Реферат: Татьяна С. Волкова

Татьяна С. Волкова

Свентокшиская Академия

им Яна Кохановского в Кельце

ul. Leśna 16, 25-369 Kielce, Polska

Тел. (48–41) 344 48 56

Е-mail: ifs@pu.kielce.pl

ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ АВТОРСКОГО СОЗНАНИЯ В ЦИКЛЕ А. БЛОКА «НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ»

В статье поднимается проблема соотношения автора и героя в лирическом произведении. На основе системы понятий, предложенных Б. О. Корманом, разрабатывавшем методику анализа авторского сознания в тексте лирического произведения, в работе рассматривается субъектная сфера лирического цикла А. Блока «На поле Куликовом». В статье показывается, что в цикле есть два вида сознания: индивидуальное (лирический герой) и народное, национальное сознание (ролевый герой). Два образа отражают неразрывную связь современности (лирический герой) и исторического прошлого (ролевый герой). Функцию ролевого героя выполняет образ древнерусского воина, который является носителем речи во втором и третьем стихотворениях цикла и выражается как через субъектное «я», так и через субъектное «мы». Лирический герой А. Блока очень близок автору, при их разделении оценочная позиция является главной, она наиболее чётко проявляется в четвёртом и пятом стихотворениях цикла. Соотношение субъектных «я» («мы») в структуре цикла отражает эволюцию лирического героя Блока в сторону «вочеловечивания».

^ КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: автор, собственно автор, автор-повествователь, лирический герой, ролевый герой.


Одной из актуальных проблем современного литературоведения является проблема соотношения автора и создаваемого им текста. Она включает в себя решение вопросов об авторе как субъекте творчества и объективации авторского сознания в структуре, языке художественного произведения. Этой проблемой занимаются не только литературоведение и лингвистика, авторские высказывания как систему языковых единиц исследуют семиотика, семантика, теория дискурса, структурная поэтика, стилистика, риторика, теория коммуникации. Для литературоведов большое значение имеют работы по изучению структуры поэтического текста Ю. Лотмана, В. Живова, В. Сапогова, Т. Цивьян, А. Жолковского и других учёных.

Особенностями поэтического текста занимались Л. Тимофеев, В. Холшевников, Б. Ярхо, М. Гаспаров, М. Гиршман, Б. Гончаров, С. Кормилов, Н. Костенко, И. Качуровский и другие исследователи.

Для решения проблемы автора, его соотношения с героем большую роль сыграли работы М. Бахтина и Л. Гинзбург.

Проблемой соотношения личности автора и образа автора в лирике занимались Д. Максимов, Н. Степанов, У. Фохт, Ю. Манн.

Проблему авторского сознания в лирике исследовали Б. Корман и С. Бройтман. Целостную, системную концепцию выражения авторского сознания в лирике создал Б. Корман. Он развил идеи М. Бахтина, В. Виноградова, Л. Гинзбург, Г. Гуковского. На его методику анализа поэтического текста с точки зрения выражения в нём авторского сознания мы преимущественно и опираемся, взяв на вооружение интересные, с нашей точки зрения, замечания С. Бройтмана.

Цель нашей работы – проследить формы выражения авторского сознания в одном из интереснейших с этой точки зрения произведений А. Блока – лирическом цикле «На поле Куликовом».

Лирика XIX–XX веков, как неоднократно отмечалось исследователями, в основе своей является автопсихологичной, то есть такой, в которой лирический герой «не просто связан тесными узами с автором, с его мироотношением, духовно-биографическим опытом, душевным настроем, манерой речевого поведения, но оказывается (едва ли не в большинстве случаев) от него неотличимым»1. Правота этого тезиса не является абсолютной, если мы вспомним авторскую песню 60-70-х годов XX века, особенно – песни А. Галича и В. Высоцкого. Их песни – это многоголосие мира, это стремление выразить «чужое», «иное» по отношению к поэту сознание. Причём во многом именно вследствие этого обстоятельства их произведения пользовались большим успехом у слушателей. Неслучайно основной формой выражения лирического сознания в авторской песне стала форма ролевого героя.

Однако если говорить о лирике А. Блока, то сомнений ни у кого не возникает – она автопсихологична, и носителем переживания, выраженного в его лирике, является лирический герой. Да и сам термин, как уже отмечалось,2 был введён Ю. Н. Тыняновым в статье 1921 года «Блок». Ю. Н. Тынянов писал: «Блок – самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает как тема романа ещё новой, нерождённой (или неосознанной) формации. Об этом лирическом герое и говорят сейчас»3.

