Реферат: Реферат по истории Ученика классической гимназии при Греко-Латинском кабинете Ю. А. Шичалина

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОСИИ НАЧАЛА XXвека


Реферат по истории

Ученика классической гимназии при Греко-Латинском кабинете Ю.А.Шичалина Пападопулоса Яниса


1999-05-12


Историография Российская дипломатия в портретах.
Вэтой книге пересказ истории вееедется в форме рассказа биографий видных российских дипломатов, что дает возможность понять историю международных отношений и настоящий контекст принимавшихся в то время решений.

История Отечества: люди, решения. Очерки истории России.
Данная книга представляет собой сборник статей о русской истории двадцатого века. Здесь впервые представлен пересмотренный на основе недавно преданных гласности материалов взгляд на события нашего века.
Первая мировая война.
^ Краткое изложение причин, течения и последствий Первой мировой войны.
Россия в Первой мировой войне.

Интересно это издание тем,что здесь описывается не сама война, а ее влияние и последствия для России, те процессы, которые происходили в ней.


Колониальная политика европейских держав во второй половине XIX века на Дальнем Востоке вела к постепенному разделу Китайской империи. В правящих верхах России зрело решение о необходимости укрепления позиций на дальневосточных рубежах. Оно диктовалось как внешне, так и внутриполитическими причинами. Стремления ослабить перенаселенность европейских губерний империи, дать простор развитию промышленности, расширить торговлю с азиатскими странами, усилить экономическое развитие Сибири и Приморья нашли воплощение в сооружении Великой Сибирской магистрали, протянувшейся почти через всю державу до Великого океана.

19 мая 1891 г. будущий царь Николай II присутствовал при торжественной закладке во Владивостоке первого участка дороги. Хотя официальная пропаганда подчеркивала прежде всего торгово-экономическое и культурное значение этого пути, его военно-стратегическая ценность была отлично понята как в европейских, так и в азиатских государствах.

По образному замечанию историка Б. А. Романова, Россия «на острие железнодорожной линии» входила «в сферу международного экономического и политического соперничества на Тихом океане», а в широкой политической программе Витте «дорога должна была обеспечить русскому военному флоту все необходимое» и дать ему «твердую точку опоры в наших восточных портах» .

Японо-китайская война 1894—1895 годов впервые обнажила остроту противоречивых интересов соперничающих держав и поставила вопрос о позиции России. По существу, необходимо было решить: идти на соглашение с Японией и встать на путь раздела Северного Китая, получив компенсацию, или вступить в борьбу с Японией, добиваясь недопущения ее на материк и восстановления статус-кво. Между ведомствами, причастными к проведению внешней политики, — министерствами иностранных дел, военным, морским и финансов — не было единства в понимании цели и средств политики в этом регионе.

Вначале в Петербурге придерживались осторожного курса, не желая обострять отношений ни с одной из сторон. Но уже в июле 1894 года Н. К. Гире выражал мнение о невозможности допустить японцев завладеть Корейским полуостровом и тем самым создать для России «новый Босфор» на Дальнем Востоке. Военными обсуждалась возможность захвата незамерзающего порта для создания там морской базы.

Разгром Китая, захват Японией Ляодунского полуострова с Порт-Артуром (по условиям подписанного в марте 1895 г. Симоносекского договора) резко меняли соотношение сил на Дальнем Востоке и создавали для России совершенно новую политическую, стратегическую и экономическую ситуацию .

Весной 1895 года министром иностранных дел был назначен князь А. Б. Лобанов-Ростовский — аристократ, изысканный светский лев и дамский угодник, несколько ленивый русский барин, но при этом широко образованный человек, умный и опытный дипломат, придерживающийся определенной системы взглядов на задачи внешней политики России. Главного и самого опасного противника он видел в Англии. Вопрос о характере политики России на Дальнем Востоке — пассивной или более или менее наступательной — был в его представлении связан с выбором между Китаем и Японией как возможными союзниками России. Проводить наступательную политику (приобретение незамерзающего порта на Тихом океане и присоединение некоторой части Маньчжурии для более удобного проведения железной дороги), грозившую столкновением с Японией, он считал неосторожным «помимо других держав» (без соглашения с другими державами). В целом он склонялся к сближению с Японией, находя существенно важным «не повредить в будущем нашим хорошим отношениям к японскому правительству». Другую точку зрения отстаивал министр финансов Витте, убежденный в том, что до окончания строительства Сибирской магистрали России невыгоден раздел Китая. Он предлагал не допускать занятия Японией Южной Маньчжурии, а сыграть роль защитницы Китая, который за эту услугу согласится на изменение амурской границы мирным путем для проведения дороги через Маньчжурию .

