Реферат: Источники по истории отношений руси с зарубежьем (торговые пути и военные походы ix–xi вв.)

ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ ОТНОШЕНИЙ РУСИ С ЗАРУБЕЖЬЕМ

(ТОРГОВЫЕ ПУТИ И ВОЕННЫЕ ПОХОДЫ IX–XI ВВ.)


ВИЗАНТИЯ


Новгородская первая летопись мл. извода, ок. кон. XI в.: «В лѣто 6352 [854]. В си же времена бысть въ Грѣчько земли цесарь, именемъ Михаилъ (856–867 гг.)... При семъ приидоша Русь на Царьград в кораблех, бещислено корабль; а въ двусту вшедше въ Суд, много зло створиша Грекомъ и убииство велико крестияномъ. Цесарь же съ патриархомъ Фотѣемъ молбу створи въ церкви святыя Богородица Влахернѣ всю нощь; тацѣ святѣи богородици ризу изънесъше, въ море скудь омочиша; а во время то яко тишинѣ сущи, и абие буря въста, и потапляше корабля рускыя, и изверже я на брегь…

В лѣто 6428 [920]. Посла князь Игорь на Грѣкы вои Русьскы деи 10 тысящь. И приплыша ко Цесарюграду, и многа зла створиша Русь: Суд бо весъ пожгоша огнемъ; а ихъ же имше плѣнникы, овѣх растинаху, иныя же къ землѣ посѣкаху, другыя же поставляюще, стрѣлами стрѣляху; елико же ратнии творят, изъломяще опакы руцѣ и связающе, гвозды желѣзны посрѣде главъ вбивающе; и многыи церкви огневи предаша. Въ время же то царствующю во градѣ Роману, и абие посла Романъ цесарь патрикыя Феофана съ вои на Русь, и огненымъ строемъ пожьже корабля рускыя. И възратишася Русь въ своя…

В лѣто 6429 [921]. Игорь и Олегъ пристроиста воя многы, и Варягы и Полянѣ и Словенѣ и Кривичи, и корабля многы бещисленыи.

В лѣто 6430 [922]. Иде Олегъ на Грѣкы и прииде къ Цесарюграду; и Греци замкоша Съсуд, а град затвориша. И вълѣзъ Олегъ, и повелѣ изъвлещи корабля на брегъ, и повоева около града, и много убииство створиша Грекомъ, и разбиша многы полаты и церкви. И повелѣ Олегъ воемъ своимъ колеса издѣлати и въставити корабля на колеса. И бывъшю покосну вѣтру, и въспяша прѣ, и с поля идоша къ граду. И увидѣвше же, убояшася Греци, и рѣша, выславше къ Олъгови: не погубляи града; имемъся по дань, якоже хощеши. И исъстави Олегъ воя; и внесоша ему брашно и вино, и не прия его, бѣ бо устроено съ отравою. И убояшася Грѣчи, и рѣша: нѣсть се Олегъ, нь святыи Дмитрии посланъ от бога на ны. И заповѣда Олегъ дань даяти на 100, 200 корабль, по 12 гривнѣ на человѣкъ, а в кораблѣ по сороку мужь. Самъ же взя злато и паволокы, и возложи дань, юже дають и доселѣ княземь рускымъ…

В лѣто 6475 [967]. Иде Святославъ на Дунаи на Болгары. И бившемся обоимъ, одолѣ Святославъ Болгаромъ, и взя городовъ по Дунаю, и сѣде княжа ту въ Переяславци, и емля дань на Грецехъ.

В лѣто 6477. [969] И рече Святославъ къ матери своеи и къ бояромъ своимъ: не любо ми есть жити въ Киевѣ, нь хощю жити въ Переяславци и в Дунаи, яко то есть среда земли моеи, яко ту вся благая сходятся: от Грекъ паволокы, злато и вино, овощевѣ различнии; а и-Щехъ и из Угровъ сребро и конѣ, а изъ Русѣ же скора и воскъ и мед и челядь…

В лѣто 6479 [971]. Прииде Святославъ къ Переяславцю, и затворишася Болгаре въ градѣ. Излѣзоша Болгаре на сѣчю противу Святославу, и бысть сѣча велика, и одолѣша Болгаре. И рече Святославъ воемъ своимъ: уже намъ здѣ пасти; потягнемъ мужескы, о братье и дружино. И к вечеру одолѣ Святославъ, и взя град копиемъ, и рче: се град мои. И посла ко Грекомъ, глаголя имъ сице: хощю на вас ити и взяти град вашь, якоже и сему створихомъ… Исполчишася Русь, тако же и Грѣци противу исполчишася; и сразистася обои полъци, и оступиша Русь, и бысть сѣча велика зѣло; и одолѣ Святославъ, и бѣжаша Грецѣ. А Святославъ пакы поиде къ граду, воюя и грады разбивая, иже стоять пусты и до днешняго дне...

