Реферат: Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

ПРОТОИЕРЕЙ ВЛАДИСЛАВ СВЕШНИКОВ ОЧЕРКИ ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ

1. ВВЕДЕНИЕ. СОДЕРЖАНИЕ И СМЫСЛ ЭТИЧЕСКИХ УЧЕНИЙ.

Два круга вопросов всегда были наиболее существенными в человеческом личностном и общественном самосознании.

Стремление к непротиворечивому и полному знанию о мире, его происхо-ждении, о его сущности и закономерностях ; - и о человеке, - о его природе, смысле существования, внутреннем мире и его насыщенностях взаимоотноше-ниями со всем, что входит в созерцание мира - составляло один круг вопросов.

Ответы на второй круг вопросов должны были дать человеку понимание того, как надо жить.

Но что значит сам вопрос - как надо жить? Кажущийся понятным беглому полу-интуитивному взгляду, этот вопрос при внимательном рассмотрении спо-собен вызвать глубокое недоумение двоякого рода - в зависимости от личного душевного и умственного устройства.

Что значит - "как надо?" спросят одни. Если я свободная личность, то вся-кие «надо» - и вообще и по конкретным ситуациям - определяются мною са-мим , определяются в меру моего ума и желаний, если только содержание этих определений не противоречит принятому уголовному закону.

Что значит - "как надо?" - возразят другие. Религией, обществом, нацио-нальными традициями - вполне определены общие нормы поведения, представ-лены известные образцы. Следуй принятому и предостаточно.

И кажется, люди обычно и следуют какому-либо из этих двух этических методов в своей жизни; и далеко не всегда осознают совершающиеся нравственные ошибки, а даже когда и сознают - редко принимают их на счет недоста-точности или даже ошибочности принятой ими моральной методологии. Да и, пожалуй, нет ни одного из человеков, кто всегда вполне последовательно уст-раивался в жизни только на основании какой-нибудь методики.

Само наличие двух подходов свидетельствует о том, что, по крайней мере, один из них не совсем, мягко говоря, соответствует правде. Кроме того, если б было все так просто, не занималось бы человечество, в лице наиболее небезраз-личных к правде и тонко чувствующих и остро думающих своих представите-лей (иные из них оказывались для какого-либо общества и времени - совестью) этическими проблемами. Если бы и на самом деле все так и было, - не отстаи-вали бы - в кухонных спорах или ученых диспутах - люди свою правоту. Уже одно то, что по отношению к разным событиям и установкам разные люди применяют разные критерии оценок, и то, что сами оценки оказываются раз-личными до противоположности, свидетельствует о том, по крайней мере, что совсем не решен для всех одинаково вопрос о "правильности" жизни. Болыпей частью именно разное понимание "правильности" и вызывают различные кон-фликты - и личные, и общественные; и это в свою очередь означает, что "непра-вильностей" всегда существует больше, чем "правильностей".

Но даже само ощущение «неправильности» означает, что все же существу-ет и некая - вне человека и выше человека - правда, с которой и могут соотно-ситься и по которой могут оцениваться и все теоретические или иррациональ-ные правила, и самая конкретность человеческой жизни, прежде всего в по-ступках ( поступки и видеть, и осознавать, и оценивать проще всего).

^ Поведение человека Из поступков и складываются более или менее ус-

ловные и непротиворечивые линии поведения чело-и его мотивы

века и общества. Этический (нравственный) подход и определяет по направлению (положительное или отрицательное) и по степени значимости - ценность поступка, реального или даже только возможного. Поступка отдельно взятого или цепи поступков, складывающихся в целую пове-денческую систему.

Не все поступки могут всегда оцениваться с этической позиции. Можно назвать много типов поступков, этически безразличных. Переход на другую ра-боту, любые поступки, связанные с технологией трудовых процессов, переезд в другое место жительства, прогулка по любимым улицам после рабочего дня , альпинизм или байдарочное плавание во время отпуска, участие в научной конференции, ремонт собственной квартиры и многое другое может не иметь никакого отношения к нравственной проблематике, даже когда перед челове-ком стоит вопрос выбора, например - сходить в магазин за хлебом или почитать книгу или починить утюг. Не всякий выбор есть очевидно нравственный выбор.

