Реферат: С. А. Зинин Внутрипредметные связи в изучении школьного историко-литературного курса Москва: «Русское слово», 2004 введение

С.А. Зинин

Внутрипредметные связи в изучении школьного историко-литературного курса


Москва: «Русское слово», 2004


ВВЕДЕНИЕ

В наши дни понятие образовательного пространства обретает все более масштабный, расширительный смысл. Глубинные социаль­но-экономические и культурно-исторические сдвиги, сопровожда­ющие вступление России в XXI век, не могут не затрагивать сфе­ру отечественного образования, в которой наряду с серьезными структурными, институциональными, организационно-экономи­ческими изменениями наблюдаются тенденции к содержательному обновлению. Решение проблем совершенствования содержания и структуры общего образования, придания ему деятельностного ха­рактера, личностной ориентации и практической направленности было и остается главной составляющей современной образова­тельной стратегии. В век информационных технологий особое значение приобретает способность структурировать и классифи­цировать полученные знания, включать их в разнообразные связи, укрепляя тем самым целостность, фундаментальность знаний в области учебных дисциплин. Применительно к школьному лите­ратурному образованию и в особенности к его завершающему эта­пу эти вопросы обретают особую значимость.

Относясь к разряду важнейших мировоззренческих дисциплин, литература как учебный предмет нуждается в последовательном, системном изучении, учитывающем внутренние диалогические связи историко-литературного процесса. В выпущенных издатель­ством «Просвещение» экспериментальных «Примерных програм­мах среднего (полного) общего образования» применительно к школьному курсу литературы среди прочих дается следующая ре­комендация: «В процессе изучения литературы учителю необходи­мо учитывать историко-литературный контекст, в рамках которого рассматривается произведение; усиливать межпредметные и внутрипредметные связи курса, предполагающие содружество искусств, формирование у школьника культуры литературных ас­социаций, умения обобщать и сопоставлять литературные явле­ния и факты» [272, с. 25]. Речь идет о связях, укрепляющих учеб­ный «корпус» предмета, способствующих углубленному и много­стороннему его изучению.

В методической науке больше внимания традиционно отводи­лось проблеме межпредметных связей в изучении литературы, в то время как вопросы внутрипредметного взаимодействия литера­турного материала в рамках школьного курса не нашли достаточ­но широкого освещения. Те или иные аспекты указанной пробле­мы представлены в работах современных ученых-методистов Г.И.Беленького, О.Ю.Богдановой, В.Г.Маранцмана, Г.Н.Ионина, Т.Ф.Курдюмовой, В.Я.Коровиной, Л.В.Тодорова, Т.Г.Браже, З.С.Смел-ковой, И.С.Збарского, М.Г.Качурина, Е.А.Маймана, Н.А.Демидо­вой, М.В.Черкезовой, С.А.Леонова, В.Ф.Чертова, А.В.Дановского, И.А.Подругиной, Н.А.Сосниной, Ю.И.Лыссого, Л.В.Шамрей, Г.С.Меркина, М.Г.Ахметзянова, Л.А.Крыловой, В.А.Доманского и др. Между тем на общетеоретическом, классификационном и про­граммно-методическом уровнях проблема внутрипредметных свя­зей в школьном литературном образовании не рассматривалась. В наибольшей степени актуализация этого вида связей важна при изучении курса старшей школы, строящегося на историко-литера­турной основе и систематизирующего литературный материал, изученный в основной школе. Целостность, «объемность» пости­жения этого сложного курса во многом зависит от способности учащихся воспринимать историко-литературный процесс в сово­купности его «вертикальных> и «горизонтальных» связей, в мно­гообразных проявлениях его художественно-коммуникативной сущности. При последовательной актуализации различных уров­ней художественной коммуникации, изучение историко-литера­турного курса обретает широкую диалогическую направленность, формируя у учащихся навыки контекстуального рассмотрения ли­тературных явлений. Такой уровень читательской и литературо­ведческой компетенции читателя-школьника может быть достигнут лишь при условии творческого использования новейших достиже­ний современного литературоведения и методической науки. При необходимой дифференциации материала в классах гуманитарно­го и негуманитарного профиля обращение к различным видам ли­тературных связей выводит учащихся на качественно новый уро­вень его постижения.

