Реферат: Ования взаимоотношений личности и государства, прежде всего выделение в его рамках и развитие механизма юридических гарантий прав и свобод человека и гражданина

Л. ФЕДОРОВА,

соискатель

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ МЕХАНИЗМА ЮРИДИЧЕСКИХ ГАРАНТИЙ ПРАВ И СВОБОД ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ

Одной из основных проблем современного конституционализма является совершенствование механизма правового регулирования взаимоотношений личности и государства, прежде всего выделение в его рамках и развитие механизма юридических гарантий прав и свобод человека и гражданина. В связи с этим перед юридической наукой встает задача переосмысления теоретических и практических аспектов регулирования взаимоотношений государства, общества и личности, исследования тенденций гарантирования прав и свобод человека в соответствии с Конституцией и на этой основе разработки отечественной концепции прав и свобод человека.

Проблемы обеспечения прав и свобод личности далеко выходят за рамки внутригосударственных, приобретая характер глобальных проблем. Будучи участником большинства важнейших международных соглашений, заключенных в рамках ООН, ОБСЕ и Совета Европы, Россия в настоящее время занимает достойное место в системе органов и организаций, осуществляющих международную защиту прав человека. Активная международная деятельность России создает благоприятные условия для развития механизма обеспечения и защиты прав человека.

Исполняя свои международные обязательства в области прав человека, Россия активно реформирует свое законодательство в соответствии с гуманистическим содержанием конституционных положений и международными стандартами. Нельзя не признать, что сделано в этом направлении немало: приняты фундаментальные национальные нормативно-правовые акты, активизированы процессы существенных преобразований в организации и деятельности госорганов, общество постепенно отказывается от нигилистического отношения к праву вообще и правам человека в частности. В настоящее время отмечается тенденция к активизации поведения человека в отстаивании своих прав. Уже привычной становится практика возложения на государство правовой ответственности за нарушение прав человека и подачи соответствующих жалоб в Европейский Суд по правам человека.

Несмотря на отмеченные благоприятные факторы, сохраняется разрыв между практикой и нормой, между конституционными положениями, устанавливающими уровень свободы личности, и реальным осуществлением прав и свобод. Ведь по-прежнему спустя 13 лет после принятия Конституции права человека крайне трудно реализовать. Социологические исследования показывают, что «существенного продвижения в осуществлении провозглашенных Конституцией прав и свобод человека не произошло»1. Более того, чем более значимо для граждан право, тем чаще оно нарушается.

Бездействие принимаемых нормативно-правовых актов не может не быть связано с низким уровнем научного осмысления проблемы юридических гарантий прав и свобод человека, отсутствием общей концепции в этой сфере. Как отмечается в докладе Уполномоченного по правам человека в РФ за 2004 г., «сегодня в России отсутствует всесторонне разработанная единая концепция защиты прав и свобод человека, которая разделялась бы всеми ветвями власти, органами местного самоуправления, СМИ, обществом в целом. Проблематика прав и свобод человека не стала приоритетной для подавляющего большинства политических партий»2. В связи с этим неоднозначные оценки вызвал Указ Президента России от 25 сентября 2004 г. «О дополнительных мерах государственной поддержки правозащитного движения в РФ».

Все сказанное еще раз доказывает, что «степень гарантированности прав и свобод человека в конкретном государстве зависит не столько от перечня прав, закрепленных в законодательстве, сколько от уровня развития механизмов и разработанности процедур, используемых при защите данных прав»1.

Формирование механизма юридических гарантий — одна из основных тенденций развития современной правовой системы Российской Федерации. Начало этому процессу было положено принятием в 1993 году Конституции страны; следующим важным этапом в развитии механизма юридических гарантий стало вступление России в Совет Европы в 1996 г. и ратификация Россией в 1998 г. Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее — ЕКПЧ), а также Дополнительных протоколов к ней и других основополагающих документов Совета Европы2. Вступление в действие данных нормативно-правовых актов привело к юридически значимым последствиям, среди которых особое значение имеет возложение на Россию обязанности привести свое законодательство и правоприменительную практику в соответствие с ЕКПЧ и другими правовыми актами Совета Европы.

