Интерес к Ницше является сейчас очень большим – намного большим, чем при его жизни и, наверное, даже после Второй Мировой Войны, когда на его философию легла тень вдохновителя фашизма и нацизма. Само его позиционирование себя как философа «послезавтра» заставляет сейчас обращать на него не меньшее внимание, чем в начале XX века, когда его философия была только открыта массовым читателем и превратилась в массовый философский бестселлер. Нельзя сказать, чтобы Ницше сам обрадовался такой массовости своих книг – при том условии, что, как и каждый философ, он воспринимался как новая редакция истины, причём логично, что его, как и всякую новую философию читали буквально, пытаясь увидеть дионисийские, сверхчеловеческие силы в том общечеловеческом волнении, которое набирало силу накануне Первой Мировой Войны. В известном смысле на Ницше и его последовательный нигилизм была мода, не прошедшая после войны – что позволило фашизму и нацизму провести беспримерную операцию по аннексии его философии.

После денацификации Ницше стал достоянием не столько прикладной, сколько фундаментальной науки – но конец XX и особенно начало XXI века заставляют политических исследователей как на Западе, так и в России обращать на Ницше и его политические прогнозы пристальное внимание, несмотря на возможные споры о том, является ли его философия действенным руководством к проведению политики – успела устояться точка зрения, что, безусловно, случившаяся мода на Ницше не может перейти в действие по заветам его «большой политики», так как в ней, как и во всякой философии, слишком мало действия[1]. Тем не менее, такой взгляд оспаривается, что только подтверждает (как и прорыв нацизма) значимость Ницше и актуальность тех проблем, которые ставила его философия – а также актуальности тех направлений решения проблем, которые он сам же и указывал. В частности, это касается вопросов политического развития человечества и его перспектив.

Обзор источников

Поскольку у Ницше не было какого-то отдельного произведения, посвящённого проблеме политики, для большинства его политических интерпретаторов основной задачей как раз и становится выделение в качестве центральной исследовательской проблемы вопроса о том, как же сам Ницше понимал политику. Для того чтобы понять, чем являлась политика для Ницше, нужно ответить на несколько вопросов, неизбежно появляющихся при анализе подобной проблемы.

Во-первых, постановка проблемы требует изначально оговорить методологию, с помощью которой проблема, собственно, и исследуется. Поэтому важно понять, какую методологию предлагал или выбирал исследователь – а также то, что его не устраивало в иных методологиях. В случае с политикой это во многом означает постановку вопроса из области психологии о том, что побуждает человека к его поведению. Уже ответив на этот вопрос, исследователь получает возможность

Второй задачей является понять, что было для Ницше в иных концепциях и современных ему политических практиках неприемлемого и ошибочного, из которых, как известно, Ницше не принимал ни одной, видя практически все из них противящимися тому, что, по его мнению, означала подлинная политика.

Обозначение самих границ ницшевской теории политического – по его терминологии, «большой политики» – является уже третьим вопросом. Как и всякая теория политики, он должен включать в себя не только объяснение того, как человек поступает в политике – и какое поведение является политическим – но и предложение своего проекта идеального в политическом отношении общества и объяснения средств к его достижению.

Наконец, последним вопросом, впрямую обычно не относящимся к самому политическому либо философскому учению, является вопрос о том, как эти идеи воплощались на практике – а также о том, какие преспективы это политическое течение имеет в будущем. В данном случае нас интересует судьба учения Ницше как в тоталитарных режимах, так и в демократических – а в какой-то степени и того, какая практика его учения возможна к применению в России.

Если говорить о базе источников, то среди работ самого Ницше первоочерёдную важность для нас представляет несколько работ, среди которых нельзя не выделить «Волю к власти. Опыт переоценки всех ценностей», которую сам Ницше полагал своим главным фундаментальным трудом, и над которым работал все последние годы своей жизни. Как источник, она ценна для нас тем, что там впервые полностью проработана и завершена (пусть не в литературном, но в концептуальном смысле) ницшевская методология понимания политической реальности и критика иных методологий. Однако многие важные для понимания политического у Ницше аспекты в «Воле к власти» не отражены и неотделимы от понимания Ницше таких вопросов как иде появившего появившегося издания «оды своей жизним трудомк применению в России.а Ницше и. имамстоянием науки — мораль, культура, задачи философии как таковой. В этом смысле для нас представляют интерес несколько более ранних произведений. Это, во-первых, «К генеалогии морали. Полемическое сочинение», в котором для обозначения и объяснения повеления масс (в том числе политического поведения) был введён термин «рессентимент», обозначающий зависть слабых и подчинены индивидов к более сильным и успешным как в физическом, так и в духовном отношении. Во-торых, ценность для нас представляет его ранняя работа «Рождение трагедии из духа музыки, или Эллинство и пессимизм», где наиболее полно отражено ницшевское понимание культуры и её места в человеческой жизни (по его мнению, утраченное с появлением Сократа и его диалектики) – что важно в рамках понимания культуры как основной цели и ценности политики (как считал сам Ницше). Наконец, это «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего», в которой окончательно оформляется понимание Ницше задач философии и методологической этики философа как человека, ответственного за политическое развитие человечества.

Из исследовательской литературы, которая на данный момент издана в России, особый интерес представляет, во-первых, фундаментальная монография профессора философского факультета Санкт-Петербургского Университета Бориса Маркова «Человек, государство и Бог в философии Ницше». Во многом, это исследование ценно для нас тем, что в нём прямо была поставлена задача понять, что означал термин Ницше «большая политика» — под рассмотрение этого вопроса автор уделил сразу несколько параграфов главы «Философия Ницше и современность».

Вторым из основных исследовательских трудов, который представляет для нас особенный интерес в рамках нашей темы, мне представляется статья Николая Орбела «Esse Liber. Опыт ницшеанской апологии», в которой впервые приводится попытка реабилитации такой книги как «Воля к власти», к которой в российском философском сообществе сохраняется настороженное отношение как к фальсификации.

Методология изучения политического: Ницше против Руссо

Любая научная проблема начинается с освещения методологии, которая будет применяться при исследовании проблемы. Вопрос о методологии стоял и перед Ницше. И, надо сказать, в его текстах её рассмотрение, хотя и не дано во всех подробностях и строгой научной форме, является тщательно проработанным.

Однако прежде чем говорить о собственной методологии Ницше старательно исследует методологию предшественников и приходит к выводу, что основная парадигма политического мышления – та, в которой политики и теоретики политики мыслят в XVIII-XIX веке – в корне неверна. И первую половину своих истолкований Ницше посвящает как раз разбору методологий и критике парадигмы XVIII века.

В качестве основного объекта критики Ницше выбирает Руссо, потому что он является не просто сыном своего века, но мыслителем, доведшим прежний методологический подход к политике до окончательного превращения в теорию. А зёрна его теории, будучи брошены в землю, дали всходы в 1789-1799 годы.

В центре того, необходимо вспомнить два важнейших постулата либерализма – постулата касающихся разумности и доброты человеческой природы. Для Руссо данные принципы всегда были само собой разумеющимся, о феодальном правлении он пишет как о чём-то противоречащем принципам естественного права и «всякой доброй политики»[2]. То есть, так или иначе, Руссо верит в доброту человека и возможность его самого разумно определять свою судьбу. А если разумных людей становится много – либералы старались рассуждать логически – то и систему своих политических и иных общественных отношений они в состоянии разумно организовать, дабы быть максимально свободными и равными.

Как Ницше критиковал выводы либералов и их идеи – будет сказано ниже. Пока же для нас важным является его анализ предпосылок, в рамках которых выстраивают свою логическую структуру либералы.

По Ницше общей проблемой XVIII века и либерализма в частности стало стремление исправить человека в соответствии с собственной рационалистической утопией, к которой хотят подогнать реальное положение дел[3] – вместо того, чтобы изучать человека таким, какой он есть в реальности – как то было, например в XVII веке. Причём Ницше обвиняет XVIII в сознательном отказе от того, что наука узнала о человеке в XVII веке.

Логика, вторит Ницше консерваторам, работает не всегда. И есть вещи, которые больше отражают реально положение дел, не вписываясь ни в какую идеальную модель. Точно так же не вписывается в существующую в разуме Руссо конструкцию, из которой он и вывел позднее идею общественного договора. Однако когда идеи начали реализовывать, столкнулись как раз с тем, что люди далеко не всегда поступали так, как казалось разумным, и не вписывавшихся в логику развития революции пришлось исключать из созданного порядка путём якобинского террора.

