Реферат: Факультет Вэблансер нет

На редкость популярная академия


Факультет Вэблансер.нет


Кафедра http://www.weblancer.net/users/latina/portfolio/


Сергий Радонежский и духовное подвижничество на Руси


Студентки (_) курса группы (_)
Факультета http://www.weblancer.net/users/latina/portfolio/

(имя заказчика)

Преподаватель:

Дата сдачи:

Оценка:

Подпись преподавателя:

Санкт-Петербург

2008


СОДЕРЖАНИЕ:

Введение……………………………………………………………………...стр. 3


Глава 1…………………………………………………………………………стр.6

Краткий обзор истории русского монашества. Основные этапы его развития. Религиозно-культурная деятельность монашества……………………………………………………………………стр.6


Исторические предпосылки расцвета христианского аскетизма в северо-восточной Руси……………………………………………………….стр.9


Характер аскетизма в XIV и XV веке…………………………стр. 13
Старчество, как особый вид подвижничества………………….стр.17


Глава 2.Житие и подвижничество Сергия Радонежского………………...стр.19


Заключение…………………………………………………………………..стр.28


Список литературы……………………………….…………………………стр.30


Введение
^ В последние годы в нашей стране на чудеса наблюдается устойчивый спрос, множество людей осаждает экстрасенсов, астрологов, знахарей и ^ колдунов. В современной России мало кто может похвастаться здоровьем и благополучием, а тысячи рекламных листков настойчиво призывают «получить исцеление», «узнать будущее», «снять порчу», «наложить заклятие на успех в бизнесе и личной жизни». Может показаться, что «нетрадиционные методы» родились только сейчас. Но это не так. Обманщики и шарлатаны на Руси были всегда – наш век не исключение. Но были и настоящие чудотворцы и настоящие чудеса. Есть они и теперь. По моему субъективному мнению, в настоящее время такие понятия как «духовность», «высокая нравственность», «подвиг» отошли на второй план, о них стали забывать. Также преданы забвению и имена тех людей, которые издавна отождествлялись с этими понятиями: великий князь Дмитрий Донской, преподобные Серафим Саровский, конечно же, Сергий Радонежский.… Этот список можно продолжать очень долго. В общество, в ^ мир вбрасываются миллионы частиц информации, многие из которых полезны и усваиваются человеком, некоторые просеиваются сквозь сознание, по причине своей ненужности, другие же оседают в умах и сердцах, накапливаясь и превращаясь в определённую критическую массу. СМИ, ^ телевидение нередко, возможно сами того не подозревая, утверждают образ торжествующего мирового зла, слишком уж часто показывая сцены убийства, ^ насилия, транслируя программы и шоу, вовсе не отличающиеся высокими нравственным принципами. На протяжении многих веков нам упорно доказывали то те, то другие вожди, что мы идём вовсе не по тому пути, по которому надо, предлагают свой путь, свои идеи, свои принципы, которые вмиг перечёркивает другой, пришедший на смену предыдущему, вождь. ^ У человека возникает апатия, чувство неопределённости, безразличия ко всему, надежда на «авось», так свойственная россиянам, пропадает стремление, желание что –либо коренным образом менять и в своей жизни тоже, сомневаясь в целесообразности всего этого. ^ Такие люди легко поддаются чужой воле, и подавляется ею. В частности, у современного поколения россиян чувство национального самосознания очень неразвито. Многие даже не помнят имён героев, навсегда вписавших свое имя в историю России, а если и вспоминают, то не могут ничего сказать о них. Люди забывают их уже при жизни, что и говорить о подвигах тех, кто много столетий назад боролся, в частности, за сохранение и поддержание духовной целостности нашего народа. … Только из старинных летописных сводов ^ узнаём мы о великих героях, а память о них постепенно стирается и тонет в архивной пыли. Не берусь утверждать, что нынешнее поколение безнравственно и бездуховно, но тема добра, морали должна звучать сейчас особенно громко. Важно стремиться искать добро в себе, достигать нравственных идеалов, жить в соответствии со своими моральными принципами по канонам добра и любви. Примеров такой жизни в нашей истории можно найти великое множество.
Ещё в Древней Руси сложился образ русского героя, богатыря, способного постоять за Родину, отдать жизнь за Отечество, за сохранение духовной целостности нации. Таковыми могут считаться и люди, чей образ, возможно и не вписывается в обычные представления о традиционном герое-борце, но от этого не становится менее значимым. Это монахи, иноки, незаметные делатели, идеи и верования которых могут подвергаться сомнению и разнородной критике, но их деятельность, бесспорно, нельзя оставлять без внимания, хотя бы потому, что с ней связан огромный пласт в истории России. Монашество, в том числе и подвижничество, это отдельная культурная ниша, факт существования которой на Руси неоспорим. Вот как определяет этот термин «Толковый словарь русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой: «Подвижник – человек, героически принявший на себя тяжелый труд или лишения ради достижения высокой цели». Непосредственно само монашество широко распространилось в Русской Церкви вследствие того, что с самого начала аскетическое учение христианства нашло живой отклик в душах новообращенных русских людей. Монашество очень быстро приобрело на Руси особое значение еще и потому, что оно несло народу образование и культуру, очагами которой становились монастыри. Помимо исполнения своей чисто церковной миссии, монастыри оказывались вовлеченными в национально-политическую и культурную жизнь страны. Представители монашества находились в живом и почти непрерывном общении с миром. Это не прошло бесследно для внутреннего развития монастырского уклада. Хотя влияние мира на иночество в разные эпохи проявлялось с разной интенсивностью, все же те или иные негативные явления в жизни монастырей всегда были связаны с политическими событиями в русской истории. Взаимоотношения между государством и Церковью на Руси всегда имели исключительное значение, и эти взаимоотношения постоянно так или иначе, отражались на жизни монашества, на его воззрениях, зачастую вовлекая духовные силы иночества в такие движения, которые не соответствовали монашескому идеалу.1 Русь знает много праведников: мучеников, исповедников, юродивых ради Христа, святителей, благоверных князей (Дмитрий Донской, Александр Невский), преподобных (Серафим Саровский, Роман Киржачский), пустынников, молчальников, затворников, столпников, основателей монастырей. Почему же в таком богатом созвездии Сергиева звезда горит ярче всех? Почему именно ему принадлежит первенство в галерее святости? Почему именно мимо его святой раки идёт уже огромное множество лет – неиссякаемый поток богомольцев? И, наконец, почему именно Сергия избирают мишенью для своей кощунственной лжи атеисты и святотатцы? Ответ прост: Сергий глубоко созвучен нашему народу, он олицетворяет собой самый тип русского праведника, русского святого.1

