Реферат: Малыгин А. Г. Сохранить науку в россии

Малыгин А.Г. СОХРАНИТЬ НАУКУ В РОССИИ

В связи с провозглашенным правительством намерением реформировать науку в очередной раз обостряется старый вопрос о роли науки в обществе и о способах ее эффективной организации. Прояснить этот вопрос особенно важно на этот раз, поскольку реформой занимается поколение людей, не причастное к созданию научно-технического потенциала страны и поэтому не знакомое с закладывавшейся в него логикой функционирования. Между тем, созданная предыдущими поколениями руководителей система управления наукой выдержала проверку временем и доказала свою эффективность выводом страны на передовые рубежи научно-технического прогресса. Поэтому попытка новых реформаторов достичь успехов в реформировании науки без понимания природы ее функционирования в обществе и тщательного изучения опыта своих предшественников в лучшем случае может привести к результатам, коротко характеризуемым известной фразой: ‘’Хотели как лучше, а получилось как всегда...”.

В целом задача науки в обществе очевидна - добывать новое знание. Ясно, что для выполнения этой задачи, наука должна быть соответствующим образом организована. Понятно также и то, что организация науки в первую очередь зависит от характера знания и целей его использования. Однако на этом единодушие в понимании целей науки и способов ее организации обычно заканчивается.

^ НЕОБХОДИМОСТЬ РАЗДЕЛЕНИЯ НАУКИ НА ФУНДАМЕНТАЛЬНУЮ И ПРИКЛАДНУЮ.

Особенно непростым является вопрос о соотношении прикладной и фундаментальной науки. Далекие от науки люди часто представляют себе роль науки в обществе весьма упрощенно. В сознании многих из них роль науки ограничивается ее взаимодействием с экономикой. При этом предполагается, что функция науки состоит лишь в том, чтобы доводить некие идеи до “готового образца” и передавать последний промышленности для тиражирования. Действительно, именно такими вопросами занимается прикладная, или иначе, отраслевая наука. Она тесно связана с конкретными предприятиями и роль ее часто сводится к разработке новых или усовершенствованию уже имеющихся промышленных образцов. Однако, если ограничить науку только этой функцией, то сразу возникает вопрос, а где взять необходимое количество идей, чтобы создавать такие образцы? Ведь первичных идей: таких, как парить в небе подобно птице, или плавать под водой подобно рыбе - для создания самолета, или подводной лодки явно недостаточно. Для разработки современных летающих и плавающих устройств необходимо иметь идеи аэродинамики и гидродинамики, идеи сопротивления материалов, термодинамики, электродинамики, знать химию топлив, иметь представление о физике взаимодействия между трущимися поверхностями и т.д. Как известно, все эти идеи не возникли вдруг в пределах одной лаборатории или даже института, а создавались и накапливались столетиями в рамках особого рода творческой деятельности, получившей название фундаментальной науки.

Могут возразить, что все фундаментальные принципы в науке уже открыты и нам остается посредством их комбинации в рамках прикладных наук получать практически важные результаты. Однако рассмотрение реальных примеров показывает, что это далеко не так. Чтобы продвинуться вперед в создании новых практически важных вещей, использования существующих достижений фундаментальной науки не достаточно. Каждая принципиально новая техническая разработка обычно включает в себя последние достижения из области фундаментальной науки. Например, до тех пор, пока в Институте органической химии РАН не были изучены новые реакции синтеза азотистых соединений, не была возможна разработка взрывчатых материалов, многократно превышающих по мощности взрыва все ранее известные. Другой пример. Изучение воздействия на различные материалы сверхвысоких давлений неожиданно привело к открытию, что при этих давлениях разрушаются все микроскопические формы жизни. Разработка на основе этого фундаментального открытия новых эффективных способов стерилизации продуктов - это уже задача прикладной науки. Третий пример. При изучении магнитных свойств соединений элементов пятой группы было обнаружено, что величина магнитного поля ядер этих элементов сопоставима с величиной магнитного поля Земли. Это значит, что изменения магнитного поля Земли могут влиять на химические свойства соединений, включающих эти элементы. Если вспомнить, что человеческий организм содержит в больших количествах такие элементы пятой группы как азот и фосфор, то возникает вопрос: а не объясняется ли влияние магнитных бурь на самочувствие людей воздействием изменений магнитного поля на реакции обмена веществ, протекающих с участием этих элементов. Ни в изучении ли этих реакций лежит ключ к решению проблемы “эпидемии” инфарктов и инсультов обычно сопровождающей магнитные бури.