У Ницше существует довольно сильный аргумент насчёт того, почему Руссо стал думать именно так, и почему именно такой подход к человеку был им предложен. Всё дело, говорит Ницше, в… происхождении. Руссо – сын часовщика, и одно упоминание об этом всегда сильно его задевает[4]. Ровно в этом же ключе Ницше рассматривает противостояние Руссо Вольтеру – аристократу не только по духу, но и по крови, миссионеру культуры, как определил Ницше место Вольтера в философском дискурсе XVIII века. Однако так случилось, что именно руссоистский подход к человеку победил – возможно, тут сыграло роль и то, как каждый из них относился к церкви и Богу. Вольтер всегда являлся убеждённым антиклерикалом и противником христианского понимания бога, считая, что оно рисует нам тирана, которого мы принуждены ненавидеть (притом, что сама религия должна сохраняться как средство удержания низших людей в повиновении). В отличие от него Руссо в Боге нуждается, причём именно в том Боге, каким его трактует христианство – человек и природа сотворены Богом, а, значит, потому и добрые и хорошие[5] .

Но для нас сейчас не так важно то, кому Ницше противопоставил критикуемого им Руссо. Намного важнее понять, что сам Ницше выдвигал в качестве альтернативного подхода.

Подобно Гоббсу Ницше выделяет в существующей действительности некое state of nature, описывающего те условия, в которых берёт начало политическое поведение. Ницше назвал его «европейским нигилизмом», полагая, что такое состояние надо искать в современной ему Европе.

Смысл нигилизма – в утрате ответа на вопрос «зачем?», на который ранее давался ответ христианской моральной гипотезой. Процесс этот не является результатом внезапного натиска неких внешних антихристианских сил, это закономерный итог развития человеческого представления о себе и мире, начиная, по крайней мере, с Коперника[6]. Шоком для людей (не только для церковников) стал сам факт того, что прежний центр Вселенной сдвигается на периферию сознания. Человек перестаёт видеть самого себя венцом творения, которому суждено слиться с богом. Но нигилизм – это не просто пессимистическая констатация факта, что вопрос «зачем?» остаётся без ответа. Нигилизм означает и непосредственное участие в свержении прежних ценностей, причём оно может быть пассивным – от недостатка силы, зависти, творческой импотенции – либо активным – творческим и направленным на создание новых ценностей вместо старых[7]. А раз политические решения сродни творческому, разуму как основному стимулятору политических решений в прежних теориях необходимо найти замену.

Вслед за Шопенгауэром Ницше посчитал, что мир инстинктов, мир «животного» является фактором, сильнее всего влияющим на поведение человека и те решения, которые он принимает[8]. Позаимствовав у Шопенгауэра термин «воля» для обозначения инстинктивных позывов, Ницше, однако, вступил с ним в полемику, не соглашаясь с доводом о том, что эту волю необходимо преодолеть, потому что она является явлением негативным и злым.

Ницше как раз считал (полемизируя сразу с обоими – Руссо и Шопенгауэром), что преодолевать инстинкты бессмысленно и губительно. Во многом, потому что творческая энергия человека питается как раз ими, а не разумом. Соответственно, в условиях нигилизма именно максимальное проявление инстинктов становится показателем физического и духовного здоровья, а, значит и способности осуществлять политику в дальнейшем. Степень способности каждого человека к осуществлению своих инстинктов Ницше назвал, конкретизируя Шопенгауэра, «волей к власти».

Итак, мы видим, что Ницше отверг руссоистский подход к политическому, и подверг его критике[9]. Сутью критики Руссо является то, что он, как истинный сын своего века старается не строить свою доктрину в соответствии с имеющимися знаниями о человеке, а прилаживает его к своей утопии, считая его разумным и добрым. В противовес данной доктрине Ницше выдвигает человеческие инстинкты как основной регулятив поведения человека. Таковы итоги того, как Ницше рассмотрел теоретическую сторону вопроса. О практической стороне ницшеанского исследования политики (и, в частности о критике современных Ницше политических практик) речь пойдёт в следующей главе.

Критика существующих политических практик

В предыдущей главе мы увидели то, как Ницше раскритиковал господствовавшую руссоистскую методологию изучения политики и человека как её субъекта в частности. Сутью данной главы будет критика существующих политических практик, порождённых данным методологическим подходом.

Три идеи торжествовали к моменту, когда политические мысли Ницше оформились окончательно – либерализм, социализм, национализм. Однако Ницше не нашёл ни одной из них ничего такого, что заставило бы его примкнуть к одной из них.

Любая политическая форма, рассматривавшаяся Ницше, была подвержена разгрому как проявление того, что Ницше сам назвал ressentiment[10]. Термин этот обозначает духовное истощение в сочетании с завистью, которое объединяет одновременно тех, кто находится посередине социальной пирамиды и на самом её дне. Ницше с очень большой тревогой наблюдал, как эти рессентиментные категории человечества берут верх. И проявляются, как я уже сказал, во всех господствующих идеологиях.

Если говорить о либерализме, то, наверное, закономерным будет предположить, что критика их практики напрямую сопряжена с методологией, о разгроме которой говорится выше. Основным посылом любой либеральной практики оставалось то, что человек представлялся разумным и добрым, к тому же за XIX век немалым прибавлением к этим принципам стал утилитаристский принцип того, что каждый человек стремится к счастью, следователь, необходимо дать максимальному количеству людей счастье. Либерализм становился всё более оптимистичным и всё более обращённым на сглаживание страданий у всего человечества.

Критикой подобных идей Ницше, как ни странно, серьёзнее всего занимался в своём первом труде «Рождение трагедии из духа музыки». Сама суть ницшевской философии с самого начала строилась на том, что недопустимо полное изгнание страдания из человеческого бытия.

Ницше увидел корни постепенного увядания Греции именно в этом торжестве оптимистического жизненного начала – сначала в качестве постепенного отступления трагедии и замены её комедией, а затем уже в виде победы оптимистической диалектики Сократа.

Отношение Ницше к либерализму, как мне кажется, было построено примерно по такой же логике, как и отношение к Сократу и его диалектике[11]. Я имею дерзость даже проследить некие аналогии: примерно такое же место, какое в античности занимает Сократ, в развитии либерализма занимает современный Ницше утилитаризм с его оптимистическими выводами о том, каким будет итог развития человечества. Мир полагался лишенным страдания (по крайней мере – страдания большинства добродетельных людей, поскольку и в либерализме существую свои добродетели) и потому совершенно не требующим размышлений над страданиями.

Если говорить и дальше аналогиями, то получается не менее удивительная вещь. Как вслед за торжеством античности произошло торжество христианства, так вслед за победой либерализма маячит призрак «нового христианства».

В случае современных Ницше политических доктрин таковой выступал едва обеспечивший себе место в мировом политическом дискурсе социализм. Сама логика его развития и его целей крайне напоминает ту логику, по которой развивалось христианство. Критиковавший ту окружающую обстановку, которая сложилась в мире после победы либерализма, социализм, однако, вышел из той же мыслительной парадигмы о разумности человека даже в случае, когда не полагал человека добрым. Подобно христианству и заповеди Павла «несть для Бога ни эллина, ни иудея», социализм полагает изначальное равенство людей и отсутствие у них прав на какие-либо привилегии. Равно социализм, как и христианство в начале своего пути, не признаёт никаких возможных существующих условий существования, полагая на возможность революции (если рассматривать именно марксистскую трактовку социализма), приводящей к установлению подлинно справедливого и счастливого общества[12]. Уже позднее Фридрих Август фон Хайек в своей книге «Пагубная самонадеянность», по сути, подтверждая опасения Ницше, проведёт параллель между религиями и социализмом, тем более парадоксальную, что социализм считает себя в принципе антирелигиозным[13]. Суть социализма – именно в неприкрытом выражении своего рессентимента, прямом обозначении экономического равенства как наиболее желательной формы существования[14] и отношении к уже завоёванным политическим свободам как к чему-то недостаточному и только как к средству к достижению подлинного счастья. Пускай даже сейчас счастье не достигнуто, причина этого – всего лишь в том, что ему мешают установиться некие силы (дьявольские силы, греховная натура человека, правящие классы, которым выгодно удерживать в подчинении страдающее большинство), с их же свержением всё пойдёт на лад.