Широкое признание получило определение термина «лирический герой», данное Б. О. Корманом, который увидел в нём наиболее полное выражение духовной сущности автора. При этом он считал, что лирический герой является «и носителем сознания и предметом изображения, он открыто стоит между читателем и изображаемым миром…»4.

Однако такое определение во всей полноте не отражает сложных взаимоотношений автора и героя в лирическом произведении. Прояснить проблему попытался С. Н. Бройтман. Отмечая не до конца чёткую характеристику лирического героя в трудах Л. Я. Гинзбург и Б. О. Кормана, он делает акцент на том, что «лирический герой, не совпадая непосредственно с биографическим автором, тем не менее является образом, намеренно отсылающим к внелитературной личности поэта, что и приводит порой к наивно-реалистическому отождествлению их. Такой статус приближает этого субъекта именно к полюсу героя, не совпадающего с автором (что отражено в самом термине), но – подчеркнём это особо – двупланового… Адекватное же восприятие лирического героя требует учёта его эстетической «разыгранности» – его нераздельности с автором и неслиянности, несовпадения с ним»5.

Сложность для исследователя такой «неслиянности – нераздельности» отмечал ещё М. М. Бахтин, видевший специфику лирики в том, что в ней нет «принципиальных границ между автором и героем»6. И, действительно, пишет Бройтман: «Как только мы закрываем глаза на авторскую ипостась лирического героя, мы оказываемся вынужденными понимать его по аналогии с эпическим или драматическим персонажем, что стирает специфику лирики. Но если мы игнорируем его геройную ипостась, мы перестаём видеть отличие образа от его творца, т. е. стираем специфику искусства»7. Как на новое явление в литературной лирике, когда, по мнению исследователя, «рождается неосинкретический субъект, в котором «я» и «другой» уже не смешаны (как это было в архаической лирике), а разыграны именно в их нераздельности и неслиянности»8, Бройтман ссылается на произведение А. Блока «На поле Куликовом».

В самом деле, цикл А. Блока «На поле Куликовом» является одним из интереснейших в плане форм выражения лирического сознания. Присмотримся к произведению поближе.

1907–1908 годы в творческой жизни А. Блока – период поисков «нового позитивного (объективного, внеличностного) поэтического идеала»9. Путь к нему означал преодоление изолированных переживаний поэта и лирического героя. Преодолеть же их можно было «только при условии слияния героя с эпохой, оформления поэтического «я» в художественный образ, в котором нашли бы выражение исторические идеи своего времени»10.

Закономерно, что именно в эти годы поэт обращается к историческому прошлому России. Для уяснения сущности настоящего и будущего Родины необходимо было проникнуться национальным народным сознанием, которое наиболее ярко проявляется в периоды исторических потрясений. Крутым поворотом в судьбах страны явилась Куликовская битва. К ней и обратил свои взоры поэт.

Цикл «На поле Куликовом» 1908 года ярко отразил эстетические устремления Блока в переходный для него период, пожалуй, сильнее, чем другие лирические произведения той поры. Он явился образцом выражения его лирического сознания.

Художественное своеобразие этого цикла Н. Венгров увидел в «тонком слиянии истории и современности»11. Такое слияние оказалось возможным благодаря мастерскому соотношению в цикле субъектных образов, связующих собою прошлое и настоящее.

В произведении два центральных лирических образа: лирического героя поэзии Блока и древнерусского воина. Тот и другой находят выражение через субъектное «я». При этом «я» воина поначалу представлено субъектным «мы» (отражение национального народного сознания).

Отделить «я» лирического героя Блока от «я» древнерусского воина возможно, ибо и тот и другой представлены в тексте как носители достаточно ярко окрашенной стилистической речи12.


О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Наш путь – стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь13.


Совершенно очевидно, что это речь лирического героя. А вот пример речи древнерусского воина:


Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:

Не вернуться, не взглянуть назад.

За Непрядвой лебеди кричали,

И опять, опять они кричат…14.


Сложнее отмежевать «я» лирического героя Блока от «я» автора. Это можно сделать, только учитывая контекст всего творчества поэта, представляющего собой «трилогию вочеловечивания» лирического героя.

В цикле «На поле Куликовом» лирический герой поэзии Блока предстаёт перед читателем в тот период, когда он начинает верить в возможность личностного обновления и обновления страны. Именно в этот период характер лирического героя Блока проходит очень важный этап эволюции: «На смену характеру по преимуществу «психологическому» приходит характер «социальный, исторический»15.

