Реферат: Этнокультурные представления об основах латышской идентичности: исторический контекст, взаимосвязи, современные аспекты (середина XIX начало XXI вв.)

На правах рукописи


Рыжакова Светлана Игоревна


Этнокультурные представления

об основах латышской идентичности:


исторический контекст, взаимосвязи, современные аспекты (середина XIX – начало XXI вв.)


Специальность: 07.00.07

Этнография, этнология, антропология


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук


Москва

2011


Работа выполнена в Центре европейских и американских исследований

Института этнологии и антропологии РАН.


^ Научный консультант:

доктор исторических наук, профессор,

член-корр. РАН,

заведующий Отделом Кавказа

Института этнологии и антропологии РАН С.А. Арутюнов


^ Официальные оппоненты:


доктор исторических наук,

профессор Кафедры этнографии Исторического факультета

Московского Государственного Университета А.А. Никишенков

доктор исторических наук, профессор

Кафедры культурологии Института социальных коммуникаций

Удмуртского государственного университета В.В. Напольских


доктор исторических наук, профессор Кафедры истории и теории культуры

Факультета истории искусства Российского Государственного Гуманитарного Университета Г.И. Зверева


Ведущая организация: Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого Российской Академии Наук


Защита состоится « 5 » апреля 2011 г. в 14.30 часов на заседании диссертационного совета Д 002.117.01 по присуждению ученой степени доктора и кандидата исторических наук при Институте этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН по адресу: 119991, Москва, Ленинский проспект, 32-А.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН.


Автореферат разослан «_______» _____________ 2011 г.


Ученый секретарь диссертационного совета,

доктор исторических наук А.Е. Тер-Саркисянц


^ Общая характеристика работы



Актуальность исследования

Этнические общности остаются существенным элементом сложной, меняющейся картины современного мира. Примером тому может быть рассматриваемый балтийский регион, этнокультурное исследование которого имеет сегодня большое теоретическое и практическое значение. С одной стороны, в ходе всей документированной истории он постоянно находился в сфере влияния многих крупных стран. Само определение «Балтии» (и близких ей геополитических понятий, например, Циркумбалтийского региона, Прибалтики и т.п.) оказывается неоднозначным, различается для разных исторических эпох и культурных контекстов. С другой стороны, в рамках выделяемых в настоящее время балтийских субрегионов, а также и современных стран-государств сохраняется и развивается культурная самобытность, характер, формы и общественная роль которой нуждаются в изучении. Местные этнические культуры, осознанные (а отчасти и сформированные) во второй половине XVIII – начале XIX вв., а затем, в середине-второй половине XIX в., сыграли существенную роль в формировании нынешнего культурного облика балтийского мира. Речь идет, прежде всего, об особенностях смены традиционной культуры современной, кодификации литературного языка, об обращении широких масс финнов, а затем эстонцев, латышей и литовцев к своему фольклору и этнографии, о «национализации» и политизации культуры, происходящих параллельно с прогрессивными экономическими, политическими и социальными переменами, ведущими к либерализации общественных отношений.

Вхождение земель современной Латвии в ходе истории в различные государства, долгое присутствие здесь иноэтничной элиты, развитие промышленности и рынка, а также наличие многих специфических этнических общностей со своими инфраструктурой и идентичностью (старообрядцы, евреи-иудеи, цыгане, немцы, поляки и др.) препятствовало формированию здесь какой бы то ни было моноэтнической культуры. Тут всегда сохранялись мультиэтничность, поликонфессиональность, многоязычность общества. Однако именно рост латышского этнонационализма с середины XIX в., сплотивший между собой латышей Остзейского края (а в первые два десятилетия ХХ в. теснее присоединив к ним латышей трёх уездов Витебской губернии, получивших в это же время обозначение “латгальцы”), оказался важнейшей общественной двигающей силой, определившей среди прочего и политические перемены в балтийском регионе.