Всё это было для Ницше очень похоже на те методы и ту логику мышления, которую применяли иудеи, стремясь отомстить за поражение на поле боя с помощью духовной экспансии. Важным было только найти способ подобраться к тем, кто мог бы послужить средством для победы. Поскольку в аристократии такое средство найти закономерно не удаётся, взгляд обращается в сторону рабов и иных подчиненных людей. Им невозможно прямо навязать иудаизм, не предназначенный кому-то кроме евреев, поэтому прорывным становится появление такого отрицателя Израиля как Иисус Назарей. А, как и в случае с христианством, в XIX веке рессентимент не нашёл другого выхода как прорываться с помощью движения и учения, какое отвергает сам рессентимент. В данном случае таковым стал социализм, причём социализм в его марксистской редакции, признающей и приветствующей политические свободы (в отличие от обещавшего обращаться со своими противниками «как со скотом» Сен-Симоном)[15] .

Рессентимент постепенно берёт власть в условиях развивающегося оптимистического взгляда на мир, вдохновлённого утилитаризмом. И на моменте, когда сильные мира принимают его идеи дабы удержать своё господство над своими рабами, происходит, собственно, крушение прежней культуры. Подобное было с античностью, когда христианизировавшийся Рим пал, не найдя силы сопротивляться варварам с севера и востока. Подобное грозило, по ожиданиям Ницше современному ему миру. Прежде всего – Германии и национализму дома Гогенцоллернов.

Последняя запись Ницше перед его шагом в безумие стало «Уничтожив тебя, Гогенцоллерн, я уничтожу ложь». Эти слова были недвусмысленно обращены к уже вступившему на престол Вильгельму II Неистовому, самому агрессивному и амбициозному из кайзеров.

Ницше не дожил до того, как новый кайзер удалил от двора Бисмарка, не желая делиться с ним властью. Вильгельм отказался продлевать закон о запрете социалистических партий и стал с ними откровенно заигрывать[16]. Но и оценка Ницше политики Бисмарка была крайне нелестной, хотя к личности железного канцлера он относился двояко. С одной стороны – Ницше в «Воле к власти» отвёл ему место среди примеров сильного немецкого типа, жёстких, волевых фигур[17] (хотя и годных больше для описания типа политика-«лисы» у Макиавелли). И одновременно в последних записях он иронически намекал, что «нашего-то консорта там [в Вене и Петербурге] знают как парвеню, из уст которого до сих пор не вылетело ни одного удачного слова даже по недосмотру»[18].

Можно, конечно, много говорить, что Ницше уже был на подступах к безумию. Но не стоит, по моему мнению, отрицать и того, что он видел буквально на своих глазах то самое «вечное возвращение» и повторение истории, о котором он писал. Иначе как стремлением взять в свои руки новое христианство (то есть социализм) в условиях новой сократовской оптимистической диалектики (в роли которой выступали либеральная парадигма мышления и методология подхода к человеку) Ницше не мог объяснить складывавшуюся вокруг него политическую обстановку (и это несмотря на то, что последние годы своей жизни он намного чаще проводил в Италии).

В русском языке есть поговорка о том, что соседская жена всегда красивее. Примерно так же Ницше трактовал тот национализм, который стал главным политическим курсом при Гогенцоллернах. Это был откровенно рессентиментный, завистливый национализм, требовавший себе колоний и новых территорий – особенно на Востоке, где жили славяне, занимавшие немецкое «жизненное пространство». Позднее именно этот же рессентимент (который, впрочем, был столь же характерен и для Франции, и для Турции и для иных европейских держав) взорвётся в июле 1914 года и приведёт к мировой войне.

Итак, современная Ницше политическая ситуация была им подвержена активной критике по принципу «вечного возвращения» — победа оптимистических настроений, появление «религии рабов», подчинение этой религии расы господ. Признавая такой порядок как закономерный и повторяющийся, Ницше, однако, полагал, что такое состояние политики губительно, и его вредное воздействие каждый раз по времени приходит чаще – если от Сократа до победы христианства в Западной Европе прошло (учитывая последние очаги сопротивления язычества на острове Рюген) больше полутора тысяч лет, то от победы методологии Руссо до Первой Мировой Войны – полтора столетия. Поэтому для Ницше очевидной становилась необходимость разработать политический дискурс, более способствующий порядку в мире и предотвращению катастроф подобных крушению Рима (или второго Рейха). В чём состояла эта система, мы посмотрим в следующей главе.

«Большая политика»: чистый Ницше как теоретик политического

Если нашей задачей в предыдущих главах было осветить критическую сторону политического учения Ницше, то теперь нашей задачей будет понять, что же сам Ницше понимал под теорией настоящей, «большой» политики. Сюда нам имеет смысл отнести не только определение того, какую сферу человеческой деятельности охватывает политика, но и описание идеального общества по Ницше, и вопрос о месте морали в политике. Также, отдельным вопросом хотелось бы рассмотреть в контексте этого проблему о будущем государства (и национального государства в частности), отношение к которому у Ницше не было однозначным.

В первую очередь, говоря о теории политики, нас интересует вопрос о том какую человеческую деятельность считать политической. Закономерно, что в политике человек точно так же реализует свою «волю к власти», однако просто говорить о подобном не имеет смысла в силу того, что понятие «реализация «воли к власти»» слишком широко. Для нас важно очертить чёткие границы того, что составляет непосредственно политический смысл этой реализации.

Следует оговорить, что в моём понимании политический смысл «воли к власти» стоит толковать как волю к «господству» в том смысле, который дал этому термину Макс Вебер. Как мы помним, «господство» по Веберу означает то, что навязываемая кем-то воля принимается как максима собственного поведения в силу того, что у навязывающего свою волю есть право так поступать[19]. Если допустить трактовку понятия «воли к власти» в политическом смысле как стремления именно к такому господству, то наше исследовательское поле сужается, и мы получаем два основных вида деятельности, которые тесно связаны с господством – управление и принятие решений.Собственно, искусством принятия решений и управления и являлась для Ницше «большая политика»[20].

В первой главе мы уже говорили, что позитивным нигилизмом будет нигилизм творческий, стремящийся не просто свергать старые ценности, но устанавливать при этом новые. Рискну предположить, что Ницше примерно так и представлял себе тех, кто должен быть подлинным «большим политиком» – как людей, занятых созданием новых ценностей, а потому направляющих весь свой управленческо-децизионистский талант на службу этой цели.

Закономерно, что далеко не каждый, кто умеет управлять либо принимать решения может быть отнесён к категории «больших политиков». В описаниях Ницше довольно чётко обозначал, что для него намного более интересным и ценным будет тип политика-«льва», если применять терминологию Макиавелли. Та теория политики, которую расписывает Ницше, больше следует правилу, что «войны нельзя избежать, можно лишь оттянуть её – к выгоде противника»[21], поскольку политический деятель Ницше не обязан принимать популярных решений, скорее наоборот – его как человека творческого менее всего волнует оценка его деятельности. Он действует, руководствуясь далеко не близкими целями (ценности не появляются и не уничтожаются быстро, на разгром прежних античных ценностей ушло полторы тысячи лет[22] ).

В этом смысле Ницше поступает очень интересно с политическим учением Макиавелли, у которого Ницше явно приветствует многие методы управления и принятия решений – причинения зла по необходимости и добра по возможности. Другое дело то, для чего они могут применяться.