Особое совещание под председательством великого князя Алексея Александровича большинством голосов поддержало Витте. Окончательное решение оставалось за царем, и он должен был сделать выбор.

По законам Российской империи последнее слово при принятии решений по вопросам как внутренней, так и внешней политики принадлежало царю. Николаю II решения давались не всегда просто и мотивировались скорее общими его представлениями о благе государства и импульсивным настроением момента, чем стратегическими и тактическими расчетами политики.

Ход развития событий на Дальнем Востоке не раз ставил царя перед выбором, заставляя принять то или иное решение. Первый выбор предстояло сделать после заключения Японией Симоносекского мира. Он оказался не вполне определенным, но ясным по направлению. На записке Лобанова царь пометил: «России, безусловно, необходим свободный в течение круглого года и открытый порт. Этот порт должен быть на материке (юго-восток Кореи) и обязательно связан с нашими прежними владениями полосой земли». Лобанову удалось заручиться поддержкой Германии и Франции для совместного противодействия японским требованиям, хотя при этом выяснилось, что союзница России склоняется больше к политике компенсаций. Последнее совпадало с желанием царя не противиться притязаниям Японии, «но во что бы то ни стало получить желаемое нами вознаграждение в виде свободного порта» . Однако, выслушав участников совещания, Николай II переменил решение. Он согласился с предложением Витте отказаться от политики немедленной компенсации ради перспектив будущих приобретений.

«Дружеские советы» трех держав, подкрепленные совместной военно-морской демонстрацией, заставили Японию уступить и отказаться от Ляодунского полуострова. Последствия сделанного выбора внесли перемены во взаимоотношения держав: возросло политическое влияние России в Китае, но обострились ее отношения с Японией; наметилась тенденция к сближению последней с Англией и САСШ (Северо-Американские Соединенные Штаты).

Успех активизировал русскую империалистическую экспансию на Дальнем Востоке, осуществлявшуюся «мирными», по выражению Витте, методами: предоставлением займов китайскому правительству, получением железнодорожных и других концессий, подкупом китайских чиновников. В 1896 году был заключен договор с Цинской империей об оборонительном союзе против Японии, а затем — контракт на постройку и эксплуатацию КВЖД — железнодорожной линии на Владивосток через Северную Маньчжурию. Дорога финансировалась специально созданным Русско-Китайским банком, основанным на французские капиталы и средства русской казны.

Тогда же было подписано соглашение с Японией, ограничивающее деятельность двух. держав в Корее. Предложение Токио о разделе страны на сферы влияния не нашло отклика в Петербурге. По мнению руководства МИД, уступив Японии южную оконечность полуострова, «Россия формально, раз и навсегда, отказалась бы от наиболее важной в стратегическом и военно-морском отношении части Кореи и таким образом добровольно связала бы свою свободу действий в будущем». Секретное соглашение с корейским королем давало царизму возможность послать в страну своих военных инструкторов и финансового советника.

Второй раз перед выбором царя поставил захват Германией 2 ноября 1897 г. бухты Цзяочжоу на Шаньдунском полуострове.

Российская дипломатия, поначалу намеревавшаяся воспротивиться действиям Германии, решила не обострять отношений с ней, но использовать прецедент. М. Н. Муравьев, назначенный министром иностранных дел после смерти Лобанова, на ближайшем докладе Николаю II говорил о целесообразности «воспользоваться первым удобным случаем, чтобы занять независимо какой-либо другой, более для нас выгодный порт» . Затем он подал царю докладную записку с предложением занять судами русской эскадры порт Даляньвань на Ляодунском полуострове. Одобрение Николая II было полным: «Я всегда был того мнения, что будущий наш открытый порт должен находиться или на Ляодунском полуострове или в северо-восточном углу Корейского залива» .