Прежде всего это касается проблемы художественных универса­лий (архетипов, мифологем, топосов, «вечных» мотивов и других «первоэлементов» художественного сознания), имеющей важное методологическое значение и открывающей для читателя-школь­ника область широких историко-культурных обобщений. Для це­лостного постижения историко-литературной канвы курса важны различные виды межтекстовых художественных взаимодействий (заимствования, подражания, пародирование и т.п.), отражающие принцип преемственности литературных явлений. Введение в чи­тательский обиход старшеклассников таких понятий, как «реми­нисценция», «интертекст», «литературная ассоциация» и других отвечает уровню современной науки о литературе и во многом со­ответствует особенностям современной литературной ситуации, характеризующейся «реминисцентной насыщенностью» художе­ственных текстов, готовностью писателей вступать в свободный диалог с литературной классикой. Третий, наиболее «контактный» уровень художественной коммуникации, представлен историко-бнографическими связями, отражающими различные виды твор­ческого диалога между писателями (наставничество и ученичество, соавторство, соперничество, «притяжение - отталкивание» и.п.). Как уже было отмечено, указанные виды и уровни литератур­ах связей не получили последовательного, системного освещения в методической науке, что вызвало потребность в исследовании и разработке проблемы внутрипредметных связей на теорети­ческом и опытно-экспериментальном уровне.

Важнейшие исходные принципы внутрипредметного взаимотиствия литературного материала заложены в классических трудах Ф.И.Буслаева, А.Д.Галахова, В.И.Водовозова, В.Я.Стоюнина, Острогорского, В.П.Шереметевского, А.И.Незеленова, А.Д.Алферова, В.В.Данилова, Н.М.Соколова, М.А.Рыбникова, В.В.Голубкова и др., послуживших исходной теоретической основой для разработки общей концепции исследования, а также рассказанных выше современных ученых-методистов. Важную роль в формировании концепции исследования сыграли труды литературоведов и философов - А.Н.Веселовского, А.Ф.Лосева, Бахтина, Ю.Н.Тынянова, С.С.Аверинцева, Б.М.Гаспарова, Н.К.Гея, Ю.М.Лотмана, Г.А.Гуковского, Е.А.Мелетяского, В.Е.Хализева, В.И.Тюпы, Ю.Б.Борева, М.С.Кагана, В.Н.Топорова, М.Н.Эпштейна, О.А.Кривцуна и др., посвященные проблемам преемственных связей и художественной локаликации в развитии литературы, а также труды психофилософов, методологов и педагогов, освещающие проблемы системно-ассоциативных связей в обучении (работы Д.С.Милля,Спенсера, Т.Цигена, Г.Мюллера, С.Л.Рубинштейна, Л.С.Выготского, Н.А.Менчинской, Е.Н.Кабановой, Меллер, П.А.Шеварева, Ю.А.Самарина, Н.Ф.Талызиной, П.Я.Гальперина, В.В.Давыдова, Ю.К.Бабанского, П.Г.Щедровицкого, И.В.Блауберга, В.А.Разумного, В.С.Библера, А.М.Сохора, М.А.Данилова, Б.П.Есипова, Э.Г.Юдина, В.О.Онищука, В.М.Монахова, В.Ю.Гуревича и др.). Изучение работ названных ученых, а также наблюдение над практикой современного школьного литературного образования позволили выдвинуть идею необходимости теоретического обос­нования, классификационного и программно-методического осмысления проблемы внутрипредметных связей в изучении ШКОЛЬНОГО историко-литературного курса, понимаемых как ком­плекс многоаспектных литературных взаимодействий на художе­ственно-универсальном, межтекстовом и историко-биографическом уровнях. Умение, по знаменитой формуле Л.Н.Толстого, «сопря­гать» явления и факты, видеть историко-литературный процесс в его внутренней динамике и многоголосом единстве позволяет обо­значить одну из граней различия между «информированным» и подлинно культурным читателем, способным к синтезу духовного опыта предшествующих поколений.

Системное использование внутрипредметных связей в школьном изучении литературы призвано способствовать углублению воспри­ятия внутренней целостности литературного курса старшеклассни­ками, формированию представления о литературном процессе как о динамичном, поступательно развивающемся и внутренне взаимо­связанном историко-культурном феномене. Не менее важным систе­мообразующим фактором в обучении является развитие у учащихся культуры историко-литературных ассоциаций, способности «кон­текстного» рассмотрения литературных явлений и фактов с учетом их «вертикальных» и «горизонтальных», синхронических и диахро­нических взаимодействий. В процессе установления разноуровне­вых внутрипредметных связей происходит обогащение теоретико-литературного инструментария учащихся применительно к сфере художественной коммуникации (понятие об архетипе, мифологеме, «традиционных» мотивах и сюжетах, интертекстуальности, пароди­ровании, заимствовании, реминисцентности художественного текс­та и др.), совершенствуются сопоставительно-аналитические умения старшеклассников, навыки многоаспектного обобщения учебного материала.

