутой ими территории (Тихонова М.А. К вопросу о связях Южной Скандинавии с Восточной Европой в первой половине I тысячелетия н.э. // Studia archaeologica in memoriam Harri Moora. Археологические исследования, посвященные памяти Харри Moopa. Tallinn, 1970. С. 202-206). Вместе с тем нельзя не отметить, что этнополитическая история готов в Северном Причерноморье изучена крайне слабо, к чему привлечено внимание в работах: Топоров В. Н. Древние германцы в Причерноморью результаты и перспективы // Балто-славянские исследования, 1982, М., 1983 С. 227-263; Лебедев Г. С. Русь и чудь, варяги и готы (итоги и перспективы историко-археологического изучения славяно-скандинавских отношений в I тыс. н.э.) // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Итоги и основные проблемы. Л. 1988. Вып. 1. С. 79-99.
«Прибалтийско-славянская» этимология, в отличие от «исконно славянской» и «готской», широко привлекавших материалы сравнительного индоевропейского и славянского языкознания и оперировавших источниками аутентичными, опирается в основном на поздние и вторичные источники и исторические заключения общего характера. Наиболее обстоятельно она была изложена С. А. Гедеоновым (Гедеонов С.А. Варяги и Русь. СПб., 1876. Ч. 1-2), а затем кратко повторена А.Г. Кузьминым (Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // Вопр. истории. 1970. N 10. С. 28- 55) без существенной дополнительной аргументации. Гедеонов отметил существование в западноевропейских источниках (по преимуществу XII-XIII вв.) этнонимов и хоронимов сходного со словом «русь» звучания: Rut(h)eni (Rut(h)enia), Rugi (Rugia), а также название о. Рюген. Основой для выведения слова «русь» из них было нередкое употребление названий Rut(h)enia и Rugia для обозначения Руси, а также славянского населения о. Рюген — ран (последний перечень текстов см.: Трухачев Н.С. Попытка локализации Прибалтийской Руси на основании сообщений современников в западноевропейских и арабских источниках Х-XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР, 1980 г. М., 1982. С. 159-175).
Соположение разновременных и разного происхождения хоронимов и этнонимов с общим первым слогом ru- (Rutheni, Rugi, Ruzzi, Russi), несмотря на длительность традиции (предложено еще в 1840-е годы), так и не нашло до сих пор убедительного обоснования хотя бы в отношении его правомерности как такового. Так, этноним и отэтнонимический хороним Rut(h)eni и Rut(h)enia засвидетельствованы в античных источниках с I в. до н.э. как обозначение одного из кельтских племен, населявших Аквитанию. Его использование в источниках XI-XIII вв. свидетельствует отнюдь не о его актуальности в это время, а о характерной для средневековой географии ориентации на античную хорографическую традицию, что вело — и нередко — к отождествлению сходно звучащих наименований современных автору и античных, утративших историческое содержание (ср.: Dacia и Dania, Galatia и Галичская Русь. См. подробнее: Чекин Л. С. Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии XII-XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР, 1985 г. М., 1986. С. 157-163). Не предложена сторонниками этой гипотезы и убедительная аргументация возможности чередования руг- / рус- (ср. ниже о гипотезе 0. Прицака).
К «прибалтийско-славянскому» направлению примыкает гипотеза Я. Отрембского, который связал название «русь» с гидронимом Русса, который имеет, по его неаргументированному предположению, «балтийско-славянское» происхождение (Otrebski J. Rusb // Lingua poznaniensis. 1960. Т. 8. S. 219-227).
«Кельтская» этимология названия опирается на кельтский субстратный этноним Rut(h)eni (Unbegaun В.О. L'origine du nom des Ruthenes // Unbegaun B.O. Selected Papers on Russian and Slavonic Philology. Oxford, 1969. P. 128-135; Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов // Вопр. истории. 1974. N 11. С. 54-83). Первая серьезная попытка дать лингвистическое (при опоре на работу: Назаренко А. В. Об имени) и историческое объяснение этой этимологии содержится в статье Прицака (Pritsak О. The Origin of the Name rus/rus' // Turco-Tatar Past. Soviet Present. Studies Presented to Alexandre Bennigsen. P., 1986. P. 45-65). Указывая, что формы Ruzzi, Ruzaramarcha появляются в первой половине IX в. в латинских памятниках Каролингской империи (Баварский географ, грамота Людовика Немецкого Нидеральтайхскому монастырю), он полагает, что эти формы возникли из корня *Rut-/*Rut-en в результате второго верхненемецкого передвижения согласных (что было показано А. В. Назаренко) и связывает его с кельтским этнонимом Rut(h)eni, сохранившимся в античных источниках I в. до н.э. В нижненемецких диалектах, где второе передвижение согласиых отсутствовало, эта форма была заменена, по мнению Прицака, формой с сибиллянтом j, т.е. Ruzz-/Ruz->Russ-/Rus- [по Назаренко, в.-нем. Ruz(z)-, н.-нем. Rus(s)с-, романск. Rus(s)-]; форма же Rugi возникла на территории рипуарских франков в результате гуттурализации исходного *Rut->*Rudi->*Rugi. Историческими носителями этого наименования в середине I тысячелетия н.э. стали, по мнению Прицака, еврейские купцы, называемые у арабского писателя первой половины IX в. Ибн Хордадбеха «ар-разанииа» (BGA. Т. VI. Р. 154. См. о них: Калинина Т.М. Торговые пути. С. 68-82), которые вели трансевропейскую торговлю и, смешавшись с фризскими купцами и скандинавскими викингами, образовали на Волге политическое объединение, позднее славянизировавшееся и развившееся в русское государство (Pritsak О. The Origin of Rus\ Vol. I. P. 25).
Возведение Прицаком названий Ruzzi и Ruzaramarcha в немецких латиноязычных источниках к кельтскому Rut(h)eni может быть справедливым, но надо подчеркнуть вслед за Назаренко: «Совпадение др.-в.-нем. Ruz(z)- и ср.-в.-нем. R(i)dzen (<*Rut-. -Сост.) с др.-рус. Роусь не означает..., что древневерхненемецкий термин должен был непременно быть заимствован из древнерусского. Не исключено, что оба этникона развились самостоятельно...» (Назаренко А. В. Об имени. С. 56-57). Нет языковых данных и для предположения о заимствовании др.-в.-нем.>др.-рус. Поэтому вероятнее всего, что корни Rut- и «рус-» отношения друг к другу не имеют. Это тем более вероятно, что историческое построение Прицака о торговой компании «русь» не обосновано.
Гипотеза об «индоарийской» этимологии выдвинута О.Н. Труба чевым в результат исследований индоевропейских языков периода, непосредственно последовавшего за распадом индоиранской языковой общности (Трубачев О.Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопр. языкознания. 1977. N 6. С. 13-29). Трубачев полагает, что слово «русь» — отражение региональной традиции называния Северного Причерноморья «Белой, Светлой стороной». Эта традиция, по мнению автора, еще дославянская и дотюркская, и потому он возводит слово «русь» к местному бессуффиксному варианту др.-инд. ruksa-, допуская в качестве гипотезы специфическую индоарийскую ассимиляцию *russ-. Критику этой гипотезы см.: Schramm G. Die Herkunft. S. 31-33.
Значение названия Рo~c у Константина было обусловлено, с одной стороны, сложившейся в Византии традицией обозначения «северных варваров», совершавших с начала IX в. нападения на византийские города, а затем вступивших в торговые, дипломатические и, возможно, конфессиональные контакты с Константинополем; с другой стороны, той конкретной информацией о политической, этнической, социальной ситуации в Восточной Европе, которую он получил лично. Совмещение этих не полностью идентичных данных (их частичное несовпадение было неизбежно в силу их разновременности, тем более что восточнославянское общество переживало в то время интенсивные процессы государствообразования) обусловило двойственность содержания, вкладываемого Константином в название Рo~c… Впрочем, такая двойственность была заложена уже в исходном — этносоциальном — значении слов Ruotsi и «русь», однако ко времени Константина, насколько можно судить по договорам Руси с греками, она была уже в значительной степени преодолена.
Для Константина народ «росов» тождествен со скандинавами, хотя эксплицитно это не находит выражения. Император последовательно противопоставляет росов славянам (славяне — пактиоты росов, что повторено дважды, росы исключены из перечней славиний; наконец, «росские» названия порогов имеют прозрачную скандинавскую этимологию. SorlinL. Les temoignages. P. 178, 180 sq.; Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 348; ср.: Dvornik F. The Making. P. 315 sq.; DAI. II. P. 41), а их язык — славянскому (см. коммент. 27 к гл. 9).
Этническое значение названия Рo~c у Константина, очевидно, опирается на предшествующую византийскую традицию, восходящую к началу IX в. (см. выше) и находит аналогию в употреблении слова «русь» в древнерусских источниках, в первую очередь в Повести временных лет (перечни народов европейской части мира, легенда о призвании варягов). Оно подтверждается также морфологической структурой, что выявляется при сопоставлении с основными типами древнерусских этнонимов и хоронимов.
Собственно славянские этнонимы имели две основные модели: 1) апеллятивная основа + суффикс -ян-/-ан- или -ен (из общ.-слав. *janin, 5enin); ср.: словене, северяне, древляне; 2) топографическая или псевдопатронимическая основа+патронимический суффикс -ич- (из общ.-слав. -itjo); ср.: кривичи, радимичи и пр. Обе модели относятся к общеславянскому времени (Respond S. Struktura pierwotnych etnonimow slowianskich. // RS. 1966. Т. 26. Cz. 1. S. 29-32; Cz. П. Formacje po rozpadzie dialektalnym (IX w. i nn.) // Ibid. 1968. Т. 29. Cz. 1. S. 18, 24-25), но первая, возможно, является более поздней (Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // Вопр. языкознания. 1974. N 6. С. 59). Первая модель обнаруживает в древнерусском языке несравненно более высокую продуктивность (более 20 наименований в Повести временных лет по сравнению с шестью второго типа), охватывая не только славянские по происхождению и этнической принадлежности этнонимы, но и заимствованные книжные (агаряне, ассиояне. римляне и до.), а также — позднее — названия жителей городов и местностей (смоляне, кияне). В ряде случаев возникают параллельные формы: меря — меряне, амазонки — амазоняне.
Среди этнонимов, обозначающих неславянские народы, выделяются две модели: собирательные наименования на -а-: меря, мордва, мурома (Хабургаев Г. А. Этнонимия. С. 167-168), относящиеся к восточнофинским народам; и собирательные женского рода, основанные на фонетической передаче самоназваний с конечным палатальным согласным, отражающим финское конечное -i-: кърсь, корсь<финск. *kurh-, лат. kursa, лит. kursas: чудь (<готск. tpiuda?) <саам. норв. cutte, cudcte, саам. шв. cute, cude — «преследователь, враг», саам. кольск. cutte, cut; сумь<финск. Suomi, эст. Soome Maa, лив. Suom; ямь, емь<финск. Нате (название области); весь<финск.*vepsi, vepsa; водь<водск. vad'd'a, финск. vaaja («клин»); лопь<финск. lappi; либь<лат. libis, libietis и др. (см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1973; Vasmer М. Schriften zur slavischen Altertumskunde und Namenkunde. Bd. II. S. 762). Все они относятся к западнофинским и балтским племенам. Этноним «русь» морфологически тождествен этнонимам именно последней группы.
На неславянскую этническую принадлежность первоначальной руси указывает и то, что этническая группа «русь» не включается летописцем ни в один из перечней славянских «племен», расселившихся по Восточно-Европейской равнине (ПВЛ. Ч. 1. С, 11, 13, 15).
Для обозначения государственных образований выявляются три основные модели: 1) употребление соответствующего этнонима для обозначения территории, занимаемой этносом (ср.: «пойти в ляхи»); 2) отэтнонимическое прилагательное+географический термин «земля» (Агарянская земля, Аглянская земля и др.), причем этнонимы могли быть как собственно славянского, так и иноязычного происхождения; 3) заимствованные книжные наименования (Ефиопья, Мисия, Мармария), проникшие с византийской и южнославянской литературой на Русь. В этом контексте очевидно, что названия «Русь» и «Русская земля» образованы в полном соответствии с наиболее продуктивными моделями территориальных наименований, засвидетельствованных древнейшими русскими письменными источниками, развивавшимися в восточнославянской языковой среде. Пути формирования этих названий указывают на то, что в их основе лежит этноним «русь.
Понимая под „росами“ скандинавов, Константин вместе с тем отчетливо связывает название с определенной социальной группой, противопоставленной массе славян. Он подчеркивает их правящее положение: славяне являются их пактиотами, „росы“ собирают во время полюдья с них дань (см. коммент. 65 к гл. 9), имеют резиденцию в Киеве. Упоминание „всех росов“, которые выходят по осени из Киева в полюдье, указывает достаточно ясно на ту социальную группу, которую Константин имеет в виду, — великокняжескую дружину, которая, по сообщениям Повести временных лет, осуществляла полюдье.
Социальное значение названия Pо~с также находит поддержку в древнерусских источниках. Слово „русь“ рассматривалось как социальный термин, обозначающий привилегированную верхушку общества: славянскую (Юшков С. В. Общественно-политический строй. С. 57-63; Тивериадский Л.С. К вопросу о происхождении руси в связи с этногенезом славян // Ист. зап. 1942. Т. 13. с. 40-53) или скандинавскую в Восточной Европе (Smal-Stocky R. The Origin of the Word „Rus“ // Slavistica. 1049. T. 6. P. 5-18); военное сословие (Акопов Г. Б. Этимология названия „Рус“ в свевете теории этнической консолидации // Вестн. обществ, наук АН Арм. ССР. 1967. N. 6. С. 89-101); княжескую дружину и знать (Падалка Л. В. Происхождение и значение имени „русь“ // Тр. 15-го Археологического съезда в Новгороде 1911 г. М., 1914. Т. 1. С. 364); торговую купеческую организацию международного характера (Pritsak О. The origin of Rus'. Vol. I. P. 25) или просто купцов скандинавского происхождения (Vitestam g. The People of ar-Rus as Merchants According to Arabic Sources // Kgl. Vitterhets historic och antikvitets Akademien. Filologisk-filosofisk serien. 1975. В. 15. S. 15-22). Для обоснования этой трактовки привлекались указанные сведения Константина, а также сообщения в восточных источниках о народе „ар-рус“.
Возможность социально-терминологического понимания слова в восточных источниках кроется в том, что арабские путешественники и купцы могли видеть лишь две категории народа „ар-рус“: купцов, с которыми они торговали, и дружинников, составлявших военные отряды и направлявшихся на юг и восток, т.е. представителей феодализирующейся верхушки общества. Поэтому присутствие социального оттенка в описании „ар-рус“ в восточных источниках закономерно, но оно не затушевывает его этнического содержания. Что же касается этнической принадлежности народа „ар-рус“ в восточных источниках, то трудно не согласиться с мнением большинства исследователей, что этим названием первоначально обозначались скандинавы.
Оба указанных значения термина Рo~c у Константина тесно связаны с реконструируемой эволюцией понятия „русь“ в процессе образования Древнерусского государства (см. подробнее: Мельникова Е.А., Петрухин В. Я. Название „русь“ в этнокультурной… С. 24-38). Спорадические набеги скандинавских отрядов еще в довикингскую эпоху сначала на восточнобалтийское побережье, позднее — вверх по рекам Балтийского бассейна, набеги, дополнявшиеся со временем оседанием части скандинавов в таких центрах, как Старая Ладога, „Рюриково“ городище и др., создали основу для этноязыковых контактов. Проникновение скандинавов в финские земли в результате походов на судах, участники которых, гребцы и воины, называли себя rotps-, обусловило превращение „профессионального“ самоназвания в экзоним (иноназвание) в финской среде, позднее развившийся в этноним, и отэтнонимический хороним. В северо-западной области контактов всех трех этнических групп оно проникает в древнерусский язык, как этносоциальный термин с доминирующим этническим значением. Вместе с двигающимися на юг и юго-восток отрядами название rotps- разносится по Восточной Европе и в результате непосредственных контактов фиксируется в византийских источниках IX в. и Вертинских анналах в формах Рo~c и Rhos сохраняя значение „профессионального“ самоназвания.
Во второй половине IX — первой половине Х в., когда началось формирование древнерусской народности и происходило становление раннефеодального государства главной консолидирующей силой становилась великокняжеская дружина. В условиях перерастания племенных союзов в государственное образование наиболее существенной была борьба с племенным сепаратизмом, и именно здесь скандинавы представляли удобную, этнически нейтральную военную силу, которую великие князья могли использовать против родоплеменной знати для объединения разноэтнических территорий под своей властью. Это, видимо, вызвало приток скандинавских воинов в дружины древнерусских князей, так же как и привлечение (»призвание") скандинавских вождей дружин к управлению союзом нескольких разноэтнических племен в Новгороде в середине IX в. (Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения. С. 51-61), а по предположению X. Ловмяньского — и в Киеве (Ловмяньский X. Русь и норманны, С. 135, 270, примеч.). Опора первых древнерусских князей на независимые от славянских племенных интересов отряды скандинавов, составлявших в это время ядро княжеской дружины, создавала предпосылки для перенесения названия отрядов на дружину целиком.
Распространение понятия «русь» на полиэтнические дружины вело к быстрому размыванию первоначально четко выраженной этнической приуроченности названия к скандинавам (ср. о понятии «русь» как обозначении надплеменного политического образования: Рогов А.И., Флоря Б.Н. Формирование самосознания древнерусской народности // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху) раннего средневековья. М., 1982. С. 102-105), что отражено, в частности, в ономастиконе договоров с греками 911 и 944 гг.: в последнем среди имен скандинавского происхождения появляются имена восточнославянские и другие. Об ассимиляции и славянизации скандинавов красноречиво говорят археологические материалы середины — второй половины Х в.
К середине Х в. по всей территории расселения восточных славян от Киева до Ладоги распространяются дружинные древности, складывается «дружинная культура», впитавшая в себя и сплавлявшая воедино элементы разноэтничного происхождения. Ее носителями являются прежде всего великокняжеские дружины, присутствие которых отмечается по археологическим данным на важнейших водных путях Древнерусского государства: в Верхнем Поднепровье и Поволжье, в Поволховье, а также в Киеве и в Черниговской земле. Включение этих земель в сферу действия великокняжеских дружин знаменует их консолидацию и формирование территории государства, подвластного «великому князю русскому». Отсутствие четкой этнической атрибуции прилагательного «русский» в договорах подчеркивается тем, что имена доверителей, заключающих договор «от рода русского», имеют не только скандинавское, но и славянское, балтское и финское происхождение, т.е. понятия «русь», «русский» не свзываются со скандинавами или славянами, а все территории, подчиненные вели-кому князю, называются «Русской землей» («всякое княжье и все люди Руския земля» — ПВЛ. Ч. 1. С. 35.
Таким образом, в процессе консолидации разноэтнических территорий под эгидой великокняжеской государственной власти возникает расширительное географическое понятие «Русь», «Русская земля», которое нашло отражение у Константина во встречающемся впервые в византийской литературе названии Poсиа (см. коммент. 3 к гл. 9).
Отождествление названия племенного союза (позднее — народности) с наименованием его правящей верхушки представляет типичное для раннего средневековья явление: приравнивание части и целого как взаимозаменяемых единиц (Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 71-75). Наиболее близкую и яркую аналогию представляет отражение взглядов на «народ» в памятниках раннесредневекового героического эпоса, где проводится регулярное (но неосознанное) замещение понятия «народ» (целое) понятием «дружина» (часть), которая в англосаксонском эпосе «Беовульф» постоянно называется «все даны», «народ фризов» и т.д. (Мельникова Е.А. Меч и лира: Англосаксонское общество в истории и эпосе. М. 1987. С. 90), у славянских народов — «все чехи», «весь народ» в «Чешской хронике» Козьмы Пражского (Флоря Б.Н. Формирование этнического самосознания раннефеодальной чешской народности // Развитие этнического самосознания. С. 135-136).
Весьма близкую аналогию эволюции содержания названия «русь» представляет наименование «болгары», развивавшееся от обозначения тюркских отрядов Аспаруха через политоним, утративший этнический смысл, к этнониму, обозначавшему славянское население, и хороним «Болгария» (см. коммент. 1 к гл. 5).
Таким образом, в употреблении Константином терминов Pо~с и Росиа отразились три этапа эволюции названия «русь» на восточнославянской почве. Во-первых, он связывает росов со скандинавами, интегрированными в восточнославянское общество; во-вторых, именует тем же термином полиэтничные великокняжеские дружины; в-третьих, вводя хороним 'Росла, распространяет название на все территории, подвластные великому князю, сидящему в Киеве. Эти, казалось бы противоречащие друг другу интерпретации объяснимы в условиях относительно быстрой эволюции семантики слова «русь» у восточных славян при интенсивных процессах социальной, культурной и этнической консолидации, когда еще не было забыто древнейшее значение слова, но оно начало функционировать уже и в расширительном, полиэтническом значении, постепенно превращаясь в территориальное название (см. также: Мельникова Н.А., Петрухин В.Я. Название «русь» в этнокультурной… С. 24-38). Кроме того, полисемия названия Pо~с у Константина, очевидно, отражает в целом «особенность византийской этнонимии, где этнические термины не являются этни-конами в узком и строгом смысле слова, но включают в себя обширную область географо-культурно-бытовых характеристик» (Бибиков М.В. Скандинавский мир в византийской литературе и актах // СкСб. 1986. Вып. XXX. С. 101). (Е.М., В.П.)