В относительно непродолжительный исторический период второй половины XIX–начала ХХ вв. сложился системный комплекс представлений о латышской этнической культуре, которые закрепились в культурном ландшафте, исторических повествованиях, музейной деятельности, искусстве, широко распространились посредством массового образования и популяризации. Кодификация, институциализация и идеологизация латышской культуры начались во второй половине XIX в., шли в латвийском государстве в межвоенный период (1918–1940). В ином политическом контексте и с иной интерпретацией они были продолжены в советское время, когда параллельно с официально принятыми и одобренными формами постепенно, и наиболее активно в 1970–1980-е гг., возникло альтернативное направление, получившее название нео-фольклоризма, разрабатывавшее иное отношение к этнокультурному наследию. Объединение движения нео-фольклоризма с гражданскими инициативами в середине – второй половине 1980-х гг. поспособствовало росту национального сознания накануне провозглашения государственной независимости Латвии в 1990 г. В латышском обществе и ныне не ослабевает интерес к теме этнонациональной идентичности. Интенсивно обсуждается вопрос о месте и роли в ней исторических представлений, языка, национального характера и самосознания, а также комплекса этнокультурных образов и черт, обозначаемого иногда понятием «латышскость» (лтш. latvietība, впервые встречался в литературе 1930-х гг.; на английский язык переводится как “Latvianness”, хотя в данном случае точнее говорить о “Lettischness”).

Настоящая работа является первым опытом комплексного системного исторического и структурного анализа этнокультурных представлений о латышской идентичности, образов «латышскости». Предпринятое автором многостороннее исследование, выявляющее исторические вехи, особенности формирования, содержание и общественные функции этих представлений позволяет сопоставить различные аспекты последних в национальной истории, языке, стиле жизни, этнической психологии, культурной географии, художественной образности.


^ Состояние изученности темы

Комплексное этнографическое исследование национальных культур и связанных с ними этнических идентичностей, теоретически обоснованное в трудах Ф. Барта, К. Гирца, Б. Андерсона, Э. Хобсбаума, М. Гроха, Э. Коэна и других, было активно продолжено в скандинавской, финской, британской, восточноевропейской, российской этнологической науке (М. Фитерстоун, У. Кимличка, Э Вольф, Т.Х. Эриксен, Г. Райт, О. Лёфгрен, Э. Фьюстер, А.С. Мыльников, С.А. Арутюнов, В.А. Тишков, М.Н. Губогло, С.В. Чешко, Л.М. Дробижева, В.А.Шнирельман и др.). Чрезвычайно богата культурологическая, антропологическая, социологическая литература, посвящённая теме представлений народов, различных этнических и социальных общностей о себе и о других (Г.Д. Гачев, Е. Бартминьски, Н.И. Толстой и мн.др.). Однако при наличии множества конкретных исследований случаев формирования комплексов представлений о той или иной этнической или национальной культуры и связанной с ней идентичности («английскости», «финскости», «японскости», «испанскости» и т.п.), определяются и анализируются они по-разному. В разных трудах речь идёт о «воображённой истории», этикете, политических институтах власти, особенностях хозяйствования, литературном языке, художественной литературе, структуре общества, формах искусства и досуговой (например, спортивной) деятельности, объединяющих и сплачивающих данное сообщество. Ряд исследователей приходит к выводу об отсутствии этнического компонента в формировании определённых локальных и региональных идентичностей. Значительно различаются методологии исследования идентичностей, и пока едва ли можно говорить о единой теоретической базе. По-видимому, это связано с различиями в определении самого понятия «идентичности» (и «идентичностей»), и соответственно, выявлении её природы и выбора адекватного исследовательского инструментария.