В предлагаемой монографии последовательно воплощена ав­торская концепция системного использования внутрипредмет­ных связей в изучении школьного курса на историко-литератур­ной основе в 10—11 классах.

Содержание первой главы составило рассмотрение теоретичес­ких основ художественной коммуникации в литературоведении и эстетике. В этой содержательной части выделены основные уров­ни художественной коммуникации, каждый из которых представ­лен с учетом различных форм взаимодействия литературного ма­териала и творческих контактов между писателями.

^ Во второй главе проблема литературных связей осмысливается в психолого-педагогическом и научно-методическом аспектах как проблема внутрипредметной систематизации учебного материала. Анализ трудов по психологии, дидактике, философии образова­ния, методике, представленный в главе, позволяет судить об эф­фективности внутрипредметной системы связей как необходимо­го структурно-содержательного компонента общей системы усво­ения знаний. Глава содержит анализ современных методических подходов к проблеме внутрипредметной систематизации литера­турного материала включая типологические, культурологические, философско-эстетические и операционно-деятельностные аспек­ты изучаемого вопроса.

^ Третья глава книги содержит анализ современного состояния программно-методического обеспечения курса литературы в стар­ших классах, а также авторскую концепцию изучения курса с опо­рой на систему внутрипредметных связей, включающую их видо­вую классификацию и программу по литературе для 10—11 клас­сов с двухуровневой структурой планирования материала (для школ с базовым и углубленным изучением предмета).

^ В последней главе представлены сценарные разработки уроков различного типа, реализующие основные уровни внутрипредмет-ного взаимодействия литературного материала и представляющие итоги многолетнего педагогического эксперимента, проводивше­гося в московских школах, а также в ряде российских регионов на основе опытно-экспериментальной программы, разработанной ав­тором предлагаемой книги.

Опыт современной школы убеждает в актуальности вопросов, поднимаемых в данной монографии. Можно ли говорить о полно­ценном усвоении историко-литературного курса без понимания классической литературы как процесса, в котором нет «нового» и • устаревшего»? Будет ли адекватным анализ художественного текста без распознавания в нем тех литературных аналогий и пере­кличек, которые явились частью авторского замысла? Эффектив­но ли изучение историко-биографического материала без учета различного рода творческих контактов между писателями-совре­менниками? Поиск ответов на эти и подобные им вопросы представляется весьма важным для современной теории и практики преподавания литературы в школе. Проведенное автором исследо­вание убеждает в том, что проблема внутрипредметной системати­зации литературных знаний является для современной школы ме­тодологической вне зависимости от профиля обучения и связан­ного с ним варианта учебной программы.

Выдвинутые выше позиции и приведенные научные доводы позволяют с уверенностью говорить о широком адресате предлага­емого труда.


^ ГЛАВА I. ОСНОВЫ ТЕОРИИ ХУДОЖЕСТВЕННО КОММУНИКАЦИИ

В ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И ЭСТЕТИКЕ


1.1. ХУДОЖЕСТВЕННО-УНИВЕРСАЛЬНЫЕ СВЯЗИ ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

