Реферат: Устойчивое развитие (теоретико-методологический анализ)

УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ

(теоретико-методологический анализ)1


В.И.Данилов-Данильян


Проблематика устойчивого развития активно обсуждается в на­уч­ной прессе (например [1–5]), в публицистических изданиях, на все­воз­можных наци­ональных и международных конференциях. Устой­чи­во­му раз­витию был посвящен крупнейший форум начала века – Все­мир­ный саммит в Йоханнесбурге (26 августа – 2 сентября 2002 г.). Од­на­ко об­ще­принятое опре­де­ление понятия устойчивое развитие отсут­ст­ву­ет. От­части по этой причине диспуты по устойчивому развитию на­по­­ми­на­ют иногда диа­лог глухих. Но разноголосица обусловлена не толь­­ко тем, что пред­мет обсуждения не­до­статочно определен, посколь­ку ясно, что, какую бы дефиницию ни за­фиксировать, многие все равно бу­дут тол­ко­вать предмет «по-сво­е­му». Дело еще и в трактовке содер­жа­ния по­ня­тия, его объема. В статье предпринята попытка про­ана­лизи­ро­вать понятие устойчивое развитие, уточнить его объем, на этой основе сформу­ли­ровать новое определение и получить из него неко­то­рые выводы.

^ 1. Устойчивость и выживание

Часто дискуссии об устойчивом развитии вырождаются в споры о словах. Критикуют русский перевод английского sus­tain­able de­velop­ment, и в самом деле, устойчивое неадекватно отражает смысл sus­tain­able. Но дело не в переводе, а в том, как мы договоримся по­ни­мать тер­мин. Пере­во­ды sus­tain­able на другие языки то­же не слишком хороши: если бук­валь­но пере­трансли­ро­вать на рус­ский, получается не­сдвига­емое, твер­дое и т.п. Русский ва­ри­ант – один из самых удач­ных. Кроме того, мно­гие «носители» англий­с­ко­го языка недовольны исходным анг­ло­языч­ным термином – sust­ainable de­ve­lop­ment. Совсем некстати, если у нас вместо устойчивое насильно внедрят, например, непрерывно под­дер­живаемое дол­го­вре­менное или какую-нибудь другую неудобицу (впо­лне точную по смыслу), а «у них» пере­й­дут от sustainable, напри­мер, к stable.

Критики утверждают, что слова устойчивое и раз­ви­тие проти­во­речат одно другому, что развитие в принципе не может быть устой­чи­вым, «от чего-то надо отказаться: либо от развития, либо от устойчиво­сти» [6, с. 140]. Однако с философской точки зрения развитие – ча­ст­ный случай движения, когда возрастает сложность, уровень орга­ни­за­ции си­стемы, уменьшается ее энтропия. С другой, тоже философ­с­кой, точки зре­ния дви­жение – частный случай развития. Для на­ших целей не тре­буется разрешать этот философский спор: важно, что понятия раз­ви­тие и движение по смыслу очень близки, а устой­чи­во­сть движения – одно из важ­нейших понятий в математике.

Существует несколько определений устой­чивости движения. Так или иначе, движение в математике обыч­но ото­ж­дествляется с из­ме­не­нием, а устойчивость – с инва­ри­ант­ностью, т.е. сохра­нением ка­кого-ли­бо свойства, от­ношения, ограни­че­ния постоян­ным (инвариантным) при лю­бых из­ме­нениях из конкрет­ного фик­си­ро­ванного класса – полный произвол не есть объект изуче­ния науки. (Бо­лее строго: устойчивость означает, что неко­торые вы­сказывания о системе остаются ис­тин­ными при всех ее изменениях, при­надлежащих заданному мно­жеству.) Все из­­ве­ст­ные профес­си­о­наль­ные рассуждения об устойчивом развитии по сути полностью соответ­ствуют такому пониманию.

Согласимся с тем, что развитие (цивилизации, страны, региона, со­ци­альной группы, экономической системы и т.д.) в сколько-нибудь обо­зримый период времени является устой­чивым, если оно сохраняет не­кий инвариант, т.е. не меняет, не подвергает угрозе какое-либо свой­ст­во, объект, отно­шение, огра­ничение (имеются и другие подходящие к случаю слова). Ко­неч­но, речь должна идти не о чем-либо малосуще­ст­венном, а о са­мых главных аспектах су­ще­ствования той си­сте­мы, устой­чивость раз­вития которой нас инте­ре­сует. И важнейшая теоретическая про­б­лема состоит именно в вы­яв­лении главного для данной системы, то­го, что при любых «поворотах» должно быть сохранено. Лег­че с опи­санием множества рассматриваемых изменений: это те из­ме­не­ния, ко­то­рые вызы­ва­ют­ся действиями людей этой системы (в случае циви­ли­зации – всех людей), или те внешние влияния, которые могут быть пред­отвращены, хотя бы осла­блены в результате их действий.