2. в узком смысле слова моноксилы (однодеревки) — долбленки, т.е. лодки, выдолбленные из одного бревна (DAI. II. Р. 23-25), Однако, судя по дальнейшему описанию, собственно долбленки использовались, по-видимому, в качестве килевой части более сложных конструкций типа поздней русской набойной ладьи-насада с наставными бортами из планок, пригодной для морских плаваний. Суда с клинкерной обшивкой использовались и викингами. Выделение в Русской Правде четырех типов судов — морских ладей, набойных ладей, стругов и челнов — указывает на разнообразие видов кораблей в зависимости от характера плавания (по морю или рекам) и его целей (торговые, военные) (см.: Воронин Н.Н. Средства и пути сообщения // История культры Древней Руси. М.; Л. 1948. Т. 1. С. 282-288). С точки зрения конструкции морских судов интересны находки корабельных частей, в том числе уключины из слоев X в. в Ладоге (Петренко В.П. Работы Староладожской экспедиции // Археогические открытия. 1977 г. М., 1978. с. 28; Он же. Раскоп на Варяжской улице: (постройки и планировка) // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 112, 116; ср. летописное известие о взятии Олегом дани с греков «на ключь», уключину — ПВЛ. Ч. 1. С. 24); ладейных заклепок, крепивших доски бортов и сохранявшихся на кострище в курганах Х в. (Авдусин Д.А. Скандинавские погребения. C. 80) днища долбленой ладьи, перекрывавшей погребение у Белгорода Киевского (Мезенцева Г. Г., Прилипко Я. П. Новые открытия на раскопках Белгорода Киевского // Археологические открытия, 1976 г. М., 1977. С. 340). Эти находки подтверждают описание сборной конструкции кораблей (см. подробнее: DAI. II. Р. 24-25). Длина крупнейшего скандинавского корабля эпохи викингов из Гокстада (середина IX в.) -23,3 м с мощным дубовым килем длиной 17 м. Согласно договору о дани, взимаемой Олегом с греков, в ладье помещалось 40 человек (ПВЛ. Ч. 1. С. 24; см также: Varangian Problems. Copenhagen, 1970. P. 165-169; Фиркс И.ф. Суда викингов. Л., 1982). Походы «варваров» на моноксилах против Византии упоминаются в византийских источниках с середины V в. [см. особенно сообщение об осаде Фессалоники славянскими племенами, среди которых упомянуты драгувиты (см. коммент. 68 к гл.9), между 615 и 620 гг. (Иванова О. В., Литаврин Г. Г. Славяне и Византия. С. 43, 65-66)] Скилица, рассказывая о нападении русского флота в 1043 г., подчеркивает, что моноксилы как тип кораблей присущи именно росам (Sc. Syn. P. 430. 45-47).
3. Термин Poсиа как обозначение территории восточнославянского государства, coответствующее летописным наименованиям «Русь» и «Русская земля», впервые в византийской литературе встречается в сочинении Константина «О церемониях» (De cerem. Р. 594. 18, 691. 1. См.: DAI. II. P. 20). Сопоставимыми с названиями «русская земля» и «страна русская» стали в византийских источниках выражения ??? (DAI. 37. 43) и ??? (Horander W. Theodores Prodromes. Historischi Gedichte. Wien, 1974. N 59. 191). В южнославянских памятниках для обозначения государства он употребляется лишь с 1387 г., в России — со второй половины XV в (Соловьев А.В. Византийское имя России // ВВ. 1957. Т. XII С. 134-146). Известная форма, употребительная в новое время, — с двумя с («Россия»), в греческих текстах встречаются в XIV в. (Nicephori Gregorae Byzantinae historiae lubri postremi/Ed. I. Becker. Bonnae, 1855. P. 199, 12, 511. 18), в русских источниках — с XVI в. (см.: Соловьев A.В. Византийское имя России // ВВ. 1957. Т. XII. С. 146).
4. Выражение ??? допускает несколько толкований.
1) «Внешняя Росия» — подчиненная росам территория славян со всеми перечисленными ниже городами, «внутренняя» (этого термина у Константина нет — он восстанавливается как оппозиция к «внешней» Росии) — собственно Киев, откуда выходят «все росы» в полюдье. В этом случае к «внешней Росии» придется причислить даже Вышгород — Вусеград (см. коммент. 14 к гл. 9), княжеский «Ольгин град» в середине Х в., что маловероятно.
2) «Внешняя» и «внутренняя» Росии — два основных пункта пребывания росов: Немогард — Новгород, где сидел Святослав, и Киев, в котором Константин помещает «всех росов». Тогда все прочие города, перечисленные императором, не включаются ни во «внешнюю», ни во «внутреннюю» Росию (ср.: Насонов А.Н. «Русская земля». С. 31; Mosin V.A. Начало Руси. Норманы в восточной Европе // BS. 1931. Roc.3. Р. 305), а принадлежат пактиотам росов — славянам (ср. обозначение Витичева как крепости-пактиота росов; см. коммент. 25 к гл. 9). В гл. 37 Росия противопоставлена землям уличей, древлян, лендзян и прочих славян, платящих ей дань. Возможно, Константин, повсюду противопоставляя славян и росов, пытался разделить их и территориально, чему соответствовала и полученная им информация о «всех росах» в Киеве. Из самого трактата очевидно, что росы присутствовали и в Новгород и, как следует из данных археологии, в других пунктах, отмеченных Константином (см. коммент. 6, 11, 13, 16 к гл. 9). Росы и княжеская дружина вообще не могли замкнуться в стенах лишь двух подвластных росам крепостей: дружинные погосты в Х в. известны по всей Восточной Европе на важнейших речных магистралях Древнерусского государства (Петрухин В.Я., Пушкина Т.А. К предыстории. С. 100-112). Таким образом, и земли между Киевом и Новгородом, и особенно речные пути, по-видимому, не были нейтральной зоной, куда росы наезжали лишь на время полюдья — они были закреплены за киевским князем системой погостов.
3) Гипотетическая «внутренняя» Росия — страна полян (Manojiovic G. Studije. Knj. 187. S. 24) или Русь в узком смысле — Киевская, Черниговская и Переяславсская земли (Приселков М.Д. Киевское государство второй половины Х в. по византийским источникам // Учен. зап. ЛГУ. Сер. историч. наук. 1941. Вып. 8. С. 233-235; Рыбаков Б. А. Киевская Русь. С. 89). Однако Чеонигов назван наояду с Новгородом и Смоленском вне связи с Киевом, равно как Вышгород и Любеч (на территории полян Переяславль же не назван вообще: города «Русской земли» в узком смысле не выделяются Константином в отдельную группу (ср.: DAI. II. Р. 25). А.Н. Насонов («Русская земля». С. 31) находит у Константина противопоставление «внешней Росии» с новгородом собственно Росии, где князем (архонтом — см. коммент. 10 к гл. 9 и коммент. 10 к гл- ^) оыл Игорь, сидевший в Киеве. Но договор Игоря с греками 944 г. ПВЛ. Ч. 1. С. 34-39), упоминающий наряду с послами великого князя Игоря, княгини Ольги и других также «сла» Святослава, заключен был от «всех людий Руския земля». Таким образом, киевский великий князь в Х в. — не князь Руси в узком смысле, но правитель всей Русской земли, включая Новгород, как, по-видимому, и следует понимать титул «архонт Росии» у Константина. В гл. 37 Константин противопоставляет территорию (хору) Росии землям славян, платящих дань Росии, в которой Насонов видел Русь в узком смысле. Но Константин говорит о южных границах Росии и округах (хорах), с которыми соседят печенеги, поэтому сужение территории Росии до Среднего Поднепровья неправомерно.
4) «Внешняя Росия» — Северная Русь с границей где-то между Новгородом и Смоленнском (DAI. II. Р. 26; ср. наименование Смоленской и Новгородской земель Верхней Землей — Ипатьевская летопись, 1148 г.: ПСРЛ. СПб. 1908. Т. 2. Стб. 369). В этом случае перечисленные вслед за Новгородом (относительная самостоятельность которого подчеркнута тем, что называется новгородский князь Святослав) Смоленск, Любеч, Чернигов, Вышгород входят во «внутреннюю Росию». Непосредственная связь Любеча, Чернигова и Вышгорода с Киевом не подлежит сомнению. Смоленское Поднепровье по данным нумизматики (Янин В.Л. Денежно-весовые системы. С. 149-151) в середине Х в. входило в ареал южнорусской денежно-весовой системы, что свидетельствует о включении территории смоленских кривичей в сферу влияния Киева; полюдье с кривичей собирал киевский князь. По Б.А. Рыбакову, маршрут полюдья (по периметру племенных территорий древлян, дреговичей, кривичей и северян) проходил через перечисленные Константином города, поворотным пунктом был Смоленск (Рыбаков Б.А. Киевская Русь. С. 316 и след.). В таком случае вероятно, что «внутренняя Росия» — это территория Руси, освоенная полюдьем киевского князя (ср.: Рыбаков Б.А. Первые века. С. 36-37). Вместе с тем в рекон-струкции Рыбакова не учтены упомянутые Константином «прочие славяне», с которых собиралось полюдье, и платившие дань Росии уличи и лендзяне, наряду с древлянами не входившие, согласно Константину (см. гл. 37 и коммент. 15), в Росию. Неясным остается и положение Смоленска, который древнерусская традиция относит к Верхней Земле наряду с Новгородом (ПВЛ. Ч. 2. С. 350-351).
Существует также ряд других менее обоснованных гипотез о локализации «Внешней» и «Внутренней» Росии (см.: DAI. II. Р. 26). Среди последних — их отождествление О. Прицаком с «каганатом Руси», состоящим из двух территорий, которыми для седины X в. являлись Днепровский путь — «Внешняя Росия» и Ростовская земля (метрополия) — «Внутренняя Росия». См.: Pritsak О. Where Was Constantine's Inner Rus'// Harvard Ukranian Studies. 1983. Vol. VII. P. 555-567.
5) Наиболее убедительным представляется предположение А. Поппэ, что деление Руси на «внешнюю» и «внутреннюю» проводилось самими византийцами; таким образом, внутренняя Росия" — ближайшие к Византии земли в Приднепровье, «внешняя Роосия» — отдаленная Новгородская земля (Poppe A. Rhosia // SSS. 1972. Т. 4. Cz. 2. S. 496-497). Ср.: Soloviev A. ??? //Byzantion. 1938. Vol. 13. P. 2331). Д. Оболенский отмечает, что Новгород лежал на периферии Древней Руси с точки зрения и Константина, и правителей Киева (DAI. П. Р. 26). «Внешняя ар-Русийа» упомянута ал-Идриси, но, как и у Константина, нигде не противопоставлена «внутренней» (Бейлис B.М. Ал-Идриси (XII в.) о восточном Причерноморье и юго-восточной окраине Русских земель // Древнейшие государства на территории СССР, 1982 г. М., 1984. С. 216) — Впрочем, тот же автор упоминает «внутренних» и «внешних» басджиртов (Там же. С. 216). Если учесть, что восточные авторы, например ал-Хорезми (Калинина Т.М. Сведения ал-Хорезми о Восточной Европе и Средней Азии // Там же. С. 184, 196), следовали Птолемею в традиции разделения Скифии на внешнюю и внутреннюю, то закономерен вопрос, не повлияла ли эта античная традиция и на сочинение Константина. Существенно, что он упоминает также внутреннюю Персию (гл. 22) в соответствии с античной традицией, внешнюю Испанию (гл. 24, она же «Малая»). Ср. также выделение «окольных Славиний» (???) на Балканах в византийских текстах IX-Х вв. (см.: Иванова О. В., Литаврин Г. Г. Славяне и Византия. С. 88). Таким образом, наиболее вероятно, что Константин следовал античному «эгоцентрическому» принципу выделения внутренней и внешней частей описываемого региона (по отношению к описывающему), а не собственно древнерусской традиции (см.: Петрухин В.Я., Шелов-Коведяев Ф.В. К методике исторической географии «Внешняя Росия» Константина Багрянородного и античная географическая традия // ВВ. 1988. Т. 49. С. 184-190).
5. Нижеследующий перечень древнерусских городов, поставляющих моноксилы росам, последовательно называет центры, лежащие на Днепровском пути, от самого северного — Новгорода — по мере их приближения к Киеву. Это выделение части Днепровского пути к северу от Киева перекликается с выделением Константином «внешней», т.е. дальней Росии (см. коммент. 4 к гл. 9). Систематичность перечня подтверждает справедливость предлагаемой интерпретации топонимов. Особый интерес представляет синтаксическое выделение Константином первого центра — Новгорода: «одни из Немогарда,… другие из крепости Милиниски, из Телиуцы...» Именно он (в отличие от Любеча и др.) играл первостепенную роль в функционировании Невско-Днепровского пути и был крупнейшим средоточием ремесла и международной торговли. В скандинавских памятниках и в XII-XIII вв. сохраняется представление о Новгороде как столице Руси. Это сообщение Константина весьма важно как свидетельство сложения на Руси к середине Х в. сети поселений, связанных едиными внешнеэкономическими и политическими целями.
6. Общепринята интерпретация топонима *Немогардас как Новгорода Великого. Исключение составляют мнения В.А. Пархоменко, который считал, что под ним кроета название какого-то другого города, расположенного южнее (Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII-XI вв.). Л., 1924. С. 34, примеч. 8), и В. Ляско. ронского, полагавшего, что этим топонимом обозначалась новая, вновь отстроенная часть Киева (Ляскоронский В. Киевский Вышгород в удельно-вечевое время // ЖМНП. 1913. N4. С. 232-235); однако эти мнения представляются неосновательными, Дж. Бьюри предложил широко принятую в настоящее время конъектуру: -м- вместо -в-, т.е. *Невогардас (Burry J. The Treatise. P. 543. Note 1). Основываясь на этой конъектуре, А.Н. Кирпичников сопоставил основу *Нeвo- с названием Ладожского озера «Нево» и предположил, что ойконим *Невоградас относится не к Новгороду, а к «городу на озеро Нево» — Старой Ладоге, которая в середине Х в. была крупнейшим торговым и ремесленным центром Северной Руси (Кирпичников А.Н. Ладога и Ладожская земля VIII-XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Л., 1988. С. 55). (Е.М… В. П.)
Представляет большой интерес передача второй основы сложного слова через *-гард- с -ар-. Можно предполагать, что здесь отразилось фонетическое состояние, предшествующее развитию восточнославянского полногласия; полную аналогию составляет -ер в наименованиях древлян — *Дервленионои, *Вервианон (ср.: Дурново Я.Я. Введение. С. 226). В самом деле, примеров с полногласием (оро, ере, оло) в сочинении Константина нет вообще; записям *Немогардас, *Дерв- противостоят только *Bунсеград (Вышгород) и *Прах («порог»), где -pa- явно отражает южно-, а не восточнославянскую огласовку. Не исключено также влияние древнескандинавского наименования Новгорода Великого — Holmgardr (Мельникова Е.А. Восточноевропейские топонимы. С. 199-210). Д. Оболенский рассматривает эту возможность как единственную (DAl. II. Р. 26). Из трех однотипных ойконимов только *Немогардас содержит форму *-гардас в отличие от *Bунсеград и *Нуградас (см. коммент. 14 к гл. 9 и гл. 35). Если информа тором Константина здесь был норманн, то он почти наверняка считал что «росское» и славянское названия Новгорода Великого различаются лишь в первой части (соответственно Holm- и nov-, novo-), а во второй части совпадают. (А.З.)
Археологические материалы, одновременные известиям Константина, свидетельствуют о важном политическом и экономическом значении Новгорода (Археологическое изучение Новгорода. М., 1978; Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода М., 1982). Однако находки скандинавских вещей, которые можно было бы связать с пребыванием там дружины «росов», незначительны (см.: Седова М.В. Ювелирные изделия древнего Новгорода. М., 1981. С. 23, 39, 84, 181); их намного больше Городище под Новгородом, где, по предположению Б.А. Рыбакова, размещались норманны (История СССР с древнейших времен. Т. 1. С. 489). Это предположение, а также вероятность того, что Городище было резиденцией новгородских князей и их дружин уже в IX-Х вв., были подтверждены работами Е.Н. Носова (Носов Е.Н. Новгород и Рюриково Городище в IX-XI вв, (К вопросу о происхождени Новгорода) // Труды V Междунар. конгресса славянской археологии. М., 1987. Т. I. Вып. 26. С. 5-14). (KM… В. П.)
7. Употребление формы имперфекта ??? от глагола ??? соответствующего др.рус. «седе» (от «сидеть» в значении «править, занимать престол»), рассматривалось как показатель того, что ко времени написания гл. 9 правление Святослава в Новгороде (см. коммент. 8, 9 к гл. 9) окончилось (после смерти Игоря осенью 944 г.). Д. Оболенский предположил, что составитель этой части гл. 9, писавший в то время, когда Святослав находился в Новгороде, употребил форму наст. вр. ???, замененную впоследствии имперфектом для согласования сообщения с реальной ситуацией (DAI. II. Р. 18, 29). По мнению Оболенского, использование древнерусских терминов (ср, коммент. 66 к гл. 9) в переводе или транслитерации указывает на то, что одним из информаторов мог быть человек, владевший древнерусским языком. Наконец, учитывая неточности в употреблении глагольных форм и содержание всей фразы, вполне вероятно, что она была написана до смерти Игоря и отражала реальную политическую ситуацию на Руси (DAI. II. Р. 18-19). Киевский князь Святослав Игоревич. Согласно Ипатьевской летописи, родился в 942 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 36); умер в 972 г. Славянское имя князя является важным свидетельством быстрой — в третьем поколении — ассимиляции скандинавской по происхождению династии русских князей в славянской среде. (Е.М., В. П.)
Надо отметить, что славянское *свe- передано Константином как *сфен- т.е. с носовым согласным (аналогично транслитерируется оно и у Льва Диакона; ср. ниже передачу Константином имени Игорь как *Ингор — коммент. 9 к гл. 9, а также лензанинои — коммент. 20 к гл. 9). Вопреки распространенному мнению (см. прежде всего: Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода. § 193), сочинение Константина не может служить прямым свидетельством того, что к середине Х в. носовые гласные в древнерусском языке уже утратили свой носовой характер. Написаниям *Сфентославос, *лензанинои, *Ингор здесь противостоят два написания без носовой согласной: *Неасет и *Верутзе (см. коммент. 35 к гл. 9) и ??? (см. коммент. 42 к гл. 9). Мнение о том, что лишь последние два написания отражают восточнославянское произношение, а первые три по тем или иным причинам следует считать непоказательными (см., в частности: Дурново Н.Н. Введение. С. 225- 226), основано на предположении о полном изначальном единстве правосточнославянского языка. Исследование древненовгородского (по материалам берестяных грамот) и древнепсковского диалектов показало, однако, что полного единства здесь в действительности не было. Соответственно, и процесс деназализации носовых гласных в принципе мог происходить в разных восточнославянских говорах отнюдь не одновременно. Сосуществование написаний c -ню- без -ню- в сочинении Константина говорит скорее в пользу именно такого предположения. (А.З.)
Сведения о том, что Святослав «сидел» в Новгороде, сохранились только у Константина. Это известие — раннее подтверждение традиции сажать на новгородский престол сына великого киевского князя (ср.: Владимир Святославич, Ярослав Мудрый и др.), которое согласуется с фактом относительной самостоятельности Новгорода, — что, возможно, повлияло на выделение «внешней Росии». X. Ловмяньский считал, что о княжении Святослава в Новгороде Константину было известно уже во время заключения договора с Игорем в 944 г. (Ловмяньский X. Русь и норманны. С. 154), поскольку при этом присутствовал посол Святослава. Однако в момент убийства Игоря в 944 г. Святослав, согласно летописи, пребывал в Киеве с Ольгой и кормильцем Асмудом (ПВЛ. Ч. 1. С. 40). Если принять известие Константина о княжении малолетнего Святослава в Новгороде, то можно предпо-лоить, что за него правил кормилец Асмуд (как впоследствии в Киеве — Ольга). Упоминание Константином пребывания Святослава на Новгородском столе может тогда служить датирующим признаком — свидетельством составления гл. 9 или во время правления Игоря, т.е. до осени 944 г. (если принять предположение Д. Оболенского о первичности формы настоящего времени ??? — DAI. II. Р. 28; см. коммент. 7) или вскоре после 944 г. (если имперфект ??? стоял с самого начала и означал, что Святослав, ранее сидевший в Новгороде, теперь находиться в другом месте — в Киеве). (Е.М., В. П.)
9. Киевский князь Игорь, сын Рюрика. Имя — скандинавского происхождения: Игорь Ingvarr (в раннесредневековой Швеции имя Ингвар было распространено в династии конунгов из рода Инглингов). Иную точку зрения см.: Respond S. Ono-mastische slavo-nordica. Kritische Berne rkungen // Sprawozdania Wrocfawskiego towarzistwa naukowego, 1965. Wrocfaw, 1967. Т. 20. Ser. A. 54. Характерно, что греческое написание *Иггор [*гг — читается как -нг, о~ — омега. К.Е.] (также у Льва Диакона *Иггорос — род. п. от или *Игго~р Leon. Diac. Hist. P. 106.5, 144.6; и Лиудпранда; Inger: Liudpr. Antap. V, 15) сохран носовой согласный, выпавший др.-рус. «Игорь», но сохраненный в повторном заимствовании того же имени «Ингварь». Это может свидетельствовать о скандинавском происхождении информатора Константина рассматриваться как след незавершенной фонетической адаптации имени.
Игорь правил, по сообщению Повести временных лет, с 912 г. (хронология его жизни до вокняжения в Киеве сомнительна. Ср.: ПВЛ. Ч. 2. С. 249-250, 295). Сведения о его гибели во время полюдья летописец помещает под 6453 г. (Там же. Ч. 1. С. 39-40); поскольку Константин говорит о начале полюдья в ноябре, гибель Игоря, видимо, произошла в ноябре 944 г. (Литаврин Г. Г. Древняя Русь, Болгария и Византия в IX-Х вв. // IX Международный съезд славистов. История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1983. С. б8). Благодаря походам на Константинополь в 941 г., а затем в 944 г. (Игорь дошел только до Дуная), о чем рассказывают как Повесть временных лет, так и византийские источники (византийские источники о походе 944 г. не сообщают К.Е.), Игорь был хорошо известен в Византии, а заключение им договора 944 г. могло привлечь в Киев византийское посольство. По мненю Д. Оболенского, автором раздела гл. 9, посвященного плаванию из Киева в Кон-стантинополь, мог быть участник этого посольства (DAI. II. Р. 19).
10. Архонт — здесь обычный титул киевского князя в официальных документах виза тийской канцелярии (DAI. II. Р. 29). О титуле «архонт» вообще см. коммент. к гл. 8.
11. Общепринята идентификация топонима *Mилиниска с названием Смоленска, одного из древнейших русских городов. Форма «Смольньскъ» — производная от «Смольня» (название речки, на которой стоит Смоленск; от «смола»); прочие этимологии (включая скандинавскую) неубедительны. В транслитерации названия у Константина первая йота, очевидно, возникла под влиянием последующих двух йот. Опущение начальной сигмы объясняется двояко. Н.Н. Дурново предполагал, что первоначально слово стояло в род. п.: *(апо тес Смилиниска) где две смежные сигмы слились в одну (Дурново Н. Н. Введение. С. 224, примеч. 4). Р. Якобсон предложил возводить словосочетание *(апо тен Молиниска) к древнерусскому «и-Смольньска», которое могло быть реинтерпретировано составителем как «из Мольньска», откуда им. п. — *Молиниска (DAI. П. Р. 30). (А.З.).