С позиций теории юридического позитивизма они (права человека) действуют в той мере и в таком объеме, в каком гарантируются Конституцией и законом3. Закрепление прав человека в позитивных нормах, прежде всего в Основном законе государства, закладывает нормативно-правовая основа создания действенных правовых механизмов — средств и способов осуществления и защиты прав личности.

Для России признание прав человека — эпохальное событие, которое свидетельствует о нерасторжимом единстве прав человека и его гарантий. Для российской правовой системы это означает необходимость переориентации всего законодательства, всей системы правового регулирования на обеспечение признания, уважения и защиты прав человека. Таким образом, акт признания прав человека вызывает к действию сложный механизм формирования нормативных и процедурных правовых средств реализации и защиты — механизм юридических гарантий прав человека и гражданина. И это находит свое выражение в международных и национальных юридических документах: «Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъектности» (ст. 6 Всеобщей декларации прав человека)1.

В новых условиях признание прав человека высшей ценностью означает признание приоритета прав человека в отношениях государства и личности, непосредственно влияя на расстановку сил в этих взаимоотношениях. Признавая права человека, государство берет на себя обязательства, которые носят не пассивный (т. е. невмешательство), а активный характер, предполагающий не только активную организационную деятельность, но и ответственность государства. Таким образом, акт признания прав человека означает признание наличия правовых отношений между человеком и государством. Природа этих отношений специфична, как специфичны и сами конституционные права и свободы человека.

Своеобразие юридической природы прав человека в решающей степени связано с тем, что они являются не только субъективными, но и одновременно публичными правами — именно в таком качестве они способны определять порядок взаимоотношений личности и государственной власти. Из данного свойства прав человека следует, что «они трансформируются в обязанность государственной власти закрепить права в позитивных законах, создать механизмы их реализации и защиты посредством эффективных юридических процедур»2. Установление и защита субъективных публичных прав необходимы в той же мере, в какой и установление и защита гражданских прав. Именно юридические гарантии призваны соединить публичное и субъективное в правах человека.

Правоотношения в области реализации и защиты конституционных прав человека в новых условиях — явление новое в нашей правовой системе. Отмечая это обстоятельство, Н.И. Матузов пишет: «Необходимо сказать, что практика реализации фундаментальных прав человека у нас пока небогата, поскольку сами эти права официально признаны и законодательно закреплены сравнительно недавно. Этой практике еще предстоит сложиться, а науке еще придется изучать и обобщать»1.

Сам факт признания существования особого правоотношения между гражданином и должностным лицом или органом государства трансформирует следующие их черты: во-первых, уравнивает их в юридическом плане, во-вторых, превращает деятельность представителей власти в контролируемую самим гражданином и иными организациями и, в-третьих, предоставляет гражданину весь набор полномочий, которые предусмотрены как национальным, так и международным законодательством о защите прав человека. Например, в суде (прежде всего в Европейском Суде) гражданин и представитель государства выступают как стороны, имеющие равные процессуальные возможности доказывать правильность своих утверждений и оспаривать доводы. В данных отношениях человек выступает «как индивидуум, ассоциированный носитель суверенитета народа»2.

Ни одно другое правоотношение не способно выполнить функцию такого способа осуществления прав человека. И, хотя в основном они характеризуются как конституционо-правовые, все же эти правоотношения имеют свои особенности: они могут выходить за рамки внутригосударственных, могут носить как общий, так и конкретный характер. Такое положение предполагает особый способ регулирования. В этих отношениях субъект права, человек, выступает по отношению к государству и международномку сообществу как управомоченная сторона, а последние к нему — как правообязанная сторона. Именно благодаря этой юридической связи граждане имеют право подавать жалобу в Европейский Суд.

Конституционное положение о том, что «соблюдение и защита прав и свобод граждан — обязанность государства», налагает на государство обязанность создать необходимые условия осуществления прав граждан. Соблюдение прав человека вменяется государству в обязанность и международным правом: «Священный долг всех государств выполнять свои обязательства по поощрению всеобщего уважения, соблюдения и защиты прав человека»1. Это означает, что основные права и свободы человека, признанные Конституцией, накладывают на государство не только пассивную обязанность — воздержаться от вмешательства в границы свободы индивида, но и активную обязанность, выражающуюся в необходимости организации законодательной, управленческой и судебной деятельности, направленной на содействие в практическом осуществлении индивидом принадлежащих ему прав и свобод. Кроме того, активная обязанность может подразделяться на негативную и позитивную, например, в международных конвенциях по правам человека2 эти обязательства выражаются: в первом случае — когда государство выступает как сторона в правоотношениях с личностью, во втором — как сторона, обеспечивающая защиту человека от третьих лиц.

