Реферат: [Перевод: Е. В. Веселаго (фр. 35, 44), A. Ч. Козаржевского (фрагм. 24, 25, 53-56, 71-77), С. А. Ошерова (фрагм. 10-15, 26-31), Е. В. Федоровой (фрагм

Николай Дамасский

ИСТОРИЯ.

[Перевод: Е.В. Веселаго (фр. 35, 44), A.Ч. Козаржевского (фрагм. 24, 25, 53-56, 71-77), С.А. Ошерова (фрагм. 10-15, 26-31), Е.В. Федоровой (фрагм. 16-23, 32-34, 36-43, 45-52, 57-70).]




Текст приводится по изданию: "Вестник древней истории". 1960 г. № 3 и № 4.




(Используется греческий шрифт)




Номера фрагментов: 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111




Книги 1 и 2

10 (Якоби, 11; Мюллер, 72)

Exc. De insid., p. 3, 24: После войны с Индией Семирамида, проходя через область мидян, поднялась на высокую крутую гору; гладкие отвесные скалы делали её неприступной со всех сторон, кроме одной. Там она обозревала войско с экседры, которую немедленно построили по ее приказу. Пока она стояла там лагерем, евнух Сатибар и сыновья Онна составили против неё заговор. Задумал все Сатибар, а юношам он говорил, что если станет царем Ниний, то им угрожает смерть от его руки; значит, нужно, предварительно убить Ниния и его мать, а затем царствовать самим. Кроме того, он утверждал, что стыдно им смотреть сквозь пальцы, как их распутная мать, уже в таком возрасте, ежедневно тянется к первому встречному мужчине, лишь бы он был молод. А когда сыновья Онна спрашивали, как же выполнить задуманное, он отвечал, что это совсем нетрудно: нужно только подняться к ней на вершину горы, и, когда он прикажет (это дело он брал на себя), сбросить ее сверху вниз. Так они договорились и дали друг другу клятву возле какого-то святилища. Случайно за алтарем, где они договаривались, лежал один мидиец, который все слышал. Узнав таким образом о заговоре, он всё записал на табличке и послал ее с кем-то Семирамиде. Та прочла и на следующий день, взойдя на вершину горы, позвала сыновей Онна. Задумав что-то, она велела им прийти в полном вооружении. За юношами последовал Сатибар, радуясь, что их дело направляет сам бог, раз уж мать позвала сыновей вооруженными. Когда они пришли, Семирамида, приказав евнуху удалиться, сказала юношам: "О негодные дети совершенного отца! Вы послушались злого раба и задумали убить родную мать, вы хотели сбросить отсюда меня, получившую власть от богов! Так вот я! бросайте меня с этого утеса, прославьтесь среди людей: царствуйте, убив мать Семирамиду и брата Ниния!" Потом она обратилась с речью к ассирийцам. (Смотри "О речах перед войском").

11 (2; 3)

Exc. De virt., I, p. 329, 16: Тогда воцарился над ассирийцами Сарданапал, унаследовавший царство от Нина и Семирамиды. Он жил в городе Нине, проводя все время в глубине своих дворцов. Он не прикасался к оружию, не выезжал на охоту, как древние цари; зато он мазал себе лицо, подводил глаза, состязался с наложницами в красоте прически и вообще вел себя, как женщина. По установленному обычаю, к его дверям являлись сатрапы подвластных народов и приводили с собой упомянутые военные силы. Среди них был Арбак, правитель мидян, человек в жизни умеренный, в делах – опытнее всех, закаленный в охотах и битвах. Много благородных дел он совершил, но еще более многочисленные и великие замышлял в то время. Узнав о нравах и образе жизни царя, он подумал и решил, что власть над Азией принадлежит такому человеку только потому, что не находится более достойного мужа. И он принял решение захватить верховную власть.

12 (3; 9)