Теоретическое осмысление роли и места внутрипредметных связей в изучении школьного историко-литературного курса невозможно без многоаспектного анализа проблемы художественной коммуникации в литературоведении, эстетике, философии. Представленные лите­ратуроведческой наукой яркие образцы историко-генетического, сравнительно-исторического, историко-функционального, типоло­гического изучения литературных явлений задают два пересекаю­щихся вектора художественной коммуникации — горизонтальный, синхронический (творческие взаимодействия авторов и текстов в общем историко-временном континууме), и вертикальный, диахро­нический («сквозные» исторические связи между литературными явлениями различных эпох и народов). Характеризуя литературные связи по иерархическому принципу (степень опосредованности творческих влияний и контактов), следует начать рассмотрение с т.н. вертикальных связей, наиболее общей, «надличностной» формой ко­торых являются художественные универсалии. Под последними принято понимать повторяющиеся в художественном мышлении различных эпох образования и приемы самовыражения, заключаю­щие в себе некий исходный, универсальный смысл, не утрачиваю­щийся в процессе нововременных приращений. «В художественных произведениях неизменно запечатлеваются (по воле автора или не­зависимо от нее) константы (здесь и далее курс, автора. — С.З.) бы­тия, его фундаментальные свойства. Это прежде всего такие вселен­ские и природные начала (универсалии), как хаос и космос, движе­ние и неподвижность, жизнь и смерть, свет и тьма, огонь и вода и т.п. Все это составляет комплекс онтологических тем искусства», — отме­чает теоретик литературы В.Е.Хализев [360, с. 42]. Являя собой свое­образный «генофонд», «код» мировой культуры, художественные уни­версалии создают эффект открытого художественно-эстетического пространства, определяющего характер бытования во времени того или иного произведения искусства. Ощущая себя органической час­тью этого пространства, каждый художник, по выражению эстетика О.А.Кривцуна, стремится «быть не своим собственным глашатаем, но «глаголом универсума» (курс, автора. — С.З.) [181, с. 175]. Этот те­зис, восходящий к учению Гегеля о единичном и всеобщем в художе­ственном произведении, обозначает ту сферу связей и отношений, без которой общая картина развития той или иной литературы (как и культуры в целом) теряет свою целостность, распадаясь на разроз­ненные (хотя и рядоположенные) явления и факты. На Западе про­блема художественных универсалий исследовалась такими извест­ными учеными, как К.Г.Юнг. Д.Фрезер, Э.Кассирер, КЛеви-Стросс, Н.Фрай, Э.Нойман, Ш.Бодуэн, Дж.Кэмпбелл, М.Бодкин, Ж.Дюран, Э.Эдингер; в отечественной науке она представлена трудами Ф.И.Буслаева, А.Н.Афанасьева, А.Н.Веселовского, О.М.Фрейден-берг, А.ФЛосева, В.Я.Проппа, Е.А.Мелетинского, С.С.Аверинцева, В.Н.Топорова, ГД.Гачева, С.М.Телегина, Д.Е.Максимова, А.М.Панченко, И.П.Смирнова и др. В этих исследованиях в качестве структу­рообразующих межэпохальных универсалий прежде всего рассмат­риваются архетип и миф как исходные, подсознательные формы ху­дожественного мышления человечества.

В научной литературе встречаются различные определения архети­па (от греч. архе — начало и типос — образ), раскрывающие различные смысловые грани этого сложного явления. Развернутую трактовку его дал в 1942 году известный немецкий писатель-классик Томас Манн, го­воря о существовании некоего «изначального образца, изначальной формы жизни, вневременной схемы, издревле заданной формы, в кото­рую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести некогда предначертанные ей приметы» [220, с. 175]. Более ла­коничное определение архетипа дает С.С.Аверинцев: «Архетипы — это не сами образы, а схемы образов, их психологические предпосылки, их возможность» [2, с. НО]. Вместе с тем подлинным «отцом» учения об архетипах по праву считается швейцарский психолог и философ К.Г.Юнг с его концепцией «глубинной психологии» [394].

По Юнгу, архетипические образы всегда присутствовали в человече­ском сознании, являясь источниками мифологии, религии и искусства. Такие общие «праформы» бытия, воспринимаемые на подсознатель­ном, интуитивном уровне, получили у Юнга определение «архетипов коллективного бессознательного». В мифологии архетипические обра­зы получали своеобразную обработку, превращаясь в символичес­кие модели взаимоотношений человека с окружающим миром. В соответствии с концепцией Юнга человек первобытного общества ощущал себя органической частью природного мира, а дальнейший процесс формирования индивидуального сознания сопровождался стремлением вернуть утраченную целостность, что нашло свое за­крепление в разного рода ритуалах и мифах. По мере углубления рас­хождений между «общим» и индивидуальным сознанием, между осо­знанной и бессознательной сферами бытия перед человеком все ост­рее вставала проблема приспособления к собственному внутреннему миру, сущность которого определяет соотношение личностных эмоци­онально окрашенных комплексов и «коллективного бессознательно­го», т.е. архетипов. В итоге мифологизация бытийственных процессов в представлении Юнга — не столько аллегория явлений объективной действительности, сколько символическое выражение внутренней и бессознательной драмы души [394]. Характеристики различных архетипических образов представлены в работах ученого разных лет: «Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству» (1922), «Об архетипах коллективного бессознательного» (1934), «Психология и религия» (1938), «Подход к бессознательно­му» (1961). Среди множества образов Юнг выделяет важнейшие архетипические образы, отражающие первоосновы бытия:

«мать»: вечная и бессмертная бессознательная стихия, образ Ве­ликой Матери, несущий в себе глубокий эмоциональный смысл;

«отец»: духовное начало бытия, не отождествляемое с интеллек­том, человеческим разумом;

«дитя»: начало пробуждения индивидуального сознания из сти­хии коллективного бессознательного;

«тень»: оставшаяся за порогом сознания бессознательная часть личности, могущая выступать в качестве демонического двойника;

«анима»: («анимус»): бессознательное начало личности, выра­женное в образе противоположного пола;

«мудрый старик» («старуха»): высший духовный синтез, гармо­низирующий в старости сознательную и бессознательную сферы души.

Эти первичные образы, заключающие в себе концентрированное выражение психической энергии человека, служат основой для творче­ской переработки их в мифологии и искусстве. Последователь Юнга Э.Нойман рассматривал архетипы как «трансперсональные доминан­ты», говоря о «вторичной персонификации» архетипического содержа­ния в искусстве последующих эпох [402]. Другие сторонники и оппо­ненты учения Юнга (Ш.Бодуэн, Дж.Кэмпбелл, М.Бодкин, Н.Фрай, Ж.Дюран) по-своему интерпретировали и развивали «грамматику ли­тературных архетипов», соединяя идею «коллективного бессознатель­ного» либо с ритуализмом, либо с поэтической психологией.

Применительно к изучению литературы архетипы рассматрива­ются прежде всего как сюжетообразующие и мотивообразующие элементы, которые, видоизменяясь и обогащаясь новыми смысла­ми, составляют некий «общий» язык мировой литературы («сю­жетные архетипы», «архетипические значения», «мифологемы», «архетипические мотивы» и т.п.). В работах Е.М.Мелетинского раскрывается роль «литературно-мифологических сюжетных ар­хетипов» как важнейших единиц «сюжетного языка» мировой ли­тературы: «На ранних ступенях развития эти повествовательные схемы отличаются исключительным единообразием. На более по­здних этапах они весьма разнообразны, но внимательный анализ обнаруживает, что многие из них являются своеобразными транс­формациями первичных элементов. Эти первичные элементы удобнее всего было бы назвать сюжетными архетипами» [227, с. 5]. Опираясь на учение Юнга, а в ряде случаев оспаривая его, ученый отмечает тот факт, что Юнг оперирует архетипическими образами в «снятом» виде, тогда как свою подлинную реализацию и оправда­ние они получают в разного рода сюжетных схемах: «В мифологии само описание мира возможно только в форме повествования о формировании элементов этого мира и даже мира в целом. Это объ­ясняется тем, что мифическая ментальность отождествляет начало (происхождение) и сущность, тем самым динамизируя и нарративизируя статическую модель мира» [там же, с. 13]. Рассматривая творчество русских писателей XIX—XX веков, исследователь вы­являет особенности воплощения и трансформации сюжетных архе­типов в поэтике А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, А.Белого (соотношение космоса и хаоса, стихии и гармонии, тем­ных сил и светлого начала, героя и его демонического двойника и т.п.). Подобный подход к анализу авторской поэтики дает возмож­ность расположить творчество художников на единой «оси» архетипических представлений, вписать его в широкий культурный контекст, позволяющий увидеть глубинные связи между литера­турными именами и эпохами.