В лѣто 6496 [988]. Иде Володимирь въ силѣ велицѣ на Коръсунъ, град грѣческыи… посла Володимеръ, рекъ цесарема Василию и Костянтину, глаголя сице: се градъ вашьславныи взях, слышю же и се, яко сестру имѣетадѣвою; да аще ея не вдасте за мя, се сътворю граду вашему, якоже и сему створих…»


^ Повесть временных лет (Ипатьевская летопись), кон. XII в.: «лѣт̑. ҂s҃ . т҃ . о҃д . [6374(866)] ИдеАсколдъ и Дирд̑ъ на Грѣкы . и приде въ . д҃ı. лѣт̑(14-й год). Михаила цс̑рѧ (842–867 гг.). црс̑ю же ѿшедъшю . на Агарѧны . и дошедшю єму Черноє рѣкы . вѣсть єпархъ посла єму . ӕко Русь идеть на Црс̑ьград̑ . и воротисѧ црс̑ь . си же внутрь Суда вшедъше . много оубииство хрс̑тиӕномъ створиша . и въ двою сту кораблии. Цс̑рьград̑ ѡступиша . цс̑рь же ѡдва в городъ вниде . и с патриарьхом̑ Фотиємъ . къ сущии цр҃кви ст҃ии Бц҃и въ Лахернѣхъ . всю нощь молитву створиша . тако же бж҃ественую ризу ст҃ыӕ Бц҃а . с пѣсьнѣми изнесъше . в рѣку ѡмочиша . тишинѣ сущи. и морю оукротившюсѧ . абьє бурѧ с вѣтром̑ въста . и волнамъ великымъ въставшим̑ засобь . и безъбожныхъ Руси кораблѧ смѧте . и къ берегу привѣрже . и изби ӕ . ӕко малуихъ ѿ таковыӕ бѣды избыти . и въ своӕси възвратишасѧ ❙

В лѣто . ҂s҃ . у҃ . е҃ı [6415(907)] ❙ Іде Ѡлегъ на Грѣкы… и почаша Грѣци мира просити . да бы не воєвалъ Грѣцькои земли . Ѡлегъ же мало ѿступивъ ѿ города . нача миръ творити съ цс̑рема Грѣцькыма . съ Леѡномъ и съ Алексанром̑ . посла к нима в городъ Карла . Фарлофа . Велмуда . Рулава . и Стѣмида… и ркоша Грѣцѣ . чего хочете и дамы ти . и заповѣда Ѡлегъ дати воємъ . на . ҂в҃ (2000). кораблии . по двѣнатьчать гривнѣ на ключь . и по том̑ даӕти оуглады на Рускіє городы . пѣрвоє на Кієвъ . таже и на Черниговъ . и на Переӕславъ . и на Полътескъ . и на Ростовъ . и на Любечь . и на прочаӕ город . по тѣмь бо городомъ . сѣдѧху кнѧзьӕ . подъ Ѡльгом̑ суще . да приходѧть Русь . хлѣбноє ємлють єлико хотѧт̑ . а иже придуть гостьє да ємлють мѣсѧчину . на . s҃ (6). мс̑ць . и хлѣбъ и вино и мѧса и рыбы . и ѡвощемъ . и . да творѧть имъ мовь . єлико хотѧть . и поиду же Русь домови . да ємлют̑ оу цс̑рѧ вашего на путь брашно . и ӕкорѧ и оужа . и прѣ . и єлико надобѣ . и ӕшасѧ Грѣци . и ркоша цс̑рѧ и боӕрьство все . аще приидуть Русь бес купли . да не взимают̑ мѣсѧчины . да запрѣтить кнѧзь людем̑ своимъ . приходящим̑ Руси здѣ . да не творѧт̑ пакости . в селѣхъ и въ странѣ нашеи . приходѧщии Русь да встают̑ оу ст҃го Мамы . и послеть цс̑ртво наше да испишют̑ имена ихъ . и тогда возмут̑ мѣсѧчноє своє . пѣрвоє ѿ города Києва . и пакы ис Чернигова . и Переӕславлѧ . и прочии городи . и да входѧть в городъ ѡдіными вороты . съ цс̑ревымъ мужемъ безъ ѡружьӕ . мужь . н҃ (50). и да творѧт̑ куплю ӕко же имъ надобѣ . не платѧче мыта ни в чемь же . цс̑рь же Леѡпъ съ Ѡлександром̑ . миръ ство̑риста съ Ѡльгом̑ . имъшесѧ по дань и ротѣ заходивше межи собою . целова̑вше сами крс̑тъ . а Ѡльга водиша и мужии єго на роту . по Рускому закону . клѧшасѧ ѡружьємь своимъ . и Перуномъ бм҃ъ своимъ . и. Волосом̑ скотьимъ бг҃омъ . и оутвердиша миръ…