Сообщение Константина о крепости Смоленска породило дискуссию среди археологов о том, какой именно населенный пункт он имеет в виду и что такое Смоленск в середине Х в. (Авдусин Д.А. О Гнездове; Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX-XIII вв. М., 1980. С. 135 и след.). В современном Смоленске не открыты ни слои, ни укрепления Х в., поэтому со времен А.А. Спицына высказывалось предположение, что древний Смоленск располагался на месте Гнездова, на Днепре, в 12 км ниже современного города, где помимо дружинных курганов открыты городище и селище. Однако гипотеза о Гнездове как о древнем Смоленске, центре кривичей, не подтверждается последними исследователями (Авдусин Д.А. О Гнездове; Петрухин В. Я., Пушкина Т. А. К предыстории. С. 100-112). Самовыражение «крепость Милиниски» аналогично упоминанию «крепости Киоава, называемой Самватас» (коммент. 17 к гл. 9). Если предположить, что, как и в случае с Киевом -Самватасом, речь идет не о самом городе (коммент. 17 к гл. 9), а о крепости вне его, то вероятно, что «крепостью Смоленска» информатор Константина назвал укрепленное поселение в Гнездове (ср. также соотношение Новгорода и Городища (коммент. 6. к гл. 9)). Это предположение, однако, не может опираться на синтаксис словосочета-ния касттроу+топоним, так как родительный и именительный падежи топонима неупо-рядочены: крепость Херсона (гл. 7), но крепость Херсон (гл. 11), крепость Милиниски (род. п.), но большой ряд топонимов в им. п. Кастрон у Константина сплошь означает сам город, а не его акрополь или крепость, защищающую одноименный город (ср. гл. 11) крепость Херсон; гл. 27: крепость Беневент и др.).
Смоденск упомянут в русских источниках в числе древнейших русских городов как пленной центр кривичей (ПВЛ. Ч. 1. С. 13), полюдье с которых, по сведениям Константина, собирал киевский князь. По имеющимся ныне данным, центром, из которого осуществлялся сбор полюдья на Смоленщине в Х в., был погост в Гнездове, где стояла дружина, оставившая погребальные памятники (большие курганы и камерные гробницы), аналогичные памятникам в дружинных некрополях Киева и Чериговщивы (Петрухин В. Я., Пушкина Т.А. К предыстории. С. 107). Самые большие и богатые курганы сохраняют черты скандинавского погребального обряда и некоторые предметы скандинавского инвентаря (Авдусин Д.А. Скандинавские погребения), но норманнский похоронный ритуал в Гнездове трансформирован под влиянием славянского населения. Курган N 13 из раскопок Авдусина, содержащий типичo скандинавское трупосожжение в ладье и корчагу с древнейшей русской кириллической надписью (первая четверть Х в.), показателен и как памятник вероятного двуязычия «росов» в первой половине Х в., и как свидетельство южных связей Гнездова: и сама корчага, и ее вероятное содержимое (горчица) — предметы южного импорта (Херсонес?) (Авдусин Д.А. Гнездовская корчага // Древние славяне и их соседи. М., 1970. С. 110-113; сводку интерпретаций надписи на корчаге см.: Еленский И. Расшифрована ли Гнездовская надпись // Болгарская русистика. 1975, N 5. С. 24-29). На связи Гнездова с Византией в Х в. указывает ряд находок; поливные блюдо и тарелка, шелковые ткани, византийские монеты в кургаах и на поселении. (Е.М., В.П.)
12. Наиболее распространена идентификация топонима *Телиутца с древнерусским «Любеч», хотя с формально-лингвистической точки зрения соответствие *Телиутца-«Любьчь» необъяснимо (остается лишь допустить, что греческая передача этого узвания подверглась существенным искажениям; о других предложенных чтениях см.: dai. ii. p 30).
Любеч назван в Повести временных лет под 882 г. (ПВЛ. Ч. 1. С. 20) среди городов, взятых Олегом (по мнению Д. С. Лихачева, упоминание здесь Любеча — вставка ставителя Повести — ПВЛ. Ч. 2. С. 250-251). Получение Любечем византийской дани по договору 907 г. (Там же. Ч. 1. С. 24), а также встреча возле Любеча войск Ярослава Мудрого и Святополка в 1015 г. подтверждают его важное положение в системе древнерусских городов. Б. А. Рыбаков считает Любеч северными воротами гипотетической «внутренней Руси» (Рыбаков Б.А. Любеч и Витичев). В связи с упоминанием об однодеревках, идущих из Любеча, интересно название урочища Кораблище, расположенного возле любечского городища: Рыбаков связывает этот микротопоним с наличием на урочище корабельных сосен. В городе обнаружены слои и два клада дирхемов Х в. (Археология Украинской ССР. Киев, 1986. Т. 3. С. 301). Рыбаков отмечает наличие византийских монет на месте, где могла быть пристань, и дружинных курганов вблизи города (Рыбаков Б.А. Раскопки в Любече в 1957 г. // КСИИМК. 1960 Вып. 79. С. 29).
13. Приведенная Константином форма, по предположению Н.Н. Дурново, отражает древнерусский топоним Чернигов (им. п. *Чернигога) в форме род. п. -«из Чернигова» Дурновo Н.Н. Введение. С. 225), где замену -р- на -у- он объясняет графической ассимиляцией с первой гаммой. (А.З.)
Чернигов упомянут в Повести временных лет среди подвластных Олегу городов д 907 г. (А.А. Шахматов считает, что это упоминание заимствовано летописцем договора 911 г.: Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. С. 114). О подчиненности Чернигова Киеву свидетельствуют и археологические данные: возле города раслагался дружинный некрополь Х в. с большими курганами, близкими гнездовским (Рыбаков Б.А. Древности Чернигова. С. 14-52), а в 16 км к юго-западу от Чернигова — дружинный лагерь у села Шестовица с некрополем, включающим камерные гробницы, аналогичные киевским (Блхфельд Д.1. Давньоруськи пам'ятки Шестовицi. 1977). Большие черниговские курганы характеризуют древнерусскую дружинную культуру во всем разнообразии ее связей (показательно, что самый знаменитый них — Черная могила — датируется монетой Константина Багрянородного и его сына Романа: 945-959 гг. — Рыбаков Б.А. Древности Чернигова. С. 28-29). По своему положению (на ответвлении Днепровского пути по Десне) и как центр территории северян Чернигов играл важную роль в экономической и политической жизни Руси, что подтверждается и упоминанием его в договоре 907 г. как города, получающего византийскую дань. (Е.М., А 77.)
14. Топоним *Вусеграде Константина согласуется с названием «Вышгород» (др.-рус. «Вышегородь» или «Вышьгородъ»), т.е. «Верхний город». Как признается всеми исследователями, огласовка в записи Константина — южнославянская. Конечное -е, скорее всего, отражает локативное окончание -ъ (Дурново Н.Н. Введение С. 255). (А.З.)
Вышгород упомянут под 946 г. как «Ольгин град», которому идет треть древлянской дани (две трети идут Киеву. — ПВЛ. Ч. 1. С. 43). Он располагался в 15 км. выше Киева на высоком берегу Днепра. По-видимому, использовался киевскими князьями в качестве экстерриториальной резиденции уже с Х в. (Тихомиров М.Н. Древнерусские города. С. 294-298; Археология Украинской ССР. Т. 3. С. 303-310) (Е.М., В. П.)
15. Однодеревки проходили значительную часть пути «из варяг в греки» от Новгорода к Днепру, видимо, по описанным в летописи артериям (Волхов — Ильмень — Ловать. -ПВЛ. Ч. 1. С. 11. Ср. коммент. 22 к гл.9). Собственно Днепровский путь, по данным нумизматики, начинает функционировать позже Волжского (Янин В.Л. Денежно-весовые системы. С. 105). Д.А.Авдусин датирует его интенсивное использование X в. (Авдусин Д.А. Гнездово и днепровский путь // Новое в археологии. М., 1974. С. 159-169). Г.С. Лебедев, опираясь на распространение восточного серебра, относит зарождение пути «из варяг в греки» уже к началу IX в., основная же масса византийских монет, по его данным, проникает в Скандинавию именно в Х в. (Лебедев Г. С. Эпоха викингов. С. 140, 234). Однако Аскольд и Дир, прошедшие Днепровским путем в 60-е годы IX в., изображаются летописью как первопроходцы, не знающие Киева (ПВЛ. Ч. 1. С. 18-19); Олег, следуя тем же путем в 882 г., сажает своих мужей в Смоленске и Любече, в Киеве же прикидывается купцом, идущим «в греки» (Там же. С. 20) из Новгорода. Первые летописные сообщения о функционировании Днепровского пути как пути торгового как будто говорят против раннего — с первой половины IX в. -сколько-нибудь регулярного функционирования всего пути.
На этом пути расположены все русские города, упомянутые Константином (Чернигов находился на его ответвлении — коммент. 5 к гл. 9). Путь служил в Х в. не только главной внутригосударственной магистралью, связующей два основных центра, Новгород и Киев, и все подчиненные Киеву земли (по Днепру возвращаются в Киев дружины росов после полюдья), но через Русь связывал Скандинавию и Прибалтику с Византией. Основные сведения, которыми располагал Константин, касаются южной (ниже Киева) части Днепровского пути (в отличие от Повести временных лет, где наиболее подробно характеризуется его северный участок, особенно на водоразделе Днепра, Западной Двины и Волги). Император чрезвычайно подробно осведомлено стоянках на этом отрезке пути (Витичев, о. Хортица и др.), о порогах (вплоть дою внешнего вида) и т.п. Детальность описания, подчас доступная только очевидцу вероятно, указывает на то, что информатор или автор этой части гл. 9 был лично знаком с участком от Киева до Константинополя.
16 Название Кюйра, встречающееся в главе трижды (в формах *то Киоава, *тон Киова и *тон Киавон, уверенно идентифицируется с Киевом, который упомянут в Повести временных лет в числе древнейших русских городов. Конкуренция трех разным огласовок в передаче этого названия никоим образом не ставит под сомнение приведенной идентификации, но служит яркой иллюстрацией того, что записи славянских названий в сочинении Константина носят лишь приблизительный характер (А.З.)
Столица Древнерусского государства и резиденция великого князя со времен" обоснования там Олега (882 г.), согласно Константину, — местопребывание «архонта Росии» и «всех росов», скорее всего, дружины великого князя. В городе изучены культурные напластования Х в. и одновременный некрополь, включающий дружинные гробницы (Каргер М.К. Древний Киев. Т. 1). Наиболее характерный тип дружинных погребений Х в. — камерные, близкие скандинавским (ср. коммент. 13 к гл. 9), но имеющие местные особенности — срубные конструкции камер (Лебедев Г. С. и др. Археологические памятники Древней Руси IX-XI вв. Л., 1978. С. 12), что свидетельствует о самостоятельном развитии этого типа погребального обряда на Руси. Особое значение киевских камерных гробниц для характеристики древнерусской дружинной культуры заключается в том, что сходные памятники обнаружены не только на соседней Черниговщине, подвластной киевскому князю, но и в других важнейших пунктах Древнерусского государства — в Смоленском Поднепровье (Гнездово), Верхнем Поволжье (Тимерево), Пскове, Ладоге, видимо, на Волыни; очевидно, эти памятники принадлежали «росам» — дружинникам, связанным с Киевом и осуществлявшим постоянный контроль в городах и на погостах, подвластных киевскому князю (Мельникова Е.А., Петрухин В. Я., Пушкина Т.А. Древнерусские влияния в культуре Скандинавии // История СССР. 1984. N 3. С. 58).
Связи киевской дружины с Византией документируются немногочисленными находками монет (Каргер М.К. Древний Киев. Т. 1. С. 210-211), в том числе золотой монетой Константина Багрянородного, найденной в погребальном комплексе с весами и гирьками (Там же. С. 161). (Е.М., В.П.)
17. Название *Самватас встречается только в этом сочинении Константина. Предлагавшиеся скандинавские этимологии названия: из sand-bakki — «песчаная отмель» или sandbakka — «песчаная возвышенность» (Томсен В. Начало С. 64; Pipping H. De skandinaviska nnepmamm // Studier i nordisk filologi. 1911. В. V. S. 25-26), из sand-vad — «песчаный брод» (Bugge S. Oldsvenske Navne i Rusland // ANF. 1885. В. II. S. 170-171) неудовлетворительны. Также малоубедительны попытки вывести название *Самватас из иранского личного имени Смбат со ссылкой на возможные тесные связи Киева с Арменией (Марр Н.Я. Избранные работы. Л., 1936. Т. II. С. 284). Их критику см.: Ильинский Г.А. *Самватас. С. 166-177; Лященко А. И. Киев и *Самватас. С. 66-72. Там же приведены более 20 других предлагавшихся этимологии.
Распространена, хотя и не достаточно обоснована, славянская этимология названия: из *So-vodь или *So-voda (ср. слов. sovoden — «слияние», чешек, souvoden — «сток двух рек», рус. суводь — «сулой, водоворот»), предложенная Г.А. Ильинским (Зденок; С. 173-176). Он предполагал, что *Самватас — обозначение пристани на Днепре около Киева, расположенной у места впадения в Днепр Десны.
Весьма распространенной является тюркско-хазарская этимология названия, рассматривающая его как композит sam- («высокий, верхний») + bat («сильный») со значением «верхнее укрепление», «высокая крепость», что соответствует реальному местоположению Киева (этимологию см.: Бруцкус Ю.Д. Письмо хазарского еврея от Хвека. Берлин, 1924. С. 18-20; Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М." 1953. С. 346-347).
Последняя выдвинутая гипотеза, уточняющая предположение Ф. Вестберга (1898 г.), связывает название *Самватас с распространенным в раннесредневековой еврейской литературе названием легендарной реки Самбатион (*Самватион), «Субботней», локализуемой некоторыми источниками в Северном Причерноморье. Это название могло применяться к Днепру и Киеву в среде еврейско-хазарской общины, жившей в Киеве в первой половине Х в. (Архипов А.А. Об одном древнем названии Киева // История русского языка в древнейший период. М., 1984. С. 224-240; Он же. *Самватас. С.108-111), в целом же вопрос об этимологии названия остается открытым.
Если не считать «Самватас» иноязычным названием самого Киева, а особой крепостью (к чему склоняются многие исследователи: Ильинский Г.А. *Самватас. Лященко А.И. Киев и *Самватас; Рыбаков Б.А. Киевская Русь. С. 320; Лебедев Г.С. Эпоха викингов. С. 240-241; О.Н. Трубачев полагает даже, что Киев как полицентрический тип протогородов" состоял из нескольких первоначальных (отделъных) поселений; каждое из них имело собственное название, которые при слиянии поселений были вытеснены одним, *Kyjevь — Трубачев О.Н. Языкознание и этногенез славян // Вопр. языкознания. 1982. N 5. С. 15), то неясна и ее локализация. Большинство исследователей отождествляет Самватас с детинцем на Старокиевской горе. Г.С. Лебедев считает это отождествление сомнительным (название киевского детинца, по его мнению, должно было попасть и в другие источники) и помещает Самватас на Лысой горе, возле которой, как он полагает, располагался обособленный дружинный некрополь (Лебедев Г.С. Эпоха викингов. С. 240-241). Самватас, по Лебедеву, основан «находником» Олегом, не решившимся закрепиться в самом Киеве, и потерял свое значегие во второй половине Х в. с упрочением княжеской династии. Сходное предположение высказал ранее Б.А. Рыбаков, считающий Самватас особым урочищем, может быть, на Почайне (Рыбаков Б.А. Киевская Русь. С. 320) и исходящий из тезиса, что норманны не в состоянии были обосноваться в древнерусских городах и закреплялись в лагерях под их стенами — в урочище Угорском под Киевом (где остановился Олег с малолетним' Игорем), в Гнездове под Смоленском, на Городище под Новгородом (История СССР с древнейших времен. Т. 1. С. 489) (по археологическим данным Городище сташе Новгорода, Гнездово старше Смоленска. К.Е.). 18. Термин тсакткотси (от греч. яактоу, имеющего значение и «договор», и — чаще -«дань» — см. гл. 21, 28, 30 и др.) может означать и данников, и союзников (DAI.II) Р. 33). Отношение славян к росам и их князю Константин характеризует неоднозначно: с одной стороны, для обозначения даннических отношений он употребляет термин ??? (лендзяне) в гл. 37, 43-45; с другой — упоминает Витичев как крепость пактиот росов (коммент. 25 к гл. 9), что позволяет предполагать более широкое значение термина *пактиотос: союзник, участник похода. Кроме того, сообщение Константина, что славяне спускались с однодеревками по Днепру в Киев весной, одновременнно росами, возвращающимися из полюдья (видимо, из перечисленных выше пунктов; см. коммент. 4 к гл. 9) и продавали здесь однодеревки, свидетельствует и о союзнических, а не только о даннических отношениях. Вероятно, они также вступали в разноплеменные дружины киевского великого князя. В целом ситуация, описываемая Константином в гл. 2 (о печенегах) и 9, соответствует данным Повести временных лет об этнополитической истории в середине Х в.: в походе на Византию в 944 г. «Игорь же совокупив вои многи, варяги, Русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги наа… поиде на Греки въ лодьях и на конихъ» (ПВЛ. Ч. 1. С. 33-34). Показательно, что, по Повести временных лет, херсониты воспринимают войско руси и славян как единое образование с названием «Русь» («Идуть Русь, и наяли суть к собе печенеги». — Там же. С. 34) Договорные отношения между скандинавами и славянами предполагаются уже начиная с призвания варягов для правления «по ряду» (Пашуто В.Т. Русско-скандинавские отношения; Ловмяньский X. Русь и норманны. С. 132-133, 269). А. П. Новосельцев считает, что древляне-пактиоты убили Игоря именно потому, что он нарушил «договор» и попытался собрать дань дважды (Новосельцев А. П. Арабские источники об общественном строе восточных славян IX — первой половины Х в. (полюдье) // Социально-экономическое развитие России. М., 1986. С. 26).
Это сообщение Константина обусловило интерпретацию названия «русь» как социального термина (см. коммент. 1 к гл. 9; Ловмяньский X. Русь и норманны. С, 202 287 — там же указана литература). В Повести временных лет сходная характеристика дана уже неславянским племенам начала XII в. на периферии Русского государства -«инии языци, иже дань дають Руси» (см.: Насонов А.Н. Начальные этапы киевского летописания в связи с развитием древнерусского государства // Проблемы источноковедения. М., 1959. Вып. VII С.452-554).
19. Кривичи (???) — племенное объединение восточных славян, занимавших, согласно Повести временных лет, верховья Днепра, Западной Двины и Волги, с племенными центрами в Полоцке, Смоленске и Изборске. Кривичам приписываются длинные курганы VI-Х вв., ареал которых совпадает с летописной территорией племенного союза (Седов В.В.Длинные курганы кривичей. М., 1974; Он же. Восточные славяне. С. 158-166). На Смоленщине в Х в. длинные курганы сменяются полусферическими, генетически связанными с древнерусскими курганами XI-XII вв. (Белоцерковская И.В. К вопросу о полусферических курганах с трупосожжениями на территории Смоленской земли // Вести. МГУ. История. 1975 N 5. С. 53-65). Вероятна связь миграционной волны древнерусского населения с освоением Смоленской земли системой полюдья: не случайно большая часть полусферических курганов концентрируется вокруг дружинных курганов Гнездова к середине Х в.
20. Самоназвание упомянутой Константином славянской этнополитической общности (реконструируется как *ledjane), фактически тождественное самоназванию поляков. Этноним является производным от общ.-слав. *led- (ср.: leda — «необработанное поле», откуда, возможно, первоначальное значение термина — жители led-); от того корня происходит этноним Lendizi (слав. *ledjitji, позднее -ledzici) в тексте «Баварского географа» (IX в.) (Lehr-Sptawinski Т. Ledzice — Ledzanie — Lachowie / / Opuscula Casimiro Tymieniecki septuagenario dedicata. Poznan, 1959. S. 195-197; Idem. Lachowie // SSS W-wa. 1967. Т. 3. Cz. 1. S. 12). К этому же корню восходит др.-рус. Ijadskij -«польский» и Ijach <= *ledchъ <=*ledch — «поляк» (от др.-рус. lech происходит лит. lenkas) и венг. lengyel — «поляк» (DAI. II, Р. 34-35; Lehr-Sptawinski Т. Ledzice. S. 199, 202, 207).
Все эти выявленные филологами данные и связи никак не позволяют согласиться с точкой зрения Г.А. Хабургаева, возрождающего старое (принятое еще Л. Нидерле) чтениее «лучане» — жители г. Лучьска (Луцка) и его округи в бассейне р. Припять, что, по его мнению, соответствует тенденции распространения оттопонимических названий нф -jan- к западу от Днепра (Хабургаев Г. А. Этнонимия. С. 186-187). Так как этноним использовался позднее для обозначения поляков, а в гл. 9 есть данные о географической локализации лендзян (они, как и все «прочие Славинии», располагаются на одном из водоемов, впадающих в Днепр), то Г. А. Ильинский, ссылаясь на летописную дегенду о происхождении радимичей и вятичей от «ляхов» (ПВЛ. Ч. 1. С. 14), предложил видеть в них радимичей — племенное объединение восточных славян, живущих на р. Сож — притоке Днепра (Ильинский Г.А. Кто были *лендзиане .S. 314-319). (Б. Ф.)
Вместе с тем предполагать, что название «лендзанины» замещало именно этноним раимичей среди славян — пактиотов росов (ср. также: Королюк В. Д. Западные славяне и Киевская Русь в Х-XI вв. М.,1964. С. 98-99), трудно, так как, во-первых, и в перечне пактиотов у Константина упомянуты «прочие Славинии», а во-вторых, неясно, были ли радимичи под властью Киева в Х в.: поход, приведший к покорению радимичей Киевом, состоялся в 984 г., а полюдье, по Б. А. Рыбакову, шло в обход их территории (Рыбаков Б.А. Киевская Русь. С. 321-322). Такой идентификации противоречат и данные о лендзянах в DAI. 37 (см. коммент. 15 к гл. 37). (Е.М., В.П.)
