Реферат: Предназначено для студентов юридических и теологических факультетов

Сектантство: уголовно-правовые аспекты


О. В. Дмитриев, М. С.Фокин


Рекомендовано к печати учебно-методической комиссией юридического факультета Омского государственного университета


Рецензенты: председатель комитета по делам национальной политики, религиозных и общественных объединений администрации Омской области, док. юрид. наук, профессор А.И. Казанник; начальник управления по делам национальностей и религии администрации г. Омска, канд. истор. наук Л. Я. Ремизов; профессор кафедры криминологии Омской юридической академии МВД РФ, док. юрид. наук, профессор МЛ. Клеймёнов; декан факультета теологии и мировых культур Омского государственного университета Д. П. Синельников.


Д534


Дмитриев О. В., Фокин М. С. Сектантство: уголовно-правовые аспекты: Учебное пособие. Омск: Омск. гос. ун-т, 2002. — 163 с. ISBN 5-7779-0346-0


В пособии прослеживается история и происхождение уголовно-правовых норм, раскрывается их взаимосвязь с религиозными нормами.


Предназначено для студентов юридических и теологических факультетов.


УДК 21


ББК 67.628.111.3я73


ISBN 5-7779-0346-0


© Омский госуниверситет, 2002


Оглавление


ВВЕДЕНИЕ


^ ГЛАВА I. ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ СВОБОДЫ СОВЕСТИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕЛИГИОЗНЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: ИСТОРИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ И ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ


§ 1. Взаимоотношения государства и религиозных объединений по дореволюционному законодательству


§ 2. Государственная охрана свободы совести в период с октября 1917 г. по настоящее время


§ 3. Правовые гарантии реализации свободы совести в настоящее время


§ 4. Проблемы правового регулирования деятельности атеистических объединений


§ 5. Содержание понятия свободы совести


^ ГЛАВА 2. ПРЕСТУПНОЕ РЕЛИГИОЗНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ И СВОБОДА СОВЕСТИ


§ 1. Преступные религии: содержание и признаки


§ 2. Религиозный экстремизм


§ 3. Понятие секты


§ 4. Формы государственного контроля за деятельностью религиозных объединений


^ ГЛАВА 3. УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОРГАНИЗАЦИИ РЕЛИГИОЗНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ, ПОСЯГАЮЩЕГО НА ЛИЧНОСТЬ И ПРАВА ГРАЖДАН


§ 1. Общая характеристика состава преступления


§ 2. Объект и предмет состава преступления организации религиозного объединения, посягающего на личность и права граждан


§ 3. Объективная сторона состава преступления: обязательные и факультативные признаки


§ 4. Субъект организации религиозного объединения, посягающего на личность и права граждан


§ 5. Вменяемость как признак субъекта преступления, предусмотренного статьей 239 Уголовного кодекса РФ


§ 6. Субъективная сторона преступления, предусмотренного статьей 239 Уголовного кодекса РФ 120


^ ГЛАВА 4. РЕЛИГИОЗНЫЙ МОТИВ ПРЕСТУПЛЕНИЙ


§ 1. Религиозные убеждения как мотив преступного поведения


§ 2. Религиозный мотив преступления в дореволюционном законодательстве


§ 3. Религиозный мотив и его отражение в Уголовном кодексе РФ


^ СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ


ВВЕДЕНИЕ


Закрепленное в статье 28 Конституции Российской Федерации право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними составляет содержание свободы совести и свободы вероисповедания. Статья 30 Основного Закона Российской Федерации предоставляет каждому право на объединение. Тем самым государство, помимо собственно религиозной свободы, то есть свободы совести и свободы вероисповедания, гарантирует право каждого на создание, руководство и участие в деятельности религиозного объединения. Обеспечение данной гарантии мерами государственного принуждения возможно, но только в том случае, если такая деятельность осуществляется в соответствии с правовыми нормами. В противном случае, при нарушении законодательства, государство не только не обеспечивает реализацию указанных прав, но и препятствует с помощью имеющихся у него средств воздействия на участников отношений подобной реализации.


