Реферат: Пленарные заседания открытие конгресса

ПЛЕНАРНЫЕ ЗАСЕДАНИЯ


ОТКРЫТИЕ КОНГРЕССА


ТИШКОВ Валерий Александрович

академик РАН, проф., директор Института этнологии и антропологии

им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН (Москва)


ТРИ КАРТЫ: ФИЗИЧЕСКАЯ,

АДМИНИСТРАТИВНО-ГОСУДАРСТВЕННАЯ И ЭТНИЧЕСКАЯ


«Граница – это и есть единый критерий

для всех идентичностей современного мира,

пребывающего в состоянии постоянного становления»

(Алешандро Мело. Трансокеанский экспресс // Художественный журнал. 1997. № 16. С. 12)


Поскольку заглавная тема нашего конгресса – культура границ и границы в культуре, то мой первоначальный замысел состоял в том, чтобы рассмотреть взаимодействие трех реальных феноменов нашей жизни: природно-географической среды, государственно-политических образований и этнической мозаики через призму этих понятий и через понимание пространства как такового. В этой связи выскажу тривиальную мысль, что нет культуры вне пространства, а пространство есть всегда культурно осмысливаемая субстанция. Причем, сразу же скажу, что другие многозначные смыслы слова пространство (правовое, информационное и т.д.) нас здесь не интересуют. Мы ведем речь о географическом пространстве. Его осмысление зависит от опыта, от задачи и от ракурса, с которого постигается сама категория пространства.

Постулат о первичности пространства и в то же самое время обусловленности пространства культурой очень любят современные культургеографы. Нужно отдать должное их исследовательским достижениям последнего времени. Назову только фундаментальную книгу Дмитрия Николаевича Замятина «Культура и пространство» (2006), которая, помимо авторских выводов по проблеме моделирования географических образов, содержит обширную библиографию новейшей литературы в данной области. Им же опубликована хрестоматия по этой проблематике. В Президиуме РАН в 2009 году начата 3-летняя программа фундаментальных научных исследований по проблемам пространственного развития, координатором которой является академик А.Г. Гранберг. В программе есть проект по историко-культурным образам российских регионов, особенно применительно к многоэтничным регионам (Северный Кавказ и Поволжье). Этот доклад я рассматриваю как одно из первых приближений к теме с точки зрения социально-культурной антропологии и этнологии.

Пространство понимаемая как территория было и остается ключевым компонентом в этнологии. Территориализация этничности (определение ареалов расселения этнических общностей, наделение их политико-административным статусом через «свою национальную государственность», индоктринация по поводу этнотерриториальной идентичности) было одним из наиболее увлекательных занятий отечественной этнологии на протяжении длительного времени. Поэтому еще одна работа также послужила толчком для моих сегодняшних размышлений, хотя она отстоит от нас более чем на полвека. Это книга Павла Ивановича Кушнера (Кнышева) «Этнические территории и этнические границы» (1951). Попробуем выстроить диалог между казалось бы далеко разошедшимися взглядами советских этнографов глухого сталинского времени и современных культургеографов и антропологов.

^ Природные границы-рубежи и теория естественных границ
В науке долгой время существовала теория, которая исходила из «естественности» наций, прирожденности национальных особенностей народов, зависимости их психического склада от условий мест обитания. У Э. Реклю и Демолена, а позднее – у Ф. Ратцеля было много последователей, доживших до сегодняшнего дня. Их установкой было доказать теснейшую связь этнических рубежей с рельефом и природными условиями местности. Не избежали этого искушения некоторые корифеи отечественной историографии, как, например, В.М. Соловьев и В.О. Ключевский, не говоря уже о давних и нынешних философах и психологах, а тем более – о геополитиках, одержимых глобальными конструкциями и онтологическим взглядом на историю и культуру.