Exc. De insid., p. 4, 23: Когда над ассирийцами царствовал Сарданапал, мидиец Арбак, узнав о нравах, и образе жизни царя, подумал и решил, что власть над Ассирией принадлежит такому человеку только потому, что не находится более достойного мужа. А мидийское племя считалось самим храбрым после ассирийцев. Этот Арбак был близок с Белесием, архонтом Вавилона, потому что тот стоял по соседству с ним перед воротами дворца. Белесий был родом халдей (а они все были жрецами и пользовались величайшим почетом). Арбак сговорился с ним, и они решили вместе стремиться к захвату власти и к передаче господства из рук ассирийцев в руки мидян. Вавилоняне были самыми лучшими астрономами и превосходили всех искусным умением предсказывать будущее по снам и по чудесным явлениям, – словом, отличались познаниями во всем, что касается божественных дел. Однажды Белесий беседовал с Арбаком неподалеку от ворот дворца возле каких-то яслей, из которых два коня рассыпали мякину. Вскоре наступило время полуденного отдыха, и Белесий заснул. Во сне ему показалось, будто он видит, как один из коней несет в пасти и сыплет мякину на Арбака, который спал тут же. Другой конь спрашивает его: "Зачем ты это делаешь, глупый? Зачем ты носишь мякину этому человеку?" А первый отвечает: "Я завидую ему: ведь он будет царствовать над всем, чем сейчас правит Сарданапал!" Увидев и услышав все это, вавилонянин разбудил спящего мидийца. Имея обширные познания в божественных делах, он обдумывает значение этого сна и предлагает Арбаку пойти к реке Тигр, которая протекает близ Нина и омывает его стены. Они шли и о многом беседовали, как это бывает у друзей, и Белесий сказал: "Ну, Арбак, если повелитель Сарданапал поставит тебя сатрапом Киликии, что ты дашь мне за эту добрую весть?" Тот ответил: "Зачем ты смеешься надо мною, странный человек? Почему он поставит меня сатрапом Киликии и обойдёт других, которые лучше меня?" На это Белесий возразил: "А если он все же даст тебе эту должность (ведь я говорю, потому что знаю нечто большее), как ты меня отблагодаришь?" Арбак ответил: "Тебе не пришлось бы меня упрекать: ты получил бы немалую долю моей власти". Тогда Белесий сказал: "А если бы он сделал тебя сатрапом всей Вавилонии, кем буду я?" Арбак в ответ: "Перестань, ради Зевса, так меня оскорблять! Думаю, хоть я и мидиец, но не таков, чтобы вавилонянин мог смеяться надо мной". Но Белесий произнес: "Клянусь великим Белом, я говорю тебе это не в насмешку: ведь я догадываюсь о чем-то большем". Арбак сказал: "Если я стану сатрапом Вавилонии, то назначу тебя эпархом всей сатрапии". Вавилонянин ответил: "Я верю тебе. Но скажи мне вот что: если бы ты был царем над всем, чем теперь правит Сарданапал, что бы ты для меня сделал?" На это Арбак сказал: "Если бы тебя, несчастный, услышал Сарданапал, то будь уверен, что мы оба погибли бы злой смертью. Но что тебе пришло в голову говорить такой вздор? Почему ты не перестанешь болтать?" Тогда Белесий взял его за руку и произнес, подчеркивая свои слова: "Клянусь этой десницей, столь для меня почтенной, и великим Белом, – я не шучу, а говорю, хорошо зная божественные предначертания!" И Арбак ответил ему: "Я дам тебе Вавилон, и при твоем правления он будет свободен от налогов". А когда тот в подтверждение сказанного попросил дать ему правую руку, Арбак охотно протянул ее. И Белесий сказал: "Итак, ты будешь царем; будь уверен, это непреложно!". Порешив так, оба вернулись к воротам исполнять обычные обязанности. После этого, заведя знакомство с самым доверенным из евнухов, Арбак попросил показать ему царя: ему очень хотелось посмотреть каков этот повелитель. Евнух ответил, что увидеть царя невозможно и что никто еще не достигал этого, и тогда Арбак прекратил свои просьбы. Однако, немного выждав, он стал просить евнуха еще настойчивее, обещая дать ему за эту милость много золота и серебра. Так он уговорил евнуха, очень благожелательного человека. Евнух хотел отблагодарить Арбака и обещал, если представится удобное время, напомнить повелителю... 3 здесь окончил.

13 (4; 10 – 11)

Exc. De virt., I, p. 330, 5: Когда над мидянами царствовал Артей, преемник ассирийского царя Сарданапала, в Мидии жил некий Парсонд, человек, славившийся своим мужеством и силой, высоко превозносимый за свое благоразумие и телесную красоту у царя и среди персов, из которых был родом. Был он искусен и в ловле диких зверей, и в рукопашном бою, и в битве на колеснице или на коне. Однажды он увидел вавилонянина Нанара. В роскошных одеждах, с серьгами в ушах, гладко выбритый, он был женоподобен и слаб. Испытывая отвращение к этому человеку, Парсонд стал убеждать царя отобрать у Нанара власть и передать ему. Но царь не решался обидеть вавилонянина и нарушить установления Арбака. Дважды и трижды обратившись с этими просьбами к Артею и получая все тот же ответ, Парсонд перестал домогаться своего. Но все это не осталось тайной для Нанара. Узнав о намерениях Парсонда, он пообещал мелким торговцам, всегда в большой количестве следовавшим за его войском, богатые подарки, если кто-нибудь из них захватит Парсонда и приведет к нему. Как-то раз случилось, что Парсонд, охотясь, ускакал далеко от царя и выехал на равнину, расположенную вблизи Вавилона. Своих слуг он отправил в близлежащий лес и приказал им кричать и шуметь, выгоняя зверей на равнину. Так он поймал множество кабанов и оленей.