После отказа от государственной политики воинствующего атеизма в пользу свободы совести и свободы вероисповедания органы государственной власти Российской Федерации на время фактически самоустранились от контроля за деятельностью религиозных объединений.


Действительно, светский характер нашей страны предполагает отделение государства от церкви, но при этом нельзя отрицать существования между ними взаимодействия и взаимоотношений. Более того, религиозные объединения наряду с общественными объединениями должны осуществлять свою деятельность в рамках, установленных государством, исходя из приоритетов его существования и развития.


Предоставление Законом РСФСР «О свободе вероисповеданий» 1990 г.[1] возможности упрощенной процедуры регистрации религиозных объединений, сопровождающееся фактическим отсутствием полномочий по контролю за их деятельностью у органов государственной власти, привело к превращению Российской Федерации в место паломничества религиозных групп и организаций различного толка. Наряду с иными, среди них были и такие, деятельность которых была признана противоправной в других странах в связи с различными нарушениями законодательства, в том числе и нарушением уголовно-правовых норм. Данные нарушения свидетельствовали как о явно антиобщественном характере деятельности подобных объединений вообще, так и о многочисленных нарушениях положений уставных документов групп и организаций в частности.


В связи с невозможностью либо чрезвычайной сложностью дальнейшего функционирования на территории государств, придерживающихся системного подхода в регулировании государственно-религиозных отношений, объединения, уличенные в нарушениях законодательства, мгновенно сориентировавшись, перемещаются в страны — бывшие республики Союза ССР. Российская Федерация в такой ситуации выглядела наиболее привлекательно. Действительно, большая территория, отсутствие системы законодательства (одновременное действие норм законодательства СССР и Российской Федерации, зачастую противоречащих друг другу, в особенности на уровне подзаконных нормативных актов) и нормального взаимодействия государственных органов власти и органов местного самоуправления, соперничество вместо сотрудничества между различными ветвями власти не препятствовали осуществлению в реальной действительности «бизнес-планов» таких объединений.


Отсутствие национальной идеологии российского общества, недостаточность средств правового регулирования религиозных и государственно-религиозных отношений, отсутствие четкой государственной политики применительно к религиозным объединениям, стремление продемонстрировать мировому сообществу лояльность ко всем вероучениям и исповеданиям как качества новой верховной власти Союза ССР (а затем и России) стали факторами, способствовавшими постепенному возникновению напряженной ситуации в сфере деятельности религиозных объединений.


Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г.[2], будучи не лишенным ряда недостатков, в какой-то мере способствовал разрешению сложившейся обстановки уже самим фактом своего появления и первой осознанной попыткой урегулирования государственно-религиозных отношений.


Положения, касающиеся как содержания, так и способов реализации свободы совести в России, необходимо рассматривать в сравнении и сопоставлении с соответствующими правовыми институтами других государств. При этом следует обращать внимание на использование некоторыми странами отдельных религий в качестве инструмента борьбы, политического фактора, что обуславливает и позицию государства по отношению к религиозным объединениям. Особенно актуальны данные замечания в отношении стран, имеющих в качестве государственной религии ислам.


Многие из вопросов, не урегулированных действующим законодательством, удачно разрешались в нормативно-правовых актах предшествующих десятилетий и даже столетий. В связи с этим возникает необходимость обобщения исторического материала, касающегося государственного регулирования деятельности религиозных объединений.


Предупреждение, пресечение и уголовно-правовая оценка некоторых из так называемых религиозных преступлений[3] не только сохранили прежнюю, но и приобрели еще большую актуальность. Но действующим законодательством не были восприняты положительные наработки как дореволюционной, так и советской науки уголовного права. Это привело к декриминализации отдельных деяний и, как следствие, ухудшению криминологической ситуации в целом.


