Реферат: Ш. Ш. Гимадеев награжден орденом Трудового Красного знамени, медалью «За заслуги в разведке недр», знаком «Почетный разведчик недр», золотым Почетным знаком нко «Горнопромышленная ассоциация Камчатки»

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ



ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ СЕРГЕЕВСКОГО МЕСТОРОЖДЕНИЯ

(продолжение)




Шамиль Шарифович ГИМАДЕЕВ

Ветеран геологической службы Камчатки.

Более 33 лет отработал на севере Камчатского края. В 1987 - 92 годах руководил Пенжинской ГРЭ. С 1993 года по 1999 год работал генеральным директором ЗАО «Корякуголь». С Камчатки уехал в 1999 году.

Ш. Ш. Гимадеев награжден орденом Трудового Красного знамени, медалью «За заслуги в разведке недр», знаком «Почетный разведчик недр», золотым Почетным знаком НКО «Горнопромышленная ассоциация Камчатки».


^ Часть III

В первой половине января 1973 года тракторная колонна разгрузившись, отправилась в обратный путь. Загрузка небольшая – образцы, пробы и геологическая документация. Я устроился в кабине одного из тракторов. Это был трактор Александра Тексина – опытного рейсовика из Таловского совхоза. Налегке мы без труда добрались до села Оклан, где оказалась база отдыха совхозных рейсовиков. Это обычный дом в небольшом селе, который был открыт целые сутки для всех рейсовиков. Здесь они останавливались, как правило, на ночевку. Спальных мест мало, поэтому ночевали в тракторах или у знакомых. В доме стоял большой стол, за которым и происходила основная «релаксация».

Когда мы прибыли в Оклан, там уже отдыхали ребята из Аянки, Слаутного и Манил. Все искренне обрадовались нам. Мои трактористы (я говорю «мои», т.к. меня определили старшим колонны) тут же пополнили ряды отдыхающих. Прежде всего, сгоняли в магазин и внушительно увеличили на столе запасы винно-водочного субстрата и закуски к нему. Судя по размаху веселья, я сразу понял, что в ближайшие сутки уйти отсюда будет непросто. Мои трактористы быстро догнали общий градус веселья, и тормоза уже не держали. Для жителей села Оклан рейсовики были как заезжие артисты. Практически все местные были соучастниками общего «отдыха». Конечно, выезд на следующий день был категорически невозможен.

В разгар веселья в дом вошел мужчина, по виду местный. Он был весь в крови и не выговаривал половину алфавита. С трудом объяснил, что пришел домой, а там с его женой кто-то. Ему предложили взять топор и разобраться с чужаком. Он ответил, что пытался, разве не видно по кровавым подтёкам. Выпив и немного посидев, он встал и направился к двери, пробубнив: «Может быть, уже можно домой». Нравы в селе были еще те. Тогда мне подумалось, что надо сделать всё, чтобы маршрут грузоперевозок миновал село Оклан.

Только на вторые сутки удалось сдвинуть колонну. Оставшиеся 60 км до Манил ехали долго, около суток. Я ехал во втором тракторе и оба моих тракториста (основной и помощник) были совершенно «мягкими». Головной трактор часто останавливался, а за ним все остальные. При этом они выстраивались во фронт. Во время остановок все успевали немного принять «на грудь». Собственно, остановки организовывались именно для этого. До Манил добрались очень даже веселыми. Здесь так же, как и в Оклане, был свой «кильдым» - место отдыха и релаксации. Больших трудов стоило оторвать от компании одного тракториста, который отвез меня с грузом до Первореченска (это в 9 км от Манил). А впереди еще дорога в Корф.

С началом разворота работ на Сергеевском месторождении, базу экспедиции перевели в поселок Корф. Это решение было спорным. С одной стороны, Корф – это незамерзающий морской порт, солидный аэропорт, более цивилизованный поселок с развитой инфраструктурой и т. д. С другой стороны, удалились от объекта работ еще на 250-300 км. И это не очень хорошо.

Зима 1973 года в Корфе оказалась напряженной. В короткие сроки необходимо было составить отчет о полевых работах 1972 года, а также новый проект работы Чехминского отряда. Кроме того, возникло немало проблем с организацией этого отряда, набора рабочих и ИТР для решения геологических задач.