Даже если сказать, что главное – выживание системы, то не все­­гда просто понять, что это такое. Конечно, нет особой проблемы уяснить, о чем идет речь, если дело касается человечества в целом или этноса (а также любой другой системы, за­дан­ной биологически, т.е. че­рез жизнь, недаром использовано слово вы­жи­вание). Но уже в слу­чае отдельной стра­ны по этому поводу легко задать вопросы, на ко­торые очень не­про­с­то найти убе­ди­тель­ные ответы. Если же рас­смат­ривать си­сте­мы по­мель­че, то едва ли не главной трудностью ста­новится точное опре­де­ле­ние системы. Возь­мем фирму. У нее мо­гут меняться «лэйблы» про­дук­ции, ассортимент выпуска, название, ме­неджмент, устав, стра­­на реги­стра­ции, собственник, прои­звод­ст­венные фон­ды, про­филь, пол­ностью весь персонал… Где тот ин­ва­риант, при со­хранении которого можно ска­зать: фирма выжила? Или – почти то же самое – что такое фирма?

На верхнем уровне, для цивилизации в целом, устойчивость – по­ч­ти синоним выживания. Но любая попытка спуститься на один или не­сколько уро­вней и со­от­ветственно редуцировать эти понятия натал­ки­ва­ется на сложнейшие проблемы. В частности, появляются не только «внут­ренние», собственные критерии, но и «внешние» – с позиций над­си­сте­мы. Априори они редко бы­вают согласованными, рас­счи­ты­вать на стихию или на нечто подобное «невидимой руке» не при­хо­дит­ся – уже ясно, что человек и создаваемые им структуры при стихийном развитии уничтожат среду своего обитания, если не по­гиб­нут раньше под дей­ст­ви­ем деструктивных социальных сил. Гло­баль­ная неустой­чи­вость ци­ви­ли­зации обусловлена действиями ее под­систем и элементов, иг­но­ри­ру­ющих императив устой­чивости (выживания) це­ло­го. Про­бле­ма в том, чтобы согла­со­вать внешние и внутренние кри­терии, следуя прин­ципам гуманизма, уважая права людей и народов.


^ 2. Направления анализа устойчивого развития

Начинают обычно с экологического направления анализа, а ес­ли иметь в виду строгие научные положения, то им же, как пра­вило, и за­кан­чивают. В «Кон­цепции перехода Российской Федера­ции к устой­чи­вому раз­ви­тию» (утверждена Указом Пре­зи­ден­та Россий­с­кой Феде­ра­ции № 440 01.04.1996, в дальнейшем – «Кон­цепция», пол­ный текст приведен, в частности, в [5, 6]) имеется сле­дующее опре­де­ле­ние (разра­бо­танное рос­сийскими ис­сле­­до­ва­те­лями): «Устойчивое развитие – это стабильное социально-эко­номи­че­­ское развитие, не раз­ру­шающее своей природной основы». Далее в «Кон­цепции» отмеча­ет­ся, что для этого необходимо не превышать хо­зяй­­ственную ем­ко­сть биосферы.

Уже отсюда ясно, о каком инварианте идет речь. Это – хозяй­ст­вен­ная (она же – несущая, или эко­ло­гиче­ская) емкость биосферы, ко­­торая выступает как ограничение, как пре­дел, который нельзя превосходить при развитии цивилизации. В суще­ст­во­вании этого предела убеждает про­­стейшее рассуждение: если заас­фаль­ти­ровать всю сушу и ис­т­ре­бить всю океаническую биоту, то жизнь на Земле, в том числе и че­ло­ве­че­ская, конечно, прекратится. Но такой объем воздействия взят с ко­лос­саль­­ным «запасом»: для то­го чтобы пол­ностью деста­би­ли­зировать био­сферу и вызвать в ней необратимые из­менения, ко­то­рые переведут ее в непригодное для жизни человека со­сто­яние, ну­ж­но гораздо меньше. Сколько? Какова хозяйственная ем­кость био­сферы?

Оценки (например [3]) известны. С ними мож­но соглашаться или не соглашаться, но это уже количественный ас­пект. Качественно су­ще­ст­вование предела допустимого воздействия че­ло­века на биосферу со­мне­ний не вызывает. Постановка задачи о количественных параметрах в принципе ясна, хотя никто не скажет, сколь­ко времени, денег и умов надо для ее полноценного решения (напомню, что в начале «Ман­хет­тенского проекта» Р.Оппенгеймер оценивал в порядок разброс ответов на те же вопросы относительно создания атомной бомбы).

Гораздо менее ясной представляется ситуация с другими напра­вле­ни­ями анализа устой­чивого развития. Следуя [1], наряду с эко­ло­ги­че­с­ким вы­де­ля­ют еще два: эко­номическое и социальное. Сам по себе пе­ре­ход к ним очевиден: если проблемы вза­­­имодействия че­ловека с при­­родой порождены развитием ци­ви­лиза­ции, то и решать их сле­дует со­ци­­аль­ны­ми и экономическими методами. Однако этот напраши­ва­ю­щий­­ся шаг в рас­суж­дениях почти ничего не рас­крывает по суще­ству про­­блемы, фик­си­руя внимание на самых эле­мен­тарных вещах.