21. Термин *Склавинии впервые употреблен в византийских источниках в отношении поселившихся на Балканах славян в VII в. (у Феофилакта Симокатты). Означал как район расселения славянского племени или племенного союза, так и особую догосударственную социально-политическую организацию славян, позволявшую им регулировать внутренние отношения, отстаивать независимость от внешних сил и организовывать военные предприятия. Во главе каждой Славинии стоял вождь («архонт» или «рикс»), окруженный родоплеменной знатью; в VIII — начале IX в. Славинии на Балканах (в том числе и в окружении владений империи) проявили тенденцию к превращению в государственные образования. Процесс этот привел к возникновению сербских и хорватских княжеств, но был прерван Византией на землях Фракии, Греции и Пелопоннеса (см.: Литаврин Г.Г. Славинии VII-IX вв. С. 193-203; Иванова О. В., Мавоин Г. Г. Славяне и Византия. С. 84-90). Константин, видимо, понимает термин и как место расселения племени (или союза племен), и как совокупность населения племени, и как особую общественную структуру, которая подчинена внешней силе (росам) и является в целом ее данником (ср.: DAI. 28. 19, 29.68, 30.94). О том, что Славинии на Руси в Х в. представляли собой крупные племенные образования Княжения), можно судить по свидетельствам летописи о восстании древлян против Игоря, упоминанию своего княжения «в Деревех» и др. (Г. Л.)
22. Сообщение Константина о «горах», в которых рубят моноксилы, неясно. В северной части Днепровского пути (ср. коммент. 15 к гл. 9), откуда доставляются моноксилы в Киев, т.е. на участке Новгород — Вышгород, есть лишь одна возвышенность — Валдайская на водоразделе Днепра — Западной Двины — Ловати — Волги: «Оковский лес» (см.: Алексеев Л. В. «Оковский лес» Повести временных лет // Культура средневековой Руси. Л., 1974. С. 5-11); не исключено, что именно эту возвышенность имел в виду император, который, не обладая детальной информацией о ней, распространил ее на территорию всех Славинии. Ср. сообщение Пселла о русском походе на Византию 1043 г., готовясь к которому росы «нарубили где-то в глубине своей страны лес для строительства судов (Михаил Пселл. Хронография. С. 95). Наиболее протяженные речные магистрали, связанные с „Оковским лесом“, — Западная Двина и Ловать — С путем по Западной Двине было связано поселение (погост) Х в. в Торопце (на. р. Торопе), в окрестностях которого известны курганы со скандинавским инвентарем и клад восточного серебра (Корзухина Г.Ф. Новые находки скандинавских вещей близ Торопца // СкСб. 1964. Вып. VIII. С. 297-313). На Ловати под Великими Луками известен поселок Х в., обслуживавший торговый путь (Горюнова В.М. Поселок ремесленников на Ловати // Проблемы археологии. Л., 1978. Вып. II, С. 140-148). Очевидна связь этих пунктов с деятельностью дружины „росов“. Такова одна возмлжная интерпретация этого места.
Не менее вероятно остроумное предположение Д. Оболенского (DAI. II. Р. 35-36), что слово *оре является переводом древнерусского термина „гора“, которым обозначались не только возвышенность. Холм, но и любое высокое, сухое место. Он отмечает связь понятий „гора“ и „лес“ в древнерусских представлениях (ср.: поляне живут „на горах в лесех“ — ПВЛ. Ч. 1. С. 16; южнослав. гора — »лес". См.: Толстой Н.И. Славянская географическая терминология. М., 1969. С. 22-103) и предполагает, что в рассказе об изготовлении моноксил славяноязычный информатор использовал терминах «гора», понимая под ним лесистую местность, тогда как автор воспринял его буквально и перевел соответствующим образом.
23. Константин выделяет три этапа постройки и снаряжения моноксил. Первый, вероятно, состоял в выдалбливании стволов деревьев для будущей лодки, разведении бортов и ряда других операций (Воронин Н.Н. Средства. С. 282; DAI. II. Р. II. Р. 36-37). часть работы выполнялась на месте, в Славиниях (сходное описание подготовки флота для похода Руси на Византию в 1043 г. дает Пселл. — См. коммент. 22 к гл. 9). Затем заготовки, по словам императора, сплавлялись по Днепру к Киеву, где их оснащали веслами, уключинами и пр. При этом, как указывает автор, использовалось снаряжение старых, видимо, пришедших в негодность лодок (ср. коммент. 2 к гл. 9). Можно предполагать, что здесь наращивались борта и устанавливались мачты (Воронин Н.Н. Средства. С. 283-284; Рыбаков Б.А Киевская Русь. С. 319-321; DAI. II. р. 36-37). Третий этап — переоснащение моноксил — проходил в конце Днепровского пути в устье Днепра. Г.Г. Литаврин предполагает, что флотилия насчитывала от 100 до 200 судов (Литаврин Г.Г. Древняя Русь. С. 65).
24. Наилучшие погодные условия плавания по Черному морю — в июне и июле. Осенью росы должны были покинуть Константинополь, чтобы успеть к ноябрю — времени полюдья — вернуться в Киев (DAI. II. Р. 37). В июне же было совершено первое нападение росов на Константинополь в 860 г. Поэтому можно предполагать, что моноксилы собирались в Киеве в апреле, а май уходил на их снаряжение. По подсчетам Д. Оболенского, на плавание от Витичевадо Константинополя на торговых судах (более медленных, чем военные) должно было уходить до 6 недель (DAI. II Р. 37).
25. *Витетсев идентифицируется с летописным Витичевым (вар.: Вытечев, Видичев, Вятичев, Видачев и др.). Этимология славянского названия неясна. В связи с анализом рунической надписи из Альстада (Норвегия), которая, возможно, содержит топоним Витичев в форме i uitaholmi < *Vitaholmr, Б. Клейбер высказал предположение, что это название образовано от др.-исл. viti/vete — «сигнальный огонь, костер» (Kleiberi Alstadstenen i lyset an vye utgravninger ved Kiev //Viking. 1965. В. 29. S. 61-75). Он полагает, что укрепление было основано как сторожевой форпост против степняков скандинавской дружиной Олега в конце IX в. (ср.: Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. С. 46-53).С. Роспонд считает возможным связать топоним с корнем vlti/viti: др.-рус. вить, польск. witwa — «верба» и т.д. (Роспонд С. Структураи стратиграфия древнерусских топонимов // Восточнославянская ономастика, М, 1972. С. 39-41).
Витичевский холм упомянут в Повести временных лет лишь под 1095 г. в связи с основанием на нем города Святополком Изяславичем. Раскопками Б.А. Рыбакова на холме открыты два городища. На северном, отождествляемом с Витичевым, жизнь прекратилась в XI в., по-видимому, в связи с основанием нового города. На нем обнаружены остатки башни, перекрытые слоями золы и земли, — по реконструкции Рыбакова, башня служила для световой сигнализации: Витичев охранял Днепровский брод, чем, вероятно, объясняется его особая роль среди других сторожевых крепостей, отмеченная Константином. Рыбаков также подчеркивает стратегическую роль Витичева (Рыбаков Б.А. Любеч и Витичев). Идентификация Витичева с Уветичем, упомянутым в летописи под 1100 г. (ПВЛ.Ч 1. С. 181; ср.: Ч. 2. С. 460), сомнительна и вызвала возражения (Тихомиров М.Н. Древнерусские города. С. 14, 55, 286).
26 Сбор моноксил в Витичеве, а не Киеве Д. Оболенский объясняет тем, что здесь караван поджидал суда, идущие из Переяславля, стоящего на р.Трубеж, которая впадает в Днепр в 50 км ниже Витичева. Переяславль не упомянут Константином, при том что в договорах Руси с греками Х в. он назван третьим после Киева и Чернигова ценром Русской земли. Представляется убедительным мнение о том, что список городов был вставлен в текст договоров составителем Повести (Lind J.H. The Russo-Byzantine Treaties and the Early Urban Structure of Rus' // The Slavonic and East-European Review. Vol. 62. N 3. 1984. P. 362-370). Археологические данные подтверждают позднюю (933 г.) летописную дату основания Переяславля (Археология Украинской ССР Т. 3. С. 281-286). Витичев был местом сбора русских войск вплоть до XII в. (Толочко П.П. Киевская земля // Древнерусские княжества X-XIII вв. М., 1975. С. 35-3б). На Днепровском пути в середине Х в. это была последняя крепость, подчиненная «росам», что и делало ее последним возможным пунктом для сбора моноксил.
27. Император описывает путь вниз по Днепру, указывая: а) днепровские пороги как места, представляющие особые навигационные сложности (это сочинение Константина содержит единственное в раннесредневековой литературе их описание), и б) места стоянок кораблей направляющихся в Константинополь. Он называет семь днепровских порогов. Их количество у авторов нового времени варьировалось от 9 до 12 в зависимости от того, считались ли некоторые из них одним протяженным порогом с несколькими уступами, или разными порогами (см.: Описание речек сею стороною Днепра и по той стороне Днепра. 1697 г. ноября в 20 день // Зап. Одесского ОИДР. Одесса, 1853. Т. 3. С. 580, где указано 12 порогов; в описании, составленном Управлением путями сообщений в 1846 г., указано 9: Там же. С. 581-586). Они тянулись на 67,7 км и представляли собой ряд стремнин и уступов, опасность которых отмечали многие путшественники. Подробную характеристику порогов см.: DAI. II. Р. 38-40; см. также: Зуев В. Путешественныя записки от Санкт-Петербурга до Херсона. СПб., 1787. С. 251-260; Stuckenberg J.Ch. Hydrographie des Russischen Reiches. SPb., 1847. Bd. III. S. 252-255; Эварницкий Д. И. Вольности запорожских Козаков. Историко-топографический очерк. СПб., 1890. С. 33-41; Timonoff M.V.E. Les Cataractes du Dniepre. Spb., 1894. P. 60-72; Bagrow L. The First Map of the Dnieper Cataracts // Imago mundi. 1953. Vol.X. P. 87-98.
28. Ниже следует описание семи крупнейших днепровских порогов, названия которых Константин приводит в греческой транслитерации и в переводе (или с пояснением значения названия) на греческий язык. В пяти случаях из семи Константин предлагает по два названия каждого из порогов на двух языках, которые он называет «росским» и «славянским».
Выяснение языковой принадлежности «росских» и Славянских" названий является предметом дискуссий. Вторая группа топонимов — несомненно восточнославянская. Гипотеза К.-О. Фалька, основанная на ряде новых чтений названий порогов (см. коммент. 29 и след. к гл. 9) и сопоставлении их передачи с традиционной практикой транслитерации иностранных названий в современной Константину византийской литературе, об отражении в них фонетических инноваций, свидетельствующих о выделении к этому времени украинского языка (Folk K.-O. Dneprforsamas namn; Idem. ???), вызвала резкую критику со стороны Ё. Сальгрена (Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 77-86) и Г. Шевелева (Shevelov G. On the Slavic Names; cm. также: Толкачев А.И. О названии. С. 29-60). Эти и другие лингвисты указывают, что ни свидетельства письменных источников, ни материалы сравнительной восточно-славянской фонологии не дают оснований для подобных выводов. В настоящее время оющепризнано, что «славянские» названия порогов являются древнерусскими.
Что касается «росских» названий, то все они наиболее удовлетворительно этимологизируются из древнескандинавского (до диалектного распада) или древнешведского (с восточноскандинавскими инновациями) языка. Впервые интерпретация «росских» названий как скандинавских была предложена еще И. Тунманном (Thunтапп J. Untersuchungen. S. 386-390).
Попытки вывести «росские» названия из иранских или тюркских языков, предпринимавшиеся в разное время, успеха не имели (ср., например, фантастическую попытку М.Ю. Брайчевского этимологизировать их на основе «скифо-сарматских» языков: Брайчевский М.Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного // Земли Южной Руси в IX-XIV вв.: (История и археология). Киев, 1985. С. 19-30), так же как и предположение об их языковой неоднородности, как «междуародной номенклатуры», которая включала разноязычные топонимы (Юшков. С.В. Общественно-политический строй, с. 51-53; Левченко М.В. Очерки. с. 208-210).
Кроме прозрачной скандинавской этимологии корней названий, в пользу скан-динавской принадлежности говорит и их структура, соответствующая основным типам образования микротопонимов, обозначающих в Скандинавских странах островки на реках, мели, пороги и пр. По морфологической структуре «росские» названия порогов разделяются на три группы. 1) Апеллятивы + географический термин fors (от др.-исл. fors, др.-шв. foss — «водопад»). Это названия второго, пятого и возможно, четвертого порогов, аналогичные St6rfors, Degefors, Langfors, Hogfors, Djupfors и другим в Швеции (Sahlgen J. Valda ortnamnsstudier. S. 63), где апеллятивы характеризуют называемый объект (ср. топонимы с терминами h61mr — остров", gryna — «подводная мель», har(a) — «каменная мель» и др.: Ратр В. Ortnamnen i Sverige, 2 utl. Lund, 1970. S. 49-50). 2) Причастия настоящего времени от глаголов, характеризующих порог по действию: третий и шестой пороги. Эта форма также широко распростостранена в микротопонимии Скандинавии: ср. Rjukandi («дымящийся» — название водопада в Норвегии), Drifandi («бьющий вверх» — водопад в Исландии), Rennandi («бегущий» — мифологическая река в «Старшей Эдде»). 3) Именное название порога, характеризующее его, — седьмой и, возможно, четвертый пороги. Грамматическая форма и структура названия первого порога неясны.
Использование Константином слова jScooicm — «по-росски» для обозначения языковой принадлежности названий вызвало противоречивые толкования в рамках «норманнского вопроса». Ряд советских историков, крайних антинорманистов, полагают, что определение «росский» употреблено здесь ошибочно в силу недостаточной осведомленности информатора Константина (Тихомиров М.Н. Происхождение. С. 75-77; Юшкпв С. В. Общественно-политический строй. С. 51-53).
Не представляется убедительной и крайняя норманистская точка зрения о существовании особого «варяжского» или «скандинаво-русского» языка или наречия (контаминации древнешведского и древнерусского языков), названного у Константина «росским» (Томсен В. Начало. С. 73-74). Следы языковых связей обнаруживаются лишь в лексике — наиболее подвижной части языка. В древнерусском языке, по подсчетам К. Торнквист, к числу бесспорных заимствований можно отнести около 30 слов, исключая ономастику (до нее их насчитывали до 120); из них лишь около 10 попали в древнерусский до XIV в. (Thornqvist С. Studien fiber die nordischen Lehnw6rter im Russischen. Uppsala; Stockholm, 1948). В древнешведском насчитывается 12 слов древнерусского происхождения или тюркских, попавших через древнерусское посредство (Мельникова Е.А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // Древнейшие государства на территории СССР, 1982 г. М., 1984. С. 62-75). Для сравнения достаточно отметить, что скандинавское завоевание Англии, продолжавшееся с конца IX по 1042 г., оставило следы в лексике (до 10% словарного состава) и морфологии английского языка, что нормандское завоевание Англии привело к созданию романского лексического пласта, к изменениям в фонетической системе языка и некоторым инновациям в морфологии (Bjorkman Е. Scandinavian Loan-Words in English / / Studien in englische Philologie. 1900. Bd. 7; 1902. Bd. 11; Serjeantson М. A History of Foreign Words in English. L., 1937. P. 64-82; Ильиш Б.А. История английского языка. М., 1968. С. 167-171, 183-192, 208-209). Указанный Томсеном единственный случай контаминации славянского и скандинавского корней в топонимии (град/gardr) как результат смешения языков вызывает большие сомнения, так как топонимы с этим корнем удовлетворительно объясняются как собственно скандинавские (Мельникова Е.А. Восточноевропейские топонимы). Таким образом, каких-либо доказательств существования «варяжского языка» в Восточной Европе, который мог бы быть назван у Константина «росским», нет. В неизбежно двуязычной прослойке (дружинная и торговая среда), несомненно, происходили искажения и контаминации — в основном на лексическом уровне — языковых форм. Однако, насколько можно судить и по данным древнерусского и древнешведского языков, и по сообщению поздней «Саги об Ингваре» об изучении русского языка дружинниками Ингвара во время их пребывания в Новгороде (Yngvars saga vfcn'orli. K0benhavn, 1912. S. 12), проблема языкового общения решалась путем освоения норманнами русского языка (в той или иной степеи). Особого же — лексически, морфологически и фонетически оформленного — языка или диалекта в условиях количественно подавляющего славянского населения и быстрой ассимиляции скандинавов создано не было.
Употребление слова «по-росски» по отношению к бесспорно скандинавским наименованиям порогов, очевидно, говорит о том, что Константин на основании полученной информации отождествляет язык росов с древнескандинавским, т.е. с языком части дружинников киевских князей. В то же время сам факт перечисления императором названий на двух языках подтверждает двуязычие этой среды. Однако ни «росские», ни славянские наименования не несут каких-либо следов языковых взаимовлияний: славянизации скандинавских или скандинавизации славянских топонимов. Возможно, на существование прослойки, говорившей на этих двух языках, указывает сообщение Льва Диакона о посылаемых Иоанном Цимисхием в лагерь Святослава лазутчиках, «владеющих обоими языками» (Лев Диакон. История. 6. 58). Вряд ли под вторым (кроме славянского) языком имеется в виду греческий: его знание было само собой разумеющимся.
Таким образом, языковая принадлежность названий представляется несомненной: «славянских» — древнерусскому, «росских» — древнескандинавскому языкам. Более сложны и спорны три других вопроса, связанные с интерпретацией названий порогов, сформулированные еще в 1955 г. Г. Шевелевым, но до сих пор не получившие разрешения.
Во-первых, неясно соотношение трех элементов: «росского», славянского названий и греческого перевода или пояснения. В разных случаях их соотношение различно: от полного совпадения всех трех элементов (для второго порога) до полного их расхождения (для седьмого порога). Поэтому, по словам Шевелева, «исследователь должен решить, будет ли он подходить к каждому случаю индивидуально, или искать какую-либо общую систему» (Shevelov G. On the Slavic Names. P. 505). Выявить систему соответствий до сих пор не удалось, и большинство исследователей вынуждено анализировать каждую группу названий изолированно или объяснять все случаи отклонений от избранной системы.
Во-вторых, спорным является вопрос о языке первоначальных названий порогов (древнерусском или древнескандинавском). Если принять (с определенными оговорками и поправками) мнение Константина о соответствии «росских» и славянских названий, как это делает большинство ученых (А. Карлгрен предполагает первоначальное существование двух самостоятельных систем: Karlgren A. Dneprfossemes nordisk-slaviske navne. S. 14-25), то очевидно, что одна из групп названий является переводом другой. Представляется неубедительным предположение К.-О. Фалька, что номенклатура порогов сложилась в IX в. в процессе освоения скандинавами Днепровского пути и была заимствована и переведена славянами (Falk K.-0. Dneprforsarnas namn. S. 39-40). Критику этого взгляда см.: Shevelov 'G. On the Slavic Names. Особенно Р. 526). Заслуженно более широкое распространение получил взгляд о первоначально славянском происхождении названий порогов, расположенных в зоне, примыкающей к области расселения восточных славян (Миллер АО. Названия. С.19-31; Ekblom R. Die Namen. S. 151-174; Толкачев А.И. О названии. С. 36). Это предположение, как кажется, подтверждается и тем, что при несовпадении значений «славянских» и «росских» названий перевод соответствует первым, а не вторым (см. коммент. 29, 35, 42, 43 к гл. 9).
Наконец, в-третьих, неоднозначен и ответ на вопрос о языковой принадлежности информатора Константина: был ли он скандинавом или славянином, или две группы названий почерпнуты из разных источников. М.В. Левченко (Очерки. С. 210) «редполагает существование двух информаторов: болгарского купца, знакомого с Днепровским путем, и скандинава, служившего в Византии. Некоторые транслитерации славянских названий действительно свидетельствуют о возможном южнославянском посредстве. Однако убедительных доказательств этой гипотезы нет. Фальк указывает, что пропуски некоторых названий (»по-росски" или «по-славянски»), приведение одного названия при сходстве его звучания в обоих языках свидетельствуют скорее об одном информаторе, каковым, по его мнению, должен был быть «двуязычный варяг» (Falk K.-O. Dneprforsarnas namn. S. 231). Дж. Бьюри, однако, отметил, что славянские названия в целом подвергались меньшему искажению, чем «росские», а это может указывать на славянское происхождение информатора (Bury J. The Treatise. P. 541; см. также: Karlgren A Dneprfossemes nordisk-slaviske navne. S. 24-25; Миллер В. Названия. С. 30). Д. Оболенский высказывает предположение, что автором 9-й главы мог быть византиец — член посольства в Киев в 944 г., получивший там сведения от какого-либо скандинава, хорошо владевшего древнерусским языком, или славянина, знавшего скандинавский (DAI. II. Р. 19).
29. Название порога *Эссупи Константин поясняет: «Эссупи, что означает по-росски и по-славянски „Не спи“». Это как будто предполагает одинаковое или по крайней мере сходное звучание скандинавского и славянского названий. *Эссупи, как принято считать, отражает славянское «не съпи», соответствующее и приводимому Константином значению топонима. Опущение начального v объяснялось еще А. Бандури (Bandurius A. Imperium orientale sive antiquitates Constantinopolitanae in quatuor partes distributae. P., 1711. Col. 173) его слиянием с конечным v предшествующего слова, т.е. восстанавливалась форма *Нессупи.
«Росское», т.е. скандинавское, название порога (см. коммент. 28 к гл. 9), однако, убедительно восстановить не удается. Пытаясь согласовать значения славянского и «росского» названий, Томсен предложил выражение ne sofi — «не спи» от др.исл. глагола sofa (Томсен В. Начало. С. 54), фонетически близкое славянскому «не съпи» Однако сам Томсен был вынужден отказаться от этой интерпретации, так как, во-первых, отрицательная частица ne обычно не употреблялась вне сложных отрицаний типа hvartki… ne и др.; во-вторых, повелительное наклонение сильных глаголов (к которым принадлежит глагол sofa) не имело окончания -i-, типичного лишь для слабых глаголов на -е, и, в-третьих, формы повелительного наклонения не употреблялись в древнескандинавских топонимах. Позднее он предложил читать ves uppi (от глагола vera (архаичн. vesa) uppi — «быть бодрствующим» (Thomson V. Samlede afhandlinger. Kobenhavn; Kristiania, 1919. В. I. S. 299-300). Однако и эта форма не может полностью объяснить греческую транслитерацию с двумя сигмами и выпадением начального -v-.
