Реферат: Шихабеддин Абухафс Омар Сухраварди

Шихабеддин Абухафс Омар Сухраварди


Выдающийся суфийский мыслитель Шихабеддин Абухафс Омар Сухраварди родился в 1145 году в Азербайджанском городе Сухравард, близ Занджана. Он был основателем одного из авторитетнейших до сих пор во всем мусульманском мире суфийских братств "сухравардийа". Многие ученые считают, что возникновение этого братства восходит к его дяде Дийааддину Абу-н-Наджибу ас-Сухраварди (1097-1168), влияние которого на Шихабаддина было очень велико.


Дийааддин ас-Сухраварди юношей покидает родной Сухравард и отправляется в Багдад на учение. После окончания учебы он преподает в знаменитом университете Багдада "Низамийа", а затем идет, как это было принято у суфиев, в ученики (мюриды) к великому шейху Ахмаду ал-Газали, который становится его наставником (мюршидом). Здесь он ведет уединенную жизнь отшельника в суфийской обители (рибате) на берегу Тигра. Слава о нем идет по всему Востоку. Многие хотят стать его мюридами. Он был наставником таких известных суфиев, как Абу Мухаммед Рузбихан Бакли Ширази (умер в 1209), Исмаил ал-Касри (умер в 1193) и Аммар ар-Бидлиси (умер около 1200). Его ученики были наставниками великого хорезмийского суфия Наджмаддина Кубра, основателя суфийского братства "кубравийа".


В то время широкой известностью пользовалась книга-руководство Дийаадина ас-Сухраварди для обучающихся суфиев-мюридов "Адаб ал-муридин". Это было одно из самых ранних пособий подобного рода. Шихабаддин, продолжая семейные традиции, пишет руководство уже для духовных наставников - мюршидов, под названием "Авариф ал-мариф". Первой школой, которую посещал юный Шихабаддин, был рибат его дяди, высшее образование получил в одном из самых знаменитых университетов Востока "Низамийа", где в свое время преподавал его дядя. Это университет (медресе) заметно отличался от многих известных в то время аналогичных учебных заведений средневековья. Университет был основан в 1067 году по инициативе и на деньги тюркских - Сельджукских правителей, и в честь их великого визира Низамимулька, очень много сделавшего для его успешной деятельности, был назван "Низамийа". Обучение в нем проводилось полностью за счет Сельджукских правителей. В среднем, в год они расходовали около 600 тысяч динаров на жилье и питание студентов и жалование преподавателей, а так же на специальную университетскую форму студентов и преподавателей. Университет сыграл огромную роль в развитии науки и культуры на всем Востоке. Лучшие ученые Востока приглашались сюда для преподавания таких наук как теология, история, логика, языкознание, литературоведение, астрономия, математика и других. Отбор педагогов производился непосредственно Сельджукскими правителями. Многие ученые эту медресе считают первым университетом современного типа на Востоке, а педагогов этого университета называют профессорами.


Азербайджанские ученые участвовали в создании этого университета, преподавали там. Университет воспитал целую плеяду ярких ученых Азербайджана. С первых дней создания университета там преподавал филологию и заведовал богатой библиотекой Хатиб Тебризи. Окончили или преподавали там такие выдающиеся ученые, как Абдулманакиб Занджани, Махмуд Занджани, Аминаддин Варави, Абулфаз Ардабили и многие другие.


Закончив университет, Сухраварди очень быстро завоевывает широкую известность ученого-философа суфия на всем Востоке. Шихабаддин не был аскетом, удалившимся от мира, хотя и был великим суфийским шейхом. Известные ученые в то время, как правило, привлекались к политической и культурной жизни крупных и мелких правителей, старающихся прослыть просвещенными правителями. Не обошла эта участь и Сухраварди, но он не становится украшением дворцовой короны, а активно подключается к политической жизни двора. В ученом просыпается великий дипломат и правовед. Сухраварди, занимает должность советника халифа ан-Насир ли-Диниллаха (1180-1225) и ведет ответственную дипломатическую службу, не забывая, конечно, при этом, и о своих обязанностях шейха. От имени халифа он ведет дипломатические переговоры в Сирии и Египте, в городе Халебе, столице Эйюбидов. О его пребывании в Хабеле, где он участвовал в дискуссиях с учеными, современник писал: "ас-Сухраварди произнес во дворце ал-Малика аз-Захира такую речь, которая была не только риторически современной, но и до такой степени впечатляющей, что сердца слушателей стали покорными и в глазах у них появились слезы".