Наконец, преследуя дикого осла, он далеко оторвался от своих и, гоня его в одиночку, прискакал в Вавилонию, в то место, где находились торговцы, заготовлявшие припасы для царя. Увидев их, он попросил у них попить, таи как испытывал жажду. А они, с радостью увидев Парсонда, подошли к нему, налили напиться и, взяв коня, предложили поесть. Проведя весь день на охоте, он не без удовольствия выслушал это и велел отправить пойманного осла к царю, а слугам, оставшимся в лесу, сказать, где он находится. Торговцы, пообещав все сделать, усадили Парсонда, поставили перед ним разные кушанья и налили для питья самого сладкого вина, нарочно неразбавленного, чтобы он опьянел. Насытившись, он потребовал коня, чтобы уехать к войску царя. А они, приведя красивых женщин, стали ему их показывать и предлагать здесь лечь и провести с ними ночь, а на рассвете уехать. Парсонд, увидя этих женщин, остался переночевать в поле. От общения с ними и от усталости его охватил сон. Тогда торговцы, оттащив спавшую с ним рядом женщину, все вместе напали на него, связали и доставили к Нанару. Тот, увидев его (Парсонд отрезвел и понял, в какую он попал беду), спросил: "Разве ты сам Парсонд, или кто-нибудь из твоих близких видели от меня раньше какое-либо зло?" Тот ответил, что нет. – "Может быть, ты опасался испытать что-нибудь впредь?" – "Нет, конечно!" – "Так что же ты сам стал первым оскорблять меня; называть женоподобным, требовать у Артея мое царство, будто действительно я ничего не стою, а ты – человек дельный? Я очень благодарен Артею за то, что он не позволил себя убедить и отнять у нас власть, данную Арбаком. Ради чего ты это сделал, злой ты человек?". Парсонд, нисколько не заискивая, ответил: "Я думал, что я достойнее обладать этим даром, потому что я мужественнее тебя и полезнее царю, чем ты, гладко выбритый, с подведенными сурьмой глазами и намазанной белилами кожей". На это Нанар заявил: "И тебе не стыдно, что тебя, такого сильного, захватил более слабый только потому, что ты сам ослабел от еды и любви! Ну, а я сделаю так, что скоро ты станешь изнеженнее женщин, и кожа у тебя станет белее, чем у них". И поклялся Белом и Милиттой. Так ведь вавилоняне называют Афродиту. Тотчас призвал он евнуха, которому были вверены музыкантши и сказал ему: "Уведи этого человека, выбрей ему все тело и разотри пемзой все, кроме головы; мой его дважды в день и натирай яичным желтком; пусть глаза его будут подведены, а волосы уложены, как у женщин. Пусть он научится играть на кифаре и на лире. Пусть он научится петь, чтобы он мог служить мне вместе с музыкантшами, во всем подобный женщине. Когда тело его станет гладким, пусть он с ними проводит жизнь, пусть носит ту же одежду и занимается тем же ремеслом". Когда он сказал это, евнух, взяв Парсонда, выбрил ему волосы везде, кроме головы, выучил всему, чему было велено, изнежил его, моя дважды в день, и сделал его кожу гладкой; по приказу господина, он создал ему такой образ жизни, как у женщин. Вскоре тело Парсонда стало белым, нежным н женоподобным; а пел он и играл на кифаре много лучше, чем все музыкантши. Видя, как он прислуживает на пиру у Нанара, никто не усомнился бы, что это женщина, и к тому же более красивая, чем все прислуживающие вместе с ней.