Для данного исследования весьма важным представляется тра­диционный взгляд ученых на русскую литературу как наиболее на­глядное отражение судьбы литературных архетипов в словесном искусстве: русские писатели-классики всегда претендовали на ши­рокий, глобальный охват философских, мировоззренческих про­блем, что отличало их от многих западных художников. Размыш­ляя о роли и месте человека в мире социальных отношений, писатели XIX века выводили злободневную проблематику на уровень «вечных», надмирных вопросов бытия. В этом отношении рассматриваемая интерпретационная методика оказывается в согласии с самим ху­дожественно-тематическим строем русской литературной класси­ки, тяготеющей к всеохватности осмысления социально-исторических коллизий. Например, в творчестве Пушкина, по мнению Е.М.Мелетинского, присутствует ироническое переосмысление ряда архетипических мотивов и образов, а сами архетипы предстают в ослож­ненном, индивидуализированном виде (в этом отношении показа­телен анализ «Медного всадника», «бедный» герой которого ока­зывается в тисках двух неумолимых стихий — водного хаоса и ис­торического творчества, инициируемого гением Петра, выступаю­щего в роли цивилизатора, покорителя естественной стихии). Не­которые архетипические конструкции у Пушкина оказываются как бы «перевернутыми»: наряду с традиционным отождествлением хаоса и смерти («Пир во время чумы») в ряде случаев гибельное начало несет в себе рационалистическое стремление упорядочить стихийные проявления духа («Моцарт и Сальери», «Каменный гость»). Применительно к творчеству Гоголя выделяются архетипы ритуально-праздничного и героико-эпического бытия (ранние по­вести), а также отмечается трансформация архетипов от мифа и сказки к эпосу и социальному быту в позднем творчестве («Мертвые души»). Вместе с тем наиболее благодатной почвой для иссле­дования в области сюжетных архетипов является творчество Достоевского.

Помимо названных бинарных оппозиций «космос - хаос», «свет - тьма» у Достоевского отчетливо доминирует архетип «герой - тень», который получает освещение не извне, а из глубин со­знания героя. «У Достоевского одновременно множатся типы двойников и разрастается борьба противоречий в душе отдельного человека, причем эти противоречия, эта борьба добра и зла имеют тен­денцию, оставаясь в рамках индивидуальной души, разрастаться не только до социальных, национальных, но и до космических масштабах — отмечает Е.М.Мелетинский [227, с. 88]. Исследуя соотношение космоса и хаоса, героя и антигероя в произведениях Достоевского разных лет, ученый рассматривает их в контексте почвеннических идей писателя, противостояния Запада и России, борьбы между тенден­циями к «беспорядку» в обществе и в мире и верой в Бога (расста­новка центральных образов в «Преступлении и наказании» и «Братьях Карамазовых», соотношение света и тьмы в «Идиоте» и «Бесах»). Своеобразным эпилогом трансформаций указанных архетипов является «Петербург» А.Белого, доводящий до крайней точки неназванные оппозиции (главный мотив романа — приближение гологической катастрофы, окончательное вытеснение космоса хаосом в масштабах города-призрака и шире — в общенациональных масштабах).

Исследования подобного типа раздвигают интерпретационное пространство литературного анализа, позволяют взглянуть на лите­ратурные явления с онтологической точки зрения. При этом анализ не отрывается от конкретно-исторических аспектов художественно­го творчества и художественного сознания, но задает некие надысторические параметры оценки фактов литературы в их художествен­но-универсальной общности. Таким образом, возникает три сферы бытования литературного факта: художественно-универсальная, на­ционально-историческая и индивидуально-авторская. Соприкасаясь и проникая друг в друга, эти сферы являют собой общую ось куль­турного развития, без опоры на которую литературный анализ будет иметь односторонний, узко-избирательный характер.

В последние годы в литературоведении продолжается поиск но­вых аналитических и интерпретационных методик, связанных с ре­конструкцией и выявлением видов функционирования архетипических элементов в художественном тексте. В этом отношении представляют интерес исследования Ю.В.Доманского, предметом которых являются архетипические мотивы в русской прозе XIX ве­ка [111, 112]. Анализируя произведения А.С.Пушкина, И.С.Турге­нева, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, ученый выделяет в них архе­типические мотивы вдовства («Студент» А.П.Чехова), сиротства (Татьяна в «Муму» И.С.Тургенева, Варенька в «Бедных людях» Ф.М.Достоевского), метели («Метель» и «Капитанская дочка» А.С.Пушкина, «Ведьма» А.П.Чехова) и др. Выявляя и характери­зуя указанные мотивы, исследователь опирается на определенный механизм реконструкции архетипического значения:

рассмотрение одного и того же мифологического мотива (мифо­логемы) в разных национальных мифологиях;

установление значения этого мотива;

соотношение друг с другом различных значений;

выявление общего значения всех мифологем, которое, со значи­тельной степенью вероятности, и будет значением архетипа.