Но и любой из поступков, который сам по себе нравственно безотносите-лен (типа приведенных примеров) может стать нравственно значимым, в зави-симости от мотивов, которыми он вызван, типом внутреннего переживания, ко-торым он сопровождается, либо результатом, следующим за поступком. Так, переход на другую работу может быть вызван чрезвычайными корыстными по-буждениями или предательством своих друзей; трудовая деятельность (напри-мер, художественное творчество) может сопровождаться увлеченностью такой силы, которая переходит в кумиротворчество, а результатом какого-либо вида отдыха может стать чрезвычайная духовно-волевая расслабленность.

Но когда какие-либо поступки (а тем более поведенческие структуры в целом) связаны с человеческими взаимоотношениями, они неизбежно осущест-вляются с нравственными подходами и нравственными оценками. Это неиз-бежно потому, что даже совершенное безразличие к любому человеку только на поверхностный взгляд нравственно нейтрально; на самом деле - решить внут-ренне, про себя, а затем и выразить на деле отношение к любому лицу по типу: "Он мне никто", может быть соотнесено с объективной правдой, определенно выраженной в различных этических представлениях. Разумеется, встречаются люди, которые эту правду не знают, не понимают и не чувствуют; но, слава Богу, - все же многие знают, понимают и чувствуют, стало быть, и оценивают по-добное отношение отрицательно с высших нравственных позиций.

Таким образом, любой тип человеческих взаимоотношений включает этическое переживание и оценку, особенно, когда это выражается в поступках или поведении. Во всяком случае, как бы непоследовательно, неформулировоч-но, неопределенно и даже вовсе неверно ни было выражено отношение к по-ступку, известны, в общем, два ряда, никогда не сливающихся терминов, в ко-торых выражается принадлежность поступка к нравственному циклу и одно-временно дается его оценка, даже если его значимость относительно невелика. В одном ряду - дурно, гадко, низко, недобро, пошло, отвратительно, омерзи-тельно; в другом - добро, красиво, хорошо, великолепно, замечательно и пр. И только нравственный урод отнесет лицемерие , воровство, кухонную склоку, хулиганство и пр. - к явлениям второго ряда, а жертвенность, правдивость, мяг-кость и пр. - в различных конкретных проявлениях - к явлениям первого ряда. Разумеется, во времена повального нравственного уродства границы между добром и злом размываются ("добро и зло - все стало тенью"), значимость вы-сокого нравственного поведения иссякает, вплоть до того, что в общественном сознании оно становится смешным, но и в такие безобразные времена смутно сознаются - в установках или в лицах подлинные нравственные ориентиры. Действуют они слабо, но все же порою самим фактом своего существования вызывают чувство стыда при оценке поведения.

Более глубокое, тонкое, серьезное и внимательное нравственное чувство дает возможность оценивать не только внешнюю сторону поведения, выражен-ную в поступках, но и то, что вызвало такой тип поведения: недоброе чувство, гадкую мысль, вредное решение и пр. Все подобные личностные проявления могут ощущаться как случайное, наносные, нехарактерные - хотя болыпей ча-стью это не так; обычно в личности действуют более или менее скрытые, ла-тентные установки на грех, которые разные люди и осознают по-разному: одни - как вполне положительную норму, другие - как допустимое состояние, третьи - как факт внутренней испорченности, с которым они психологически ничего не могут поделать.

Обширное поле человеческих желаний, ощущений, переживаний и со-ставляет пространство нравственной мотивации. Оно и является определяющим для нравственного бытия, - но это в том случае, когда это пространство посто-янно соотносится с главным вопросом - как жить по правде?

Этот главный вопрос в конкретной жизненной практике дробится и раз-решается во множестве относительно мелких решений, которые то объединя-ются в различные более общие установки, - и тогда разрешаются в виде закона -личного ли, общественного, национального или всечеловеческого; или рассмат-риваются как уникальные жизненные ситуации, которые оцениваются с пози-ций таинственного внутреннего этического знания правды. Таким образом, личная и общественная этика помогает увидеть ценностный смысл поступка и ли серий поступков - до их совершения, чтобы по возможности суметь уберечь-ся от тех, которые представляются недобрыми; и напротив - приложить усилия для совершения тех, которые представляются добрыми. Кроме того, этическое знание дает возможность более или менее верно оценивать поступки уже после их совершения, и тем самым увеличить сумму этического знания, помогающего ориентироваться в жизни. Но такая безусловная ориентированность возможна только тогда, когда содержание нравственного мира объективно.