В лѣто . ҂s҃ . у҃ . к҃. [6419(911)] Посла Ѡлегъ мужи свои построити мира . и положити рѧды межи Грѣкы и Русью . и посла гл҃ѧ равно другаго свѣщаниӕ . бывшаго при тѣхъ же цс̑рихъ . Лва . и Александра . мы ѿ рода Рускаго . Карлы Инегелдъ . Фарлофъ . Веремудъ . Рулавъ . Гуды Руалдъ̑ . Карнъ . Фрелавъ . Рюаръ . Актеву . Труанъ . Лидульфостъ . Стемиръ . иже по̑слани ѿ Ѡлга великаго кнзѧ Рускаго . и ѿ всѣх̑ иже суть под̑ рукою єго . свѣтълыхъ боӕръ . к вамъ Львови и Александру . и Костѧнтину . великьмъ ѡ Бз҃ѣ самодѣржьцеv̑ . цс̑ремь Грѣцкымъ . на оудѣржаниє и на извѣщениє ѿ многыхъ лѣтъ . межю хрс̑тиӕны и Русью . бывшюю лубовь похотѣньємъ наших̑ кнѧзь . и по повелѣнию . и ѿ всѣхъ иже суть подъ рукою єго . сущих̑ Руси . наша свѣтлость боле инѣхъ . хотѧщихъ же ѡ Бз҃ѣ оудѣржати . и извѣстити такую любовь . бывшюю межю хрс̑тиӕны и Русью . многажды право судихом̑ . но точью простословесенъ . и писаниємь и клѧтвою твердою клѣншесѧ . ѡружьємь своимъ . такую любовь извѣстити . и оутвѣрдити . по вѣрѣ и по закону нашему . суть ӕко понеже мы сѧ имали ѡ Бж҃ии вѣрѣ и любви . гл҃авы таковыӕ по пѣрвому слову̑ . да оумиримсѧ с вами Грѣкы . да любимъ другъ друга . ѿ всеӕ дш҃а и изволѣньӕ . и не вдадимъ єлико наше изволениє . быти ѿ сущих̑ . под рукою нашихъ кнѧзь свѣтлыхъ . никакому̑ же съблазну или винѣ . но потщимсѧ єлико по силѣ . на схранениє прочихъ и вьсегда лѣтъ с вами Грѣкы . исповѣданиємь и написани̑єм̑ съ клѧтвою . извѣщаємую любовь . непревратну и непостыжну . тако же и вы Грѣци . да храните таку же любовь . къ кнѧземъ же свѣтлымь нашим̑ Рускымъ . и къ всѣмъ иже суть подъ рукою свѣтлаго кнѧзѧ нашего . несъблазнену и непреложну всегда и въ всѧ лѣта…