Первые труды, в которых началось целенаправленное обращение к этой теме на латышском материале, относятся ко второй половине XIX в. и принадлежат, в частности, пастору А. Биленштейну – языковеду и этнографу (рассматривавшему в качестве важнейших латышских признаков латышский язык и этнографические черты) и Э.А. Вольтеру – этнографу, исследователю балтских и славянских культур (обратившемуся, в частности, к теме этнокультурных границ). Большую роль в привлечении внимания к «латышскому» во всех сферах культуры сыграли младолатыши, в трудах которых изучение сочеталось с конструированием (Ю. Алунанс, К. Биезбардис, Аусеклис, А. Кронвальдс и др.). Как «латышское» определялись и исследовались, прежде всего, язык, литература, фольклор (Т. Зейфертс, П. Шмитс, Я. Страубергс, А. Швабе, Я. Эндзелинс). Большое внимание уделялось мифологическим представлениям, обрядам и обычаям (Л. Адамович, М. Бруниниекс). В конце XIX – начале XX вв. началось формирование латышской национальной истории как специфического нарратива (Я. Кродзниекс, Ф. Балодис, А.Спекке, А. Швабе). Специальные исследования латышских этнокультурных и историко-культурных представлений начали появляться в 1930–1940-е гг. (П. Биркертс, Я. А. Янсонс).

В работах межвоенного периода (1920–1930-е гг.) в число «латышских признаков» постепенно вводились данные физической антропологии (прежде всего, фенотип, внешний облик), а также ландшафтные образы, представления об общей истории народа и о национальном характере. Латышские черты выявлялись в архитектуре, в различных формах искусства. Попытки обобщения делались в единичных трудах, имеющих сильную дидактическую направленность (Н. Виксныньш). Некоторые работы были наивными, во многом отмеченные духом национального романтизма и фольклоризма. Одновременно предпринималась попытка исследования этнокультурных образов, но параллельно с этим шло и их конструирование (Я. Лапиньш, П. Юревич). Идеологизация и политизация этнической культуры в 1930-е гг. затрудняла формирование и распространение критического отношения к самим представлениям об этническом.

В советский период истории Латвии тема «латышского» находилась под очень существенным идеологическим давлением, во многом попадала под клише «буржуазного национализма». Классовая модель, рассматривавшая историю латышей прежде всего как историю социально подчинённого и униженного крестьянства и рабочих, начавшая преодолеваться в период 1920–1930-х гг., активизировалась с новой силой, и объединилась с представлением о латышах как о «младшем брате» русского народа. Это дополнялось включением образов «латышского» в формирующуюся идеологему советского народа, что отчасти реализовывалось в культурных и социальных практиках (М. Рольф, И.Б. Орлов, С. Бойм). Правда, начиная со второй половины 1950-х гг. во многих гуманитарных работах выделяются и анализируются отдельные представления о «латышском» – в сфере социальной истории, фольклора, художественной культуры (Я. Зутис, Т. Зейдс, А. Апинис, Е. Кокаре, И. Апине и другие). Иначе дело обстояло в среде латышской эмиграции на Запад, где тема латышской этнической идентичности стала одной из главных идеологем. Работы латышей-эмигрантов в разной степени отмечены двумя чертами, типичными для всякой эмиграции – сильной ностальгией и представлением о собственном мессианстве. Однако именно в Швеции и США появилось несколько фундаментальных научных аналитических историко-культурных и философских работ (А. Йохансонс, Х. Биезайс, Р. Мукс, Я. Креслиньш), заложивших основу дальнейшего изучения представлений о «латышском».