Географы не противились такой жесткой связке географии и культуры. Тем более что этнография как наука долгое время развивалась в рамках той же самой географии. Однако сомнения по поводу принятия каких-либо естественных рубежей за подлинную границу любой национальности проявились довольно рано. Еще в 1866 г. этностатистик Р. Бэк писал следующее: «Если бы кто-либо захотел подразделять народы в зависимости от того, населяют ли они горы или долины, континентальные или приморские местности, и их нравы и обычаи определил бы как континентальные или приморские, горные или долинные, или подразделил бы их сообразно климату, то ему не удалось бы сделать это, ибо крайне трудно найти народ, который занимал бы пространство в пределах таких точно очерченных естественных границ» (Цит. по Кушнеру, с. 21). Спустя 20 лет С.А. Арутюнов и Н.Н.Ч ебоксаров, а затем – Ю.В. Бромлей, повторили этот тезис. «Таким образом, выступив как непременное условие формирования этноса, целостность территории не является строго обязательным фактором сохранения общих характерных черт всех частей этноса», - писал Ю.В. Бромлей (Современные этнические процессы в СССР. 1977. С. 11).

С позиций современного знания мы можем задать вопрос: а была ли непременным условием формирования этноса так называемая «целостность территории» и что это означает? Если внимательно прочитать это высказывание, то оно означает наличие не просто одного единственного местоположения для так называемого этногенеза, но и наличие этого местоположения только для конкретного этногенеза и ничьего более. Теоретики этноса и этногенеза не допускают нескольких местоположений для оформления единой групповой идентификации или оформление нескольких этнических (культурно различных) идентификаций в одном местоположении. И в этом для меня есть вопрос, который требует обсуждения, ибо «территория этногенеза» на сегодняшний день остается самым мощным аргументом в пользу объявления той или иной территорией как этнической территории. Этот аргумент в ряде случаев обладает даже большим воздействием, чем сегодняшняя демографическая ситуация, которую можно объявить как искусственной созданную или же она является действительно таковой в силу прямого или косвенного принуждения.

Этническая территория (или граница) чаще всего становится аргументом в территориальных спорах между государствами или внутригосударственными образованиями, а также между представителями разных этнических общин. Этот вопрос был чрезвычайно актуален как после второй мировой войны, так и после распада СССР и Югославии. Точнее, он становится актуальным всегда, когда политики начинают делить между собой территорию, ибо они есть прежде всего территориальные образования в отличие от других сообществ (этнических, конфессиональных, деловых, информационных и т.п.). В марте 1945 г. в Институте этнографии АН СССР состоялась закрытая от публики защита кандидатской диссертации П.И. Кушнера по проблеме «Западная часть литовской этнографической территории». На ней диссертант сформулировал проблема такими словами: «каким путем следует устанавливать этнический состав населения спорных территорий и что важнее при определении этнического характера территории – заселенность ее в настоящее время определенным народом или т.н. исторические права другого народа на эту территорию» (Цит. по С.Алымов. П.И.Кушнер и развитие советской этнографии в 1920-1959-е годы. М., 2006. С. 144).

Кушнер подверг критике «мажоритарный» метод, который отталкивается от существующего этнического большинства и предлагает при решении территориальных споров учитывать фактор «туземного» населения, которое имеет на определенную территорию «исторические права» на том основании, что данный народ сформировался на ней и связан с нею «длительным, многовековым пребыванием». Вот какой ответ был дан советской этнографией того времени на этот до сих пор злободневный вопрос мировой науки и политики: «Длительное, многовековое пребывание народа в определенной местности отражается на его экономике, обычаях, психическом складе, т.е сказывается на его материальной и духовной культуре. Но, с другой стороны, и территория меняет свой внешний облик, подвергаясь культурному воздействию населения. Воздвигаемые населением постройки, дорожные сооружения, наконец, методы обработки земли, культурные насаждения и пр. придают всей местности определенный этнический колорит… Можно было бы дать такое определение этнографической территории: это – область, на которой данный народ развился, на которой он обитает (или обитал до недавнего времени) и с которой он длительно и непрерывно связан своей творческой культурной деятельностью» (П.И.Кушнер. К методологии определения этнографических территорий // СЭ. 1946. № 1. С. 14).