Для обсуждения вопроса 14 ноября созвали особое совещание под председательством царя. Там Витте резко возражал против плана Муравьева. Доказывая преждевременность военного захвата порта, он уверял, что немного позже сумеет добиться этого, используя экономические рычаги, а это возможно лишь при соблюдении добрососедских отношений с Китаем, опираясь на заключенный с ним союзный договор. Царь, хотя и очень неохотно, согласился с доводами министра финансов, и совещание приняло решение воздержаться от занятия порта.

Муравьев, однако, продолжал убеждать Николая II воспользоваться обстоятельствами: «Необходимо окончательно решить, нужен ли нам или нет порт в Китае, а на основании этого решения приступить к выбору для нас самого подходящего или отказаться от этой мысли навсегда. Если не мы на основании секретного соглашения с Китаем, то англичане на днях явятся в Порт-Артур» . Посланнику в Пекине поручили переговорить с китайцами о разрешении для русской эскадры «перезимовать» в одной из гаваней, разумеется, в интересах безопасности Поднебесной империи. Китайский посланник в Петербурге поинтересовался сроком пребывания кораблей, на что Муравьев ответил: «Подобный вопрос обиден для русского императора, желающего помочь Китаю». Не дожидаясь окончания переговоров, Николай II приказал занять порт — 2 декабря корабли русской эскадры встали на якорь на Порт-Артурском рейде.

Попытка Витте договориться о соединении КВЖД с каким-либо портом на Желтом море, предпринятая с согласия царя летом 1897 года в ходе миссии в Пекин директора Русско-китайского банка князя Э. Э. Ухтомского, не увенчалась успехом.

Вход русской эскадры в Порт-Артур еще не решил дела окончательно. В правящих верхах продолжались колебания в выборе порта, лучше всего отвечающего нуждам России:

морское ведомство не отказалось от мысли занять порт в Корее, а МИД находил момент неподходящим, так как создавалась угроза обострения отношений с Японией.

В этой ситуации Витте, в котором оппортунист «взял верх над реалистом» , приложил все старания, чтобы способствовать проведению в жизнь курса, поддерживаемого царем. Он вступил в переговоры с китайским правительством о займе на условиях получения концессии на железнодорожную линию, соединяющую КВЖД с портом на Желтом море, для захода русских военных судов.

В это время начавшаяся еще с лета 1897 года борьба между Россией и Англией за финансовое влияние на цинское правительство обострилась. Британские корабли вошли в порт-артурскую бухту и встали на рейде рядом с русскими. Однако вскоре английская дипломатия сделала резкий вираж — эскадра была отозвана, а российскому МИД предложено заключить общеполитическое соглашение на основе раздела Китайской и Османской империй при сохранении их номинальной целостности. Особенно подчеркивалось, что речь должна идти о разделе сфер влияния, а не территорий.

Уже из докладной записки Муравьева царю 19 января

1898 г. ясно видно, что к такому соглашению правящие верхи России не были готовы. Николай II вынес вердикт:

«Наши переговоры с Англией — в настоящее время могут касаться только дел Дальнего Востока» , Царизм надеялся заручиться согласием Англии, прежде всего на захват Ляодунского полуострова и соединение КВЖД с портом на побережье, уступив ей право предоставления займа Китаю.

Муравьев явно преждевременно открыл карты, заявив, что Россия не намерена ограничиться лишь временным занятием Порт-Артура и Даляньваня, а решила оформить свою сферу влияния их длительной арендой.

Согласиться с этим Англия, конечно, не могла. 17 февраля в Петербурге стало известно, что китайское правительство подписало с английскими банкирами контракт о займе. Неделю спустя было получено не менее «приятное» известие: Китай передавал Германии по специальному соглашению порт Циндао с окрестной территорией в бухте Цзяочжоу в аренду на 99 лет и концессию на строительство двух железных дорог в Шаньдуне.

Витте активизировал давление в Пекине, (китайские чиновники получили очередные взятки) и 15 марта добился подписания договора об аренде Россией Ляодунского полуострова на 25 лет и распространения предоставленной Обществу КВЖД концессии на линию до Даляньваня и Порт-Артура.