Отчет по работе за 1972 год был написан и защищен довольно оперативно. Нашим пробам в Центральной лаборатории (г. Петропавловск-Камчатский) дали зеленый свет. Многие искренне радовались высоким содержаниям золота и серебра в наших пробах. Дробление проб, их квартование происходило в Корфе. Дробильный цех тогда возглавлял Н. И. Смаровоз. Дробильщицами работали, в основном, женщины. Хочется отметить, что это был очень дружный коллектив, и они много сделали для того, чтобы пробы без задержек доставлялись (авиагрузом) в ЦЛ Петропавловска – Камчатского. Для этого им иногда приходилось работать и по две смены.

По результатам работ 1972 года значительно увеличилось количество найденных кварцевых жил. А среди ранее выявленных жил появились новые сечения с высокими содержаниями золота и серебра. Все материалы подтвердили обоснованность постановки предварительной разведки.

Параллельно с написанием отчета составлялся проект Чехминского отряда. Шла организация полевых работ. В задачу отряда входили поиски новых кварцевых жил на флангах Сергеевского месторождения и их изучение поверхностными горными выработками. Кроме того, в долинах ручьев Шумного и Букварь заложили несколько шурфовочных линий для оценки россыпной золотоносности.

А в это время на самом Сергеевском месторождении пополнялись кадры ИТР и рабочих. Большая часть их – это молодые специалисты. Природные и бытовые условия быстро заставили сплотиться всех. Так было всегда; чем сложнее условия – тем сплоченнее люди.

Отсюда начали свою геологическую карьеру Вениамин Зайцев, Виктор Уваров, Антонина Уварова, Виктор Хворостов, Людмила Безрукова, Людмила Гимадеева, Любовь Кравченко, Валерий Виноградов, Татьяна Виноградова, Владимир Сосновский, Рашид Газизов и др. Практически все они в дальнейшем состоялись как специалисты.

В. Зайцев после работ на рудном золоте (Сергеевском и Аметистовом месторождениях) прошел хорошую школу в Пенжинской ГРЭ, где в роли главного геолога познал россыпное золото. Впоследствии возглавил геологический отдел ПГО «Камчатгеология», а затем руководил геологическими службами в горнорудных компаниях Корякии и ЗАО «Корякгеолдобыча». В настоящее время заместитель генерального директора ЗАО «Корякгеолдобыча». Стал кандидатом геолого-минералогических наук.

Под руководством В. Уварова начались первые буровые работы на месторождении. Неплохим буровым мастером показала себя и А. Уварова. Сегодня оба продолжают работать на Камчатке.

В. Уваров был одним из первых, кто организовывал ЗАО «Корякгеолдобыча». Именно он, совместно с Виктором Улановым, Виталием Кошелевым, Владимиром Логиновым, выполнил самую черновую работу при становлении компании. Это потом, много позднее, к ней приросли другие люди.

Стремительную карьеру сделал В. Хворостов. После Сергеевки и разведки Аметистового месторождения он возглавил геологическую службу ПГО «Камчатгеология», став главным геологом. Затем побывал в должности главных менеджеров нескольких горнорудных компаний и даже попрактиковался во властных структурах Петропавловска-Камчатского. Сегодня где-то организовывает очередную горнорудную компанию.

В. Виноградов был последним начальником Сергеевской ГРП. Мало кому известно, что именно он является тем, кто оставил конкретную надежду на возрождение разведочных работ на Сергеевском месторождении. Благодаря именно его профессионализму на месторождении пробурена скважина глубиной 501 м, которая подсекла рудное тело с высокими содержаниями золота и серебра. Это была первая (или одна из первых) скважин, пробуренных на рудном месторождении Камчатки на такую глубину. Сегодня В. Виноградов проживает в Германии, где признан классным специалистом по бурению скважин в различных регионах мира. Он имеет высокий европейский сертификат специалиста по бурению.

Л. Безрукова, пожалуй, является аборигеном разведочного периода. Это они совместно с В. Виноградовым бурили ту самую скважину, которая оставила надежду на возвращение геологоразведочных работ на месторождении. Тогда их осталось около 10 человек на базе Сергеевки. Основная ликвидация партии уже прошла. Я представляю ту радость Л. Безруковой и В. Виноградова, всех буровиков, когда они вскрыли «слепое» рудное тело (с высокими содержаниями золота и серебра), которое может изменить прогноз по месторождению. Предлагаю Л. Безруковой и В. Виноградову дополнить мои воспоминания периодом разведки месторождения. Думаю, что это будет интересно многим. Отрадно, что Л. Безрукова до настоящего времени является полевым геологом.

Р. Газизов стал большим специалистом по подсчету запасов рудных месторождений. Возглавлял геологическую службу в горнорудной компании.