В 1217-1218 годах Сухраварди вел дипломатические переговоры с хорезмшахом Мухаммедом. Через год с дипломатической миссией он едет в Анатолию к сельджукскому правителю Коньи Алааддину Кайкубаду I. Авторитет Шихабеддина, как суфийского наставника, политического деятеля, ученого и оратора был настолько высок, что для него халифом был выстроен специальный рибат, который скорее напоминал дворец. Там был целый комплекс строений с богатой библиотекой, баней и садом для самого халифа и его семьи. Здесь он мог работать, читать публичные лекции и организовывать диспуты. Лекции его собирали большое количество слушателей. Послушать его выступления приезжали со всей страны. Публичные лекции он так же регулярно читал в знаменитом университете "Абу-н-Наджиб". Сухраварди выделялся своим исключительным риторическим талантом и глубоким философским мышлением. За короткое время его лекции и диспуты получили такую известность, что на них присутствовало всегда большое число слушателей, прибывших из разных стран и местностей.


Во время правления халифа ан-Насира действовали рыцарские ордена ремесленников и аристократии - футувва. Посвящение в футувва осуществлялось надеванием на посвящаемого пояса. В качестве посланник халифа пояса, обычно, на представителей знати одевал Великий Мюршид Шихабаддин Абухафс Омар Сухраварди. Известно описание церемонии посвящения султана Иззеддина Кей-Кавуса I и беев в братство ахи, сопровождающееся ритуальными плясками. Сухраварди, прибывший во дворец султана в качестве посла халифа, несмотря на свой преклонный возраст, также участвовал в плясках со своими мюридами.


Английский ученый Дж. С. Тримнгэм пишет о Сухраварди: "Он был великим шейхом-учителем и его влияние, распространившееся не только через его учеников, но и благодаря его сочинению "Авариф ал-мариф", которое читали все суфийские наставники вплоть до наших дней. Суфии приходили к нему учиться почти со всем мира. "Арабский автор Ибн Халликан, современник Сухраварди, пишет: "Я встретил людей, которые слушали его лекции и останавливались в его халва, где обучались под его наставничеством, как это принято у суфиев. Они мне рассказали, какие странные они испытывали ощущения, когда им удалось достичь экстатического состояния (ахвал). Он прибыл в Ирбил как посланец багдадских властей и устраивал собрания для обсуждения религиозных вопросов, но мне так и не удалось увидеть его, ибо я был слишком молод. Он часто совершал паломничества в другие страны и иногда жил недалеко от Каабы. Многие из современных ему суфийских шейхов с ним переписывались, обращались к нему за помощью при решении сложных вопросов и искали его совета в форме фатвы".


Шихабаддин имел много последователей, а мистический орден "сухравардийа" имел много различных ответвлений. Среди них следует назвать братства его сына Имаддаддина Мухаммеда (умер в 1257), ширазского шейха Наджибаддина Бузгуша (умер в 1279) и других. Приверженцем мистического пути Сухраварди был и великий персидский поэт Саади Ширази (1208-1292), который, в своем "Бустане", писал:


Вот - тарикат! Идите неизменно

По нем, склоняя головы смиренно

Шейх, что всю ночь в молитвах простоял,

Дервишам утром скатерть расстилал.

Не Саади, Сухраверди ученье,

Что доблесть мужа - на пути служенья.


Позднее среди шейхов, причисляющих себя к "сухравардийа", были такие выдающиеся личности как Нураддин Абд ас-Самад ан-Натанзи, Абдарразак ал-Кашани (умер в 1329), Саид ибн Абдаллах ал-Фаргани (умер в 1300), хотя причислять себя к этому ордену не всегда было безопасно. Другое дело Индия, где "сухравардийа" могла открыто существовать, как самостоятельная школа мистического направления. Одним из основателем этой школы, существующей в Индии и сейчас, был выдающийся ученик Сухраверди Нураддин Мубарак Газнави (умер в 1234). В Дели сохранились его гробница - всеми почитаемая. Если вы будете в Дели, не забудьте посетить эту гробницу и помянуть Великого Учителя и его Ученика. Умер Сухраверди в 1192 году в Багдаде.


Шихаб-ад-дин Сухраварди

^ ЯЗЫК МУРАВЬЁВ


Во имя Бога, Милостивого, Милосердного!


Хвала Творцу всего, Бытие Которого, как признает, исповедуя Его, вся тварь, одно достойно называться «целокупностью целокупного»; и поклон и приветствие душам святых, особенно же — пророку Мухаммаду (мир ему!) и всему роду его!


Один из уважаемых людей, почтив своим вниманием сего недостойного, пожелал, чтобы (им) было сказано несколько слов в наставление идущим по Пути, обещая хранить эти слова от чужого глаза; этот (отрывок) мы назвали «Языком муравьёв» (1/I) и попросили у Бога помощи в завершении его.