И в Петербурге, и в Лондоне было ясно, что такой поворот событий чреват обострением русско-японских отношений. Уже через два дня после подписания конвенции о Порт-Артуре Англия предложила Японии сотрудничество и союз против России, но встретила отказ. В Токио пока еще не были готовы к вооруженной борьбе с Россией, и к тому же из Петербурга намекнули на возможность уступок в Корее.

По соглашению с Японией 13 апреля Россия отказалась от привилегий в Корее, отозвала своих финансовых советников и военных инструкторов, однако в МИД оставляли открытым вопрос о возможности при дальнейших неизбежных осложнениях в Корее занять северную ее часть .

Колониальная политика держав в Китае вызвала антиимпериалистическое движение, вылившееся в 1900 году в большое народное восстание. Для его подавления международный экспедиционный корпус с участием русских войск в августе вступил в Пекин. В октябре по приказу Николая IIрусские войска оккупировали Маньчжурию. Новый министр иностранных дел В. Н. Ламздорф, как и Витте, высказывался за скорейший вывод иностранных войск из столицы, чтобы устранить влияние других держав на китайское правительство. Но ушли только русские войска. Переговоры Китая с державами завершились в сентябре 1901 года подписанием унизительного для него и грабительского заключительного протокола. Россия вступила в сепаратные переговоры с Китаем о Маньчжурии, требуя за вывод войск права монопольной эксплуатации края.

Предпринятая одновременно попытка договориться с Японией на основе уступок ей в Корее не увенчалась успехом — в Токио отказались вести какие-либо переговоры до вывода русских войск. К этому времени Япония практически завершила военную подготовку и намеревалась вступить в схватку с Россией за Корею и Маньчжурию прежде, чем будет завершено строительство Сибирской магистрали. Дипломатическим обеспечением войны стали подписанный в январе 1902 года договор о союзе с Англией и полученное из Берлина заверение, что ситуация 1895 года не повторится: Германия была весьма заинтересована в отвлечении сил России от западных границ на Дальний восток.

Русско-китайские переговоры протекали очень трудно, неоднократно прерывались — китайцы не соглашались принимать выдвинутые условия. Дело осложняли и разногласия между Ламздорфом, Витте и Куропаткиным. Занимавший наиболее осторожную и сдержанную позицию Ламздорф пришел к убеждению, что война с Россией стала для Японии прямо намеченной целью, но рассчитывал договориться с ней при условии полной эвакуации Маньчжурии без зафиксированных в договоре уступок со стороны Китая. Витте соглашался с ним в желательности вывода войск и предотвращения войны с Японией, но обусловливал эвакуацию обязательством Китая не предоставлять в Маньчжурии каких-либо концессий иностранцам, не предложив их прежде русско-китайскому банку.

Военный министр Куропаткин настаивал на сохранении долговременной оккупации, а затем и на присоединении севера провинции к России.

Известие о заключении англо-японского союза напугало царских министров и вынудило отказаться от требования монопольной эксплуатации Маньчжурии. В марте 1902 года было подписано соглашение о поэтапном — в три срока —выводе русских войск. Правда, Витте удалось (опять же за взятку) добиться оговорки о возможности приостановки эвакуации в случае «смут» в Маньчжурии или действий там иностранных держав.

Осенью 1902 года, точно в срок, был осуществлен первый этап эвакуации. Но затем снова начались разногласия между министрами. Куропаткин настаивал на присоединении северной части Маньчжурии к России или превращении ее в нечто вроде Бухары. Эта идея находила полную поддержку Николая II, который, видимо, воспринимал вывод войск как отступление России с уже занятых рубежей на Тихом океане и ущемление ее достоинства. Возможно, ему надоело ждать результатов осуществления виттевских обещаний будущих приобретений. К тому же он не считал Японию серьезным противником. В ответ на предостережение Ламздорфа на одном из докладов в ноябре 1902 года о необходимости учитывать военное значение Японии Николай II ответил: японское войско — «это все-таки не настоящее войско, и если бы нам пришлось иметь с ним дело, то, простите за выражение, но от них лишь мокро останется» .