Л. Карлгрен предположил, что *Эссупи представляет собой древнешведское причастие наст. вр. supandi от др.-исл. supa «пить, сосать», видоизмененное в «не спи» в результате народной этимологизации в славяноязычной среде, т.е. название этого порога — того же морфологического типа, что и названия Геландри и Jleaнди (Karlgren A. Dneprfossernes nordisk-slaviske navne. S. 103-105). (E.M. В. П.) Во всяком случае, несомненно, что греческий перевод «не спи» отражает интерпретацию этого названия как «не съпи», хотя сама эта интерпретация могла быть и вторичной (т.е. возникнуть в качестве народной этимологии). (А.З.)
К.-О. Фальк предложил новое чтение: ??? как транскрипцию славянского «уступи» (мн.ч. от «уступъ», которое обозначало также «порог»: Срезневский И.И, Материалы. Т. 2. Кол. 1208), созвучного др.-шв. stupi — «водопад» (Folk К.-О. Dneproforsarnas namn. S. 83-90). Древнескандинавская параллель славянскому «уступи» может представлять собой образование с апеллятивом stup, обозначающим отвесную стену уступа и иногда использующимся в образовании названий порогов в Скандинавии. Чтение Фалька было с оговорками принято Г. Шевелевым (Shevelov G. On the Slavic Names. P. 507-508, 527) и Р. Экблумом (Ekblom R. Die Namen. S. 167-169), но подверглось критике Е. Сальгрена, который предположил, как и в случае с названием ??? образование слабого существительного от др.-шв. глагола supa со значением «сосать, всасывать» (которое, однако, не встречается в шведских топонимах): SahlgrenJ. Valda ortnamnsstudier. S. 77-78. Позднее он предложил чтение названия как др.-шв. а-supi — «всегда поглощающий, засасывающий» от др.-шв. наречия а (др.-исл. ж) и др.-исл. sopi — «глоток» (Ibid. S. 74-75).
Таким образом, интерпретации Сальгрена, как и вторая гипотеза Томсена, плохо согласуются с греческой транслитерацией и значением названия, приведенные Константином. Конъектура Фалька, хотя и возможная, не учитывает значение названия хотя сближает фонетически «росское» и славянское названия. Наиболее распространенным и убедительным остается предположение, что Константин сохранил лишь славянский топоним, «росский» же был утерян при копировании текста (DAI. II. Р. 43).
Первый названный Константином порог традиционно отождествляется со Старо-Кайдацким (Барсов Я. 77. Очерки. С. XII), упомянутым впервые в форме Кодак (Кадак) в «Книге Большому Чертежу» (XVII в.).Этот порог — первый из девяти — находился в 18 км вниз от станицы Днепропетровская и состоял из нескольких уступов. (E.M., B.П)
30. Императорский манеж для конно-спортивных игр на территории Большого дворца в Константинополе. Точные размеры его неизвестны; предполагается, что его ширина достигала 70 м (DAI. II. Р. 43-44).
31. В рукописи — лакуна. Принимаем конъектуру Ив.Дуйчева — ???.. (Г.Л.)
32. Вместо неясного ??? принимаем конъектуру Меурсия ??? («ударяя, толкая, направляя»). (Г.Л.)
33. Оба названия второго порога и его перевод на греческий язык хорошо согласуют между собой. «Росское» *Улворси отражает др.-.исл. и др.-шв. Holmfors, возможно, в форме дат.п. ед.ч. Holmforsi. Первая основа holm-/(h)ulm- означает «остров» и широко применяется в образовании топонимов как -d- Скандинавии (Bornholmr), так и вне ее (Holrngardr). Вторая — терминологическая — основа -fors («водопад») также широко расспространена (см. коммент- 28 к гл. 9). Значение «росского» названия — «Островной порог». (Е.М… В.П.)
Славянское название *Островунипрах сравнительно точно отражает словосочетание «островьныи прагъ»; огласовка -pa- — явно южнославянская; возможно также, что в слове «островьныи» -ь- сменился на -ъ- (отсюда передача его в виде -оu-) в силу южнославянского смешения -ъ- и -ь- (Толкачев А. И. О названии. С. 49-50). Таким образом, это название, скорее всего, дошло до Константина через южнославянское посредство. (Ср. сведения о «горах» — коммент. 22 к гл. 9.)
В конечном *-х- слова *-прах многие исследователи усматривают отражение фрикативной согласной, выступающей в более позднее время в украинском языке. Чтобы избежать этой трудности, A.M. Селищев (Селищев A.M. [Pen.] H.H. Дурново. Очерк истории русского языка. М., 1924 // Изв. ОРЯС АН СССР. 1927. Т. 32. С. 312) возводит *-прах не к слову «прагъ» («порог»), а к слову «прахъ» («водяная пыль», «брызги»), которое этимологически соответствует др.-сканд. -fors («водопад, порог») (хотя и не столь полно, как утверждает Селищев, поскольку исконные ступени огласовки здесь различны). Однако слово «прахъ» применительно к «водяной пыли», «брызгам», «порогу» нигде в славянском мире не засвидетельствовано. Гипотезу Селищева справедливо критикует А.И. Толкачев (О названии. С. 56-57); он же указывает на то, что конечное *-х- (вместо ожидаемого -гамма-) может быть объяснено закономерностями адаптации иноязычных названий в греческом языке. Отсутствие гласной после *-х- в *-прах (равно как после -т- в *Неасит — см. коммент. 35 к гл. 9) не может служить свидетельством того, что в древнерусском языке Х в. пали конечные редуцированные: оно может объясняться состоянием фонетической эволюции в южнославянском; возможна также переделка окончания в устах норманна или грека (А.З.)
Таким образом, и «росское», и славянское названия совпадают по значению: «Островной порог». Как отметил еще Томсен (Начало. С. 54-55), в переводе Константина те же элементы названия переставлены местами: «Островок порога», когда следовало бы: ???.. Ё. Сальгрен объясняет перестановку невнимательностью автора или копииста (Sahlgren J. Wikingerfahrten. S. 317).
Этот порог обычно отождествляется с одним из двух следующих за Кодаком порогов: Лоханским или Сурским, оба они включают ряд мелких островков. Поскольку эти пороги располагались на небольшом расстоянии друг от друга (ок. 500 м), не исключено, что они считались одним протяженным порогом (см.: Томсен В. Начало. С. 55; Folk К.-О. Dneprforsamas namn. S. 25). (E.M., В.П.)
34. Для третьего порога Константин приводит одно название *Геландри, поясняя, что по-славянски оно означает «шум порога». Приведенное им наименование является не славянским, а «росским», т.е. скандинавским, и соответствует др.-исл. gjallandi, др.-шв. gaellandi, причастию наст. вр. от глагола gjalla/gaella — «громко звучать», звенеть" (О происхождении р в транслитерации см.: Vasmer М. Zu den Namen. S. 99-100). Таким образом, значение «росского» названия согласуется с указанным Константином и с известным по источникам XIX в. названием четвертого порога Звонец или Звонкий. Славянский топоним в тексте отсутствует; предполагается, что он был образован от корня «звон-». Обычно его отсутствие объясняется случайным пропуском у Константина. А. Карлгрен, однако, полагает, что славянское название не дано Константином из-за его созвучия «росскому», и возводит его к славянским корням gul-, gl- gal-, gol-, обозначающим различные звукоподражательные сочетания (Karlgren A. Dneprfossernes nordisk-slaviske navne. S. 135-137). Эта точка зрения малоубедительна, поскольку название порога с корнем «звон-» (семантически оправданным в данном случае) сохранилось до XX в. Порог Звонец находился в 5 км от Лоханского.
35. Подробно описывая четвертый порог, Константин указывает два его названия: Русское" *Аифор и славянское *Неасит. «Росское» название имеет скандинавское происхождение. Существуют две интерпретации его в зависимости от толкования второй части топонима. Если она понимается как др.-шв. fors, утратившее в греческой транслитерации конечную -с-, то перед нами образование, подобное *Улворси (см. коммент. 33 к гл. 9) и *Варуфорос (см. коммент. 40 к гл. 9), которые сохранили кнечное -с-. Название *Аифор могло утратить этот звук в греческой передаче на стыке со. словом, начинавшимся с сигмы. На эту возможность указал еще И. Тунманн (Thumann J. Untersuchungen. S. 388). Ё. Сальгрен, соглашаясь с этим толкованием второй части названия, предположил, что первая — производное от др.-исл. eictr, др.-шв aeidr -«волок, перешеек», и весь композит aei(d)fors имел значение «водопад на волокe» что согласовывалось бы с условиями преодоления этого порога (Sahlgreti J. Valda ortnamnsstudier. S. 70-73, где приведены многочисленные примеры употребления слова eidr в топонимах). Аналогичные названия, Edefors, известны в Хельсингеланде Медельпаде и других областях Швеции.
По интерпретации В. Томсена (Томсен В. Начало. С. 56-61), это название соответствует др.-шв. aifor(r), где вторая часть композита является прилагательными forr — «стремительный», а первая соответствует др.-шв. -ае- (др.-исл. е) — «всегда, постоянно». На основании палеографических и семантических соображений К.-О. Фальк отказался от чтения И. Тунманна и Е. Сальгрена и присоединился к мнению Томсена, указав, что оно поддерживается двумя возможными случаями употребления этого названия в шведских рунических надписях: aifur (Pilgard, Gotland) и ifurs (Fjuckby, Uppland: Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. N 17 b 87; Krause W. Der Runenstein von Pilgards. Gottingen, 1952), где в первом случае также отсутствует конечное -с- (Falk K.~0. Dneprforsarnas namn. S. 148), Однако, как справедливо указал Сальгрен, прилагательные в эпоху викингов не использовались в образовании топонимов (Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 65) и морфологически реконструкция Томсена не имеет аналогий. Р. Экблум (Ekblam R. Die Namen S. 171-173) выражает сомнения в интерпретациях и Томсена, и Сальгрена. полагая, что вопрос об этимологии названия *Аифор остается открытым. (Е.М., В.П)
Славянское название порога *Неасит очевидным образом связано с его позднейшим названием Ненасытен, Нснасытецкий. Пояснение Константина («так как в камнях порога гнездятся пеликаты») соответствует значению ст.-лав. не-асыть" («пеликан») Вполне вероятно, что такое осмысление вторично, т.е. возникло уже на южнославянской почне (Толкачев А. И. О названии. С. 40-41), Первичное значен иеславянского nejesytъ- «ненасытный». Именно оно и могло лежать в основе первоначального восточнославянского названия порога. Мощь этого порога вполне отвечает такому названию, В пользу такого предположения говорит и его позднейшее название. Конъектура Томсена (Томсен В. Начало. С. 58 59): *Невасит — не представляется необходимой, Замена древнего «неиасыть» новым «ненасытьнъ, нснасытьць» могла наступить позже, когда слово «нсюсьпь» стало утрачивать свою первоначальную морфологическую прозрачность. (А.З.).
Порог отождествляется с известным в XIX в. порогом Ненасытецкий, одниим из самых опасных на Днепре, в 6,5 км ниже четвертого порога.
36. О нападениях, печенегов см. также ниже в сообщении о переправе через Днепр (см, коммент. 44-46 к гл. 9): опасность этого участка Днепровского пути неоднократно ог мечается и в Повести временных лет: именно здесь погиб па пути из Византии Святослав; киевские князья высылают к порогам охрану для сопровождения «гречников» (купцов, торговавших с Византией) и т.д. (ПСРЛ. М., 1908. Т. 2. Стб. 468,541), В гл. 2 указывается, что торговые отношения «росов» с Византией возможны лишь при условии мира с печенегами.
37. Вещи, находящиеся в моноксилах, упоминаются также при описании первою порога, Вероятно, имеются в виду товары для продажи в Константинополе. Возможно, кроме рабов (см. ниже коммент. 38 к гл. 9), росы везли в Византию икру и дорогую соленую рыбу (семейства осетровых), так как сезонная добыча икры в низовьях Днепра совпадала с временем прохода в Черное море каравана на Константинополь (Литаврин Г.Г. Древняя Русь. С. 73). Подробнее см.: DAI. II. Р. 44-45.
38. Рабы — единственный вид «товара», упомянутый Константином в связи с экспедицией росов в Константинополь. Видимо, рабов держали в цепях во время пеших переходой у порогов, чтобы воспрепятствовать побегу: о прецедентах бегства рабов от росов в Византии свидетельствуют договоры Руси с греками 911 и 944 гг. Рабы на ходили сбыт на рынках Константинополя,, особенно в середине Х в.
39. В Х в. употреблялись византийская (1574 м 16 см) и римская (1480 м) мили (Schilbach E. Byzantinische Metrologie. Milnchen, 1970. S. 32-36). Протяженность Ненасытецкого порога, по описаниям, около 2,5 км, что в несколько раз меньше указанной Константином длины: 6 византийских миль = 9 км. Поэтому Д. Оболенский предполагает, что росы высаживались на берег значительно выше порога, а спускали моноксилы значительно ниже (DAI. П. Р. 48) (Г. Л.)
40. Для пятого порога Константин приводит «росское» название *Варуфорос и славянское *Вулнипрах, однако не объясняет их значения. «Росское» название отражает др.-исл. barufors, композит, имеющий в качестве второй части слово fors в грецизированной форме *форос (ср. коммент. 33 и 35 к гл. 9); первая основа композита — др.-исл. baru — род.п. ед.ч. от bara — «волна» (Томсен В. Начало. С. 61; Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. с 72; Ekblom R. Die Namen. S. 171). K.-O. Фальк полагает, что название можно связать с встречающимся в древнескандинавских топонимах термином vara (род. п. varu) — «остров, скала, выступающая из водьГ, т.е. в целом значение топонима — »водопад с высокими утесами и островками" (Falk K.-O. Dneprforsarnas namn. S. 163-164). Это чтение признано Сальгреном возможным (Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 72). Критику чтения Фалька см.: Shevelov G. On the Slavic Names. P. 511-512). (Е.М., В.П.)
Все исследователи, кроме Фалька, связывают славянское название *Вулнипрах с древнерусским «вълна» («волна»). Правда, характер аффиксальной морфемы в *Вулни- не вполне ясен; с разной степенью вероятности здесь можно видеть: «вълньныи» (в этом случае *Вулни может быть опиской вместо *Вулниyb), „вълньнъ" (*Вулни вместо *Вулнин), „вълнигъ" (или „вълнъгъ"; ср. позднейшее название порога), „вълны" (род. п. ед. ч.; правда, порядок слов в этом случае ненормален для древнерусского и вся конструкция может быть объяснена лишь как калька со скандинавского barufors, возникшая в устах норманна). Фальк (Falk K.-O. Dneprforsarnas namn. S. 166-171) истолковывает *Вулни как vurny из voljbnyjb («вольный») и видит в этом написании свидетельство того, что в южнорусском говоре Х в. уже пали срединные редуцированные и о в новозакрытом слоге перешло в и. Гипотеза Фалька маловероятна, в частности, потому, что связь названия данного порога именно со словом „волна" надежно засвидетельствована позднейшим его украинским названием Волшг, Волшг (тогда как название Вшьний носил совсем другой порог — последний по счету) (А.З.)
Порог отождествляется с шестым днепровским порогом, носившим название Волнигский, Волнисский (Барсов Н.П. Очерки. С. XIII, укр. Вовшг) и лежавшим в 14км ниже Ненасытецкого. (Е.М., В. П.)
41. Объяснение Константина «ибо он образует большую заводь» не соответствует значению ни «росского», ни славянского топонимов: «Волновой порог». Ал. Лерберг предложил поэтому эмендацию: *динин- — «водоворот» вместо *лимнин- (Lehr-berg A.C. Untersuchungen zur Eriauterung der alteren Geschichte Russlands. SPb., 1816. S. 366-367), которая была принята Томсеном и др. Н.В. Малицкий, однако, счел возможным не исправлять текст, так как *лимнин- позволяет интерпретировать «заводь» как «запруда» и указывает, по его мнению, на наличие небольшой гавани внизу порога (Латышев В. В., Малицкий Н.В. Сочинение. С. 56, примеч. 24).
42. Для шестого порога Константин приводит все три компонента: «росское» название *Леанди, славянское *Веручи и перевод — «Кипение воды», однако в существующих интерпретациях они не согласуются между собой. «Росское» название имеет прозрачную этимологию, являясь причастием наст. вр. др.-исл. hiaejandi, др.-шв. le(i)andi от глагола hkeja/lea — «смеяться» (Томсен В. Начало. С. 61-62; Миллер В.О. Названия. С. 27; Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 64-69). (Е.М., В. П.).
Славянское название отражает др.-рус. «вьручии» («кипящий, пузырящийся»). Греческое -е- соответствует здесь звуку -ь-, -оu- передает восточнославянское -у- из -*о-(ср. выше коммент. 8 к гл. 9). Попытка Б. Клейбера (Kleiber В. Zu den slavischen Namen der Dnjeprschnellen // ZfSP. 1959. Bd. 28. H. 1. S. 90-91) связать это название со словом «ручей» неубедительна. (А.З.)
Локализация порога неопределенна. В. Томсен отождествляет его с Тавол-жанским, упомянутым в XVI в. и расположенным между Будиновским (Будило, будильный) и Лишним. Однако Таволжанский не является в полном смысле порогом и даже, как правило, не отмечался на картах. Подробнее см.: DAI, II. Р. 50. (Е.М., В.П.)
43. В той форме, как они даны Константином, три компонента названия этого порога не соответствуют друг другу ни морфологически, ни семантически. «Росское» название рассматривалось В. Томсеном и вслед за ним другими исследователями как дат. п. мн. ч. strokum от др.-исл. strok (п.) / struk (m.) — «течение в проточной воде» (Томсен В. Начало. С. 62-63). Однако использование дательного падежа в названиях речных объектов нетипично для древнескандинавских языков (в противоположность названиям населенных пунктов), на что указал Ё. Сальгрен (Sahlgren J. Valda ortnamnsstudier. S. 73) — Пытаясь объяснить окончание -ouv в греческой форме, он предположил, что название *Струкун отражает один из типов названий шведских порогов, образо-ванных как слабая отглагольная форма от сильных глаголов: *strukn — stryka (ср. *Rotn — ryta, sugn — suga и др. (Ibid. S. 64). Предложенное Сальгреном название этимологически совпадает с названием озера и острова в Вестеръётланде Straken
Попытка согласовать «росское» и славянское названия привела К.-О. Фалька предположению, что *Струкун может являться формой дат. п. мн. ч. strukum от др.-исл. struk — «узкая часть русла реки, теснина» (Falk К.-О. Dneprforsamas namn. S. 207-217). Он привел значительное число аналогичных употреблений дательного падежа шведской топонимии эпохи викингов, ссылаясь на мнение К. Хальда о продуктивности этого типа образования топонимов (Hold К. De danske Stednavne раа -um // Universitets-Jubilaeets danske Samfund. Kobenhavn, 1942. N 333. S. 49). (E.M… В.П.)
На основании палеографических соображений Фальк предложил принятую и здесь конъектуру *Настрези вместо *Напрези, считая изменение исконного -стр- на -пр- ошибкой переписчика (Falk К.-О. Dneprforsamas namn. S. 217-222). Он рассматривал *Настрези как отражение незасвидетельствованного слова *nastrьzьje, производного от strьzь («узкое место реки с сильным течением, стрежень»). Более убедительной представляется интерпретация Р. Экблума (Ekblom R. Die Namen. S. 151-154, 156-167, 174) na strьzi («на стрежне»). Славянское название означает, таким образом, «порог на стрежне», т е вполне соответствует по смыслу скандинавскому названию этого же порога. Топонимы с предлогами „на" и „въ" (типа „На броду", „Въ бору") хорошо известны в Древней Руси-так назывались, в частности, многие населенные пункты в древней Новгородской земле. (А. 3.)
Идентификация порога затруднительна. Обычно он отождествляется с восьмым или с девятым порогом, называвшимися соответственно Лишний и Вильный (Вольный) Подробнее см.: DAI. II. Р. 52. (Е.М… В.П.)
44 «Переправу Крария» принято отождествлять с засвидетельствованным с конца XVI в. названием брода «Кичкас», расположенного в 15 км ниже порога Вильный, последнего из днепровских порогов. Наиболее убедительное обоснование названия предложил К.-О. Фальк (тюркские и армянские этимологии признаны неубедительными). Указывая на то, что в греческом минускуле переписчики часто путали буквы -бетта- и -к-, Фальк предложил читать *Bpapиу вместо *Kpapиу. В этом случае он считает возможным связать название с выражением др.-шв. Vrar faeria (от vra в форме род. п. ед. ч. vrar — «угол, поворот») — «переправа у поворота», где vrar было понято как имя собственное и передано *Bpapиу (с греческим окончанием -iou), а faeria правильно переведено как тсераца — «переправа» (Falk К.-О. *Перама тоу Kpapиу). С. 106-137). Он приводит ряд древнескандинавских и древнеанглийских аналогий употребления этих слов в топонимике и указывает на топографические особенности соответствующего места на Днепре, объясняющие возникновение названия (ниже последнего порога Днепр делает крутой поворот, сужаясь до 183 м). Ср.: Vasmer M. Zu den Namen. S. 98-101. Как следует из текста, брод Кичкас был важным пунктом на торговых путях юга Восточной Европы. Здесь пересекались Днепровский путь с путем из Киева в Крым (Херсон; см. коммент. 47 к гл. 9), а также маршруты сезонных миграций печенегов; возможно, здесь же проходила дорога в Хазарию, на Нижнюю Волгу и в Таматарху (Тмутаракань). Последняя связывалась с Киевом также водным путем: через Днепр и Черное море (см. коммент. 12 к гл. 42).
45. Собственно «херсониты из Росии» (???). Обычно считается, что это жители Херсона, возвращающиеся обратно из Руси.
46. Речь идет, следовательно, о печенегах, живших на правобережье Днепра, которые переправлялись на левый берег, чтобы продолжать путь к Херсону. (Г.Л.)