Эти три достаточно случайных примера наглядно демонстрируют, как современные исследования, направленные на изучение явлений природы и первоначально не связанные с какими либо конкретными утилитарными целями, рождают конкретные идеи, которые могут быть использованы для разработки процессов или предметов, удовлетворяющих основные биологические потребности человека. Первая, потребность в активном воздействии на окружающий мир, вторая, - в полноценных и безопасных продуктах питания и третья, - в поддержании здоровья в преклонном возрасте.

Таким образом, фундаментальные науки добывают знания об естественных процессах, не имея в виду их непосредственного применения для удовлетворения конкретных потребностей людей. Задача фундаментальных наук состоит в том, чтобы открывать новые факты и систематизировать их в зависимости от возможностей, либо на описательном уровне: в научных статьях, монографиях и справочниках, либо в виде оригинальных обобщений, включая формулирование законов природы и разработку теорий путем введения новых представлений и понятий. Функция прикладных наук состоит в использовании этих знаний для разработки конкретных технологий, устройств и процессов, направленных на удовлетворение специфических потребностей общества.

Систематический процесс передачи знаний из области фундаментальных наук в область прикладных - осуществляется посредством системы образования. Однако процесс передачи знаний из одной области в другую может быть осуществлен более коротким способом, а именно, путем приглашения соответствующих специалистов фундаментальщиков для выполнения конкретных прикладных разработок. Таким образом фундаментальная наука может непосредственно порождать прикладную.

С другой стороны, работая в прикладном учреждении над выполнением какого-либо конкретного задания, специалисты часто натыкаются на неизвестные науке эффекты. Если осознана полезность такого эффекта для многих областей, то его исследование это уже прерогатива фундаментальной науки. То есть, в этом случае прикладная наука порождает фундаментальную.

Тесная генетическая взаимосвязь между прикладными и фундаментальными исследованиями часто приводит к тому, что их перестают различать в организационном плане. В то же время, для достижения максимальной эффективности, каждой из них нужны различные, иногда даже противоположные, формы организации.

^ ВЗАИМООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ И ПРИКЛАДНОЙ НАУКОЙ НА ПРИМЕРЕ АНАЛОГИИ.

Для понимания сложного явления часто бывает полезным проведение сравнительной цепи аналогий с другим более ясным явлением. Для прояснения отношений между прикладной и фундаментальной наукой плодотворным, на наш взгляд, может послужить проведение цепочки аналогий между работой географа и военачальника.

Цель географа наилучшим образом описать местность и составить ее карту: то есть обнаружить, охарактеризовать и точно нанести на карту все объекты, имеющиеся на местности. Цель военачальника воспользоваться картой для планирования военной операции. То есть, изучив описание и карту местности, прочертить оптимальный маршрут переброски войск, места их размещения, использовать рельеф и физические свойства местности для организации обороны или наступления. Понятно, что тот военачальник, у которого будет точная карта, при других равных условиях окажется в выигрыше по сравнению с тем, у которого такой карты не будет. Таково же отношение между фундаментальной и прикладной наукой. Прикладник, у которого будут более точные и более обширные знания, добываемые фундаментальной наукой, также окажется в выигрыше по сравнению с коллегой, который такими знаниями не обладает.

Для того, чтобы карта была реальной и точной, географ должен одновременно быть путешественником и геодезистом. В фундаментальной науке это соответствует тому, чтобы, владея достаточным объемом теоретических знаний, быть еще и хорошим практиком-экспериментатором.