К этому времени все большим влиянием стала пользоваться сформировавшаяся в окружении царя и придворных кругах группа крайне националистически настроенных деятелей . «Безобразовцы», как называли их по имени одного из лидеров отставного ротмистра А. М. Безобразова, играли на чувствительной струне царя — великодержавных амбициях, увлекая его перспективой восстановления влияния России в Корее и особой ее миссии на Дальнем Востоке. План был таков. Частная компания под негласным финансовым покровительством правительства, получив там лесные и рудные концессии, должна «завладеть» Кореей мирным путем. Кроме того, под видом лесной концессии легко будет организовать своего рода стратегический «заслон» для ограждения Порт-Артура и ведущих к нему коммуникаций в случае войны с Японией.

Дело затеялось еще в конце 1897 года покупкой у купца Бриннера приобретенной им у корейского правительства концессии на эксплуатацию лесного района по р. Ялу. Записка с обоснованием задач «Восточно-Азиатской К°», как именовалось предприятие, была представлена царю весной 1898 года через великого князя Александра Михайловича. Николай II отпустил 70 тыс. рублей из кабинетских сумм на предварительные изыскания. Покупка концессии год спустя на имя частного лица Н. Г. Матюнина (кстати, уволенного из МИД) не вполне устраивала этих деятелей, стремившихся к созданию официальной акционерной компании, держатели паев которой со временем должны были занять места по государственному управлению. Лишь в январе 1903 года после нескольких неудачных попыток Безобразову и К° удалось добиться того, что Витте поличному указанию царя открыл Безобразову кредит в 2млн. рублей «на известное его императорскому величеству употребление».

После первого этапа эвакуации «безобразовцы» предложили прекратить вывод войск из Маньчжурии и закрепиться там, особенно в южной части и полосе отчуждения КВЖД.

Второй срок эвакуации истек в марте 1903 года, но войска не были выведены, а Китаю предъявили новые требования. Возросшее влияние на царя деятелей «черного кабинета» заставило министров искать компромисса и объединить усилия для противодействия этому влиянию. 26марта под председательством царя состоялось особое совещание с обсуждением записки Абазы о деятельности лесопромышленного общества в целях усиления стратегического положения России в Корее. «Безобразовцы» добивались официальной поддержки своих действий со стороны трех министров, но не получили ее.

Между тем после невыполнения обязательств по эвакуации общая ситуация значительно обострилась. Китайское правительство отказалось рассматривать новые предложения, а японское — расценило отсрочку вывода войск как провоцирование войны. Попытки министров предостеречь царя от увлечения идеями клики не увенчались успехом. В ответ на письмо, с которым Витте обратился через посредство близкого к царю В. П. Мещерского, Николай IIнаписал: «б мая увидят, какого мнения по этому пункту я держусь» 7.

В этот день Безобразов был назначен статс-секретарем, а его сотрудник генерал К. И. Вогак получил придворное звание генерала свиты. 7 мая Николай II созвал новое особое совещание, в котором «безобразовцы» при откровенном поощрении свыше получили явный перевес. Существенную роль сыграла также поддержка «безобразовцев» со стороны министра внутренних дел В. К. Плеве, убежденного, что «маленькая победоносная война» с Японией будет способствовать подавлению начавшегося в стране революционного движения. Несмотря на доводы Ламздорфа и Витте, было принято решение о включении Маньчжурии в сферу русского политического и экономического влияния и о повышении боеготовности России на Дальнем Востоке в соответствии с этими планами. Хотя Витте и Ламздорф отказались подписать журнал совещания, царь утвердил его. Принятый курс грозил войной с Японией.

Получив открытую поддержку царя, клика двинулась напролом. В июне в Порт-Артуре (чтобы избежать присутствия Витте и Ламздорфа) состоялось совещание по вопросу об эвакуации Маньчжурии. Было решено выдвинуть новые требования Китаю и продлить оккупацию, с тем, чтобы за это время укрепить обороноспособность России, но пока стараться не доводить дела до войны. Этот план, как и всякая авантюра, не учитывал того, что противник вряд ли согласится ждать, пока другая сторона хорошо подготовится. Протесты Витте и Ламздорфа против порт-артурских решений остались втуне.

Предложение Японии начать переговоры о размежевании взаимных интересов как в Корее, так и в Маньчжурии, выдвинутое в середине июля 1903 года, остро поставило перед царизмом вопрос о целях политики на Дальнем Востоке. Ламздорф настаивал на обсуждении его в особом совещании. В этот же день японский поверенный вручил Ламздорфу проект соглашения, предусматривавшего отказ царизма от исключительного положения в Маньчжурии и признание интересов Японии не только в Корее, но и во всем Северо-восточном Китае.