Для Макиавелли совершенно очевидным было то, что государь дожжен удерживать власть и, так или иначе, захватывать новые территории, дабы упрочить свою власть и постепенно её расширять. Нетрудно предположить, что государь предстаёт человеком, во-первых, чувствующим стремление к собственности ради собственности («люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества»), и, во-вторых, озабоченным своей популярностью.Как мы помним, Ницше выступал резко против таких целей, являющихся, по его мнению, откровенным рессентиментом, который поразил сословие государей и воинов, когда мораль рабов была ими взята в качестве средства господства над ними (рабы стремятся к собственности своих хозяев ради неё самой). «Большой Политик» (которого Ницше представлял альтернативой, если не антиподом «государю»), как уже сказано, озабочен скорее строительством иной системы ценностей как творческой самореализацией[23]. Поэтому его решения могут быть непопулярны или даже оборачиваться в краткосрочной перспективе очень большими потерями (неважно – людскими, материальными, финансовыми, территориальными). Возможно, поэтому Ницше явно отдавал предпочтение типу «государя-льва» в противовес «государю-лисе». Хотя, надо признать, «государь-лиса» не был у Ницше полным аутсайдером в поле «большой политики», поскольку, опять-таки, зависит от целей. Перед Ницше был пример Гая Юлия Цезаря, скорее «лисы», чем «льва» и именно хитростью и умением лавировать между конфликтующими сторонами. Однако мы не имеем права однозначно относиться к личности Цезаря, поскольку переход Рубикона Ницше явно трактовался бы как поступок «льва»[24]. В любом случае, поведение Цезаря немало содержало в себе «лисьего» и построенного на хитрости. Другое дело, что Ницше усматривал в его поведении стратегический замысел величия Рима, нежели некие рессентиментные сиюминутные интересы.Такова точка зрения Ницше на то, какой должна быть личность политика. Но человек не находится в вакууме и во многом его поведение определяется тем, в каком обществе он находится и какого он стремится достичь. По сути, любая политическая мысль как раз и занимается описанием того, как в реальности действует индивид, какая реальность его окружает и какой реальности он стремиться достичь. Был подобный вариант идеального общества освещён и Ницше.Сомнительно, что буквальное прочтение этого варианта привело бы к его одобрению, поскольку в упрощённом и буквальном смысле общество это может быть описано известной фразой Е.Л.Шварца «Тень, знай своё место». Ницше считал своим долгом напомнить о необходимости восстановления чёткой иерархии рангов и аристократического правления, схожего с проектом Платона, где существует чёткая градация в виде философов (добавление Ницше – гениев и творцов) во главе общества (и являющихся теми самыми «большими политиками», которые призваны творить новые ценности), воинского сословия как его защитников и прочих людей как основного источника материального существования всего общества. Для Ницше в этом смысле близки к идеалу были аристократические общества Древней Греции (вроде Афин VI века), созданной Александром эллинистической Ойкумены, имперского Рима, в какой-то степени империй Византии и России. Не без интереса он смотрел и на общество Средневековья с его относительно чётким сословным делением.Однако всесилие главенствующей аристократии слишком опасно понимать буквально, равно как и антидемократический и антисоциалистический пафос Ницше, ибо мы рискуем прийти к тому, что только избранные «сверхчеловеки»[25] имеют право на реализацию «воли к власти», в силу каких-то биологических либо наследственных причин. Но это означало бы давление на человека и всевластие, ничуть не менее рессентиментное, чем стремление социалистов и либералов к нивелированию социальных границ. Потому что в таком случае власть становится точно такой же собственностью ради собственности, которую боятся потерять – с одной стороны, и которую желают отнять – с другой.В этом смысле интересным будет эссе философа Мишеля Лакруа[26], в котором Ницше призывает задавшегося вопросом о потере вкуса к жизни автора наполнить жизнь энергией и до конца следовать своему призванию.Я рискну предположить, что такую максиму поведения Ницше предполагал для всякого человека вне зависимости от его ранга в иерархии. Человек, с полной самоотдачей занимающийся своим делом, будь то ремесло гарсона или же полководца, и был для Ницше примером человека, занятого максимальной реализацией своей «воли к власти»[27]. Соответственно, в политике подобное поведение означает реализацию собственной воли к господству – ровно в том смысле, что каждый является вовлечённым в политику и имеет право влиять на неё и задавать правила игры. Человек, отказывающийся от участия в политике, тем самым, открывает шанс как собственным, так и чужим рессентиментным движениям души, поскольку другие получают право использовать отданную им чужую власть как собственность всё так же ради собственности. Так что в этом смысле Ницше можно назвать человеком, не чуждым некоторым идеям демократии (в том числе и в том, как её понимал Руссо) – многие исследователи отмечают, что Ницше был знаком с трудами Токвиля, так же немало говорившего критического в адрес демократии как власти посредственностей, но понимавшего неизбежность её наступления[28].Ницше это тоже понимал. Но простое принятие демократии как данности означало бы признание поражения перед той самой пугавшей Ницше рационалистической парадигмой рессентимента, которую несут в себе либерализм и социализм и которая, в итоге, приходит к своей крайности при национализме (знаменующем собой вырождение аристократии). Следовательно, демократия должна была быть преобразована в нечто более способствующее развитию человека и его «воли к власти».В этом случае для Ницше была замечательным примером античность, и, в частности, Рим, в котором власть равно была сосредоточена в руках демократического института народных трибунов, сената и консулов (либо принцепсов, если, по терминологии Гиббона, говорить о «пяти хороших императорах» и династии Антонинов), не позволявших друг другу узурпировать власть в государстве[29]. Уже в новое время подобные идеи обсуждались философами, которым приходилось не просто размышлять о политике, но воплощать её на практике – я имею в виду североамериканских «отцов-основателей». Они были столь же озабочены проблемой потери человеком его политической свободы, а потому не абсолютизировали идею всеобщего избирательного права, угрожавшую появлению в Америке абсолютной монархии, которая только что была свергнута. Поэтому в США был введён принцип двухступенчатых выборов президента, избирать которого предоставляется коллегии выборщиков, которых и предстоит выбирать гражданам США.Ницше, безусловно, знал о таком опыте предотвращения как единоличной или олигархической тирании, так и охлократии. И, надо полагать, размышляя о таком неизбежном зле, как демократия, он подразумевал, что, позволяя всем людям реализовывать как можно активнее свою «волю к власти», нельзя одинаково оценивать их голоса. В этом смысле он был близок не только к «отцам-основателям», но и к современному ему британскому философу Джону Стюарту Миллю, поскольку все они так или иначе полагали то, что разные люди должны оказывать на политику разное влияние. Не исключено, что подобно предложению Милля Ницше явно предлагал сделать намного более котируемыми голоса тех, кто обладает высшим образованием. Впрочем, Ницше опасался того, что в условиях демократизации высшего образования и его превращения из аристократической добродетели в разночинную, обесценивает подобное деление. Тем не менее, обладание профессиональными знаниями, доступными не каждому, позволяет дать голосу такого человека оценку, отличную от оценки голоса того человека, который таким воспитанием не обладает.Однако Ницше казалось недостаточным прописать принцип разно оценки голосов где-то в формальных правилах. Гораздо более важным вопросом для него было воспитать это чувство различия по ценности каждого политического голоса у каждого человека.Огромную ценность в данном процессе играла бы культура. Её задачей в воспитании как раз и становилось подготовить человека к его месту в жизни и чёткому знанию своего дела так, чтобы он чувствовал стремление максимально реализовать себя, обрести на своей позиции самоуважение и достоинство человека на своём месте. И, одновременно с этим, стремился бы реализовать и свою узкую политическую «волю к власти», прекрасно понимая, во сколько ценится его голос.Ставя перед культурой такие задачи, Ницше во многом руководствовался тем опытом, который предоставляла ему досократовская Греция, бывшая примером, в котором стратег, ареопаг и народное собрание уравновешивали друг друга в противостоянии во многом благодаря тому, что каждый сознавал своё место и цену своего голоса. Та политическая культура, которую предполагалось воспитывать по Ницше, вовсе не была, однако, абсолютно фиксированной иерархией как система каст в Индии. Скорее это была как раз близкая к Платону логика общественного строительства, при которой человек, который бы обладал «волей к власти», проявляющейся иначе, чем у большинства людей одного с ним места иерархии, должен был бы заниматься именно тем, что у него получалось лучше всего. Принципом поведения индивида в обществе становится «можешь – значит, должен».Как видим, Ницше отводит в своей теории политического значительное место индивиду и его поведению, которое, по замыслу автора, ограничено исключительно пределами его воли к власти, пусть и различными для каждого человека в зависимости от его способностей, образования, уровня культуры и места в иерархии. Закономерно возникает вопрос о том, как тогда поступать с коллективами и уж тем более с государством. Какое может быть у него будущее в рамках ницшеанского будущего? Уделяя оценке государства как понятия главу «О новом кумире» в «Заратустре», Ницше назвал его «самым холодным из всех холодных чудовищ», явно имея в виду современную ему государственную машину, вне зависимости от того, какую идеологию она представляет – либеральную, националистическую или социалистическую. Это государство было для него машиной, нацеленной на подавление индивида либо с помощью какой-то химерической идеи всеобщей справедливости или национального величия за чужой счёт – либо же апеллируя к человеческому эгоизму и инстинкту приобретательства в противовес инстинктам творчества. Не нужно лишний раз повторять, какой заряд рессентимента видел в этом Ницше и как много отводил места критике таких положений. Для нас важнее понять, остаётся ли при этом место государству в его идеальном обществе.С одной стороны, жёсткая система иерархии помогла бы нам сделать однозначный вывод о тотальном государстве как идеале Ницше, который лёгок в реализации с помощью узурпации власти. Но мы уже говорили, что означало для Ницше подавление «воли к власти» любого из индивидов. Так что тирания воспринималась явно не лучше демократии – и даже хуже, потому что её было возможно избежать.Впрочем, как мы помним, демократию Ницше тоже приветствовал скрепя сердце, поскольку понимал, что совершенной она не является, несмотря на все возможные попытки её усовершенствовать – в том числе с точки зрения того, чтобы голоса различных индивидов котировались по-разному. Недостатком любого государства является его движущая сила в виде бюрократического аппарата. Любая бюрократия стремится к тому, чтобы удержать в своих руках, вне зависимости от того, насколько сама она жизнеспособна и может творить новые ценности. Рискну предположить, что Ницше вообще не полагал бюрократию способной творить ценности, поскольку она появляется в то время, когда ценности укрепляются и становятся догмами. Соответственно, никакой речи о творчестве и реализации воли к власти в условиях консервации быть не может.Соответственно, с таким явным проявлением рессентимента (к тому же откровенно агрессивного) жизненно необходимо бороться и стремиться к его уничтожению.Опять вспоминая античность, стоит отметить, что именно то государство, которое Ницше всё же мог допустить, была либо прямая демократия по типу полисной, либо наднациональная империя вроде Римской.Во многом Ницше именно Рим полагал прообразом того, что должно было, по его мнению, прийти на смену существующим национальным империям. Большинство существовавших тогда империй были для Ницше не более чем выражением той самой бюрократии, удерживающей старые ценности, откровенно препятствующие развитию человека. Среди них по праву на первом месте чувство собственности – либо в виде страха потерять имущество, либо в виде зависти к тем, кто им обладает.Болезненно переживавший такое измельчание человека Ницше именно поэтому и обращался в сторону империй от Александра до Юстиниана, поскольку считал, что прежде империя носила некую высшую миссию – миссию развития и совершенствования человека, нередко жертвуя при этом жизнями многих людей (своих и чужих). Подобная миссия всегда была наднациональна, не сфокусирована на процветании одной нации, тем более за чужой счёт (как то было в Британской Империи или Рейхе Гогенцоллернов). Не может она быть построена и на эгоистическом стремлении каждого индивида иметь максимально возможное количество собственности. В таком случае человек рискует превратиться в подобие бальзаковского Гобсека, который является как раз примером неудавшейся, не прожитой жизни. Чтобы разбогатеть, необходимо не заниматься ничем из того, что грозит растратами – то есть, жить в полную силу, творить, совершенствоваться.