Тема латышской этничности находится в центре гуманитарных исследований Латвии начиная с середины 1980-х гг., широко обсуждается в публицистике, отражена в художественной литературе и других видах искусства. Весьма широко проходила дискуссия о «латышскости» в латвийском обществе конца 1980–1990-х годов (работы И. Шуваевса, А. Рунгиса, Я. Курсите, широкие дискуссии на страницах газет и журналов и т.д.). Различные методологические принципы и подходы были изложены в работах социологов, историков, этнологов, политологов, историков, философов, обращающихся к теме представлений о латышском, латышской идентичности (Т. Тисекопфса, А. Табунса, М. Куле, Э. Буцениеце, А. Приедите, Г. Апалса, Э. Веберса, И. Апине, В. Зариньша, Л. Дрибина, В. Зелче). Синтетический подход проявлен в работах филолога Я. Курсите (одной из первых обратившихся к описанию латышской идентичности во второй половине 1980-х гг.). Аналитический, критический подход к проблеме латышской этнической идентичности отражен в трудах философа И. Шуваевса, филолога и фольклориста Д. Булы, историка религий А. Мисане, медиа-эксперта и культуролога С. Крука, культуролога Д. Ханова. Чрезвычайно интересен латвийский проект «Архив национальной памяти» (М. Зирните и др.), занимающейся сбором и анализом материалов по устной истории (работы В. Скултане, А. Милтса, М. Хинкле, Б. Белы). Особенно важны для нашего исследования новаторские работы, изучающие различные аспекты латышской культуры и латышских образов антропологов и этнографов Р. Килиса, Д. Бейтнере, И. Болдане, историка Э. Эйхмане, этнополитолога И. Апине, этнографов А. Янсоне и А. Карлсоне, историка и культуролога М. Минтаурса. К отдельным аспектам темы латышской (а также и латгальской) культурной образности обращаются многие этнографы и фольклористов (Я. Розенбергс, С. Цимерманис, Л. Думпе, Б. Рейдзане, М. Виксна, Э. Мелна, Л. Ванага, С. Лайме и другие), археологи (Ю. Уртанс, Г. Земитис), этномузыковеды (М. Бойко, В. Муктупавелс). Латышская национально-культурная идентичность – приоритетная тема в латвийских академических программах «Летоника» (2000-е гг.) и «Национальная идентичность» (с 2010 г.).

Нужно отметить высокий уровень рефлексии во всем латышском обществе по отношению к теме «латышскости». Осмысление представлений о «латышском» ярко представлено в художественной культуре и литературе, изобразительном искусстве, выставочной деятельности, публицистике (работы Л. Муктупавелы, Н. Науманиса и др.), в театральных постановках Латвии (Нового Рижского театра, Валмиерского театра, Латвийского Национального театра). Развивающийся жанр «художественной документалистики» (пример – работа А. Янсоне-Зирните) показывает тесную связь восприятия реальных исторических событий и художественной, мифологизированной картины «латышского мира».

Итак, тема представлений о «латышском» и «латышскости» находится в центре внимания как в современной латвийской гуманитарной и социальной науке, так и в латышской литературе, художественной культуре, в целом – в широком общественном сознании. Однако она еще пока не становилась предметом комплексного научного исследования. Имеющиеся на сегодняшний день научные работы, как правило, специализированы, сосредоточены на отдельных этнографических, фольклорных, музыковедческих, искусствоведческих, лингвистических аспектах. Ощущается определенная разрозненность между историческими, этнографическими, культурологическими, фольклорными, политологическими, социологическими исследованиями. Настоящая работа представляет, с одной стороны, «взгляд со стороны» (она выполнена российским автором), но с другой стороны, насыщена материалами, полученными в ходе многолетней полевой, архивной, библиотечной работы в Латвии, постоянного «включенного наблюдения» в латышскую академическую, образовательную и повседневную среду.


^ Объект и предмет исследовани
^ Понятийный аппарат исследования

В ходе исследования учитывались современные различия в самом определении «национального», «этнического» (что связано как с множеством теоретических подходов, так и с разными конкретными случаями формирования этнических и/или национальных сообществ), и соответственно «национальной культуры», «этнической культуры», а также неоднозначности сопоставления конкретных случаев национальной и этнической форм идентичности.