Совещание рекомендовало: отказаться от идеи присоединения какой-либо части Маньчжурии (тут три министра были единодушны); прекратить активную деятельность лесопромышленного товарищества, лишив его каких бы то ни было государственных субсидий; пойти на соглашение с Японией, уступив ей экономические и политические преобразования в Корее в обмен на признание особых интересов России в Маньчжурии. Царь согласился с частью рекомендаций, но затем отказался санкционировать и их выполнение.

В переговорах с Японией царская дипломатия постепенно шла на уступки и в Корее, и в Маньчжурии, хотя посланник в Токио Р. Р. Розен и наместник Е. И. Алексеев с самого начала переговоров предлагали не отступать. Куропаткин не мог до конца расстаться со своими нереальными планами. В ноябре он подал царю записку с проектом«компромиссного» решения — продать Китаю Квактун с Порт-Артуром, Дальним и южной ветвью КВЖД (его же собственную территорию!) за 250 млн. рублей в обмен направо России распоряжаться в Северной Маньчжурии. Но, несмотря на уступчивость соперницы, японское правительство заняло непримиримую позицию — в Токио были готовы к войне и ждали только подходящего повода ее начать.

15декабря 1903 г. было созвано особое совещание о ход переговоров с Японией. Открывая его, царь напомнил о событиях восьмилетней давности — после японо-китайской войны: «Тогда Россия твердо сказала Японии: «назад», иона послушалась. Теперь японцы становятся все более требовательными. Все же это варварская страна». Он поставил вопрос так — что лучше: «идти на риск войны или продолжать уступчивость?» . Было решено предложить Японии, в случае ее согласия на не использование Кореи в стратегических целях и устройство там нейтральной зоны, не чинить ей и другим державам препятствий в Маньчжу-рии, за исключением устройства сеттельментов (поселений).

Алексеев, считавший требования Японии чрезмерными и неприемлемыми, настаивал на разрыве переговоров. Ламздорф, в очередной записке пытавшийся убедить Николая IIв необходимости очень осторожных и взвешенных шагов, из резолюции царя понял: в сущности, тот ничего не имеет против войны, хотя делает вид, что избегает столкновения и подчеркивает свое миролюбие.

31 декабря 1903 г. Япония предъявила ультиматум. На совещании 15 января 1904 г. под председательством великого князя Алексея Александровича был намечен еще ряд уступок: Россия признавала права Японии в Маньчжурии вплоть до устройства сеттельментов и отказывалась от нейтральной зоны в Корее. Оставалось лишь положение о взаимном обязательстве не пользоваться никакой частью корейской территории в стратегических целях. Николай II не присутствовал на совещании, но затем принял всех его участников по одному и выслушал их.

22 января русский ответ был отправлен в Токио и сообщен японскому посланнику в Петербурге. При этом Николай II сказал: «Ну, если не примут, то там, что Бог надушу положит». Телеграмма была задержана японцами в Нагасаки, а утром 24 января секретарь японской миссии явился в МИД с сообщением о прекращении переговоров и разрыве дипломатических отношений. Как стало известно позже, предыдущей ночью члены миссии укладывали вещи и жгли архивы.

В этот день впервые вместо обычной уверенности, что войны не будет, царь открыто заговорил о необходимости скорее выяснить вопрос — «воевать так воевать, мир так мир, а эта неизвестность становится томительною» . В совещании под его председательством 26 января предстояло решить, что делать в случае высадки японского десанта в Корее. На предложение Ламздорфа прибегнуть к посредничеству, чтобы избежать войны, Николай II ответил: «Поздно». Совещание постановило поручить наместнику атаковать японцев первому, если они перейдут в Корее за 38-юпараллель.

Захватническая с обеих сторон, вызревавшая из противоречий держав в течение предшествующего десятилетия, война, тем не менее, застала царизм врасплох. Россия вступала в нее, находясь в дипломатической изоляции, без должной подготовки на суше и на море, с бездарным командованием, отсутствием четкого и обоснованного понимания своих национальных и государственных интересов, руководимая самодержцем, поразительное самообольщение которого до последней минуты поддерживало в нем уверенность, что воле и желанию одного человека можно подчинить объективный ход событий.