В лѣто . ҂s҃ . у҃ . м҃ѳ [6449(941)] ❙ Иде Игорь на Грѣкы . и ӕко послаша Болгаре вѣсть къ цс̑рю. ӕко идуть Русь на Цс̑рьград . скѣдии . ı҃ (10). тысѧщь . иже и поидоша . и приплуша и почаша воєвати . Вифаньскыӕ страны . и плѣноваху по Понту . до Ираклиӕ . и до Фофлагоньскы землѧ . и всю страну Никомидииску̑ю пополониша . и Судъ всь пожьгоша. ихъ же ємъше ѡвѣхъ растинаху . и другиӕ же сторожи поставьлѧюще стрѣлами растрѣлѧху . и изъламлѧху ѡпакы руцѣ свѧзавше . и гвозды желѣзны посрєдѣ головъ въбивахуть има . мьного же и ст҃хъ цр҃квии ѡгьневи предаша . и имѣньє не мало ѡбою сторону взѧша . потомъ же пришедшемъ воємъ ѿ въстока... Русь же възвратишасѧ къ дружинѣ своєи к вечеру . и на ноць влѣзъше въ лодьӕ ѿбѣгоша . Феѡфанъ же оусрѣте ӕ въ ѡлѧдѣхъ съ ѡгнемь . и нача пущати ѡгнь трубами на лодьӕ Рускыӕ . и быс̑ вїдѣти страшно чюдо . Русь же видѧщє пламень вмѣтахусѧ въ воду морьскую . хотѧщє оубрѣсти . и тако прочии възвратишасѧ въ своӕси... Игорь же пришєдъ . и нача съвокупити вои многы . и посла по Вѧрѧгы за море . вабѧ и на Грѣкы . пакы хотѧ поити на нѧ…

В лѣто . ҂s҃ . у҃ . н҃в [6452(944)] ❙ Игорь совокупи воӕ многы . Варѧгы . и Русь . и Полѧны . и Словѣны . и Кривичи . и Тиверци . и Печенѣгы наӕ . и тали в нихъ поємъ . поиде на Грѣкы в лодьӕхъ и на конехъ . хотѧ мьстити сєбє... сє слышавъ цс̑рь посла къ Игорови лутьшии боӕры . молѧ и гл҃ѧ . не ходи но возьми дань . южє ималъ Ѡлегъ . и придамъ єщє къ тои дани . тако жє и Пєчєнѣгомъ послаша . паволокы и золото много... и послуша ихъ Игорь . и повелѣ Пєчєнѣгомъ воєвати Болгарьскую землю . а самъ взємъ оу Грѣкъ злато и паволокы на всѧ воӕ . възвратисѧ въспѧть . и приде къ Києву въ своӕси ❙…

В лѣт̑ . ҂s҃ . . ф҃ . . н҃а . [6551(1043)] Посла Ӕрославъ Володимира . сн҃а своєго на Грѣкы . и да єму воӕ многы . а воєводьство поручи Вышатѣ ѡц҃ю Ӕневу. и поиде Володимирь на Цс̑рьград̑ в лодьӕхъ . и придоша в Дунаи . и ѿ Дунаӕ поидоша кь Цс̑рюград̑ . и быс̑ бурѧ велика . и разби кораблѣ Руси . и кнѧжь корабль разби вѣтръ…»

^ Игнатий (?), до 842 г. (?) (нападение на Амастриду): «Было нашествие варваров, росов – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный и на деле, и по имени народ, – начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого (Георгия, т.е. Амастриды), посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [нечестивые] алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…» («Житие Георгия Амастридского». Васильевский. 1915. Т. 3. С. 64).


^ Фотий, первая гомилия «На нашествие росов», 60-е гг. IX в.: «Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская? Что за сгустившиеся тучи горестей, каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град – не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви – что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, – но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой – чтобы не сказать сильнее – таких и стольких бед? Разве не из-за грехов наших все это постигло нас?... Из-за этого шум брани на земле нашей и великое разрушение; из-за этого Господь открыл хранилище Свое и взял сосуды гнева Своего, из-за этого выполз народ с севера, словно устремляясь на другой Иерусалим, и народ поднялся от краев земли, держа лук и копье; он жесток и немилосерд; голос их шумит, как море. Мы услышали весть о них – точнее, увидели воочию скопище их, – и руки у нас опустились; скорбь объяла нас, муки, как женщину в родах. Не выходите в поле и не ходите по дорогам, ибо меч витает со всех сторон! Что мне сказать тебе, – воскликнет ныне со мной Иеремия, – град царственный? Кто спасет тебя и утешит тебя, ибо великим сделалось жерло раны твоей? Кто исцелит тебя?...

Этот скифский народ, жестокий и варварский, выползя из самых предвратий города, будто полевой зверь объел окрестности его. Кто же будет сражаться за нас? Кто выступит против врагов? Мы лишены всего, беспомощны со всех сторон. Какая скорбь сравнится с этими бедствиями? Какой плач сможет выразить безмерность обступивших нас несчастий?...»