47. О связях Руси с Херсоном в Х в., преимущественно торговых, можно судить по глиняной таре — остаткам амфор, производимых в Херсоне и встречающихся на древнерусских поселениях по Днепровскому пути вплоть до Гнездова (Археология Украинской ССР. Т. 3. С. 476, 547). А.Л. Якобсон предполагает, что наиболее интенсивными были связи херсонитов с Приазовской Русью — «росами», обосновавшимися в Х в. в Тмутаракани (хазарской Таматархе); по договору с греками 944 г. Русь обязана была защищать Корсунскую землю от черных болгар, обитавших в Приазовье, русский же князь не имел права контроля над городами «Корсунской страны», что может свидетельствовать о непосредственной близости базы русских дружин к Херсону (Якобсон А.Л. Крым. С. 57-61). Впрочем, вопрос о времени появления древнерусского населения в Крыму и в Тмутаракани остается дискуссионным.
48. Данные археологии и письменных (косвенных) свидетельств о ширине ипподрома (он располагался близ Большого императорского дворца и использовался для спортивных состязаний и праздничных церемоний) расходятся (около или более 100 м). Ширина же Кичкасской переправы определяется в 150-180 м. Д. Оболенский считает, что эти сведения приблизительно соответствуют действительности (DAI. II. Р. 53). (Г.Л.)
49. Место, трудное для понимания. Принимаем конъектуру Р. Дженкинза (??? место ???) и его понимание ???, не как «высоты», а как «длины» порога. (Г.Л.)
50. Речь идет, видимо, о высоком правом береге Днепра, с которого спускаются печенеги к переправе. (Г. Л.)
51. Остров Св. Григорий — о. Хортица, лежащий в нескольких километрах ниже брода Кичкас. В Воскресенской летописи (под 1223 г.) назван Варяжским островом (ПСРЛ. СПб., 1856. Т. 7. С. 130). В последующее время постоянно использовался как русская база против половцев и монголо-татар (ПВЛ. Ч. 1. С. 183-184 и др.). На острове обнаружены остатки древнерусского поселения, древнейший слой которого датируется Х-XI вв. О торговой активности населения могут свидетельствовать обнаруженные здесь арабские монеты (Сокульский А.Л. и др. Раскопки славянского поселения на острове Хортица // Археологические открытия, 1976 г. М., 1977. С. 373-374). Во время строительства Днепрогэса в 1928 г. у Хортицы на дне Днепра были обнаружены четыре меча и один клинок без рукояти. Судя по надписям, клинки — франкского происхождения, по орнаментации рукоятей — смонтированы в Скандинавии во второй половине Х — начале XI в.; еще один меч Х в. найден в протоке устья Днепра (Кирпичников А.Н. Русское оружие. М.; Л„ 1966. Вып. 1. С. 29,48-49,78). Чрезвычайно интересно наименование острова, данное ему, конечно, христианами, может &ыть — уже русскими (их было немало даже среди ближайшего окружения Игоря, как об этом позволяет судить договор с греками 944 г.). В таком случае следующее ниже описание языческих обрядов, совершаемых росами в начале их пути к Константинополю, можно расценить как проявление сознательной конфронтации с приверженцами проникавшего на Русь христианства (остров носил имя христианского святого). Ср.: DAI. II. Р. 54-55.
52. Исследование ритуала жертвоприношений на о. Св. Григорий породило полемику об этнической принадлежности отправлявших культ. Делались попытки, опираясь на сравнительный материал, доказать скандинавскую (DAI. II. Р. 55-56) или славянскую (Дуйчев И. С. К вопросу. С. 31-34) их принадлежность. Поиски этнической атрибуции ритуалов представляются, однако, малоперспективными: поклонение дубу (см.: Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1928. Вып. 1, гл. 19; Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Исследования. С. 6-167), принесение в жертву петухов (Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1928. Вып. 3. С. 165-166) и мелкие приношения еды божествам известны едва ли не всем бродам Европы. Аналогии, прежде всего этнографические, могут быть полезны для Уяснения семантики ритуалов. Так, в восточнославянских заговорах дуб (береза и т.п.) может выступать как мировое древо, расположенное на острове среди океана (Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Исследования. С. 31-32), что напоминает реальную ситуацию на о. Хортица перед выходом в Черное море. Ритуалы, приуроченные к мировому древу, наделялись наибольшей сакральностью: вероятно, стрелы, втыкавшиеся по кругу, ограждали сакральную территорию, на которой совершался ритуал. В славянской традиции, восходящей к индоевропейской, дуб — дерево громовника Перуна, атрибутом и оружием которого считались стрелы (Там же. С. 85-86. Ср. находки стрел на славянском святилище на р. Воргол: Москаленко А.Н. Святилище на р. Воргол // СА. 1966. N 2. С. 203-209). Перуном клялись Олег и его дружина; с благодарностью к высшему существу обращались, по-видимому, и росы, прошедшие пороги — самую опасную часть пути. Показательно, что именно на водных артериях, связанных с активностью росов, обнаружены два языческих памятника, свидетельствующих о культе дуба: первый был обнаружен на дне Десны между Черниговом и Остром — ствол дуба с всаженными в него четырьмя кабаньими клыками (Каргер М.К. Древний Киев. Т. 1.С. 159-160); второй такой же дуб был найден при расчистке русла Днепра ниже устья Десны: в его ствол было вставлено девять кабаньих челюстей. Вероятно, дуб стоял у переправы через Днепр на пересечении пути из Чернигова в Киев и «из варяг в греки** (Ивакин Г.Ю. Священный дуб языческих славян // СЭ. 1979 №2 С. 106-115). Жертвоприношение петухов связано, по всей вероятности, с гаданием о предстоящем плавании. Приводимые И.С. Дуйчевым параллели — жертвы петухов, которых топили (по сообщению Льва Диакона) воины Святослава в Дунае, а также петуха и курицы, брошенных в погребальную ладью в рассказе Ибн Фадлана, — связаны с погребальным и поминальным культом. Описание Ибн Фадлана не может быть подтверждением того, что „принесение петухов в жертву — исключительно pyccкий обычай“ (т.е. славянский: Дуйчев И.С. К вопросу. С. 33), так как оно воспроизводит ритуал типично скандинавского трупосожжения в ладье.
53. Меурсий предлагает опустить здесь отрицание ои (»не"), ибо, как следует из даль-нейшего, вплоть до р. Селины росы именно боятся печенегов. Поправка устраняет очевидное противоречие в тексте, хотя не снимает полностью сомнений, так как росы боятся печенегов и в районе порогов, а не только начиная от о. Св. Эферий («от этого острова»). (Г.Л.)
54. Обычно отождествляется с Сулиной, центральным из трех рукавов дельты Дуная (DAI. II. Р. 57).
55. Остров Св. Эферий традиционно отождествлялся с о. Березань напротив дельты Днепра. Другая гипотеза отождествляет о. Св. Эферий с западной часть Кинбурн. ского полуострова, которая в древности представляла собой остров, омываемый лиманом, морем и рукавом Днепра (Погорелая В. В. Остров св. Эферия // Древнейшие государства на территории СССР, 1984 г. М., 1985. С. 188-198).
Стоянки скандинавов на островах в дельте Днепра подтверждаются находкой на о. Березань фрагмента рунической надписи на камне, имеющем черты сходства с готландскими руническими камнями (Браун Ф.А. Шведская руническая надпись, найденная на о. Березани // Изв. Археологич. комиссии. СПб., 1907, Вып. 23. С. 66-75; Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. С. 154-155). Археологические раскопки указывают на временный, но периодически возобновлявшийся характер заселения о. Березань в Х-XI вв., что связано, видимо, с обитанием там моряков и рыболовов (Горбунова К. С. О характере поселения на острове Березань // Проблемы археологии. Л., 1979. Вып. II. С. 170-174). Там росы переоснащали свои моноксилы для морского путешествия. О важности о. Св. Эферий и для росов, и для византийцев свидетельствует договор 944 г.: русские не имели права зимовать в устье Днепра, на Белобережье и у Св. Елферия (Эферия. О летописных вариантах названия см.: Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. С. 57, примеч.). С наступлением осени они должны были отправляться на Русь (ПВЛ. Ч. 1, С. 37), что соответствует сведениям Константина о начале полюдья в ноябре. Вряд ли, однако, запрет росам зимовать на о. Эферия связан с полюдьем или с попытками росов использовать стоянку здесь для каких-либо иных путешествий по морю поздней осенью. Скорее всего, запрет обусловлен опасениями со стороны византийцев конкуренции, которую росы как рыбаки и добытчики соли могли бы составлять херсонитам, если бы стали здесь постоянными поселенцами (см.: Литаврин Г. Г. Древняя Русь. С. 73). Дальнейший путь росов по морю разделен на дневные переходы (ночью плавание прекращалось, ладьи причаливали, и люди сходили на берег). Одним из самых длинных однодневных переходов был, по всей вероятности, первый: от о. Св. Эферий до устья Днестра — около 230 км. Причем здесь, в устье Днестра, росы останавливались на ночь, видимо, не на берегу (из страха перед печенегами), а на островах или отмелях дельты.
56. Река в бассейне Днестра; ее название (*Аспрос — «Белая») было, вероятно, связано с наименованием приднестровского города Аспрокастра (рус. Белгород). Во время написания трактата местность у р. Аспрос контролировалась печенегами (с наступлением весны их кочевья передвигались в этот район; ср. гл. 8. См.: DAI. П-Р. 57). (Г. Л.)
57 От Селины (устье Дуная), согласно Константину, начинается «земля Булгарии», где росы не боятся не только печенегов, но и никого, т.е. прежде всего болгар. Г.Г. Литаврин (Древняя Русь. С. 73-74) в связи с этим предполагает, что право русских торговых караванов останавливаться на землях Болгарии было утверждено специальным болгаро-русским договором, заключение которого следует, видимо, относить к началу правления Ольги (945-946 гг.); не исключено, что на этих стоянках росы совершали торговые сделки и с болгарскими купцами (как на пути к Константинополю, так и при возвращении). Археологические находки древ-русских изделий этой эпохи в Болгарии подкрепляют такое предположение (история на България. Т. 2. С. 349-350). (Г.Л.)
Фонола идентифицируется в настоящее время с с. Летя в Северной Добрудже (Румыния) (Там же. С. 349, 477). Представляется, что дневной переход от Дуная до Конопы (как и следующий) — самые малые по протяженности (см. также пе-реходы от р. Варны до р. Дичины). Не подтверждает ли это обстоятельство, что остановки росов преследовали не только цели отдыха, но и посещения торговых пунктов на болгарском побережье? (Г.Л.)
59. Совр. Констанца в Румынии. Далее — лакуна в тексте рукописи. Р. Дженкинз предлагает заполнить ее словами «от Констанции». (Г.Л.)
60. Река Варна — ныне р. Провадия, устье которой находится в районе совр. Варны (античный Одесос). Название реки считается славянским по происхождению (История на България. Т. 2. С. 265). (Г.Л.)
61. Река Дичина — совр. Камчия, ее устье — между Варной и Несебром. Ср.: DAI. II. 58. (Г.Л.)
Характерная деталь: славянский союз племен (или племя) — «северы» имелся и на Балканах; стоянки росов у Констанции, Дичины и Варны находились в районе расселения славянского племенного союза северов, который как особая Славиния пользовался еще во второй половине VIII в. правами автономии в Первом Болгарском царстве и обладал значительной военной силой (Литаврин Г. Г. Формирование и развитие. С. 152-153). (Е.М., В.П.)
62. Замечание «все это относится к земле Булгарии» (второе в небольшом пассаже) позволяет предполагать, что именно р. Дичина (Камчия) служила во время написания труда границей между Болгарией и Византией. Причерноморские города Анхиал (Поморие), Созополь и Месемврия не раз переходили в IX в. из рук в руки. Завоеванные Симеоном, они были возвращены Петром империи по договору 927 г. (DAI. II. Р. 58; ср.: История на България. Т. 2. С. 370; Литаврин Г. Г. Древняя Русь. С. 75, примеч. 22). (Г.Л.)
63. Совр. Несебр. Г. Г. Литаврин полагает, что здесь оставалась вплоть до возвращения большая часть торговых судов и большинство гребцов и воинов, сопровождавших купеческую флотилию росов. В Константинополь отправлялись лишь товары (может быть, на византийских судах) и купцы (как и послы князя и знати росов), которые в соответствии с договорами 911 и 944 гг. имели право до шести месяцев располагаться в пригороде Константинополя «Св. Мамант» (близ одноименного монастыря на северном берегу Золотого Рога). По приблизительным подсчетам, общая численность росов, прибывавших с одним караваном, составляла не менее тысячи человек, и хотя бы по этой причине (не говоря уже о ясно выраженных в договоре 944 г. соображениях безопасности столицы и ее жителей) в отведенной росам резиденции могла разместиться едва ли десятая часть прибывших (Литаврин Г. Г. Древняя Русь. С. 63-68). (Г.Л.) 64. Исходя из множ. ч. термина «архонт» (см. коммент. 9 к гл. 9), можно предполагать существование нескольких дружин с предводителями-архонтами, собиравшими полюдье, как в случае со Свенельдом и Игорем, взимавшими дань с древлян (ПВЛ. Ч. 1. С. 39-40), или нескольких архонтов в одной дружине. Ср. упоминание «всякого княжья» в Договоре Игоря с Византией 944 г. (Там же. С. 35) и «архонтов Росии» в описании Константином Багрянородным приема Ольги (Const. Porph. De cerem. II, 15). 65. Вероятно, выражение «все росы» соответствует словосочетанию «вся русь» в легенде 0 «Ризвании варягов и в договорах с греками (ПВЛ. Ч. 1. С. 18, 26, 52; DAI. II. P. 59; ср.: Vernadsky G. Kievan Russia. New Haven, 1928. P. 137-140). Еще Б.Д. Греков считал, что „вся русь“ означает в данном контексте дружину, собирающую по-людье (История СССР. М., 1947. С. 74); ср. замену слов „вся русь“ а легенде о призвании варягов (ПВЛ) на выражение „дружина многа“ (НПЛ. С. 106). Фиксация подобного выражения может быть отмечена уже в договоре Олега 911 г., заключенном „от всех иже суть под рукою его сущих Руси“ (ПВЛ. Ч. 1. С. 26). К.-О. Фальк пред-положил, что выражения „все росы“ у Константина и „вся Русь“ в летописи вос-ходят к традиционному обозначению участников похода, в том числе морского (Falk К.-О. Einige Bemerkungen. S. 149-150. Ср. коммент. 1 к гл. 9). Таким образом, Средины X в. сохраняется традиционное социальное значение слова, наряду этническим.
66. Полюдье означало объезд князем с дружиной подвластных ему территорий целью сбора дани, а позднее и саму дань. Б.А. Рыбаков воссоздал маршрут полюдья по кольцу рек: последовательность полюдья, возможно, отражена в перечислении Константином славянских племен. Сначала сборщики полюдья отправлялись к ближайшему от Киева племени вервиан-древлян (см. коммент. 67 к гл.9); сообщению о начале полюдья у древлян соответствуют и сведения летописи о взимании Игорем дани с древлян осенью, когда начиналось полюдье. Затем сборщики дани направлялись через Любеч по Днепру к дреговичам-другувитам (см. коммент. 68 к гл. 9) вплоть до Смоленска в кривичском Верхнем Поднепровье затем по Десне к северянам-севериям (см. коммент. 70 к гл. 9) и через Чернигов и Вышгород возвращались в Киев. Предполагаемый маршрут включает все пять городов, перечисленных в начале главы. По Рыбакову, росы в ходе полюдья совершали кратковременные остановки в специальных пунктах — становищах, куда свозилась дань (Рыбаков Б.А. Смерды // История СССР. 1979. N 2. С. 39-47; Он же. Киевская Русь. С. 318-329). Однако в Гнездове (оно, а не Смоленск, по-видимому, служило поворотным пунктом „кружения“) дружина в Х в. стояла постоянно; к постоянным пунктам-погостам можно отнести и Шестовицы, и Седнев 'на Черниговщине, и другие погосты вне зоны, охваченной регулярным полюдьем на территории „прочих Славиний“, чьи племенные названия не упомянуты Константином.
Греческая транскрипция древнерусского слова „полюдье“ показательна как свидетельство адаптации росами именно славянского слова (в исландских сагах также употребляется заимствование из древнерусского: polutasvarf. См.: Stender-Petersen A. Varangica. P. 151-164), хотя типологически сходный институт в самой Скандинавии носил название „вейцла“ (Гуревич А. Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967. С. 126-143). Древнейшие известия о ежегодных объездах „царем“ славян и о сборе дани одеждами содержатся в сочинении арабского автора Х в. Ибн Русте (Новосельцев А. П. Восточные источники. С. 389; Он же. Арабские источники об общественном строе восточных славян IX — первой половины Х в. (полюдье) // Социально-экономическое развитие России. М., 1986. С. 22-26).
Участвуя в полюдье, росы содействовали оформлению в восточнославянском обществе системы сбора дани. Продукты дани — воск, мед, меха, рабы — реализовывались на внешних рынках, в том числе в Византии (Юшков С. В. Общественно-политический строй. С. 59; Рыбаков Б.А. Киевская Русь. С. 329 и след.). Частично это подтверждается материалами дружинных курганов, расположенных возле погостов и в самом Киеве, которые содержат монеты, остатки тканей и предметы роскоши из Византии и стран Востока. Именно после сбора полюдья, согласно Константину, росы отправляются в Византию; торговые отношения с ней регулировались договорами 911 и 944 гг. По данным археологии, расцвет торговли с Византией начинается именно в Х в.; находки византийских монет зафиксированы по всему пути „из варяг в греки“ (Даркевич В. П. Международные связи // Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985. С. 394). Такая форма эксплуатации, как сбор дани и ориентация на внешние рынки характерны для раннефеодальных государств. Полюдье сохранялось до XII в. в форме фиксированной денежной повинности: в грамоте Мстислава Владимировича ИЗО г. (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. С. 140. N 81) говорится об „осеннем полюдье“.
67. По мнению всех исследователей, этноним Beppidvoi (В вместо Л представляет собой, несомненно, ошибку переписчика) обозначает древлян — восточнославянский союз племен, населявший территорию между Днепром, Горынью и верховьями Южного Буга. Древляне убили князя Игоря, пытавшегося повторно собрать дань, но были покорены его вдовой Ольгой в 945 или 946 г. — события, актуальные в момент составления трактата, который подтверждает подвластность древлян киевскому князю. Археологические памятники древлян Х в. изучены слабо: известны общеславянские полусферические курганы с трупосожжением или трупоположением без погребальной ямы (Седов В.В. Восточные славяне. С. 101-106)
68. *Дрговиты Константина отождествляются с дреговичами — восточнославянским племенным союзом, населявшим территорию между Припятью и Западной Двиной. Их археологические памятники X в. исследовангы слабо: открыты об щеславянские полусферические курганы с трупосожжением и трупоположением (Седов В.В. Восточные славяне. С. 113-119).
69. (Ср. коммент. 19 к гл. 9.)
70. *Северии Константина отождествляются с северянами — восточнославянским племенным союзом, населявшим поречье Десны, Сейма и Сулы. Этническая тер-питория северян совпадает с ареалом роменской культуры VIII-Х вв.; к середине v в. лесостепное левобережье Днепра вплоть до устья Сейма, возможно, было подчинено непосредственно Киеву, о чем свидетельствует однородность археологических памятников на правобережье и левобережье, а также дружинный некрополь Х в. в Седневе (Зайцев А. К. Черниговская земля // Древнерусские княжества Х-XIII вв. М., 1975. С. 63-66) и, возможно, разноплеменной некрополь в Гочеве (Седов В. В. Восточные славяне. С. 139 и след.).
71. Неоднократно отмечалось, что в перечнях славянских племен (двух в гл. 9 и одном в гл. 42) Константин не упоминает полян — восточнославянское племя (или племенной союз) в Среднем Поднепровье с центром в Киеве. В этом молчании императора видели свидетельство отождествления им полян и росов (Пархоменко В.А. у истоков русской государственности (VIII-IX вв). Л., 1924. С. 39-41, 51-53, особенно 54; Тихомиров М.Н. Происхождение названий „Русь“. С. 77; Левченко М.В. Очерки. С. 205-208). Эта точка зрения противоречит тексту Константина, где под „росами“ понимается великокняжеская дружина на Руси по преимуществу скандинавского происхождения (см. коммент. 1, 28 к гл. 9).
Действительно, поляне ранее других племенных объединений славян утратили свои племенные особенности, включившись в процесс консолидации древнерусской народности: для летописца начала XII в. они „поляне, яже ныне зовомая Русь“ (ПВЛ. Ч. 1. С. 21; ср. Ч. 2. С. 240). Последний раз в историческом контексте они упомянуты под 944 г. в войске Игоря (Там же. Ч. 1. С. 33) наряду с варягами, русью, словенами, кривичами и тиверцами, которых болгары именуют уже общим наименованием — »идуть Русь" (Там же. С. 34; ср. коммент. 1 к гл. 9). Вместе с тем, как уже отмечалось в связи с лендзянами (см. коммент. 20 к гл. 9), Константин упоминает наряду с вервианами-древлянами, другувитами, кривитеинами, севери" ями и «прочих славян, которые являются пактиотами росов» (ср. также гл. 37: «ультины, дервленины, лензанины и прочие славяне»). Это затрудняет попытки уточнения состава славян-пактиотов.
Следует отметить, что перечень восточных славян у Константина в существенной части близок обозначениям Славиний, известных на Балканах: параллели на Балканах имеются для этниконов дреговичей, кривичей, северян. Считается, что эти соответствия отражают процессы расселения славян из прародины на Балканы и по Восточной Европе (см.: Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // Вопр. языкознания. 1974. N 6. С. 48-67; Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. О древних славянских этнонимах // Славянские древности. Киев, 1980. С. 11-45).
72. Опактиотах см. коммент. 17 к гл. 9.
73. В сходном значении «кормление» упоминается в Повести временных лет (ПВЛ. Ч. 1. С. 97 — 1018 г., С. 116 — 1069 г.), когда дружина разводится по городам «на покорм» (Пашуто В.Т. Черты. С. 52). Ибн Русте сообщает, что «русы питаются лишь тем, что привозят из земли славян»; более подробно сообщение Гардизи: «Всегда 100-200 из них ходят к славянам и насильно берут у них на свое содержание, пока там находятся» (Новосельцев А.П. Восточные источники. С. 397, 400). Таким образом, сбор дани — полюдья сопровождался «кормлением» князя и дружинв. Система кормления в измененном виде продолжала существовать вплоть до XVI в.