^ Первый раздел

Несколько быстроногих муравьёв из низших пределов мрака возможно (II), утвердившихся в своём положении, препоясалось и направилось в сторону поля, чтобы найти себе пищу. Вдруг они увидели пару побегов зелени, на поверхность которых утром осели капли росы (III). Один из муравьёв спросил у своего спутника, что это за капли. Тот ответил, что начало этих капель — в земле. Другой же, вмешавшись, сказал, что они — от моря, и таким образом начался спор. (Умнейший из муравьёв) сказал: «Подождите немного (чтобы увидеть), в какую сторону направлено влечение их! Ведь всякая вещь имеет влечение к своему началу и страстно желает возвратиться к своему источнику. Разве не видели вы, как ком земли, когда его бросают вверх, — поскольку начало его — низкое, и правило «всякая вещь возвращается к своему началу» подчиняет себе все вещи — падает (опять) вниз на землю. То, что стремится к полному мраку, от него и произошло. И, относительно Света Божественности, есть посылка о необходимо-желанной сущности (2); воображаемое соединение (с нею) невозможно, (если только) всякий, кто ищет свет, сам не принадлежит к миру света».


И, пока муравьи были увлечены этим спором, солнце согрело воздух и роса на побегах стала (испаряться и) подниматься вверх. И муравьи поняли, что она — не от земли, и, поскольку выпала она от воздуха, то и испарилась в нём — «Свет к свету! Бог ведёт к своему свету, кого хочет. Бог вразумляет людей сравнениями» (24:35); «Господь твой есть крайний предел» (53:43), «к которому восходит и благое слово, и доброе дело» (35:11) (3).

^ Второй раздел

На берегу моря обитало несколько черепах (IV). Раз, когда они, отвлёкшись от своих дел, смотрели на море, они вдруг увидели в волнах птицу (V) с разноцветными перьями, которая, забавляясь по птичьему обычаю, то ныряла под воду, то поднималась на поверхность. Одна из черепах спросила у остальных: «Как вы думаете, принадлежит ли это приятное создание воде или воздуху?» Другая сказала: «Если бы не было оно созданием водным, разве погружалось бы оно в воду?» Третья возразила: «Будучи созданием водным, оно не могло бы оставить воду». Судья, судящий беспристрастно, сказал: «Смотрите и наблюдайте за ним. Если оно может находиться вне воды — значит, оно не водное создание и не нуждается в ней. Доказательством тому является рыба, которая, если покидает воду, погибает».


И в течение месяца они пребывали в том убеждении и считали доказанным, что эта птица не может жить вне воды. Вдруг подул сильный ветер и вспучил воду, и птичка вспорхнула ввысь. Судье сказали: «Твой приговор нуждается в разъяснении».


Судья сказал: «Не слышали ли вы, что сказал Абу Талиб Макки (да помилует его Бог!) — благородное слово, сказанное им о Пророке, когда тот находится в состоянии страха и восторга (ваджд): «Когда покрывал его Бог (4), то лишал его разума и удалял от него мироздание (кавн) и место (макан)» (IV). (И он повторяет снова:) «В состоянии восторга Бог удалял место от Пророка (мир ему!)». И о Хасане бен Салиме (5), относительно любви (мухаббат) в макаме дружбы (холлат) (Абу Талиб) говорит: «Появились ему сущности (а’йан) (VII) и скрылось от него место». И великие считали страсть (хава) (VIII), место и тело (джисм) покрывалами (6), покрывающими разум. Хусейн Халладж (IX) говорит об Избраннике (Божьем): «Закрыл он глаза на место»; и другой говорит: «Суфий (находится) по ту сторону обеих вселенных и выше обеих миров». И все согласны в том, что, пока не поднимется покрывало, созерцание (шухуд) невозможно. А субстанция (джавхар), которая находится в вместилище созерцания — сотворённая (махлук) и возникшая во времени (хадис)» (7/X).


Тут все черепахи подняли крик на него, восклицая: «Как может субстанция, которая находится в месте, оставить это место? Как может она выйти за пределы пространства?!» Судья сказал: «Не ради этого ли поведал я вам сей длинный рассказ?». Черепахи сказали: «Мы отстраняем тебя, о судья! Ты отстранён!» — и, бросив в него горсть праха, вернулись в своё жилище.

^ Третий раздел

Однажды все птицы собрались перед Соломоном, только соловей не явился (8). Соломон отправил к нему посланцем одну из птиц, сказав ей: «Передай соловью, что я и он непременно должны встретиться». Когда эта весть достигла соловья, тот сослался на свои трудности, поскольку никогда раньше не покидал гнезда (и добавил, обращаясь к своим друзьям): «Слово пророка Соломона таково, и оно — не ложно. Он пирует вместе со своим народом. Если он находится снаружи, а мы внутри — встреча невозможна, а в наше гнездо он не поместится; никакого же другого пути нет».


Среди собравшихся была одна старая птица, которая воскликнула: «Обещание «День, когда они встретят Его» (9:78 и 33:43) исполнится; утверждение «Все они вместе предстанут пред нами» (36:32 и 36:53), «истинно, к Нам будет возвращение их» (88:25) — «в обители правды, пред царём всемогущим» (54:55) — верно. Путь же таков, что, поскольку царь Соломон не может поместиться в наше гнездо, то мы должны покинуть своё гнездо и направиться к царю, иначе встреча не состоится». Джунайда (9) (да помилует его Бог!) спросили: «Что такое суфизм?» В ответ он сказал:


И я был везде, где был Он; и Он был везде, где был я (XI).