Устранение ответственности за совершение некоторых наказуемых деяний (например, за вовлечение несовершеннолетних в деятельность религиозного объединения, посягающего на личность и права граждан) негативно сказывается не только на состоянии общества в настоящее время, но и на развитии Российской Федерации как в ближайшей, так и отдаленной перспективе.


Религиозные преступления (как и иные), совершаемые в соучастии, предполагают назначение более строгого наказания. Этим и обусловлено наличие в Уголовном кодексе Российской Федерации (далее УК РФ) статьи 239, которая устанавливает ответственность за организацию и функционирование религиозного объединения, посягающего на личность и права граждан. То есть преступным является уже сам факт существования и осуществления деятельности подобным религиозным объединением. При этом конкретные формы участия находятся за рамками данного состава.


Широкий спектр целей, задач и способов их достижения каждой из религиозных групп или организаций предполагает необходимость дифференцированного подхода и к нарушениям, допускаемым в деятельности различных форм религиозных объединений. Кроме того, содержательно нарушения законодательства религиозным объединением также необходимо различать. Причем вне зависимости от формы объединения, допустившего данное нарушение. В качестве же критерия разграничения противоправных деяний, несомненно, должны рассматриваться характер и степень их общественной опасности. Наиболее общественно опасными с такой точки зрения являются преступления.


Глава I. Правовое регулирование свободы совести и деятельности религиозных объединений в Российской Федерации: исторический анализ и основные понятия


§ 1. Взаимоотношения государства и религиозных объединений по дореволюционному законодательству


Отношение к религии, формы реализации свободы совести в жизни любого государства, общества определяли и определяют принципы и перспективы их развития. Но эта связь взаимообусловлена: именно государственная власть устанавливает пределы осуществления любых прав и свобод, в том числе свободы совести и свободы вероисповедания. Ей принадлежит также и право выбора модели, типа взаимоотношений государства и религиозных объединений. Всего таких видов взаимоотношений государства в лице верховной власти и религиозных объединений можно выделить три:


1) превращение верховной государственной власти в центр религии;


2) подчинение государства религиозным учреждениям;


3) союз религиозных объединений и государства, в основе которого лежит не идея их противопоставления, а идея гармонии и согласия. В историю такой союз вошел под названием «симфония властей» (consonatia), властей, сосуществующих, но не сливающихся друг с другом, взаимодействующих, но не стремящихся к подчинению друг друга. Такой вариант отношений является тем строем государственно-церковных отношений, к установлению которых так или иначе стремятся все страны, беспокоящиеся о безопасности своей и своих граждан[4].


Прежде чем определить тип взаимоотношений государственной власти и религиозных объединений в Российской Федерации, необходимо проследить тенденции изменений в этих отношениях на протяжении развития нашей страны. Объективности при проведении подобного исследования способствует оценка всех изменений, проводимая на основе законодательных источников.


История взаимоотношений государственной власти и религиозных объединений в Российской Федерации многоэтапна и сложна, ее условно можно разделить на три этапа:


- период до Октябрьской революции 1917г.;


- советский период (1917 — 1993);


- современный период (1993 — по настоящее время).


Дореволюционный период государственно-религиозных отношений характеризуется возникновением на Руси христианства, пришедшего на смену язычеству, образованием автокефальной Русской Православной Церкви, веротерпимостью в отношении исповеданий некоторых народностей местного населения (ислам, буддизм и др.), признание православной религии в качестве государственной. На этом фоне происходили и изменения в законодательстве.


Для полного использования аппарата принуждения государство стало признавать сам факт исповедания иной, чем государственная, официальная, религии преступлением. При этом преследование собственно за религиозные убеждения сопровождалось привлечением к ответственности и наказанием лиц, совершивших общеуголовные преступления по религиозным мотивам[5].


Опасность исповедания негосударственной религии, а вместе с ней и ответственность, была выше в случае, если субъект исповедовал свои убеждения совместно с кем-либо, то есть в соучастии. При этом акцент ставился на антигосударственном характере совершаемых преступных деяний.