Таким образом, специфика конституционных прав состоит в их инструментальной ценности — в их способности непосредственно и опосредованно регламентировать способы и процедуры своего существования, обязывать государство, иные структуры общества (гражданское общество, органы местного самоуправления) и международное сообщество содействовать реализации правовых притязаний человека путем закрепления в действующем законодательстве институтов их обеспечения, поощрения, охраны, защиты и восстановления. Отмечая это свойство указанных прав, Н.И. Матузов пишет: «Очень часто субъективные права выступают не просто как абстрактные и застывшие возможности, а как реализующиеся возможности, и эта реализация есть не что иное, как способ их осуществления»1. Например, реализация права на жизнь (здоровье, безопасность, свободу мнений, убеждений и т. п.) — это скорее единство и юридической возможности и фактической действительности.

Активный характер обязанности государства заключается не только в том, чтобы закрепить эти права в конституционном и текущем законодательстве, но и отвечать (в том числе и перед судом) за нарушения прав или их ненадлежащее соблюдение. Институт ответственности является важной юридической гарантией прав человека, это рычаг, пружина всего механизма юридических гарантий. По мнению А.А. Анферова, «юридическая ответственность имеет свое обособленное место в системе юридических гарантий прав человека (гражданина)»2. В литературе юридическая ответственность часто рассматривается как самостоятельный структурный элемент механизма гарантий прав (наряду с организационно-правовыми и процессуально-процедурными средствами), который объединяет внутригосударственный и международный механизмы ответственности3. Мы рассматриваем категорию ответственности как одну из форм юридических гарантий, во многом определяющую смысл и назначение института гарантий в обеспечении свободы личности в государстве.

Как юридическая гарантия ответственность выражается в нормативном установлении мер юридической ответственности за нарушение прав человека под угрозой (в виде) штрафных санкций, т. е. применении мер государственного или международного принуждения. Иными словами, ответственность — это штрафная функция юридических обязанностей, а в механизме гарантий — принудительный инструмент повышенной жесткости, направленный на пресечение противоправных состояний и восстановление нарушенных прав.

Как отмечает Н.А. Богданова, ответственность есть проявление долженствования, а оно имеется у каждого из субъектов конституционного права: присутствует в обязанностях, правах, полномочиях. Поэтому нормы о конституционно-правовой ответственности необходимо включать в статус каждого субъекта конституционного права. В сфере конституционно-правовых отношений Н.А. Богданова выделяет два вида ответственности: за вторжение в сферу свободы человека, которая возлагается на государство в целом (правоустановительная деятельность), и за соблюдение прав и свобод граждан (правоприменительная деятельность)1. Полностью разделяя позицию названного автора, мы также присоединяемся к тем авторам, которые выступают за расширение сферы ответственности государства — «за издание неправовых законов, а также органов государственной власти и их должностных лиц — за незаконные действия (бездействие) в сфере реализации нормативно-правовых актов»2.

В контексте прав человека (где отношения развиваются в основном в публично-правовой сфере) необходимо учитывать терминологию конституций и законов, использующих понятие и термин «ответственность»3. В связи с этим заслуживают внимания исследования проблем имущественной и иной ответственности государства и его органов, возникающей вследствие нарушений прав граждан и других субъектов права4, а также злоупотребления властью. Действующая Конституция содержит норму об ответственности за вред5, причиненный действиями (или бездействием) органов государственной власти и должностных лиц (ст. 53), которая аналогична нормам Гражданского кодекса, — это ст. 16 и 10696: в силу их смежности встает проблема разграничения гражданско-правовой и конституционно-правовой ответственности.

По существу, институт ответственности включает целый комплекс необходимых мер: имущественные компенсации, акты моральной реабилитации, наказание виновных, установление льготных режимов для пострадавших и т. д. Однако проблема сегодня состоит в должной реализации ответственности государством, в особенности ее материально-финансового обеспечения. В этом смысле большое значение имеет определение Конституционного Суда России от 6 декабря 2003 г., где на основании ст. 52 Конституции дано юридически обоснованное толкование п. 1 ст. 1070 ГК РФ, который надо понимать следующим образом: вред, причиненный гражданину, подлежит полному возмещению за счет казны1.