^ Объективная содержатель- Говоря совсем просто, это означает, что есть
ность нравственного мира. правда на земле; из этого, разумеется, сле-
Всеобщность нравственной ДУет, чт0 правда есть и выше. Именно соот-
проблематики. ношение земной и высшей правды и состав-

ляет главное содержание христианской эти-ки. Прежде всего хорошо бы разобраться с земной правдой, - для начала - про-сто с наличием ее существования. Для болыпинства людей, хотя бы на интуи-тивном уровне, положительное решение этого вопроса не вызывает сомнения даже в том случае, когда они своими правилами жизни эту правду опровергают. Но встречаются и возражения.

6

Так, одни говорят, что существуют только субъективные "правды", кото-рые, разумеется, могут в значительной степени у многих людей совпадать, ибо единство телесно-психологической природы людей предполагает возможность одинакового (точнее ,очень похожего) личностного решения многих нравст-венных проблем. Другие - исходя из понимания и видения нравственной испор-ченности человека утверждают, что даже и личной-то правды практически не существует, а все поступки определяются природной предрасположенностью, общественными установками и личной выгодой. Когда же они встречаются с фактами явного преодоления личной выгоды, порою даже жертвенного, они склонны признать это как мало понятную, иррациональную, хотя порою и поч-тенную - патологию, которая никак не может иметь объективный закономерный характер. Правда, против такой абсолютистски негативной позиции возражает всеобщность, по крайней мере одной известной нравственной ситуации: роди-тельская (и прежде всего материнская) жертвенная «невыгодная» любовь. В ней могут быть свои издержки, она порою даже может иметь искаженный, психопа-тический характер и приводить к недобрым результатам; известно множество фактов, противоречащих этой всеобщности; но все же эти факты - уродливые исключения.

Разумеется, этим единственным свидетельством естественной, природной правды человечества, хотя и земной, несовершенной, дело не ограничивается. Само наличие в уголовных законодательствах большинства народа законов, норм и принципов, одинаково утверждающих нравственную правду, приводит к сознанию всеобщности такой правды , и прежде всего - к сознанию ее суще-ствования. Не слишком часто, но все же встречаются люди исключительно тео-ретического мироощущения; они довольствуются этим простым пониманием наличия правды, и наивно убеждены, что их личной честности довольно для того, чтобы их поступки, вся их поведенческая структура вполне соответствует этой правде, а ошибки, если и бывают, носят совершенно случайный характер; как же иначе? - ведь они честны перед собой и перед людьми; поэтому в возни-кающих конфликтах они всегда чувствуют свою правоту - по той же причине; и

7 потому, при всей внутренней честности они обычно не способны просить про-щения.

Близки к этой категории и по поступкам и по их оценкам люди интуитиви-стского самосознания. В общем конкретное содержание объективной нравст-венной правды их мало интересует; по их интуиции - их интуиция их и вывезет. На деле же, разумеется, - когда вывозит, а когда и нет; интуиция, не ориентиро-ванная на поиск нравственной правды, осуждена на барахтанье в лоне собст-венных субъективных представлений и переживаний, и потому, даже будучи богатой по дару, оказывается бессильной на деле.

Все же болыпей частью люди признают не только существование нравст-венной правды вообще, но и неуютно чувствуют себя без ее содержательного наполнения. Оценивать свои (или чужие) поступки можно только по отноше-нию к какому-то объективно действующему канону. В этом плане проще и по-нятнее положение тех, кто связал свою жизнь с любыми религиозными уста-новками (вне зависимости от "правильности" или "неправильности" религии. Вся содержательность нравственной правды для них априорно установлена. И если свои желания входят в противоречия с объективной содержательностью соответствующей религиозной правдой, - они "свое" (как в тех случаях, когда они преодолевают себя, так и в тех случаях, когда это не получается) рассмат-ривают как неправду.