Собственно говоря, только за такого рода государством как Рим или Византия (хотя немало с точки зрения наследия первого и второго Рима как культурного миссионера Ницше видел в России) Ницше и признавал перспективу государства. Более того, можно сказать, что в перспективе такая империя была для Ницше возможна только как вариант самоорганизации индивидов – в полисы, а полисов – уже в саму империю. Естественно, всё это требует новых социальных и политических парадигм, способных стать наднациональным культурным регулятивом для дальнейшего философско-культурного строительства и самосовершенствования, которое, согласно правилу вечного возвращения, не прекратится никогда.Оставляя философам будущего право самим решать, что могло бы быть основой их парадигмы, Ницше, однако, отдельно оговаривает вопрос о месте морали в «большой политике», поскольку вся его философия всегда особенно подробно освещала этот вопрос. Не мог он обойти эту проблему и в своих политических исследованиях.Как мы помним, Ницше всегда отрицал то, что мораль является некоей автономной вещью, стоящей выше человека и единой для всех. Подобное понятие морали для него было сродни пресловутой либеральной методологии изучения политики – допущением, оторванным от реальности. Ницшевская трактовка морали всегда подразумевала то, что её понимание как чего-то единого для всех, во-первых, чуждо реальности, во-вторых, противоестественно. Ницше считал опасным оставлять политику (как и любую другую форму человеческой деятельности) в рамках господства пресловутого аскетического жреческого идеала, который и был навязан как мораль. Однако такой идеал применим далеко не для всех, можно даже сказать – его опасно применять из-за угрозы рессентимента.Безусловно, полагал Ницше, смыслом всего человечества является самосовершенствование, сохранение и выдвижение вперёд гениальных творческих исключений – сверхчеловека. Однако для этого нельзя использовать какой-либо единый для всех формальный или неформальный закон, поскольку всякое подобное действие является ограничением человеческой «воли к власти». Только многообразие форм человеческого поведения позволяет культуре самоорганизовываться самой. И в этом смысле дл человека моралью будут являться те культурные практики, которые он получает в процессе своей жизни.Несколько по-иному при этом представлена у Ницше деятельность тех, кто является в любом сообществе руководителем, и чей голос был бы в Ницшевской редакции демократии дороже всего. Поскольку это люди, призванные создавать новые ценности, то для них менее всего имеют значение чужие культурные практики, и тем более не представляет ценности любой формальный или неформальный закон человеческого поведения. Их творчество (как мы помним – творчество управления и принятия решений) всегда лежит «по ту сторону добра и зла», сопряжено с непопулярными и далеко не безобидными жертвами, которые несут не только они сами, но и их подчинённые.В любом случае, «большую политику» Ницше считал деятельностью, ориентированной на будущее, причём на очень нескорое. Ориентированность исключительно на сиюминутные экономические и социальные интересны – вещь рессентиментная и не означающая подлинной жизни, поскольку как раз ради сиюминутного интереса творческую, культурную деятельность человечество выложено откладывать в долгий ящик. Ницше на практике в XX веке и в перспективах будущегоДо сих пор мы говорили о ницшевской теории политического. Теперь же наша задача – понять, как выдвинутые им идеи реализовались на практике, и выявить возможные перспективы практического воплощения его философии в будущем.Говоря о практическом воплощении идей Ницше на практике, мы не имеем права не поднять вопроса о фашизме середины XX века и влиянии Ницше на, казалось бы, неожиданное появление этих режимов.Споры о том, могли ли идеологи фашизма действительно что-то почерпнуть у Ницше, продолжаются до сих пор. Безусловно, уже случившееся нельзя отменить, и то, что Муссолини и Гитлер всячески помогали материально его единственной оставшееся в живых наследнице – сестре Элизабет и руководимому ей Архиву Ницше, является показателем их внимания к его философии. Не менее известен тот факт, что «Воля к власти» и «Так говорил Заратустра» пользовались популярностью ещё в кайзеровской Германии. Во многом это связывалось с тем, что, в отрыве от многих иных работ именно эти – с соблазнительными понятиями «сверхчеловека» и «воли к власти» – создавали образ певца «белокурой бестии» и кайзеровского милитаристского духа (который, как мы помним, сам Ницше ненавидел и полагал рессентиментным). По сути, в начале XX века Ницше был прочитан буквально, причём главным в его философии низы среднего класса (будущая социальная база нацизма и фашизма) поняли «большую политику» как культ грубой силы, чёткую градацию на эстетствующую элиту «сверхчеловеков» и полностью подчинённые им массы, не обременённые нравственностью. Такая трактовка подходила крайним националистам, вышедшим на арену после поражения Германии и Италии[30] в Первой Мировой Войне.Нам известно отношение Ницше к милитарному духу Второго Рейха, к политике «короля бедных» Вильгельма II на время которого пришёлся его расцвет. Сомнительно, что те, кто провозглашал своё государство преемником прежней Империи заслужили бы более возвышенную оценку. Скорее наоборот – если сокрушение античности длилось 1500 лет, либерального мира после Французской Революции – 150, то демократия Веймарской республики погибла под давлением рессентимента всего за 15. Апеллировавшая к таким взаимоисключающим вещам как Ницше и Второй Рейх нацистская пропагандистская машина использовала у философа только эстетику сильного физически (Ницше всегда полагал, что сильные духом люди обязательно должны быть сильны физически и приветствовал подъём интереса к спорту) «сверхчеловека» и культ насилия как частного случая деятельности «по ту сторону добра и зла»[31], что означало лишь принятие агрессивного, наполеоновского фасада «большой политики» при сохранении рессентиментного содержания. К тому же Ницше вряд ли настаивал на тех методах воспитания аристократии, которые практиковались в Третьем Рейхе, уделявшему больше внимания биологической селекции, азам оккультизма и физической подготовке, нежели культурному и эстетическому воспитанию.Однако в 1945 году Третий Рейх пал, и философы Западной Европы (в Восточной Европе ярый антисоциалист Ницше был закономерным образом запрещён) принялись за денацификацию Ницше и уничтожению образа «белокурой бестии» от философии. Большинство из них пошло по самому простому пути – обвинили его сестру в фальсификации, которой якобы являлась «Воля к власти» как источник большого количества фашистских максим. Однако такой подход страдает тенденциозностью и стремлением примирить Ницше с традиционным либеральным дискурсом, которого он сам не принимал. Безусловно, Элизабет Фёстер-Ницше несёт определённую ответственность за то, что Ницше был канонизирован нацистами[32]. Тем не менее, не стоит забывать, что «Воля к власти» никогда не была так же популярна среди многочисленных «обезьян Заратустры» как «Так говорил Заратустра», который, будучи произведением скорее художественным, явно оказывался доходчивее посмертного собрания неоконченных и схематичных афоризмов, каким была компиляция Фёстер-Ницше в соответствии с имевшимися у неё планами книги.Предметом нашего исследования, однако, не является вопрос подлинности этого труда. Наша задача понять то, какую роль сыграл Ницше в политическом развитии после военного времени.Наверное, ближайшие, кто должны быть удостоены внимания как мыслители, близкие к Ницше – это либертарианцы. Несмотря на то, что это звучит парадоксально, но именно представители либерализма оказались наиболее близки Ницше по взглядам на вопрос о роли государства и задачах общества. Как Ницше, либертарианцы выступали за минимизацию роли государства, расширение экономических функций которого вынуждает его рано или поздно браться и за контроль над политической жизнью. Либертарианство, как и Ницше, находилось на враждебных позициях к христианскому пониманию морали и социалистической идеологии, которые, по их мнению, приводят к подавлению человеческой свободы. Однако либертарианцы в лице Хайека и Ротри расходились с Ницше в вопросах целей политики – либертарианство всегда было жёсткой и прагматичной идеологией, направленной на строительство собственного благосостояния, чем на некие стратегические культурные цели. Тем не менее, именно либертарианцам (а именно Ротри) принадлежит отказ от прежнего натуралистического понимания «воли к власти» как культа силы. Вместо этого Ротри предложил понимать её как творческую энергию человека[33], позволяющую смотреть на ценности с позиций не истины, но эстетики.Однако в целом до 1960-х годов Ницше не был фаворитом политико-философского дискурса, несмотря на усилия французских экзистенциалистов. Шестидесятые казались многим победой идей социальной справедливости и пацифистских тенденций в мировой культуре, во многом порождённого движением хиппи, чьим гимном были слова Джона Леннона: «All You Need Is Love». Но уже в конце 1960-х проявились несколько печальных тенденций – вроде постепенного распространения наркомании среди хиппи, создания террористических организаций ультралевого (РАФ), националистического (образованная ещё в 1959 как антифранкистская ЭТА) и исламистского (ФАТХ) толка. Перспективы борьбы за мир были впервые поставлены под сомнение в сентябре 1972 года, когда гибель от рук палестинских террористов из группировки «Чёрный сентябрь» всех взятых в заложники спортсменов сборной Израиля вынудила полицейские силы мира создавать отряды антитеррористического спецназа. Становилось понятно, что складывающаяся международная обстановка и экономическое положение во многих странах Запада (несмотря на некоторую разрядку международной напряжённости между США и СССР) не позволяют всё время заниматься социальной политикой и укреплением контроля со стороны государства. Как итог, ввод советских войск в Афганистан в 1979 году подтолкнул западные элиты к тому, что разговор с социалистическим лагерем вновь начал вестись с позиции силы. Этому немало способствовало то, что в таких ключевых странах как США, Великобритания, Западная Германия к власти пришли правые политические силы, которые были готовы к действиям в стиле «льва». Среди таких лидеров, несомненно, выделялась британский премьер Маргарет Тэтчер, которую прозвали «железной леди» как раз за неуклонное следование своему политическому курсу, который всё время её правления был неизменен, несмотря на его непопулярность. Надо полагать, Тэтчер, говорившая о себе как о политике убеждения, а не соглашения, занимаясь денационализацией экономики, руководствовалась не только стремлением краткосрочных экономических успехов, но, во многом, и стремлением вернуть Соединённому Королевству значимое место на международной арене. В этом смысле Тэтчер явила собой довольно яркий пример политика, умеющего принимать стратегические решения (среди которых можно было бы назвать и оборону Фолклендских островов в 1982 году), а потому в определённой степени близких к понятию «большого политика» по Ницше. Девяностые в этом смысле стали для её («большой политики») неким шагом назад, поскольку вновь верх взяли силы, нацеленные на строительство социальной справедливости.Таковы были итоги практического применения идей Ницше в XX веке. Как мы можем увидеть, на протяжении столетия Ницше в политической практике судьба была довольно незавидной. Либо он читался слишком буквально и фрагментарно, что позволяло увидеть в нём исключительно провозвестника культа насилия и рабства, либо же политики принимали жёсткость его методов поведения, не превращаясь в акторов «большой политики» по содержанию – а вся волна консерватизма 80-х была волной защиты прежних ценностей либерализма, христианства, патриотизма. Закономерно возникает вопрос о том, считать ли теперь человечество готовым к практическому воплощению ницшеанского политического идеала. В частности, это касается западного мира, который являлся для самого Ницше предметом анализа и изучения – и которому, собственно, и предназначались предлагавшиеся им решения проблем.