^ Четвёртый раздел

У Кей-Хосрова (XII) была чаша (XIII), в которой можно было увидеть весь мир (10). С помощью её он узнавал всё, что хотел, проникал в мир сокровенного, и получал известия обо всём, что происходило на свете. Говорят, что эта чаша имела конусообразный чехол из дублёной кожи, который завязывался десятью верёвочками (11). Когда Кей-Хосров хотел увидеть что-либо из сокровенного, он ставил этот чехол на станок. Если все верёвочки были развязаны, то чашу нельзя было вынуть из чехла; но, если их завязывали, то чаша вынималась легко. Потом, когда Солнце поднималось на точку весеннего равноденствия (12), (Кей-Хосров) ставил чашу напротив себя, так что, когда яркий солнечный свет падал на неё, на ней ясно были видны все линии и начертания — «Когда земля расширилась» (84:3) (13/++), и не утаилось вами ничто тайное» (69:18) (++), «повинуясь своему Господу, и очистилась от лжи (++) (84:4 и 5), «тогда ты, о человек, который с трудом приближался ко Господу своему, вдруг предстал перед Ним» (84:6) (++), «и не утаилось вами ничто тайное» (69:18) (++), «тогда душа увидела, что сделала она прежде и что уготовила себе (на будущее)» (82:5) (++).


Когда наставник описал мне чашу Джама,


(Оказалось, что) чаша, показывающая (весь) мир, — это я сам.


Когда вспоминают о чаше, показывающей мир, (знай:)


Эта скрытая чаша — наш старый шерстяной халат. ((14/XIV)


Джунайд сказал:


Вспышки светов блистают, когда приходит (секина);


(Она) появляется как сокрытие и познаётся как единство (15).

^ Пятый раздел

Некто подружился с царём джиннов (XV) и спросил его: «Как мне увидеть тебя (при надобности)?». Тот сказал: «Если хочешь увидеть меня, то бросай кусочек ладана в огонь и вынеси из дома все железные предметы и всякое другое тело из семи (металлов). «Мерзости — убегай» (XVI) (74:5), и прибегни к спокойствию, устранив при помощи мягкости всё, что издаёт громкий звук. «Так остань от них и скажи: мир» (43:89). Затем смотри через дверь на улицу, сев внутри круга. Когда ладан сгорит, ты увидишь меня. У остальных же «свойства низкие» (16:62)» (16/XVII).


Джунайда (да помилует его Бог!) спросили, что есть суфизм. Он ответил: «Они (т.е., суфии — Я.Э.) — люди (одного) дома, чужие не входят к ним». Господин Абу Са’ид Харраз (17) сказал:


Предстали пред царём все мои свойства,


И отсутствовали мои свойства, когда я отсутствовал от чувств (18).


И отсутствовало то, из-за чего я отсутствовал (19) —


Такова моя гибель, разумейте же, о мне подобные (20)!


И ещё сказал он кому-то:


Ей Богу, я не знаю другой причины моего заблуждения,


Кроме того, что говорят люди про меня и про мой род.


И некто из великих сказал: «Разруби узы и отстранись от того, что задерживает тебя, чтобы увидеть воочию Господа тварей!», добавив ещё: «Я поступил так, и, когда были исполнены условия, «земля озарилась светом Господа своего... и рассудились они праведно» (39:69) (++/XVIII). И сказано также: ««Слава Богу, Господу миров» (1:1) и мир тем, кто в союзе с нами; они — водопой у моего источника или северная наветренная сторона».

^ Шестой раздел

Однажды случился спор между летучими мышами и хамелеоном (21/XIX). Взаимная вражда стала нестерпимой и перешла всякие границы. Летучие мыши поклялись друг другу, что, когда узоры вечерних сумерек появятся на дне чаши небосвода и царь звёзд скроется за оградой заката, они соберутся и нападут на хамелеона, и спящим захватят его в плен, чтобы потом наказать его по желанию сердца и отмстить ему согласно своей воле. Когда наступил удобный момент, летучие мыши набросились на своего врага и, помогая друг другу, потащили несчастного в своё логово, и в ту ночь держали его взаперти.


Утром они стали думать, как наказать пленника. Все согласились, что его следует предать смерти. Затем стали обсуждать, как лучше это сделать. Порешили на том, что нет худшей казни, чем смотреть на солнце. Они не могли придумать муки тяжче, чем близость к солнцу, поскольку судили по себе, и стали пугать его созерцанием светила. Тот же молил Бога, чтобы обещание свершилось: чего ещё желать слепому, как ни двух зрячих глаз (XX)! И бедняк сам просил о такой смерти:


Убейте меня, о верные (товарищи)!


Воистину, в моей казни — моя жизнь.