А мидийский царь Артей, устав всюду разыскивать Парсонда и предлагать награды тому, кто найдёт его живым или мертвым, решил, что его растерзал на охоте лев или другой дверь, и очень сокрушался о нем, самом храбром своем приближенном. Прошло семь лет с тех пор, как Парсонд стал вести в Вавилоне такую жизнь. Как-то раз Нанар наказал кнутом одного из евнухов, подвергнув его тяжелым истязаниям. Парсонд, побуждая этого человека щедрыми посулами, убедил его тайно бежать в Мидию к Артею и рассказать царю, что твой, мол, воинственный друг Парсонд живет опозоренным, проводя жизнь среди музыкантш. Когда евнух сказал об этом царю, тот, одновременно и радуясь, и горько стеная, произнес: "Увы! Опозорен доблестный муж! Но как Парсонд, которого я хорошо знаю, вытерпел, чтобы враг изнежил и сделал женственным его тело!". И тотчас послал к вавилонянину одного из самых доверенных ангаров (так назывались царские вестники). Когда ангар явился и стал требовать выдачи Парсонда, Нанар, решительно все отрицая, заявил, что нигде не видел его с тех пор, как он исчез. Артей, услыхав это, послал второго ангара, более важного и с большими полномочиями, чех первый. С ним он отправил табличку с приказом, чтобы Нанар оставил свои вавилонские хитрости и возвратил человека, которого он передал музыкантшам и евнухам, или ему не сносить головы. Это он написал и одновременно приказал вестнику, чтобы тот, если Нанар не отдаст Парсонда, взял его за пояс и вел на казнь. Второй вестник пришел в Вавилон и объявил все Нанару, который, опасаясь за свою жизнь, обещал выдать Парсонда. Кроме того, оправдываясь перед ангаром, он заявил, что убедит царя в том, что справедливо покарал человека, который первым нанёс ему тяжкое оскорбление: ведь он причинил бы самому Нанару гораздо большое зло, если бы царь, его повелитель, не защитил его. После этого он угощал ангара. Оба пили вино и беседовали. Когда кушанья были поданы, вошли музыкантши, сто пятьдесят женщин, среди которых был и Парсонд. Одни играли на кифарах, другие – на флейтах, третьи – на лирах, но среди всех особенно выделялся красотой и искусством Парсонд, которого тоже принимали за женщину. Когда они насытились, Нанар спросил у ангара, кто из женщин, по его мнению, превосходит всех прекрасной внешностью и искусством игры. Тот сразу отвечал, что "эта", и указал на Парсонда. Нанар, захлопав в ладоши, долго смеялся и сказал: "Так не хочешь ли ты отдохнуть эту ночь с нею?" – "Конечно!" – ответил ангар. – "А я тебе не дам!" – воскликнул Нанар. – "Зачем же ты меня спрашиваешь?" – сказал приезжий. И Нанар, немного помедлив, ответил: "Это и есть Парсонд, за которым ты явился!" А когда тот не поверил, он поклялся. Тогда ангар скакал: "Удивляюсь, почему мужественный человек остался жить, превращенный в женщину, и не лишил жизни самого себя, если не мог сделать этого с другими. Как воспримет это повелитель царь, когда услышит?". А Нанар сказал: "Я легко докажу ему, что ни в чем не нарушил справедливости". Поговорив так, они отправились спать. На следующее утро вавилонянин, посадив Парсонда в повозку, отправил его вместе с ангаром. Когда они прибыли в Сузы, где находился царь, ангар показал ему этого человека. Артей долгое время был в недоумении, а потом, увидев вместо мужчины женщину, сказал: "Несчастный, как мог ты вынести, чтобы тебя так опозорили, и не умереть раньше?" А Парсонд ответил: "Говорят, повелитель, что судьба сильнее даже богов. Я же вытерпел все это и остался жить среди таких мук прежде всего затем, чтобы вновь увидеться с тобой, и потом, чтобы видеть, как Нанар будет тобой наказан; а если бы я умер, мне это не удалось бы. Тик не отнимай у меня исполнения второй моей надежды, повелитель, и покарай за меня дурного человека!". Артей обещал сделать это, как только прибудет в Вавилон.

Вскоре Парсонд вновь обрел свой естественный вид мужчины, а царь явился в Вавилон. Каждый день Парсонд громко взывал к нему, чтобы он наказал Нанара. Но тот пришёл к царю и заявил, что поступил справедливо. "Этот человек, не испытав ничего дурного, стал первым клеветать тебе на меня, – сказал он, – чтобы ты убил меня и дал ему власть над Вавилоном". Но Артей нашел требование Парсонда более справедливым: "Нужно было не самому судить и не отыскивать такого наказания, а предоставить решить мне. Тебе же я через десять дней объявлю, наконец, приговор, которого ты заслуживаешь". Нанар страшно испугался и прибег к Митраферну, самому влиятельному из евнухов. Он обещал дать Митраферну, если тот выпросит ему у Артея жизнь и власть над Вавилоном, десять талантов золота, десять золотых и двести серебряных чаш, а Парсонду – сто талантов серебряной монетой и драгоценные одежды; царю же он посулил сто талантов золота, сто золотых и триста серебряных чаш, тысячу талантов серебряной монетой, бесчисленное множество одежд и много других прекрасных даров. Евнух, пользующийся самым большим почетом, отправился к царю и после многочисленных просьб сказал, что Нанар не заслуживает смерти: ведь он не убил Парсонда, а лишь ответил оскорблением на ужасное оскорбление. "Даже если он заслужил бы смертную казнь, повелитель, – говорил Митраферн, – окажи мне эту милость, дай право просить за него! Он даст тебе, своему повелителю, много золота и серебра, а Парсонду в виде пени за содеянное выплатит сто талантов серебра". Царь поддался на эти убеждения и послал, наконец, своё решение Нанару. Тот преклонил перед ним колена, а Парсонд, покачав головой, сказал: "Будь проклят тот, кто первый открыл золото на погибель человеческого рода: из-за него я сделался посмешищем этого вавилонянина". Евнух, узнав, как он тяжело все это переживает, сказал ему: "Перестань гневаться, добрый человек, послушайся меня и стань другом Нанару: ведь этого хочет повелитель!". И Парсонд стал поджидать удобный случай, чтобы отплатить, если сможет, евнуху и Нанару; он нашел такой случай и отплатил. (Смотри "О действиях полководцев").