Социальное и экономическое в анализе устойчивости во многих слу­­­чаях очень трудно разделить. Дифференциация стран по уро­­вню бла­­госостояния, бедность и ни­ще­та, мигра­ци­он­ные процессы, интен­си­вность меж­реги­­ональных взаимодействий – это социальные или эко­но­ми­ческие про­блемы? Кро­ме того, здесь по сути нет никаких надежных количе­ст­вен­ных кри­териев – оценок устойчивости. Не имеют от­ве­тов во­просы о том, надо ли выделять как самостоятельные направления анализа устойчивости демографическое и политическое, про­блемы тер­ро­ризма, разо­ру­жения и пр., либо рассматривать их как ча­стные в со­ставе социального и экономического. Нам неизвестны инварианты со­ци­ально-экономической систе­мы, ко­торые должны быть сохранены при всех ее изменениях. С чем можно смириться, а с чем – нет, подвергая многокритериальному ана­лизу ва­ри­анты будущего? «Сколько стоит» уступка по од­ному кри­те­рию в сра­в­нении с приращением другого?

Нельзя принять популярную идею, которую отстаивал, в част­но­с­ти, Н.Н.Моисеев: «последующие поколения должны иметь те же по­тен­циальные возможности в использовании ресурсов планеты, что и по­ко­ления, ныне живущие» [7, с. 102]. Казалось бы, здесь указан кон­к­рет­ный инвариант (хотя и трудно опреде­ля­е­мый количественно). На самом деле «по­тен­циальные возможности в использовании ресурсов пла­неты» мо­гут быть оди­на­ковыми для раз­ных поколений только в слу­чае, если невос­про­из­во­ди­мые ресурсы вообще не используются (и это – всего лишь необ­хо­димое, но еще не достаточное условие). Каждое изъ­я­тие не­воспроизводимого ресурса из природной системы необратимо умень­шает «потенциальные воз­можности» «последующих по­ко­ле­ний».

Устойчивость часто отождествляют с возможностью движения «по накату», с инерционностью развития. По­ка система не столкнулась с внешними или внутренними ограни­че­ни­ями, ориентация на инерцию работает как стабилизирующая, охрани­тель­ная. Но как только начинает ощущаться воздействие новых ограничений, она становится губитель­ной, не только не стабилизирует, но раска­чивает систему.

Инер­­ция особенно сильна тем, что создает условия, при ко­то­рых в краткосрочном аспекте выгодно только то, что ей со­от­вет­ствует, а не со­ответствующее требует значительных первона­чаль­­ных уси­лий, пре­жде чем само станет компонентом но­вой инер­ции в изме­нив­шейся си­стеме и начнет действовать как средо­обра­зую­щий фактор. В экономике это явление хорошо изве­ст­но как началь­ный инвести­ци­он­ный барьер, ко­­­торый приходится пре­одолевать ка­ж­дой принципиально новой тех­но­ло­гии. Чтобы пой­ти про­тив инер­ции, нужна осо­бая даль­но­зоркая муд­рость в соче­та­нии с реши­тель­ностью, политической волей. По Л.Н.Гу­милеву [8], для преодоления инер­ции требуется пас­си­онар­ность, но, пожалуй, это не­что иное, она хороша на про­сторе, а не в про­кру­сто­вом ложе огра­ничений, налагаемых природными и социаль­ными за­конами.

^ 3. Устойчивость биоты и устойчивость цивилизации

Итак, относительно просто понимаемый случай – когда при раз­ви­тии системы необходимо соблюсти огра­­­ничение, известное хотя бы ка­че­­ст­вен­но (таков экологический аспект устойчивости); конечно, от по­ни­­ма­ния до выполнения надлежащих действий очень далеко. Ку­да сло­ж­нее, если нет никаких внятных пред­ста­влений об ограничениях – си­туация, характерная для социального, экономического и прочих на­пра­влений. В качестве первого ша­га к про­яснению во­проса обратим вни­мание на су­ще­ст­ву­ющие механизмы обес­печения устой­чи­во­сти.

Начнем с аналогии, точнее – контраналогии. Одна из острейших гло­бальных экологи­че­с­ких про­б­лем – со­хра­не­ние биоразнообразия. Пер­воначально это по­ня­тие опре­­­делялось через видовое и внутри­ви­до­вое разнообразие, но постепенно стало ясно, что обес­пе­чить так пони­ма­е­мое био­разнообразие можно только при до­­ста­точ­ном богатстве эко­си­стем, ибо вне экосистемы ни один вид не су­ще­ствует. Каждая эко­си­стема – своего рода механизм для со­хранения всех входящих в нее видов, для воспроизводства усло­вий их су­ще­ст­во­вания. Вместе с тем и каждый вид – необходимый эле­мент со­от­вет­­ствующей эко­системы и вносит свой вклад в обес­пе­чение ее устойчивости. Таким об­­ра­зом, со­хранение разнообразия эко­­систем – задача, взаимо­со­пря­жен­ная с сохранением видового (и вну­т­ривидового) разно­об­разия. В свою оче­­редь, для устойчивости любой экоси­сте­мы необходимым (но не до­ста­точ­ным) условием яв­ля­ется устой­чивость системы жизни в це­лом – биоты. При этом и каждая экосистема вно­сит свой вклад в обес­пе­чение устой­чи­вости био­­­ты, так что она мо­жет рассматриваться как сво­его рода механизм для со­хранения всех составляющих ее экосистем.