«Сергий – благоуханнейшее дитя Севера, - пишет православный писатель Борис Зайцев. – Прохлада, выдержка и кроткое спокойствие, гармония негромких слов и святых дел создали единственный образ русского святого. Сергий глубочайше русский, глубочайше православный. В народе…Сергий как раз пример, любимейший самим народом, ясности,

света прозрачного и ровного.2

Ключевский сказал, что Россия будет стоять до тех пор, пока теплится лампада у раки преподобного Сергия. Преподобный Сергий - самый почитаемый, самый любимый русский святой. Сергий Радонежский – это победа на Куликовом поле. Сергий Радонежский – это церкви и монастыри Руси. Без Сергия нет русского православия, без православия нет России. Сергий Радонежский – это и есть Россия.3

По словам современного историка Николая Борисова, преподобный Сергий Радонежский стал подлинным «светильником» для современников и потомков – человеком, сумевшим подчинить свою жизнь евангельским заповедям. Избегая искушения судить и назидать, он учил даже не столько словом, сколько своим образом жизни, своим отношением к окружающим. И народ услышал его безмолвную проповедь.

Поэтому жизненный путь великого старца, как его называли, выглядит парадоксальным – он бежал от общества людей, а в результате стал его духовным предводителем. 4


Глава 1

Краткий обзор истории русского монашества. Основные этапы его развития. Религиозно-культурная деятельность монашества.