74. Начало апреля — средняя дата ледохода в Верхнем Поднепровье.
75. Распространенное в византийской литературе (на тех же основаниях, что и термин Ромеи" — см. коммент. 3 к Предисловию) обозначение Византийской империи (ср. гл. 22, 44, 46, 47, 53).
76. Замечание об узах — явная интерполяция (сделанная, быть может, самим Кон-стантином) или грубый дефект композиции гл. 9. От тюрк. *Огуз > Uz. См.: Marquart J. Uber den Volksname der Komanen. Leipzig, 1914. S. 24 ff.; Kossanyi B. // Szazadok. 1923-l924. Bd. 57/58. S. 519 ff. В русских летописях соответствует этникону «торки» — «торкы» «торцы». Впервые в Повести временных лет упомина под 985 г. В византийских источниках самое раннее употребление термина — у Константина Багрянородного (в рукописном варианте известна несклоняемая фор-ма *ous см.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. v.). В основном встречается в источниках XI в. Известны и другие византийские наименования узов-торков огузы(???) и гунны (???).
Тюркские кочевые племена узов (огузов) населяли в Х в. территории к севе востоку от Каспийского моря, между Волгой и Аральским морем (Marquart J. Osteu pasche und ostasiatische Streifziige. S. 337-341; Grousset R. L'Empire des steppes. 1941. P. 240-241; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 90-94). Еще в заволжских степях начался процесс не только вытеснения печенегов, но и слияния шедших к востока огузских (торческих) племен с печенегами, на что обратили внимание уже современники, например Ибн Фадлан (Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана). Ученые не склонны выделять самостоятельный торческий период в исто-рии юга нашей страны, так как узы кочевали в донских и приднепровских степях недолго: они прошли по Причерноморью на Балканы, устремившись к византий-ским пределам (Археология СССР. Степи Евразии. С. 213).
Исследователи отмечали некоторую «нелогичность» упоминания узов и в конце гл. 9, и в гл. 10, хотя внимание к ним в связи с хазарами вполне логично (Bury J д The Treatise. P. 520-521; Manojiovic G. Studije. Knj. 187. S. 43; DAI. II. P. 18). К. Макартни (The Magyars. P. 146-147) считал даже, что «узы» в гл. 10 — интерполяция привнесенная из гл. 37, 5-8, где сказано о союзе узов с хазарами (М.Б.)
К ГЛАВЕ 10
1. О соседстве узов и хазар ср. также: DAI. 37.4.
2. От греч. ??? — «власть» и ??? — «владеть», «иметь», т.е. «обладатель власти». Одно из византийских наименований правителя иноземного народа. Титул упомянут и в «Книге церемоний» (Const. Porph. De cerem, P. 688. 2) (Ostrogorsky G. Die byzantinischen Staatenhierarchie. S. 52; Soloviev A. Le nom byzantin de la Russie // BS. 1947. Т. 9. P. 34, п. 10). Сходный термин ??? — «эксусиаст» употреблялся применительно как к могущественным Фатимидам, так и к аланам и авасгам — вассалам Византии.
Социально-политическая терминология византийских источников, касающаяся аланского господствующего класса, неоднозначна. Поэтому высказывалось предположение о существовании реального различия в политическом статусе упоминаемых Константином «эксусиократора Алании», с одной стороны, и «архонта Асии» (Const. Porph. De cerem. P. 688. 2,6) — с другой. Различие в терминологии истолковывалось в том смысле, что «наряду с чисто официально-государственным титулом „эксусиократора Алании“, существовало и понятие, „целиком связанное с родовым строем“, — »старейшина асов"" (Кузнецов В.А. Алания в Х-XIII вв. С. 233). Однако оснований для принятия этой гипотезы нет (Бибиков М.В. Византийские источники. С. 143).
Аланией византийцы называли как территорию расселения на Северном Кавказе ираноязычных племен — аланов, так и политическое образование, игравшее в начале Х в. на северо-восточной периферии Византии роль ее аванпоста против хазар и кочевников южнорусских степей. До проникновения в Предкавказье, к началу гуннских нашествий IV в. аланы обитали к востоку от Дона (Altheim F. Geschichte der Hunnen. В., 1959. Bd. 1. S. 342). Формирование аланской материальной культуры приходится на V в., когда в зону их расселения входила уже вся центральная часть Северного Кавказа от верховьев Кубани до пределов Дагестана (Кузнецов В.А. Аланские племена. С. 30-35). С конца VI в. до конца VII в. византийские памятники молчат об аланах, что, возможно, было связано с их зависимостью от хазар (Кулаковский Ю.А. Аланы. Отд. II). В VIII в. единственным известием об аланах является сообщение Феофана (391. 5-395.2) о посольстве Льва III на Кавказ, расцениваемое как свидетельство политической независимости аланов от хазарской власти (Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения. С. 42 и след" 65 и след., 136). Доказательством непрекращавшихся, видимо, византийско-аланских связей является обращение ананов в IX в. в христианство (Кулаковский Ю.А. Аланы. С. 142-144). В VIII-IX вв. аланы, в силу давления черных болгар, потеряли часть территории в районе совр. Кисловодска (Кузнецов В.А. Аланские племена. С. 30).
К X в. относят формирование средневековой ираноязычной аланской народности на территории от притока Кубани Урупа на западе до притока Терека — Аргуна на востоке. Выделились три основных варианта аланской материальной культуры: западный (верховья Кубани), центральный (Кабардино-Балкария) и восточный — в Северной Осетии и Чечено-Ингушетии (Кузнецов В.А. Локальный вариант аланской культуры на территории Кабардино-Балкарии // Учен.зап. Кабардино-Балкарск. НИИ. Нальчик, 1959. Т. XVI. С. 149).
Рост политической самостоятельности Алании на рубеже IX-Х вв. сопровождался постепенным ослаблением политического влияния Хазарского хаганата. Важные последствия для политического положения Алании в Х в. имели походы древнерусских дружин на Каспий и в Закавказье. Так, в составе коалиции русов во время похода на Бердаа в 943/944 г. были и аланы. Победы Святослава над хазарами завершили и борьбу Аланского государства за освобождение от политического влияния хазар (Гадло А.В. Восточный поход. С. 59-68). В X в. наиболее подробные сведения об аланах сообщает ал-Масуди (Минорский В.Ф. История Ширвана. С, 204-207).
Вместо распространенных ранее представлений о невысоком уровне политического развития Алании (Ванеев З.Н. Средневековая Алания. Сталинири, 1959. С. 86 и след., 142 и след.) теперь высказывается мнение о том, что Х-XII вв. являлись периодом наивысшего расцвета военного могущества и культуры аланского населения Северного Кавказа, что именно тогда произошло у аланов оформление раннефеодальной государственности. Этот период истории Алании и отражает свидетельство Константина (Кузнецов В.А. Алания в Х-XIII вв. С. 23 и след.;
Гогошвили Г. Д. Византия и Алания / / Изв. АН ГрузССР (Мацне). Сер. ист., археол., этногр. и ист. искусства. 1978. N 2. С. 60-79; Гадло А.В. Этническая история. С. 187 и след.; Авдиенко В. Г. Этносфера Алании как фактор христианизации: (К постановке проблемы ) // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный, 1979. С. 102-105; Кузнецов В.А. Очерки по истории алан). 3. В.А.Кузнецов локализует «Климаты» Хазарии, т.е. области, подвластные хаганату, лишь в районе Нижнего и Среднего Прикубанья (Кузнецов В.А. Алания в Х-XIII вв. С. 15 и след.). А.В. Гадло, напротив, считает что здесь имеется в виду более обширный район Северного Кавказа, борьба за влияние в котором и определила характер алано-хазарских конфликтов (Гадло А.В. Восточный поход. С. 60 и след.; Он же. Этническая история. С. 196-197).
О географии и административно-политической структуре хаганата см.: Магомедов М.Г. Древние политические центры Хазарии // СА. 1975. N 3. С. 63-74; Он же. Хазарские поселения в Дагестане // Там же. N 2. С. 200-216; Михеев В.К. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков, 1985; ср.: Koestler A. The Thirteenth Tribe. The Khazar Empire and its Heritage. L. 1976; Golden P.B. Khazar Studies. Vol. 1-2; Bazin L. Pour une nouvelle hypothese sur 1'origine des Khazars // Byzantino-Altaica. Bochum, 1983. S. 51-71. Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 67 и след.
Целью Византии, как следует из рассматриваемого текста, было закрепление своего влияния в северокавказском регионе путем отторжения от Хаэарии Крыма и Боспора (см. гл. 11) и укрепления алано-византийского союза против хазар; вместе с тем предполагалось, используя силы кочевников (печенегов и узов), противопоставить их не только хаганату, но и Алании.
К ГЛАВЕ 11 (Наверх)
1. Крепостью" Боспор Константин называет город на восточной оконечности Крымского полуострова (на месте совр. Керчи) — прямой наследник античного города Пантикапей, основанного в первой половине VI в. до н.э. Еще в античную эпоху милетская колония в Таврике получила название Боспор Киммерийский, став затем центром Боспорского государства, разгромленного гуннами в 70-х годах усиление печенежского натиска, на рубеже iх-Х вв. хазарский гарнизон, вероятно, еще удерживал Боспор и Таманский полуостров (Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 55).
Ко времени составления трактата Константина Багрянородного этот регион уже стал объектом интенсивных внешнеполитических действий Древней Руси силу острого столкновения в Северном Причерноморье интересов прежде всего Византии и Руси, боровшихся за влияние в Таврике и Приазовье.
Свидетельство Константина отражает, по-видимому, еще хазарский период истории Боспора, когда в завоеванном в VIII в. городе сидел хазарский тудун, а сам город назывался, судя по переписке Иосифа, К-р-ц (Коковцов П. К. Еврейской хазарская переписка. С. 101-102).
2. Город-крепость в излучине Дона, на левом берегу Старицы, на западном рубеже владений Хазарского хагана (Nagrodzka-Majchrzyk Т. Miasta chazarskie Itil i Sarkel II Przeglad Orientalistyczny. 1973. Т. 1 (85). S. 45-50). Название лучше всего истолковывается как «Белый дом» (cap/шар- «белый», гил — «дом»; последнее слово-иранского корня; см.: Bartholomae Ch. Zur Kenntnis der mitteliranischen Mundarten // Sitzungberichte der Heidelberger Academie der Wissenschaften. Phil.-Hist. Klasse. 1920. Bd. XI. Abh. 2. S. 22), или «Белая крепость». Древнерусское наименование — Белая Вежа (Белая башня, Белая Крепость). Название Саркел сходно с упоминаемым в еврейско-хазарской переписке наименованием Ш-р-кил (Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка. С. 102). Константин уточняет, что у хазар название «Саркел» означает «белая гостиница», что вполне соответствует тюркскому значению «белый» иди «желтый» дом (Там же. С. 105; Minorsky V. Hudud al-'Alam. P. 453, п. 4; Dunlop D.M. The History. P. 186). В «Анонимной записке» второй половины IX в. в пересказе Ибн Русте встречается еще одна близкая форма названия некоего хазарского города — Capture (ZA. 11/2. S.28 — текст, 29 — перевод). Ее также связывают с Саркелом (Marquart J. Streifztlge. S. 1; Minorsky V. Hudud al-'Alam. P. 452-454; Zajyzkowsky A. Ze studi6w. S. 50-52). Старая теория, что Саркел был частью столицы Хазарии — Итиля (Кудряшов Н. Половецкая степь. М., 1948. С. 34, примеч. 7; Заходер Б.Н. Каспийский свод. Ч. 1. С. 193-194), ныне окончательно отброшена (Артамонов М.И. История хазар. С. 316-320; Плетнева С.А. От кочевий к городам. С. 44-45; Dqbrowski К. (i inn.) Hunowie europejscy. S. 269-279). Саркел был воздвигнут между 834 и 837 гг. Городище было в свое время хорошо изучено археологически (Плетнева С.А. Хазары. С. 52 и след.), ныне остатки города лежат на дне Цимлянского моря в 15 км от берега. Раскопанная крепость имела форму четырехугольника размером 193,5Х133,5 м, с кирпичными стенами толщиной около 4 м и многочисленными башнями. Поперечная стена делила крепость на две части, причем юго-восточная часть, не имевшая выход" наружу, была, вероятно, цитаделью с сооруженной в южном углу квадратной башней-донжоном (Артамонов М.И. Саркел — Белая Вежа // МИА. 1958. N 62. С. 7-18). Город населяли как хазары, из которых состоял гарнизон крепости, так и болгары, славяне, гузы. Раскопки свидетельствуют о развитых ремеслах и торговле в городе. В 965 г. князь Святослав во время похода против хазар взял Саркел, ставший затем на какое-то время русской крепостью (Пашуто В.Т. Внешияя политика. С. 93 и след.). Ю.А. Кулаковский видел в аланах, закрывавши хазарам проход к Саркелу, Херсону и Климатам, неких особых, «припонтийских аланов. В.А. Кузнецов убедительно показал, что в данном случае сочинение Константина отражает общую политическую ситуацию в Центральном Предкавказье, где аланы установили к середине Х в. свой контроль над степями Северного Кавказа: в расширении территорий под пастбища проявлялась острая потребность развивавшейся экономики аланов, сдерживаемой до Х в. их зависимостью от хазар (Кузнецов В.А. Алания в Х-XIII вв. С. 23 и след.).
3. Как сказано выше (коммент. 13 к гл. 10), в IX-Х „в. обострились византийско-хазарские отношения; Византия побуждала к нападениям на Хазарию прежде всего печенегов и аланов. Не всегда эта политика приносила империи успех. В спровоцированном ею алано-хаэарском конфликте 932 г. хаган с помощью наемников-узов разбил аланов и взял в плен их правителя. Победитель предпочел, однако, не устанавливать свое непосредственное господство в Алании: хаган принял пленника с почестями и даже женил своего сына на аланской царевне. В результате аланы на время даже возвратились к язычеству, изгнав христианских священнослужителей (Артамонов М.И. История хазар. С. 363-364).
К ГЛАВЕ 12 (
1. Ср. DAI, 42.77. Черная Булгария известна также по Повести временных лет: согласно договору Игоря 944 г. с Византией, русский князь обязывал защищать “Кор-сунскую землю» (округ Херсона) от черных болгар, нападавших из Приазовья. Локализация спорна: область Кубани (Ласкчн Г. Сочинения Константина Багрянородного. М., 1899. С. 76; Златарски В. История. Т. I. Ч. 1. С. 114) или междуречье Днепра и Дона (Westberg F. Die Fragmente des Toparcha Goticus // Memoires de l'Academie imperiale des sciences de St.-Petersbourg. SPb., 1901. Т. V/2. S. 103, 107; MarquartJ. StreifzUge. S. 503; Vasiliev A.A. The Goths. P. 101). Д. Моравчик (DAI. II. P. 62) считает возможным отождествить Черную Булгарию с Волжской (см. также: Брун Ф. Черноморье. Т. I. С. 31-32, 100, 107; Macartney С.A. On the Black Bulgars // Byzantinisch-neugriechisches Jahrbuch. 1930-1931. Bd. 8. S. 150-158, Смирнов А.П. Волжские Булгары. М., (951; ср.: Гадло А.В. О черных и внутренних болгарах. Одна из спорных проблем исторической этнографии южнорусских степей // Географическое общество. Доклады по этнографии. Л., 1968. Вып. 6. С. 3-25). В материалах Комиссии АН СССР «Константин Багрянородный» высказано, однако, другое мнение: «Видно, что лежала (Черная Булгария) по соседству с Хазарией и притом ближе к Руси. Нельзя отождествлять (ее) с Волжской Булгарией (Брун Ф.К. Черноморье. I. С. 31, 100) и с территорией Кубани, занятой аланами (=Иловайский (Д.И.)) отекания о начале Руси. (С.) 290; Ласкин (Г. Сочинения). (С.) 76). Вернее думают Вестберг и Маркварт: (она находилась) между Днепром и Хазарией, занимая часть старинной области кутигуров или котрагов к западу от Танаиса. Ср.: Середонин (С.М.) Лекции. С. 86» (Архив АН СССР. Ленинградское отд-ние. Ф. 126. Oп. 1. N 10).
Действительно, как явствует из сообщений Константина, русы, направляясь в Таврику, проходят от Днепра путь через Черную Булгарию и Хазарию, что делает уязвимой волжскую локализацию Черной Булгарии Константина.
Что касается хазарско-булгарских отношений в Х в., то, по свидетельству царя Иосифа, данниками Хазарии были ее северные и северо-восточные соседи — буртасы, эрьзя, черемисы, а также булгары и сувары (Коковцов П. С. Еврейско-хазарская переписка. С. 98). Судя по сообщениям Ибн Фадлана, находившегося в 922 г. при булгарском дворе (Zeki Validi Togan A. Ibn Fadlan's Reisebericht. Leipzig, 1939; Kowalska М. Ibn Fadlan's Account of the Journey to the State of the Bulgars // Folia Orientalia. Krakow, 1973. Т. 14. S. 219-230), Волжская Булгария и в начале Х в. зависела от хазар (Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана).
К ГЛАВЕ 13
Название главы отражает содержание лишь начальной ее части (13.3-11), которая находится явно не на месте, как и вся предшествующая глава (чье место — в конце гл. 10) Композиционно отрывок о «турках» и их соседях связан с гл. 40, а замечание о печенегах как силе, способной угрожать «туркам», — с гл. 3, содержание которой оно попросту повторяет. Этот повтор сам по себе — ценное дополнительное свидетельство важности расчетов империи на союз с печенегами против других «северных варваров», а также серьезности опасений Константинополя перед возможными новыми набегами венгров («турок») на владения империи (см. коммент. 7 к гл. 8). Весь этот пассаж если не написан самим Константином, то, несомненно, им самим отредактирован. Текст соответствующей этому пассажу заметки составлял, по всей вероятности, ocoый листок, отдельный от тех, в которых содержались материалы глав 1-8.
Ремарка о том, что печенеги способны нападать на «турок», сделана здесь сам Константином, как это явствует из его же замечания: «как уже было сказано выше в главе о пачинакитах». Д. Моравчик обращает внимание на то, что такое замечание не соответствует действительной композиции всей первой части труда: царственный автор говорит лишь об одной главе о печенегах, тогда как речь о них шла в восьми главах (DAI. П. Р. 63). В связи с этим можно высказать несколько предположений об истории рукописи. Видимо, в момент составления (а отчасти и написания) комментируемого пассажа Константин предусматривал иное, более четкое распределение материала по главам в первой части. Данное место памятника подтверждает также идею Р. Дженкинза, что существующие ныне титулы глав первой части (как и всех глав труда) уже имелись в виде названий разрозненных заметок и материалов, когда Константин приступил к работе нал ними, а не были поздними маргинальными пометами на рукописи, впоследствии перенесенными в текст каким-то ее переписчиком; подтверждает этот пассаж и вывод о том что основное содержание гл. 13 осталось не озаглавленным именно потому, что часть главы (13.12-200) была целиком написана Константином: никто не предоставлял ему Здесь озаглавленных заметок, а император не счел нужным давать разделу особое наименование (DAI. II. Р. 8). Можно предположить также, что заголовки черновых материалов (они-то и сохранились) — не результат творчества собирателей материала и составителей справок, а запись сюжетов, продиктованных Константином как задание, о чем писать еще в самом начале работы над трактатом.
Дженкинз полагает, что пассаж 13.3-8 должен был составить, по мысли Константина, начало главы о «турках» (DAI. II. Р. 8, 63). Нам это кажется маловероятным. Мы представляем себе работу над разделом о «турках» иначе. Скорее всего, сбор материала вели несколько человек. Справка о соседних с «турками» народах, составленная одним из исполнителей, была отвергнута другим, собравшим значительный материал для гл. 40 и в том числе по тому же вопросу — о соседях «турок» (DAI. 40.41-44). Отрывок 13. 3-18 оказался, таким образом, своего рода «дубликатом», которым Константин и распорядился по-своему, не слишком занимаясь поисками более стройной композиции.
Основное содержание гл. 13 представляет собой заключение к первой части труда, излагающее главные принципы имперской дипломатии, которым надлежит неукоснительно следовать в отношениях с «северными варварами». То, что в этом заключении речь идет лишь о них, недвусмысленно подчеркнуто дважды (см.: 13.14-15 и 13.24-25), поэтому нет необходимости специально доказывать, что Константин не имеет в виду ни сарацинов, ни западные народы (DAI. II. Р. 63). Интереснее другое: о ком из этих «северных варваров» (печенегов, венгров, русских, болгар, сербов, узов, хазар) Константин ведет здесь речь прежде всего. По-видимому, следует сразу же исключить все кочевые народы (печенегов, узов, а также венгров, которых византийцы также считали номадами). Вряд ли имеет в виду Константин и сербов и болгар: они — христиане (а не «нечестивцы», о которых тут говорится), да и осведомлены о значении регалий императорской власти (рекомендации же Константина, как будет видно далее, рассчитаны на полное неведение «варваров» в этом вопросе). Мы полагаем поэтому, что в гл. 13 имеются в виду в первую очередь росы и хазары. (Правда, в «Жизнеописании Василия», своего деда, Константин говорит о крещении росов еще в 60-х годах IX в. Вероятно, однако, император знал, что этот акт не имел серьезных последствий: ни в трактате «Об управлении империей», ни в сочинении «О церемониях» нет и намека на то, что князья росов или их подданные были христианами. Стремясь основывать свои доверительные рекомендации на реальных фактах, Константин здесь, по нашему мнению, причислил росов к «нечестивым» северным народам.) При этом возможно, что, говоря о трех видах «неуместных домогательств» «варваров», Константин в каждом случае подразумевает прежде всего какой-либо один из названных им народов (например, требование передать «варварам» «жидкий огонь», употреблявшийся обычно в морском бою, могли, скорее всего, предъявлять росы, а не хазары).