Как всегда, друг за другом следовали: шумиха (шапками закидаем!), неразбериха (отсутствие единой идеи и руководства), поиски виновных (с взаимными обвинениями), наказание невиновных (отставка Ламздорфа для удовлетворения общественного мнения) и награждение успешно заваливших дело (уволенный после Цусимы Алексеев в утешение получил Георгия на шею).

Заключение Портсмутского мира.

Царское правительство нуждалось в договоре внешне благопристойном, ибо унизительные условия ослабили бы его позиции в борьбе с революцией. Между тем рассчитывать на умеренность японской стороны особенно не приходилось. Если Япония была более истощена схваткой, то тыл у нее оказался заведомо прочнее: победительница пользовалась куда большим международным финансовым кредитом, и сочувствие большинства держав, заинтересованных в дальневосточных делах, склонялось опять-таки на ее сторону. Все это позволило японской дипломатии отклонить прелиминарные условия — так называемые «четыре нет», сформулированные Петербургом (исключаются: уступка русской территории, уплата военной контрибуции, изъятие железнодорожной линии к Владивостоку и ликвидация русского военного флота на Тихом океане). Таким образом, миссия, добровольно взятая на себя опальным сановником, была чрезвычайно трудной и неблагодарной. Мир после поражения едва ли мог снискать лавры политику, его подписавшему. Неудача миссии означала бы конец политической карьеры Витте.

Прежде всего он рассчитывал уменьшить японские притязания, предложив Токио не только примирение, но и сближение с целью совместной охраны новых позиций двух держав на Дальнем Востоке. Витте надеялся также добиться перемены симпатий других держав, мирового, особенно американского, общественного мнения в пользу России, предав гласности действительные цели Японии. Кроме того, он ставил перед собой сверхзадачу — подготовить размещение международного займа, необходимого царизму как на случай продолжения войны, так и для ликвидации ее последствий. При неудаче мирных усилий успешное заключение займа могло бы подстраховать его личную карьеру.

Одной из особенностей поведения Витте -- уполномоченного явилось широкое общение с представителями зарубежной печати. Оно, очевидно, было связано с расчетами воздействовать на мировое общественное мнение. Еще в Петербурге он дал интервью корреспонденту американского агентства Ассошиэйтед Пресс Г. Томсону, на борту лайнера «Кайзер Вильгельм Великий» — петербургскому корреспонденту английской «Дейли телеграф» Э. Диллону. Во время прибытия в Нью-Йорк от его имени было зачитано заявление для представителей американской печати. В Нью-Йорке он провел беседу с корреспондентом газеты «Ивнингмейл». И так продолжалось постоянно вплоть до прощальной речи в Портсмуте после заключения мира, обращенной к представителям печати.

Основная тяжесть переговоров в Портсмуте легла на плечи Витте, так как второй уполномоченный русской стороны — бесцветный посол в Вашингтоне Р. Розен — предпочел стушеваться; экспертов же к участию в заседаниях не допускали. Витте провел состязание с японскими делегатами неординарно, вопреки принятым канонам, чем вызвал немало язвительных замечаний в свой адрес со стороны профессиональных дипломатов. Но, может быть, именно эта необычность послужила одной из причин его успеха.

Японские условия мира оказались чрезвычайно тяжелыми. В них вошли три (кроме КВЖД) из четырех требований, признававшихся в Петербурге заведомо неприемлемыми. Появилось также неожиданное, шедшее вразрез с международной практикой и ущемлявшее престиж России настояние о передаче Японии в качестве приза русских военных судов, интернированных в нейтральных портах. В ряде других вопросов, где царская дипломатия надеялась достичь компромисса, притязания формулировались в самом далеко идущем виде. Японская делегация настаивала на скорейшем письменном ответе по всем пунктам. Принимая эту жесткую ноту, Витте еще раз проявил выдержку, ограничившись замечанием, что условия прочного примирения не должны давать слишком больших выгод одной из сторон.

Ординарный дипломат на его месте либо воспользовался бы несовместимостью японских требований с официальной инструкцией и прервал переговоры, либо, что более вероятно, обратился за указаниями в Петербург. Витте не сделал ни того, ни другого, ибо, с одной стороны, был убежден в необходимости мира, а с другой — не ожидал от апелляции в столицу ничего, кроме потери времени и возможных дополнительных ограничений.