Здесь начал самостоятельные топогеодезические работы В. Сосновский. Он первым на месторождении разбил топографическую сеть и увязал все горные выработки. Сегодня руководит большим отделом в г. Новосибирске.

Л. Гимадеева является одним из первооткрывателей Сергеевского месторождения. Еще будучи студенткой, она проводила здесь шлиховое опробование, отбор штуфных и металлометрических проб. Она является соавтором отчета по первой Сергеевской партии. Именно в этом отчете были впервые описаны золоторудные кварцевые жилы, их вмещающие породы и приконтактовые изменения. А в полевых исследованиях 1970 года выявились практически все рудные тела, ставшие в дальнейшем объектами для предварительной разведки. Здесь же началось ее увлечение геохимическими методами поисков.

Было время, когда многие геологи подшучивали над теми (в том числе и над Гимадеевой), кто строил геохимические ореолы (особенно, по потокам рассеяния) и даже пытался вести подсчет запасов по ним. Со временем эти работы стали восприниматься серьезнее. А сегодня рассматриваются как один из надежных методов поисков. В комплексе с оперативным бурением геохимические методы могут увеличить количество рудных объектов кратно. Особенно актуальным данный метод представляется при поисках золоторудных месторождений, связанных с метасоматитами. Нахождение таковых вероятны в пределах Ветроваямского вулканогенного поля, где работами Л. Гимадеевой (Ветроваямский геохимический отряд, 1985-88 г.г.) установлены вторичные ореолы рассеяния золота (Гимадеева Л.Ф., 1988ф). По взаимоотношениям микроэлементов (путем их геохимических расчетов) можно судить о глубине среза месторождения и о вертикальной зональности рудных тел. По расчетам Л. Гимадеевой между двумя рудными телами по жиле № 1, вскрытыми штольневым горизонтом и скважиной на горизонте 315 м, прогнозируется минимум еще одно «слепое» рудное тело. Это может значительно увеличить запасы золота и серебра.

Я безмерно благодарен Л. Гимадеевой за ее работу, особенно в начальной стадии поисковых работ на Сергеевском месторождении, когда наряду с организационными и техническими сложностями оказались и высокие физические нагрузки.


В одной из командировок в Петропавловск-Камчатский меня представили новому начальнику геологического отдела КГУ по фамилии Фрайбергер, имени-отчества не помню. Он интересовался работой на Сергеевском месторождении. Я, конечно, доложил о ситуации и последних результатах. Больше всего он удивил меня вопросом о моей личной интуиции в отношении месторождения. То есть, чувствую ли я наличие такового? Что я мог тогда ответить? Сказал утвердительно. Месторождение, несомненно, есть и, в подтверждение этих слов, показал образец кварца с золотом (лучше бы я этого не делал). Через мои руки прошли лучшие образцы с золотом с Сергеевского месторождения, но этот был самым впечатляющим, музейным. Я чувствовал, что, практически, расстаюсь с ним, так как наверняка станет вопрос о передаче его в геологический отдел, якобы для рекламы месторождения.

Так оно и случилось. Мне мягко намекнули, что такие образцы помогут решить судьбу месторождения. У меня не было выбора. Осталось согласиться. А образец представлял собой кусок кварца из развалов жилы Шумной, весь пропитанный золотом. Оно присутствовало в виде мономинеральных желваков, прожилков золота до 2-3 мм, агрегатов зерен кристаллов, натечных форм размером до 3-5 мм. Содержание золота от общей массы кварца составляло не менее 15-20 %. Судьба этого образца неизвестна. Скорее всего, он «потерялся» вместе с начальником геологического отдела, который совсем немного поработав, покинул Камчатку. В своей работе ничем не запомнился, кроме оригинальной фамилии. Остался неприятный осадок, и даже не потому, что не стало образца, а от того, что на такие должности приходят случайные люди.

В той же командировке я получил радиограмму от начальника Сергеевской ГРП Романова В. П. с просьбой найти электрослесаря на подземные горные работы. Я зашел в отдел кадров и сделал заказ. На следующее утро захожу в вестибюль управления и, буквально, пробираюсь сквозь толпу каких-то людей. Вскоре выясняется, что эти люди пришли устраиваться на работу. Якобы, с севера прибыл человек для набора рабочих. Я и представить не мог, что таковым являюсь именно я. В отделе кадров П. Головин (начальник кадров) сказал: «Выбирай». Созвонился с Романовым. Выяснил, что нужны еще кое-какие специалисты, в том числе и проходчики. Желающих оказалось много. Пришлось провести конкурс. Набралось более десяти человек.