Поворотным моментом в истории монашества явился рубеж XV и XVI вв., когда в среде самого иночества возникла живая потребность в ответе на вопросы о смысле, назначении и дальнейшем развитии монашества как церковного и христиански аскетического установления, в создании основ для его дальнейшего развития. Наличие двух разных точек зрения по этому вопросу породило длившуюся десятилетиями резкую полемику и борьбу, которая привела к победе «иосифлянства», названного так по имени своего вождя, св. Иосифа Волоцкого,— что оказало решительное воздействие на дальнейшее становление монастырского уклада и иноческого жития на Руси. Можно даже назвать точную дату произошедшего сдвига — Собор 1503 г., хотя полемика и борьба по-настоящему развернулись лишь после этого Собора.

Период до 1503 г.— это целостная эпоха, как во внутренней, так и во внешней истории монашества, которую нельзя разделить на периоды; начало, и расцвет этой эпохи сливаются в единое целое, которое мы назвали первым периодом в истории русского монашества.

После 1503 г. монашество вступает во второй период, за время которого оно претерпевает сильное обмирщение. Происходило это, с одной стороны, из-за победы иосифлян, которая вовлекла монастыри в более интенсивное, чем раньше, участие в государственно-политической жизни Руси, с другой стороны — в результате умножения монастырских богатств, из-за чего монастыри оказались включенными в хозяйственную систему государства. Поскольку власть не занимала определенной позиции по отношению к монастырским владениям, их рост оказывал особенно негативное воздействие на монастырский быт.

Рубежом третьего, и последнего, периода является начало XVIII в., эпоха реформ Петра Великого; эти реформы не были направлены на изменение или исправление иноческого жития, но в синодальную эпоху монашеству отведено было совсем иное место в жизни Церкви, чем прежде, и оно окончательно потеряло свое некогда весьма видное положение. Церковная власть, воплощенная в Святейшем Синоде, утратила прежнюю, существовавшую до XVIII столетия, тесную связь с монашеством. Более того, Синод вообще всерьез не занимался вопросами монастырской жизни. Если и в этот период проявлялись стремления к оздоровлению иноческого жития, то шли они от здоровых сил внутри самого монашества, главным образом, от русского старчества XVIII и XIX вв. Влияние старцев представляется важнейшим фактором в развитии монашества двух последних столетий, имевшим решающее значение для возрождения истинного иночества. К внутреннему раздвоению монашества вело и то обстоятельство, что на его плечи легла великая задача национально-культурного просвещения.

Древнерусская письменность, которая вся в той или иной степени имеет религиозно-нравственную направленность, вышла из монастырской среды. Не все сочинения были вполне оригинальны, но древнерусский писатель-монах вообще мало стремился к тому, чтобы непременно создать нечто новое. Причиной этого отчасти была недостаточная образованность церковных кругов, отчасти же — великое почитание книги вообще и религиозных творений в особенности, ибо они содержат в себе Божественную истину и человеческая рука ничего не смеет добавлять к ним от себя. И все-таки древнерусскими монахами создано немало произведений, несущих на себе печать творчества. Здесь мы не можем обозреть всю древнерусскую письменность. Достаточно будет лишь подчеркнуть особую роль древнерусского инока в создании этой письменности и подробнее остановиться на двух ее жанрах: древнерусской проповеди и летописи. Первая свидетельствует о религиозно-нравственном, а вторая — о национально-культурном служении монашества.1

Исторические предпосылки расцвета христианского аскетизма в северо-восточной Руси

Значение монашества для древнерусской жизни признано было уже современниками. В мировоззрении русского человека той эпохи иноческий идеал занимал одно из первых мест. Если это утверждение и не совсем, безусловно, для XI и XII вв., то относительно XIV или XV вв. уже не приходится сомневаться в его правильности. Этот идеал влиял на миросозерцание русского человека, придавая ему аскетическую окраску, и определял его отношение к монастырю. Монастырь — это «святое место», «дом ангелов», иноки связывают земной мир с ангельским миром, и как ангелы сияют перед монахами, так монахи сияют перед мирянами. Монастырь и «равноангельный чин монашеский» — это промежуточные ступени на лестнице, уводящей от грешной, чувственной земли на Небо. Идея спасения души, которое должно начинаться уже здесь, в подвиге одоления своей бренной плоти, стояла в центре религиозности той эпохи. Верующие души взирали на человеческую жизнь как на поприще для бесовских искушений и твердо верили, что победоносную борьбу с ними можно вести лишь внутри монастырской ограды.