^ Фотий, вторая гомилия «На нашествие росов», 60-е гг. IX в.: «…Ведь вовсе не похоже оно на другие набеги варваров, но неожиданность нападения и невероятность стремительности, бесчеловечность рода варваров, жестокость нравов и дикость помыслов показывает, что удар нанесен с небес, словно гром и молния…

Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный – но получивший имя от похода на нас, неприметный – но ставший значительным, низменный и беспомощный – но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объелкак солому или ниву населяющих эту землю, – о кара, обрушившаяся на нас по попущению! – не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб – о горе! – скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Печален рассказ, но еще печальнее зрелище, и гораздо лучше [о нем] умолчать, чем говорить, и достойно [оно] скорее свершивших, чем претерпевших. Ибо нет, не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы – одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ…

Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены – и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него – и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им – и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения…»


^ Иоанн Диакон, рубеж X–XI вв. (о походе 860 г.): «В это время народ норманнов (Normannorum gentes) на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси» (Ioan. Diac. P. 116–117). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 291.


^ Никита Пафлагон, 1 пол. Х в. (о походе 860 г.): «В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту прийдя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, теперь уже совершал набеги на находящиеся вблизи Византия (т.е. Константинополя) острова, грабя все [драгоценные] сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали все, что ни находили, и схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами» («Житие патриарха Игнатия». N.Paphl. 21. 14-19). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 93.


Краткая императорская хроника, кон. IX в.: «Михаил, сын Феофила, [правил] со своей матерью Феодорой четыре года и один – десять лет, и с Василием – один год четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368 [860], на 5-й год его правления пришли Росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены» (Шрайнер. 1991. С. 153). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 106.


Продолжатель Феофана, Х в. (о походе 860 г.): «Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой – правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом…» (Theoph. Cont. 196.6-15; цит. по: Продолжатель Феофана. С. 84).


^ Константин Багрянородный, «Об управлении империей», ок. 950 г.: «О печенегах и росах. [Знай], что печенеги стали соседними и сопредельными также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб, [посему] и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с печенегами. Ведь они покупают у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось. Но и против удаленных от их пределов врагов росы вообще отправляться не могут, если не находятся в мире с печенегами, так как печенеги имеют возможность – в то время когда росы удалятся от своих [семей], – напав, все у них уничтожить и разорить. Поэтому росы всегда питают особую заботу, чтобы не понести от них вреда, ибо силен этот народ, привлекать их к союзу и получать от них помощь, так чтобы от их вражды избавляться и помощью пользоваться.

[Поскольку] и у царственного сего града ромеев, если росы не находятся в мире с печенегами, они появиться не могут, ни ради войны, ни ради торговли, ибо, когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа печенегов и легко – не могут же росы двум трудам противостоять – побеждают и устраивают резню» (Константин. С. 37-39). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 95.


^ Продолжатель Феофана, Х в. (о событиях 941 г.): «Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков. Против них со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий. Он снарядил и привел в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указующий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт…, неожиданно напал на них на Иероне, получившем такое название из-за святилища, сооруженного аргонавтами во время похода. Первым вышедший на своем дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнем, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре (место на вифинском побережье). И послан был тогда по суше им наперехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришел туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливались больше покидать свои суда и совершать вылазки. Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (т.е. Босфора), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не сумели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение. И множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы и бежать с наступлением ночи» (Theoph. Cont. VI.39; цит. по: Продолжатель Феофана. С. 175-176). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 116.