Не помню как, но приобрел на всех билеты и привез их в аэропорт. Не удивился, что рейс сначала отложили, а затем перенесли на следующий день. Тогда редко кому удавалось вылететь с первого захода. На следующий день кое-кого из моей команды не досчитался. Кто-то подрался, и его увезли в милицию. Пришлось их выручать. Милиция меня отчитала, что я со своими рабочими плохо провожу политико-воспитательную работу. Я обещал исправиться, при этом объяснил им, что как только я увезу их на север, где они будут трудоустроены, у милиции на юге Камчатки станет меньше работы. Они правильно смекнули и взяли под охрану всю мою команду, а через час поинтересовались, не требуется ли мне еще десятка два таких рабочих. Уж очень они их достали. Улетали несколько дней. Наконец установилась погода, и все мы в сопровождении милицейского эскорта направились к трапу самолета. Многие из этих рабочих полюбили наш образ жизни и остались в геологии на долгие годы.

Лето отличалось большим наплывом гостей. О Сергеевском месторождении прослышали некоторые организации и институты. И, конечно, в первую очередь, близлежащие. В то время в Магадане процветал СВКНИИ. Это был хороший, настоящий НИИ (в отличие от многих других в стране) с грамотными научными кадрами. Институт ежегодно издавал свой журнал с обзором новостей различных отраслей, в том числе и геологических. Вот из этого института на Сергеевку добралась группа их сотрудников. Среди них был бывший работник нашей экспедиции В. Василенко, а с ним геолог Красный (сын известного доктора ГМН наук Красного Л. И.). Кстати, в этом институте работал В. Ф. Белый, большой специалист по Охотско-Чукотскому вулканогенному поясу. Интерес к новым золоторудным объектам всегда был высок. И в научном мире тоже. Возникали новые темы. Кому-то необходима была научная карьера.

Эта группа летела с Магадана на вертолете МИ-4, который по каким-то причинам не нашел нашу базу, и они появились здесь пешком, оставив груз в 8-10 км восточнее базы. Груз у них был немалый. Но самый ценный – свежая картошка. За грузом отправили трех лошадей. Нас, конечно, опередил медведь. Он не все уничтожил. Кое-что осталось. Самым загадочным стало исчезновение большого брезентового баула (это больше обычного мешка) с картошкой. Он исчез бесследно. В радиусе 2-3 км не нашли ни единой картофелины. Такое ощущение, что он взвалил баул на плечо и осторожно унес далеко-далеко. Необычную картину наблюдала моя жена Людмила. С базы Ветроваямского отряда на ее глазах бежал медведь на трех лапах, держа подмышкой мешок с мукой. Зрелище неслабое. Видимо, таким же способом медведь унес баул с картошкой.

Научные сотрудники рассказали о новостях светской жизни в стране, а также о новых сведениях по геологии. В это время на Северо-Востоке и Дальнем Востоке были открыты и начаты разведочные работы на нескольких золоторудных месторождениях. Большие перспективы ожидались на Карамкене, который, как и многие другие, являлся близповерхностным золото - серебряным месторождением с ритмично-полосчатым кварцем. Содержания золота и серебра достигали первых сотен г/т. Золото и серебро определялись только химическим анализом.

Говорят, что этот кварц показали начальнику управления Драпкину И. Е. и сказали, что содержание золота высокое, но оно невидимое. Израиль Ефимович обратил внимание геологов на темные тонкие полосы кварца. Когда рассмотрели под бинокуляром, то увидели тонко распыленное золото. Все-таки было какое-то природное чутье на золото у этого человека.

Карамкенское месторождение разведали быстро, построили ГОК, который принимал лично Алексей Николаевич Косыгин – председатель Совета министров СССР. Колымчанам (золотодобытчикам) тогда вообще повезло. Косыгин попросил их нарастить добычу золота, а взамен существенно увеличил фонды поставки техники, оборудования, материалов, снаряжения и т. д.

В то же лето Сергеевку посетил главный геолог управления Т. В. Тарасенко. Побывать здесь ему было вдвойне интересно. С перевала участка Центрального хорошо просматривается Ичигемский хребет, где он, будучи молодым техником-геологом, в 1949 году начинал свою работу на Камчатке.