В первые два столетия христианства на Руси эти воззрения и чувства утверждались в народном сознании медленно и постепенно, но в XIV в. они вполне овладели им, поэтому эпоху эту можно назвать веком аскетизма в Древней Руси. Для истории монашества XIII век — переходное время. Формы устройства монашеской жизни не обрели еще определенности, которая бы соответствовала русским условиям. Монашество еще не сделало выбора между киновией (общежитием) и идиорритмой (особножительством); «пустыня», жизнь в скиту, отшельничество — это созвездие еще не взошло на северном небосклоне русской Фиваиды. Монастыри в городах или в их окрестностях по-прежнему оставались прибежищем для тех, кто искал спасения; лишь иногда подвижники отваживались удаляться в темные, дремучие леса. Это была эпоха аскетических раздумий и, может быть, душевных сомнений, но совсем не отказа от аскетического идеала.

В эту пору в государственной жизни Руси произошли два события, которые в определенном смысле довольно сильно повлияли на историю монашества и вывели его из состояния неопределенности.

Первое имело внутриполитический характер. Великое и единое Киевское государство Ярослава переживало в XII в. политический распад из-за распрей между потомками его сыновей. Оно распалось на удельные княжества, которые уже не преследовали общерусских интересов, а пеклись о своих местных, локальных выгодах. Политический престиж Киева особенно низко пал после того, как храбрый и энергичный князь Андрей Боголюбский († 1174), внук Ярослава, заложил в северных непроходимых лесах, в Суздальской земле основу нового государственно-политического образования. Эта земля стала местом собирания новых государственных и общественных сил, что, в конце концов, привело к образованию Московского царства. Распад Киевской Руси на удельные княжества способствовал умножению числа княжеских стольных городов, вследствие чего создавались новые епархии и основывались новые городские монастыри, ибо каждый князь, и каждый епископ стремился украсить свою резиденцию. Территориально этот процесс в основном развивался в северо-восточном направлении, в районе Оки и Верхней Волги; одновременно происходило интенсивное переселение русского населения с юга и юго-востока (из Рязанской земли) на северо-восток (особенно в XIV в.)

Этот процесс отчасти происходил под влиянием внешнеполитических событий, которые и составляют второй важнейший фактор в истории русского подвижничества. Политический распад Киевского государства был еще и следствием усиливавшегося проникновения кочевников с юго-востока в южнорусские степи. В X и XI вв. это были печенеги, разгром которых стоил киевским князьям и стране многих сил и крови. В середине XI в. на северном берегу Черного моря появились кочевники-тюрки куманы, которых русские называли половцами. В «Слове о полку Игореве» в поэтической форме отражена вековая борьба с этим свирепым и варварским народом, сжигавшим и опустошавшим города и села. Между прочим, эта длившаяся десятилетиями борьба повлияла на формирование мировоззрения древнерусского человека, ибо современники по-христиански видели в этом политическом и хозяйственном бедствии Божью кару «за грехи наши».