^ Лиудпранд, 2 пол. Х в. (о походе 941 г.): «Королем этого народа (Руси) был [некто] по имени Игорь (Inger), который, собрав тысячу и даже более того кораблей, явился к Константинополю. Император Роман (Роман I Лакапин), услыхав об этом, терзался раздумьями, ибо весь его флот был отправлен против сарацин (арабов) и на защиту островов. После того как он провел немало бессонных ночей в раздумьях, а Игорь разорял все побережье, Роману сообщили, что у него есть только 15 полуполоманных хеландий (тип корабля), брошенных их владельцами вследствие их ветхости. Узнав об этом, он велел призвать к себе калафатов (это слово в оригинале написано по-гречески), то есть корабельных плотников, и сказал им: “Поспешите и без промедления подготовьте оставшиеся хеландии, а огнеметные машины поставьте не только на носу, но и на корме, а сверх того – даже по бортам”. Когда хеландии по его приказу были таким образом подготовлены, он посадил на них опытнейших мужей и приказал им двинуться против короля Игоря. Наконец, они прибыли. Завидев их расположившихся в море, король Игорь повелел своему войску не убивать их, а взять живыми. И тогда милосердный и сострадательный Господь, который пожелал не просто защитить почитающих Его, поклоняющихся и молящихся Ему, но и даровать им победу, [сделал так, что] море стало спокойным и свободным от ветров – иначе грекам было бы неудобно стрелять огнем. Итак, расположившись посреди русского [флота], они принялись метать вокруг себя огонь. Увидав такое, русские тут же стали бросаться с кораблей в море, предпочитая утонуть в волнах, нежели сгореть в пламени. Иные, обремененные панцирями и шлемами, шли на дно и больше их не видели, некоторые же державшиеся на плаву, сгорали даже посреди морских волн. В тот день не уцелел никто, кроме спасшихся бегством на берег. Однако корабли русских, будучи небольшими, отошли на мелководье, чего не могли сделать греческие хеландии из-за своей глубокой посадки. После этого Игорь в великом смятении ушел восвояси; победоносные же греки, ликуя, вернулись в Константинополь, ведя с собой многих оставшихся в живых [русских пленных], которых Роман повелел всех обезглавить» (Liudpr. Antap. V, 15. P. 137–138). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 291–292.


Продолжатель Феофана, Х в. (об отвоевании Крита у арабов в 60-е гг. Х в.): «Самодержец Роман, узнав о нужде, затруднениях и недостатке провианта в войске, тотчас по доброму совету паракимомена Иосифа отправил им продовольствие. Наши немного воспряли духом. Уже почти восемнадцать месяцев, а то и больше вели они осаду, критяне израсходовали запасы продовольствия и деньги и, доведенные до крайности, ежедневно перебегали к магистру; и вот доместик схол в марте шестого индикта по велению всем управляющего Бога призвал войско к битве и приготовил к сражению отряды, щиты, трубы. Приготовив все это, он приказал начальникам тагм и фем, армянам, росам, славянам и фракийцам наступать на крепость. Одни теснили, другие оттесняли, схватились друг с другом, метали камни и стрелы, а когда продвинулись к стенам и бойницам гелеполы (осадные орудия), напали на наглецов страх и ужас. И после короткого сражения наши взяли город» (Theoph. Cont. 480.18-481.11; цит. по: Продолжатель Феофана. С. 198). Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2003. С. 122.


Лев Диакон, 90-е гг. Х в.: «Затем, возведя в достоинство патрикия Калокира, мужа пылкого нрава и во всех отношениях горячего, он (император Никифор) отправил его к тавроскифам, которых в просторечии обычно называют росами, с приказанием распределить между ними врученное ему золото, количеством около пятнадцати кентинариев, и привести их в Мисию (Дунайскую Болгарию) с тем, чтобы они захватили эту страну… Калокир, посланный к тавроскифам по его царскому приказу, прибыл в Скифию, завязал дружбу с катархонтом тавров, совратил его дарами и очаровал льстивыми речами – ведь все скифское племя необычайно корыстолюбиво, в высшей степени алчно, падко и на подкупы, и на обещания. Калокир уговорил [его] собрать сильное войско и выступить против мисян с тем, чтобы после победы над ними подчинить и удержать страну для собственного пребывания, а ему помочь против ромеев в борьбе за овладение престолом и ромейской державой. [За это Калокир] обещал ему огромные, несказанные богатства из царской сокровищницы. Выслушав слова Калокира, Сфендослав (таким именем он назывался у тавров) не в силах был сдержать своих устремлений; возбужденный надеждой получить богатство, видя себя во сне владетелем страны мисян, он, будучи мужем горячим и дерзким, да к тому же отважным и деятельным, поднял на войну все молодое поколение тавров. Набрав, таким образом, войско, состоявшее, кроме обоза, из шестидесяти тысяч цветущих здоровьем мужей, он… выступил против мисян. Узнав, что [Сфендослав] уже подплывает к Истру и готовится к высадке на берег, мисяне собрали и выставили против него фалангу в тридцать тысяч вооруженных мужей. Но тавры стремительно выпрыгнули из челнов, выставили вперед щиты, обнажили мечи и стали направо и налево поражать мисян. Те не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и постыдным образом заперлись в безопасной крепости своей Дористоле…

А с катархонтом войска росов, Сфендославом, он (новый император Иоанн Цимисхий) решил вести переговоры. И вот [Иоанн] отрядил к нему послов с требованием, чтобы он, получив обещанную императором Никифором за набег на мисян награду, удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, которая принадлежит ромеям и издавна считается частью Македонии…

Сфендослав очень гордился своими победами над мисянами; он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью. Объятых ужасом испуганных мисян он умерщвлял с врожденной жестокостью: говорят, что, с бою взяв Филиппополь, он со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей и тем самым смирил и [обуздал] всякое сопротивление и обеспечил покорность. Ромейским послам [Сфендослав] ответил надменно и дерзко: “Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тавроскифами”.