Речь лирического героя эмоционально напряжённая, «взрывная». Она врывается в произведение, перебивая спокойную, сдержанную интонацию автора-повествователя (имперсонального автора в тексте, повествующего от третьего лица) и собственно автора (форма субъектного авторского повествования, когда в тексте присутствуют «я» или «мы», которым принадлежит речь). Вернёмся к началу цикла, первому стихотворению, первой его строфе:


Река раскинулась. Течёт, грустит лениво

И моет берега.

Над скудной глиной жёлтого обрыва

В степи грустят стога16.


Ясно, что здесь мы имеем дело с формой автора-повествователя, которая затем перебивается страстной, взволнованной речью лирического героя:


О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь.


В четвёртой строфе как бы сливаются голоса собственно автора и лирического героя с голосом древнерусского воина:


Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами

Степную даль.

В степном дыму блеснёт святое знамя

И ханской сабли сталь…17.


В последних трёх строфах стихотворения всё настойчивее выделяется голос лирического героя, страдающего, мечущегося, предчувствующего надвигающиеся грозные события:


Закат в крови! Из сердца кровь струится!

Плачь, сердце, плачь…

Покоя нет! Степная кобылица

Несётся вскачь18.


Здесь именно оценочная позиция является главной. Она показывает, что лирический герой в цикле проходит эволюцию от внутренней мучительной боли, сумятицы до твёрдой готовности мужественно встретить неизбежное испытание:


Доспех тяжёл, как перед боем.

Теперь твой час настал. – Молись!19.


Это слова собственно автора. Форма «собственно автор» является ведущей в последней части цикла («Опять над полем Куликовым…»). Стилистическая окраска речи здесь иная, нежели в предыдущих четырёх стихотворениях. Стихи звучат торжественно, пророчески. Автор поднимается над героем, историей, современностью, он подводит итог, провидит начало мятежных дней. Авторское начало здесь присутствует как высшее начало, автор выступает в роли судьи.

Насколько откровенно Блок выразил свою авторскую позицию в последнем стихотворении цикла, указал ещё Н. Венгров, заметивший, что Блок сам раскрыл смысл своих образов в статье 1908 года «Интеллигенция и революция» и в пьесе «Песня судьбы»20.

Соотношение субъектных «я» в цикле «На поле Куликовом» определяет композиционные особенности произведения, выявляет его концептуальную направленность.

Открывается цикл картиной изобразительного характера, обещающей эпическое повествование. Субъект как носитель речи здесь отсутствует, повествователь скрыт за текстом. Но уже со второй строфы, как мы уже отмечали, в стихотворение врывается исповедь лирического героя Блока, которая перебивается во втором стихотворении цикла повествованием о Куликовской битве. В роли рассказчика, носителем субъектного «я» здесь выступает древнерусский воин. Изобразительное начало в этом стихотворении не достигает широкого размаха. Поэт сосредоточил внимание на главной мысли: русские воины готовы отдать жизнь «за святое дело». Характерно, что в последней строфе происходит игра отражений: слова воина – «Помяни ж за раннею обедней / Мила друга, светлая жена!» – воспроизводят в сознании исповедь лирического героя: «О, Русь моя! Жена моя! До боли / Нам ясен долгий путь!»

Рассказ о Куликовской битве в третьем стихотворении переходит в исповедь-молитву древнерусского воина накануне решающего сражения. (Эту форму изложения поэту подсказали древнерусские повести: вспомним молитву Дмитрия Донского перед решающей битвой в «Слове о житiи и о преставленiи великого князя Дмитрiя Ивановича, царя руськаго»).

Во втором и третьем стихотворениях цикла предстаёт «я» ролевого героя (носителя «иного» сознания по отношению к автору и лирическому герою, т. е. в данном случае – носителя сознания древнерусского воина). Ролевый герой выражает народное, национальное самосознание воинов. Здесь звучит уверенность в победе народа, хотя и ценою больших жертв.

В четвёртом стихотворении цикла исповедь лирического героя вновь возвращает нас к теме современности. Спокойная светлая тональность уходит из цикла, в него входит монолог героя, полный горечи, сомнений, тревожных предчувствий. Но прошлое не уходит, оно продолжает звучать в современности:


Вздымается конская грива…

За ветром взывают мечты…21.


Наконец, авторский приговор-монолог (то есть монолог собственно автора), синтезируя прошлое, настоящее, будущее, подводит итог диалогу лирического героя Блока и ролевого героя, древнерусского воина. Первый выступает носителем индивидуального сознания, второй – народного, национального.