Следом за магаданцами прилетела группа сотрудников ЦНИГРИ – Щепотьев Ю. М., Андрусенко Н. И. Все-таки мир тесен. В 1964-65 г.г. я был на практике в Берелехской экспедиции Северо-Восточного геологического управления, где одну из партий возглавлял Ю. М. Щепотьев. В связи с этим, у нас оказалось немало общих знакомых. А сейчас он был в роли старшего научного сотрудника головного института благородных металлов. К этому времени он уже стал кандидатом геолого-минералогических наук. Диссертацию защитил по Южно-Камчатским месторождениям. Его спутница, Надежда Ивановна, тоже кандидат наук, занималась изучением газово-жидких включений, декрипитацией кварца и определением на этой основе температуры образования кварца.

Их визит связан со сбором материалов по золоторудным месторождениям Северо-Востока и Дальнего Востока страны. Но и для нас он был важен. С их слов в ЦНИГРИ постоянно «обитал» куратор от ЦК партии, который отслеживал появление новых перспективных объектов, и, при необходимости, влиял на их финансирование. Особо крупные месторождения тогда включались в решения съезда партии, и для такого объекта открывалась зеленая улица по всем направлениям. Ю. М. Щепотьев сразу начал покровительствовать нашему месторождению. Думаю, что он высказал свое положительное мнение при распределении финансирования разведочных работ. Кроме того, дал мне несколько хороших советов по написанию диссертации. В это время я учился в заочной аспирантуре при Казанском университете на кафедре полезных ископаемых у В. А. Полянина. С Надеждой Ивановной мы представили на одном из совещаний совместный доклад о температуре образования руд Сергеевского месторождения. С помощью этой группы были сделаны кое-какие химические и минералогические анализы руд нашего месторождения.

В те, уже далекие советские времена, различные отрасли в геологии курировали конкретные люди от большой науки. Золото – Г. П. Волорович, олово – С. Ф. Лугов, ртуть – Федорчук и т. д. Удобно было. Знали, с какой отраслью к кому обратиться. Не без их участия решались вопросы об ассигнованиях тех или иных месторождений. Они знали даже мало-мальски значимые месторождения, зачастую, очень даже детально, так как многие из них посещали лично.

Вот с такой целью появился на Камчатке один из главных оловянщиков страны С. Ф. Лугов. Он прибыл, чтобы ознакомиться с Айнаветкинским оловорудным месторождением. Оно ему понравилось. Говорят, что, увидев руды Айнаветки, он воскликнул, что это вторая Боливия. Наверное, он нам слегка польстил, так как ассигнования по олову очень быстро сократились. Совсем неожиданно Лугов С. Ф. прилетел на Сергеевку. Он сразу оговорился, что об этом его попросил министр геологии РСФСР Лев Иванович Ровнин. Мы провели с ним экскурсию, показали типы руд, тогда было что показать. Это было летом. Стояла великолепная погода, вокруг красивые пейзажи. Почему-то наши края он сравнил с Крымом. Прилетел бы он в декабре!!! Тем же МИ-4 с небольшой коллекцией типов руд улетел в тот же день.




^ Лугов С. Ф., Гимадеев Ш. Ш., старший геолог ГРП Шипицын Г.П. на месторождении


Популярность Сергеевского месторождения росла. Летом 1973 года рудами Сергеевки заинтересовались научные сотрудники Читинского НИИ. Один из его сотрудников прилетел на МИ-4 с копиями фото из отчета первой Сергеевской партии. На фото были различные типы руд, в том числе полосчатые (самые продуктивные), каркасные и др. Сотрудник даже толком не представился и в категорической форме потребовал образцы этих руд. Человек, вроде, из Сибири. Даже москвичи не могли позволить себе такое нахальство. Пришлось его слегка «приземлить», но несколько образцов все-таки дали.

Я хорошо понимал, ему нужен был еще один геологический объект для встраивания в его глобальную научную работу. Иногда такие люди приезжали с рекомендациями больших министерских начальников в полной уверенности, что мы бросим все свои производственные дела и срочно начнем собирать нужный им материал. Среди них были и те, кто забывал ссылаться в своих публикациях на работы тех геологов, которые являлись непосредственными авторами. Не секрет, что такие псевдоученые нередко наши материалы из производственных отчетов выдавали за свои.

На Камчатку с началом летних месяцев устремлялись представители самых разнообразных организаций. Многих, особенно из столичных городов, привлекал наш край. Сюда стремились ихтиологи, биологи, этнографы, топографы, геофизики и, конечно, геологи. Камчатка была «модной» и побывать в наших краях считалось престижным.

Многие годы, как на юге, так и на севере Камчатки, работали ребята из ВАГТа (Всесоюзного аэрогеологического треста). Они вели плановые геологические съемки и поиски масштаба 1:200 000, 1:50 000, различные тематические исследования, даже проводили аэросъемку побережья Пенжинской губы. Пытались найти погребенные россыпи. Иногда их работы были результативными. Но была одна беда, как и у нас: зачастую не хватало заверки. Если мы не могли что-то оперативно заверить, то им это сделать было еще сложнее.