Под этническим сообществом в работе понимается сообщество, складывающееся постоянно, под влиянием конкретного исторического опыта, и характеризующееся общностью языка, представлениями о едином происхождении, о своей территории (или культурных ландшафтах), культурными практиками и самосознанием. Этническое единство может быть более или менее отчётливым (как мы это наблюдаем в новейшей истории балтийских народов), может практически отсутствовать, уступая иным формам идентичности (сословным, классовым, кастовым, региональным, гражданским), может сочетаться с ними. Несколько иначе формируются нации: их исходным моментом существования является очерченный локальный круг, территория государства, и система власти, контролирующая жизненные ресурсы, с последующей гомогенизацией общества. Важнейшим и своеобразным элементом нации (в отличие от этнических сообществ) является, как известно, политическая культура и стремление к формированию своего государства – и как страны, и как системы управления, что делает нацию и политическим, и экономическим явлением, культурное же ее единство оказывается дополнительным к первым двум. Нации могут формироваться из представителей многих этносов, а могут почти полностью совпадать с одним из них (этнонации), но они стремятся подчинить себе все другие формы общественного объединения – региональные, этнические, классовые, религиозные. Национальные сообщества формируют свою идеологию; начало конструирования национальной идентичности лежит в периодах «пробуждения», затем оно переходит в широкое общественное пользование с помощью образования, пропаганды и массовой культуры, см. [Bourdieu 1991]. Формирование собственной идеологии у определённого этнического сообщества говорит о тенденции его преобразования в этнонацию. Однако автор присоединяется к точке зрения, согласно которой понятие «этнические сообщества» должно рассматриваться широко, и включать в себя нации, если речь идёт об формирующемся общественном и культурном единстве (хотя, возможно, и довольно рыхлом, как в случаях с «советским народом» или «американской нацией»), а не только о формальном юридическом факте подданства, обладания определённым гражданством.

Нации имеют свою специфику. Если этносы в целом развиваются преимущественно на основе конвергентности, семейных, кровно-родственных и свойственных связей, формирования общего языка общения, культурной близости и повседневных диахронных и синхронных информационных контактов, то нация строится на принципах инклюзивизма или эксклюзивизма. Отсюда следует, что в то время как этническая история (как совокупность этнических процессов, ведущими из которых являются процессы консолидации и ди­вергенции этнических общностей) не может замыкаться на событиях, связанных с формированием одного этноса, это непрерывный процесс взаимодействия разных групп, то национальная история это своего рода «биография» нации (одна из форм реализации национального мифа (см. [Flacke 1998], [Geary 2003]) как варианта космогонического мифа современности), имеющая достаточно определенные реперные точки и ограничения во времени. Работы В.С. Тайлора [Taylor 1969], Г. Нёртемана [Nörtemann 1996], Э. Смита [Smith 1999], Д. Мали [Mali 2003], Д. Фьюстера [Fewster 2006] показали, как национальный миф интегрирует две противоположные тенденции: процессы секуляризации и формирование представлений о священном (для латышей таковым, в частности, был этнонациональный романтизм).

Этнонациональная культура в работе будет исследоваться как совокупность общих, объединяющих различные социальные группы институтов, механизмов и культурных кодов. Они имеются в законодательстве, в сфере образования, в искусстве, в массовой культуре. Они пронизывают всю ткань повседневности, проявляются в популярной и профессиональной культуре. Национальная культура, как известно, закрепляется в национальных праздниках, святынях, охраняемых объектах, музейных собраниях, архивах, исторических представлениях, «культе» национальных героев, ландшафтах и разнообразных особых символах. Хотя национальная культура – не приватная сфера, но личностный и эмоциональный аспект в ней весьма существенен, что показано в работах П. Рикёра, П. Нора, Я. Ассмана. Национальная культура призвана выполнять две противоположные функции – восприятия и интеграции различных элементов и защиты своей самобытности, пределы который оказываются предметом политического обсуждения. В этнонациональной культуре имеется тенденция объединения и одновременного укрепления синхронных гражданских и диахронных этнических связей. Поэтому здесь особенно высока роль разделенного общего исторического опыта, своего языка и гомогенной культуры, связанной с традиционной культурой определенного народа. Причастность к этому кругу аспектов этнонациональной культуры можно обозначить понятием этнонациональной идентичности.

Под этнокультурными представлениями в работе будет пониматься совокупность широко распространенных образов и особенностей восприятия, описания и объяснения прошлого, территории, языка, культурных обычаев, норм и практик, человеческого поведения, осмысляемых как свойственные для данной этнической общности.