Ужас, который внушали эти степные народы, был, однако, лишь предвестием предстоявшего вторжения монголов, или, как их тогда называли, татар. Они пришли на Русскую землю как «бич Божий» — так рассудили люди того времени. «Того же лета,— пишет летописец под 1224 г.— по грехом нашим явишася языци, ихже никтоже добре ясно не весть, кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и которого племене суть, и что вера их». Древняя Русь должна была стать и стала щитом, заслонившим Европу, но за это она заплатила татарским игом, продолжавшимся более 200 лет. Сопротивлением врагу и мученическими смертями вся Русь, от простого крестьянина до князя, засвидетельствовала свое стремление к политической свободе. Для современников это событие означало не только государственно-политическую и хозяйственную катастрофу. Это был страшный удар по душевному равновесию человека, по его воззрениям на мир. Земная жизнь утратила определенность и надежность, социальные условия стали тяжелыми и давящими. Первые поселенцы в Суздальской земле и Северной Руси должны были вести упорную борьбу с природой, чтобы отвоевать у леса клочок земли для своих полей, а теперь их с великим трудом устроенное хозяйство рушилось под новыми ударами. Но когда бедствия первых страшных десятилетий татарского ига остались позади, когда Северо-восточная Русь, ее князья сумели обрести некую опору в своих отношениях с Золотой ордой, в стране снова начался процесс политической и хозяйственной консолидации. Это была эпоха новой перегруппировки населения, стремившегося найти надежное место для обустройства своей жизни, эпоха политического объединения русской нации, которая выбрала новым центром своей государственности верховье Волги и Оки и начала развивать там активную хозяйственную деятельность. Для преодоления политических и хозяйственных трудностей государство должно было привлечь все силы народа. В начале XIV в. русская жизнь исполнена была забот о хлебе насущном; люди жили в постоянном ожидании нападения малых и больших татарских орд. Приходилось думать о надежных укрытиях для имущества; крестьяне, ища защиты, переходили с места на место. В городах стало слишком неспокойно, и городские монастыри, из которых многие были разрушены татарами, не были больше надежными убежищами, ибо часто, если не всегда, и они были вовлечены в заботы и тяготы повседневной жизни. Человек с аскетическими устремлениями не мог обрести в них душевного мира. Монахи искали новые спокойные места для аскетического делания и таким образом начался процесс, известный под названием «монастырской колонизации»; этот процесс привел к основанию множества «пустынь». 1

Характер аскетизма в XIV и XV веке

XIV и XV вв.— это отрезок истории русского подвижничества, когда монашество обрело определенные, характерные, национально-русские черты. Многочисленные жития подвижников этого века показывают, что люди с совсем разными судьбами обнаруживали одни и те же устойчивые общие черты, на основании которых можно дать типичный портрет основателя древнерусского монастыря той эпохи.

Обыкновенно подвижник происходит из зажиточной семьи, чаще всего из служилой (боярской) или купеческой, реже из крестьян. Это давало будущему подвижнику возможность уже в детстве научиться читать и писать. В юные годы он избегает детских игр, как повествует почти каждое житие, и именно отсюда идет известная традиция православной житийной литературы. Чтение богословских книг и житий святых, хождение в церковь — с этого начинается его духовное образование, которое пробуждает в нем неодолимое стремление к уединению и иноческому житию. Не всегда родители одобряют иноческие наклонности сына, особенно если он их единственный ребенок, поскольку он, как будущий владелец поместья, должен поступить на государственную службу, чтобы сохранить поместье за семьей, или, если он из купеческой семьи, продолжить дело отца. После кратковременной или долгой внутренней и внешней борьбы он все-таки покидает родительский кров и тайком уходит в какую-нибудь не особенно удаленную обитель, которая известна ему из рассказов, изображавших суровую тамошнюю жизнь. В обители начинается его подвижническое поприще; он с терпением и смирением выполняет самую тяжелую и грязную работу, что, однако, не мешает ему приходить в церковь раньше других братьев и до конца простаивать на вечерних и ночных богослужениях. Послушничество продолжается несколько лет. Потом, получив благословение настоятеля, он уходит из монастыря, чтобы найти новое уединенное место, где он мог бы продолжить свое аскетическое делание. В ту пору Северо-Восточная Русь покрыта была дремучими, непроходимыми дебрями, «лесной пустыней», которая укрывала пустынножителя от суетного и шумного мира и наилучшим образом помогала ему пребывать в уединении и духовной собранности.