В литературе нет единого мнения о том, могут ли быть применены меры юридической ответственности к государству. Как полагает Л.И. Глухарева, государство может нести ответственность2. Другие отвечают на этот вопрос отрицательно: их главный аргумент состоит в том, что к государству принципиально неприменимы санкции внутригосударственного права, что подтверждается юридической практикой. Даже в случае привлечения государства к гражданско-правовой ответственности за нарушение прав граждан и причинения им материального и морального вреда ответчиком в суде выступает Министерство финансов3.

Обязательным условием применения мер юридической, в том числе конституционно-правовой, ответственности является наличие вины субъекта ответственности. Этот же принцип сформулирован и Конституционным Судом РФ: «Наличие вины — общий и общепризнанный принцип юридической ответственности во всех отраслях права, и всякое исключение из него должно быть выражено прямо и недвусмысленно, т. е закреплено непосредственно»1. Аналогичным образом высказался и Верховный Суд в определении Кассационной коллегии Верховного Суда от 6 марта 2000 г.2

Для взаимоотношений личности и государства конституционное закрепление института правовой ответственности имеет ключевое значение. «В широком плане гарантии охраны прав и свобод личности можно определять уже через развитость демократического института ответственности государства перед своими гражданами за нарушение их прав и свобод»3. Иными словами, сам режим гарантирования прав человека не может не включать в себя юридическую ответственность, которую несут органы государственной власти и другие правомочные субъекты. Как социально-правовой институт, ответственность выступает важным элементом всего механизма юридических гарантий, это рычаг, механизм всей системы гарантий. Такого мнения придерживаются большинство-юристов. Но, к сожалению, именно этот элемент остается наиболее слабым звеном в функционировании механизма юридических гарантий. Несмотря на разработанность этого института в научно-теоретическом плане, ощущается дефицит новых подходов к рассмотрению этого института, что негативно сказывается в практике защиты прав человека. Например, сохраняется практика принятия законов, содержащих расплывчатые формулировки: «…лица, виновные в нарушении закона, несут ответственность, предусмотренную законодательством Российской Федерации»4, что на практике не означает никакой ответственности.

Итак, институт ответственности приобретает первостепенное значение в системе юридических гарантий, поскольку объектом механизма юридических гарантий выступает не только реализация прав человека, но и реализация обязанностей государства. В этом состоит сущностное и специальное назначение механизма юридических гарантий, этим определяется его правовая значимость.

Необходимо отметить, что, несмотря на то, что термин «юридические гарантии» наряду с другими видами гарантий довольно широко использовался в юридической литературе в советский период, в настоящее время, после принятия Конституции и вступления России в Совет Европы, получает совершенно иное содержание. Новый подход к правопониманию и праву в целом диктует необходимость переосмыслить некоторые традиционные понятия, связанные с правовым регулированием общественных отношений. Думается, механизм юридических гарантий конституционных прав — это явление нового порядка, которое невозможно представить в тоталитарном государстве, когда право и правовые средства не могли играть активной роли, а на первом плане находились меры административного характера, подкрепленные материальными факторами. Именно на этом строилась система гарантий прав человека и гражданина, а ответственность (тем более правовая) государства, даже теоретически, не допускалась.

Традиционно гарантии связывались с «обеспечением» и правоохранительной деятельностью государства. В юридической литературе в качестве главной и «объективной» гарантии рассматривался «сам общественный строй», а правовое гарантирование, опосредующее общество и личность исключалось1. Юридический аспект проблемы гарантий был сведен к разветвленной системе запретов и ограничений, давших пищу «правоохранительной» деятельности ведомств. Как отмечает В.Н. Синюков, в советский период правоохранительная деятельность ведомств «вытеснила… индивидуальные юридические механизмы защиты прав человека»2.

В этих условиях гарантии (любые) выступали как государственные гарантии, государство определяло их объем и назначение. Гарантии имели лишь публично-правовой характер (как бы нелепо это ни звучало, учитывая само происхождение термина «гарантия»3), обязанность государства имела только позитивный характер, исходя из правоохранительной функции. В основном гарантирование связывалось с охраной прав посредством законодательства, и, таким образом, функция обеспечения оставалась за государством: государство выступало в этом процессе и отношениях активной стороной, и, более того, именно от него зависела защита прав человека.