Военачальник также должен быть точен в расчете, но этот расчет совсем иного рода. Военачальнику нужно победить, а для этого его расчет должен превосходить расчет противника. Так и ученый прикладник должен заранее просчитывать свой проект, с тем, чтобы его реализация оказалась конкурентоспособной. Существенным в обоих случаях является учет временного фактора.

Географ в качестве противника имеет природу. Результаты его исследований невозможно предопределить каким-либо временным графиком. Его удача в том, чтобы открыть и описать новые земли, моря, животный и растительный мир, полезные ископаемые. Фундаментальная наука также не может предвидеть свои открытия. Поэтому фактор времени в фундаментальной науке нельзя учесть. Удача научного сотрудника в фундаментальной науке - в открытии полезных явлений и закономерностей.

Для достижения своих целей военачальник нуждается в армии и современном вооружении. Прикладная наука требует хорошо оснащенных и больших скоординированно работающих коллективов. Цели и тех и других ясно обозначены.

Географу-путешественнику не нужна армия помощников, в лучшем случае он ограничивается небольшим экспедиционным отрядом. Фундаментальная наука также обходится небольшими по численности лабораториями. Иногда открытия делают ученые одиночки.

Великие географические открытия инициировали колониальные войны. Великие открытия в фундаментальной науке инициировали разработку электронной техники, атомного оружия, космической техники и т.д.

С другой стороны, географ-путешественник нужен армии как разведчик. Армия проигрывает без хорошей разведки. Фундаментальная наука - это разведка для прикладной науки. Нет подпитки результатами фундаментальных исследований, и прикладные разработки начинают буксовать на месте, теряя конкурентоспособность.

Хорошая разведка иногда стоит очень дорого, а иногда оказывается удивительно дешёвой.

Дорогой разведка бывает, если информация покупается у противника за деньги. Дорого обходится армии также дезинформация. Средством борьбы с дезинформацией служит дублирование источников информации. То же происходит и в фундаментальной науке. Дорогая фундаментальная наука получает информацию у природы при помощи дорогостоящего оборудования. Дезинформация в фундаментальной науке заводит в тупик разработчиков в прикладной науке. Дезинформации в науке успешнее всего противостоять при помощи дублирования исследований разными научными школами.

Дешёвой разведка бывает в двух случаях: первый - когда разведчик искренне верит в политическую идею, которой служит, и второй - когда он пользуется сильной идеей для вербовки помощников в лагере противника. Дешёвой фундаментальная наука бывает также в двух случаях. Первый - когда ею занимаются фанатично преданные идее специалисты, оплата труда которых минимальна, и второй - когда в основе исследований лежат правильные идеи. Последний случай лучше всего выражается крылатой фразой: “Ничего нет практичнее хорошей теории”.

При организации как разведки, так и военной операции главную ценность представляет человек. Поэтому первый принцип любого разведчика или путешественника - сберечь личный состав разведгруппы или экспедиции, а военачальника - сберечь личный командный и рядовой состав подразделения. Командир, который в результате ошибочных или сознательно неправильных приказов нарушает это правило, несет ответственность. То же самое должно быть и в науке - чтобы преуспеть в решении поставленных задач, необходимо беречь и преумножать специалистов. Руководители, которые разбазаривают или неэффективно используют кадровый научный потенциал страны, должны немедленно отстраняться от руководства наукой.

Из хорошего географа-путешественника может получиться превосходный военачальник, поскольку он лучше кого-либо знает место грядущего сражения, но для организации сражения он должен пользоваться военными методами. Военачальник, в свою очередь, пересекая плохо изученную местность, может сделать замечательные географические открытия и нанести их на карту. Для этого он должен быть внимательным и владеть геодезией.