В России было известно о том, что такое секты, расколы, ереси, по сведениям историков, уже в XI-XII вв.[6] О них, в частности, содержатся сведения в одном из наставлений по борьбе с сектантами, относящемся к началу XIX в. «Восстает около 1003 года некий монах Андреан против поклонения икон, иерархии и законов церковных. … Потом в 1149 году приходит монах Мартин, родом армянин, в Киевские страны и, написав там сто книжиц под именем Правда, раздает их тайным образом. … Се первая к расколу дверь. Его учение распространялось около 10 лет, и некими той страны жителями и церквами принято яко истинное»[7].


Первым опытом самостоятельного русского законотворчества явился Устав князя Владимира. Вторая часть Устава определяет круг лиц, на которых действует церковный суд — все христиане. К преступлениям, за совершение которых христиане в России подлежат суду, в числе прочих были отнесены дела против веры и Православной Церкви, а именно: еретичество, волшебство и колдовство, различные виды отправления языческих обрядов, ограбление мертвых тел, повреждение могил и др.[8] По своей сути Устав — часть из византийского Номоканона, но с изменениями и дополнениями (например, увеличен перечень преступлений, за которые к ответственности может привлекать церковный суд).


Устав Ярослава Мудрого, развивая указанные положения, определил, что церковной властью рассматриваются лишь дела греховные, без элемента преступности[9]. Греховно-преступные же дела, когда нарушение церковного правила сопровождалось насилием, физическим или нравственным вредом либо нарушением общественного порядка, рассматривались княжеским судьей с участием судьи церковного. В то же время, о преступлениях против веры и Православной Церкви не упоминалось[10].


Первым законодательным актом, уделившим целую главу преступлениям против веры и государства, является Соборное уложение 1649 г. Первая глава его получила наименование «О богохульниках и церковных мятежниках». Но, признавая православие в качестве государственной религии, Уложение рассматривает как преступное прежде всего поведение, нарушающее церковные установления православия (препятствующее или посягающее на процесс богослужения, святотатство, богохульство и др.). Остальные вероисповедания (кроме православия) не упоминаются в качестве объектов правовой охраны[11]. Кроме того, вероотступничество не рассматривается в качестве самостоятельного преступления. Вместе с тем, структура нормативно-правового акта, положение и наименование главы позволяют сделать вывод о том, что преступления против веры рассматриваются и оцениваются как государственные (равно как и наоборот) и законодатель не стремится к их отграничению.


К этому времени (вторая половина XVII в.) относится возникновение множества сект. До этого в России появлялись, как правило, отдельные личности, которые пытались проводить в жизнь те или иные учения, несогласные с точкой зрения господствующей Церкви, но их проповеди не имели особого успеха[12].


Множество сектантских движений, которые представляли собой в абсолютном большинстве различные трактовки православия, появились не вдруг. С увеличением их численности государственная власть мириться не могла, так как их характер стал носить все больше изуверские черты. Необходим был решительный шаг, и этот шаг был сделан Петром Первым. Показателем отношения к религии в лице православия может служить то, что исповедание православной веры было поставлено верховной государственной властью в качестве обязательного условия обладания российским престолом, а император объявлялся верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и «блюстителем правоверия и всякого в Церкви святой благочиния»[13].


Позиция государственной власти, занятая по вопросу веротерпимости, в дальнейшем находила свое подтверждение в различных правовых актах. Примером тому является указ Петра I о введении смертной казни за совращение православных в иную веру (положение, просуществовавшее практически до начала следующего периода — 1917 г.), а также жестокие наказания за богохульство и святотатство. Со стороны органов государственной власти устанавливался контроль за посещением гражданами Российской империи храмов, их присутствием на исповеди.