^ Основы современной территориальности.

В чем проблема с самим понятием «этническая территория»? Если рассуждать с точки зрения зарождения и раннего формирования той или иной культурной традиции, то даже в пределах одной яичной скорлупы могут сформироваться два жизнеспособных цыпленка, то почему для формирования этноса нужна никем другим не занятая или не используемая территория? Где и в какие времена в таком случае находилась «целостная территория», когда формировался русский или татарский этносы? Во всяком случае, Киев и в Новгород такими местами никогда не были, как ими не были Казань или древний Булгар. Подобный вопрос можно задать не только по русским и татарам, но и по всем другим народам, не говоря уже о тех, кто сформировал свою отличительность и самосознание уже в поздние времена европейской колонизации других регионов мира.

Конечно, география, прежде всего ландшафтные и климатические условия, играли важную роль при первичных заселениях и освоении территорий Земли носителями разных культурных традиций. Более того, сами эти культуры складывались или видоизменялись под воздействием естественной среды. Но нам почти неизвестны современные народы, которые бы не мигрировали в пространстве или которые не размещались бы на уже обжитых землях. Собственно говоря, категория «подлинных» автохтонов сегодня представляет собой крайне малочисленную часть населения Земли, и это население известно как «индигенные» (аборигенные) народы, обладающие некоторыми специфическими правами, национальными и международными защитными механизмами. В России эта категория населения определена законом как «коренные малочисленные народы». Их численность составляет около четверти миллиона, но она растет, как и растет число претендентов попасть в этот утверждаемый правительством список. В российском законодательстве присутствует формула «территория традиционного природопользования», но она означает категорию публичного, а не имущественного права, хотя аборигенные общины хотели бы заменить слово «территория» на слово «земля» и объявить о своем исконном праве на владение

Таким образом, исторический, археологический и лингвистический материалы свидетельствуют о том, что все народы сложились из разнородных племенных групп, что они есть результат миграционных перемещений и популяционных контактов, включая физическое и культурное смешение. Уже по этой первопричине «влияние географической среды на человека не может считаться определяющим фактором развития общества и основой изменений форм этнической общности» (П.И.Кушнер. Этнические территории… С. 21). В конечном итоге, как суммировал эту «теорию этнических границ» автор монографии о Кушнере молодой исследователь Сергей Алымов, этнические границы (по крайней мере, в Европе) являются переходными зонами, заселенными представителями нескольких национальностей и смешанных переходных групп. Поэтому само слово граница можно применять к этим зонам достаточно условно. Размытая и прерывистая этническая граница имеет мало общего с четкими линиями естественных и политических границ. Ее конфигурация неустойчива, постоянно меняется и зависит от характера взаимодействия граничащих народов, процессов колонизации, ассимиляции, политики государств и т.д. (С.С.Алымов. Указ соч. С. 152). Поскольку этнические границы чаще всего представляют собой районы со сложным этническим составом, основной задачей является определить, как считает Кушнер, «действительный национальный состав населения данной местности и его географическое размещение». Эта процедура достигается не только «субъективным» методом прямого вопроса об этнической принадлежности индивида, но и «объективным» методом через косвенное установление национальности по ряду признаков. Этот метод называется «реалистическим», так как национальность выявляется «по реально существующим этническим особенностям» (П.И. Кушнер. Этнические территории... С. 42).

С .Алымов считает, что в теории этнической территории и этнической границы не было никакой заданности, и все эти разработки никак не были связаны с советской внешней политикой и послевоенными территориальными приобретениями. На самом же деле аргументы советских этнографов того времени были связаны с вопросами послевоенного устройства в Европе и, в частности, с передачей территории Калиниградской области Советскому Союзу, а руководимый Кушнером Отдел картографии был секретным подразделением института, куда не могли заходить даже сотрудники института. Что же касается идеологической подоплеки, то аргументы давнего заселения этих земель славяно-балтскими племенами активно использовались советскими государственными деятелями и пропагандой. Точно также сегодня эти же аргументы используются казахскими, украинскими, прибалтийскими националистами для обоснования территориальных границ бывших советских союзных республик или даже для территориальных претензий. Аналогичные мотивы можно встретить и в риторике крайних националистов в самой России.