14 (5; 12)

Exc. De virt., I, p. 335, 20: Это было после убийства Мармарея, царя саков; Стриангей был давно уже охвачен тайной любовью к Заринее, так же, как и она к нему. Когда он оказался близ города Роксанаки, где у саков находился царский дворец, Заринея встретила его; глядя на него с большой радостью, она взяла его за руку и поцеловала на глазах у всех, а потом перешла на его колесницу, и они, беседуя, прибыли в царский дворец. Заринея приняла с большим блеском и следовавшее за ним войско. После этого Стриангей удалился в свои покои, стеная от любви к Заринее. Не в силах выносить это, он всё сообщил самому доверенному из евнухов, сопровождавших его. Тот, ободряя его, стал советовать ему отбросить излишнюю робость и сказать все самой Заринее. И Стриангей, послушавшись, вскочил и отправился к ней. Когда она очень радостно его приняла, он, после долгих промедлений и стонов, изменившись в лице, всё же решился и сказал ей, что он от сильной любви сгорает страстью к ней. Она же очень мягко отвергла его, сказав, что это было бы постыдно и пагубно для нее, а для него ещё намного пагубнее и позорнее, потому что он женат на Рэтее, дочери Астибара, которая, как она слышала, красивее и её самой, и многих других женщин. А ему нужно проявлять мужество не только с врагами, но и тогда, когда нечто подобное западает ему в душу. И не следует ради краткого наслаждения, которое он может получить и от наложниц, мучиться длительное время, если об этом узнает Рэтея. Потому, сказала она, пусть он оставит это и просит о чем-нибудь другом: ни в чем он не встретит с ее стороны отказа. Когда она все это сказала, он долго молчал, потом простился с ней и ушел; впав в еще большее отчаяние, он стал жаловаться евнуху. Наконец, исписав табличку, он взял с него клятву, что, когда он сам покончит с собой, евнух отдаст табличку Заринее, ничего не сказав ей заранее. А написано было: "Стриангей говорит Заринее вот что: "Я спас тебя и создал то счастливое положение, в котором ты пребываешь теперь. Ты же меня убила и сделала самым ненужным из всех. Если ты поступила справедливо, то пусть достигнешь ты всяких благ и будешь счастлива. Если же несправедливо, – пусть и ты испытаешь те же страдания, что я: ведь это ты побудила меня стать таким"!". Написав это, он положил табличку под изголовье и, мужественно удаляясь в аид, потребовал меч. Евнух же... 4.

15 (6; 13)

Etym. M., p. 180,5 42: Ахемен – герой, по имени которого персы называются Ахеменидами. Он был сыном Персея; назван был так потому, что его предок был из Ахеи. Так пишет Николай во второй книге "Истории".

(Фрагм. 91?)




Книга 3

16 (7; 14)

Exc. De insid., p. 6, 17: Сыновей Амфиона и Зета Антиопа родила прямо на дороге, а затем подкинула. После того как Лик был свергнут с престола, а царем над кадмейцами стал Лаий, Зет и Амфион не раз хаживали с Киферона в Фивы к Лику и к своей матери. Они знали ее и знали, что она терпит, но наедине поговорить с ней они не могли, потому что обыкновенно она содержалась взаперти по приказанию Дарки. Но когда царем был уже Лаий, Антиопа стала ходить за водой в сад Лика, а Зет и Амфион пришли туда же. Их мучила жажда, и мать дала им ведро воды напиться. Она сразу узнала своих сыновей и, так как они были одни, начала жаловаться на свои горести; обняв их, она стала умолять, чтобы они избавили свою мать от страданий. Она открыла им, что терпит все это из-за их появления на свет. Узнав все, они вознегодовали за обиду матери, тотчас убили Лика, а Дирку, побив камнями, бросили в реку, которая зовется Дирка в память о ее гибели. Лаий простил им это и отдал дом Лика и Никтея в вознаграждение за те несправедливости, которые им пришлось протерпеть. Так они освободили свою мать.

17 (8; 15)

De insid., p. 7,1: У царя Лаия, женатого на Эпикасте, не было детей. Поэтому он отправился в Дельфы за прорицанием. Бог изрек ему, что он родит сына, который, убив отца, женится на матери. Спустя некоторое время после этого предсказания у Лаия родился сын, которого он сразу приказал отнести на Киферон, чтобы он там погиб. Но его подобрали пастухи Полиба (говорят, он был сыном Гермеса) и отнесли к своему господину. Полиб принял его, воспитал как своего родного сына и назвал Эдипом, потому что ноги его распухли от тугих пеленок. Прошло время. Эдип возмужал. Однажды он прибыл в Орхомен, город Беотии, на поиски лошадей, и как-то случилось, что с ним встретился Лаий, направлявшийся вместе с женой своей Эпикастой паломником в Дельфы. Вестник, который был с ними, вышел вперед и приказал Эдипу уступить дорогу царю. Но высокомерный Эдип, ударив вестника мечом, убил поспешавшего ему на помощь Лаия, но жену царя он не тронул. После этого он бросился бежать вверх по горе и скрылся в лесу. Немного времени спустя подоспели слуги, и Эпикаста с их помощью стала разыскивать убийцу Лаия. Не найдя его, она похоронила Лаия и вестника здесь же на горе Лафистий, где они скончались, а сама возвратилась в Фивы. Эдип же из Орхомена вернулся в Коринф к Полибу, передал ему мулов Лаия (которых он угнал), и постоянно6 жил с ним, как и прежде считая Полиба отцом.