Но и у тех людей, для которых и в мысли и на деле существует объектив-ная содержательность нравственной правды, встречаются некоторые виды ущербности по отношению к этой правде. Большей частью она и в представле-ния и на практике оказывается достаточно бессистемной, неполной и неглубо-кой, порою включающей в себя довольно случайные и второстепенные элемен-ты, и наоборот - исключающей из понимания - наиболее существенные. Но да-же и при довольно системном, глубоком подходе к содержанию нравственной правды редко можно видеть творческие и позитивные подходы; гораздо чаще встречаются различные отступления от нее ( т.е. греховная реальность), чем объективные созидательные начала. Таков, в основном, ветхозаветный закон:

не убей, не укради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй и т.д. Подобный
отрицательный характер нравственных заповедей, если он и не пронизан созна-
тельно религиозными предпосылками, все равно свидетельствует о реальности
нравственной правды, которая превышает формальную императивность, ибо
оперяется хотя бы на смутно сознаваемый, но все же идеал и из этого идеала
исходит. Разумеется, идеал не может быть лишь для отдельных личностей, ибо
один из смыслов идеала - в его всеобщности. Но беда всеобщих идеалов в их
отвлеченности. По причине такой отвлеченности нравственный идеал пред-
ставляется, хотя и желанным, но теоретически - абстрактным. Согласиться на
окончательную абстракцию человечеству не угодно хотело, и потому, напря-
женно всматриваясь в нравственных героев, оно хотело в них увидеть такой
идеал. Но проходило время... черты идеала становились блеклыми или мало
существенными, или мало интересными, или лишь локально значимыми (на-
пример, только для Индии) и - всечеловеческий идеал становился в лучшем
случае субъектом литературного памятника. А люди все искали совершенства,
и этот поиск по крайней мере давал им возможность выделить некоторые иде-
альные черты, которые хотя и соединялись в уникальный дискретный перечень,
но никакой идеальный перечень не может заменить совершенную личность. Та-
кая личность - совершенный Бог и совершенный человек Иисус Христос - яви-
лась в "последние времена", 2000 лет назад, и это стало безусловно очевидно не
только для Его современников, но и для читателей Евангелия: это Он.
^ Благо как сущ- И все же такой перечень являет собой всеобщую картину, дос-
ность нравствен- таточно единообразную для всех времен и народов, потому что
ного бытия совокупность черт этого перечня дает возможность увидеть то,

что человечество в целом решилось принимать за добро. ^ Добро и зло вообще суть фундаментальные слова в мире этических поня-тий и переживаний. И дело не только в их предельной смысловой нравственной противоположности. Собственно, добро и есть субстанциальная онтологическая реальность человеческого бытия вообще. Зло же несущественно и ничтожно, как простое небытие и неприятие (Добра). И труднее всего теоретически отве-

^ 9 тить на вопрос: как (не почему, а именно как) может не существовать то, что существует как явление. Зло не существенно, а случайно, говорим мы. Но такому пониманию совершенно противоречит эмпирическое знание бесконеч-ного, кажется, разлития зла в мире, в котором лишь местами мерцают островки света и добра.

Ситуация обостряется деградированием смыслом этих слов, при котором добро вырождается в полу-филистерскую и почти пошлую доброту, а зло -лишь в частное проявление страсти гнева, - в злобу. Но эмпирическое, даже по-ложим и довольно точное, видение нравственной реальности дает возможность обратить внимание лишь на искаженную предметность этического бытия чело-вечества. В конечном итоге, почти всякий человек понимает, что зло - это не просто отклонение от верной и точной этической нормы, но и разрушение са-мой нормы. Это чувствуется и осознается (хотя и смутно и неопределенно) почти всеми, кто пытался войти в рассмотрение этого вопроса, но вполне точно раскрывается лишь в свете религиозного богооткровенного знания о сотворе-нии человека по образу и подобию Божию и об искажении его природы в гре-хопадении.

Любая тонко чувствующая душа оказывается способной хотя бы и смутно осознавать утрату и тосковать по некоей чистоте цельности, внутреннем поряд-ке и невоображаемой созидательности, о любви и теплоте во всем их подлин-ном единстве, чего сейчас нет, но что должно было быть. Благо ощущается и личностью, как некоторое абсолютное совершенство мира, которое хотя и не-возможно понять и пережить в его сути, осознается как таинственный и глубо-кий источник всякого добра, всякой верной и положительно значимой этиче-ской перспективы, которая потому-то и становится возможной для человека, что может быть скоординирована с этим объективным высшим благом.