Опыт мировой политики и современный взгляд на этничность не позволяют выстроить некую рациональность в соотнесении последней с государственными и даже внутренними административными границами. Теория Кушнера и территориальные постулаты в области этничности заводят политику в тупик и содержат большой конфликтогенный потенциал. Но тогда как соотносятся естественные рубежи и государственные границы с этническими ареалами в истории и в современности?

Связь между тремя картами существует, но скорее как конфликтная проблема, а не как гармония. Что касается природной среды, то она оказывает влияние на формирование культуры и на развитие общества, хотя и не является определяющей. Достаточно привести пример, что столь значимые природные рубежи, как, например, реки и горы, почти нигде не служат тем, что называется этнической границей. Реки Волга и Урал хорошо это демонстрируют. Уральские горы и Кавказский горный массив также являются зонами богатой этнической мозаики. Даже на кавказском высокогорье от первичных ущельных культурных комплексов, которые могли оформиться давно и без явных внешних взаимодействий, сегодня мало что осталось. Скорее остались ментально-образные конструкции, как, например, нынешнее деление чеченцев на горных и равнинных.

Что же касается морской береговой линии и берегов больших островов, то их, как правило, также населяют представители разных этнических сообществ. Берега Каспийского моря, поделенные между пятью государствами, могут быть тому убедительным примером. А тем более Средиземноморье, где само море с его островами представляет собой не разъединяющую, а стягивающие культуры конструкцию. Тем не менее, мы находим примеры, когда этническая граница проходит по естественным рубежам. Реки Амур, Дунай в его нижнем течении, Одер и Западная Нейсе разделяют довольно определенно такие народы, как китайцы и русские, болгары и румыны, поляки и немцы. Но вся хитрость в том, что эти естественные рубежи служат линиями государственных границ, и это уже административные барьеры, сопровождавшиеся даже насильственными переселениями (например, немцев с правого берега Одера и Нейсе) сформировали этнические границы, а не сама по себе водная артерия. Как писал Кушнер, «только в отдельных и весьма редких случаях стремление государства укрепить свои границы путем доведения их до стратегически важных естественных рубежей, а также подтянуть к этим рубежам границы этнических массивов основных национальностей, осуществилось в полной мере» (Там же. С. 23).

Наш вывод состоит в том, что государственные границы устанавливаются и удерживаются в результате двух основополагающих обстоятельств: воленавязывания и волеизъявления, а также политических договоренностей и международных норм и соглашений. Везде и всегда действует принцип или силы, или самоопределения территориального сообщества – демоса. Этнический фактор является не главным, хотя именно он чаще всего выходит на переднюю линию аргументации и служит инструментом политической и даже военной мобилизации.

^ Геоисторические образы и идентичность
О роли административно-государственных границ будет сказано ниже. Но с географией еще есть, в чем разбираться. Благодаря французской исторической школе Анналов было положено начало так называемым геоисторическим исследованиям, в центре которых образы географического пространства, которые создаются людьми и на которые природная среда реагирует в соответствии с этими образами. Поэтому в духе этой школы правильнее говорить не о географическом детерминизме, а о географическом поссибилизме, когда географическая среда предоставляет человеческим сообществам возможности для действий и развития. В классическом труде Ф. Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» (1949) среда этого региона и его границы представлены, по словам Замятина, как «упругий, пульсирующий, дышащий образ, захватывающий и отдающий обратно Атлантику, Центральную Азию, Восточную Европу, Русь. Средиземное море постоянно мигрирует как историко-географический образ, восприятию чего способствует и картографическая игра с наложением средиземноморских контуров на другие географические регионы» (Д.Н. Замятин. Культура и пространство. Моделирование географических образов. М., 2006. С.31).