Дальнейшие события в основном подтвердили правоту первого уполномоченного. Отказ Витте от обращения в Петербург произвел на японцев впечатление, подтвердив представление об исключительной широте его полномочий.

После этого переговоры велись по схеме, которую русские профессиональные дипломаты опять-таки не одобряли. Вместо того чтобы выдвинуть сначала самые трудные вопросы, решив тем самым, быть или не быть миру, Витте согласился рассматривать японские притязания и русские контрпредложения пункт за пунктом. Между тем в японской ноте основная группа более трудных вопросов стояла в конце. Ключ к разгадке позиции русского уполномоченного лежит все в том же стремлении сделать все для заключения мира. Предварительное согласование менее важных статей все же делало разрыв переговоров более трудным, чем старт с лобового столкновения по принципиальным вопросам. Создавалась также возможность постепенно подготовить правительство и общественное мнение России к неизбежным уступкам.

Через несколько дней 16 августа японская делегация дала положительный ответ. Для большинства участников и наблюдателей это было совершенно неожиданно. Витте, конечно, тоже нервничал. Любопытно, однако, что еще накануне он дал указание Мартенсу начать формулировать проект текста мирного договора. При этом выяснилось, что первый уполномоченный считал нужным зафиксировать лишь главные, принципиальные моменты, предоставив урегулирование частностей последующим переговорам . Такой подход понятен, если учесть, что Витте не покидала идея русско-японского сближения, в связи с реализацией которой, он надеялся на смягчение позиции Токио.

Неделя между достижением принципиального соглашения и оформлением договоренности прошла в напряженной работе по редактированию статей трактата. В эти же дни было заключено, наконец ранее тормозившееся японской стороной соглашение о перемирии. Из Петербурга время от времени поступали «глубокомысленные» указания не торопиться с подписанием, выяснить сначала размер вознаграждения за содержание военнопленных, постараться внести те или иные поправки. На это Витте твердо отвечал, что менять что-либо уже поздно, и неуклонно вел дело к завершению. Наконец 23 августа 1905 г. мирный договор был подписан.

Что же представляло этот договор? Условия трактата можно подразделить по содержанию на несколько групп. Первая из них касалась перераспределения сфер влияния в третьих странах. Россия признавала преобладающие интересы Японии в Корее и обязалось не препятствовать мерам по утверждению японского господства в этой стране. Царское правительство уступало также Японии свои права на аренду Квантунского полуострова с военно-морской базой Порт-Артур (Люйшунь) и торговым портом Дальний (Далянь) со всеми концессиями и государственным имуществом, что являлось крупной потерей в политико-стратегическом и экономическом отношении.

Следующая группа условий относилась к утрате русской территории и собственности. Царское правительство отдало Японии южную часть Сахалина (до 50-й параллели) с прилегающими островами и всем государственным имуществом. Площадь и население аннексируемой Японией территории были не столь велики, но она имела серьезное стратегическое и экономическое значение: обладание Южным Сахалином позволяло Японии запереть пролив Лаперуза и облегчало задачу блокирования Татарского пролива. Кроме того, остров был богат полезными ископаемыми. Статья о Сахалине аннулировала полюбовное разграничение1875 года, вновь выдвигая на пути добрососедских отношений между двумя странами территориальный вопрос. Япония получала безвозмездно Южно-Маньчжурскую железную дорогу между Порт-Артуром и станцией Куанченцзы со всеми ее ответвлениями, правами и привилегиями. Общая стоимость прямых материальных потерь России, не считая территории, превышала 100 млн. золотых рублей. К этому следует добавить денежную компенсацию за содержание военнопленных, сумма которой не была зафиксирована в самом договоре, а позднее определена в 46 млн. рублей.

Экономические статьи Портсмутского трактата предусматривали заключение нового договора о торговле и мореплавании на началах действовавшего до войны, соединение русских и японских железных дорог в Маньчжурии в целях облегчения торговли и, наконец, тяжелое для России обязательство заключить с Японией соглашение о предоставлении японским подданным права рыбной ловли в территориальных водах русского дальневосточного побережья.