Всякий человек может понимать, что и до его рождения это благо, как сверхжизненное начало, существовало и после его смерти не перестанет суще-ствовать, и это значит, что оно коренится в вечности. Запредельность источни-

^ 10 ка блага и самого блага по отношению ко времени приводит искателя к про-стой мысли о том, что в любом человеческом обществе и у любого самого гени-ального мыслителя он встречает лишь обрывки и тени собственно блага самого по себе. Поэтому он может судить о том, сколь велико и прекрасно благо в его подлинном и полном совершенстве, а с другой стороны, это позволяет с необ-ходимостью предполагать его сверхчеловеческое происхождение. Искатель правды, если приходит к благу, не может не видеть, что оно болыне любого че-ловеческого делания правды, больше даже всеобщего человеческого делания и болыне, чем любой самый насыщенный сборник, содержащий всю полноту жизненных правил. Знающий правду становится и знателем добра, - но лишь в меру бескорыстного делания правды. Благо открывается как источник сверх-этического знания и сознания, - но лишь в силу этического "развертывания" в ней личности, которая обращается к благу как подсолнечник к солнцу, т.е. ор-ганично и неизбежно, оно принимается и усвояется, и знанию этому деланию нет конца.

Переживание блага и делание в области блага раскрывается в свете зна-ния более сердечного, чем умственного, но это сердечное знание, будучи глуб-же умственного, все равно не совершенно, ибо обычно смутно и неопределен-но, а то и вовсе ошибочно. Поэтому оно нуждается в корректировке со стороны рассуждения, получая верные понятия и представления Самое главное в этом отношении - приобрести внутреннюю установку на готовность делать добро и отвращаться от зла. В этой готовности есть нечто сверхрациональное и потому не до конца понятное, ибо в любви всегда есть нечто сверхрациональное. Стре-миться к деланию добра можно лишь полюбив добро и узнав высшую ценность блага; да и само благо, как уже сказано, имеет выше человеческий смысл и со-держание. Поэтому первоначальное его осознание носит априорный, доопыт-ный характер.

У всех, не слишком патологических персонажей даже на словесном уров-не добро вызывает притяжение, а зло отталкивание. И даже, когда в жизни со-вершаются поступки, которые объективно следовало бы признать отклонения-

^ 11 ми от подлинного блага, - на индивидуальном уровне многими это не осозна-ется, и потому людям представляется, что они делают и желают добра. Это оз-начает, что они просто не видят искаженности понимания и осуществления до-бра в личной жизни. Будучи удаленными от объективных ориентиров нравст-венной жизни, они вынуждены ориентироваться на такие не всегда безоши-бочно действующие источники, как собственная совесть и интуитивное нравст-венное чувство, соображение и прочее, а также на общие народные, социальные традиции и т.д. И эти источники довольно важны, но как дополнительные и становятся ценными лишь тогда, когда сами, в свою очередь, опираются на то объективное нравственное знание, которое предлагается в Божественным От-кровении.

^ Божественное откровение Объективность богооткровенного нравственно-
как источник г0 знания несомненна только для религиозного

нравственного знания сознания, хотя бы потому, что само понятие

^ Божественное откровение не представляет со-бой для нерелигиозного сознания какой-то объективной реальности. Открове-ние в точном смысле слова представляет собою то знание, которое открывает-ся человечеству или какой-то его части или Самим Богом непосредственно или через каких-либо людей, Богом избранных и с этой целью подготовленных (болыпей частью они именуются пророками). Это относится исключительно к тем основным мировым религиям, которые и претендуют на то, что знание ими полученное из Божественного откровения: иудаизм, христианство, ислам. Это не относится к буддизму и конфуцианству как религиям атеизма (если только такое словосочетание возможно), хотя они и имеют свои ритуальные и веро-учительные тексты этического содержания.