Если, исследуя биоту, фиксируют внимание на механизмах и фак­торах, обеспечивающих устойчивость, то применительно к челове­че­­скому обществу, скорее, на­оборот: чаще говорят о поро­ж­да­е­мых самим человеком фак­торах и ме­ханизмах неустойчивости. Выде­ляя в природ­ной ие­рар­хии структурные единицы (от экосистем до ор­ганизмов), мы одновременно получаем контуры (если не принципы работы) хотя бы некоторых ста­билизационных механизмов. Конста­ти­руя конкурентное взаимодействие со­об­ществ организмов, мы видим в нем важнейший принцип организации биоты, направленный на повышение ее устой­чи­вости, обес­пе­чивающий оптимальные условия для про­дол­жения жизни.

При исследовании цивилизации при­ходится делать принци­пи­аль­но иные, часто противоположные заключения. Ни одна часть циви­ли­за­ции не может рас­сматриваться как ста­билизирующий ее фактор. Даже если какая-либо страна (группа стран) осуществляет те или иные фун­к­ции по обеспе­че­нию устой­чивости развития, ее стабили­заци­он­ные уси­лия сосуществу­ют с факто­ра­ми, кото­рые од­но­­значно мож­но ква­­лифи­ци­ровать как дестабили­зи­ру­ющие. Практически любая страна, любое со­бытие, лю­бое на­пра­вле­ние раз­вития могут быть взяты в качестве при­меров по­доб­но­го дуа­лизма (ес­ли не полного негатива). Конкурентные отно­ше­ния ци­ви­ли­за­ци­он­ных подсистем ока­зы­ва­ют­ся едва ли не глав­ным ис­точ­ни­ком неустой­чи­вости современной циви­ли­за­ции. Такое по­ло­­же­ние ве­щей приводит мно­гих в состояние паники перед проблемами устой­чи­вого раз­ви­тия и их отторжению.

Может быть, самое радикальное отличие человеческого от до­че­ло­веческого – в механизмах обеспечения устойчивости. Если вспом­нить, что устойчивость и выживание – почти одно и то же, уди­вляться такому выводу нет причин. С функциональной (а не «ор­га­ни­за­ци­онной») точ­ки зрения основа стабилизационного механизма в биоте – генетическая па­мять. В цивилизации как надбиологической структуре она дополнена вне­генетической памятью – культурой.

Однако при этом человек остается существом биологическим, его ор­ганизм оптимально приспособлен именно к тем условиям, при ко­то­рых произошел вид Homo sapiens, но антропогенные изменения окру­жа­­ю­щей среды привели к таким сдвигам в ней, что она ока­залась явно не соответствующей биологическим кон­стан­там человека. Ес­ли же при­нять во внимание, что человек живет не в природной (пусть да­же силь­но деформированной), а в искусственной сре­де, то отличие ре­­альности от нормы окажется огромным. Это доказывается коли­че­ст­венно: число ге­не­тических отклонений в чело­веческой популяции быстро растет и стано­вится угрожающим фактором.

Из всего предшествующего следуют три аспекта, в ко­то­рых не­об­хо­димо обеспечить устойчивость развития цивилизации: во-пер­вых, охра­­на окружающей среды (гарантированное непре­вы­ше­ние ант­ро­­­по­генными воздействиями хозяйственной емкости биосферы), во-вторых, охра­на ге­но­­ма человека и его популяционного здоровья для пред­от­вра­ще­ния био­логического вырождения, в-третьих, форми­ро­ва­ние меха­низ­мов (социальных, экономических, политических и пр.), которые обес­пе­чили бы решение задач первых двух аспектов и гаран­ти­ровали от раз­ру­шения структур ци­ви­ли­за­ции, жизненно важных для нее.

На этой основе проблематика устойчивого развития струк­­тури­ру­ет­ся иначе, чем принято. Первый аспект, оче­видно, эколо­гиче­с­кий, вто­рой можно назвать социо-ме­дицинским (он ка­сается популяционного здо­­ровья вида Homo Sapiens), в третий целе­со­образно объединить все ос­таль­ные направления анализа устой­чивого развития, они (как от­ме­чалось вы­ше) очень тесно переплетены, назовем этот ас­пект социо-гуманитарным.