Наряду с этим у геологов ВАГТа кое-какие работы выполнялись на более высоком уровне. Все-таки это был аэрогеологический трест. По сравнению с нами они лучше владели аэрофотоснимками (АФС), изготавливали и имели фотоматериалы более высокого качества. Они вырастили своих хороших и классных дешифровщиков.

Одна из этих групп прибыла на Сергеевское месторождение, чтобы на месте проверить свои дешифровочные признаки. Возглавлял эту группу В. Фомин. Надо отдать им должное, они прибыли со своими АФС, где были отдешифрированы не только границы различных геологических объектов, но и некоторые кварцевые жилы на месторождении. Часть из них действительно подтвердилась на местности. Территории Сергеевского месторождения повезло. На эту площадь были современные (по тем временам) и вполне хорошего качества АФС, и действительно на них четко вырисовывались многие геологические объекты. Это позволило нам впервые с помощью качественных АФС дистанционно заложить поверхностные горные выработки с высокой точностью для вскрытия золотоносных жил на участке Центральном. На АФС главная жила № 1 читалась отчетливо. В это время разведочные работы на ней только разворачивались. Склон был практически нетронутым, и поэтому жила просматривалась, почти, на всем протяжении. Воспользовавшись этим, я отправил на склон с портативной радиостанцией техника-геолога Березкина В. П., а сам остался внизу с другой радиостанцией. По моей корректировке он установил штаги по осевой части жилы на всем ее протяжении. Точность заложения канав после такой разметки была идеальной. Это ускорило вскрытие и изучение жилы № 1 поверхностными горными выработками, значительно сократило их объемы.

С геологами аэрогеологического треста я сотрудничал многие годы (не менее 20 лет). Со многими сдружился и до сих пор поддерживаю контакты. Они не кичились своим московским происхождением, за что находили среди нашей геологической братии любую помощь и поддержку. Нередко пересекались наши геологические маршруты в полевых условиях. Это были полезные встречи для обеих сторон. При этом сопоставлялись различные сведения о геологическом строении территории. Бросались в глаза их маршрутные рабочие. В отличие от наших они выглядели более солидно. Оказалось, что рабочих они набирают по большому конкурсу. Это не простые рабочие. Многие из них со степенями математических, физических и других наук. На полевой период они оставляли свои кафедры, лаборатории и ежегодно боролись за право побывать на Камчатке, а затем всю зиму рассказывали своим коллегам геологические байки. Это были очень высокоинтеллектуальные рабочие. Они мало чего умели, но в отличие от наших, были вежливы и учтивы, не сквернословили, говорили только на классическом русском языке, если пили, то умеренно. Послать такого рабочего куда-нибудь «по матери» или дальше, у геологов язык не поворачивался. Вопрос, какой рабочий лучше для полевых работ, остается дискуссионным.

Однажды я отправил нашего вездеходчика на один из лагерей московской партии. Они попросили что-то перебросить на другую стоянку. Вездеходчик вернулся в крайнем возбуждении и долго рассказывал, как живут в поле москвичи. Мне он сказал, что нам так не жить. Оказывается, в центре их лагеря за столом повариха раскатывала тесто бутылкой, но не пустой, а полной, с водкой. Самое странное, сказал он, что никто не просил или не хотел водки. Ну, как такое может быть, тем более в поле?

В круглогодичных партиях рабочие нередко просили легализовать алкоголь. Некоторые считали, что это не помешает работе. Пришел с мороза, как они говорили, и принял граммов 100-150 для здоровья. Согласен, что при наших морозах это действительно не повредит. А как быть с «тормозами»? У многих они отсутствуют. Ведь тогда прощай «план» и заработок тоже.

Как-то на Чехме проходчики в очередной раз подняли этот вопрос, и я предложил эксперимент. Дело было зимой. Решили, что 150 граммов (чехминских) водки будут выдаваться ежедневно к обеду. Продержались чуть более недели. Наш народ находчивый. Норма 150 граммов при наших морозах, почти ничто. Через 1-1,5 часа от «кайфа» не остается и следа, поэтому рабочие начали объединять пайки и принимать их по очереди. Сразу возникли проблемы, и эксперимент пришлось остановить. Всем стало ясно, что свободное присутствие алкоголя в полевых партиях пока не желательно. Во многих партиях практиковалась брага. Я был противником этого напитка и очень жестко пресекал его изготовление в партиях. Многие знали это, поэтому в моих партиях практически не было браги. В тоже время не было случая, чтобы мы не отметили чей-то день рождения или не отпраздновали крупные праздники (новый год, 1 мая, 7 ноября и, конечно, День геолога). Для этого всегда находился достойный алкоголь.