Любые этические тексты внерелигиозного происхождения всегда обна-руживают субъективную реальность или, в лучшем случае, статистический подход, который, собственно, вносит в субъективизм социальный элемент, соз-дающий фикцию объективного и абсолютного начала. Не рассматривая здесь подлинность откровения в различных этических религиозных текстах, доста-

12 точно отметить, что само притязание на вне- и (сверх-) человеческое происхож-дение этих текстов придает им, по крайней мере, среди последователей таких учений силу высшего авторитета и безусловной достоверности. В силу автори-тета и достоверности становится обязательным восприятие и практическое ис-полнение этого учения для тех, кто признает себя верными ему. Разумеется, на деле такое исполнение, тем более - во всем совершенстве получается далеко не всегда, но во всяком случае - признается для себя безусловно верным вектор нравственной деятельности, изложенной в учении, да и оценивается эта дея-тельность самим человеком с позиций откровенного учения.

В этом отношении наименее плодотворным оказалось знание языческое -даже в самых "цивилизованных" и изысканных его ветвях - в греческой и рим-ской культурах. Даже в стоической философии, где нравственное знание оказа-лось наиболее разработанным, далее учения о четырех основных добродетелях (справедливость, умеренность, мужество и мудрость) оно не поднялось. Гораз-до более разработанной оказалась буддийская нравственная философия.

Особо высокое место среди других этических разработок заняло ветхоза-ветное и новозаветное знание. Ветхозаветное нравственное знание, предло-женное избранному народу Самим Богом через Моисея на Синайской горе, из-ложено прежде всего в Декалоге (десятисловии), - т.е. в десяти основных запо-ведях и во множестве дополнительных, составляющих содержание ветхозавет-ного нравственного закона. Главное, чем отличался этот закон от других, в точ-ном смысле слова не богооткровенных учений, было нравственное богатство содержания заповедей, в которых раскрывались нормы отношения человече-ской личности к Богу. Другая важнейшая этическая черта, как это отмечалось в Ветхом и Новом заветах состояло в сводимости всего множества заповедей к одной - любви - любви к Богу и ближнему. При этом любовь к Богу демонст-ративно ставится на первое место так, что и любовь к ближнему становится производной от любви к Богу (но зато и любовь к Богу проявляется в содержа-нии и степени любви к ближнему).

13

Сами ветхозаветные заповеди, в которых раскрывается ценностное отно-шение к Богу, и доказывают для непредвзятого размышления их Богооткровен-ность.

Особенно глубока и содержательна в этом отношении первая заповедь: "Аз есмь Господь Бог Твой..." Эта заповедь и открывает людям знание о Боге как о Личности и обращается к человеку как к личности и возвещает взаимоот-ношения Бога и человека как межличностное отношение и проявляет уваже-ние Бога к человеческой личности и устанавливает иерархический подход и тем самым - понимание ранга (Аз есмь Господь). Кроме того, по смыслу запо-веди Бог свободно отдается человеческой личности (Аз есмь твой), и выражает мистическое переживание (Аз есмь Бог). Вторая, третья и четвертая заповеди Декалога далее утверждают и конкретизируют смысл и содержание первой за-поведи.

Остальные заповеди не только утверждают любовь к ближнему как важ-нейшую этическую ценность, но и определяют значимость человеческой лич-ности в ее жизненных ("не убий"), имущественных ("не укради") и нравственно целостных и совершенных ("не прелюбодействуй, "не лжесвидетельствуй") ос-нованиях. Особенно значимой представляется в этом отношении десятая запо-ведь ("не пожелай"), открывающая аскетические перспективы творческой лич-ности.

Обращенность заповедей к Богу (первые четыре) и чрезвычайно высокий уровень требований, (особенно по отношению к довольно грубому состоянию общества) и их напряженная тональность не дают возможности предполагать, что они являются по-человечески "сочиненными"; очевидно, что они имеют выше, чем человеческое происхождение.

С еще с большей силой это раскрывается при рассмотрении нравственно-го устройства Нового Завета, по сравнению с которым Закон ветхозаветный, по выражению апостола Павла, представляет собой не более, чем его тень.