Многие из древнерусских подвижников начинали свое трудное пустынножительство без предварительного послушничества в монастыре (например, Сергий Радонежский и его брат Стефан, возможно, также Савва Вишерский). Подвижник живет в шалаше (например, Сергий и Стефан, Герасим Болдинский, Кирилл Новоезерский и др.) или в дупле дерева (например, Павел Обнорский), спит на сухой листве или на мху; лесные ягоды и коренья, которые он собирает, или сухой хлеб, который редкие проезжие кладут ему в подвешенную на сук сплетенную им самим корзину (так было, например, у Герасима Болдинского, Феодора Ростовского, Сергия Радонежского), составляют все его пропитание. Днем и ночью он много времени отдает молитве и пению псалмов. Ветхое платье не укрывает его от холодов длинной севернорусской зимы, и при долгом стоянии на молитве он дрожит от мороза, а летом его мучат жара и духота, мириады насекомых искусывают руки и лицо молящегося. Жизнь в посте и молитве, в претерпевании холода и зноя обессиливает его, иссушает тело и лицо. Поэтому икона древнерусского святого, например, Кирилла Белозерского или Александра Свирского, не стилизация, а верное изображение действительного облика подвижника.

Иногда два пустынножителя сходятся вместе и решают остаться вдвоем, чтобы поддерживать друг друга в трудной отшельнической жизни; или же весть о суровом пустыннике доходит до ближних городов и сел, и однажды к нему приходит новый боголюбец, тоже ищущий уединения и спасения от мирских искушений. Новоначальный инок строит себе деревянную хижину, и теперь они вдвоем предаются посту и молитве. Со временем скит разрастается и становится пустынью. Братия строят деревянную церковь, и основатель монашеской колонии, которого все считают настоятелем нового братства, идет к местному архиерею, а иногда прямо в Москву к митрополиту и просит о благословении для новооснованного монастыря и об освящении церкви. Если основатель обители сам достаточно грамотен, то владыка рукополагает его в пресвитеры и постригает его (если до тех пор он еще не был пострижен); теперь он сам совершает богослужения и таинства; но часто подвижник из смирения уклоняется от рукоположения и по-прежнему остается лишь настоятелем своей обители, без сана; тогда епископ присылает в новый монастырь иеромонаха от себя, снабжает его необходимыми богослужебными книгами и антиминсом и вручает ему иконы Спасителя и Божией Матери как свое благословение братии монастыря.

Так появляются эти новые монастыри. Такой монастырь состоит из нескольких деревянных келий, стоящих вокруг деревянной церкви; рядом с церковью — домик побольше: это монастырская трапезная. Все окружено деревянным забором. Между кельями огороды, которые обеспечивают братию самой необходимой пищей. Как правило, место, где строится монастырь, расчищается от непроходимого леса руками самой братии.

Вначале новые монастыри живут по особножительскому уставу; каждый брат строит себе свою собственную келью, обрабатывает свой огород, сам печется о своей одежде и пропитании, плетет корзины или занимается другим рукоделием, а потом за свои изделия выменивает у крестьян хлеб. В одиночестве пребывает он в своей келье и по своему разумению молится там и поет псалмы. Братия собираются вместе лишь на богослужения. Начальником у них обычно бывает основатель обители. Но постепенно многие монастыри переходят к киновии. При общежительном уставе ни у кого из братии нет личного имущества, работают они на монастырь, и монастырь обеспечивает их пищей и одеждой. Все, что приносит огород или крохотное поле, идет в монастырский погреб. Монахам запрещено питаться у себя в кельях или хранить в них съестные припасы. Братия собираются в трапезной, где после общей молитвы и благословения настоятеля все иноки получают одинаковую пищу. Монастырские послушания распределяются настоятелем, без его разрешения или благословения ни один инок не предпринимает и не начинает ничего. Новоначальные иноки отдаются в послушание пожилым монахам и во всем исполняют их волю. Часто отношения между пожилыми и новоначальными монахами имеют характер старческого руководства. Пожилые монахи, иногда имеющие в монастыре определенные должности, образуют монастырский собор, или собор старцев, который вместе с настоятелем управляет обителью.