Артикул воинский (1715 г.), являясь фактически уголовным и уголовно-процессуальным законом, структурно изложен в ставшем уже традиционном порядке: первыми в Артикуле рассматриваются преступления против веры. Но I и II главы не охватывают всех известных к тому времени преступлений против веры как форпоста государственной власти и являются как бы дополнением соответствующих разделов и статей Соборного уложения, поэтому рассматриваются лишь в совокупности с ним[14]. Созданный Сенатом в период царствования Екатерины II Верховный тайный совет получил право принимать и объявлять к исполнению высочайшие именные указы, в том числе касающиеся церковной жизни. В состав Верховного тайного совета входили князь Черкасский, канцлер Головкин и граф Остерман[15]. Фигура последнего явилась во многом определяющей и как бы предполагающей и гарантирующей возможность исповедания другой христианской религии кроме православия (граф был протестантом). Это был шаг навстречу свободе совести, но пока только в пределах христианских исповеданий.


Преобразования государственной и церковной жизни, проводимые по инициативе и при непосредственном участии Верховного тайного совета, касались большей частью имущественных прав Православной Церкви как юридического лица. Кроме того, в жизни России большую роль стала играть так называемая немецкая партия, прибывшая с императрицей Анной Иоанновной из Курляндии, и в особенности фаворит последней лютеранин барон Бирон.


Фактически, не лишая православие признака государственной религии и основы всех устоев государства, терпимость в вопросах веры распространялась на больший круг вероисповеданий, объединенных общим словом «христианство». Вероотступничество, вначале понимаемое как уход из православия вообще (независимо от вновь избранного вероучения), постепенно стало трактоваться как ересь, раскол строго определенных религиозных объединений, поименованных в законодательных источниках. Наибольший интерес при этом представляет то, что еретическими и раскольничьими течениями, а также сектами именовались запрещаемые законом направления христианства, тогда как иные религии по-прежнему полностью признавались ересью.


Для иноверцев российским законодательством устанавливались различные ограничения (например, запрет на торговлю христианскими предметами культа — иконами, крестами и др.), что подтверждало монополию Православной Церкви на совершение определенных действий в качестве юридического лица.


С 1826 г. в России особым II отделением канцелярии Николая I под руководством М.М. Сперанского[16] были проведены кодификационные работы по систематизации действующего законодательства. За основу брались положения законов, годные к действию, облекались в краткие статьи и располагались в систематическом порядке, образуя, таким образом, особые уставы. Таким же образом были кодифицированы нормативные акты, содержащие основания и порядок привлечения к уголовной ответственности.


В 1 часть XV тома был включен Свод законов о преступлениях и наказаниях. Заменившее его Уложение о наказаниях уголовных и исправительных[17] имело такое же расположение. Согласно этому Уложению преступления против веры делились на две группы (два рода):


1) чисто религиозные, а именно: богохульство и порицание веры и Церкви, оскорбление святыни, совращение из веры;


2) смешанного характера, а именно: святотатство, убийство и оскорбление священнослужителей, отчасти разрытие могил и лжеприсяга. Здесь религиозный аспект (мотив, предмет преступления) имел значение отягчающего ответственность обстоятельства[18].


Вероотступничество и совращение в него признавалось преступным, но наказание, выносимое за совершение указанных деяний, было различным не только для совратителей и совращенных, но и зависело от того, к переходу в какую веру совращалось лицо. Уложение делит все вероучения на 4 класса (ранга), располагая их по своеобразной лестнице от почитаемой и приемлемой к запрещенным и недопустимым:


- православие;


- другие христианские религии;


- раскол;


- нехристианские религии.


Наказанию подлежал лишь переход из высшего класса в какой-либо из низших. Совратителей перехода лица из православия в другую христианскую религию наказывали ссылкой с лишением сословных и политических прав (ст. 187); из христианства в нехристианство — каторжными работами сроком на 8-10 лет (ст. 184); из православия в раскол — ссылкой с лишением всех прав (ст. 196).