Признавая существенную роль государства, здесь необходимо (с точки зрения действия механизма юридических гарантий прав) расставить некоторые акценты. Новый подход к рассмотрению института гарантий предполагает не только законодательное закрепление прав, но и выполнение обязанности, а это означает несение ответственности.

В настоящее время роль юридических гарантий по сравнению с предшествующим периодом истории (когда их рассматривали в качестве некоего «довеска» к другим гарантиям) значительно возросла. И это правильно: «…чем прочнее становятся основы конституционного стороя, тем сильнее возрастает роль юридических, а равно и других гарантий прав и свобод»1. С данной тенденцией связана и активизация правоприменительной, в том числе правозащитной, деятельности органов государства и неправительственных организаций. Таким образом, значение юридических гарантий как более надежных и эффективных правовых средств возрастает, они становятся ядром всей системы правового регулирования отношений в сфере реализации и защиты прав человека.

Если раньше юридические гарантии имели в основном правоохранительный характер, поскольку были связаны с правоохранительной деятельностью государства, то в настоящее время их характер и направленность меняются, приобретая правозащитный аспект. Важнейшая квалифицирующая особенность юридических гарантий в настоящее время состоит в акценте на правовых возможностях человека — активно отстаивать свои права как самостоятельно, так и с помощью органов государства, общественных организаций и международного сообщества. Это в значительной степени предопределяет всю сумму нормативно-правовых и организационно-процедурных средств, образующих механизм гарантий.

Права человека и их гарантии, закрепленные Конституцией России, — мощный стимул для активного поведения личности: уровень подчиненности личности государству должен быть ограничен, а уровень ответственности государства повышен. В практике правового общения человека и государства (и других субъектов правовой системы) регулятивные свойства прав человека выражаются в том, что в них четко обозначен предел правовой регламентации жизнедеятельности человека, т. е. сфера влияния государства сужается в регулировании отношений между личностью и государством, меняются и алгоритмы юридических гарантий.

В новых условиях, когда личность и государство выступают как правомочная и правообязанная стороны, когда «правила игры» известны и понятны, наступает время для активизации юридических гарантий как эффективных правовых средств, действующих как единый механизм.

Вместе с тем приходится признать, что проблема юридических гарантий по-прежнему остается малоизученной, особенно с точки зрения рассмотрения их как комплексного единого механизма, самостоятельного правового института, наиболее динамичного элемента системы правового регулирования.

Хотя в юридической литературе термин «механизм гарантий прав» встречается часто, можно сказать, что данное понятие существует, но до сих пор не было предпринято продуктивных шагов к исследованию указанного механизма, нет устоявшегося понятия такого механизма, нет концепции механизма юридических гарантий. В большинстве работ, где используется этот термин, данное понятие в научном отношении оказывается неуловимым и трактуется авторами в целом как система (совокупность, набор) правовых средств и способов реализации и защиты прав человека1. Недостатки теоретического осмысления института юридических гарантий прав человека отрицательно влияют прежде всего на качество создаваемых законов. По мнению О.О. Миронова2, именно в этом кроется одна из причин массового нарушения прав человека государством и его чиновниками.

В литературе высказывается мнение о необходимости закрепления в Конституции России специальной главы, посвященной гарантиям основных прав и свобод человека и гражданина, принятия федеральной концепции обеспечения и защиты прав и свобод человека. С.В. Бахин пишет: «В связи с разработкой новых соглашений по правам человека необходимо коснуться вопроса о разграничении собственно прав человека и гарантий их обеспечения»1. Таким образом, проблема юридических гарантий как самостоятльной и важной категории приобретает все большую актуальность.

Разносторонняя деятельность субъектов прав человека и компетентных юридических лиц требует согласованного и целенаправленного механизма правовых средств регулирования, которые соответствовали бы и букве, и духу прав человека. Только наличие механизма юридических гарантий способно внести элемент организованности в процесс реализации прав и обязанностей, что, помимо прочего, позволяет осуществить самоконтроль, а в предусмотренных законом случаях — контроль общества, государства и международного сообщества.