Моя смерть в моей жизни


И моя жизнь — в моей смерти. (22/XXI)


Когда взошло солнце, его выпихнули вон из того злосчастного дома, чтобы он погиб в лучах солнца, но эта погибель стала для него воскресением — «Тех, которые убиты на пути Божием, не считайте мёртвыми; нет, они живы, они пред Господом своим, получили удел свой» (3:163), «утешаясь тем, что Бог даровал им от щедрот своих» (23) (3:164). Если бы знали летучие мыши, какое благодеяние они оказали хамелеону, предав его такому мучению, и чего лишены они, не вкусив от его наслаждения, то, наверное, умерли бы от злости. Абу Сулейман Дарани (24) (да помилует его Бог!) говорит: «Если бы знали не знающие, чего лишены они в наслаждении знающих, то, наверное, умерли бы (от зависти)».

^ Седьмой раздел

Удод (XXII), который славится остротой своего зрения, однажды, путешествуя, остановился на ночь в гнезде сов (25) — а совы не видят днём (и об этом у арабов есть известное предание). Ту ночь удод провёл в их жилище, и они расспрашивали его обо всём. На рассвете удод собрал свои пожитки и хотел отправиться в путь. Совы (увидев это) сказали: «О несчастный! Это что за новшество ты придумал? Разве днём кто-то путешествует?» Удод ответил: «Это удивительные речи! Ведь все передвижения происходят днём». Совы сказали: «Не сошёл ли ты с ума? Разве может кто-то увидеть что-либо, в кромешном мраке дня, когда восходит омрачающее всё солнце?» Удод сказал: «Ведь всё наоборот. Всякий свет в этом мире заимствован от солнечного света, и всякое сияние — лишь отражение его сияния. И потому называют его «источником солнца», что оно — первоисточник (манбу’) nвета». Совы же, настаивая на своём, спрашивали: «Почему же тогда днём никто ничего не видит?» (26) удод сказал: «Вы судите обо всех лишь по себе; (кроме вас) все видят днём — и вот я вижу (то, что есть) в мире свидетельства; покрывала, скрывавшие этот мир, удалены, и путём откровения (кашф), без примеси сомнения, я постигаю блистающие поверхности» (27).


Совы, услышав такие речи, стали вопить (от возмущения) и, собравшись вместе, говорили друг другу: «Эта птица — еретик, ибо утверждает, что она видит днём, тогда как принято считать, что днём ничего не видно». И тотчас они стали клевать и царапать удода, стараясь попасть в глаза, и поносить его, обзывая «видящим днём» — ибо дневная слепота считается у них достоинством. И они сказали удоду: «Если ты не откажешься от своего убеждения, тебе грозит смерть». Удод подумал: «Если я не притворюсь слепым, они убьют меня — ведь каждая из них старается клюнуть мне в глаз, — так что я разом и ослепну, и умру» (28). И он вспомнил (совет): «Говори с людьми в меру ума их». Тогда он закрыл глаза и сказал: «Вот, я тоже стал слепым, как и вы». И, видя, что дело приняло такой оборот, совы перестали клевать и мучить его. Удод понял, что среди сов разглашение тайны Господствия (рубубийя) (29) считается кощунством и разглашение тайны Судьбы — прегрешением, и что раскрытие тайны для них — явное богохульство (XXIII). Пока не пришло время отправиться в путь, превозмогая себя, он притворялся слепым и говорил (про себя):


Много раз я говорил (себе), что открою


Все тайны, что утаила Судьба.


Но страх перед мечом невежд


Гвоздём забил мои уста. (30)


И, тяжко вздыхая, повторял он: «Внутри меня есть обильное знание, но, если расточу его, погублю себя» (31) и «Если бы покрывало было снято, не прибавилось бы (во мне) уверенности» (32), и стихи (Корана): «Не поклоняются Богу, который выводит скрытое в небесах и в земле» (27:25) (XXIV) и «Хранилища всех вещей у Нас и Мы ниспосылаем их только в определённой мере» (33) (15:21), и затем просил защиты у Соломона.

^ Восьмой раздел

У одного царя был сад, в котором во все четыре времена года росли благоухающие травы, и где всегда было много приятных мест. Там шумели ручейки, сидя на ветках деревьев, разные птицы пели каждая свою песнь (34). Всякую забаву, какую только можно представить, и всякое украшение, какое можно вообразить, можно было найти в этом саду.


Среди прочих тварей там было несколько павлинов (XXV) — очень красивых, изящных и изнеженных птиц, нашедших в том саду пристанище и обретших там себе родину. Однажды царь выбрал из них одного и приказал, чтобы его зашили в кожаный мешок, так, чтобы скрылись бы узоры его крыльев и чтобы павлин не мог видеть сам себя, — и приказал также, чтобы, оставив павлина в том же саду, над ним поставили корзину с одним узким отверстием, через которое велел бросать ему просо, чтобы он не умер от голода.