Исследования такого рода убеждают в возможности рассмотре­ния мотива в литературном тексте через архетипическое значение и позволяют говорить о типологии архетипических мотивов в литера­туре (стихийные проявления природы и мироздания, циклы челове­ческой жизни с ее ключевыми моментами, роль и место человека в мировом пространстве). Затрагивая как онтологические, так и ант­ропологические аспекты художественных универсалий, подобные концепции позволяют оперировать архетипическим значением в рассмотрении различных художественных коллизий. Вместе с тем сам процесс реализации архетипического значения может быть представлен двояко: наряду с полноценным его воплощением воз­можно частичное (отдельные семы) или трансформированное (ин­версия мотива) присутствие его в художественном тексте. По Ю.В.Доманскому, инверсия архетипического значения мотива мо­жет выступать как показатель неординарности персонажа, его от­ступления от универсальных нравственных ценностей (признание неординарности героя в звучании финала пушкинской «Метели»; игра барыни в несчастную вдову, разрушающая архетип беззащитно­сти вдовства, в повести Тургенева «Муму» и т.п.).

Литературоведческие изыскания в области архетипов и архетипи­ческого убеждают в том, что первоначальные «схемы образов», обла­дающие сюжето- и мотивопорождающей функцией, находят свою реализацию в различных формах художественного творчества и прежде всего — в мифологии. В философии и эстетике миф зачастую рассматривается как бессознательное воспроизведение архетипических схем бытия, предполагающее слияние реального и идеального, конкретного и условно-символического (Е.Г.Яковлев, В.Н.Топоров, И.П.Смирнов и др.). По утверждению А.Ф.Лосева, миф — это «взгляд, но не на ту или иную вещь, а взгляд вообще на все бытие, на мир, на любую вещь, на Божество, на природу, на небо, на землю, на свой, наконец, костюм, на еду, на мельчайший атом повседневной жизни, и даже, собственно, не взгляд, а какая-то первичная реакция сознания на вещи, какое-то первое столкновение с окружающим [207, с. 70]. Рассматривая миф как простейшее, до-рефлективное, ин­туитивное взаимоотношение человека с вещами, ученый сближает его с понятием архетипа. Более конкретно эта связь сформулирова­на А.В.Гулыгой: «Архетип — скелет мифа, миф — живая плоть архе­типа» [98, с. 273]. Терминологически эта взаимообусловленность по­нятий представлена различными определениями: «мифема»(К.Леви-Стросс), «мотивема» (Э.Дандис), «мифологема» (К.Г.Юнг), «схема человеческого духа» (П.А.Флоренский), «мифопоэтическая схема» (В.Н.Топоров). В «Эстетике» О.А.Кривцуна архетип и миф соотнесе­ны как, с одной стороны, образец, а с другой — форма жизни и объ­единены в понятие «мыслеформа», которое, наряду с другими уни­версалиями, обладает высоким продуктивно-созидательным потен­циалом и «рассеяно в особых интенциях сознания и мифологии» [181, с. 195]. В связи с этим следует обратиться к мифологическим аспектам проблемы универсалий в литературном творчестве.

Соотношение мифа и художественной литературы традиционно рассматривается в двух аспектах: эволюционном и типологическом.

Первый предполагает рассмотрение мифа как определенной стадии человеческого сознания, исторически предшествующей возникнове­нию письменной литературы. В этом случае литература соотносится с реликтовыми формами мифа, во многом разрушая их и не сосуще­ствуя с ними во времени. Типологический аспект подразумевает со­поставление мифологии и литературы как двух отличающихся друг от друга способов видения и описания мира, взаимодействующих между собой в едином культурном пространстве. Принципы типоло­гического подхода к изучению мифа и литературы отчетливо заявле­ны еще в начале XIX века Ф.Шеллингом, который, как и другие представители романтической эстетики, в частности рассматривал миф как некий прототип художественного творчества, исходный ма­териал для поэзии. На русской почве эти идеи получили свое разви­тие в трудах ученых-мифологов — Ф.И.Буслаева, А.Н.Афанасьева, А.В.Котляревского и др. «Миф есть древнейшая поэзия, и как сво­бодны и разнообразны могут быть поэтические воззрения народа на мир, так же свободны и разнообразны и создания его фантазии», — писал А.Н.Афанасьев [8, с. 46—47]. Важнейшими принципами рус­ской мифологической школы явились признание органической свя­зи мифологии, языка и народной поэзии, выявление коллективной природы творчества, введение сравнительно-исторического метода исследования, позволившего пересмотреть состав русского фольк­лора с точки зрения его мифологической интерпретации. Вместе с тем наряду с фольклорной формой бытования мифологических сю­жетов и образов существует и собственно литературная сфера их во­площения. По замечанию А.Н.Афанасьева, «миф не знает хроноло­гии», и эта его универсальность позволяет ему вновь и вновь заявлять себя как важнейшую первооснову всех трансформаций и модифика­ций форм бытия в искусстве. В XX веке наметился процесс «ремифологизации» («неомифологизм») в литературе и культуре в целом (главным образом — в западной). Эта тенденция свидетельствует об актуализации той сферы «культурной памяти» человечества, кото­рая питала и питает искусство на протяжении многих веков.