Если говорить в рамках терминологии Ницше, то рессентимент, естественно никуда не мог пропасть. Проявления национализма, которые в итоге сыграли немалую роль в уничтожении Советского союза и главную – в уничтожении Югославии, усиливающийся мультикультурализм в странах Европы, и жёстко неприязненная позиция активно развивающейся идеологии мусульманского фундаментализма по отношению к культуре Запада (при стремлении к тому же уровню жизни и тем же показателям экономики) – всё это, несомненно, стало бы для Ницше признаками рессентимента и угрозы всяческой культуре (особенно если смотреть на проявления крайнего фундаментализма вроде уничтожения статуй Будды). На это накладывается то, что евроатлантическая культура (включая культуру России) находится в заметном кризисе – в частности, её постиг кризис образа героя, в ходе которого поиск новых героев приводит к неожиданным результатам – вроде возвращения в Германии интереса к истории Третьего Рейха, который многим кажется ближайшим краем прежней национальной мифологии[34], поскольку с того времени в Германии больше внимания уделялось вопросу экономического благосостояния. Примерно этим же – добавив наплыв иммигрантов – можно объяснить резкое увеличение числа неонацистских группировок не только в Германии, но и в России, и странах Восточной Европы. Однако даже если не рассматривать таких крайних случаев, нельзя не признать, что Европа (а равно и США с их постепенно возрастающим неангло-саксонким населением) боится за свою сохранность – и сохранность своей культуры, поэтому оборона приобретает различные формы – от уже упомянутого появления неонацистов до очередного прихода к власти правых политиков, выступающих за жёсткое решение проблем, связанных с легальной и нелегальной иммиграции – будь то Саркози во Франции или Ангела Меркель и идей «позитивного патриотизма», который дал о себе знать после чемпионата мира по футболу 2006 года[35].То же самое появление Саркози и Меркель при этом можно поставить в один ряд с победой Буша в 2000 году и тем, какой курс он взял после, наверное, самого мощного рессентиментного толчка в начале нового века – атаки на Всемирный Торговый Центр 11 сентября 2001 года. Военная экспансия США в Афганистан и Ирак была явным показателем того, что во главе США встал жёсткий лидер – безусловная, сильная рука, способная оборонить Америку от внешней и внутренней угрозы – но, кроме того, обладающая стратегией. Иначе как реализацией стратегического неоконсервативного замысла о насильственном внедрении либерально-демократических ценностей за пределами Европы и США невозможно объяснить вооружённую интервенцию в Ирак, решение о которой вряд ли можно признать популярным. Равно как и нельзя признать популярной последовательную проамериканскую позицию в этом вопросе британского премьера Тони Блэра. Однако их последовательность в проведении этой политики позволяет говорить о том, что действия их были продиктованы явно не прагматическими соображениями. Позволю себе высказать предположение, что это было что-то вроде попытки проводить «большую политику».Однако мы не можем до конца говорить о том, что «большая политика» является реальностью сегодняшнего дня, потому что во многом политическое поведение тех политиков, которых мы можем называть «львами», базируется на прежних ценностях либерализма, христианства и представительной демократии – тем более что интересы, движимые большинством из них, лежат в сфере экономической и социальной, то есть сугубо прагматической. Ни о какой политике как искусстве и проводнике культуры пока нельзя говорить.Тем не менее, в мире существуют не только рессентиментные стремления, и «большая политика» не является только выражением методов государя-«льва» по градации Макиавелли. Даже если принять во внимание прагматическую и экономическую составляющую образования Европейского Союза (или, скажем, союза России и Белоруссии) как основную, нельзя не отметить, что она может стать в перспективе заметной базой для культурной интеграции, о которой мечтал Ницше. Разумеется, в такой союз не может быть открыт для всех. В этом смысле Ангела Меркель, последовательно выступающая против вхождения в ЕС Турции, мыслит как человек, понимающий возможную серьёзность рессентиментной опасности как турок, так и неонацистов.Повторюсь, государства объединялись в ЕС не столько из культурных, сколько из экономических стратегических интересов. Но, по сути – они и не должны таковыми быть, если речь идёт о государствах бюрократического типа – мы помним, что Ницше всегда негативно оценивал роль бюрократии. Культурной интеграции может способствовать только самоорганизация индивидов. Я рискую предположить, что сетевые сообщества в Интернете являются как раз примерами такой самоорганизации – и, в моём понимании, немалую роль будут играть в этом процессе блоговые сообщества, стремительно набирающие популярность последние 8 лет[36].Суть блогового сайта состоит в том, что его контент определяется самими пользователями. В этом смысле блог предоставляет собой творческую реализацию того, кто его ведёт. То есть, выражаясь в терминах Ницше, осуществления человеческой «воли к власти». Причём, осуществления во всём, включая не только заполнение, но и графическое оформление. Если посмотреть при этом развитие российского блогового сообщества в том же LiveJournal, то ценность блогов как арены политической борьбы постепенно возрастает. За блоговые ресурсы как средство культурной самореализации и, что немаловажно, самоорганизации говорит то, что только блоги, умеющие привлечь к себе большое внимание, представляют реальную ценность с токи зрения культуры.Имеет смысл оговорить, что в моём понимании феномен блогов не мог бы состояться без подготовки как науки (в частности, компьютерных технологий и появлением Интернета как такового), так и развитием массовой культуры (не будем забывать, что Всемирная паутина – вещь массовая). Именно прорыв масскульта в 1960-е и попытка наднациональной культурной интеграции (а также превращение рок-музыки в глобальное культурное явление) подготовили мир к тому, что ценность индивидуального творческого порыва и влияния на мир постепенно стала осознаваться большинством людей – пусть даже ценности хиппи были в чём-то близки христианским и тем более социалистическим (несмотря на обильную разбавку неумеренным гедонизмом). В конце концов, если говорить о той же рок-музыке, то после «лета любви» в Вудстоке его развитие пошло по совершенно ницшеанской нигилистической схеме. С одной стороны это был пессимистический взгляд панков и пост-панков, начиная ещё от “The Stooges” Игги Попа и наиболее полно воплощённый в депрессии “Joy Division” и тотальном нигилизме “Sex Pistols”, провозгласивших лозунг “No Future!”. С другой стороны, абсолютно противоположные тенденции явило появление таких агрессивных и полных индивидуалистического бунта жанров как хард-рок и хэви-метал, провозглашавших, в противовес панку, героическое начало и вызов существующего порядка на бой с осознавшим свою силу индивидом. Безусловно, рок-музыка не стала явлением абсолютно массовым. В какой-то мере рок-музыку можно считать самым сильным проявлением ницшевской идеи о Дионисе в противовес аполлоническому существованию прежней академической музыки в рамках намного меньшего числа эстетов – и тем более поп-музыки, не относящейся к року и металу[37], как наиболее массового музыкального явления. За рок-музыку как одно из средств выражения человеческой «воли к власти» в искусстве (а значит – косвенно относящееся к «большой политике») говорит и то, что создание такой музыки не требует от человека обязательного знания нотной грамоты и умения игры на академических музыкальных инструментах либо же владения академической манеры пения.Завершая разговор о перспективах «большой политики» в XXI веке нельзя не оставить в стороне вопрос о перспективах России в её участии. В известном смысле мы оказались вовлечены в необходимость «великой политики» в условиях краха социалистической системы и всплеска национализма. Фигура Бориса Ельцина в контексте наших размышлений при этом приобретает особенное значение – в том числе как лидера, ради стратегических целей принимающего непопулярные решения[38]. В условиях России жёстким решением становились «шоковая терапия», спорная приватизация, устный призыв к «параду суверенитетов», ввод войск в Чечню, проведение выборов в 1996 году, задачей которых было не допустить к власти рессентимент в лице коммунистов. Все подобные действия русского «льва», были продиктованы двумя задачами – включить Россию вновь в семью народов Европы, из которой мы выпали в 1917 году, пытаясь построить социализм, и предоставить людей самим себе для того, чтобы они могли научиться жить самостоятельно, не ожидая помощи от государства. Неизбежность издержек на этом пути им тоже прекрасно понималась, но своей популярности ему явно не было жаль, поскольку своему курсу он следовал до самого конца. Пришедшему ему на смену Путину явно больше импонировало поведение политика-«лисы», более осторожного, консервативного и занятого сохранением того, что существует. Подобный отход является в политическом мире совершенно естественной вещью, но для России он сейчас тем опаснее, что мы рискуем повторить путь Веймарской Республики, сменившей ненавистный Ницше Второй Рейх. Неустроенность экономической жизни в России, ностальгия по прежнему величию (как Российской Империи, так и СССР), подпитываемое восстановлением имперской символики (что характерно – при одинаковом с Веймарской Республикой интервале во времени с разницей в год), проблемы с мигрантами рискуют и у нас обернуться взрывом националистических настроений, тем более, что среди националистов есть харизматичные лидеры вроде Дмитрия Рогозина, создающие впечатление готовых к решительным действиям. То мистическое совпадение, которое принимают цифры сравнения России с Веймарским режимом, поневоле заставляют задуматься о том, каким образом может проявить себя «большая политика» в России в 2008 году – через 15 лет после основания современного политического режима. Заключение. Если говорить о важнейших выводах, какие мне представляется нужным сделать из проведённого исследования, то в первую очередь, я считаю нужным обратить внимание на методологию. Ницше отказался от рационалистического подхода его предшественников, посчитав его ошибочным и идеалистическим. В качестве альтернативы им был выдвинут концепт «воли к власти», который в условиях нигилизма несёт в себе позитивное начало и является наиболее ценным регулятивом человеческого поведения в рамках политического дискурса. Соответственно, в силу неверности методологии не могут быть приняты как действенные и ценные прежние политические практики либерализма социализма и национализма. Кроме неверности методологии, против них говорит также их рессентиментная сущность, основанная на представлении о том, что мораль есть единое для всех категорий людей понятие – проистекающее из аскетического идеала рессентиментного жреческого сословия (в частности, иудейского). Применив генеалогический метод развития морали к развитию политических представлений, получается пресловутое «вечное возвращение» как бесконечное повторение истории – от упадка трагедии и ощущения неизбежности пристутсвия некоего Диониса как хаотических сил (в противовес разумному началу Аполлона) через появление рессентиментного учения о греховности господствующих сословий – к принятию господами рессентиментной мысли своих подчинённых. Дабы предотвратить ускорение такого морального развития, Ницше выдвинул идею «большой политики», включающей себя сразу несколько аспектов – во-первых, идея о «воле к власти» как максимальной творческой самореализации человека вне зависимости от его места в жизни и как непосредственное участие каждого в политической жизни. Во-вторых, иерархия рангов, означающая ценность аристократии и элиты, «воля к власти» которой максимальна, но не имеет права подавлять «волю к власти» иных индивидов. В-третьих, идея о политике как средстве проведения культуры а не рессентиментных имущественных интересов – и, как следствие, требование отказа от существующего бюрократического государства, препятствующего культуре (в рамках которой политика является искусством управления и принятия стратегических и не обязательно популярных решений, нацеленных на творческое преобразование и создание новых ценностей вместо утративших своё значение старых). Вместо старого государства необходимо создавать наднациональную империю, сознающую свою культурную миссию по совершенствованию человека. Наконец, вопрос об этике для элиты. Элита должна в процессе творчества ценностей стоять «по ту сторону добра и зла», освобождаясь от моральных оценок как основанных на старых ценностях.Облечённая в форму эстетики жизни и силы, политическая философия у Ницше была в начале XX века прочитана буквально, и потому из антикайзеровской превратилась в знамя сперва пангерманистского, а затем и фашистского и нацистского «сверхчеловека», усвоившего Ницше как культ насилия и эстетику жестокости. С другой стороны, после денацификации идеи Ницше привлекались исключительно с точки зрения методов – возможного принятия жёстких и непопулярных решений сильными лидерами ради неких стратегических интересов. Однако, базируясь на старых либеральных либо христианских ценностях, политики конца XX века (Рейган, Тэтчер, Ельцин) и XXI века (Буш, Саркози, Меркель) не могут быть отнесены к категории «больших политиков» в полной мере. Вопрос о развитии большой политики в условиях взрыва рессентимента как снаружи (противостояние Европы и России с Китаем и мусульманским миром), так и внутри (угроза крайнего национализма, по сути, является таким же рессентиментом), во многом зависит от перспектив строительства культурного единства западного общества (включая Россию). Мне представляется возможным включить в исследование этой пробелмы перспектив строительства сетевой (и, в частности – блоговой) культуры как пространства максимальной на данный момент свободы творческой самореализации индивида.Список использованной литературы: Произведения Ницше:

1. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/пер с нем. Е.Герцык и др. – М.: Культурная революция, 2005. – 880 с.

2. Ницше Фридрих. Полное собрание сочинений в 13 томах / Институт философии. – М.: Культурная революция, 2005 – Т.13: Черновики и наброски 1887-1889 гг. — / Пер. с нем. В.М.Бакуева и А.В. Гаражди; науч. ред. С.В. Казачков. – 2006. – 656 с.

3. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки [Электронный ресурс] — www.nietzsche.ru/books/trag_1.htm, свободный4. Ницше Ф. К генеалогии морали — [Электронный ресурс] — www.nietzsche.ru/books/book10_1.shtml.htm, свободный5. Ницше Ф.По ту сторону добра и зла [Электронный ресурс] — www.nietzsche.ru/books/beyond_1.htm, свободныйЛитература по теме:6. Володихин Д. Философия действия [Электронный ресурс] — www.apn.ru/publications/article1751.htm, свободный7. Дудь Ю., Черненко Е., Кузнец Д, Иванский А. Родина-мяч зовёт [Электронный ресурс] www.runewsweek.ru/rubrics/print.php?rubric=society&rid=1223, свободный8. Лакруа М. Что мне ответили Кант Ницше и Сартр [Электронный ресурс] — www.psychologies.ru/main/dossier/archive/dossier_400.html?template=26, свободный9. Макиавелли Н. государь [Электронный ресурс] www.lib.ru/POLITOLOG/MAKIAWELLI/gosudar.txt, свободный10. Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше. – СПб.: «Владимир Даль», 2005. – 788 с.11. Марти У. Ницшевская идея европейской большой политики// Ницше и современная западная мысль: Сб.статей / Под ред. Н.Каплуна. – Спб.; М.: Европейский университет в Санкт Петербурге: Летний сад, 2003. – С. 75-9512. Орбел Н. Esse Liber [Электронный ресурс] — www.nietzsche.ru/look/orbel_t.php, свободный13. Паникин А. Ельцин и Ницше — Практика и философия [Электронный ресурс] www.nietzsche.ru/around/a7_1.htm, свободный14. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического Права [Электронный ресурс]/ www.lib.ru/FILOSOF/RUSSO/prawo.txt, свободный15. Файн А. Оптом и в розницу [Электронный ресурс] — www.ogoniok.com/4995/3/, свободный16. Хайек Ф.А. фон. Дорога к рабству [Электронный ресурс] — www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_road_ii, свободный17. Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма/Хайек Ф.М.: Изд-во „Новости» при участии изд-ва „Catallaxy", 1992. — 304 с.