Где взять механизмы, которые обеспечили бы устойчивость раз­ви­тия цивилизации во всех трех аспектах? Существительное меха­низм (что делать, более подходящего сло­ва не знаю) подталкивает к гла­голу изобрести, но не стоит оболь­щаться соблазнами техно­ло­ги­че­ского оп­ти­­мизма и рекла­мой социального конструирования. Пожалуй, большин­ство нужных ме­ха­низмов уже су­ще­ст­вует в человеческой пра­ктике, на­до их увидеть, не мешать, а на­обо­рот, способствовать их развитию и рас­пространению. Надо под­дер­живать их позитивную работу, пре­пят­ст­вуя проявлению негативных свойств. Вместе с тем необходимо по­да­влять развитие и рас­про­ст­ра­не­ние механизмов деста­би­ли­­зации.

Хотя обеспечение устойчивости развития разделяется на три аспекта, не следует думать, что каждый из них требует своих, осо­бых механизмов. Как раз наоборот, самая важная роль наверняка бу­дет при­надлежать механизмам, «обслуживающим» сразу три аспекта. Ес­те­ст­вен­но, все такие механизмы лежат в сфере куль­туры, этики и, со­от­вет­ст­венно, воспитания и образования. Именно здесь необходим «ис­кус­ственный отбор», но его ни в коем случае нельзя доверять рынку, в этих сферах склонному вовсе не к воз­вы­шению человека, а к экс­плу­а­та­ции его животных инстинктов без ка­кого бы то ни было интереса к дол­го­сроч­ным последствиям. Для то­го что­бы отбор был эффективным, необ­ходимо богатство воз­мож­ностей, которое дается толь­ко культурным, эт­ническим, кон­фес­сиональным разнообразием, но при условии тесных посто­ян­ных взаимообогащающих контактов (диа­лога куль­тур и кон­фес­сий) и недогматического от­ношения к «своему», если оно не лучшим образом соответствует не­об­хо­димому «об­ще­му».


^ 4. Оптимальность или устойчивость?

Не раз приходилось встречать утверждения, что концепции устой­чивого развития, гармонизации отношений человека с приро­дой – не более чем новый вариант теорий достижения «всеобщего счастья», не­из­менно обнаруживавших на практике полную несос­то­я­тельность. В по­добных оценках игнорируются принципиальные мо­менты.

Никому еще не удавалось определить, что такое «все­общее сча­стье» и, как представляется, этого в принципе нельзя сделать. Точно так же нельзя определить, что такое справедливость (которую не­­редко де­кла­рируют вместо «всеобщего счастья» или вме­сте с ним), ес­ли не вы­во­дить ее из высших ценностей (например выживания че­ло­вечества: спра­ведливо то, что ему способствует). Ти­пичный пример про­изволь­но­го (вполне в духе коммунистической уравниловки) тол­ко­вания спра­вед­ли­вости находим в [7, с.115]: «все страны имеют право использовать лишь пропорциональные чис­­ленности населения ко­личества природ­ных ре­сурсов». А если при выполнении этого условия половина исполь­зу­­емых ресурсов бу­дет бессмысленно растран­жириваться?

До­стижение «всеобщего счастья» – это опти­ми­за­ция, работа на мак­симизацию значений каких-ли­бо показателей, ин­ди­ка­торов, крите­риев, пусть не заданных стро­го количественно и даже не всегда на­зы­ваемых, но под­разумеваемых. Между тем оптимизация, во-первых, из­бы­точна и не необ­хо­ди­ма, во-вторых, в долгосрочном плане сужает воз­можности раз­вития, от­се­кая все, что не представляется «оптимальным» до хо­ро­шо види­мо­го го­ри­зонта (а он всегда не слишком далек), в-третьих, из-за чрезмерной специализации ослабляет устой­чи­вость си­стемы даже в самом обычном понимании, т.е. по отношению к вне­ш­ним воздействиям. Оптимальное, с одной стороны, и устойчивое, осо­бенно с оттенком долговременное, са­моподдерживающееся, адаптив­ное, развивающееся – с дру­гой, несовместимы.

Задача обеспечения устойчивости развития вовсе не направле­на на оптимизацию каких-либо априорных показателей. Это – задача вы­жи­вания, соблюдения ограничений, вытекающих из законов при­ро­ды (в экологическом и социо-медицинском аспектах) и социума (в социо-гуманитарном; естественно, имеются в виду не юридические законы, устанавливаемые людь­ми, а те же естественные законы, только отно­ся­щи­еся к об­ще­ству и разным уровням его организации).

Сегодня знание этих законов и вытекающих из них ограничений совер­шен­но недостаточно. Тем более, плохо известны количественные оцен­ки пределов, заходить за которые для цивилизации – смертельно, хотя и нет сомнений в их существовании, они ощущаются с каждым днем все сильнее. Что же делать? Пассивно смотреть, как все идет са­мотеком? Нет, такую «стратегию» при­нять нельзя. Опасность челове­че­с­кому ро­ду исходит от него самого, чело­век обязан измениться сам, чтобы устра­­­­­­нить ее.