В то же лето к нам пожаловал министерский чиновник, приезд которого, по-моему, ничего не решал. Судя по всему, он был экономистом. Фамилия какая-то грузинская. Скорее всего, он выпросил командировку из туристских соображений. Побывать на Камчатке (тем более, летом) хотелось многим, а за счет государства - очень многим. Глядя на нашу первую буровую с треногой из местной лиственницы, он долго смеялся. Сказал, что в стране давно забыли про треноги. Горестно было слышать «издёвку» министерского чиновника. А тренога – вынужденная мера в наших конкретных условиях. Жаль никто не намекнул ему, что это позор прежде всего того министерства, которое он представлял.

А следующий визит, несомненно, был важен для Сергеевской ГРП. В июле 1973 года на Сергеевское месторождение собралась комиссия из Москвы во главе с замминистра геологии Ф. М. Морозовым. Вместе с ним был начальник главка (фамилию не помню). Министерскую группу сопровождала местная партийная элита – предрайисполкома Никора, инструктор обкома партии Сергеев, геологическое начальство Камчатского ТГУ и я, для проведения экскурсии по месторождению. Взлетели с аэропорта Тиличики на вертолете МИ-4. Перед взлетом поменяли командира. Должен был лететь Борис Ожиганов – очень опытный пилот, но почему-то на левое кресло сел Юрий Борисов. Возможно, Б. Ожиганов уже вылетал свою саннорму. Вертолет для этого выделили «министерский». Пилоты звали его «белая лошадь». В его окрасе было много белого. В салоне стояли три мягких кресла. Эта машина всегда была в резерве, в ожидании важных персон. Буквально на вертолетной площадке напросился с нами в полет инженер по спецприменению по фамилии Кристалл. Вот такой компанией мы полетели в сторону Сергеевского месторождения. По дороге, в аэропорту поселка Каменского (это районный центр), подобрали первого секретаря Пенжинского райкома Писаренко. Без него мы просто не могли лететь, т.к. это была его вотчина, и он давно искал повод посмотреть, что же там делают геологи. Здесь нашу компанию угостили рыбными копченостями. Посол «бичёвский», но рыба была вкусная. Местные знатоки московским гостям порекомендовали попробовать корюшку. Она им понравилась. Корюшку в районе любили все, от мала до велика. Недавно прошел нерест, и рыбой были увешаны все поселки.

В это время в районе аэропорта гидрогеологическая партия бурила скважину на воду. Московским чиновникам представили начальника партии Валерия Сазонова. Его вид очень впечатлил замминистра. На вид он был как помбур – в промасленной робе. По-деловому он отрапортовал про дела гидрогеологические. Надо отметить, что партия Сазонова была «на щите». Она всегда выполняла план и решала геологическую задачу. Валера хорошо знал экономику и, в отличие от многих, его партия почти всегда получала премию. Заместителю министра В. И. Сазонов понравился, и он порекомендовал И. А. Усольцеву (в ту пору начальник Северо-Камчатской ГРЭ) продвигать его выше. Усольцев усмехнулся. «Куда же выше - буркнул он, - разве, что начальником экспедиции, тогда мне куда?». Вот и поговорили.

Взлетели с аэропорта Каменское на север. Через 30-40 минут полета мы попали в густую дымку. В долине реки Пенжины горела тундра. Пилоты потеряли ориентиры и пригласили меня осмотреться и найти местоположение по каким-нибудь приметам. Я увидел очень характерную вершину (это была гора Чехма) и мы вскоре вышли на базу Сергееевской партии. Чтобы комиссия не утруждала себя подъемом, решили садиться на перевале. Это действительно было удобно. Отсюда всё месторождение как на ладони, самое главное рудное тело начиналось именно здесь. Условия для посадки на перевале были стандартные. Никаких особых преград не было, двусторонний заход, Но так считал я.

