Реферат: Межтексовой синтез в «Заблудившемся трамвае» Гумилёва
Межтексовой синтез в «Заблудившемся трамвае» ГумилёваК. ИЧИН
«Заблудившийся трамвай» Гумилёва — бесспорно, самое загадочное произведение поэта. По мнению ряда исследователей, речь идет о стихотворении, должном наметить какой-то новый период в Гумилёвском творчестве, которому не суждено было получить дальнейшего развития. В последние годы появились серьезные работы о «Заблудившемся трамвае», в которых исследуются его межтекстовые связи (Р. Тименчик, Л. Аллен)1, в общем характерные для акмеистской поэтики. В них, однако, разбор проблематики не доведен до конца, ибо это сочинение не только полигенетично, но и синтетично, и является по сути образцом раннего акмеистского межтекстового синтеза, способного сближаться с мифом. Миф этот, как свидетельствуют уже переклички с «Заблудившимся трамваем» в литературных произведениях разных авторов, соотнесен с судьбой «убиенного поэта» — «мастера».
Синтетичность «Заблудившегося трамвая» просматривается четко как на жанровом (баллада), так и на собственно сюжетном уровне, то есть в мотивной структуре стихотворения в целом.
Как известно, Гумилёв переводил «балладного» Вийона (считая его к тому же одним из учителей поэтов-акмеистов) и сам писал баллады (в данной связи вспомним хотя бы два стихотворения, озаглавленных «Баллада», из «Романтических цветов» и «Чужого неба». В «Заблудившемся трамвае» по-своему завершаются попытки поэта создать синтетическую балладу, учитывающую традиции Бюргера — Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Блока, Эдгара По, Бодлера. Из Бюргера Гумилёв развивает тему «Леноры», но скорее всего в «светлом» варианте «Светланы» Жуковского, сказавшемся в концовке Гумилёвского стихотворения (мотивы «мертвого жениха», его «бесовских» коней и их «топота», «черного врана», «черного гроба», молитвы героини, ожидающей жениха в одиночестве «посреди светлицы», «божьего храма»)2. Пушкинские «Бесы», родственные стихотворению Жуковского, в частности, мотивом демонической «вьюги», дали Гумилёву мотив блужданий героя на «одичалых конях» в «злой» вьюге, из которых не видно выхода3. По справедливому замечанию Р. Тименчика, «Заблудившийся трамвай» ориентирован на «Пьяный корабль» Рембо4; в данном отношении следует напомнить также и о мотиве «несущегося на всех парусах» загадочного «воздушного корабля» из одноименной баллады (по Цедлицу) Лермонтова5. В мотивной структуре «Заблудившегося трамвая» наблюдаются отражения баллады Блока «Перстень-страданье», зачин которой («Шел я по улице, горем убитый») почти совпадает с Гумилёвским зачином (мотивы «узких окон», за которыми «девица» с «тонкими пальцами» всю ночь работает над «нежными тканями» и «поет» о любви к отсутствующему возлюбленному)6. По интересен Гумилёву своими балладами «Линор» и «Ворон» (в котором откликается мотив умершей Леноры — Линор); из «Линор» в его стихотворение перешли мотивы умершей «невесты», «скорби» героя о ней и «панихиды» — «песни» из «Ворона» же — мотивы зловещей птицы (ср. «вороний грай» в «Заблудившемся трамвае»)7, «ветра», «стука сердца» и загадочного слова-символа «никогда» (см.: «Машенька, никогда не думал» в последней строфе Гумилёвского стихотворения)8. Наконец, из баллады «Путешествие на Киферу» Бодлера, познакомившего Европу с По, Гумилёв использовал основополагающую для его сюжета тему «путешествия в себя» с выделенным в ней мотивом видения в рамках этого путешествия «виселицы с собственным телом»9.
Таким образом, «Заблудившийся трамвай» вбирает в себя ключевые моменты балладных сюжетов с их трагическими ситуациями героев, подвластных зловещей бесовской игре высших сил их жизнью; именно вследствие этого скрытого, но напряженного диалога с самыми значительными образцами русской и мировой баллад Гумилёвское стихотворение приобрело архетипический, мифологический статус.