Большую роль в древнерусской монастырской жизни играла личная духовная одаренность настоятеля. Строй монастырской жизни определялся личностью основателя монастыря и игумена. Особое значение приобретали именно те обители, основателями которых были лучшие представители древнерусского подвижничества, чьи заветы соблюдались долго после кончины самих основателей. Ученики всегда стремились сохранить духовный настрой своих наставников, и позже они порой сами становились основателями новых монастырей. Тут надо особенно подчеркнуть, что для древнерусского инока главное было не в духовном содержании этой традиции, не в ее преимуществах или ее церковном признании, а скорее в личности, в духовном облике основателя обители. Часто объективное содержание аскезы отступало на второй план перед личностью самого аскета и его подвигами. Самое характерное в древнерусской религиозности — это то, что не сама система, а духовный пример носителей этой системы играет главную роль; древнерусский человек в своем христианском мире живет всегда в окружении этих примеров и образов — икон и святых, которые оживотворяют религиозную систему (догматы и веру) и ведут его к истинно религиозной жизни; эти образы говорят ему, что всякому человеку открыт путь к такой жизни по примеру прославленных святых подвижников. Поэтому не будет преувеличением утверждать, что аскетическое и монастырское возрождение явилось следствием подвигов простого древнерусского инока. Мы имеем в виду основателя знаменитого русского монастыря, Троице-Сергиевой лавры, св. Сергия Радонежского.1


Старчество, как особый вид подвижничества


Подвижническая деятельность Сергия Радонежского положила начало такому своеобразному явлению, как старчество. Старцы – это монахи, которые своей праведной жизнью доказывали способность человека к нравственному и духовному очищению. Значение старчества в русском монашестве на протяжении веков существенно изменялось. Однако сохранялась и непосредственная духовная преемственность. В целом же, своим авторитетом старцы оказывали огромное влияние на всё русское общество.1 С самых ранних этапов своей истории, со времени отцов-пустынников Египта и Палестины, восточно-христианское монашество включало в себя обычай, систему или же институт старчества. В особенности он был важен и характерен для русла уединенного подвижничества. Известно, что монашеские традиции имеют усиленную тенденцию к сохранению выработанных форм; устойчивость и строгая неизменность этих форм входят в их главные отличия и в большой мере формируют их историческую судьбу. Всецело подвержен этой консервативной тенденции и институт старчества. С учетом этого явление русского старчества имеет особый интерес — ибо, как признано, оно представляет собой существенно новую форму древнего института.2 Старчество отличает стремление к келейному или скитскому уединению совмещенное с контактами с прихожанами и страждущими утешения и совета, а также (в период ученичества) с иночеством в миру как прямой задачей пастырского служения. Этими качествами старчество отлично от иных форм кардинального отречения от мира: отшельничества, затвора, священнобезмолвия. старчество развивается в рамках монашеского пустынножительства, порой связано с элементами юродства. Согласно христианским представлениям, религиозный подвиг юродства состоит в отвержении с наибольшей последовательностью мирских забот — о доме, семье, труде, о подчинении власти и правилам общественного приличия. В этом юродивые подражают Христу, терпящему насмешки и издевательства толпы. Безумие Нового завета понимается в духовном смысле, а не в психопатологическом. Если установления тогдашнего общества считать мудростью, то Христос и его ученики призывали изменить их или отречься от них, став соответственно "безумными" для "мира сего". Одним из оснований подвига юродства считаются проповеди Апостола Павла в Новом Завете. Статус старца может не связываться с приятием сана (Сергия Радонежского с трудом уговорили на священство) и с монастырской жизнью; монастыри часто возникали на месте уединенных скитов. Старчество как способ жизни знаменует переход от типа мыслителя–странника, обретшего молитвенный покой на горе, в пещере или в глухом лесу, к типу доступного для беседы молитвенника и наставника, который по роду своих занятий напоминает и ренессансного гуманиста (он занят сличением, переводом и исправлением списков святоотеческих текстов). В старчестве уже нет аскетического экстремизма египетских столпников и великих подвижников древности. Труд личного спасения на Руси мыслится не только как молитвенно–литургическое усердие, но более – в формах деятельной любви к ближнему, в миссионерстве и духовном совершенствовании. Старец осознается носителем Благодати, обретенной на пути сердечного покаяния, молитвенного подвига и труда на Божьей ниве. Авторитет старца находится в прямом соответствии глубине самоотречения, укрощенному самолюбию и навсегда одоленной гордыне. В старчестве преодолевается исконная созерцательность русского благочестия, которое «более индивидуальное, нежели общественное». Слово старца есть данное ему в откровении приоритетное слово, оно в первый раз говорит последнюю правду; со старцем возможен диалог, но не спор. В старчестве православному народу дана органика человеческой святости, а в старце – чудо преображения. Всякий воочию убеждается в том, что заданное человекам богоподобие есть обретаемая и возможная реальность, она раскрывается в старце так, как она раскроется в любом, кто способен на праведную жизнь и к подвигу внутреннего восхождения от личины к лицу и лику. Отсюда – благоговейное отношение к старцу как живой иконе, исполненной интимной человеческой теплоты, радости и благодати.1