Именно Бродель заметил, что Средиземное море в эпоху античности и средневековья воспринималось как море восточное, афро-азиатское, языческое и даже исламское. Европа «узнала» Средиземноморье и «уменьшила» его образ в физическом отношении (уже как часть самой Европы) только в эпоху Великих географических открытий, когда открылись новые трансокеанские пространственные коридоры для жителей континента (Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Часть 1. Роль среды. М., 2002. С. 258, 300-304).

В наше время также создаются мощные образы различных регионов, стран и континентов. Эта работа с большими пространствами позволяет расширить привычные восприятия тех или иных регионов, включить их образы в более крупные образные системы. По поводу России в последнее время было создано много новых трудов, ибо возникло новое государство с точки зрения его географии и геополитической роли. В этой связи отмечу работы В.Л. Цымбурского и В.Л. Каганского (В.Л. Цымбурский. Россия – Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика. М., 2000; В.Л. Каганский. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001). С волнующими кровь выводами этих географов-философов чаще всего мне как заземленному эмпирику было трудно согласиться, но важен сам факт интенсивного обсуждения темы – образ страны в пространственно-географическом аспекте. Здесь вообще много мифологии и образных конструкций, которые выдают или узость мысли (если речь идет об ученых), или первичность эмоционального начала (если речь идет о художниках и политиках). Например, теоретик российского пространства Каганский мыслит Россию только в имперской парадигме, не допуская мысли о возможности восприятия страны в аспекте национального государства: «Делать вид, что Россия не имеет значимых имперских структур, - безответственность или невменяемость, как и прожекты превращения России в национальное государство, при том, что не существует доминирующей этнической группы, как и нет ведущей профессии или конфессии» (В.Каганский. Невменяемое пространство // Отечественные записки. 2002 № 6(7). С.15).

Столь резкое суждение основано всего лишь на плоском понимании нации и непонимании, что есть национальное государство. Но главное, из чего растут подобные суждения, это из растерянности перед российским пространством и неспособности осмыслить его как целое даже теми, кто сделал это своей профессией. Кстати, на эмоциональном уровне художники и даже российские обыватели с этим вполне справляются. Так, например, в словах нашего национального гимна С. М.Михалков один из шести куплетов посвятил географическому образу страны, и звучит этот немного абсурдный текст так: «От южных морей до полярного края / Раскинулись наши леса и поля. / Одна ты на свете! Одна ты такая - / Хранимая Богом родная земля!». Хотя южных морей у России нет, и леса с полями до полярного края никак не могут раскидываться, тем не менее, геообраз страны в тексте гимна был создан и он работает, раз его поют. Что касается обывателя, то мой покойный сосед по рязанской деревне Алтухово Иван Ефимович Ежов постоянно меня спрашивал, а «не продаст ли Ельцин Курилы японцам»: это была его территория, хотя сам он дальше города Егорьевска никуда в жизни не выезжал.

Практика использования географическо-пространственных образов используется широко и другими государствами. Причем, именно для формирования национальной идентичности (безотносительно, есть или нет в стране доминирующая этническая группа, конфессия или профессия). Приведу только один пример. В 1997 г. по заказу кабинета Тони Блэра научно-исследовательским институтом DEMOS был подготовлен доклад «Британия: создавая заново нашу идентичность». Его автор, впоследствии директор Института внешней политики Марк Леонард, предложил шесть ключевых моментов для нового имиджа страны. Среди тех из них, которые получили наиболее четкое выражение в последующей политике правительства и нашли отклик в обществе, можно выделить три:

Британия провозглашается проводником глобализации – местом, где происходит обмен товарами, информацией и идеями, мостом между Европой и Америкой.

Британия – это остров, обладающий уникальными творческими ресурсами. Он уникален во всем – от фундаментальных научных открытий до поп-музыки.