Собственно сюжет «Заблудившегося трамвая» обоснован фантастикой (фантастическими сновидениями) балладных По и Бодлера, кэрроловской сказки «Приключения Алисы в Стране Чудес» (откуда в Гумилёвскую балладу попали тема путешествия в «иной мир» и мотив «снятия головы», «палача», «билета», «вагона», «машиниста» и др.)10, разных мистических учений (теософии, антропософии, масонства и пр.)11 и ряда Гумилёвских стихотворений предыдущего периода. В эту фантастическую канву вписываются мотивы более частного плана, соотнесенные с непредотвратимой, роковой символикой произведений Пушкина и Гоголя, в первую очередь «Капитанской дочки», «Медного всадника», «Мертвых душ» и «Вия».
Как бы в ответ на подспудный вопрос «что впереди?», относящийся к концовке пушкинских «Бесов», в «Капитанской дочке» предстает образ Пугачева-«вожатого», с которым впоследствии связывается судьба главных героев романа Пушкина. Аналогичным образом у Гумилёва связаны действия «вагоновожатого» с уделом лирического героя и Машеньки, вследствие чего они сближаются с образами Гринева и Маши Мироновой, причем автор «Заблудившегося трамвая» обыгрывает данную взаимосвязь тем, что Пугачев-«вожатый» становится прототипом и лирического героя (мотив «обезглавливания»), а Гринев и Миронова меняются местами в сюжетном развитии («представляется» императрице не Машенька, а лирический герой)12. Вместе с тем, мотив «всадника в железной перчатке» отсылает к «Медному всаднику», видимо, через брюсовское стихотворение «К Медному всаднику», в котором этот образ подан наряду с образом Исаакивеского собора13; в этом комплексе мотивов откликается также описание из «Мертвых душ», в котором кони «заслышали с вышины знакомую песню» и «напрягли медные груди (…), почти не тронув копытами земли»14. Из пушкинской поэмы Гумилёвым разработан сюжет погибшей Параши и «опоздавшего» Евгения с учетом, однако, видоизменения отношения героя к «всаднику»-статуе.
Перекличка с «Мертвыми душами» наблюдается не только в мотиве «продажи мертвых голов» и в «какофонии», сопутствующей «летящему трамваю»15, но и на фонологическом уровне, раскрывающем совпадение начальных звуков «тройки» и «трамвая», которым летящая в неизвестное «Россия-тройка» приравнивается к летящему в неизвестное трамваю. Связь с «Вием» Гоголя обнаруживается в Гумилёвском стихотворении как в заанаграммированных «Вне» (в «заблудившийся») и «Бруте» (в «Бейруте»), так и в ряде мотивов, перенятых Гумилёвым у Гоголя («роскошная коса», «стоны», «рынок», молитвы и панихида, невозможность отказаться от поездки, «железный палец», «забор», «домик», «светлица»)16.
Параллели с блоковским циклом «Кармен» («окно, горящее не от одной зари», «дивный голос», «огневой стан», «треба», «бездна грустных лет», «дикий сплав миров, где часть души вселенской»)17 проявляются в мотивной структуре «Заблудившегося трамвая» таким образом, что Гумилёв, обыгрывая и переиначивая блоковский сюжет, создает концовку своего стихотворения по контрасту с концовкой этого цикла; у Гумилёва, в отличие от Блока, «мертвый» лирический герой служит одновременно и «молебен о здравье» возлюбленной, и «панихиду по себе». Аналогично переосмысливаются фетовские строчки: «легко мне жить и дышать мне не больно» в финальных строчках «Заблудившегося трамвая»: «и трудно дышать, и больно жить…». Стихотворение Фета связано с «Заблудившимся трамваем» установкой на отмену переходов из «времени» в «вечность» («Что прямо смотрю я из времени в вечность / И пламя твое узнаю, солнце мира»), а также на мифическую ситуацию героя, погруженного в вещий сон, выявляющуюся у Фета в эпиграфе из Шопенгауэра18. Так, реминисценция из стихотворения «Измучен жизнью, коварством надежды» определяет ту синтетическую сверхзадачу, которая подытоживает смысл всех межтекстовых контекстов «Заблудившегося трамвая».
Межтекстовой фон «Заблудившегося трамвая» раскрывает в итоге сюжет зловещих предзнаменований относительно убиения героя (поэта, мастера), создающих вокруг него ореол мифа. Этот миф поддерживается также наличием в стихотворении мотива из «Одиссеи» («опоздавший» лирический герой и Машенька, «ткущая ковер» для жениха, уподобляются Улиссу и Пенелопе)19.