Вследствие этих изменений все более четко обозначается и предметное содержание механизма юридических гарантий, и потребность в его обособленном регулировании. Сейчас уже не кажутся нереальными предложения о формировании такой отрасли, как право прав человека, уже существует межотраслевой институт (гарантий) системы российского права, представленный совокупностью юридических норм (институтов), содержащихся в различных отраслях права. Прежде всего, имеется в виду формирование нормативно-правовой основы воздействия прав человека на правовую систему в целом. Именно механизм юридических гарантий конституционных прав и свобод (далее — МЮГ) призван выполнить эту задачу. Поэтому постановка вопроса о регулятивной природе, содержании и структуре МЮГ актуальна и важна в теоретическом плане и своевременна в практическом.

Теоретическая разработка МЮГ связана с его предметным обособлением, отграничением данного понятия от тесно связанных с ним, но имеющих свою специфику категорий «реализация», «обеспечение» прав (и, следовательно, их механизмов). Проблема заключается в том, что в настоящее время отсуствуют четкие разграничения названных понятий, что в теории и на практике приводит к возможности их отождествления, затрудняет обособление юридических гарантий в виде самостоятельного механизма, способного оказывать регулятивное воздействие на процесс реализации прав человека.

Надо сказать, что юридическая наука создала прочную базу — концепцию механизма реализации права (МРП)1. Именно на ней основано понимание механизма реализации прав человека (далее — МРПЧ). Однако при разработке данного механизма следует учитывать отличия категории реализации прав человека от смежных с ней категорий реализации объективного и субъективного права. В теории эти различия, как правило, декларируются тезисом о том, что реализация прав человека — это часть (вид) реализации управомоченных норм права, а процесс их реализации рассматривается в качестве объекта обеспечения прав человека. Иными словами, реализация прав человека исследуется в виде модели, выводимой из норм объективного права. По мнению И.В. Ростовщикова, реализация прав человека — часть общей проблемы реализации норм права, которая дополняется элементами внешней (социальной) среды, т. е. факторами (от экономического до экологического). Все это и рассматривается как механизм реализации прав человека.

Сущностным и системообразующим элементом МРПЧ является поведение носителей прав человека2, которое представляет собой вид юридической деятельности и в научной литературе чаще всего определяется через категорию «правомерное поведение». Последняя же интерпретируется как «деятельность индивидуальных и коллективных субъектов, соответствующая нормам права, осуществляемая в форме соблюдения правовых запретов, исполнения юридических обязанностей, использования субъективных прав, правоприменения, гарантированная и охраняемая государством»3.

Представляется, что механизм реализации и механизм гарантий прав человека — это тесно связанные, но все же различные понятия: они отражают разные стороны процесса осуществления прав человека. Если первое отражает практику осуществления прав, движения их к свои целям1, то вторая — практику создания и функционирования специальных механизмов и институтов (организационно-правовых, процедурно-процессуальных средств, способов и методов), предназначенных для гарантирования процесса воплощения в жизнь прав человека. Иными словами, МЮГ и МРПЧ соотносятся как гарантия с объектом гарантирования.

В литературе часто смешивают понятия обеспечения и гарантий, прежде всего юридических. Вопрос о разграничении данных категорий относится к самым непростым. Главной и основной целью гарантий прав человека является обеспечение бесперебойного действия прав человека, осуществление их защиты и восстановления. В данном случае цели гарантий прав человека подчинены целям реализации этих прав.

С учетом сказанного следует согласиться с Л.Д. Воеводиным: назначение гарантий «состоит в том, что они нужны не сами по себе, но для возможно полного претворения в жизнь прав, свобод и обязанностей личности. В связи с этим их характер, система и виды должны, возможно, полнее соответствовать определенным формам реализации прав и свобод, а также осуществлению обязанностей и привлечению к ответственности»2.

Что касается категории «обеспечение», то существует такая точка зрения: обеспечение — деятельность органов государства, общественных объединений, должностных лиц и самих граждан по осуществлению своих функций, компетенции, обязанностей с целью создания оптимальных условий для правомерного осуществления прав и свобод3.