В отношении совращенных, ввиду меньшей опасности их деятельности для государственных устоев, наказание было менее суровым. Так, при переходе из православия в другое христианское исповедание имущество бралось под опеку до исправления осужденного, то есть до возвращения к православному исповеданию. Кроме того, власть совращенных в семье приостанавливалась с целью ограждения детей и супруга или супруги от их влияния. При переходе из христианства в нехристианство, кроме того, приостанавливалось пользование правами состояния, то есть правами сословного положения.


Особое наказание предусматривалось в отношении последователей вероучений, сопряженных «со свирепым изуверством и фанатическими гнусными действиями». За принадлежность к такого рода религиозным объединениям виновные подвергались наказанию в виде лишения прав и ссылки в Сибирь или Закавказский край[19]. Появление уголовной ответственности за принадлежность к подобным объединениям можно оценить как попытку установления уголовно-правового запрета организации и участия в деятельности религиозных объединений, посягающих на личность и права граждан.


К первой группе (религиозные преступления) относились также ложные чудеса, религиозное самозванство, колдовство, кликушество. В основе всех этих преступлений лежал общий мотив, рассматриваемый одновременно и как фактор, способствовавший совершению противоправных деяний. В качестве такового выступало суеверие.


В целом влияние суеверия на уголовно-правовую ответственность лица, совершившего общественно опасное противоправное деяние, рассматривалось в нескольких аспектах, речь о которых пойдет ниже.


В целом период правления Николая I в сфере религиозной деятельности можно охарактеризовать как имеющий ярко выраженную антираскольническую и антисектантскую направленность. Последователей различных религиозных объединений (духоборы, молокане, скопцы, хлысты и др.) обвиняли в сектантстве, расколе, ереси и ссылали в Закавказье и Восточную Сибирь.


В связи с опасностью, исходящей от сект и вероисповеданий нетрадиционного толка, 14 марта 1825 г. был образован секретный комитет по делам о раскольниках. Фактически, это означало признание того, что борьба с раскольниками и сектантами будет отныне проводиться государственной, а не церковной властью. В свое время Духовный собор 1666 г. постановил наказывать раскольников не только церковным наказанием, но и царским, то есть государственным. Таким образом, лицо, привлекаемое к ответственности, несло два самостоятельных наказания за совершение одного деяния. Духовенство привлекать к ответственности можно было лишь церковному суду, независимо от совершенного преступления. Теперь же это становилось правом судебных органов. «Еще в Высочайше утвержденном 3 февраля 1825 г. положении комитета министров было поставлено в длинном ряде правил ... чтобы губернские начальства, в ограждение распространения секты, действовали без всякого участия духовной власти»[20]. Священники должны проповедовать, привлекать отступников, но «не должны домогаться какими-либо явными действиями или усилиями к обличению отступников; им надлежит только пользоваться приличными случаями к краткому увещеванию, а в распоряжениях, принадлежащих к гражданскому начальству, не должны они принимать никакого участия»[21].


Вместе с тем, необходима была государственная концепция дифференцированного отношения к религиозным объединениям иного, чем православие, вероисповедания, которые по-разному проявляли свое качество раскола, несогласия.


Исходя из этого в 1837 г. все указанные объединения, секты, расколы разделили на три группы, каждая из которых стала именоваться по степени ее «вредности», опасности исповедуемого учения для последователей и остальных граждан. Первую группу («менее вредные» секты) составляли религиозные объединения, приемлющие священство, но расходящиеся с православным вероучением в вопросах богослужений, предметов культа и т.д. Ко второй группе («вредные» секты) относились так называемые беспоповцы, не признающие священство, но признающие брак и молящиеся за государя. Третья группа («более вредные» секты) объединяла лиц, не признающих священство, брак, не молящихся за царя[22].


Последняя группа признавалась наиболее опасной, причем не только для граждан, но и для государства и в связи с этим находилась под особым надзором. По уголовным делам о признании того или иного учения нарушающим законодательство обязательно проводились судебные исследования и экспертизы. Но при этом вопросы, разрешаемые экспертом, фактически сводились к выяснению принадлежности исследуемого вероучения (или отправления вероисповедания каким-либо лицом) к данной (определенной) религиозной группе, объединению, течению, расколу и т.д. без определения его (вероучения, исповедания) «вредности»[23].