^ 5. К определению устойчивого развития

Вернемся к вопросу о дефиниции устойчивого раз­ви­тия: как в од­ной более или менее читаемой и произносимой фразе определить, что это такое. Правда, для теории данный во­прос – не первостепенной важ­но­­сти, если имеется общепринятое понимание содержания поня­тия. Но «спрос» на опре­деления велик, и практический успех дела может зави­сеть от того, найдена ли удачная формулировка.

В проекте «Государственной стратегии устойчивого развития Рос­­сийской Федерации» (обсуждался на парламентских слушаниях в Го­сударственной Думе 05.10.2001, см. [9]) цитируется упоминавшееся вы­ше опре­де­ле­ние из «Концепции» и отмечается: «это опре­де­ление, при­ем­лемое только для социально-экономической сферы, должно быть рас­пространено и на другие сферы человеческой дея­тельно­сти». Пред­ло­жен такой вариант: «устойчивое развитие – это ста­биль­ное социально-экономическое развитие, не разрушающее своей природной основы и обеспечивающее непрерывный прогресс обще­ства».

Вариант из «Концепции», в самом деле, определяет не устойчи­вое развитие вообще, а экологически устойчивое развитие. Кроме того, в нем русское слово устойчивое разъясняется иностранным эквива­лен­том ста­бильное, что кажется неуместным и не­нужным (это свойство заим­ст­во­вано и в цитированном определении из «Стра­тегии»). Но и пред­ла­га­емый в «Стратегии» вариант не до­сти­гает поставленной цели, по­сколь­ку никуда из социально-эконо­ми­че­ской области и сферы эколо­ги­че­ских последствий не выводит, а что такое «прогресс общества», как трактовать это понятие, не разъяснено.

Со словом прогресс в контексте устойчивого развития вообще надо обращаться очень осторожно. Теория прогресса – изобретение нового времени, точнее, Ж.А.Кондорсэ, который развил ее в трактате 1794 г. [10]. Нынешний со­ци­аль­но-эколо­ги­че­ский кризис цивилизации связы­ва­ют именно с тем «вектором» про­гресса, который реализовался в исто­рии стран За­пада начиная с эпохи модерна, так что упоминание о нем в опре­делении устойчивого раз­ви­тия без развернутых комментари­ев со­всем не соответствует пред­ста­вле­ниям, доминирую­щим в ли­те­ратуре по этой проблематике.

Более приемлемым кажется следующее определение, опира­юще­еся на материал предыду­щих разделов статьи: устойчивое развитие – такое общественное развитие, при кото­ром не разрушается его природная основа, создаваемые усло­вия жизни не вле­кут дегра­да­ции человека и социально-де­струк­тивные про­цес­сы не разви­вают­ся до масшта­бов, угро­жа­ю­щих безопасности общества.

Краткий комментарий. Во-первых, определение распро­стра­ня­ет­ся на все сферы общественной жизни, никаких ограничений в этом от­но­шении в нем нет. Во-вторых, оно охватывает все области по­следствий, о которых мы сегодня знаем и в которых могут форми­ро­ваться угрозы существованию цивилизации. В-третьих, негативный характер кон­ст­рук­ции определения (не разрушается, не влекут, не ра­звиваются) вы­ну­жден, а потому вряд ли является недостатком: он отражает напра­влен­ность идеи устойчивого развития на обеспечение выживания чело­вечества, т.е. на предупреждение опасностей это­му выживанию, на их сдерживание в необходимых пределах.

Развитие современной глобальной ци­ви­ли­зации не соответ­ст­вует ни одному из трех аспектов, отме­чен­ных в при­веденном опре­де­лении, и это угрожает выживанию челове­че­ства. Ка­кие наи­более су­ще­ственные кон­статации можно предложить в связи с каж­дым из этих на­правлений? Какие выводы следуют из этих ре­зуль­та­тов? Попытаемся ответить на такие вопросы – ра­зу­ме­ется, лишь в некоторых ракурсах и в пер­вом приближении.

^ 6. Пределы роста или пределы разрушения?
Представление о существовании пределов роста прочно вошло в современную научную парадигму после [11]. Однако в случае пробле­мы устой­чивости развития, возможно, сути дела более соответствует пред­ставление о пределах разрушения. Рассмотрим этот вопрос приме­ни­тель­но к трем выделенным аспектам устойчивого развития.