Ученый фундаментальщик, имеющий опыт административного управления, благодаря своим знаниям также бывает наилучшим кандидатом на места руководителя разработки конкретного прикладного проекта. В свою очередь, ученый-прикладник может сделать фундаментальное открытие, если он хорошо подготовлен и внимательно анализирует результаты прикладной работы. Но, чтобы успешно завершить исследование оригинальной находки, он должен на время оставить работу над плановой прикладной тематикой и полностью переключиться на разработку своего открытия. Практически этот вариант реализуется, когда перспективы использования открытия перекрывают все расходы на начатую разработку.

Потребителями продукции географа, наряду с военачальниками, может быть широкий круг специалистов. Потребителями результатов фундаментального исследователя, кроме ученых прикладников, также может быть широкий круг различных специалистов.

Потребителем победы полководца является правительство, которое доводит плоды победы до населения. Потребителями конечного образца прикладной науки является промышленность, которая тиражирует образец для всех, кто в нем нуждается и способен его приобрести.

Из сказанного следует, что взаимодействие между фундаментальной и прикладной наукой необходимо и плодотворно. Однако эффективность взаимодействия теряется в том случае, когда происходит смешение организационных форм, характерных для фундаментальных и прикладных исследований.

Действительно, возможна ли победа, когда для руководства разведкой в тылу противника командир будет применять правила военно-полевого или строевого уставов, а не полагаться на находчивость разведчиков, и, наоборот, вместо непрерывного управления войсковыми соединениями в процессе их перемещения, командир ограничится постановкой задачи и в дальнейшем будет полагаться на сообразительность солдат.

Смешение понятий прикладной и фундаментальной науки приводит к печальным результатам. Уничтожение отраслевых институтов и попытка передачи их функций академическим институтам без передачи последним организационного опыта и традиционных связей с промышленностью приводит к тому, что и прикладная и фундаментальная наука погибают.

Различие специфики деятельности в армии и разведке приводит к различиям в способе их стимулирования. В армии форма поведения регламентируется уставом строевой службы, за нарушение устава наказывают. В разведке иначе, разведчик выбирает форму поведения по своему усмотрению, зато за получение ценных сведений его награждают.

Также и в науке. При организации прикладных исследований важна дисциплина исполнения, иначе выполнение конечного задания может сорваться. В прикладной науке (на Западе это - фирмы) хорошая зарплата, но за нарушение дисциплины строго наказывают. В фундаментальной науке исследователь сам себе планирует работу, поскольку цель до окончания исследования не достоверна. Внешняя дисциплина здесь не нужна. Оплата труда невысокая. Зато получение четкого или практически ценного для прикладной науки результата вознаграждается присуждением званий, степеней и премий, которые определяют квалификацию работника и повышают средний уровень оплаты труда.

В связи со сказанным следует заметить, что практикуемую на Западе и внедряемую в настоящее время у нас систему грантов или конкурсов для финансирования фундаментальных исследований нельзя считать эффективной. Она исходят из того, что фундаментальные исследования допускают долговременное планирование. Однако ввиду непредсказуемости результатов этих исследований планирование последних часто оборачивается недостоверностью получаемых результатов и большим перерасходом средств. А именно, необходимость строгого соответствия отчетов заявленным в грантах планам исследований часто вынуждает держателей грантов продолжать следовать выбранной стратегии исследований даже в том случае, когда выясняется, что она бесперспективна. Стремление оправдать расходование средств и получить новый грант провоцирует исследователей на подтасовку результатов в отчетах. На широкое распространение в западной науке этого явления указывают участившиеся скандальные разоблачения недобросовестных ученых. Ввиду непредсказуемости результатов фундаментального исследования единственный надежный способ успешно отчитаться по гранту - это делать заявку на грант уже по выполненной или почти выполненной работе. Именно так обычно и поступают дальновидные исследователи. Но в таком случае система грантов превращается в завуалированную премиальную систему, которая в виду своего неявного характера страдает отмеченными выше недостатками. Существенными недостатками системы грантового финансирования является также то, что она разрывает процесс систематической передачи научных знаний и опыта от старших поколений младшим, не способствует формированию научных школ и сохранению экспериментальной базы науки.