3.Британия – это «нация-гибрид», черпающая свои силы в этническом и культурном многообразии (Михаил Липкин. XXI век по Гринвичу: Британия в поисках постимперской идентичности // Вестник российской нации. 2009. № 2(4). С. 136).

При чем здесь этнические группы, конфессии, а тем более профессии, чтобы самоопределяться как национальное государство? Кроме, как невменяемыми и безответственными суждения самого Каганского по поводу России назвать нельзя.

Географические образы имеют прямое отношение к выработке как национальной, так и региональной идентичности. Географический образ – это конструкция, которая ярко и экономно представляет регион или страну. Региональная идентичность призвана обнаружить тесные связи, укореняющие местные сообщества и отдельных людей, процедуры самоидентификации, в которых образ региона может предстать как образы населяющих эту территорию людей. «Общее в обоих случаях – внимание к географическому пространству, выступающему в роли желанного, полностью недостижимого и все же вполне реального эквивалента различных социальных и культурных сред» (Д.Н.Замятин, Указ. соч. С. 36).

Региональная идентичность сказывается в существовании выпуклых и устойчивых образно-географических композиций, а хорошо освоенное пространство идентифицируется как система региональных и оригинальных образов.

Здесь можно привести длинный список примеров конструирования и использования региональных и местных идентичностей, которые мне известны или которые наблюдались мною лично в ходе этнографических наблюдений. В США и Канаде эти вопросы хорошо освоены не только наукой, творческими лабораториями, но и общественными активистами, включая туристов и краеведов. Образы Новой Англии и американского Запада имеют всемирное звучание и составляют важнейшие компоненты национальной идентичности. Канадский Север и французская Канада – это также основанные на географии и культуре национальные брэнды. Политика любого уровня в этих странах также зиждется на региональных образах. Достаточно привести примеры образов штатов, которые обладают мистической способностью голосовать на предварительных президентских выборах так, как потом проголосует вся страна. В России также в последние два десятилетия идет интенсивный процесс этнокультурного освоения региональных пространств, конструирование этномиров и этнодеревень, их коммерциализация и использование для просвещения и отдыха.

Как формируются региональные идентичности и какие используются специфические географические относительно того или иного места, ландшафта, пространства? Есть некоторые исходные точки в конструировании значимой географии:

определение и демонстрация типичного природного и культурного ландшафта (степь, тундра, горы, городской профиль, инженерные сооружения и т.п);

наиболее известные памятники природного и культурного наследия;

исторические и политические события, связанные с географическими объектами, изображенными на карте;

известные люди, чья биография или деятельность связаны с географическими объектами, изображенными на карте.


^ Государственные и административные границы и

их воздействие на культуру и идентичность

Государственные рубежи обрели характер четких и охраняемых линий сравнительно недавно, в эпоху становления современных государств. Они возникали и оформлялись как результат силы, переговоров, сделок или как результат освоения новых территорий на основе земледельческой или иной формы колонизации и по принципу territoria nullis («ничейной земли»). Именно по такому принципу осваивали Запад канадские и американские колонисты, а российские колонисты осваивали Сибирь и Дальний Восток. Аборигенное население в расчет не бралось: главное, чтобы над новыми землями не висел флаг другой большой державы. Государство в лице армии, бюрократии и просвещенной элиты добивалось минимальной гомогенности населения хотя бы в аспекте языкового владения и вероисповедания, а также обеспечивало принуждением и пропагандой лояльность и патриотизм заключенного в рамках госграниц населения. Это население обретало общую идентичность по Отечеству и по правителю, а в культурном отношении основой служила культура большинства населения. В российском государстве таковой была русская культура на основе русского языка. Оба последних понятия имели расширительное содержание по сравнению с сегодняшними смыслами.

Во время, описанное Н.В. Гоголем в повести «Тарас Бульба», (это 16 век) и даже во время жизни самого писателя (первая половина 19 века) понятие русского включало всех православных славян, а сам язык назывался российским. Граница тогда «воевалась» и действительно была барьером, отгораживающим враждебные племена и страны.