Хозяйственная емкость биосферы (допу­сти­мый предел воздей­ст­вия человека на окружающую среду) обычно полагается фик­си­ро­ван­ной, а воздей­ст­вие – меняющейся величиной. Од­на­ко можно рас­сматривать и дуальную задачу. Зафиксируем некоторую величину воз­дей­ствия и по­ста­вим вопрос: каков предел разрушения био­сферной си­стемы регуляции окружающей среды, чтобы эта система стала недо­ста­точ­ной для данной величины воздействия? К такому во­про­су приводит анализ структуры воздействия человека на биосферу. Оно скла­ды­ва­ется из двух со­став­ля­ю­щих: уничтожения естественных эко­­­­систем (и не­ко­торых абио­ти­че­ских компо­нентов) и за­гряз­нения окру­­жающей при­­род­ной сре­ды. Ко­неч­но, за­грязнение су­ще­ст­вен­но спо­собствует ослаб­ле­нию, де­гра­­да­ции и гибели экосистем, но эти след­ствия – опо­сре­до­ван­ные; зна­чи­тель­­ная часть экосистем унич­то­же­на че­ловеком не­­по­сред­ствен­но – вы­­руб­кой лесов, рас­паш­кой лугов и сте­пей, осу­шением болот и т.д. Как все био­­системы, био­сфера обладает огра­ниченной спо­соб­ностью са­мо­­вос­ста­­но­вле­ния, однако остается не­яс­ным, ка­ков тот пре­дел разрушения, за ко­то­рым начнутся не­об­ра­ти­мые про­цес­сы де­гра­дации, т.е. когда фаза кри­зиса, из которой, воз­мож­но, име­­ется выход, сме­нится фазой ката­ст­ро­фы, из которой выхода уже нет.

На международном уровне систематическая работа по решению экологических проблем и предотвращению экологической катастрофы началась в период подготовки Конференции ООН по окружающей сре­де (Стокгольм, 1972). За три истекших десятилетия, однако, не удалось до­биться улучшения ни одной экологической характеристики био­сфе­ры, продолжаются процессы сокращения био­разнообразия, роста кон­цен­трации парниковых газов в атмосфере, обезлесения (как мини­мум, уменьшения биологической продуктивности лесных экосистем в це­лом), опустынивания и т.п. Несомненно, мир приближается к пределу разрушения биосферного механизма регуляции. Это го­во­рит о крайней недостаточности пред­принимаемых мировым со­­­об­ще­ст­вом усилий.

Вместе с тем имеют­ся прецеденты относительно ус­пеш­ных дейст­вий (Монреальский про­то­кол по веществам, разру­ша­ю­щим озо­новый слой; Базельская конвенция по трансграничным пере­воз­кам опасных от­ходов; Конвенция ЕЭК ООН о трансграничном за­гряз­не­­нии воздуха на боль­шие расстояния и др.), свидетельствующие о прин­ци­пиальной воз­­мож­ности ско­ордини­рован­ных и результативных мер. Однако от возможности до ее актуа­ли­за­ции в не­обходимом объ­еме очень далеко. Многие полагают, что норма­ли­за­ция воз­действия на природу про­изой­дет в резуль­та­те развития экономики и техни­че­ского прогресса, что до­статочно ин­тен­сифицировать усилия в этих направ­ле­ни­ях, осталь­ное произойдет само собой. Однако все развитие чело­ве­че­ства в эпоху мо­дерна и, осо­бен­но, в последние десятилетия, показывает, что по­добные надежды тщет­ны, экономических и научно-технических до­сти­жений со­вершенно недостаточно для обеспечения устойчивости хо­тя бы в экологическом аспекте (см. об этом в [12]).

По второму направлению, предполагающему сохранение популя­ци­онного здоровья, предотвращение био­логической и духовной дегра­да­ции человека, также следует конста­ти­ро­вать непрерывное и ускоря­ю­ще­еся ухудшение. Общеиз­ве­ст­ны данные о нара­ста­нии количества на­след­­ст­вен­ных и психических забо­ле­ва­ний, само­убийств, распро­стра­не­нии нар­­комании и всевозможных из­вра­щений. Очень тревожный сим­­п­том неблагополучия – появление СПИДа, активизация редких экзо­ти­ческих инфек­ций. Эти тен­ден­ции наблю­да­ют­ся на фоне значительного прогресса ме­ди­цины, все боль­шей доступ­но­сти здравоохранения. Сле­до­вательно, воз­действие фак­торов, опре­де­ляющих такие тенденции, ра­стет быстрее, чем медицина и здраво­охра­не­ние. Еще тревожнее си­ту­а­ция с ду­ховным здо­ровь­ем. Рас­про­стра­нение «массовой куль­ту­ры», ин­дус­трии развлечений способствуют сни­же­нию ду­хов­ности, нрав­­ствен­ности и ин­тел­лектуального по­тенциала людей, не только не давая им ничего вза­мен (кроме пу­сто­ты), но и превращая их в «ма­териал», мак­симально под­готовленный для обра­бот­ки социальными, по­­лити­че­ски­ми, выбор­ными и прочими по­доб­ными технологиями, пред­­­на­зна­чен­ны­ми для «про­мывки мозгов», а то и зомбирования.