Когда прошло какое-то время, этот павлин забыл себя, каким он был прежде, и забыл ту страну, и сад, и других павлинов. Куда бы он ни смотрел, он видел только свою грязную кожу и своё тёмное и неуютное жилище. Он привязался сердцем к ним и твёрдо внушил себе, что нет наряда почётнее кожаного мешка и места более приятного, чем дно корзины, и решил, что если кто-то утверждает, что есть другая радость, другое совершенство и другое местопребывание, помимо этих, то он — пустой болтун и полный невежда.


Но всякий раз, когда через отверстие подувал свежий ветерок и приносил запахи цветов, деревьев, роз, фиалок и разных благоухающих трав, павлин испытывал удивительное наслаждение и приходил в сильное волнение, и как будто предвкушал радость полёта и загорался страстью, но не знал, откуда эта страсть, так как не знал другой одежды, кроме своего кожаного мешка, другого мира, кроме корзины, и другой пищи, кроме проса. Он крепко забыл всё, и, хотя, слыша голоса павлинов и щебет и пение птиц, в нём пробуждались страсть и желание, но эти голоса птиц и дуновение ветерка не помогли ему понять что-либо. Иногда он как будто вспоминал о своём (прежнем) жилище:


Дунул на меня ветерок и как будто сказал:


«Я посланец к тебе от Любимой».


Перебрал я в уме все слова и нашёл лучшие:


«Рассказ мой долог, а ты устала» (XXVI).


Некоторое время он гадал про себя: «Откуда дует этот благоухающий ветерок и откуда доносятся эти приятные звуки?


О сверкающая молния,


С какой стороны неба вспыхиваешь ты?»


И не находил ответа, но, помимо своей воли, чувствовал в такие мгновения прилив радости (XXVII, читай прим. 35 после прим. XXVII). Но он оставался в неведении потому, что забыл сам себя и свою родину — «они забыли Бога, а Он заставил их забыть себя самих» (59:19). Каждый раз, когда со стороны сада подувал ветерок, или доносился какой-то звук, павлин испытывал радость и наслаждение, но не знал при том, в чём причина этих звуков и запахов, и что является их источником.


Странствовала молния из Ма’ара после полуночи,


Затем остановилась в Раме, жалуясь о своей усталости.


(Её рассказом) тронуты всадники, лошади и верблюды;


И, более того, кажется, тронуто даже седло (36).


И некоторое время павлин оставался в таком смятении, пока однажды царь не сказал: «Снимите с той птицы кожаный мешок и освободите её!» (37/XXVIII) «И вот только один грозный крик» (37:19 и 79:13), «и вот они поспешили из своих гробов ко Господу своему» (36:51) (++), «когда встревожилось то, что в гробах, и обнаружилось то, что в сердцах, Господь их в тот день уведал их» (100:9-11) (++). Когда сняли те покрывала, павлин увидел, что находится в саду, и увидел тогда свои узоры, и сад, и свои цвета и формы. И увидел он также (огромное) пространство мира, и мог снова ходить и летать; и увидел тех (разных) птиц, и услышал (ясно) их голоса и напевы. И он смутился от всего этого, и печалился (говоря себе): «О как несчастен я за то, что пренебрёг обязанностями к Богу» (39:57) (XXIX). «Теперь Мы сняли с тебя покрывало, и глаза твои зорьки (50:21) (++), «чтобы вам (знать) — в то время, как она (XXX) доходит до гортани его, а вы в это время смотрите» (56:84), «действительно, узнаете, и ещё, действительно, вы узнаете» (102:3-4).

^ Девятый раздел

С Идрисом (38) (да благословит его Бог!) разговаривали звёзды и светила. Он спросил Луну (XXXI): «Почему иногда твой свет убавляется, а иногда — возрастает?: Та ответила: «Знай, что моё тело — чёрное, гладкое и чистое, и что у меня (самой) нет никакого света. Но, когда я стою напротив Солнца, то, в зависимости (от способа) этого противостояния, на зеркальной поверхности моего тела появляется образ (его) — подобно тому, как образа других тел появляются в зеркале. Когда я становлюсь прямо напротив его, то поднимаюсь с пропасти новолуния на вершину полнолуния и из молодого месяца превращаюсь в полную луну» (39). Идрис спросил её: «Насколько близка твоя дружба с Солнцем?» Луна ответила: «Настолько близка, что всякий раз, когда я смотрю на себя во время противостояния ему, то (вместо себя) вижу его, поскольку на мне отражается образ солнечного диска, и вся моя гладкая поверхность и моё полированное лицо утопает в его свете. Поэтому, когда смотрю на себя, я вижу только Солнце — так, если поставить зеркало напротив Солнца (XXXII), то в нём появится образ его. И если представить, что (это) зеркало имеет глаза и что оно смотрит само на себя во время своего противостояния Солнцу, то оно увидит, что оно целиком (состоит) из Солнца, — хотя (в действительности) оно из металла, — и скажет: «Я есмь Солнце», ибо оно не будет видеть в себе ничего, кроме Солнца. И когда (великие) говорят: «Я есмь Истина» или: «Слава мне! Как высок чин мой!», то следует прощать им эти слова — «И показалось мне, из-за того, что я приблизился к Тебе, что я — это Ты» (40).