[1] См. Володихин Д. Философия действия [Электронный ресурс] — www.apn.ru/publications/article1751.htm, свободный

[2] Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического Права [Электронный ресурс]/ www.lib.ru/FILOSOF/RUSSO/prawo.txt, свободный

[3] Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/ Ницше Ф. М.: Культурная революция, 2005. — С. 77

[4] Там же. С. 79

[5] Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/ Ницше Ф. М.: Культурная революция, 2005. — С. 80

[6] Там же. С. 80

[7] Там же. С. 39

[8] Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/ Ницше Ф. М.: Культурная революция, 2005. — С. 75

[9] Критика постулата о доброте человеческой натуры сознательно мной опущена, так как я считаю нужным более подробно разобрать этот аспект, говоря о морали в политике как таковой.

[10] Ницше Ф. К генеалогии морали. Полемическое сочинение [Электронный ресурс]/ www.nietzsche.ru/books/book10_1.shtml.htm, свободный

[11] Подробнее об оптимизме Сократа см. Ницше Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм [Электронный ресурс] — www.nietzsche.ru/books/trag_4.htm, свободный

[12] Не уловить параллель между социалистическими чаяниями и христианским ожиданием Второго Пришествия, Страшного суда и Царства Божия представляется мне невозможным. Поэтому по моему мнению, говорить о социализме как о параллели с христианством имеет смысл.

[13] Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма/Хайек Ф.М.: Изд-во „Новости" при участии изд-ва „Catallaxy", 1992. — с. 187

[14] «легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому в Царство Божье» (Матфея: 24) — опять параллель с христианством!

[15] См. Хайек Ф. Дорога к рабству [Электроны ресурс] — www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_road_ii, свободный

[16] Сам Вильгельм II говорил: «Я хочу быть королём бедных»

[17] Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/ Ницше Ф. М.: Культурная революция, 2005. — С. 485

[18] Ницше Ф. Полное собрание сочинений. В 13 ч. Ч. 13. Черновики и наброски 1887-1889 гг./ Ф. Ницше; пер. с нем. В.М.Бакусева и А.В.Гараджи. — М.: Культурная революция, 2006. – С.581.

[19] Вебер М. Типы господства [Электронный ресурс] — www.soc.pu.ru/materials/golovin/reader/weber/r_weber2.html, свободный

[20] Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше/Марков Б.В. СПб.: «Владимир Даль», 2005. – С. 679-690

[21] См. Макиавелли Н. государь [Электронный ресурс] www.lib.ru/POLITOLOG/MAKIAWELLI/gosudar.txt, свободный

[22] Правда, стоит заметить, что ни у кого из ниспровергателей античности не было цели её разрушить

[23] Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/пер с нем. Е.Герцык и др. – М.: Культурная революция, 2005. – с. 521

[24] Там же, с 409

[25] В случае если слово «сверхчеловек» звучит во множественном числе именно так (слова «сверхлюди» не используют никогда) и в кавычках, ему всегда присущ саркастический оттенок.

[26] Лакруа М. Что мне ответили Кант Ницше и Сартр [Электронный ресурс] — www.psychologies.ru/main/dossier/archive/dossier_400.html?template=26, свободный

[27] Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей/пер с нем. Е.Герцык и др. – М.: Культурная революция, 2005. – с. 416

[28] Марти У. Ницшевская идея европейской большой политики// Ницше и современная западная мысль: Сб.статей / Под ред. Н.Каплуна. – Спб.; М.: Европейский университет в Санкт Петербурге: Летний сад, 2003. – С. 86

[29] Тут имеет смысл упомянуть и пресловутое «право вето» народного трибуна, и возможность Сената отстранить от власти императора, провозглашённого «врагом Отечества»

[30] Как мы помним, участи Италии в войне на стороне Антанты, не принесло ей никаких результатов

[31] То есть свободного от всяческой ответственности за свои поступки как проявление истинного арийского духа.

[32] См. Орбел Н. Esse Liber [Электронный ресурс] — www.nietzsche.ru/look/orbel_t.php#7, свободный

[33] Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше. – СПб.: «Владимир Даль», 2005. – с.442

[34] Файн А. Оптом и в розницу [Электронный ресурс] — www.ogoniok.com/4995/3/, свободный

[35] Дудь Ю., Черненко Е., Кузнец Д, Иванский А. Родина-мяч зовёт [Электронный ресурс] www.runewsweek.ru/rubrics/print.php?rubric=society&rid=1223, свободный

[36] Именно в 1999 году состоялось открытие сайта www.livejournal.com

[37] Как музыкальный стиль, метал является транслитерацией от английского metal