^ Источниковая база работы

Работа написана на основе большого числа разнообразных источников. Это полевые материалы автора (собранные в рамках экспедиционных выездов начиная с 1994 г., это записи бесед, наблюдений, интервью, опросов), архивные источники (материалы архивов Этнографического и Археологического отделов Национального музея истории Латвии, Института истории Латвии Латвийского университета, Института литературы, фольклора и искусства Латвийского университета, Российского этнографического музея, Института материальной культуры Российской Академии Наук), законодательно-нормативные документы, учебная, просветительская и популярная литература и невербальные тексты (этикетные, обрядовые действия, повседневность, которым в широком общественном сознании «приписывается» латышская этнонациональность), периодическая печать и материалы других СМИ. Использованы такие источники как художественная литература, изобразительное и исполнительское искусство, театральные постановки, концепции музейных экспозиций и выставок, мода, предметы массового спроса (сувениры, открытки, марки), дизайн денежных купюр и монет, различная эфемерия. В первой главе в качестве источника особого типа использована историографическая литература, что позволило проанализировать особенности конструирования и исторический контекст представлений о «латышскости».


^ Научная новизна исследования

В настоящем исследовании впервые предпринята попытка систематического концептуального исследования этнокультурных представлений о «латышском», содержащихся в столь разных сферах гуманитарной культуры, и связанных с латышской идентичностью. Комплексная методология, разработанная и использованная автором, позволила объединить историко-культурный (диахронный) и структурный (синхронный) подходы для прояснения латышской картины мира как постоянно трансформирующейся (и эволюционно, и в результате целенаправленного конструирования), но в то же время сохраняющей преемственность системы.

Проделан критический анализ историографических представлений о трех эпохах латышского национально-культурного пробуждения (атмоды), позволивший дифференцировать его содержание. Расширены исторические и тематические рамки представлений о «пробуждении», выявлена их религиозная составляющая. Изучены рамочные концепции разных историографических традиций, описывающих гражданскую и культурную историю Латвии и латышей, в рамках которых формулировались культурные представления. Выявлена тесная связь, взаимовлияние и взаимообмен идеями и культурными моделями между различными социальными, культурными и политическими традициями, представленными тут как немецкая, латышская и российская. Проведен глубокий и многосторонний анализ художественной литературы, современной культуры, профессионального искусства, выявление их роли в создании, интерпретации и преобразовании «латышского мира». Впервые в российской этнографической науке подробно описываются и исследуются в историческом контексте этнокультурные особенности гернгутерского протестантского движения, латышского неоязычества (диевтуриба), латышских кладбищенских праздников, современные особенности Общелатышского Праздника песни и танца, процесса «инвентаризации» и «кодификации» латышской культуры. Впервые комплексно анализируются этнокультурные черты ландшафта Латвии, латвийских брендов, представлений о латышском характере и поведенческих нормах.

В научный оборот вводятся материалы полевых исследований автора (проводимых с середины 1990-х гг.), архивные данные, ряд малоизвестных источников по латышской истории и культуре.


^ Теоретическая и практическая значимость работы

Диссертация обладает самостоятельной научно-познавательной ценностью и актуальна, прежде всего, для современной балтистики, для гуманитарного и социального изучения истории, культуры, этнографии балтийских народов. Проведенное исследование расширяет и углубляет знание об истории и культуре латышей и соседних с ними народов. Предложенные систематизации исторического, этнографического и культурологического материала могут быть использованы при исследовании других этнонациональных культур мира. Анализ конкретно-исторической реальности, лежащей за представлениями об эпохах национально-культурного «пробуждения», содержании национального стиля, сущности и способах проявления «национального характера» имеют непосредственный выход на общетеоретические проблемы, связанные со способами трансформации этнических культур, с особенностями формирования национальных культур, с функциями составляющих их элементов.

Выводы исследования могут быть использованы при разработке общих теоретических проблем, связанных с анализом культурной картины мира, этнонациональных культур, связанных с ними религиозных и художественных аспектов, этнической идентичности. Материалы работы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов, написании учебных пособий, при работе над справочными изданиями, монографиями по этнографии, истории культуры, этнической и гражданской истории Балтии, Восточной Европы и более широкого контекста.


^ Апробация работы состоялась в нескольких десятках публикаций, в том числе в 4 авторских монографиях (2 из них в соавторстве) и 4 брошюрах. Большинство положений исследования были представлены в докладах на международных и российских конференциях, конгрессах, обсуждались на семинарах в Москве, Санкт-Петербурге, Риге (и других городах Латвии), Вильнюсе, Каунасе, Клайпеде, Тарту, Будапеште, Калькутте и Дели.