18 (9; 16)

Exc. De virt., I, p. 336. 25: ...7 или Беллерофонт, или чудовище погибло бы. Но Беллерофонт убивает Химеру и освобождает Ликию от страха. Амфианакт, восхищенный его доблестью, отдает ему дочь и царство. А впоследствии, когда Сфенебея повесилась, стала для всех очевидна ее греховная страсть к Беллерофонту и его невиновность. И даже Прет был готов дать ему удовлетворение.

19 (10; 17)

Exc. De insid., p. 7, 24: При Персее случилось следующее. Тантал, сын Тмола, по имени которого называется гора Тмол в Лидии, вел войну с троянцем Илом, царем фригийцев. Разбитый в сражении, Тантал собрался покинуть свою страну и переселиться на Пелопоннес, но из-за своего преклонного возраста остался в Лидии, а туда послал с войском сына своего Пелопа. Взяв с собой большие богатства, он вместе с сестрой своей Ниобой окончательно покинул Лидию, отплыв из Сипила. Ниобу он отдал в жены фиванцу Амфиону, а сам отправился на Пелопоннес в Пису, где царствовал Эномай, имевший дочь Гипподамию, к которой многие сватались, в том числе и Миртил, сын Гиперохида, родственник Эномая. Одержимый страстью к своей дочери, Эномай никому не хотел обещать ее в жены, а она, отвергая отца, избегала его. Так как Пелоп пришел в Пису с большим войском, Эномай послал к нему Миртила узнать, зачем он явился, ожидая, что Пелоп будет свататься к его дочери. Но Пелоп ответил Миртилу, что пришел с намерением поселиться в этой стране. Миртил возразил, что нелегко это сделать без согласия Эномая, тем не менее он готов помочь Пелопу, если тот пообещает, одолев Эномая, отдать его дочь в жены Миртилу. Пелоп дал обещание и поклялся его выполнить. После этого Миртил пришел к Эномаю и рассказал о замыслах Пелопа. Тогда Эномай, вооружившись сам и собрав войско, приготовился к сражению, чтобы выгнать Пелопа из страны. Пелоп выступил навстречу ему со своими людьми. Когда завязался бой, Миртил, сражаясь вместе с царем на его боевой колеснице, ударил мечом Эномая, сбросил его и перешел на сторону Пелопа. С гибелью Эномая войско его рассеялось, и воины разбежались кто куда. Пелоп, спокойно вступив в Пису, овладел ею и всем царством Эномая. Впоследствии, желая жениться на Гипподамии, он привел Миртила к морю и утопил. Тем самым он сделал приятное Гипподамии, так как она хотела отомстить убийце своего отца. А потом Пелоп женился на Гипподамии.

20 (11; 18)

Exc. De virt., I, p. 337, 4: Аргонавты, плывя к колхам, остановились на Лемносе, в то время населенном женщинами, которыми правила Гипсипила. (Мужчин у них не было, женщины убили их из ревности за то, что те, покинув их, сошлись с фракиянками)8. Гипсипила завела речь с Ясоном и, одарив его, уговорила вступить с ней в связь и убедить аргонавтов сойтись с остальными лемниянками, чтобы те родили от них детей. Он согласился, и аргонавты сошлись с лемниянками, а Гипсипила родила сына Эвнея. Пробыв на острове немного времени, аргонавты уплыли.

21 (12; 19)

Exc. De insid., p. 8, 25: Пиас воспылал страстью к своей дочери Лариссе и совершил над ней насилие. Тяжко страдая от его страсти, она привлекла на свою сторону нескольких рабов и убила отца, ударив его по голове, когда он наклонился над пифосом с вином.

22 (13; 20)

Exc. De virt., I, p. 337, 13: Геракла после его брака свела с ума или разгоряченная желчь или какая-то другая причина. Впав в неистовство, он убивает двоих детей Ификла (ведь старшего сына, Иолая, отец успел отнять). Геракл убивает также сыновей Мегары. Младшего из них, грудного младенца, он силою оторвал от матери и чуть не убил Мегару, не выпускавшую ребенка из рук. Ее спас подоспевший Ификл. Немного времени спустя Геракл пришел в себя, опомнился и, скорбя о случившемся несчастье, решил покинуть Фивы. Ификл и Ликимний предложили ему покинуть город, как велит закон, а через год, очистившись таким образом от преступления, возвратиться в Фивы и жить там. Так как они не смогли его убедить, то отправились вместе с ним. И Мегара сама присоединилась к ним с согласия своего отца Креонта, хотя мать ее и была против. Эврисфей, сын Сфенела, внук Персея, узнав о случившемся с Гераклом, позвал его в Тиринф. Он же помнил о предсказании отцу своему Амфитриону, что сын его будет вынужден повиноваться Эврисфею, а потом приобретет большую славу. Так как кроме того Ликимний и Алкмена во имя родственных связей стали уговаривать его согласиться, то он вместе со всеми отправился в Тиринф. И когда они прибыли туда, Эврисфей быстро стал другом Ликимнию и Ификлу, а к Гераклу относился с подозрением, никак не допуская его в число своих близких, но заставляя его выполнять то, что мы называем "подвигами Геракла". И он повиновался, помня о предсказании. (Смотри "О подвигах").