^ СВЯЗЬ МЕЖДУ СОСТОЯНИЕМ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК И ОРГАНИЗАЦИЕЙ НАУКИ.

Распространенный в наше время взгляд на науку как на непосредственную производительную силу общества выводит за рамки рассмотрения гуманитарные науки. Эти науки порой третируются как искусственные идеологические построения, никак не связанные с рациональным познанием действительности, свойственным естественным наукам. Однако гуманитарные науки реально существуют. Поэтому их деление на фундаментальные и прикладные в той же мере справедливо, что и в отношении естественных наук. Действительно, в той степени, в какой существующие общественные отношения складывались стихийно, т.е. независимо от воли конкретной личности, они могут быть предметом такого же естественно-научного исследования, как и природные явления. В той степени, в какой общество является результатом сознательной конструктивной деятельности людей, основанной на понимании объективных законов его развития, оно должно составлять сферу интересов наук, изучающих прикладные социальные технологии.

Значение гуманитарных наук как нельзя лучше можно продемонстрировать при анализе вопроса о рациональной организации самой науки.

Что же мы имеем в гуманитарных науках на сегодняшний день? Признанные во всем мире фундаментальные общественные теории, такие как диалектический материализм или марксистская политэкономия, уже в советское время были в значительной мере извращены и догматизированы. Сейчас же они попросту оболганы и выброшены за борт. Между тем, эти теории неоднократно доказали способность адекватно описывать общественные процессы, а в наше насыщенное социальными потрясениями время они становятся особенно актуальными. Вместо того, чтобы, опираясь на эти теории, развивать прикладную социологию и экономику, они были замещены пришедшими с Запада и основанными на схоластических принципах прикладной социологией и монетаристской экономикой. Не имеющая фундаментальных оснований социология бессильна решить социально-психологические проблемы даже в своих собственных научных коллективах, а потерпевшие провал в строительстве отечественной экономики монетаристы вряд ли могут преложить что-либо разумное в отношении организации такой тонкой субстанции как экономический механизм отечественной науки.

Самое большее, на что способны новые идеологи в области организации науки, это предложить коммерциализацию науки. Но коммерциализация это попытка внедрения в науку хаотичных (рыночных) отношений. Новым идеологам, по-видимому, не известно, что к знанию в принципе не применимы те правила рыночного обмена, которые применимы к вещам. Причина в том, что продающий знания, не теряет их после получения денег, а, следовательно, и не может осуществить эквивалентный обмен, идея которого лежит в основе рыночной идеологии.

Иллюзия продажи знаний возникает тогда, когда продают носители, на которых записана информация: книги, аудио- и видеокассеты, компьютерные дискеты. Полагая, что при этом продается информация, первоначальные ее владельцы пытаются удержать в розничной торговле цену, которая хотя бы возместила затраты на получение этой информации. Однако ни объявление авторских прав, ни обвинения в пиратстве, ни другие сходные декларативные меры не могут удержать цены на свободном рынке выше цен, определяемых расходами на покупку носителей и тиражирование информации. Только жесткая государственная система контроля за торговлей в состоянии поддерживать цены, способные возместить расходы на создание продаваемой информации. Это значит, что только целенаправленная деятельность государства может обеспечить полноценное финансирование процесса получения знаний, то есть науки.

С другой стороны, еще классики, а затем и весь опыт общественного развития и научно-технического прогресса в мире показали, что увеличение сложности общественного явления приводит к отказу от случайных (рыночных) отношений и замене их регулярными (плановыми). Возврат к рыночным отношениям означает примитивизацию явления. В случае науки это означает ее деградацию. И это уже происходит на практике. Во всех научно-исследовательских институтах, где были открыты малые или совместные предприятия наблюдается свертывание научных исследований. Падает их уровень и объемы.