Главная черта предлагаемой методологии состоит в признании категории обеспечения в качестве базовой, исходной. Именно в рамках отражаемой этой категорией социально-юридической действительности и выделяется подсистема — механизм гарантий. Следовательно, механизм обеспечения и механизм гарантий — явления разнокачественные: они преследуют относительно обособленные и в этом смысле самостоятельные цели. По мнению А.В. Стремоухова, сердцевиной процесса обеспечения прав человека является создание гарантий их реализации, что непосредственно связано с совершенствованием законодательной техники1.

Категория обеспечения (механизм обеспечения), будучи более широкой по сравнению с МЮГ, в практике реализации прав создает условия для перевода акцентов с юридических на социальные цели. В юридической науке доминирует тезис о том, что проблема реализации прав и свобод не может быть рассмотрена «в сугубо формально-юридическом аспекте»2. Как известно, названный аспект предполагает признание в ней наряду с экономической, политической, нравственной и юридического слагаемого (т. е. системы юридических гарантий).

Таким образом, в отличие от механизма обеспечения, категория МЮГ в процессе реализации прав человека основное внимание сосредоточивает на материально-процессуальном содержании (оснащенности) реализации прав человека и на специфике их организационно-правового обеспечения. В этом состоит особенность предметного содержания МЮГ по сравнению с реализацией и обеспечением, т. е. посредством МЮГ (в области юридической практики) не происходит растворения юридического содержания прав человека в социально-природных условиях существования индивида и по этой причине размывания границ предмета обеспечения прав человека.

К сожалению, неразработанность категории МЮГ (как и обеспечения) не позволяет с должной определенностью обособить реализацию прав человека как объект гарантирования от средств и условий ее обеспечения (МЮГ). Сложность заключается в том, что и те и другие включают в себя явления правового характера. Здесь важно расставить акценты таким образом, чтобы повысить в процессе реализации прав человека правовую активность и ответственность как самого субъекта прав человека, так и субъектов обеспечения прав человека (гарантирования).

Разработка и исследование юридических гарантий как самостоятельной категории и разработка их в виде самостоятельного правового механизма способны преодолеть имеющий место отрыв прав человека от тех реальных юридических механизмов, которыми располагает субъективное и объективное право.

Различие (специфика) состоит в том, что МЮГ имеет первооснову в виде основных прав и свобод человека, закрепленных Конституцией, предполагает большую активность как самой личности, так и действий обязанных субъектов в защиту ее прав посредством самых различных правовых механизмов и средств, т. е. большую юридическую оснащенность (и материально, и процессуально). Тем не менее, рассматривая МЮГ как самостоятельную категорию, необходимо учитывать его взаимодействие с другими системами правовых средств, складывающихся в конкретные механизмы, а также влияние социальных факторов на действие этих систем.

Механизм (МЮГ) — понятие собирательное, однако это не лишает его качеств системно-правового обеспечения. В структуре МЮГ как сложном образовании просматриваются несколько четко определенных подсистем (уровней): законодательная (вся система законодательства, взятая в статике и динамике), направленная на регламентацию и конкретизацию прав человека и его гарантий; правовая (система права как совокупность правовых явлений); институционная (система правовых институтов, уполномоченных осуществлять правозащитную, контрольную, правоохранительную и др. деятельность, включая региональные и местные структуры); информационно-идеологическая (включая гуманитарное просвещение, образование, воспитание). Каждой из этих подсистем корреспондирует и соотвествующая функция, которую призваны выполнять юридические гарантии, выступая в совокупности.

Категория «механизм» («механизм потому так и называется, что он символизирует движение»1, однако это вопрос не только терминологии) применительно к юридическим гарантиям позволяет раскрыть не только структуру (видовой и иной состав данного явления), но и содержание данного института (процесс активной деятельности субъектов реализации прав человека), т. е. последовательность расположения, взаимосвязь и взаимодействие стадий и условий реализации прав человека; выявить эффективность средств и способов обеспечения и защиты прав человека различными субъектами; оценить значение личностных качеств субъектов прав человека через осуществляемые ими правовые действия. Разносторонняя и масштабная деятельность субъектов прав человека и компетентных юридических лиц, безусловно, требует согласованного и целенаправленного упорядочивания средствами правового регулирования. В этом состоит регулятивная ценность юридических гарантий, представленных в виде механизма.

Состав и содержание МЮГ зависят от того, какие задачи стоят перед обществом, и эти элементы могут варьироваться. Права человека неоднородны, следовательно, и практика их реализации, их организационно-правового обеспечения не может быть од