Император Иоанн, получив такой ответ от скифа, снова отправил к нему послов, поручив им передать следующее: “Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы; поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и благодаря споспешествованию Бога неколебимый мир... Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, – ты найдешь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи”.

Это послание рассердило Сфендослава, и он, охваченный варварским бешенством и безумием, послал такой ответ: “Я не вижу никакой необходимости для императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну – мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот Византия и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь ремесленники, добывающие средства к жизни трудами рук своих, а мужи крови, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами”.

Получив известие об этих безумных речах, император решил незамедлительно со всем усердием готовиться к войне, дабы предупредить нашествие [Сфендослава] и преградить ему доступ к столице. Он тут же набрал отряд из храбрых и отважных мужей, назвал их “бессмертными” и приказал находиться при нем. Затем он [повелел] магистру Варде, прозванному Склиром, …собрать войско и отправиться в близлежащие и пограничные с Мисией земли. Они получили повеление провести там зиму, упражняя воинов и объезжая страну, чтобы она не потерпела никакого вреда от скифских набегов. Было также предписано посылать по бивуакам и [занятым] врагами областям переодетых в скифское платье, владеющих обоими языками людей, чтобы они узнавали о намерениях неприятеля и сообщали о них затем императору. Получив такие приказания от государя, [военачальники] вступают в Европу…

Скифы [всегда] сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле… Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев, и дрались, напрягая все силы. Ромеев же одолевали стыд и злоба, что они, побеждавшие оружием и мужеством всех противников, отступят как неопытные в битвах новички и потеряют в короткое время свою великую славу, потерпев поражение от народа, сражающегося в пешем строю и вовсе не умеющего ездить верхом. Побуждаемые такими мыслями, [оба] войска сражались с непревзойденной храбростью; росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя как одержимые, на ромеев, а ромеи наступали, используя свой опыт и военное искусство…

Тем временем показались плывущие по Истру огненосные триеры и продовольственные суда ромеев. При виде их ромеи несказанно обрадовались, а скифов охватил ужас, потому что они боялись, что против них будет обращен жидкий огонь. Ведь они уже слышали от стариков из своего народа, что этим самым “мидийским огнем” ромеи превратили в пепел на Евксинском [море] огромный флот Ингора, отца Сфендослава. Потому они быстро собрали свои челны и подвели их к городской стене в том месте, где протекающий Истр огибает одну из сторон Дористола. Но огненосные суда подстерегали скифов со всех сторон, чтобы они не могли ускользнуть на ладьях в свою землю.

На следующий день тавроскифы вышли из города и построились на равнине, защищенные кольчугами и доходившими до самых ног щитами. Вышли из лагеря и ромеи, также надежно прикрытые доспехами… Что же касается росов (ибо рассказ снова возвращается [к тому месту], от которого он отклонился), то они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев. Они не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов...

И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса и Замолксиса, то ли у соратников Ахилла. Ведь Арриан пишет в своем “Описании морского берега”, что сын Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион, лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свой дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии. Явными доказательствами [скифского происхождения Ахилла] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицая его следующими словами: “Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны”. Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием. О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинствен и могуч, [что] он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие; говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: “Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос”… О тавроскифах рассказывают еще и то, что они вплоть до нынешних времен никогда не сдаются врагам даже побежденные, – когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают. Они поступают так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть. Вот какое убеждение владеет ими…

Сфендослав, израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи. Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, [на поле сражения] подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей. Среди ромеев убитых было триста пятьдесят, но раненых было немало. Вот какую победу одержали ромеи в этом сражении.

Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но видя, что ничего уже нельзя предпринять против несокрушимого всеоружия [ромеев], он счел долгом разумного полководца не падать духом под тяжестью неблагоприятных обстоятельств и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях. Тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину, а ромеи дадут им возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями (они очень боялись “мидийского огня”, который мог даже и камни обращать в пепел), а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Виза