Государственные границы были и остаются важными атрибутами государства и его безопасности. Граница часто «закрывается на замок» и «объята тишиной». Поэтому население страны в зависимости от исторической длительности существования стол явной разделительной линии все больше воспринимается как радикально отличающееся от жителей других государств по другую сторону границы. Хотя мы знаем, что сами жители пограничной полосы имеют или сложный этнический состав, или же граница разрезает этнически родственное население по обе стороны. При условии нормального демократического управления, когда учитываются интересы всех меньшинств, приграничное население, независимо от его этнической принадлежности и соотнесенности с населением по другую сторону границы, гражданская лояльность является и национальное самосознание являются определяющими. Для проживающих в Оренбуржье граждан – русских, украинцев, казахов и других главной является российская идентификация. Именно поэтому особенно опасны и могут обрести драматический характер межгосударственные конфликты, ибо их первыми жертвами становятся пограничные области, где сами жители меньше всего хотят воевать друг против друга.

Государство, требуя лояльности от своих граждан, включая выполнение воинского долга и союзнических обязательств, вполне может направить военнослужащего против граждан другого государства, которые являются этнически родственными или близкими по культуре людьми. Тем самым через принуждение и гражданское воспитание государство создает в своих границах самые социально и политически спаянные сообщества, а культурная общность становится вторичной и обычно накладывается на сохраняющееся групповое и местное разнообразие.

Политико-административная карта мира – это самая жесткая карта из трех рассматриваемых, хотя ландшафт меняется гораздо медленнее, чем очертания политических образований, но у рек и гор нет своих армий, а есть только предоставляемые для человеческих сообществ возможности. Природная среда не может переделать человеческие сообщества, включая их конфигурации и культурные облики, если только речь не идет о длительных временных периодах, за которые случаются глобальные климатические изменения или о крупных природных катаклизмах. А вот политики почти вольны распоряжаться средой, и если они между собой договариваются, то могут совершить крупнейшие изменения на физической карте мира (вернуть к жизни высохшее море или затопить тайгу и плодородные речные долины).

Политико-административная карта имеет внутренние административные образования со своими собственными границами. Их формирование зависит от воли правителей и местных инициатив, или же от размеров территории, которую контролирует красная конница Вахитова в момент принятия решения об образовании Башкирской автономии в рамках РСФСР. При решении вопроса, как поделить пространство внутри государства и как установить границы между административными единицами, действуют разные факторы и соображения. В СССР были как «укрупнения», так и «разукрупнения», но основным был федералистский подход, позволявший учитывать многообразие России и сохранять ее целостность, в том числе и с помощью силы тоталитарного/авторитарного режима.

Современная ситуация во многом изменилась, но многие принципы государствоустройства многоэтничных образований остались прежними, но с важными коррективами, о которых шла речь в докладе.


РАДВАНИ Жан

директор Российско-французского центра

по общественным и гуманитарным наукам в Москве (Париж-Москва)


^ ПАРАДОКСАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРАНИЦ

В ПЕРИОД ГЛОБАЛИЗАЦИИ?


Падение Берлинской стены в 1989 году, окончание холодной войны после роспуска «социалистического лагеря» и распада СССР, развитие интеграции в рамках расширившегося Европейского Союза вновь заставили заговорить о стирании границ. Сюжет этот, безусловно, не нов: уже после первой мировой войны шли ожесточенные споры по данному вопросу. Вот что, например, писали во Франции в 1921 году: «Ни по одному поводу не написано столько утопистами-гуманитариями, как по поводу упразднения границ. То ли попросту отменив границы, то ли установив всеобщую федерацию, которая сделает их безопасными, эти люди, утратившие всякую связь между их идеологией и реальностью, надеются получить тот самый лучший мир, о котором они мечтают. Им кажется проще простого стереть эти произвольные линии с наших карт.(…) Очень заманчиво поверить в то, что границы придуманы государственными мужами и военными для угнетения народов. (…) Однако те, кто имеет ясное представление о географическом понимании границы, никогда не позволят увлечь себя такими спекулятивными рассуждениями» (Jean Brunhes et Camille Vallaux.  « Géographie de la guerre et de la paix, sur terre et sur mer »).