Прежде всего, необыкновенно высоко оценивается достоинство человече-ской личности, потому что необыкновенно высоко достоинство совершенной

14 Личности Иисуса Христа, которая становится нравственным идеалом для тех, кто принимает Новый Завет во всей его полноте. Кроме того, если прежде глав-ным нравственным вектором было исполнение некоторых этических норм, имеющих определенный, конечный характер, то для новозаветного человека "нормой" становится стремление к "ненормальному" бесконечному нравствен-ному совершенству, смысл и сущность которого - не рабская реализация, а "всыновление" Богу, бесконечное стремление к нему как Отцу небесному. По-этому сами нравственные установления в Новом Завете носят характер не толь-ко непререкаемых законнических императивов, сколько душевных "алгорит-мов", образцов внутреннего этического устроения, противополагаемого тому "естественному" строю, при котором по слову Христа "из сердца человека ис-ходят помышления злые".

При внимательном и непредвзятом рассмотрении этого евангельского устройства и при сравнении его с другими нравственными системами (и бесси-стемностями) обнаруживается, что Новый Завет имеет универсальный характер и в том отношении, что нет, по-видимому, ни одного нравственного соображе-ния вне-евангельского, которое бы так или иначе не рассматривалось в ново-заветном сознании. Все эти соображения в новозаветном сознании и качествен-но и количественно абсолютизируются, ибо возводят ум и сердце к Богу, снис-шедшему на землю.

Евангельское нравственное знание по своему совершенству может стать источником постоянного этического размышления как по всему содержанию в целом - его глубине, насыщенности, духовности, открытости для всякого чело-века, безусловной свободе в диалектическом сочетании с абсолютной требова-тельностью, так и по возможности, желательности и необходимости соотнесе-ния любой жизненной ситуации именно с этим нравственным содержанием. Именно такая соотнесенность определяет «правильность» и «неправильность» поведения .

Таким образом Божественное откровение (преимущественно через Иису-са Христа) становится источником совершенного нравственного знания - осо-

15

бенно в смысле установления и внедрения в сознание основных принципов

нравственной жизни.

Безусловно, такие принципы являются со-^ Ценностное отношение

„ держанием не одного только богооткровен-

к Богу, к людям,

„ ного знания. Любое нравственное личное

к сеое и к миру.

или общественное понимание так или иначе включает в себя все виды ценностных отношений. И даже когда какие-либо виды этих отношений (например отношение к Богу) прямым образом не вписы-ваются в систему, сама эта "невписываемость" являет собой тип нравственного отношения. Например, слова: "Бог для меня Никто" - выражают собой не толь-ко тип отрицательного нравственного переживания, но и ведут ко многим дру-гим нравственным последствиям, как в области установок, так и по конкретным решениям.

Переживание ценности личности исходит из конкретного и живого зна-ния о том, что любая личность (собственная, иная человеческая или Божествен-ная) представляет собою уникальный, целостный и жизненный мир, обладаю-щий свободой и самосознанием, а также другими дарами, сочетание и жизнен-ность которых представляет собой ни с чем (кем) не сравнимое по значимости "я", которое в силу этого естественно ценить более других явлений мира. Чем ярче и глубже самосознание собственного Я, тем оно более способно личностно переживать ценность любого другого "я", любой личности, а более всего Боже-ственной, как обладающей полнотой и совершенством Своих свойств.

Существенная особенность всякой личности, существенное свойство всех личностей - это их бытие. Это прежде всего относится к само-бытной Лично-сти, бытие Которой не зависит ни от какой другой личности и ни от каких, даже абсолютных обстоятельств - Личности Бога. Лишение Ее бытия в объективном смысле слова невозможно. Но в субъективном переживании, которое в само-сознании проходит через некоторый плохой логический процесс это оказывает-ся возможным и даже осуществляется сплошь и рядом, то в дешевом и грубом, то в более изящном и утонченном варианте. "Для меня Бога нет. Значит Его

16 нет вообще". Так свершается субъективное лишение Бога бытия - убийство Бо-га. Страстно выраженным вариантом этого главного отрицательного отношения к Богу бывает ненависть к Нему. Напротив того, ценностное положительное отношение к бытию личности Бога тут же включает механизм многих нравст-венных переживаний от прославлении и благодарности Бога до покаянного чувства вины перед Ним. Также и бытие любой человеческой личности есть первичная основа ее ценностного переживания, как отрицательного ("чтоб тебя никогда не было"), так и положительного ("я хочу всегда быть с тобой"). И это ценностное знание во всех его качественных видах и оттенках и количествен-ных степенях и влечет за собой множество других нравственных переживаний. Именно потому убийство (лишение бытия) любой личности, совершаемое хотя бы в чувстве и воображении, а тем более в реальности - есть акт, нравственно не допустимый - не по упрощенному суждению: не причиняй другому зла, чтобы и тебе не причинили.