Современные исследования (в частности, работа Г.П.Козубовской [169]), отражающие новое «переживание мифологии» в литературе, опираются на методологию изучения мифа, представленную различ­ными научными концепциями и направлениями:

теория «вечного возвращения» (миф и ритуал) — М.Элиаде,Д.Фрэзер;

взаимодействие магии и мифа (Д.Фрэзер);

исторические закономерности жанров, восходящих к обряду и мифу, форм культуры (А.Н.Веселовский, О.М.Фрейденберг);

теория архетипов и символов (З.Фрейд, К.Г.Юнг);

бинарные оппозиции, отражающие представления древнего че­ловека о мире (К.Леви-Стросс);

изучение языка, его семантики, выявление принципа мифопо-
рождения, текстопорождения (А.Потебня, О.М.Фрейденберг);

исследование механизмов культуры в работах М.М.Бахтина;

современные исследования в области мифологии (А.М.Панченко, И.П.Смирнов, В.Е.Ветловская, В.Н.Топоров и др.).

Опираясь на теории, раскрывающие природу мифа и объясняю­щие глубинные процессы взаимоотношения его с художественной литературой, современные исследователи разрабатывают новые подходы к изучению влияния универсальных мифопоэтических схем на литературное творчество. В известной книге В.Н.Топорова «Миф. Ритуал. Символ» мифологическое рассматривается как высший класс универсальных модусов бытия в знаке. «Отношение художественно-литературных текстов (особенно — великих текс­тов литературы) к этим модусам по меньшей мере двоякое: тексты выступают в «пассивной» функции источников, по которым можно судить о присутствии в них этих модусов, но эти же тексты способ­ны выступать и в «активной» функции, и тогда они сами формиру­ют и «разыгрывают» мифологическое и символическое и открыва­ют архетипическому путь из темных глубин подсознания к свету сознания» — так определяет характер соотношения «миф — лите­ратурный текст» автор указанной книги [343, с. 4]. По мнению ис­следователя, мифопоэтические схемы полнее всего реализуются в бинарных оппозициях, отражающих поединок двух противоборст­вующих сил и направленных на решение какой-либо сущностной сверхзадачи. Известная повторяемость этих коллизий в различных текстах позволяет говорить о едином и связанном тексте, творимом разными авторами и воссоздающем универсальные модели (мифы, символы) бытия.

Выявление мифологичности художественного текста может осуществляться в рамках семантической поэтики (суггестивность стиля). Например, Г.П.Козубовская формулирует подход к иссле­дованию культурных механизмов порождения поэтического текста следующим образом: «Метод исследования суггестивного стиля семантической поэтики — семантический, основанный на выяв­лении значения символики, метафорики, совокупности культуристорических смыслов, заложенных в мифологемах, в восстановлении ассоциативных цепочек, мотивирующих сопряжение «л.алековатых понятий», проясняющих многозначность поэтичес­кого образа, его мифологический подтекст» [169, с. 13—14]. Таким образом, поэтическое слово рассматривается как носитель куль­турно-исторических ассоциаций, а многие символы и метафоры являются мифологемами, открывающими выход в широкое исто­рико-культурное пространство.

Свой путь мифологической интерпретации художественного текста предлагает С.М.Телегин, выдвигая метод мифореставрации: «Мифореставрация — метод анализа фольклорного или художест­венного текста, включающий выявление в нем мифологического сознания, определение дейс
^ 1.2. МЕЖТЕКСТОВЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННО-КОММУНИКАТИВНЫЕ СВЯЗИ: ВИДЫ И ФОРМЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ

Рассмотренная выше проблема литературных связей художествен­но-универсального уровня, восходящих к предыстории человечества и отражающих глубинные традиции художественного творчества, не исчерпывает многообразия форм художественной коммуникации. Творческие традиции могут быть относительно новыми, рождающи­мися в общей динамике художественного прогресса. Законы послед­него явлены через различные виды и уровни ху