Позиция государственной власти по отношению к религиозным объединениям, вероучение которых противоречит основам православия, еще более ужесточилась после официального провозглашения в 1832 г. в качестве основ русского государственного строя трех элементов: православия, самодержавия и народности.


21 июля 1853 г., по согласованию Министерства внутренних дел и обер-прокурора Священного Синода, при Министерстве внутренних дел было учреждено особое временное управление, состоящее из пяти чиновников (двое из духовного ведомства, трое из Министерства внутренних дел), функции которого сводились к контролю за деятельностью религиозных объединений, выяснению и концентрации информации о негативных проявлениях в такой деятельности. Это явилось результатом последовательных действий[24], направленных на укрепление православной веры как одного из основных устоев Российского государства. Однако такая позиция государственной власти через короткое время стала меняться в сторону религиозной свободы, большей веротерпимости. Спустя два года после своего создания, в 1855 г., особое временное управление при Министерстве внутренних дел было ликвидировано Александром II (по вступлении им на престол).


Законодательное закрепление изменение позиции по отношению к расколам получило в законе от 3 мая 1883 г. В соответствии с ним всем раскольникам, за исключением скопцов, было разрешено выдавать паспорта на общем основании. С небольшими ограничениями с разрешения министра внутренних дел им разрешалось замещение общественных должностей. Кроме того, был снят запрет на отправление богослужений. Разрешалось совершать службу, исполнять требы и молитвы публично.


Вместе с тем, с целью определения религиозного раскола как категории с заранее заданными характеристиками, Министерству внутренних дел было поручено составить подробное и по возможности полное изложение догматического учения различных раскольничьих сект.


В отчете обер-прокурора Священного Синода за 1896, 1897 гг. говорится о появляющемся у населения сочувствии к сектантству и сектантам. Чиновник особых поручений при обер-прокуроре Синода В.М. Скворцов, соглашаясь с необходимостью предоставления религиозным объединениям раскольников большего объема прав, вместе с тем отмечает: «Наш долг предостеречь стражу и Отечество, что отделившееся от единства Церкви, укрепившееся в свободе мыслей, сектантство наше представляет собой и в государственном отношении горючий материал, который при анархической искре ... способен с течением времени в любом месте разразиться страшным политическим пожарищем, загубив свежую атмосферу духовно-политического миросозерцания нашего православного населения и тем сыграть в руку врагов церкви и Отечества»[25].


Государственная политика в области религиозных отношений получила свое подтверждение и дальнейшее развитие в императорском Указе «Об укреплении начал веротерпимости» (17 апреля 1905 г.)»[26] и принятом в соответствии с ним одноименном Положении Кабинета Министров (17 апреля 1905 г.)[27], которые существенно изменили правовой статус иноверных исповеданий. Фактически вне признания государственной властью как имеющими право на существование признавались лишь те религиозные объединения, которые носили изуверский характер, то есть посягали на личность и права граждан. Многие сектантские объединения стали именоваться старообрядцами, причем вне зависимости от отношения данных объединений к церковным реформам. Были отменены ограничения при поступлении последователей этих общин на государственную службу. Уголовная ответственность, пусть и в различной мере, наступала за богохульство, святотатство и другие религиозные преступления, совершенные не только в отношении православных святынь, основ вероучения и догматов. Уголовно наказуемыми признавались также аналогичные деяния, совершаемые в отношении вышеперечисленных предметов, являющихся принадлежностью иных вероисповеданий.