Начальной точкой движения в векторе переживания ценности бытия дру-гой личности может стать переживание ценности бытия собственной личности -хотя переживание ценности собственного бытия редко бывает точным и адек-ватным , и не только потому, что собственные самооценки всегда хоть не-сколько завышены. Человеческое самосознание (впрочем, как и сознание цен-ности других людей), особенно если оно не религиозное, не всегда верно учи-тывает, а то и вовсе не учитывает некоторые фундаментальные факты челове-ческого бытия, и прежде всего - факт грехопадения, а вместе с ним - и искаже-ния человеческой природы.

Ценностное знание должно быть истинным знанием. Ценностное знание, содержащее неполноту, а тем более неправду, становится искаженным знанием; в нем может переживаться как ценное то, что по сути является малоценным и противоценным.

Знание личности и о личности должно включать в себя и горестное пере-живание о тех искажениях, случайных или постоянных, которые являются раз-рушительной данностью и противостоят созидательной заданности. Это осо-

17 бенно важно относительно собственной личности; ибо нравственное осознание несовершенства (плохой ценности) приводит к стремлению изменить ценност-ноый строй в действительности, то есть к переустройству личности. "Если кто хочет душу свою спасти, да погубит ее ради Меня и Евангелия" (Лк17,33) - го-ворит Христос. Это означает, что именно в силу великой ценности личности необходимо некоей духовной операцией освободить ее от чужеродного, иска-женного, вне-природного разрушительного и только кажущегося ценным со-держания.

Подобным образом строится нравственное ценностное переживание того материала, который Достоевский назвал "соборный человек", то есть народ, или любое другое человеческое единство, созданное по органичному или даже по надуманному принципу. Конкретность такого объекта - народ, класс, спортив-ная команда, партия, разбойничья шайка и проч., гораздо менее рационально понятна и определена, хотя болыпей частью людей интуитивно раскрывается в довольно похожих ощущениях и ценностно многими переживается с болыпой остротой.

Наиболее ценностно содержательным может быть отношение к народу, которо обычное раскрывается в трех основных типах.

Глубокое равнодушие, несочувствие, невидение, непонимание ни на-родного состояния, ни народной радости, ни народной беды, ни народного во-одушевления, ни народного сна, ни народного греха; полное отделение своего "я" и его значимости от народа; вариантом этого отношения может стать ис-пользование народа в своих целях (например у политиков).

Любовь к своему народу в разных проявлениях, но - не духовная, не критичная, готовая принять как нормальные и все ложные ценности своего на-рода, ориентированного прежде всего на удовлетворение греховных похотей; в такой любви обычно замечается самодовольство и неприязнь к другим на-родам.

Любовь к своему народу подлинная, глубокая, разумная, духовная, в которой личность находится в единстве со своим народом, одновременно про-

18 зревая в нем явление высшей сущности, греховную искаженность и необходи-мость исполнения высшего задания.

Подобно этому, и ценностное отношение к миру проявляется в трех ос-новных типах: 1) мир н
ностной жизни: этиче- сообразовать свою жизнь с высшей правдой. Ища
ский аспект нечто значительное, получает в добавление к тому и

нечто более значительное. Ищет постоянно верное, и получает и значение этого верного и себя самого. Впрочем, человеку как существу свободно-

26 сознательному естественно искать и смысл своего бытия. И многие ищут, но не совершенными способами, а порою и не в тех местах. Поверив цивилизованной полуправде о том, что человек есть прежде всего существо мыслящее, он начи-нает искать смысл своего бытия теми механизмами, которые заключаются в границах исключительно мыслительных процессов. И поиск осуществляется, главным образом, в области внешней деятельности. Что-то, разумеется, в таких поисках обретается и даже порою убедительное, достаточно аргументирован-ное, статистически выверенное и отчасти практически подтверждаемое. Но ду-ша обычно такими результатами удовлетвориться почему-то не хочет, и поиск продолжается. Между тем, когда человек совершает прак