Исповеди лирического героя Блока окольцовывают рассказ о Куликовском сражении, в котором предстают субъектные «мы» и «я» героя-воина. Может показаться, что в структурном и смысловом планах два носителя субъектного «я», два лирических образа в цикле равносильны. Однако это не так. В структурном отношении образ воина находится в центре цикла, с ним связана и центральная мысль произведения: Россия созрела для новых битв, она находится на пороге новых потрясений, которые определят её будущее. Таким образом, с ролевым героем (образом воина) связаны как тема настоящего, так и будущего России. Лирический герой в цикле является носителем современности. Его исповедь – это метания, раздумья, боль человека, переживающего эпоху реакции после революционных событий 1905 года:


Умчались, пропали без вести

Степных кобылиц табуны,

Развязаны дикие страсти

Под игом ущербной луны22.


^ Лирический герой Блока в цикле через мучительные переживания приходит к мысли о необходимости внутренней, духовной готовности к предстоящим испытаниям, решающий час настал, и сомнения должны остаться позади.

Таким образом, соотношение субъектных «я» в структуре цикла отражает эволюцию лирического героя Блока в сторону «вочеловечивания». Автор подводит лирического героя к решающему моменту его духовного развития, за которым последует качественно новое состояние героя. Это новое – в полном слиянии личного и общего, судьбы героя с трудными судьбами Родины.

^ Tatjana S. Volkova
Holy Cross Academy n. a. Jan Kochanovski

FORMS OF MENTAL PRESENTATION IN “THE FIELD OF KULIKOVO” BY A. BLOK

Summary


The paper presented considers problems of relations between the author and the hero. Based on the system of concepts suggested by B. O. Korman who worked out the analysis of the author’s awareness in a lyrical text, the subjective thesis of the mythical notion “the field of Kulikovo” is described in the paper. The paper also shows that there are two heroes having a mythical awareness – a mythical hero and a real hero. Those two forms imply two kinds of awareness: an individual (a mythical hero) and a national one (a role hero). Both notions connect the reality (the mythical hero) and the historical background (the role hero presented by an old Russian warrior who is the speaker in the second and third poems and is shown as poetic “I” and individual “we”). A. Blok’s lyrical hero is very close to the author himself but in distinguishing them, the act of their evaluation gets the leading role and it is shown in the fourth and fifth poems. The relations between the subjective “I” and “we” in the structure of the whole cycle of poems show the evolution of A. Blok’s lyrical hero towards “humanization”.

^ KEY WORDS: author, the real author, author-presenter, lyrical hero, role hero.


Gauta 2004 02 01

Priimta publikuoti 2004 06 10



1 ХАЛИЗЕВ, В. Е. Лирика. In Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятие и термины. Москва, 1999, с. 138.

2 ХАЛИЗЕВ, сноска 1, с. 137.

3 ТЫНЯНОВ, Ю. Н. Блок. In ТЫНЯНОВ Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. Москва, 1977, с. 118.

^ 4 КОРМАН, Б. О. Лирика Н. А. Некрасова. Ижевск, 1978, с. 48.

5 БРОЙТМАН, С. Н. Лирический субъект. In Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. Москва, 1999, с. 148.

6 БАХТИН, М. М. Автор и герой в эстетической деятельности. In БАХТИН М. М. Эстетика словесного творчества. Москва, 1979, с. 118.

7 БРОЙТМАН, сноска 5, с. 150.

8 БРОЙТМАН, сноска 5, с. 152.

9 МИНЦ, З. Г.; ПУСТЫГИНА, Н. Миф о пути и эволюция писателей-символистов. In Тезисы 1 Всесоюзной конференции «Творчество А. А. Блока и русская культура XX века». Тарту, 1975, с. 149.

^ 10 ДОЛГОПОЛОВ, Л. К. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX – начала XX веков. Москва; Ленинград, 1964, с. 25.

11 ВЕНГРОВ, Н. Путь Александра Блока. Москва, 1963, с. 244.

12 По теории Б. О. Кормана, убедительно разработанной им прежде всего в монографии о лирике Н. А. Некрасова, носителем сознания в лирическом произведении является носитель речи. См. его работы: КОРМАН Б. О. Лирика Н. А. Некрасова. Ижевск, 1978; КОРМАН Б. О. Практикум по изучению художественного произведения. Лирическая система. Ижевск, 1978.

13 БЛОК, А. А. Стихотворения. Поэмы. Театр. Москва, 1968, с. 497.

14 БЛОК, сноска 13, с. 498.

15 ДОЛГОПОЛОВ, сноска 10, с. 68.

16 БЛОК, сноска13, с. 497.

17 БЛОК, сноска13, с. 497.

18 БЛОК, сноска13, с. 497.

19 БЛОК, сноска13, с. 501.

20 ВЕНГРОВ, сноска 11, с. 244.

21 БЛОК, сноска13, с. 500.

22 БЛОК, сноска13, с. 499.