Глава 2

Житие и подвижничество Сергия Радонежского 2


Подвижничество Сергия Радонежского в значительной степени повлияло на всю отечественную духовность, ибо он внёс в неё важнейшее для всего русского национального сознания религиозно – философские идеи. В первую очередь, Сергий, стремясь к «жизни во Христе», ввёл идею и практику «высокого жития», как реальный пример нравственного совершенства. Одним из необходимых условий «высокого жития» была, по убеждению подвижника, чистота души. Другим условием была идея смирения и любви. И Сергий Радонежский всей своей жизнью доказывал окружающим: жизнь можно устраивать только добром и любовью, ибо, отвечая злом на зло, человек порождает новое зло. Недаром русский философ Георгий Федотов, размышляя о преподобном Сергии, заметил: «Смиренная кротость – основная духовная ткань его личности»

Необходимой составляющей «высокого жития» была также идея «внутренней» духовной свободы, как высшей степени свободы вообще. Ещё одним условием «высокого жития» – и для отдельного человека и для монастырской обители, и для общества – Сергий считал единомыслие. Единомыслие для отдельного человека – это единство души, полностью посвящённой служению Господу. Для обители это единство помыслов и действий всех иноков. Для общества это идея единства Руси. И совсем не случайно то, что обитель, основанная Сергием, была посвящена святой Троице. Сергий видел высший христианский образ единства и любви, ибо ипостаси святой Троицы единосущны, не знают ненависти, но исполнены любви.

Сергий Радонежский не оставил после себя ни одной строчки. Более того, он всегда сторонился откровенного учительства. Поэтому можно сказать, что его учение – это сама его жизнь.1 Будущий великий подвижник родился в 1314(по некоторым источникам в 1322) году под Ростовом Великим, в боярской семье, «от доброродных и благоверных родителей, от отца, называемого Кириллом, и матери по имени Мария», и при рождении получил имя Варфоломей. «Отрок рос, как обычно, преуспевая душой, телом и духом, исполняясь разума и страха божия, и

милость божия была на нём. Когда же исполнилось ему семь лет, отдали его родители учиться грамоте. Прежде поминаемый раб божий Кирилл имел три сына: первого Стефана, второго- Варфоломея, третьего же Петра…Стефан и Пётр успешно изучали грамоту, отрок же <Варфоломей> не скоро к писанию привыкал, но медленно и не прилежно…часто тайно со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Дай же мне грамоту эту, научи и вразуми меня»2. Однажды посланный отцом разыскать жеребят, отрок встретил «некоего черноризца, святого старца, странника незнакомого, в сане

пресвитера 3 ». Странник спросил его: «Что ищешь или что хочешь, дитя?», на что Варфоломей ответил, что хочет научиться грамоте. «Старец дал ему «малый кус белого хлеба пшеничного, как от святой просфоры» со словами: «…От сего дня дарует тебе Господь способность к грамоте лучшую, чем у братии твоей и сверстников твоих» <…>.

По отшествии же старца постиг отрок сразу всю грамоту, оттуда добру научившись, переменился странным образом, и какую ни раскроет книгу, то хорошо читает и понимает. Добрый отрок этот достоин был даров духовных, ибо от самых пелёнок Бога познал, и Бога возлюбил, и Богом спасён был. И во всём повиновался родителям своим, стараясь, всё делать по их повелению и ни в чём их не ослушаться. <…> В юные годы строгий пост установил и от всего воздерживался: в среду и в пятницу ничего не ел, в прочие же дни хлебом питался и водою, в ночи же много без сна пребывал с молитвою…»