В дальнейшем ситуация героев «Заблудившегося трамвая», а заодно и судьба его автора воспринимались как мифопоэтические, архетипические. В недописанном стихотворении Ахматовой на смерть Цветаевой, как отметил Р. Тименчик, находится любопытная строфа со строчками: «Так зачем же твой голос и тело / Смерть до срока у нас отняла», в которых перефразируются Гумилёвские строки: «Где же теперь твой голос и тело, / Может ли быть, что ты умерла?»; здесь речь идет не только о «перекличке поминальных цитат» (Ахматова считала эти строчки «отсылкой к ее стихотворению «Умирая, томлюсь о бессмертьи…»)20, но и об установке поэта на включение Цветаевой в круг любимого ею Пушкина и своеобразного ее уподобления героине одного из Гумилёвских источников — Маше Мироновой. И. Смирновым обнаружена в «Докторе Живаго» реминисценция из «Заблудившегося трамвая» в сцене гибели Юрия Живаго (ср.: «Сверкнула молния, раскатился гром. (…) трамвай (…) зоологическому (…) Порыв (…) ветра (…)»)21; к мнению исследователя о том, что Живаго «это не просто alter ego автора, но репрезентативная фигура, указывающая сразу на нескольких поэтов постсимволистского поколения, например, на Гумилёва»22, следует добавить, что в данном случае также имеет место ориентация на приобщение Гумилёва к «своему» творческому ряду, о чем свидетельствовал и второй вариант стихотворения Пастернака «Венеция», написанный под Гумилёвским воздействием. Больше всего перекличек с «Заблудившимся трамваем» в «Мастере и Маргарите» Булгакова (мотивы «трамвая», «вагоновожатой», «мертвой головы» Берлиоза; путешествие через «бездну времен» в «романе Мастера» и в сцене бала у Сатаны; прощания с «грустной землей» в начале главы «Прощение и вечный приют»; «опоздания Маргариты, ушедшей от Мастера для того, чтобы «объясниться» с мужем и впоследствии «представившейся» Воланду и др.); взаимосвязи булгаковского романа с «Заблудившимся трамваем» идут и через «Капитанскую дочку» Пушкина, героиню которой Булгаков поставил в ряд «священных образов» уже в «Белой гвардии»23. Этого и следовало ожидать, ибо Мастер Булгакова, тоже жертва времени, достойна «посвящения» в мифические герои.
Из вышеизложенного следует, что «Заблудившийся трамвай» создал славу Гумилёву вполне справедливо и закономерно, «высшими» средствами литературного опыта и межлитературного общения. Мифопоэтическая подоплека этого стихотворения делает его венцом развития жанра баллады не только в русской поэзии и, вместе с тем, поворотным пунктом в той истории гибельной поэтической летописи, которую в своем творчестве обосновал Мандельштам, обнаруживший своих предшественников в Лермонтове и Гумилёве.
ПРИМЕЧАНИЯ
1) Р. Тименчик. К симолике трамвая в русской поэзии.— «Труды по знаковым системам» АГ21, 1987, с. 135—143; Л. Аллеи. «Заблудившийся трамвай» Н. С. Гумилёва. Комментарий к строфам. В кн.: Л. Аллен. Этюды о русской литературе. Л., 1989, с. 113—143. — На эту проблему первым обратил внимание С. Бобров (в своей рецензии на «Огненный столп»), отметивший в Гумилёвском сюжете отклики из «Капитанской дочки» Пушкина (см.: Р. Тименчик. Указ, соч., с. 140, 143).
2) В. Жуковский. Сочинения. М., 1954, с. 122—124. — Обращенность к собственно «Леноре» Бюргера проявляется в использовании Гумилёвым мотивов «мостов», которые «тряслись и гремели» «под конским топотом», «звона», летящих «холмов, кустов, полей, лесов, заборов, домов», летящего «коня», «вихря», «стука», «воя и стона на вышине», «толпы теней» (там же, с. 178—181).
3) А. Пушкин. Сочинения в 3-х тт., т. I. М., 1986, с. 475—476.
4) Р. Тименчик. Указ, соч., с. 138.
5) М. Лермонтов. Полное собрание стихотворений в 2-х тт., Т. 2. Л., 1989, с. 48.
6) А. Блок. Собрание сочинений в 6-ти тт., т. I. Л., 1980, с. 375—376.
7) Н. Гумилёв. Стихотворения и поэмы. Л., 1988, с. 331. — В дальнейшем цитаты из этого стихотворения даются по этому изданию (с. 331—332) без указаний страниц в тексте.
8) Э. По. Стихотворения. М., 1988, с. 278—279, 309—312. — Конечно, Гумилёву — автору «Заблудившегося трамвая» был близок балладный аромат творчества По в целом, в том числе и его самого известного стихотворения «Аннабель-Ли».