Политэкономия, которая относится к фундаментальным гуманитарным наукам, убедительно обосновывает невозможность развития науки исключительно в рамках рыночных отношений. А именно, как известно, движущей силой рыночных отношений служит прибыль. Прибыль можно повысить как за счет увеличения цены товара - но при этом сужается объем рынка - так и за счет увеличения скорости оборота капитала. Скорость оборота капитала определяется длительностью производственного цикла.

Для банковских операций и торговли скорость производственного цикла минимальна, поскольку определяется скоростью расчетов и пересылки информации или товаров. Благодаря высокой скорости оборота денежный капитал стремится в эти области без всяких внешних побуждений.

В промышленности скорость производственного цикла зависит от длительности технологического цикла производства товара. Она составляет от нескольких дней до нескольких недель. Поэтому денежный капитал легко откликается на потребности технологического цикла, но довольно осторожно относится к строительству или реконструкции основных фондов, что требует обычно длительных сроков.

Для сельского хозяйства длительность производственного цикла определяется сезонностью процесса и обычно составляет год. Падение нормы прибыли в результате удлинения цикла оборота капитала в сельском хозяйстве стихийный рыночный механизм предотвращает посредством свертывания объёмов производства и повышения цен на сельскохозяйственную продукцию. Однако ввиду того, что этот процесс угрожает голодом, в большинстве развитых стран уровень сельскохозяйственного производства регулируется государством при помощи системы денежных дотаций дотаций и ограничивающих квот на объемы производства. То есть свободные рыночные отношения для сельского хозяйства исключаются.

В науке производственный цикл обычно составляет несколько лет: Следовательно, цены на научную продукцию должны быть весьма высокими. Поэтому прикладные научные исследования в состоянии оплачивать только очень крупные промышленные объединения, а фундаментальные исследования - государство. Но, поскольку прикладная наука не может развиваться без фундаментальной, то в отсутствии государственного финансирования научно-технический прогресс оказывается невозможным.

^ МОРАЛЬНЫЕ, СОЦИАЛЬНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ РЕФОРМИРОВАНИЯ НАУКИ.

Преследуя эгоистические интересы, некоторые деятели науки ратуют за введение права собственности на научную продукцию. Но кто подумал с какими потерями будут разрешаться возникающие при этом внутренние противоречия, не говоря уже о внешних, которые всегда присущи любым рыночным отношениям по самой их природе? Даже в те времена, когда научная продукция являлась собственностью государства, противоречия между коллегами, между руководителями и подчиненными, между бывшими учениками и их учителями сотрясали научные коллективы. Что же говорить, о той ситуации, когда разделу будет подлежать не эфемерное авторство на печатные работы, а собственность на научную продукцию, за которой будут стоять вполне ощутимые материальные блага.

Настоящим ученым обычно чужда психология собственника. Их мироощущение ближе к мироощущению художника или кладоискателя. Мотивацией их деятельности является поиск научных знаний, за которые они рассчитывают получить от общества признание и материальное вознаграждение. Здоровые научные коллективы образуются подобно старательским артелям золотодобытчиков, когда возникает необходимость разработать перспективное золотоносное месторождение. В таких коллективах обычно не возникают споры о приоритете или собственности на научный результат подобно тому, как в старательской артели не возникает спора о праве на случайно найденный ее членом самородок, - ни у кого не возникает сомнения, что он принадлежит всей артели. При этом как в научном коллективе, так и в артели вознаграждение за результат распределяется по общепризнанным правилам под наблюдением наиболее авторитетных лиц. Такая практика исключает все недоразумения и обеспечивает наивысшую эффективность работы коллективов.

Среди части лиц, от которых зависит судьба отечественной науки, распространено мнение, что ввиду невозможности достойного финансирования всей науки необходимо пожертвовать частью сохранившегося кадрового научного потенциала и за счет сэкономленных средств поддержать “научную элиту”. Это мнение обосновывается тем, что наука нуждается в новом оборудовании, и лучше иметь небольшое число отборных ученых, обеспеченных современным оборудованием, чем содержать “болото”, насыщенное ржавыми устаревшими приборами. Кому-то на первый взгляд эта точка зрения может показаться достаточно убедительной. Однако, присмотревшись внимательно, легко обнаружить, что она имеет существенные изъяны.