Материалы работы были получены в ходе выполнения индивидуальных и коллективных научно-исследовательских проектов, в том числе поддержанных РФФИ (“Балтийские этнокультурные стереотипы и образы, сравнительное этнопсихолингвистическое исследование”, 2001–2003, “Историческое пересоздание структур латышской этнической культуры”, 2006–2008).

Диссертационная работа обсуждалась и на расширенном заседании Центра европейских и американских исследований Института этнологии и антропологии РАН.

^ Структура работы

Цель и задачи предопределили структуру работы, состоящую из введения, заключения, и четырех основных глав, последовательно анализирующих представления о «латышском». Это латышские этнокультурные образы в историографических моделях и латышской исторической памяти («Historica Lettica»), исторические преобразования и социо-культурные функции латышского языка в рамках формирования национальной культуры («Lingua Lettica»), латышская этничность в разных культурных институтах и культурных кодах («Cultura Lettica»), и, наконец, представления о «человеке латышском», заключающиеся в образах «национального характера» и коммуникативных моделях, интерпретируемых как «латышские» («Homo Letticus»).


^ II. Основное содержание исследования.


Во Введении определяются проблема, цель и задачи исследования, обосновывается его актуальность, приводится используемый понятийный аппарат и методология, даётся обзор источников и литературы, анализируются теоретические подходы, отмечаются новизна исследования, его теоретическая и практическая значимость, приводятся сведения об апробации работы.


Первая глава, «Historica Lettica: этнокультурные представления о “латышском” в контексте национальной истории латышей», посвящена исследованию представлений о «латышском» в латышской национальной истории и исторической памяти.

^ Национальная история и этническая идентичность: формы взаимосвязи.

История – одно из самых сложных на сегодняшний день гуманитарных понятий. Тесная связь исторических представлений с социальными и политическими особенностями порождающих их обществ, взаимовлияние истории и идентичности – важнейшие проблемы в современной исторической науке. История как наука отличается от истории как мифа и, наконец, истории как идеологии. Миф это конкретное повествование, объясняющее наличествующий мир, людей, ситуацию и т.п. Идеология же создаётся преднамеренно, обычно облекается в формально логическую форму, и, как правило, включается в образовательную, воспитательную, просветительскую работу государства. Можно выделить две разные культуры отношения к прошлому. В истории как науке события анализируются в исторической перспективе, то есть как обусловленные множеством обстоятельств, и как прошедшие. Историческая память, одно из важнейших оснований для формирования и укрепления идентичностей и сообществ, имеет иные законы построения, она всегда обращена в настоящее, это поиск самого себя, выявление истоков современного народа или нации. Осознание этого привело к росту недоверия к историческому знанию во второй половине ХХ века; появившийся термин «мифоистория» отразил неизбежность приведения всякого изменения к уже имеющемуся образцу, его структурирование.

Национальная история в настоящей работе рассматривается посредством понятия historica (Й. Рюсен) как особое прочтение прошлого, тип повествования с определенными историческими моделями, темами и сюжетами, что проявляется в письменных текстах, в визуальных и перформативных формах культуры. В таком понимании национальная история строится ретроспективно и стремится к преодолению неопределенности, к формулированию (на основе принятых позиций, точек зрения) концептов. Это повествование о преемственности институтов власти, этнического самосознания, национального духа или форм материальной культуры. Упорядочивание событий в различных формах исторического повествования идёт разными способами. Для художественной литературы – это законы литературного жанра, для эпоса – типовые мотивы (Б. Путилов), для устных повествований о жизни – опорные пункты («места памяти», по терминологии П. Нора), обеспечивающие личностную целостность рассказчика, для музейной экспозиции – специально созданная концепция. В национальной истории историографические модели выступают здесь как ходы исторической мысли. Важнейшими же векторами историографических моделей национальной истории являются «пределы» (обозначающие ее пространство, территорию распространения) и «временà» (маркирующие ее периоды, эпохи).