9) Более подробно об этом см. в кн.: М. Ловановип. Руски песници XX века. Београд, 1990, с. 173.
10) Вслед за рядом других русских писателей Гумилёв должен был прочесть оба кэрролловских романа, — «Зазеркалье», по-видимому, во время своего пребывания в Лондоне. — Ср. также мотив «напудренных волос» в Кэрролла (Л. Кэролл.Приключения Алисы в Стране Чудес. Зазеркалье. О. Уайльд. Сказки. Р. Киплинг. Сказки. Маугли. М., 1989, с. 37) с мотивом «напудренной косы» у Гумилёва.
11) Укажем здесь на общий интерес русских поэтов к лекциям П. Успенского и Г. Гюрджиева, прочитанных ими в разных аудиториях Петербурга в 1915— 1917 гг. Теме «Гумилёв и русское масонство» был посвящен доклад М. Йованови-ча на этой конференции (см. наст, изд., с. 32—46). В данной связи хотелось бы отметить отклик лишь одного образа-символа, связанного с ритуалом посвящения в мастера, в «Заблудившемся трамвае» (видение собственной смерти посвящаемым). — Интерес к мистическим символам у Гумилёва столь велик, что он проявляется даже на уровне семантики звуков. Так, в словосочетании «котором можно» («Видишь вокзал, на котором можно») заанаграммирован символ ОМ-а, а в названиях рек Невы, Сены и Нила — слово «вселенная».
12) Ср. также у Пушкина: «последняя молитва будет о тебе», «я летел по улице», «страшный визг и крики», «в светлице лежит», «я присягал к государыне императрице», «спрашивал у ворона: скажи ворон-птица» (А. Пушкин. Капитанская дочка. В кн.: А. Пушкин. Указ, соч., т. 3, с. 268—271, 275—279, 298—299) с соответствующими местами в «Заблудившемся трамвае».
13) См.: Л. Аллеи. Указ, соч., с. 139.
14) Н. Гоголь. Мертвые души. В Н. Гоголь. Избранные произведения. М., 1946, с. 438.
15) См.: Л. Аллен. Указ, соч., с. 114—116, 124.
16) Н. Гоголь. Вий. В кн.: Н. Гоголь. Указ, соч., с. 153—156, 164.
17) А. Блок. Указ, соч., т. 2, с. 225, 228—229.
18) А. Фет. Стихотворения и поэмы. Л., 1986, с. 82.
19) См.: Л. Аллен. Указ, соч., с. 131.
20) Р. Тименчик. Неизвестное стихотворение Анны Ахматовой.— «Октябрь», 10, 1989, с. 183.
21) Б. Пастернак. Доктор Живаго. Београд, 1988, с. 298. — Кроме реминисценций, приведенных Смирновым, надо указать также на переклички, им не отмеченные («он попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастия», «вагоновожатый», «злополучный вагон», «притиснутый к окну», «в раме окна», «стал пробовать открыть окно вагона» (там же, с. 297—299).
22) И. Смирнов. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Пастернака). Wien, 1985, S. 163.
23) М. Булгаков. Белая гвардия. В кн.: М. Булгаков. Собрание сочинений, т. 1, М., 1989, с. 181.—По мнению Р. Тименчика, в мотиве «заблудившихся трамваев» в романе Каверина «Художник неизвестен» также наблюдаются взаимосвязи с Гумилёвским шедевром (Р. Тименчик. Указ, соч., с. 143). На наш взгляд, это не так: образ «медленно» идущих трамваев в седьмой главе «Встречи шестой» этого романа вписывается лишь в общий «каталог» трамвайной символики, которая исследуется в данной статье.
еще рефераты
Еще работы по разное
Реферат по разное
Тые люди, такие как Тиро де Молина в своей пьесе «Севильский распутник и каменный гость» где был создан, тот причудливый характер, который обошёл потом весь мир
17 Сентября 2013
Реферат по разное
Вот ты какая Восточная Сибирь
17 Сентября 2013
Реферат по разное
26. 11. 2009, Телеканал Аист, 17: 00, Новости Сей час. Рабочий день в Иркутской области провел глава корпорации «Роснанотех» А. Чубайс, соб инф
17 Сентября 2013
Реферат по разное
Литературный вечер «Дружба в жизни и лирике А. С. Пушкина» Цели: 1 донести до ребят образ поэта-товарища
17 Сентября 2013