23 (14; 21)

Exc. De virt., I, p. 338, 9: Скамандр с помощью Самона подчинил себе жителей Троады и стал первым царем троянцев. После того как Самон пал в сражении, Скамандр отправил жену его Даду, мать маленьких детей, в Полион в сопровождении вестника, чтобы она там вышла замуж за кого хочет. В пути вестник обесчестил ее, совершив над ней насилие. Она заколола себя мечом мужа. Критяне, узнав об этом, вестника побили камнями, а местность эта с тех пор стала называться местом бесстыдства9.

(Фрагм. 92-93?)




Книги 4 – 5

24 (15; 22)

Steph. Byz.10, Tovrrhbo": город Лидии. Название получил от Торреба, сына Атия. По народному – Торребии, а в женском роде – Торребида. В Торребиде есть гора, называемая Карийская, и там – храм Кария. Карий же – сын Зевса11 и Торребии, как говорит Николай в четвёртой книге. Он блуждал вокруг одного озера, названного в честь его Торребийским, и услышал пение нимф, которых лидийцы зовут Музами. От них он научился музыке, сам обучил ей лидийцев, и песни поэтому назывались Торребиями.

25 (16; 24)

Exc. De virt., I, p. 338, 17: Мокс Лидийский, сделавший много хорошего, свергнул тиранию Мелы. Согласно обету он предписал лидийцам отдавать богам десятину. Они повиновались и, производя учет своему имуществу, отделяли от всего десятину и посвящали богам. После этого Лидию постигла сильная засуха, и люди обращались к оракулу. Много военных походов, говорят, предпринял Мокс, и слава о его храбрости и справедливости была у лидийцев величайшей. Совершив эти походы, он снова отправился против Краба и после длительной осады взял его и разрушил, а людей, так как они не признавали богов, отвел к ближайшему озеру и утопил.

26 (17; 25)

Steph. Byz., Nhvraboz: город Сирии. Николай, четвертая книга

27 (18; 26)

Steph. Byz., jAscavlwn: город Сирии близ Иудеи. Ксанф в четвертой книге "Истории Лидии" говорит, что Тантал и Аскал были сыновьями Гименея. Когда Акиам, царь Лидии, выбрал Аскала полководцем в походе на Сирию, тот страстно полюбил там девушку и основал город Аскалон, который назвал так в свою честь. То же самое пишет Николай в четвертой книге "Истории".

28 (19; 30)

Josephus, Ant. Jud.12, I, 7, 2: Николай Дамасский в четвёртой книге "Истории" говорит так: "Авраам царствовал в Дамаске, но был пришельцем, явившимся вместе с войском из земли, лежащей за Вавилоном и именуемой землею халдеев. Спустя немного времени он ушёл из этой страны и переселился со своим народом в землю, которую тогда называли Ханааном, а теперь Иудеей. Потомки его были многочисленны, но то, что о них рассказывают, я изложу в другой книге. А имя Авраама ещё и теперь известно в Дамаске. Показывают и деревню, которая по его имени называется "Жилищем Авраама"".

29 (20; 31)

Joseph., Ant. Jud., VII, 5, 2: Этого царя13 упоминает и Николай в четвертой книге "Истории", говоря следующее: "Спустя много времени после этого, один из туземцев, по имени Адад, приобрел большое могущество и стал царем Дамаска и всей остальной Сирии, кроме Финикии. Он пошел войной против Давида, царя Иудеи, и успешно сразился с ним во многих битвах; в последней же, произошедшей возле Евфрата, он был побежден, но показал себя лучшим из царей по силе и мужеству". Кроме того, он рассказывает и о потомках Адада, которые после его кончины один за другим получали его царство и имя; вот что он говорит: "После смерти Адада царствовало десять поколений его потомков, каждый из которых получал от отца вместе с его державой и его имя, как Птолемеи в Египте. Самый могущественный из них, третий, желая искупить поражение своего прадеда, предпринял поход на Иудею и разорил область, которая теперь называется Самаритидой". Он не нарушает здесь истины: эта тот Адад, который предпринял поход на Самаритиду в то время, как над израилитами царствовал Ахав, о котором мы скажем в своем месте.

30 (21; 27)

Exc. De virt., I, p. 339, 1: Дочь царя Салмонея влюбилась в отца и в отчаянии покончила с собой, не познав брака. Отец постановил ежегодно справлять в ее честь праздник.

31 (22; 28)

Exc. De virt., I, p. 339, 5: Камблит, царь Лидии, был, как говорят, до того прожорлив, что съел свою жену, когда та совершала жертвоприношение. Сам же он думал, что его испортили ядами; когда дело приобрело широкую известность, он стал, держа меч, посреди полной народом площади и сказал: "О Зевс, если то, что мною совершено, я совершил сам по себе, то пусть я сям себя и накажу. Если же меня погубили ядом, то пусть пострадают отравители". Так он сказал и на глазах у всех заколол себя. Одни издевались над ним за обжорство, другие жалели, считая, что от ядов он повредился в уме. Полагали, что это сделал из вражды к нему Ярдан.