Можно ли утверждать, что в конце ХХ века, в мире, преодолевшем, наконец, по мнению некоторых, идеологические противоречия и движущемся все быстрее в направлении постиндустриальной интеграции благодаря обнадеживающим возможностям интернета и современных коммуникационных технологий, тема стирания границ вновь стала актуальной? Нет ничего более далекого от действительности, и мы попытаемся кратко очертить те факторы, которые объясняют, как и почему границы остаются вполне ощутимой реальностью, пусть даже их функции и внешняя форма претерпевают изменения.


^ Глобализация и границы

Если вне всяких сомнений совокупность процессов, которые принято объединять под именем глобализации, по всей планете влечет за собой ускорение интеграции и определенное сглаживание различий в культурных ориентирах и способах жизнедеятельности, то результаты этой интеграции далеко не одинаковы, и ситуация в разных уголках «мировой деревни» никогда еще не была столь неоднородной (См. подробнее об этом: «L’Atlas du Monde diplomatique, 3è édition 2009. Второе издание Атласа переведено на русский язык и опубликовано под редакцией В. Иноземцева издательством «Свободная мысль» в 2007 году).

Применительно к теме наших рассуждений можно отметить, что хотя экономическая и политическая интеграция в рамках расширенной Европы ускоряется, это отнюдь не ведет к исчезновению границ. Напротив, простой подсчет показывает, что 26 000 километров из ныне существующих 248 000 километров сухопутных границ были установлены после 1991 года, причем большая их часть – именно в Европе.

Появление новых независимых государств неизбежно ведет к демаркации новых территорий и увеличивает число пограничных споров, тем более трудноразрешимых, что чаще всего эти территории и границы не соответствуют ни естественно-географическим, ни этническим разделительным линиям.

Берлинская стена исчезла, но по-прежнему существуют другие – как, например, в разделенных надвое Корее или Кипре. На наших глазах возникают и новые стены, начиная от границы между США и Мексикой и кончая от той, что отделяет Израиль от палестинских территорий, не говоря уже о раздающихся то тут, то там предложениях о создании всевозможных преград и барьеров: от Кашмира до Саудовской Аравии. В середине 1990 годов некоторые даже предлагали оградить своего рода стеной мятежную Чечню. По подсчетам Мишеля Фуше, если бы все объявленные намерения о возведении стен, металлических или электронных заграждений и барьеров были реализованы, эти сооружения растянулись бы более чем на 18 000 км от Кашмира, где индийская армия устанавливает контролирующее оборудование на базе радаров и теплоулавливающих приборов, до марокканских стен в пустыне Сахара. Все это явно противоречит символическому значению разрушения Берлинской стены (« Ces nouveaux murs sécuritaires qui incarnent une mondialisation négative. », in M. Foucher, L'Obsession des frontières, Librairie Académique Perrin, 2007, Р. 249).

Глобализация, высвободив интегративную энергию, в то же время внушает опасения народам, которые видят в ней риск исчезновения своих языков, культур, утраты автономии и собственной идентичности в результате неизбежного усреднения и стирания различий. Эти страхи – питательная среда для изоляционистских тенденций. На них пытаются играть популистские и националистические силы, представляющие реальную проблему даже в демократических обществах, где сохраняется риск введения сегрегационных моделей управления.


^ Границы внутренние и внешние

Гармонизация политических практик внутри Евросоюза, безусловно, имеет ряд положительных моментов для европейских народов: кажущееся исчезновение границ, более свободные перемещения идей и людей, показателем чего может служить, в частности, программа студенческих обменов «Эразмус», позволяющая студентам практически любого из европейских университетов проучиться один или два семестра в другой стране. Но у этого процесса есть и оборотная сторона. Ослабление европейских государств на фоне усиления общеевропейских институтов стало одни