Дженкинз считает весь «дипломатический раздел» наиболее поздней частью труда, датируя ее 952 г. (DAI. II. Р. 7-8, 63). Очевидно, что часть гл. 13, заключающая «дипломатическое поучение» как обобщение всей первой части, написана позже глав 1-12. Но датировка ее 952 г. опирается лишь на гипотезу о завершении в этом году всего труда как подарка сыну Константина Роману ко дню его 14-летия (см. Предисловие). Такая датировка возможна, но она не доказана. Ясно одно: Константин опирался на свой личный опыт автократора, каковой он мог накопить лишь после низложения сыновей Романа I 27 января 945 г., а на приобретение этого опыта потребовался, разумеется не один год. Другое важное обстоятельство: здесь Константин, судя по контексту, относит венгров к языческим народам, тогда как известно, что около середины Х в. (в 948 г.) вожди венгров Булчу (Вулцус) и Дьюла приняли — при участии самого Константина — христианство в Константинополе (см. коммент. 1 к гл. 3). Следовательно, 948 г. может действительно рассматриваться как terminus ante quern написания гл. 13, а саму ее, может быть, следует датировать концом 40-х — началом 50-х годов Х в. 1. Отрывок о соседях «турок» до сих пор остается предметом споров. Местоположение каждого из соседних с венграми народов у Константина представляется мало соответствующим известным историческим фактам: если вопрос о «Франгии» и хорватах еше может найти сколько-нибудь удовлетворительное решение, то отнесение Великой Моравии к южным соседям венгров, а печенегов — к северным труднообъяснимо. Мало того, во время написания трактата Великой Моравии вообще уже не существовало: как сказано тут же в тексте несколькими строками ниже, это государство было разгромлено венграми.
Д. Моравчик полагает, что малокомпетентный автор данного фрагмента перепутал местоположение Великой Моравии с областью расселения южных мораван. Более убедительной представляется гипотеза Дженкинза. Он считает, что комментируемый оттрывок был испорчен позднейшими переписчиками: была пропущена строка между артиклем? и словом ???, которая могла иметь примерно такой вид: *Хроватиа. ???, т.е. испорченное место должно было звучать: «а с южной — Хорватия. Местность же эта была некогда Великой Моравией...» и т.д. В обоснование такой точки зрения Дженкинз указывает на гл. 40.41-44, где четко южными соседями «турок» объявлены хорваты. uh разделяет давно высказанное мнение, что комментируемый здесь текст был основан на информации именно данного места гл. 40 (DAI. II. Р. 7). 2. Буквально: «с более западной стороны» — Франгия, а «с более северной» — печенеги. Д. Моравчик разделяет мнение Г. Манойловича (Studije. Knj. 187. S. 116), что прилагательные в сравнительной степени *дутикотерон и *бореиорин следует понимать как «юго-запад» и «северо-восток» (DAI. II. Р. 62). Но это, как мы увидим далее (см. коммент. 3-5 к гл. 13), не устраняет всех затруднений.
3. «Франгию» или «Франгии» Константин упоминает еще 17 раз. Он знает, что бывшая империя Карла Великого уже не составляет политического единства (см. подробнее коммент. 5 к гл. 26). Особо подчеркивает он также, что «Франгия», в которой правит Оттон I, — это, в сущности, «Саксия» (см.: 30.74 и коммент. 16 к гл. 30). Лиудпранд Кремонский писал, что под «франками» византийцы понимали «как латинян, так и немцев» (Liutpr. Legatio, 33). Однако было бы неосторожным усматривать в употреблении терминов «Франгия» и «франки» одинаковые закономерности, так как здесь иногда наблюдались существенные различия (ср.: Советы и рассказы. С. 584-585). В комментируемом пассаже во «Франгии» следует видеть, по нашему мнению, Восточно-франкское королевство, с которым венгры пришли в прямое соприкосновение с момента своего поселения на Панноиской равнине (История Венгрии. М., 1971. Т. I. С. 104-105). В таком случае слово ??? отнюдь не обязательно понимать как «юго-запад»: владения этого королевства лежали прямо на западе и даже на северо-западе OT венгров. В гл. 40 (40.43) параллелизм выражения *дутикотерон — *бореиорин отсутствует: о франках сказано, что они соседи «турок» ???, о печенегах же — что они соседи венгров *прос де то бореион, т.е. прямо «на севере» (ср. употребление слов *дутикотерон и *бореиорин в 37.41-42). (Г.Л.)
Сведения о франках как западных соседях мадьяр могли содержаться в информации мадьяр, хотя сам этникон «франки» мадьярам в середине Х в. был незнаком. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что для обозначения франков мадьяры эаимствовали их южнославянское обозначение «влах» («власи») — мадьярское «олас»: именно хорваты, говорившие на кайкавском и чакавском диалектах, и словенцы называли франков «власи» (Kniesza I. A magyar nyelv. 360. 1.). (В.Ш.)
4. Таким образом, как северных соседей венгров Константин трижды вполне определенно указывает печенегов (ср. точно так же в 40.43). Однако это представляется сомнительным более что здесь нет оешительно никаких сведений о восточных соседях венгров, тогда как в гл. 40 этими соседями объявлены болгары, что, видимо и соответствует действительности (см.: 5.8 и коммент. 4 к гл. 5). Во всяком случае наука не располагает данными о каких-либо поселениях печенегов в конце IX-X в к северу от венгров или даже о печенежских набегах на Паннонскую равнину через Северные Карпаты или в обход северных отрогов Карпат (Diaconii P. Les Petchenegues. Р. 13-21) Мало того, нет сведений и о том, что печенеги после ухода венгров в Паннонию вообще где бы то ни было с ними соседствовали.
В связи со всем этим можно, на наш взгляд, высказать два предположения. 1. Эта часть информации о печенегах как соседях венгров восходит ко времени, когда венгры еще имели свой стан в Восточном Прикарпатье, т.е. до их ухода через Карпаты в Панионию. Такая точка зрения уже высказывалась в литературе (DAI. II. Р. 62). 2. Константин (или его соавтор), возможно, действительно полагает, что владения печенегов достигали северных границ мест расселения венгров. В самом деле, он указывает, что западные соседи венгров — франки, южные -предположим, хорваты, восточные (согласно гл. 40) — болгары. Но он же неоднократно и настойчиво подчеркивает что венгров можно держать вдали от границ империи именно с помощью печенегов (см.: 3.4-5; 4.3-5; 4.9-11; 8.13-33 etc.). И, говоря о соседях «турок» (должны же печенеги быть соседями венгров, чтобы нападать на них и держать их в страхе), автор отвел печенегам единственное остающееся «не занятым» на границе с Венгрией место — «север»: видимо, район, прилегающий к северным отрогам Карпат. не исключено, однако, еще одно толкование: Константин знал от печенегов, что они способны совершить на венгров нападение (пройти на Паннонекую равнину по северному берегу Дуная печенеги могли, как ранее — и гунны, и авары), но в его представлении для этого печенеги должны были быть соседями венгров. А раз так, то он и «искал» сопредельный район между теми и другими. Напомним, что и посол империи в Паннонию, к венграм, клирик Гавриил (см. гл. 8) считал возможным нападение венгров на печенегов. Следовательно, и последние могли нападать на первых. (Г.Л.) Имеется и еще одно объяснение: печенегов как своих северных соседей воспринимали сами мадьяры, поскольку для их обыденного сознания было характерно смещение частей света; информация же о мадьярах, переданная в трактате Константина, исходила от них самих. (В. Ш.)
5. Государство западных славян в бассейне Среднего Дуная, возникшее в конце viii начале IX в. и достигшее расцвета в 60-80-х годах IX в. Определение «Великая» в источниках, современных ей, не встречается. О гибели Великоморавской державы в начале Х в. см. подробнее: DAI. 41 и коммент. 3-4 к гл. 41; DAI. 38 и коммент. 23 к г.38.
Жители Великой Моравии едва ли могли быть соседями венгров с юга. Принимая версию Р. Дженкинэа о пропуске строки в этом месте (см. коммент. 1 к гл. 13), мы считаем, что и Константин видел в южных соседях венгров именно хорватов — обитателей Хорватского королевства; это подтверждает текст гл. 40, о котором уже говорилось выше. (Г.Л.)
Особенно важно сходство локализаций Великой Моравии в гл. 13 и 40, где она помещена западнее «Сермия» на Саве (совр. Сремска Митровица), т.е. также южнее областей первоначального расселения венгров в междуречье Дуная и Тисы и в Задунавье (южнее Дравы). По всей видимости, указанные сходные локализации содержались в известиях, полученных от различных представителей мадьяр и в разное время (в 927-934 гг. от посла Гавриила и ок. 948 г. при дворе в Константинополе от венгерских вождей). Это говорит об относительной устойчивости обыденных воззрений мадьяр, полагавших, очевидно, что уничтоженная ими Великая Моравия располагалась южнее мест их обитания. А о том, где они находились в Среднем Подунавье, говорят данные археологии: из 350 мадьярских могильников и отдельных погребений конца IX — первой половины Х в. лишь 68 находятся в Задунавье, остальные — восточнее Дуная, В свою очередь 58 памятников Задунавья расположены относительно компактно в его северной и северо-восточной части — севернее озера Балатон и правого притока Дуная реки Шио (Erdelyi I. Zur Frage der ethnischen Grenzen des landnehmenden Ungarntums // Mitteilungen des Archaologischen Instituts der Ungarischen Akademie der Wissenschaften. 1977. Bd. 6. S. 77, карта). Таким образом, если учитывать только места обитания мадьяр в конце IX — начале Х в. в Залунавье, то южнее этих мест оказываются расположенными значительные пространства Задунавья, не говоря уже о междуречье Дравы и Савы. У мадьяр могло возникнуть впечатление о былой принадлежности этих территорий южнее Балатона и реки Шио Великоморавской державе: как свидетельствуют западные латиноязычные памятники (MMFH. I. Р. 74, 96, 113-116; 119; III. P. 319), в 892- 893 гг. и в первой половине 900 г. великоморавский князь контролировал территорию Задунавья фактически до Дравы, т.е. владел землями южнее тех районов северного и северо-восточного Задунавья, которые в первой половине Х в. стали местом обитания мадьяр. 0 временном господстве князей Великой Моравии в южном Задунавье могли знать предводители мадьяр, которые в 895-898 гг. были заняты освоением земель Среднего Подунавья, расположенных восточнее Дуная. Весной 899 г. предводители мадьяр установили мирные и даже союзнические отношения с восточнофранкским королем Ариульфом, который направил пятитысячный отряд мадьяр в Италию. Из союзников великоморавских князей мадьяры превратились в врагов. Возвращался отряд мадьяр из Италии через южное Задунавье после июня 900 г., когда мадьяры опустошили «большую часть Паннонии» (MMFH. I. Р. 127). Это не коснулось, естественно севера и северо-востока Задунавья, где поселилась с весны 899 г. по лето 900 г. та часть мадьярской этносоциальной общности, которая не осталась восточнее Дуная. Тогда началось освоение мадьярами районов, лежащих севернее областей, попадавших временами под контроль великоморавских князей. Возвратившийся из Италии в южное Задунавье отряд мадьяр столкнулся здесь с отрядами великоморавского князя, который рассматривал мадьяр как союзников Арнульфа и, следовательно, как своих врагов. Мадьярское предание сохранило память об этом столкновении с мораванами в Паннонии (SRA. I. Р. 164, 281). Отсюда и информация Константина, полученная от венгров, о Великой Моравии как их южной соседке. (В. III.)
6. Речь идет о князе Святополке, наиболее выдающемся из правителей Великоморавского государства (871-894).
7. Об истории утверждения «турок» — венгров на Паннонской равнине и об их столкновениях с Великой Моравией см. подробнее: DA1. 38, 40 и коммент. к этим главам. 8. В исправном протографе сочинения южными соседями венгров были названы, скорее всего, хорваты, причем обитатели именно Хорватского королевства. Д. Моравчик, игнорируя вопрос о реальных южных соседях венгров, полагает, что хорваты, которые «соседят с турками у гор», являются не южными, а «северными (т.е., как видно, „белыми“) хорватами», действительно жившими в то время к северу от Паннонской равнины. Ученый ссылается при этом на труды Г. Фехера и Ф. Дворника (DA1. II. P. 6З). Нам не представляется убедительной такая точка зрения. Во-первых, она нахо-дится в противоречии с данными гл. 40. 44, где хорваты названы южными соседями венгров. Во-вторых, Моравчик никак не объясняет, почему, по его мнению, Константин дважды говорит о соседях «с севера» (о печенегах, а затем о хорватах). Не исключено, что в данном случае под хорватами Константин понимает население Чешского княжества, не зная этнического наименования его подданных (а поэтому и именуя их «хорватами») (?). См. об этом коммент. 14-15 к гл. 30. (Г.Л.)
Контакты мадьяр с жителями приморской Хорватии (от побережья Адриатического моря до гор Капелла и от полуострова Истрия до города Сплита) к середине Х в. несомненны (Melicfi J. A honfoglalaskori Magyarorszag). (В.Ш.)
9. О печенегах и их отношениях с венграми см.: DAI. I-8, 37 и коммент. к этим главам.
10. Здесь начинается не озаглавленное Константином его заключение к «дипломатиче-кому» разделу. О стиле и идеях, вступления к пассажу-заключению см. коммент. к Предисловию.
11. Почти в тех же выражениях о «жадности» скифов (т.е. росов) к деньгам говорит и младший современник Константина Лев Диакон (Leon. Diac. Hist. P. 77.4-10). Впрочем это утверждение вполне традиционно для византийской историографии, по крайней мере с V-VI вв.
12. Константин имеет в виду разного рода (чаще всего военные) услуги, оказываемые Византии «северными народами», которые, как говорит император, требовали взамен непомерно высокой платы (ср. гл. 7).
13. Принимаем конъектуру Д. Моравчика: ??? вместо ??? рукописи. 14. Важное указание на личный опыт дипломатической деятельности, который Константин VIII практически мог накопить лишь в годы самостоятельного правления, начиная с 27 января 945 г.
15.Уже эта фраза свидетельствует о чисто «дипломатическом» ответе на домогательства «варваров», который отнюдь не обязательно должен основываться на аргументах соответствующих истинному положению дел. Р. Дженкинз полагает, что император сознательно рекомендует сыну во всех трех случаях, когда правители «северных народов» потребуют от империи для себя каких-либо вещественных инсигний импеператорской власти, «греческого огня» или вступления в родство с правящей династиеЙ, обосновывать отказ им заведомо фиктивными ссылками на якобы непреложные нормы сакрального права и заветы Константина Великого (DAI. II. Р. 63).
16. См. об этом гл. 10 и 11 и коммент. к ним.
17. См. об этом гл. 7, 8.
18. О росах см. гл. 2, 4, 8 и особенно 9 и коммент. к ней. Заметим, однако, что поскольку Комментируемый пассаж написан самим Константином в конце 40-х — начале 50-х годов Х в. и поскольку император излагает здесь собственный дипломатический опыт, постольку трудно допустить, что автор имеет в виду результаты встреч с русскими послами в Константинополе при заключении договора Игоря с греками: договор был заключен, как ясно сказано в самом этом документе, «в 6453 г.», в правление Романа I, Константина и Стефана, т.е. до 15 декабря 944 г. (даты низвержения Романа I) Тогда Константин VII не обладал еще никакой реальной властью и не мог принимать деятельного и ответственного участия в переговорах с русскими (см.: ПВЛ. Ч. 1. С. 33), хотя и мог при этом присутствовать (он подписал договор вслед за Романом I, третьей была подпись Стефана, сына Романа). Упоминая здесь росов, Константин имеет в виду собственный опыт общения с ними, накопленный с января 945 г. до начала 50-х годов, в частности опыт дипломатических сношений и личной встречи с княгиней Ольгой, если принимать в расчет отстаиваемую нами новую датировку ее поездки в Констатинополь: не 957, а 946 г. (см.: Литаврин Г.Г. Состав посольства Ольги в Константинополь и «дары» императора // Византийские очерки. М., 1982. С. 71-92; Он же. Руссковизантийские связи. С. 41-52).
19. «Скифскими» народами византийские авторы Х в. называли зачастую болгар, русских, венгров, печенегов. Поскольку Константин особо выделил здесь росов, венгров и хазар, то под «иными северными и скифскими» народами могут подразумеваться печенеги и узы (см.: Литаврин Г.Г. Некоторые особенности. С. 211 и след.; ср. гл. 43).
20. Императорские одежды (не говоря уже о таких регалиях власти, как венец, скипетр и пр.) имели сакральное значение, в том числе их форма, материал и цвет. Taк, употреблять ткани цвета пурпура как раз во время правления императоров Македонской династии под страхом смертной казни было запрещено всем подданным императора, светским и духовным; ткани этого цвета запрещено было продавать иностранцам и вывозить за границу (см.: Византийская книга эпарха. VIII. N 1. С. 81 и коммент. на с. 183 и след). Лишение императора пурпурных одеяний означало отстранение его от власти, а облачение в них (например, узурпатора) указывало на фактическое обладание высшей властью или о претензиях на трон. Однако значительная часть нормативного императорского гардероба конституировалась еще в дохристианскую эпоху и имела отчасти персидское происхождение, так что дальнейшие ссылки Констаятива VII не на традицию и обычай, а на «божественное» происхождение одеяний — сознательная дипломатическая фикция (DAI. II, Р. 63-64). Отмечая, что претензии «варварских» правителей северных стран на одеяния и инсигний императорской власти носили престижный характер, Р. Дженкинз полагает, однако, что Константин VII прибегает к столь примитивной и, по существу, весьма не точной аргументации («божественное происхождение», запрет Константина Великого) именно потому, что «варварам» были непонятны тонкости сложной и древней византийской доктрины императорской власти (DAI. II. Р. 64). Но здесь уместно одно уточнение: аргументация Константина действительно примитивна, но что касается «варваров», то они, по нашему мнению, потому и предъявляли свои притязания на знаки имперского достоинства, что прекрасно понимали их значение, т.е. сознательно претендовали на уравнение их статуса при общении с византийским императором. По свидетельству Скилицы (Scyl. P. 237), венгерский вождь Булчу (Вулосудис) удостоился титула патрикия (см. о нем коммент. 17 к гл. 25). Следовательно, он получил и полагавшиеся носителю этого титула знаки отличия и одеяния. В таких случаях чужеземные архонты были осведомлены и о правах и значении указанного титула, как и о том, что хотя это титул первого класса, но лишь 7-й по разряду и что его носили многие византийские вельможи. Вполне вероятно поэтому, что архонты, сознавая свое положение государей, а не просто знатных лиц, могли предъявить тут же, в Константинополе, притязания на знаки царского достоинства, а не достоинства придворного вельможи империи.
21. Обычное при византийском дворе того времени обобщенное и обыденное наименование императорской короны — термин, не имеющий технически точного значения. По мнению Р- Дженкинза, фраза «венцы у вас называются камелавкиями» написана Константином — во избежание неясности или недоразумения — скорее для византийцев (для сына), чем для «варваров», поскольку «варвары» именовали просимую ими корону не «камелавкией», а «стеммой», хотя имели при этом в виду именно ту «камелавкию», которую тогда носил император (DAI. II. Р. 64-65; Piltz E. Kamelaukion et mitra Insignes byzantins imperiaux et ecclesiastiques. Uppsala, 1977. P. 99 sq.).
22. Вновь сознательная фальсификация, так как и одежды, и регалии императора как предметы имели наследственного характера и не передавались от императора-предшественника к его преемнику: они и подновлялись, и целиком заменялись трудом ремесленников императорских мастерских.
23. Император Константин I Великий (324-337) принял крещение только перед смертью, так что говоря о его воцарении по воле божьей, Константин VII следует позднейшей христианской традиции, а не историческим фактам. Около середины VIII в. в византийской официальной доктрине Константин Великий стал непревзойденным образцом повелителя империи, «идеальным государем», основателем Нового Рима и самой христианской державы (см.: Чичуров И.С. Место «Хронографии» Феофана в ранневизантийской историографической традиции (IV — нач. IX в.) // Древнейшие государства на территории СССР, 1981 г. М., 1983. С. 64-138; Он же. Традиция. С. 95-100; Он же. Теория и практика византийской императорской пропаганды (поучение Василия 1 и эпитафия Льва VI) // ВВ. 1988. Т. 49). Эта идея имела в то время господствующий характер в византийском обществе; какие-либо «заветы» и установления, приписываемые Константину, трактовались как имеющие непререкаемый авторитет. Эта идея прокламировалась и пропагандировалась византийцами и среди «варваров». Поэтому ссылки Константина VII на «заветы» Константина Великого — обычный для византийской литературы метод аргументации (по сути дела фиктивной) как наиболее верное средсто для обоснования отказа правителям «варварских» народов в их домогательствах.
24. имеется в виду св. София в Константинополе. Лишь незначительная часть императорсих инсигний и одеяний хранилась в этом храме, в основном же — в царском вестиарии (гардеробе) и хитоне (царской сокровищнице), а также тронном зале — Хрисотриклинии Большого императорского дворца. Регалии власти и парадное облачение использовались императором не только по церковным праздникам, но и в праздники светского характера и при торжественных приемах. Патриарх при этом не выбирал для императора того, что было положено для случая. Выбор регалий и одеяний и самый ритуал облачения были зафиксированы в специальных церемониальных правилах этикета, систематизированных почти одновременно с написанием труда «Об управлении империей» в царском обряднике — «О церемониях византийского двора» (Const. Porph. De cerem. I, 35) (DAI. II. P. 65-66).
25. греч. ??? означает «прислужник» и даже «раб». Константин сознательно использует этот термин, чтобы усилить свою аргументацию: он абсолютно не волен нарушить издревле сведенный священный порядок.
26. Престол (алтарь) св. Софии, стоявший в храме при Константине VII, был сооружен во времена Юстиниана I, в период между освящением св. Софии и смертью этого императора, в 536-565 гг. т.е. никак не был связан с Константином I. Данных о том, что на этот престол была перенесена какая-либо надпись, дошедшая от времени Константина Великого, нет. Сохранившиеся же свидетельства о надписи на алтаре св. Софии не имеют никакого отношения к трактуемому сюжету (см.: DAI. II. Р. 66).
27. Сознательное преувеличение роли имперского синода (совета архиереев при константинопольском патриархе) и синклита (совета высшей знати при императоре) все с той же целью — внушить «варварам», что император бессилен нарушить священные установления
28. имеется ввиду император Лев IV, по прозвищу Хазарин (775-780). Прозвище это он получил не потому, что женился на хазарке, а потому, что являлся сыном хазарки, на которой был женат его отец Константин V (741-775). Но и Константин V женился на дочери хазарского хагана по повелению отца — Льва III Исавра (717-741), еще будучи наследником престола, при заключении договора с Хазарским хаганатом в 732 г. Иначе говоря, Константин VII ошибается, и на этот раз его ошибка — не преднамеренный обман: это попросту недостаточная ос