На деле все обернулось аварией. То ли командир перенервничал в полете из-за потери ориентиров, то ли по каким-то другим причинам, но вертолет при посадке жестко ударился об землю, а затем попытался взлететь, но оборотов уже не хватило. Вертолет перевернулся. Улетели несущие винты, хвостовая балка, внутри салона сорвало с тросов 500 литровую запасную емкость. Открылась дверь салона и из нее выпал вьючный ящик. Вертолет продолжал переворачиваться и придавил ящик. Как ни странно, но ящик выдержал и остановил дальнейшее переворачивание. Он практически спас нас, так как дальше начинался штольневой рельеф, т.е. крутой склон. Ящик был набит спецлитературой, среди которой было 5 бутылок коньяка. В салоне находились 12 человек. Все начали быстро покидать вертолет, т. к. в любой момент мог произойти взрыв. Нам повезло. Взрыв не состоялся. Позже кто-то сказал, что этим мы обязаны бортмеханику Петру Лебедеву, который успел перекрыть подачу бензина.

На следующий день летная комиссия подтвердила, что мы все родились в «рубашках». Был только один шанс из ста, чтобы мы не взорвались. Видимо, там, «наверху», нас пока не ждали. Не обошлось без ранений. Больше всех пострадал бортмеханик. Запасная емкость придавила ему грудную клетку. Инженер по спецприменению сломал ногу. Остальные отделались ушибами. Московские гости практически не пострадали. Они сидели в мягких пассажирских креслах. Замминистра выбрался из вертолета в руках с корюшкой. Самым расторопным оказался инструктор обкома Сергеев. У него был фотоаппарат, и он успел сделать серию снимков.

Следом за нашим вертолетом из пос. Манилы вылетел еще один вертолет. Он вез какой-то груз для партии и сел на площадку в поселке партии в тот момент, когда разлетались лопасти нашего вертолета. За нашей аварией снизу наблюдал весь поселок. Когда рассеялась пыль, то все увидели на перевале вертолет, лежащий колесами вверх. Это было не слабое зрелище. Через 2-3 минуты второй вертолет (командир Игорь Томашевский) приземлился на перевале и забрал раненых. Пожалуй, самое худшее состояние было у командира Ю. Борисова. За ним пришлось приставить кого-то, так как его психологическое состояние было на грани срыва. Конечно, все пережили шок.

Несмотря на ЧП, министерская комиссия и сопровождающие лица решили в тот же день ознакомиться с месторождением. Я провел экскурсию по участку Центральному и ознакомил с основными золоторудными телами, а затем уже в камералке рассмотрели все геологические материалы по месторождению. Не знаю почему, но вспомнился наш геологический вьючный ящик. Надо отдать должное - добротные ящики производили тогда для нас. Немало потрудились, прежде чем извлекли коньяк. Все-таки есть что-то необъяснимое в алкоголе. В полевых партиях нередко возникают поводы, которые необходимо отметить. Вот и сейчас коньяк оказался очень даже кстати. С его помощью мы в какой-то мере сняли стресс.

Летная комиссия прилетела только на следующее утро. Накануне пытались успокоить командира, даже договорились о версии, как это произошло. Мы знали, что завтра всех допросят, старались как-то облегчить судьбу командира, написали заявление о том, что высокая московская комиссия настояла на посадке именно на этом перевале.



Слева направо: заместитель министра Морозов Ф.М., Гимадеев Ш.Ш., первый секретарь Пенжинского райкома партии Писаренко, начальник Северо-Камчатской ГРЭ Усольцев И.А., председатель Олюторского райисполкома Никора




^ Слева направо: Усольцев, Никора, начальник Главка, Морозов, старший геолог Шипицын, Гимадеев.

Специалисты по разбору аварии быстро восстановили истинную картину происшедшего. Конечно, наши дилетантские доводы не повлияли на их решения. На разбор аварии прилетел сотрудник КГБ. Он внимательно и дотошно расспросил всех и, по-моему, удостоверился, что авария не была спланированной кем-то. Что ж, он выполнял свою работу. Многие пассажиры были далеко не рядовые граждане.

Вот, так закончился этот полет на Сергеевское месторождение. Инженеру по фамилии Кристалл прооперировали ногу, она стала короче. Бортмеханик подлечился и продолжал работать. Командира перевели вторым пилотом. Ушибы пассажиров зажили. Авария всех нас как-то сблизила и даже сдружила. Несколько лет после этого, бывая в Москве, я мог без предварительных согласований пройти к замминистра и повспоминать наш совместный полет. Только спустя какое-то время все осознали, что могло все закончиться очень даже плохо. Вертолет разобрали на части и вывезли на внешней подвеске в пос. Корф, где его через некоторое время восстановили. Он всегда стоял в резерве. Мне еще неоднократно приходилось на нем летать. Многие пассажиры этого рейса до сих пор хранят как сувениры куски от