Нарастание процессов физиологической и духовной деградации че­ло­века обусловлено тем, что он плохо приспо­соб­лен к су­ществованию в среде, которую создал для себя и продолжает формировать. В то же вре­­мя раз­личные социальные и экономические механизмы, до­ми­ни­ру­ю­щие в со­вре­менной цивилизации (особенно ры­нок), всячески сти­му­ли­руют про­из­водство средств, провоцирующих и ускоряющих дегра­да­цию чело­ве­ка, эксплуатирующих низменные сто­ро­ны его натуры. При этом никак не учитывается возможное суще­ст­вование обуслов­лен­ных природой че­ловека специфических ограни­че­ний по воз­дей­ст­вию среды оби­­тания (включая природные, тех­ни­ческие, соци­альные, эко­номи­че­ские и информационные факторы) на его здоровье и пси­хи­ку. В подоб­ных ситуациях объектом воздействия явля­ется индивид, изменения про­­­исходят именно в нем, но ограни­чиваемый по­казатель харак­те­ри­зу­ет всю популяцию, а точнее, всю со­во­купность индивидов. Име­ются ли, однако, пределы раз­ру­шения по­пу­ля­ционного здоровья, по­доб­но пре­де­лам разрушения си­стемы ре­гу­ля­ции биосферы?

По имеющимся данным, на начало XXI века доля особей с генети­че­­с­ки­ми от­кло­не­ниями для человека составляла около 30 %. Говорит ли это о распаде генома человека, об угрозе механизму пе­­редачи генети­че­ской инфор­ма­ции для вида Homo sapiens? Су­ще­ст­ву­ет ли критическое значение этого (или какого-либо иного) показателя, и, если существует, то превышено ли оно? Если пре­вы­ше­но, то обратимы ли про­изо­шедшие изменения? Является ли на­коп­­лен­ная «масса» генетических искажений базой для ее само­воз­ра­стания при «естественном» ходе со­бытий, не­об­хо­димо ли на­учно обо­сно­ванное вме­шательство в этот про­цесс (це­ле­на­правленное ре­гули­ро­вание) для за­щиты генофонда чело­века? Оче­вид­но, что че­ло­век мо­дифицировал ес­тественные механизмы отбора, суще­ст­венно огра­­ничил область их действия. Уникальность гло­бальной ци­ви­лиза­ции не дает возможности проверить какие-либо гипотезы по дан­ному по­во­ду на дру­гих объектах, выну­ж­дает человека как бы ставить экспе­ри­мент над самим собой, но это крайне рис­ко­ван­ное занятие, и, судя по всему, мы уже находимся со­всем рядом с гранью допустимого риска, с пределом разрушения популяционного здоровья.

Перечисленные вопросы напрашиваются при изучении устой­чи­во­го развития. Но поиски ответов на них не пользуются дол­ж­ной попу­ляр­ностью, наука занята другим. Недостаточное внимание к таким во­просам можно объяснить осознанным или подсознательным страхом пе­ред тем, что попытки ответа могут привести к выводам, согласование которых с гуманитарной парадигмой в ее нынешнем варианте само мо­жет оказаться критической проблемой. Не потребуется ли сущест­вен­ная кор­ректировка концепции прав человека? Не вскроются ли про­ти­во­ре­чия между правами индивида и правами всего человечества (та­ки­ми как право на выживание)? На эти последние вопросы очень хоте­лось бы получить успокаивающие отрицательные ответы: нет, не потре­бу­ет­ся, не вскроются. Но, во-первых, необходима готовность к неприят­ным от­ве­там, во-вторых, самое неуместное в данном случае – страусова по­ли­тика в надежде, что все как-нибудь само образуется. Если не обра­зу­ет­ся, то упустить момент обязательного вмешательства – значит не вы­жить. В начале ХХ века слабые и теоретически плохо обоснованные по­пытки разобраться в некоторых из подобных вопросов делала евге­ни­ка, она была отвергнута большинством ученых и политиков – пре­жде все­го, по гуманистическим соображениям. Похожая история про­изошла и с Т.Мальтусом, которого полтора века мно­гие называли человеко­не­на­вистником, а теперь большинство счи­та­ет провидцем.

Наконец, при современных тенденциях развития цивилизации опа­с­­ности подвергаются структуры, обеспечивающие стабильность соци­аль­ной жизни, они ис­пы­тывают сильнейший стресс под воздействием различных де­струк­тив­ных про­цес­сов. Вполне правомерно говорить об угрозе механизму пе­­редачи внегенети­че­ской, т.е. культурной инфор­ма­ции. Среди опасностей, угрожающих с этой стороны, пер­вы­ми должны быть названы войны и терроризм. Од­нако это лишь вне­ш­ние про­яв­ле­ния глубинных противоречий, раздира­ющих циви­ли­за­цию и имеющих прежде всего экономический характер, но выража­ю­щихся в столк­но­ве­ни­ях конфессий, культур, этносов, идео­ло­гий. Рас­пре­де­ле­ние производ­ст­вен­ных мощ­но­стей, производимого продукта и произ­во­дящего тру­да в со­вре­менном ми­ре отличается крайней дифферен­ци­а­цией, кото­рая пред­­ставляет со­бой источник самых разнообразных на­пряжений.

За свою историю человечество сформировало множество ме­ха­низ­мов поддержания стабильности общественных структур (