Для национальной истории характерны такие механизмы преобразования повествования как деформация (в частности, компрессия) исторических событий, создание дописьменной истории древности, конструирование исторических личностей, редукция обстоятельств и деконтекстуализация, выведение одного события непосредственно из другого, поддержание реальных событий повествовательными структурами. Значительную роль в исторической памяти играет ностальгия (в XVII в. считавшаяся разновидностью болезни, а в ХХ в. ставшая модным эмоциональным состоянием мыслящих людей), имеющая не только индивидуальный, но и социальный характер.

Сравнение и анализ выделенных единиц («эпох», «периодов», «времён») позволяет наглядно увидеть механизмы создания и выразительные средства представления национальной истории, способы фиксации в ней исторической памяти, а также и ее трансформационные процессы. Важнейшими среди них можно назвать такие механизмы как локализация, периодизация и репрезентация (перформативность).

^ 1.2. Historica Lettica: Историографические модели. Предыстоки латышской национальной истории лежат в сочинениях младолатышей 1850–1860-х гг., которым предшествовали средневековые хроники, прежде всего «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского, а также труды П. Эйнхорна, Г. Меркеля, К. Шульца. Несколько иная, более научная модель была предложена в работах А. Биленштейна, а несколько позднее и Я. Кродзниекса. Постепенное выявление контуров и определение конфигурации границ и внутреннего рельефа Латвии (а до того - всего балтийского края), можно проследить по эволюции географических карт. В середине XIX в. появляются первые школьные учебные пособия по географии отдельных областей будущей Латвии, сначала на немецком, затем и на латышском языке (К. Х. Ульман, К. Баронс, К.Лёвис оф Менар). “Промежуточность” её географического и культурного положения стала общим местом в большинстве историографических трудов (речь идет об исторической принадлежности земель современной Латвии разным, часто воюющим государствам, а также о существовании здесь различных этнических культур).

Исторически этноним Letten (нем. ‘латыши’) возник, видимо, как обозначение потомков латгалов: об этом свидетельствует номенклатура земель Рижского архиепископства в XIII–XIV вв., делившегося на «латышскую» и «ливскую части», где под первой понимались территории, восходящие к преимущественно латгальским областям. В папской канцелярии, в административном делении территории XIV в., речь идет о двух единицах – «Ливония» и «Леттия» (имеются в виду земли латгалов) иногда особо выделяется «Семигалия» – территория земгалов; в XV в. топоним «Леттия» исчезает, остается только «Ливония» (Liefland, Infland). То, что под понятием latvji еще в середине XIX в. главным образом понимали только видземских латышей, подтверждает употребление этого этнонима в XIX в. Возрождение этнонима latvis происходило в латышской поэзии второй половины XIX в. (труды Ю. Алунанса в 1853 г., А. Кронвальдса, Аусеклиса, А. Пумпурса, Райниса, В. Плудониса и др.).

Начиная с эпохи Просвещения последовательно сформировалось несколько историографических моделей, по-разному конструировавших историю балтийского региона. Это остзейская немецкая, российская, латышская национальная (основы ее были заложены еще в 1850–1860-е гг., но сформировалась она в 1920–1930-е гг. благодаря трудам Ф. А. Балодиса, А. Швабе, А. Спекке), советская, наконец, современная латвийская историографии. Разные точки зрения давно сосуществуют, проникают одна в другую, формируя тесный и весьма сложный симбиоз. Этническая история латышей была представлена в них по-разному. В настоящее время общественная актуальность истории Латвии закреплена экзаменом по ней, сдача которого необходима для получения латвийского гражданства. Хотя при этом в школьном стандарте Латвии отечественная история не выделяется из курса всемирной истории, но инкорпорирована в нее. Ныне в Латвии нет единого обязательного школьного учебника истории, хотя существует одобренное Министерство образования общее обязательное содержание, но каждый учитель может выбирать из пяти-шести учебных пособий или создать свой авторский курс.

Историографические традиции в целом сходным образом районировали земли современной Латвии и выделяли ее истори