^ Десятый раздел

Если Царь вселенной имеет такое зеркало, в котором отражается Его внешность, то, хотя это зеркало и лишено света, оно достойно Царя. Затем, возможно, чтобы это зеркало находилось не там, где находится Царь.

^ Одиннадцатый раздел

Если кто-то находится внутри дома, а тот дом находится в пределах измерений пространства (XXXIII), но тот, кто внутри дома, не находится в пределах этих измерений, то отсюда по необходимости следует отрицание пространства (XXXIV) — ведь сказано: «О Давид! Я не обитаю в доме. Я с теми, чьи сердца сокрушенны» (XXXV). Всевышний Бог очищен (муназзех) от места (макан) пространственных измерений (джихат) и чист от всякой погрешности (XXXVI). «Намерения — по мере намеревающихся», а всякая вещь в доме существует благодаря хозяину дома. «Нет вещи, что была бы как подобное Ему; Он — Слышащий и Видящий» (+) (XXXVII) (42:9). Никогда дом и хозяин дома не становятся одним и тем же (41).


Всё, что препятствует добру, — зло, и всё, что преграждает Путь (XXXVIII) — кощунство в глазах мужей. Потакание душе (нафс) (XXXIX) и всему, чего ей захочется, и потворство ей для вступившего на Путь — слабость, а довольство собой — погибель, будь оно даже послано Богом. Спасение же в том, чтобы обратиться целиком к Истине.

^ Двенадцатый раздел

Глупец, держа светильник (XL) впереди Солнца, сказал: «Матушка! Солнце делает наш светильник невидимым» (41). Мать ответила: «Если вынесешь его из дома, особенно, в солнечное место, то света его вовсе не будет видно. Не только свет светильника исчезает, но также, когда глаз видит нечто огромное, он не замечает на его фоне маленького дитяти (XLI). Если кто-то входит со двора, где светит солнце, в дом — то, хотя в доме светло, он (некоторое время) ничего не видит. «Всё, что на ней, исчезнет, пребудет вечно только лице Господа твоего, владыки Славы и Величия» (55:26-27); «Он — Начальный и Конечный, Явный и Скрытый; и Он о всякой вещи знающ» (57:3) (+).


Закончена книга во славу Бога и с благой помощью Его.

^ Комментарии А. Корбэна к французскому переводу
а — см. «En Islam iranien», t. IV, index s.v. mundis imaginalis. Образцовым текстом, относительно того, что следует знать о визии вещей «в Хуркалйя», является трактат Саркар Аги (Шейха Абу-л-Касим Хана Ибрахими), перевод которого напечатан в нашей книге «Ferre celeste et corps de resurtion: de l’Iran mazdeen a l’Iran shi’ite», Paris 1961, pp. 363-398: «La terre celeste de Hurqalya et la foi shi’ite».


в — одной из наших работ молодости является первый французский опыт перевода «Языка муравьёв», напечатанный в журнале «Hermes» — III serie’n 3, Bruxelles-Paris 1939, pp. 38-50


1 — фактически весь рассказ назван по первому разделу. См. вступление выше.


2 — имеется в виду человеческая душа. Сравни с l’Homme Noble у Мастера Экхарта. Контраст между светом и тьмой здесь, несомненно, в духе ишракизма.


3 — о человеческой душе, как о Слове, см. в «Слове о суфизме» и в трактате «Шум крыльев Гавриила».


4 — аллюзия на стихи Корана («О завернувшийся в одежду!») (73:1) и («О закутавшийся в одежду!») (74:1): пророк, завернувшийся в плащ, получает свои первые откровения. Абу Талиб Макки раскрывает здесь мистический смысл (этого эпизода).


5 — Абу Талиб ал-Маккий (ум. в Багдаде в 389/399) — выдающийся богослов, принадлежавший к школе салимитов (ас-салимийя), догматические воззрения которой насквозь проникнуты мистицизмом. Мистическое единение с Богом представляется (этой школой) как мгновенное озарение благодатью (grace), которую верующий получает, когда читая (вслух) Коран от первого лица, «воссоздаёт» заново его текст (то есть, рассказ о событии). О подразумеваемом здесь герменевтическом законе Сухраварди говорит в конце своего «Слова о суфизме»: «Читай Коран так, как будто бы он был ниспослан только тебе». (Этот закон) подразумевается также в герменевтике Семнани, (когда говорится) о чтении Корана «семью пророками твоего бытия». Главная работа ал-Маккий — (книга) «Пища сердец» («Кут ал-кулуб»). Это учебное пособие богословской школы ас-салимийя основано на доктрине Сахла ат-Тустари, переданной через его ученика Абу ‘Абдаллаха Ибн Салима ал-Басрий. Упомянутый в тексте Абу-л-Хасан Ибн Салим является сыном последнего. Влияние школы ас-салимийя ощущается у Ибн ‘Араби — например, в идее о «тайне Господствия» (сирр ар-рубубийя), — которую следует понимать не как тайну всемогущества Бога, а как тайну единства интересов и взаимозависимости между Господом (рабб) (личным Господом [верующего] в [его] вере) и опекаемым (марбуб) (верующим, личным Господом которого является первый) — см. также прим. 29. Высказывание Халладжа о Пророке («Закрыл он глаза на место») приводится во второй главе его книги «Тавасин» (отрывок 7). Комментарий Рузбехана Бакли Ширази к этому выражению Халладжа см. в его книге «Толкование экстатических выражений» («Шарх аш-шатхийят»). Персидский текст этого произведения издан нами в серии «Bibliotheque Iranienne», vol. 12, Teheran-Paris 1966, 875. pp. 473-474).