Во-первых, сразу же возникает сакраментальный вопрос: “А судьи кто?” Кто возьмет на себя ответственность утверждать, что этот специалист относится к элите, а тот к элите не относится? И если, не дай бог, такой отбор будет произведен, то ведь это очевидно, что “элита” окажется состоящей из неспособной к реальной научной работе многочисленной научной бюрократии. И даже если такая элита будет разбавлена дееспособными молодыми людьми, то где гарантия, что в этих условиях последние, получив опыт работы на современном оборудовании и ученые степени, в поисках более высокой зарплаты и независимости от бюрократической тирании не покинут Родину, оставив от отечественной науки лишь подержанные приборы.

Во-вторых, само то, что при решении вопроса в основу ставится количество современного оборудования, а не количество специалистов, которые в нем нуждаются, мягко говоря, является не гуманным.

Действительно, всякие преобразования в цивилизованном обществе проводятся в интересах людей. То есть на первое место ставится вопрос, а выиграют люди от намеченных преобразований или проиграют? В данном случае вопрос поставлен иначе: осуществить преобразования в интересах абстрактного понятия наука, а что при этом станет с большинством специалистов, которые ее наполняют, или как это отразится на остальной части общества, остается на втором или третьем плане. Между тем, речь идет о высококвалифицированных специалистах узкой специализации, на подготовку которых общество в свое время затратило огромные средства, что само по себе делает каждого из них ценнее всякого серийного оборудования, которым предполагается обеспечить неизвестно каким образом отобранную элиту. Ведь этих людей планируют сделать лишними только потому, что новоиспеченные чиновники не хотят или не могут организовать их эффективную работу.

В материальном отношении общество только потеряет, если отделит этих людей от их средств производства, рядом с которыми они могут приносить пользу. Ведь производительность труда узкого специалиста в незнакомой области также низка как и не подготовленного работника. В условиях безработицы эти люди будут не конкурентоспособны даже с необразованными молодыми людьми, у которых отсутствие необходимой подготовки достаточно успешно возмещается энергией их возраста. Следовательно, общество вынуждено будет взять на себя груз заботы об их материальном обеспечении. В противном случае оно должно согласиться с их физическим уничтожением.

Как Моисей евреев, наше правительство уже в течение четырнадцати лет водит рядовых ученых по пути безденежья и лишений. В результате в науке остались лишь самые стойкие и преданные ей служители. Те, кто могли с выгодой для себя приспособиться к рыночным условиям и не были искренне преданы благородной профессии поиска истины, уже давно сошли с дистанции. В отличие от своих покинувших науку коллег, оставшиеся в науке работники в случае увольнения не смогут найти себе место за торговым прилавком и не только потому, что таких мест уже не осталось, а более потому, что у них при этом будет отнят смысл всей их жизни. И не надо удивляться, если за предполагаемым сокращением кадрового состава науки последует волна скоропостижных смертей и “добровольных” уходов из жизни научных работников. Ведь подобное явление уже наблюдалось в нашей армии. Ответственность за это ляжет несмываемым пятном на организаторов и исполнителей планируемой реструктуризации. При решении кадровых вопросов науки в любом случае необходимо руководствоваться перефразированной из Евангелия мыслью: наука для человека, а не человек для науки.

Положение оставшихся в отечественной науке научных работников осложняется еще и тем, что общество возлагает на них часть вины за подготовку и осуществление случившейся с государством катастрофы. Однако большинство научных работников были не исполнителями, а такими же жертвами печальных перемен, как и многие их сограждане. Те из научных работников, кто деятельно участвовал в перевороте, уже давно покинули Родину или оставили лаборатории ради того, чтобы заниматься коммерческой деятельностью или работать во властных структурах.