Больший объем прав был предоставлен католическим и мусульманским объединением. Расширение прав последних мотивировалось тем, что «мусульманское население внутренних губерний исполняло всегда свой долг пред государством наравне с его коренными подданными и не доставляло правительству каких-либо особых забот в отношении политическом. Будучи, затем, весьма твердым в правилах своего вероучения, население это никогда, однако, не проявляло стремления к прозелитизму среди русского народа. Кроме того, несмотря на сохранившиеся еще некоторые отличия внутреннего и внешнего быта, население это сроднилось с Россией и вполне ей дружественно»[28].


Отпадение (переход) от православия в другое христианское исповедание или вероучение не подлежали преследованию и не влекли невыгодных последствий в отношении личных и гражданских прав.


Все религиозные объединения и вероучения, исповедуемые ими и определявшиеся ранее общим понятием «раскол», делились отныне на три группы:


а) старообрядческие согласия;


б)сектантство;


в) изуверные (изуверские) учения, сама принадлежность к которым наказуема в уголовном порядке[29].


Во исполнение перечисленных выше нормативно-правовых актов в 1906-1907 гг. министром внутренних дел П. А. Столыпиным в Государственную думу было внесено представление о переходе из одной веры в другую, которое отражало позицию верховной государственной власти России в вопросе реализации гражданами свободы совести. В то же время, в своей речи, произнесенной в Государственной думе 22 мая 1909 г., П.А. Столыпин задавался вопросом: «Неужели в нашем строго православном христианстве отпадет один из главнейших признаков государства христианского? Народ наш усерден к Церкви и веротерпим, но веротерпимость не есть еще равнодушие. ...Помните, что вероисповедный закон будет действовать в Русском государстве и что утверждать его будет Русский царь, который для с лишком ста миллионов людей был, есть и будет Царь Православный»[30].


Необходимо заметить, что веротерпимость[31] существовала в России уже давно, с XVI в., хотя впервые нашла свое отражение в манифесте 1721 г., изданном Петром I. В дальнейшем позиция государственной власти в отношении общих начал веротерпимости подтверждалась в различных нормативно-правовых актах. Для осуществления на практике декларируемого положения были изданы уставы духовных дел иностранных исповеданий, помещенные в ч. 1 т. XI Свода законов Российской империи. Во введении к этим уставам указывается, что «духовные дела христиан иностранных исповеданий и иноверцев ведаются их духовными управлениями, верховной властью к тому предназначенными, которые в исполнении своих дел и должностей, поступают по правилам и уставам своей веры»[32].


Законодательное же провозглашение свободы совести в России впервые было закреплено в Постановлении Временного Правительства от 14 июля 1917 г. «О свободе совести». В нем указывалось, что «каждому гражданину Российского государства обеспечивается свобода совести. Посему пользование гражданскими и политическими правами не зависит от принадлежности к вероисповеданию и никто не может быть преследуем и ограничиваем в каких бы то ни было правах за убеждения в делах веры»[33].


Предоставление данной свободы существенно повлияло на положение большого числа российских граждан. В целом статистика русского сектантства, особенно по отношению к так называемым «более вредным» сектам, дело весьма темное. Помимо тайны, сохраняемой администрацией, тут дело затрудняется еще старанием сектантов слыть за православных, вследствие чего не только официальные, но и секретные сведения правительства по отношению к ним должны считаться ниже действительных. Многие из последователей запрещенных или преследуемых вероучений регулярно посещали православные храмы, усердно молились, старались ничем не выделяться среди других. Сама деятельность таких объединений носила подпольный, скрытный характер. «По официальным данным, в 1870 г. заявлено в Европейской России всего 997 600, в Азиатской — 173 400 чел. раскольников и сектантов, а по заграничным, выдающим себя за взятые в секретных правительственных, их было приблизительно вдесятеро больше. Ту же пропорцию моЧасть 3 статьи 8 закона устанавливает, что религиозная организация состоит из участников, достигших восемнадцатилетнего возраста и постоянно проживающих в данной местности либо в одном городском или сельском поселении. При анализе нормы, регулирующей правовое положение религиозной группы, становится очевидным, что в отношении нее подобные крите