6 — ср. «En Islam iranien»... t. IV, index s.v. «voile».


7 — см. там же, слово «waqi’a».


8 — ср. Коран (27:17-28). (В начале этого эпизода) отсутствует удод, но скоро он является как посланец из Савы «с верным известием». В начале «Рассказа о чужбине Запада» он также выполняет роль посланца от царства Савы. Ср. Ниже VII раздел, рассказ об удоде (птице, наделённой даром проницательности), оказавшемся среди сов.


9 — знаменитый багдадский суфий (ум. в 298/910 г.)


10 — наш подробный комментарий к этому разделу см. в книге «En Islam iranien»... t.II. chap. IV. 5. «Le reut du Graal d’un mystique khosrovant», pp. 200-210.


11 — под верёвочками имеется в виду пять внешних и пять внутренних чувств.


12 — сравни это место со вступлением к «Свисту Симурга»: удод совершает свой полёт к горе Каф весной.


13 — важно передать эти стихи, содержащие в себе (аллегорическое) изображение момента личной эсхатологии индивида (его личного присутствия на Страшном Суде — Я.Э.), (который для него уже состоялся), в настоящем времени. В аллегорическом толковании (ma’bu ) это место (Корана) соответствует мистическому состоянию, в свою очередь, соответствующему сокрытию чаши и (в конце раздела) снисхождению секины.


14 — автор объединил здесь два двустишия, каждое из которых имеет отдельный источник. Толкование четвёртого стиха дано нами в «En Islam iranien»...t.II, p. 208, n. 315. Напечатанный (там) текст: «эта скрытая чаша — наш старый шерстяной халат». Другой манускрипт даёт более сложный, но и более тонкий смысл — два арабских слова..., включённые в персидский стих — «лохба сатумийту» («умерщвляющее пламя») — содержат в себе аллегорию на не названного по имени мистического героя, в действительности — на самого Сухраварди. Буквально: «эта скрытая чаша — умерщвляющее нас пламя». Это предельное напряжение чувства или (мистическая) жажда, которая разрешается смертью. Мы переводим: «dont se nourrit notre mort». Смерть, которая является новым рождением в другом мире. Символ чаши (Грааля) сливается здесь с символом птицы Феникс.


15 — этот стих Джунайда цитируется (Сухраварди) также в «Слове о суфизме». Непосредственный контекст рассказа заставляет предположить здесь, как это делаем мы, слово «секина». Относительно понятия секины, его связи с еврейской шехиной и установленной Сухраварди связи между секиной и хварной, см.: «Имадовы скрижали», разделы 93095 (стр. 68-71 [в книге « — Я.Э. ]); прим. 50, 51, 74, 84, 85, 87 (к французскому переводу А. Корбэна — Я.Э.); «Слово о суфизме» (стр. 124-130) в книге: Сухраварди , Тегеран, 1977), прим. 54 и 57 (к французскому переводу в книге «L’Arehange empourpu»); «Свист Симурга» (ч. I, разд. 3). Упомянем здесь то, что касается рассказа о чаше: (термин) «фана’» соответствует мистическому состоянию, в котором чаша (духовное «я») становится невидимой, поскольку она находится вне своей оболочки; «фана’» означает здесь состояние совершенства и присутствие секины. Потому «снисхождение секины» соответствует сокрытию чаши, символизирующей духовную личность мистика. Это именно то, на что намекает Джунайд: секина проявляет себя в сокрытии самого мистика. (Только) тогда может иметь место истинное единство (ср. Выше рассказ о соловье).


16 — в стихе (16:62) имеются в виду те, которые не веруют в будущую жизнь. Они являются символом зла (или обладают им). В свою очередь, Бог обладает высшим символом.


17 — знаменитый суфийский шейх, ум. в Багдаде в 289/899 г. Автор книги «Китаб ал-лума’» (Е).


18 — это соответствует моменту в предыдущей главе, когда чаша вынута из чехла и стала невидимой. Сокрытие характеризуется как исчезновение кач