32 (23; 32)

Const. Porph., De them., II, 614: Пелопоннес имеет три названия, как пишет Николай Дамасский в четвертой книге "Истории". "Итак, самыми сильными тогда были Пелопиды, и Пелопоннес повиновался им, называясь по их имени, сменив до того три названия. Ведь при Аписе, сыне Форонея, он назывался Апией, при Пеласге, исконном жителе полуострова, – Пеласгией, при Аргосе – по его имени Аргосом, а в царствование Пелопа, победившего Эномая, Пелопоннес законно получил его имя".

33 (24; 33)

Exc. De virt., I, p. 339, 16: Кажется, в древности род Амифаонидов был у эллинов самым разумным. Об этом и Гесиод говорит в таких стихах15:

Силу могучую дал Олимпиец-Зевс Эакиду,
Амифаонидам ум даровал, а богатство – Атридам.

34 (25; 34)

Exc. De insid., p. 8, 29: Эгисф, убив царя Агамемнона по совету супруги его Клитемнестры, собирался умертвить и Ореста, сына Агамемнона. Но его спас Талфибий, похитив и отправив в Фокиду к Строфию. Спустя десять лет Орест вернулся обратно в сопровождении Пилада, сына Строфия, убил Эгисфа и свою мать и стал царем над микенцами. Но вскоре он, отягощенный тяжелым преступлением, был изгнан друзьями Эгисфа или (как гласит общераспространенное мнение) Эринниями. По приказанию бога он пришел в Афины и был очищен от преступления судом на холме Ареса. Это было четвертое дело об убийстве, которое разбиралось в Афинах.

35 (26; 29)

Steph. Byz., Ascaniva: троянский город. Николай, четвертая книга: "Скамандрий, сын Гектора и Андромахи, с Иды и из Даскилия и так называемой Аскании, которую основал Асканий, сын Энея"16.

36 (27; 35)

Steph. Byz., Karniva: город Ионии. Николай, четвертая книга.

37 (28; 36)

Exc. De virt., I, p. 339, 21: Гераклиды оставили неразделенной амиклейскую землю, предназначив ее с общего согласия для предателя Филонома. Но он, стыдясь своего предательства, не появлялся нигде, и Гераклиды разделили ее между собой. Впоследствии, когда Филоном вернулся с Лемноса вместе с людьми, которых привел, обещав им одинаковые с собою права, они опять отдали ему эту землю. Поделив ее между пришедшими, он стал жить вместе с ними, царствуя над амиклейцами.

38 (29; 37)

Steph. Byz., Qovrnax: гора Лаконики. Николай, четвертая книга.

39 (30; 38)

Exc. De insid., p. 9, 5: Темен был погублен своими детьми по следующей причине. Было у него четыре сына: Кис, Фалк, Керин, Агай и дочь по имени Гирнето. Он отдал ее в жены Деифонту, который был сыном Антимаха, внуком Фрасианора, правнуком Ктесиппа и праправнуком Геракла. И вот Темен, любя дочь и зятя намного больше, чем своих сыновей, постоянно прибегал к их советам во всех делах. Сыновья же, тяжело переживая это, разыскали преступных людей и уговорили их за плату убить Темена. Агай, младший, не участвовал в их замысле. Они напали на Темена, когда он мылся на пустынном берегу реки, ранили его, но, испугавшись шума, бросили еще живого и обратились в бегство. Перенесенный к войску, он умирает, не зная своих убийц, оставив царство Гирнето и Деифонту и сообщив известные ему пророчества о войне. Потом, когда был найден убийца, отрылось все, что было задумано сообщниками Киса. Все они были изгнаны из царства по обвинению17 в убийстве Темена.

Поэтому стали царствовать Деифонт и Гирнето. Им были известны пророчества, которые сулили изгнанным надежду на возвращение. Сыновья Темена отрицали свое участие в убийстве и не собирались, следовательно, спокойно отказаться от власти. Поэтому Деифонт прежде всего тайно подослал послов к трезенцам, асинейцам, гермионцам и вообще ко всем жившим там дриопам и отвлек их от союза с аргосцами, тем более что они и сами этого хотели, боясь, что со временем дорийцы прогонят и их, и аргосцев.

40 (31; 39)

Exc. De insid., p. 9, 28: Кресфонт царствовал над всеми мессенцами. После того как он разделил землю между пятью18, которым остальные платили дань, он раскаялся, что поделил ее поровну (между местными жителями и дорийцами). Передумав, он пытался изменить это, говоря для видимости то, что говорили лакедемонцы, а именно, что несправедливо местным жителям пользоваться одинаковыми правами с дорийцами. В конце концов он оказался во вражде и с теми, и с другими. Дорийцы были тогда недовольны тем, что Кресфонт, действуя насилием, не стал соблюдать19 равенства прав20, да и раньше были злы на него за то, что он без их согласия столковался с туземцами и дал им равные права с дорийцами. Но больше всего опасались изменений туземцы. Они ре