Другое дело, что необходимо провести селекцию на добросовестность среди научной бюрократии. В отличие от научных работников, осуществленный в последние годы естественный отбор на выносливость и преданность науке ее не коснулся, поскольку она получила возможность использовать выделяемые скудные бюджетные средства и недвижимость научных учреждений на цели своего личного обогащения.

Не лучше ли в этих условиях рассмотреть вопрос и о компетентности новой бюрократии, бездумно планирующей акцию разрушения отечественной науки. Можно ли считать нормальным, что судьбами уникальных специалистов распоряжаются люди, которые порой не владеют и сотой долей соответствующих специальных знаний? Ведь именно в этом часто заключена причина потока абсурдных “судьбоносных” решений, которые на протяжении последних 20 лет беспощадно терзают нашу страну.

Как известно, наука развивается в экономически благополучных обществах. Наше общество в настоящее время таковым не является и именно этим следует объяснить более, чем двукратное сокращение за последние годы кадрового состава науки. Однако, надо надеяться, что это ситуация временная. Поэтому, чтобы облегчить восстановление былой мощи отечественной науки, необходимо в неприкосновенности сохранить ее будущие точки роста. Такими точками роста являются старые институты и старые кадры, которые в благоприятных условиях способны передать аккумулированные ими знания и культуру научной работы пришедшей на смену молодежи. Сохранить их, чтобы противостоять наступлению невежества, а иногда и откровенного шарлатанства, которые культивируются в некоторых самопровозглашенных академиях и других околонаучных учреждениях, часто использующих научную вывеску для прикрытия весьма сомнительной деятельности, это на сегодняшний день первейшая задача нашего общества.

Что касается обоснования сокращения рабочих мест в научных учреждениях необходимостью выкроить средства на обновление устаревшего оборудования, то нам представляется, что вопрос старения оборудования излишне драматизируется заинтересованными в этом чиновниками и торгующими оборудованием фирмами. Конечно, всегда неплохо оснастить новую лабораторию по последнему слову техники. Но что касается старых лабораторий, то за долгие годы существования в них обычно накапливается такой технический потенциал, который новым лабораториям и не снился. При этом часто уникальность собранного своими руками или полученного от предшественников оборудования такова, что обеспечивает научную конкурентоспособность лаборатории на долгие годы вперед, была бы только возможность сохранить преемственность исследований, передав знания и оборудование в надежные руки.

Меры правительства по пресечению незаконной деятельности бюрократии ни в коей степени не должны разрушительным образом сказываться на деятельности рядовых ученых и состоянии их рабочего места. В условиях отсутствия финансирования всякое покушение на имеющуюся экспериментальную базу науки приведет к катастрофическим для науки последствиям. На старом оборудовании еще можно работать и получать вполне оригинальные результаты, потому что качество полученных результатов в большей мере зависит не от ржавчины на приборах, а от головы ученого. Если же уничтожить существующую экспериментальную базу, то в этом случае уже точно результатов не будет никаких.

Мнение далеких от науки государственных чиновников, о том, что использование занимаемых наукой помещений для офисов и банков, если “вытряхнуть” из них ученых и всю накопленную десятилетиями многомиллиардную начинку, принесет государству больше пользы, является глубочайшим заблуждением. К такому выводу можно придти только в том случае, если не учитывать стоимость заключенных в специализированных помещениях и в оборудовании основных фондов, временные пределы использования которых определить практически не возможно. Существует очень много практически вечного оборудования, срок службы которого неограничен. Так, в Институте машиноведения до сих пор работает вывезенное из Германии оборудование по определению прочностных характеристик крупнотоннажных металлических изделий. Это весьма дорогостоящие и уникальные в мире установки. Поэтому ни о какой их замене ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем, по-видимому, не может быть и речи. По стоимости подобного рода уникальное оборудование вместе с помещениями, в которых оно расположено, составляет значительную часть основных фондов отечественной науки. То же можно сказать не только о крупных установках, но и о запасах реактивов, редких материал